Ты поступил правильно, друг мой, сказал себе Джульен. Я и понятия не имел, что ты на такое способен, но, что ж — поздравляю. А страдать — полезно. Помогает творчеству. Джин, правда, без всякого страдания обходится. Ну и что? Он умеет, а я нет. Вот и вся история. Да.
   Наконец слева по ходу обнаружился открытый бар, но Джульен прошел мимо.

ГЛАВA ДВЕНАДЦАТАЯ. ВЕНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ

I.
   Зазвонил телефон. Мелисса схватила трубку.
   — Здравствуйте. Меня зовут Триша, я работаю в…
   Мелисса повесила трубку. Хамы, коммивояжеры.
   Позвонили в дверь. Мелисса застыла.
   Кто это?
   На цыпочках она подошла к двери. Посмотрела в глазок, не сообразив, что с включенным светом в квартире это даст понять незваным гостям, что внутри кто-то есть, и этот кто-то боится.
   Оказалось — управдом.
   — Извините, мисс, — сказал он с экзотическим албанским акцентом. Что-то его удержало от любовного приглаживания его лихих усов в этот момент. — В квартире под вами что-то протекло, и я не знаю, откуда течет. В вашей ванной все нормально?
   Мелисса вздохнула с облегчением и закатила глаза.
   — Пошли, — сказала она. — Посмотрим.
   Они вошли в ванную. Управдом рассматривал Мелиссу с большим интересом.
   — Не следует ли вам, — спросила она строго, — смотреть на пол, стены и краны, а не на мои сиськи?
   Нет, все было в порядке в ванной, и с сиськами тоже. Управдом пожал плечами.
   — Хорошо, — сказал он. — Извините, что потревожил вас, мисс. Мне, возможно, понадобится придти еще раз через несколько минут, и выключить у вас воду.
   — Зачем вам выключать у меня воду?
   — Чтобы можно было починить там, внизу. Я не хочу выключать воду во всем здании.
   — Понятно, — сказала она ледяным тоном.
   — Да. Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи.
   Он наконец-то пригладил усы, подмигнул ей (она ответила ему суровым взглядом) и ушел. Мелисса вернулась в кресло. Телефон зазвонил. Она схватила трубку.
   — Привет, — услышала она голос Уайтфилда. — Ты в порядке?
   — Да. Так что же?
   — Ни о чем волноваться больше не надо. Вообще ни о чем. Я все уладил.
   — Спасибо, — искренне сказала она. — Я не буду…
   — Правильно. Не будешь задавать мне глупых вопросов. Ну, пока.
   Она очень ему доверяла. Было сожаление, и разные грустные мысли ее обуревали, но в целом она чувствовала огромное облегчение. Она решила провести вечер дома, посидеть, скрестив по-индейски ноги, в своем любимом мягком кресле, почитать что-нибудь. Посмотрела на книжную полку. Французский роман девятнадцатого века привлек ее внимание. Она уже год собиралась его прочесть. Она сняла его с полки и устроилась в кресле. Позвонили в дверь.
   Мелисса выругалась сквозь зубы, отложила книгу, и промаршировала ко входу, чтобы дать управдому войти. Открыла дверь не глядя. Это был не управдом.
   Худая, миниатюрная, красивая молодая негритянка подняла руку. Дуло револьвера смотрело Мелиссе в лицо.
   — Двигайся, — сказала гостья. — Медленно.
   Мелисса шагнула назад. Девушка вошла в квартиру и позволила двери за собой закрыться.
   — Сядь, — сказала она.
   Мелисса, бледная и ранимая, села в любимое кресло.
   — Красивый халат, — заметила Зиния. — Очень милая квартира. Ты здесь одна живешь?
   — А… нет, — соврала Мелисса.
   — Ясно, — Зиния облокотилась о письменный стол. — На твоем месте я бы не делала резких движений, — предупредила она, сунув пистолет за ремень брюк. — Давай просто поговорим, хорошо?
   Мелисса кивнула.
   — Как долго ты знакома с Юджином?
   — С Юджином?
   — Не разыгрывай дуру, — сказала Зиния зловеще. — С Юджином. С твоим бойфрендом. Как долго вы с ним видитесь?
   — С пианистом?
   Зиния издала удивленный смешок, покачала головой.
   — Нет, — сказала она. — С героем оперы. Да! С пианистом! Как долго?
   — Но он вовсе не мой бойфренд.
   — Ты что, думаешь, что ты крепкая, да? Или умная? Крепкая или умная, ответь.
   — Не то и не другое. Он не мой бойфренд.
   Зиния фыркнула презрительно.
   — Стало быть, по-хорошему не получается, — сказала она с сожалением. — Ну, хорошо, если тебе так хочется, мордашка, тогда, что ж, получишь то, что просишь. Все-таки я не хочу тебя [непеч.]. Правда. Все, чего я хочу — чтобы ты перестала встречаться с Юджином. Навсегда. Начнем с начала. Как долго вы с ним видитесь?
   — Ты сумасшедшая! — сказала Мелисса, боясь и сердясь. — Моя… — Но нет, фраза «Это моя мать с ним спит, покупает ему одежду и спонсирует его концерты» не прозвучала. Мелисса спохватилась, сообразив, что выдав эту информацию, подставит мать — Кассандра окажется следующей, кому нанесут такой вот визит. Мелисса, сама того не зная, была храбрая девушка — черта, которую она унаследовала от матери. — Хорошо, — сказала Мелисса. — Мы видимся. Не часто, раз от разу. Последние шесть месяцев.
   — И как он в постели, ничего?
   — Что за идиотский вопрос! — возмутилась Мелисса. — Ты что, больная?
   Зиния вытащила пистолет, наклонилась вперед, и ударила Мелиссу оружием по лицу.
   — Следи за речью, — сказала она, снова облокачиваясь о письменный стол.
   Мелисса потрогала щеку и нос. На пальцах была кровь.
   — И все же мне кажется, — сказала она храбро, — что вопрос не очень умный.
   Порода. Ничего не скажешь. Такому не научишь — это от рождения дается.
   — Ты просто ответь на него. Не анализируй.
   — Хорошо. Да, он очень даже ничего в постели.
   — Глупости. В постели он плох, — сказала Зиния. — Ты нагло врешь. И все-таки в нем что-то есть, а?
   — Что ты имеешь в виду?
   — В нем больше, чем кажется на первый взгляд. Поэтому-то я и не хочу никому его отдавать. Он мой — я его первая встретила. Понятно?… Милая какая кровать.
   Мелисса повернула голову, чтобы посмотреть на кровать. Зинию кровать совершенно очаровала. Глаза ее, желтовато-карие, стали вдруг мягкими и мечтательными. Она подошла к поднятой на стояках кровати, протянула руку вверх и потрогала покрывало. Мелисса выскочила из кресла. В следующий момент она взяла бы шею Зинии в захват, а другой рукой схватила бы пистолет за поясом у Зинии. Но она споткнулась об оставленный ею на полу телефон. Это задержало ее на долю секунды — достаточно, чтобы Зиния успела снова выхватить пистолет. Мелисса увидела, что терять больше нечего и пошла напролом. Зиния увидела, что терять больше нечего, и надавила курок — один раз! второй! Мелисса схватилась за плечо, осела на пол, и завалилась на бок.
   Все еще с вызовом, но уже перепуганная, с нехорошим холодком в животе, Зиния приблизилась и села на корточки возле Мелиссы. Из шеи жертвы струилась кровь. Глаза были закрыты. Зиния выдохнула нервно.
   — А, [непеч. ]… — сказала она.
   Она мигнула. Она не знала, что ей теперь делать. Она сунула пистолет в карман.
   — Нет, нет, — сказала она.
   Побежала к двери, открыла ее тихо, и вышла из квартиры. Спустилась на лифте в подвал. Вышла через дверь подсобного помещения, минуя таким образом портье. Посмотрела вправо и влево, добежала до угла и увидела телефон-автомат. Добежала до него. Набрала три цифры.
   — Добрый вечер, — сказал женский голос. — Где требуется срочная помощь?
   — Девушка там умирает, в нее стреляли, — сказала истерично Зиния. — Пожалуйста приезжайте быстрее. Это… — она дала адрес. Она пришла в еще больший ужас, когда, вместо того, чтобы давать указания коллегам, женщина-операторша продолжала задавать ей, Зинии, вопросы о ее, Зинии, имени, возрасте, половой принадлежности, а также все тоже самое о жертве.
   — Какая на [непеч. ] разница! — заорала Зиния. — Ты пошлешь кого-нибудь или нет, сука тупая?!
   Тупая сука сказала, что как раз посылает, прямо сейчас. Зиния повесила трубку. Минуты через четыре прибыла скорая помощь, и за ней две полицейские машины. Копы и парамедики побежали к двери. Портье попытался им что-то объяснить, но один из полицейских сказал ему, что он хочет, чтобы портье захлопнул свой [непеч. ] рот прямо сейчас. Зиния повернула за угол и пошла прочь.
II.
   Венский Фестиваль проводится каждый год неподалеку от Дюссельдорфа, небольшого городка в Апстейте. Для празднеств используется гостеприимная долина, окруженная живописными горами. Это, в общем, очень большой парк с мостиками через говорливый ручей, красивый пруд с совокупляющимися лебедями, и сеть троп и тропинок, некоторые из которых обставлены таким образом, чтобы напоминать переулки Вены. Булыжник настоящий. Дома из фанеры, но большинство их сколачивали на совесть, и покрашены они под камень, так что иллюзия полная. Есть магазинчики, забегаловки, концертные залы, театры под открытым небом — и все. Самый большой концертный зал называется Император. В нем, помимо концертов, дают балы.
   Каждый год Фестиваль нанимает сто музыкантов, которые рассредотачиваются по парку и играют Штрауса, Кальмана, Легара, Ланнера, Верди и Чайковского. Император отличается от других концертных залов тем, что платит дань наследию Моцарта. Один пианист, одетый под Моцарта, ответственен за развлечения в Императоре во время Фестиваля. По уговору, из восьми часов игры, четыре часа посвящены фортепианным опусам Моцарта.
   Ави Финкелстайн прибыл в Дюссельдорф на поезде и автобусе, а остальные пять миль до Фестиваля прошел пешком.
   Фестиваль его потряс.
   За двадцать шесть лет жизни Ави никогда раньше не попадал в толпу, состоящую из такого количества экзотически одетого народу, не видел столько счастливых улыбок сразу, не слышал столько живой музыки. Он перекусил в одной из «таверн»: сочное мясо на вертеле, кудрявая картошка. Это было великолепно! Он выпил пива. К его удивлению, пиво тоже было выше всяких похвал.
   Все здесь было удивительно. Все эти обычно скучные клерки и пленники ручного труда выглядели как настоящие мужчины — изящные, обходительные, с достоинством. Какие костюмы! За небольшую сумму можно было взять напрокат костюм в одном из магазинчиков — камзолы восемнадцатого века, пальто, обувь, чулки, парики, шпаги! Мужчины разгуливали во всем этом с тщеславными улыбками… А женщины! Веселые, счастливые! Светские! Женственные! В корсетах, шелках и бархате! А кружева! А шнурки! Стройные были, каждая, квинтэссенциями изящества; полные излучали сексуальную притягательность; самые молодые были игривы и смешливы.
   Выбор костюмов не ограничивался венским восемнадцатым столетием. Помимо обычных для той эпохи ботинок с пряжками и лентами наличествовали охотничьи сапоги до колен, более или менее Эдвардианского Периода; деревянные башмаки; мушкетерские ботфорты со шпорами; ковбойские сапоги, конца девятнадцатого века, тоже со шпорами. Часть присутствующих предпочитала фасоны более ранних эпох; присутствовали средневековые рыцари с бредсвердами у бедер. У женщин, помимо кринолинов, были цыганские юбки, фронтиерные юбки, и кожаные штаны. Все основные исторические восстания и неувязки были представлены так или иначе, с большим количеством людей, одетых под Джефферсона, Кромвелла, Робеспьера и Гарибальди — по всей территории Фестиваля.
   У Ави заняло некоторое время, чтобы вспомнить о цели, которая привела его сюда.
   В информационном киоске он взял карту местности и легко нашел на ней концертный зал под названием Император. Он внимательно изучил толпу, чтобы убедиться, что не выделяется. Нет — кругом было полно людей в обычной одежде. Самые робкие. Смешные. Для целей Ави это подходило.
   Он подождет до темна.
   Он зашел в Император только один раз, дабы убедиться, что тот, кто ему нужен, там. Ошибиться было невозможно. Черный парень за роялем, в седом парике, голубом камзоле, в чулках и башмаках с пряжками — действительно был Юджин Вилье, тот самый, с которым путалась мать Мелиссы. Некоторое время Ави слушал фортепианную игру. Юджин, вроде бы, знал свое дело. Хвала ему. Ави вышел на воздух.
   Он посмотрел короткую пьесу Елизаветинского Периода в одном из театров под открытым небом. Не все понял, но понравилось. Он еще немного поел и выпил пива. Затем он решился зайти в один из магазинчиков и, посомневавшись, выбрал себе парик с буклями и черной лентой. Расплатившись и выйдя из магазина, он тут же его надел. Заметив, что две латиноамериканские женщины смотрят на него, он подмигнул им. Они засмеялись. И он тоже засмеялся.
   Какое приятное времяпровождение! Он подумал — а почему люди не устраивают такие вот фестивали каждую неделю, например? Он был бы не прочь — ни одного бы не пропускал.
   Он посмотрел номер жонглера (обалдеть! класс!). Затем он послушал комика, и нашел его очень смешным. Он завязал разговор с супружеской парой, одетой под Императора Джозефа и сестру его Мари Антуанетт, на одном из мостиков. Он поспорил с толстым черным мужиком среднего возраста, одетым как британский дворянин девятнадцатого века, о достоинствах наблюдения за совокупляющимися лебедями — два лебедя как раз совокуплялись на поверхности озера в этот момент, очень красиво, растопырив крылья и грациозно вытянув шеи. Становилось темно.
   Он послушал струнный квартет, исполнявший один вальс Штрауса за другим и внезапно осознал, что музыка, которую он слушает — красивая. Нет. Больше, чем просто красивая. Она что-то задела в нем, внутри, какие-то струны. Он купил у рыжей маловозрастной девицы в костюме крестьянки малосольный огурец и, жуя его, направился обратно к Императору.
   Юджин играл Моцарта. Ави доел огурец и приготовился ждать.
   Ему нечем было себя занять, и он решил, что попытается послушать и вникнуть.
   Пьеса, которую играл Юджин, была Ави неизвестна. В мыслях Ави Моцарт ассоциировался с первыми тактами Сороковой Симфонии (он понятия не имел, что она так называется); с «Маленькой Ночной Серенадой» (тоже не знал); и с « La Donna й Mobile», арией из третьего акта «Риголетто», которая была написана не Моцартом. То, что он слушал сейчас, не было похоже на эти вещи. Опус показался ему грустным и в то же время страшноватым. Чем больше Ави слушал, тем больше чувствовал себя неудобно. Некоторые пассажи были слишком сложны, чтобы сразу их понять и оценить, и он был благодарен, когда один из них, который ему, не то, чтобы понравился, но заинтересовал, повторился почти полностью. Мастерство у пианиста было потрясающее — во всяком случае, Ави так казалось. Парень умеет. Юджин закончил пьесу и начал следующую.
   Минуты через четыре Юджин поднялся на ноги. Присутствовавшие стали переговариваться. Ави отодвинулся за фанерную дорическую колонну, выкрашенную в белый цвет. Юджин прошел в нескольких дюймах от него, направляясь к выходу. Ави замер. Нет. Он не мог. Нельзя. Кусая нижнюю губу, он запустил руку в карман и провел пальцами по рукоятке перочинного ножа, который принес с собой. Он последовал за Юджином.
   Было темно. Тропинки освещены были прожекторами (поддельные масляные фонари не работали). Если сойти с тропы в окружающий лес, ничего не будет видно дальше нескольких футов. Юджин сошел с тропы. Ави подождал, пока пройдут пять секунд, и тоже сошел с тропы.
   Остановившись у дуба, Юджин расстегнул ширинку и начал юринировать. Ави, в десяти шагах от него, позволил глазам привыкнуть к темноте, вытащил нож и открыл его. Кончив [непеч. ], Юджин застегнулся и обернулся. Ави был готов прыгнуть вперед и воткнуть нож в живот Юджина — один раз, второй, третий. Он помедлил. Сжал зубы. И бросился вперед.
   Хотел броситься. Не успел.
   Крепкая рука схватила его за запястье. Удар в голову заставил его покачнуться. Второй удар свалил его на землю.
   — Отпусти [непеч. ] нож, — тихо сказал Джульен. — Отпусти, тебе говорят.
   Ави попытался подняться.
   — Я сломаю тебе шею, Ави, — сказал Джульен. — Отдай нож!
   — Ты, — выдохнул Ави.
   — Я. Отдай.
   Ави отдал нож.
   — Эй, — сказал Юджин дрожащим голосом. — Что происходит?
   — Тише, — сказал Джульен. — Ави, тебе не нужно этого делать. Какие бы ни были причины, делать этого не нужно. Нужно бежать. Федералы здесь повсюду.
   — [непеч. ], — сказал Ави, поднимаясь в сидячее положение и потирая щеку.
   — Можешь сам посмотреть. Только без глупостей. Иди вон к тем кустам и смотри.
   Ави поднялся на ноги.
   — Нож отдай, мужик.
   — Нет. Пойди, посмотри. Как наглядишься, возвращайся сюда, и я скажу тебе, как отсюда выбраться.
   Ави повернулся к Юджину, парализованному страхом.
   — Счастливый ты, мужик, — сказал он. — Если то, что он говорит, правда, то ты ужасно счастливый, [непеч.]. Я против тебя ничего не имею, так и знай. Ничего личного.
   Это, конечно же, меняло дело, не так ли.
   Ави потащился к кустам, на которые указал Джульен. Вернулся он почти сразу.
   — Ты прав, — сказал он. — Это кто же им настучал. Эй!
   — Нет, не я, — сказал Джульен. — Я не знаю, кто. Но если ты все-таки хочешь уходить, у меня есть машина… э… где-то вон там. Найдем. Юджин, иди обратно в зал.
   — Что? — переспросил Юджин. Язык не желал поворачиваться.
   — В Императора. Правило номер один — нельзя уходить, бросив номер на половине. Помнишь? Иди. Иди, мужик!
   Юджин послушался. Остановился он только один раз, чтобы посмотреть через плечо. И скрылся.
   — Так, — сказал Джульен, глядя на парик, который Ави поднял и теперь мял в руках. — Кто тебя нанял?
   — Эй, мужик…
   — Обойдемся без [непеч.]. Тебя наняли?
   — Да.
   — Заплатили хорошо?
   — Да. Нет. Как сказать.
   — Сколько?
   — Он достал мне паспорт.
   — Еще что нибудь?
   — Он обещал, что как только я тут закончу, он заплатит мне…
   — Сколько?
   — Пятьдесят тысяч.
   — Не [непеч.].
   — Клянусь. Кроме того, если бы я назвал тебе настоящую сумму, ты бы не поверил.
   — Батюшки. Зачем ему убивать Юджина?
   — Он ревнует.
   — И это все?
   — Да.
   — Хорошо. Я его знаю?
   — Его все знают.
   — Уайтфилд!
   — Да. Откуда тебе это известно?
   — Вот же мразь, — пробормотал Джульен. — Ладно, я им займусь. Теперь — пойдем. Парик брось.
   — Жалко.
   — Идиот.
   Они быстро пошли через лес. Дойдя до тропы, они перешли ее и вскоре оказались на какой-то небольшой поляне.
   — Вон там, — сказал Джульен.
   — Что?
   — Моя машина.
   Было так темно, что Ави не видел ее, пока чуть не натолкнулся на капот.
   — Ну, мужик. Хорошая тачка, вроде бы.
   — Да, хорошая. Залезай.
   Джульен завел мотор и медленно поехал по тропе, не включая фары.
   — Ты уверен, что видишь, куда едешь? — спросил Ави.
   — Заткнись.
   Они проехали по каким-то ухабам, и дважды колеса начинали буксовать, но вскоре появился асфальт, звезды, и — черная машина проехала мимо, чуть ли не у самого бампера.
   — [непеч. ], — сказал Джульен.
   Он очень осторожно выкатился на асфальтовую дорогу и повернул в направлении, противоположном следованию черной машины. Включил фары.
   — Федералы, — сказал Ави.
   — Да. В этом моем драндулете наверное жучки. Черт бы тебя взял, Ави. Вроде бы я тебе совершенно конкретно сказал, чтобы ты не лез в мою жизнь.
   — Я и не лез. Это ты в мою вмешался, как баран.
   — Идти за Юджином с ножом равносильно влезанию в мою жизнь.
   — А откуда мне было об этом знать?
   — Это не моя проблема. Впрочем, теперь — да, моя.
   Джульен придавил акселератор. Глянув на зеркало заднего обзора, он увидел, что черная машина круто разворачивается.
   Узкая извилистая дорога. Поворот. Еще поворот. Еще поворот.
   — Не уйти, — сказал Джульен сквозь зубы.
   — Сбрось меня где-нибудь, — попросил Ави. — Я попытаюсь через лес.
   — Нет, — сказал Джульен.
   — Почему нет?
   Джульен не ответил. Спидометр показывал восемьдесят миль в час. На совесть собранный автомобиль соответствовал поставленной задаче. На дороге они были одни.
   — Нужно что-нибудь делать, пока вертолет не послали, — сказал Ави без интонации.
   — Да.
   Внезапно впереди показался еще поворот, и рядом — отшиб, место для остановки в экстренных случаях, забранное со стороны обрыва алюминиевым заграждением высотой со стандартное колесо. Джульен тормознул и заехал на отшиб.
   — Вылезай, — сказал он быстро.
   — Что ты собираешься…
   — Вылезай, [непеч. ]!
   Ави вылез. Джульен дал задний ход, остановился, выставил нейтралку, пошарил под сидением, вытащил противоугонный рычаг, и застопорил им акселератор. Выйдя из машины, он протянул руку внутрь, включил скорость, и отпрыгнул.
   Плавно сработала автоматическая трансмиссия. Ройс, прощальный подарок тевтонской любовницы, чуть не заглох от чрезмерной подачи бензина в цилиндры, но собрался и рванулся вперед. Он легко выбил бампером заграждение, скользнул через край обрыва, и полетел вниз — триста футов. Последующий взрыв прозвучал глухо. Вспышка осветила на мгновение долину.
   — Пошли, — сказал Джульен. — Быстро.
   Ави пошел за ним. У него были еще вопросы. Вместе они перебежали дорогу и углубились в лес. Растительность и почва под ногами были влажные и скользкие.
   — Они вычислят, — сказал Ави минут через десять, на бегу.
   — Не сразу, — откликнулся Джульен. — У нас есть часа два. Станция милях в десяти отсюда.
   — А машина?
   — Что — машина?
   — Они по ней могут выйти на тебя. Номера.
   — Утром я заявлю в полицию, скажу, что украли. Какие у тебя планы?
   — Мне нужно валить из страны. А только денег у меня нет, мужик. Есть пятьсот долларов. На билет не хватит. Кроме того, билета может и не быть. Билеты нужно заранее покупать.
   — Вот ведь разговорился. Кто-то вернет билет, кто-то решит не ехать. Репортажи о терроризме — ну, ты-то знаешь. Куда ты собрался? В Германию? В Данию?
   — Во Францию, — сказал Ави.
   — Там на каждом самолете по пять отмен. Будешь в порядке. Но на твоем месте я бы не показывался в нью-йоркских аэропортах. Езжай в другой город.
   Ави упал. Джульен остановился и помог ему подняться.
   — Вывихнул ногу, кажется, — сообщил Ави.
   — С тобой не соскучишься.
   — Все нормально.
   Они снова побежали.
   — Эй, — сказал вдруг Ави, — а диких зверей здесь нет в округе?
   — Вроде бы нет, — ответил Джульен. — Помимо нас с тобой. А что?
   — Передохнем.
   Они остановились, тяжело дыша.
   — Я не очень хорошо бегаю по пересеченной местности, — угрюмо сказал Джульен.
   — Я тоже, — Ави дышал глубоко. Достал было сигарету. Передумал. — У меня есть дочь во Флориде.
   Джульен театрально вскинул руки к небу. Было слишком темно. Ави не оценил жест.
   — Ну хорошо, — сказал Джульен. — Ты хочешь об этом поговорить? Дочь, и все такое?
   — Не знаю.
   — Дело твое.
   — Я могу тебе довериться?
   — Попробуй.
   — Мать у нее дура. [непеч. ] свинья, только себя любит, клянусь, мужик. Типичный белый мусор со средиземноморским вывертом. Совсем от рук отбилась. Теперь об этом речи нет, но я хотел дать тебе денег и чтобы ты сделал так, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась.
   Джульен поразмыслил.
   — Из твоих пятидесяти тысяч?
   — Хорошо, я соврал. Он обещал гораздо больше.
   — Сколько лет дочери?
   — Пять.
   — Зовут как?
   — Клодиа. Мои родичи не желают иметь с ней дело, поскольку мать не еврейка. Я однажды говорил об этом с раввином. К которому мой отец ходит. Его наверное уже выписали из больницы, этого раввина. Уверен, что никакие кости я ему не сломал. Родичи дуры, матери — все пьяницы. Живут в фургонах, жрут теле-обеды, и все такое. — Помолчав, он добавил, — Глупо, правда?
   — Не знаю. Вся страна пытается схватить тебя за [непеч. ], скоро армию и флот пошлют, а ты у меня совета спрашиваешь? Ты, Ави, самодостаточен. Советы тебе не нужны.
   — Как друг, — сказал Ави. — Как человек.
   — Как человек я не думаю, что совершить убийство ради улучшения чьего-то уровня жизни, хоть бы и собственной дочери — хорошая идея.
   — Глупо, да?
   — Да.
   — Он хороший музыкант?
   — Он лучший из ныне живущих композиторов.
   — Шутишь.
   — Нет.
   Они пошли вперед, Джульен впереди.
   — Ну, хорошо, стало быть, он пишет музыку, — сказал Ави. — Это то, что ты имеешь в виду? Композитор?
   — Правильно.
   Некоторое время они молчали.
   — А какая у него музыка? Какого типа?
   — Всякая.
   — А песни он пишет?
   — Да.
   — Песню для детей может написать?
   — Спрошу.
   — Правда? Ты спроси. Спасибо, мужик.
   — Я попрошу, чтобы он написал детскую песенку и посвятил твоей дочери. Как ее фамилия?
   — Розетти.