Страница:
Со временем Марина поняла, что ее отношение к мужу стало другим. Если в самом начале она просто сделала расчетливый шаг, согласившись стать его женой, то с каждым днем все чаще ощущала возрастающую необходимость в общении с Сергеем, близость. Незванов незаметно стал частичкой ее самой. Его искренняя любовь вызвала у Марины взаимное чувство. Это новое восприятие человека, ставшего любящим мужем и отцом, делало Марину все более уверенной в себе, счастливой. Больше не было ущербного ощущения невозможности взаимности, как это было с Мариной всегда. Раньше получалось, что любила она – не любили ее, боготворили ее – она отвечала холодом равнодушия. Наконец она обрела то, о чем мечтает любая женщина.
Незванов представлялся ей мужчиной не от мира сего. В нем не было агрессии, желания подавлять, главенствовать. Он находил покой в лишенной напряженности и недомолвок домашней обстановке, общении с дочкой. Сергей обладал способностью обходить острые углы, не замечать недостатков любимых людей. Это касалось и его родителей, и жены, и самых близких друзей. Незванов великодушно закрывал глаза на их недостатки, совершенно справедливо полагая, что они есть у всех, и не стоит вступать в конфликт из-за этого. Его не по годам мудрое отношение к жизни вызывало у Марины легкую зависть и желание восторгаться этим мужчиной.
То, как шел по жизни Незванов, и радовало, и восхищало Марину, и каждый день дарило ощущение праздника. Именно поэтому ей хотелось, чтобы и Сергей не пожалел о своем выборе. Она боялась спросить его об этом даже в самые подходящие для этого моменты: в годовщину свадьбы или просто в особо теплый и располагающий к откровениям вечер. Она так хотела соответствовать тому образу, тому идеалу, который Сергей видел в ней! И она старалась. Пусть подтвердит всевидящее око, что она прикладывала немало усилий к тому, чтобы измениться в лучшую сторону, чтобы стать еще более любимой и желанной. Теперь она хотела больше отдавать, чем получать, а это было уже перерождением, переоценкой ценностей. И все благодаря Сергею.
Марине хотелось отблагодарить мужа за те перемены, которые с ней происходили. Ей казалось, что самое верное доказательство любви и доверия женщины к мужчине – это желание иметь от него детей. Марина смотрела на Лидочку и искренне жалела, что в ней нет ничего от Сергея. От этого она не любила ее меньше, но подсознательно готовилась к тому, чтобы завести ребенка, который станет точной копией Сергея. Природа должна проявить мудрость и вложить в него все то положительное, созидательное, светлое, что есть в Незванове. Его гены обязаны продолжить свое долгое путешествие в этом мире. Его, именно его! И это должно стать не случайной беременностью, а запланированным, необходимым шагом. Если бы Сергей был наблюдательнее, он бы заметил, что Марина с некоторых пор стала по-другому относиться ко всему: словам, поступкам, еде, каждой мелочи, чтобы зарождение в ней новой жизни было подготовлено светлыми делами и мыслями, она должна была быть чиста душой и телом. О Незванове Марина не переживала: для нее он – существо, находящееся на более высокой ступени развития, к которому плохое просто не пристанет. А вот ей нужно постараться. От мысли о необходимости иметь еще одного ребенка Марина постепенно перешла к волнующему ожиданию. И наконец почувствовала, что все получается так, как она задумала!
Первое время Марина даже не стала никому говорить об этом. Купив тест на беременность, продаваемый сегодня в каждой аптеке, она летела домой, мечтая поскорее убедиться в своей догадке. Да! Это оказалось правдой! Лидочка гостила у родителей Сергея, сам он задержался на работе, потому никто не видел, как Марина закружилась по комнате, прижимая к груди крохотный кусочек бумаги, окрасившийся в ожидаемый цвет. Она не хотела ни с кем делить эту неописуемую радость. Она жила в необыкновенном состоянии, когда на вопрос Сергея о причине ее сияющих глаз ответила загадочной улыбкой. Она растягивала удовольствие, предвкушая момент раскрытия тайны, единовластной хозяйкой которой она была чуть больше месяца. А потом получилось так, что сказала она об этом Сергею как-то вскользь, словно нехотя. Увидев, как он обрадовался, Марина почувствовала неловкость. Она отняла у него столько дней радостного ожидания, ведь после того как Незванов узнал о предстоящем пополнении в семье, он, как образцовый отец, стал считать месяцы, дни, мечтая о том, чтобы родился здоровый ребенок.
Эта беременность отличалась от первой. Не было прежней легкости, часто кружилась голова, временами неприятно ныл низ живота, и к тому же Марине все время хотелось спать. Последнее время она чувствовала себя не так бодро, как обычно. Особенно по утрам: ее одолевало желание хотя бы просто полежать, но вместо этого нужно было подниматься, чтобы проводить Сережу. Хотя он всякий раз говорил, что прекрасно соберется на работу сам, Марина все равно поднималась, шла на кухню и начинала новый день. Вслед за уходом мужа просыпалась Лидочка, а она-то уж точно еще не могла приготовить себе завтрак. Ей всего четыре, или уже четыре. В зависимости от настроения Марина относилась к этому по-разному…
И в этот день, проводив Сергея, она решила, что у нее хоть сегодня получится еще немного полежать до пробуждения Лидочки. Не вышло – нечего было так пристально смотреть на малышку. Марина, выходя из детской, оглянулась и увидела, как Лида аккуратно прикрыла постель, сняла пижаму и положила ее в ящик комода. Несмотря на столь юный возраст, Лидочка была не по годам смышленой, сообразительной, порой совершенно не по-детской реагируя на происходящее. Марина смотрела на нее и спрашивала себя: чей будет у нее нрав? Пожалуй, многое зависит от родителей, но природа тоже берет свое. Если в девочке взыграют гены отца, Марина не знает, чего ожидать. Она слишком мало знала о Юре. Их встречи происходили от случая к случаю. Они даже не пытались лучше узнать друг друга.
Все чаще Марину охватывал страх, ей даже сны снились о том, что ее тайна стала известна. Варианты разоблачения представлялись различными: Незванов узнавал о том, что Столяров – отчим Марины, и начинал сомневаться. Сомнения переходили в неотвратимость раскрытия правды… Другой вариант – вдруг объявлялся Мирный и начинал шантажировать Марину тем, что знает о своем отцовстве. Это были ужасные пробуждения. Порой Сергею приходилось будить ее – она кричала и плакала во сне.
– Что тебе снится? – целуя жену, спрашивал Незванов. В его глазах было столько заботы, что Марине становилось еще хуже. Она, испытывая муки совести, ничего не отвечала.
Теперь, когда она носила второго ребенка, Марина считала, что тем самым искупит обман, терзавший ее все это время. И при всей любви к Лидочке Марина все чаще задумывалась над тем, какими разными они будут: Лидочка и ее брат или сестра. Может быть, ребенка, который будет похож на Сергея больше, чем Лидочка, он станет любить сильнее.
– Послушай, дочура, ты бы хотела иметь братика или сестричку? – поливая малиновым вареньем Лидочкину манную кашу, спросила Марина.
– Зачем это мне? – усаживаясь на свое место за столом, поинтересовалась дочка. Она не придала вопросу матери никакого значения. Это было видно по ее личику: на нем застыло обычное для нее выражение надменного превосходства. Новая прическа, украшавшая ее головку, недавно подаренный бабушкой спортивный костюм бирюзового цвета занимали ее гораздо больше. Лидочка подняла на маму хитрющие глаза: – Ты зачем спрашиваешь?
Марина, не ожидавшая такой реакции, опешила и молча поставила перед ней тарелку с горячей кашей. Девочка взяла ложку и осторожно набрала в нее немного с верхнего, успевшего чуть поостыть слоя.
– Вкусно, спасибо, – не забыла заметить Лидочка. Она всегда говорила то, что думает. Если еда ей не нравилась, могла тут же об этом заявить. Малышка была очень категоричной, что не могло остаться незамеченным. За последний год Лидочка вообще очень изменилась. Марине казалось, что она слишком быстро взрослеет, все понимает. Она подолгу могла занимать саму себя, не отвлекая Марину, не мешая ей заниматься делами. Самодостаточность дочки вызывала у матери противоречивые чувства. Лидочка уже могла читать, неплохо рисовала, ее работы Сергей даже показал знакомому, преподающему живопись в школе искусств. И получил приятную оценку:
– Для ее возраста очень интересно. Определенно талантливо.
Малышка могла проводить за рисованием часы. Она не рвалась на улицу общаться с детьми, играть с ними в шумные игры, взирая с некой снисходительностью на эти проявления младенчества, чем приводила в замешательство близких. То, что Лида порой не нуждалась ни в ком и долгое время могла обходиться без общения, удивляло и пугало Марину. Она иногда чувствовала, что не всегда может понять, что на душе у ее девочки. Та была слишком замкнута, требовательна, категорична. Со времени ее четвертого дня рождения прошло уже больше семи месяцев. Лидочка не только выросла, доказательством чего стала новая отметка на ростомере, но и еще больше ушла в свой мир. Кажется, пропуск туда был выписан только для нее самой.
Марина знала, что дети всегда мечтают о животных, просят родителей завести кошку, собаку, попугайчика, наконец. И уж конечно в детстве не обходится без просьб о покупке братика или сестрички. Лидочка ни разу не попросила об этом родителей. Она видела во дворе гуляющих малышей, еще совсем крохотных и карапузов, делающих первые шаги, и непременно интересовалась у Марины:
– Я тоже была такая?
– Конечно, – улыбаясь, отвечала та.
– Нет, я сразу родилась взрослой! – упрямо твердила Лидочка, бросая косые взгляды в сторону беспечно сосущих соску малышей.
– И я, и папа тоже были маленькими, – пыталась объяснить Марина. – Так устроено, понимаешь?
– Не хочу этого слышать. Более глупого ничего не видела, – Лида принялась рьяно разрушать аккуратный ряд маленьких строений из песка, выстроенных ребятней.
Марину беспокоило поведение Лидочки. Однажды она даже обратилась к психологу, поделившись с ней своими опасениями.
– Говорить о чем-то без девочки трудно, – ответила психолог. – Приходите вместе, мы постараемся разобраться во всем.
Марина записалась на прием, но когда подошло время, вдруг испугалась и не пошла с дочкой на запланированную встречу. Она поняла, что боится разоблачений, чего-то негативного, что может открыться на приеме у специалиста. Это было трусливо и глупо, но Марина отказалась от своей затеи.
Теперь она в который раз пожалела об этом. Глядя на буравящие ее синие глаза, Марина впервые почувствовала легкую досаду: дочь не оправдывала ее надежд. Хотя. Марина поспешила успокоить себя: она слишком маленькая, не понимает, о чем говорит.
– Так почему ты спросила? – не унималась Лидочка, быстро поглощая любимую кашу.
– Потому что у тебя скоро может появиться братик или сестричка, – улыбнувшись, ответила Марина и села за стол со стаканом апельсинового сока. Она успела сделать пару глотков.
– Мне это не нужно! – делая ударение на слове «мне», заявила Лидочка. Она даже есть перестала, отодвинула тарелку. – Я хочу, чтобы мы жили втроем: ты, папа и я. Все!
– Доченька, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ведь это так прекрасно.
– Не уговаривай меня. Пожалуйста, – перебила ее Лида. Сдвинув рыжие бровки, она поднялась из-за стола. – Скажите, что вы не покупаете мне никакого брата или сестру. Скажите, что вашей дочке очень хорошо и без них!
Последнее Лида произнесла чуть не плача и убежала в комнату. Марина быстро поднялась и направилась за ней.
– Доченька, это не означает, что мы будем любить тебя меньше, – присев на пол рядом с малышкой, сказала Марина. Она погладила ее по красиво заплетенным волосам. – Мы очень любим тебя и никогда не перестанем, пойми. Это как свеча. Ее огонек светит и радует всех, кто на нее смотрит, одного человека или троих.
Пламя играет и дарит свое волшебство. Так и наша с папой любовь – она остается для тебя неизменной.
Лида ничего не ответила, только крепче прижала рыжего плюшевого мишку к груди.
– Ладно, – Марина поднялась и медленно пошла к выходу. – Может быть, папа объяснит тебе доходчивее.
Марина зашла на кухню и тяжело оперлась о стол. Она почувствовала снова неприятную, ноющую боль внизу живота. До сих пор не побывавшая у своего врача, она поняла, что нужно сделать это в ближайшие дни. Она не поступит так, как это было с Лидочкой, – тогда Марина стала на учет уже на пятом месяце беременности, да и то из-за формальностей, необходимых во время учебы. Никто, ни свекровь, ни муж, ни подруги не могли заставить ее ходить к врачу, как положено. Они стращали ее самыми непоправимыми последствиями, к которым может привести ее халатность. Но Марина прекрасно себя чувствовала и неизменно отвечала, что ей виднее. Она выслушала много нелестного в свой адрес от врача, но не чувствовала себя виноватой, уверенная в том, что лишний поход к доктору – ненужная встряска для нее, а ей нужен покой. Ей звонили из женской консультации, каждый раз напоминая о необходимости посетить врача, сделать УЗИ. Наверное, она запомнилась медицинскому персоналу как одна из безответственных мамаш, которым вообще опасно иметь детей. Марина неохотно и не всегда вовремя сдавала анализы, не контролировала изменения в весе. Она конфликтовала с наблюдавшим ее врачом, когда он делал ей замечания и настаивал на выполнении своих рекомендаций. Она готова была и рожать дома, но здесь Лидия Павловна проявила непоколебимую твердость. Она взяла с Сергея слово, что он не допустит этого. Так Лидочка появилась в одном из родильных домов ***торска. Роды прошли легко, не оставив в памяти Марины жутких моментов, которые потом тревожат, заставляют женщину с ужасом вспоминать происходившее и бояться даже подумать еще об одном ребенке. Тем более это было важно для Марины, всегда мечтавшей о детях.
Поглаживая еще плоский живот, Марина сказала себе, что сейчас будет более благоразумной. Она не должна относиться так безответственно к своему положению. Теперь ее не нужно было уговаривать, убеждать. Она сохранит и родит здорового, прекрасного ребенка, даже если весь мир будет против. Под этим предполагаемым противником Марина подразумевала сейчас свою любимую Лидочку.
Сима сидела перед экраном компьютера, не в состоянии воспринимать какую-либо информацию. Наверное, на фоне всеобщей, монотонной, но непрерывной работы окружающих ее долгое пассивное созерцание экрана слишком бросалось в глаза. Соседка справа пристально наблюдала за ней, а поймав ответный взгляд Симы, вопросительно подняла брови. Сима выдавила из себя улыбку и сделала жест, означающий, что у нее все в порядке. Видимо, это получилось не очень убедительно, потому что соседка еще несколько секунд не сводила с Симы глаз. Потом, вероятно, решила, что уделила ей слишком много внимания, и занялась своей работой.
Сима облегченно вздохнула. В лаборатории Мельбурнского университета, куда Пырьевы смогли устроиться, обстановка коренным образом отличалась от атмосферы, царившей на кафедре в ***торском университете. Это был совершенно иной подход, иной способ общения, другой язык, наконец. В нем не было ничего личного, предполагающего задушевные разговоры, сближение. Все держались обособленно, замкнуто, и в этот мир поначалу было очень трудно вписаться. Как ни странно, Олег преодолел барьер абсолютной новизны быстрее, но Сима всегда умела учиться. На этот раз пришлось учиться новым отношениям, которые не должны были выбивать ее из колеи.
Она вообще переоценила свои возможности и теперь четко понимала, что Олег адаптировался к переменам гораздо легче, чем она. Сима собиралась помогать ему вживаться в новую обстановку, подтягивать до своего высокого уровня, а оказалось, что Пырьев совершенно не нуждается в этом. Более того, сейчас он помогает ей перейти на другую ступень. Он поддерживает ее и словом и делом, постоянно отвлекая от мыслей о том, что она чувствует себя здесь не в своей тарелке. Какая ирония – он говорит ей, что у нее все получится! Сима с негодованием отодвинула от себя большую стопку бумаги – сегодня предстояло выполнить приличный объем работ, но она никак не могла настроиться на деловой лад.
Сима понимала, что пока не поймет причины своего внутреннего разлада, дальше дело не пойдет. С присущей ей тщательностью она принялась анализировать себя любимую. При этом она не забывала пощелкивать клавиатурой и создавать видимость занятости. Так она освободится от назойливого внимания со стороны. Ей не нужны нарекания начальства за бездействие – здесь за этим внимательно следят. Она просматривала текст на дисплее, не вдумываясь в его содержание. И в какой-то момент ее осенило. Она поняла, что ее вывело из состояния неустойчивого равновесия: вчера Олег сказал, что руководитель предлагает ему заниматься наукой серьезно. Тем, что называется работой над получением научной степени. Это означало, что Пырьев закрепился на своем месте гораздо прочнее, чем она предполагала, и это абсолютно ее не радовало. Сима откинулась на спинку стула. Она была в недоумении – пережить успех собственного мужа оказалось непростой задачей. Мысль об успехе Олега не давала ей покоя и мешала сосредоточенно и плодотворно работать. Мало того что ему удалось устроиться точно по специальности, а ей еще предстоит пройти курсы переквалификации, так он еще рвется вперед, как норовистый конь. У него даже лицо изменилось – куда-то подевался робкий, бегающий взгляд. Пырьев словно вырос за эти месяцы. Нет, это было невыносимо. Пальцы Симы снова забегали по клавиатуре. Она автоматически считывала информацию, прилагая все усилия к тому, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу вовремя. Здесь не любили проволочек и первая оплошность могла стать последней. Сима взяла себя в руки и, отрешившись от навязчивой мысли о собственной не совсем удачно начинающейся карьере, к концу дня сделала все, как нужно.
Когда она вышла из здания, неподалеку в недавно купленной «мазде» ее ожидал Олег. Он работал в том же университете, только в другой лаборатории, в противоположном крыле. Симе нравилось, что Олег всегда ждет ее. Она даже специально медленно собиралась после окончания рабочего дня, чтобы выйти и увидеть, как Пырьев нетерпеливо поглядывает на часы, всякий раз поворачивая голову, когда кто-то показывается в дверях.
– Привет, Сим! – улыбнулся он, открывая перед ней дверцу. Она ответила ему усталой улыбкой и медленно опустилась на переднее сиденье. Олег занял место водителя: хотя в ***торске они оба получили права на вождение, Олег чувствовал себя за рулем более уверенно. Сима вообще не хотела заниматься этим, но Пырьев настоял.
– Машина – это не для меня, – пыталась объяснить Сима. – Я по сути своей черепаха.
– Перестань, Симон, – Олег всегда так обращался к ней, когда хотел подчеркнуть, что она не права. – Ты просто трусишь, а значит, обязана преодолеть свой страх.
Она преодолела, но садилась за руль недавно приобретенного автомобиля редко. Она вообще была удивлена тем, что им было дешевле добираться до работы на машине, чем общественным транспортом. Университет находился за городом, и участок скоростного шоссе, по которому приходилось ехать, приводил Пырьева в восторг. Он, как типичный русский, обожал скорость, а Сима в это время поправляла украдкой ремни безопасности и укоризненно поглядывала на абсолютно спокойного мужа.
– Что у нас с лицом? – поинтересовался Олег. Он всегда мог безошибочно определить настроение Симы по тем складочкам, которые появлялись на ее лице. Сегодня между ее бровями залегла суровая, глубокая морщина.
– Не знаю, – солгала Сима. – Что-то угрюмость и апатия навалились.
– Не пойдет. Давай разбираться, – успевая поглядывать и на нее, и на дорогу, заметил Олег.
– Не получится, – как-то зло ответила Сима.
– Я понял, моя любимая жена тоскует по родительскому дому, подругам и всему тому, что называется емким словом «прошлое». Признавайся, я прав?
– Не знаю, – буркнула Сима и отвернулась к окну.
– Нет, я так не играю.
– Не строй из себя Карлсона, пожалуйста!
– Хорошо, скажу по-другому: мы так не договаривались. Мы хотели устроить сегодня праздничный ужин – пять месяцев со дня приезда.
– У меня не праздничное настроение, ты же видишь.
– Вижу и пытаюсь с этим бороться. Малыш, перестань, прошу тебя. Если мы начнем позволять настроению управлять нами, это добром не закончится, – уже серьезно сказал Пырьев. – Мы должны зажать свое нытье в кулак.
– Прямо как на приеме у психоаналитика, – усмехнулась Сима и повернулась к Олегу. – Никогда не думала, что ты будешь меня успокаивать.
– Это тебя и раздражает? – предположил Олег, не зная, что попал в десятку. – Но ведь это глупо, Сима.
– Да? – она поджала губы. – Не знала, что ты у меня такой умный, рассудительный, такой правильный и перспективный!
Пырьев решил не обижаться, хотя Сима явно шла на обострение отношений. Он достал из кармана пачку сигарет, ловким движением вытряхнул одну и зажал губами. Потом включил прикуриватель и стал ждать, пока он выстрелит глухим щелчком, готовый служить своему хозяину. Вскоре по салону распространился запах сигаретного дыма. Сима втягивала его носом, борясь с нарастающим желанием закурить, но она решила бороться с этой привычкой и теперь еще больше разозлилась на Олега.
– Ты не мог потерпеть полчаса, а потом курить сколько влезет? – язвительным тоном поинтересовалась она.
– Не мог, – ответил Олег, чувствуя, что его радужное настроение улетучивается и приобретает серые тона.
Оставшуюся дорогу они проехали в молчании. Дома Сима сразу отправилась в ванную. Олег понял, что она минимум час будет принимать душ, потом натирать тело кремами, которых успела накупить великое множество. «Пусть смоет с себя негатив», – подумал Олег, включил кондиционер, переоделся и направился на кухню – несмотря на жару, он хотел есть. Достижения цивилизации в двухкомнатной квартире, которую они снимали, были налицо: кухня оборудована микроволновой печью, комбайном с соковыжималкой, кофеваркой и всякими мелочами, делающими пребывание здесь наслаждением. По крайней мере так говорила Сима, да и Пырьев изредка ощущал это на себе. Он не любил стоять у плиты, но отбивные и кофе у него получались неплохо.
Сейчас было не до жареного мяса. Жара диктовала свой рацион. Олег заглянул в морозильную камеру. Наконец сбылась его детская мечта: целое отделение было заполнено разными видами мороженого, фруктовыми соками. Пырьев даже почувствовал, что настроение у него начинает снова повышаться. Загрузив кофеварку, он выставил время подачи кофе и осторожно постучал к Симе.
– Что? – закрыв кран, недовольно спросила она.
– Ты какое мороженое будешь?
– На твой вкус.
– И кофе без сахара?
– Разумеется, – вяло, но уже без раздражения ответила Сима.
– А спину помыть? – пытаясь окончательно разрядить обстановку, спросил Олег. После паузы в несколько секунд раздался щелчок открываемой задвижки.
Марине снова снился кошмар. Она не находила себе места и никак не могла выйти из-под власти сновидения. Так часто бывает: ты уже понимаешь, что все тебе лишь снится, но события кажутся реальными, вовлекая в действие близких, знакомых. Страх за их безопасность становится невыносимым. И когда кажется, что ты на краю пропасти и остается один шаг. И вдруг тебе удается резко вскочить и открыть глаза. Так произошло и с Мариной. Она села, тяжело дыша и вытирая холодный пот со лба. На этот раз Сергея она не потревожила. Он спал, отвернувшись от нее, тихо посапывая. Рядом в кроватке в глубоком сне разметалась Лидочка.
Марину лихорадило. Она медленно опустилась на подушку, натянула одеяло до подбородка и уставилась на мерцающую в предрассветных сумерках хрустальную люстру – подарок Сергея ко дню ее рождения. Блики возникали не беспорядочно, а в четком соответствии с некой системой. Марина переключилась на то, чтобы разобраться в ней, но воспаленное воображение снова и снова возвращало ее к ночному кошмару.
Негромко чертыхнувшись, Марина свесила ноги с дивана. Нащупала тапочки и поднялась с постели. В этот момент она почувствовала острую боль внизу живота. Марина автоматически согнулась, схватившись за высокую спинку дочкиной кроватки. Боль едва позволяла дышать, но длилась несколько мгновений. Переведя дух, Марина осторожно выпрямилась и сделала несколько шагов. Оказавшись на кухне, потянулась к стакану с водой – последнее время она брала его с собой в комнату, утоляя ночную жажду, а сегодня, как назло, забыла. Марина успела поднести стакан ко рту, но в этот момент новый приступ боли заставил ее выронить его и вскрикнуть. Она почувствовала, как что-то словно взорвалось в животе и разлилось невыносимым жаром. Беспомощно оглянувшись на темный проем комнаты, она тихонько позвала Сергея. Кажется, он услышал, потому что сразу скрипнули диванные пружины. Потирая глаза, Незванов вошел, и лицо его сразу утратило остатки сна. Марина увидела, как глаза его широко раскрылись, в них застыла паника. Сергей словно потерял способность говорить, он продолжал все так же дико таращиться на нее, указывая пальцем на ее ноги. Марина опустила глаза и увидела, как по ним струятся тонкие ручейки крови. Зажав рот ладонью, она смотрела на них. В какой-то момент она перестала что-либо понимать, а когда пришла в себя, то увидела над собой незнакомое женское лицо. Оказалось, она лежит на носилках и едет в машине «скорой помощи». В теле была необъяснимая тяжесть, Марина была уверена, что не сможет даже пальцем пошевелить, если захочет.
Незванов представлялся ей мужчиной не от мира сего. В нем не было агрессии, желания подавлять, главенствовать. Он находил покой в лишенной напряженности и недомолвок домашней обстановке, общении с дочкой. Сергей обладал способностью обходить острые углы, не замечать недостатков любимых людей. Это касалось и его родителей, и жены, и самых близких друзей. Незванов великодушно закрывал глаза на их недостатки, совершенно справедливо полагая, что они есть у всех, и не стоит вступать в конфликт из-за этого. Его не по годам мудрое отношение к жизни вызывало у Марины легкую зависть и желание восторгаться этим мужчиной.
То, как шел по жизни Незванов, и радовало, и восхищало Марину, и каждый день дарило ощущение праздника. Именно поэтому ей хотелось, чтобы и Сергей не пожалел о своем выборе. Она боялась спросить его об этом даже в самые подходящие для этого моменты: в годовщину свадьбы или просто в особо теплый и располагающий к откровениям вечер. Она так хотела соответствовать тому образу, тому идеалу, который Сергей видел в ней! И она старалась. Пусть подтвердит всевидящее око, что она прикладывала немало усилий к тому, чтобы измениться в лучшую сторону, чтобы стать еще более любимой и желанной. Теперь она хотела больше отдавать, чем получать, а это было уже перерождением, переоценкой ценностей. И все благодаря Сергею.
Марине хотелось отблагодарить мужа за те перемены, которые с ней происходили. Ей казалось, что самое верное доказательство любви и доверия женщины к мужчине – это желание иметь от него детей. Марина смотрела на Лидочку и искренне жалела, что в ней нет ничего от Сергея. От этого она не любила ее меньше, но подсознательно готовилась к тому, чтобы завести ребенка, который станет точной копией Сергея. Природа должна проявить мудрость и вложить в него все то положительное, созидательное, светлое, что есть в Незванове. Его гены обязаны продолжить свое долгое путешествие в этом мире. Его, именно его! И это должно стать не случайной беременностью, а запланированным, необходимым шагом. Если бы Сергей был наблюдательнее, он бы заметил, что Марина с некоторых пор стала по-другому относиться ко всему: словам, поступкам, еде, каждой мелочи, чтобы зарождение в ней новой жизни было подготовлено светлыми делами и мыслями, она должна была быть чиста душой и телом. О Незванове Марина не переживала: для нее он – существо, находящееся на более высокой ступени развития, к которому плохое просто не пристанет. А вот ей нужно постараться. От мысли о необходимости иметь еще одного ребенка Марина постепенно перешла к волнующему ожиданию. И наконец почувствовала, что все получается так, как она задумала!
Первое время Марина даже не стала никому говорить об этом. Купив тест на беременность, продаваемый сегодня в каждой аптеке, она летела домой, мечтая поскорее убедиться в своей догадке. Да! Это оказалось правдой! Лидочка гостила у родителей Сергея, сам он задержался на работе, потому никто не видел, как Марина закружилась по комнате, прижимая к груди крохотный кусочек бумаги, окрасившийся в ожидаемый цвет. Она не хотела ни с кем делить эту неописуемую радость. Она жила в необыкновенном состоянии, когда на вопрос Сергея о причине ее сияющих глаз ответила загадочной улыбкой. Она растягивала удовольствие, предвкушая момент раскрытия тайны, единовластной хозяйкой которой она была чуть больше месяца. А потом получилось так, что сказала она об этом Сергею как-то вскользь, словно нехотя. Увидев, как он обрадовался, Марина почувствовала неловкость. Она отняла у него столько дней радостного ожидания, ведь после того как Незванов узнал о предстоящем пополнении в семье, он, как образцовый отец, стал считать месяцы, дни, мечтая о том, чтобы родился здоровый ребенок.
Эта беременность отличалась от первой. Не было прежней легкости, часто кружилась голова, временами неприятно ныл низ живота, и к тому же Марине все время хотелось спать. Последнее время она чувствовала себя не так бодро, как обычно. Особенно по утрам: ее одолевало желание хотя бы просто полежать, но вместо этого нужно было подниматься, чтобы проводить Сережу. Хотя он всякий раз говорил, что прекрасно соберется на работу сам, Марина все равно поднималась, шла на кухню и начинала новый день. Вслед за уходом мужа просыпалась Лидочка, а она-то уж точно еще не могла приготовить себе завтрак. Ей всего четыре, или уже четыре. В зависимости от настроения Марина относилась к этому по-разному…
И в этот день, проводив Сергея, она решила, что у нее хоть сегодня получится еще немного полежать до пробуждения Лидочки. Не вышло – нечего было так пристально смотреть на малышку. Марина, выходя из детской, оглянулась и увидела, как Лида аккуратно прикрыла постель, сняла пижаму и положила ее в ящик комода. Несмотря на столь юный возраст, Лидочка была не по годам смышленой, сообразительной, порой совершенно не по-детской реагируя на происходящее. Марина смотрела на нее и спрашивала себя: чей будет у нее нрав? Пожалуй, многое зависит от родителей, но природа тоже берет свое. Если в девочке взыграют гены отца, Марина не знает, чего ожидать. Она слишком мало знала о Юре. Их встречи происходили от случая к случаю. Они даже не пытались лучше узнать друг друга.
Все чаще Марину охватывал страх, ей даже сны снились о том, что ее тайна стала известна. Варианты разоблачения представлялись различными: Незванов узнавал о том, что Столяров – отчим Марины, и начинал сомневаться. Сомнения переходили в неотвратимость раскрытия правды… Другой вариант – вдруг объявлялся Мирный и начинал шантажировать Марину тем, что знает о своем отцовстве. Это были ужасные пробуждения. Порой Сергею приходилось будить ее – она кричала и плакала во сне.
– Что тебе снится? – целуя жену, спрашивал Незванов. В его глазах было столько заботы, что Марине становилось еще хуже. Она, испытывая муки совести, ничего не отвечала.
Теперь, когда она носила второго ребенка, Марина считала, что тем самым искупит обман, терзавший ее все это время. И при всей любви к Лидочке Марина все чаще задумывалась над тем, какими разными они будут: Лидочка и ее брат или сестра. Может быть, ребенка, который будет похож на Сергея больше, чем Лидочка, он станет любить сильнее.
– Послушай, дочура, ты бы хотела иметь братика или сестричку? – поливая малиновым вареньем Лидочкину манную кашу, спросила Марина.
– Зачем это мне? – усаживаясь на свое место за столом, поинтересовалась дочка. Она не придала вопросу матери никакого значения. Это было видно по ее личику: на нем застыло обычное для нее выражение надменного превосходства. Новая прическа, украшавшая ее головку, недавно подаренный бабушкой спортивный костюм бирюзового цвета занимали ее гораздо больше. Лидочка подняла на маму хитрющие глаза: – Ты зачем спрашиваешь?
Марина, не ожидавшая такой реакции, опешила и молча поставила перед ней тарелку с горячей кашей. Девочка взяла ложку и осторожно набрала в нее немного с верхнего, успевшего чуть поостыть слоя.
– Вкусно, спасибо, – не забыла заметить Лидочка. Она всегда говорила то, что думает. Если еда ей не нравилась, могла тут же об этом заявить. Малышка была очень категоричной, что не могло остаться незамеченным. За последний год Лидочка вообще очень изменилась. Марине казалось, что она слишком быстро взрослеет, все понимает. Она подолгу могла занимать саму себя, не отвлекая Марину, не мешая ей заниматься делами. Самодостаточность дочки вызывала у матери противоречивые чувства. Лидочка уже могла читать, неплохо рисовала, ее работы Сергей даже показал знакомому, преподающему живопись в школе искусств. И получил приятную оценку:
– Для ее возраста очень интересно. Определенно талантливо.
Малышка могла проводить за рисованием часы. Она не рвалась на улицу общаться с детьми, играть с ними в шумные игры, взирая с некой снисходительностью на эти проявления младенчества, чем приводила в замешательство близких. То, что Лида порой не нуждалась ни в ком и долгое время могла обходиться без общения, удивляло и пугало Марину. Она иногда чувствовала, что не всегда может понять, что на душе у ее девочки. Та была слишком замкнута, требовательна, категорична. Со времени ее четвертого дня рождения прошло уже больше семи месяцев. Лидочка не только выросла, доказательством чего стала новая отметка на ростомере, но и еще больше ушла в свой мир. Кажется, пропуск туда был выписан только для нее самой.
Марина знала, что дети всегда мечтают о животных, просят родителей завести кошку, собаку, попугайчика, наконец. И уж конечно в детстве не обходится без просьб о покупке братика или сестрички. Лидочка ни разу не попросила об этом родителей. Она видела во дворе гуляющих малышей, еще совсем крохотных и карапузов, делающих первые шаги, и непременно интересовалась у Марины:
– Я тоже была такая?
– Конечно, – улыбаясь, отвечала та.
– Нет, я сразу родилась взрослой! – упрямо твердила Лидочка, бросая косые взгляды в сторону беспечно сосущих соску малышей.
– И я, и папа тоже были маленькими, – пыталась объяснить Марина. – Так устроено, понимаешь?
– Не хочу этого слышать. Более глупого ничего не видела, – Лида принялась рьяно разрушать аккуратный ряд маленьких строений из песка, выстроенных ребятней.
Марину беспокоило поведение Лидочки. Однажды она даже обратилась к психологу, поделившись с ней своими опасениями.
– Говорить о чем-то без девочки трудно, – ответила психолог. – Приходите вместе, мы постараемся разобраться во всем.
Марина записалась на прием, но когда подошло время, вдруг испугалась и не пошла с дочкой на запланированную встречу. Она поняла, что боится разоблачений, чего-то негативного, что может открыться на приеме у специалиста. Это было трусливо и глупо, но Марина отказалась от своей затеи.
Теперь она в который раз пожалела об этом. Глядя на буравящие ее синие глаза, Марина впервые почувствовала легкую досаду: дочь не оправдывала ее надежд. Хотя. Марина поспешила успокоить себя: она слишком маленькая, не понимает, о чем говорит.
– Так почему ты спросила? – не унималась Лидочка, быстро поглощая любимую кашу.
– Потому что у тебя скоро может появиться братик или сестричка, – улыбнувшись, ответила Марина и села за стол со стаканом апельсинового сока. Она успела сделать пару глотков.
– Мне это не нужно! – делая ударение на слове «мне», заявила Лидочка. Она даже есть перестала, отодвинула тарелку. – Я хочу, чтобы мы жили втроем: ты, папа и я. Все!
– Доченька, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ведь это так прекрасно.
– Не уговаривай меня. Пожалуйста, – перебила ее Лида. Сдвинув рыжие бровки, она поднялась из-за стола. – Скажите, что вы не покупаете мне никакого брата или сестру. Скажите, что вашей дочке очень хорошо и без них!
Последнее Лида произнесла чуть не плача и убежала в комнату. Марина быстро поднялась и направилась за ней.
– Доченька, это не означает, что мы будем любить тебя меньше, – присев на пол рядом с малышкой, сказала Марина. Она погладила ее по красиво заплетенным волосам. – Мы очень любим тебя и никогда не перестанем, пойми. Это как свеча. Ее огонек светит и радует всех, кто на нее смотрит, одного человека или троих.
Пламя играет и дарит свое волшебство. Так и наша с папой любовь – она остается для тебя неизменной.
Лида ничего не ответила, только крепче прижала рыжего плюшевого мишку к груди.
– Ладно, – Марина поднялась и медленно пошла к выходу. – Может быть, папа объяснит тебе доходчивее.
Марина зашла на кухню и тяжело оперлась о стол. Она почувствовала снова неприятную, ноющую боль внизу живота. До сих пор не побывавшая у своего врача, она поняла, что нужно сделать это в ближайшие дни. Она не поступит так, как это было с Лидочкой, – тогда Марина стала на учет уже на пятом месяце беременности, да и то из-за формальностей, необходимых во время учебы. Никто, ни свекровь, ни муж, ни подруги не могли заставить ее ходить к врачу, как положено. Они стращали ее самыми непоправимыми последствиями, к которым может привести ее халатность. Но Марина прекрасно себя чувствовала и неизменно отвечала, что ей виднее. Она выслушала много нелестного в свой адрес от врача, но не чувствовала себя виноватой, уверенная в том, что лишний поход к доктору – ненужная встряска для нее, а ей нужен покой. Ей звонили из женской консультации, каждый раз напоминая о необходимости посетить врача, сделать УЗИ. Наверное, она запомнилась медицинскому персоналу как одна из безответственных мамаш, которым вообще опасно иметь детей. Марина неохотно и не всегда вовремя сдавала анализы, не контролировала изменения в весе. Она конфликтовала с наблюдавшим ее врачом, когда он делал ей замечания и настаивал на выполнении своих рекомендаций. Она готова была и рожать дома, но здесь Лидия Павловна проявила непоколебимую твердость. Она взяла с Сергея слово, что он не допустит этого. Так Лидочка появилась в одном из родильных домов ***торска. Роды прошли легко, не оставив в памяти Марины жутких моментов, которые потом тревожат, заставляют женщину с ужасом вспоминать происходившее и бояться даже подумать еще об одном ребенке. Тем более это было важно для Марины, всегда мечтавшей о детях.
Поглаживая еще плоский живот, Марина сказала себе, что сейчас будет более благоразумной. Она не должна относиться так безответственно к своему положению. Теперь ее не нужно было уговаривать, убеждать. Она сохранит и родит здорового, прекрасного ребенка, даже если весь мир будет против. Под этим предполагаемым противником Марина подразумевала сейчас свою любимую Лидочку.
Сима сидела перед экраном компьютера, не в состоянии воспринимать какую-либо информацию. Наверное, на фоне всеобщей, монотонной, но непрерывной работы окружающих ее долгое пассивное созерцание экрана слишком бросалось в глаза. Соседка справа пристально наблюдала за ней, а поймав ответный взгляд Симы, вопросительно подняла брови. Сима выдавила из себя улыбку и сделала жест, означающий, что у нее все в порядке. Видимо, это получилось не очень убедительно, потому что соседка еще несколько секунд не сводила с Симы глаз. Потом, вероятно, решила, что уделила ей слишком много внимания, и занялась своей работой.
Сима облегченно вздохнула. В лаборатории Мельбурнского университета, куда Пырьевы смогли устроиться, обстановка коренным образом отличалась от атмосферы, царившей на кафедре в ***торском университете. Это был совершенно иной подход, иной способ общения, другой язык, наконец. В нем не было ничего личного, предполагающего задушевные разговоры, сближение. Все держались обособленно, замкнуто, и в этот мир поначалу было очень трудно вписаться. Как ни странно, Олег преодолел барьер абсолютной новизны быстрее, но Сима всегда умела учиться. На этот раз пришлось учиться новым отношениям, которые не должны были выбивать ее из колеи.
Она вообще переоценила свои возможности и теперь четко понимала, что Олег адаптировался к переменам гораздо легче, чем она. Сима собиралась помогать ему вживаться в новую обстановку, подтягивать до своего высокого уровня, а оказалось, что Пырьев совершенно не нуждается в этом. Более того, сейчас он помогает ей перейти на другую ступень. Он поддерживает ее и словом и делом, постоянно отвлекая от мыслей о том, что она чувствует себя здесь не в своей тарелке. Какая ирония – он говорит ей, что у нее все получится! Сима с негодованием отодвинула от себя большую стопку бумаги – сегодня предстояло выполнить приличный объем работ, но она никак не могла настроиться на деловой лад.
Сима понимала, что пока не поймет причины своего внутреннего разлада, дальше дело не пойдет. С присущей ей тщательностью она принялась анализировать себя любимую. При этом она не забывала пощелкивать клавиатурой и создавать видимость занятости. Так она освободится от назойливого внимания со стороны. Ей не нужны нарекания начальства за бездействие – здесь за этим внимательно следят. Она просматривала текст на дисплее, не вдумываясь в его содержание. И в какой-то момент ее осенило. Она поняла, что ее вывело из состояния неустойчивого равновесия: вчера Олег сказал, что руководитель предлагает ему заниматься наукой серьезно. Тем, что называется работой над получением научной степени. Это означало, что Пырьев закрепился на своем месте гораздо прочнее, чем она предполагала, и это абсолютно ее не радовало. Сима откинулась на спинку стула. Она была в недоумении – пережить успех собственного мужа оказалось непростой задачей. Мысль об успехе Олега не давала ей покоя и мешала сосредоточенно и плодотворно работать. Мало того что ему удалось устроиться точно по специальности, а ей еще предстоит пройти курсы переквалификации, так он еще рвется вперед, как норовистый конь. У него даже лицо изменилось – куда-то подевался робкий, бегающий взгляд. Пырьев словно вырос за эти месяцы. Нет, это было невыносимо. Пальцы Симы снова забегали по клавиатуре. Она автоматически считывала информацию, прилагая все усилия к тому, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу вовремя. Здесь не любили проволочек и первая оплошность могла стать последней. Сима взяла себя в руки и, отрешившись от навязчивой мысли о собственной не совсем удачно начинающейся карьере, к концу дня сделала все, как нужно.
Когда она вышла из здания, неподалеку в недавно купленной «мазде» ее ожидал Олег. Он работал в том же университете, только в другой лаборатории, в противоположном крыле. Симе нравилось, что Олег всегда ждет ее. Она даже специально медленно собиралась после окончания рабочего дня, чтобы выйти и увидеть, как Пырьев нетерпеливо поглядывает на часы, всякий раз поворачивая голову, когда кто-то показывается в дверях.
– Привет, Сим! – улыбнулся он, открывая перед ней дверцу. Она ответила ему усталой улыбкой и медленно опустилась на переднее сиденье. Олег занял место водителя: хотя в ***торске они оба получили права на вождение, Олег чувствовал себя за рулем более уверенно. Сима вообще не хотела заниматься этим, но Пырьев настоял.
– Машина – это не для меня, – пыталась объяснить Сима. – Я по сути своей черепаха.
– Перестань, Симон, – Олег всегда так обращался к ней, когда хотел подчеркнуть, что она не права. – Ты просто трусишь, а значит, обязана преодолеть свой страх.
Она преодолела, но садилась за руль недавно приобретенного автомобиля редко. Она вообще была удивлена тем, что им было дешевле добираться до работы на машине, чем общественным транспортом. Университет находился за городом, и участок скоростного шоссе, по которому приходилось ехать, приводил Пырьева в восторг. Он, как типичный русский, обожал скорость, а Сима в это время поправляла украдкой ремни безопасности и укоризненно поглядывала на абсолютно спокойного мужа.
– Что у нас с лицом? – поинтересовался Олег. Он всегда мог безошибочно определить настроение Симы по тем складочкам, которые появлялись на ее лице. Сегодня между ее бровями залегла суровая, глубокая морщина.
– Не знаю, – солгала Сима. – Что-то угрюмость и апатия навалились.
– Не пойдет. Давай разбираться, – успевая поглядывать и на нее, и на дорогу, заметил Олег.
– Не получится, – как-то зло ответила Сима.
– Я понял, моя любимая жена тоскует по родительскому дому, подругам и всему тому, что называется емким словом «прошлое». Признавайся, я прав?
– Не знаю, – буркнула Сима и отвернулась к окну.
– Нет, я так не играю.
– Не строй из себя Карлсона, пожалуйста!
– Хорошо, скажу по-другому: мы так не договаривались. Мы хотели устроить сегодня праздничный ужин – пять месяцев со дня приезда.
– У меня не праздничное настроение, ты же видишь.
– Вижу и пытаюсь с этим бороться. Малыш, перестань, прошу тебя. Если мы начнем позволять настроению управлять нами, это добром не закончится, – уже серьезно сказал Пырьев. – Мы должны зажать свое нытье в кулак.
– Прямо как на приеме у психоаналитика, – усмехнулась Сима и повернулась к Олегу. – Никогда не думала, что ты будешь меня успокаивать.
– Это тебя и раздражает? – предположил Олег, не зная, что попал в десятку. – Но ведь это глупо, Сима.
– Да? – она поджала губы. – Не знала, что ты у меня такой умный, рассудительный, такой правильный и перспективный!
Пырьев решил не обижаться, хотя Сима явно шла на обострение отношений. Он достал из кармана пачку сигарет, ловким движением вытряхнул одну и зажал губами. Потом включил прикуриватель и стал ждать, пока он выстрелит глухим щелчком, готовый служить своему хозяину. Вскоре по салону распространился запах сигаретного дыма. Сима втягивала его носом, борясь с нарастающим желанием закурить, но она решила бороться с этой привычкой и теперь еще больше разозлилась на Олега.
– Ты не мог потерпеть полчаса, а потом курить сколько влезет? – язвительным тоном поинтересовалась она.
– Не мог, – ответил Олег, чувствуя, что его радужное настроение улетучивается и приобретает серые тона.
Оставшуюся дорогу они проехали в молчании. Дома Сима сразу отправилась в ванную. Олег понял, что она минимум час будет принимать душ, потом натирать тело кремами, которых успела накупить великое множество. «Пусть смоет с себя негатив», – подумал Олег, включил кондиционер, переоделся и направился на кухню – несмотря на жару, он хотел есть. Достижения цивилизации в двухкомнатной квартире, которую они снимали, были налицо: кухня оборудована микроволновой печью, комбайном с соковыжималкой, кофеваркой и всякими мелочами, делающими пребывание здесь наслаждением. По крайней мере так говорила Сима, да и Пырьев изредка ощущал это на себе. Он не любил стоять у плиты, но отбивные и кофе у него получались неплохо.
Сейчас было не до жареного мяса. Жара диктовала свой рацион. Олег заглянул в морозильную камеру. Наконец сбылась его детская мечта: целое отделение было заполнено разными видами мороженого, фруктовыми соками. Пырьев даже почувствовал, что настроение у него начинает снова повышаться. Загрузив кофеварку, он выставил время подачи кофе и осторожно постучал к Симе.
– Что? – закрыв кран, недовольно спросила она.
– Ты какое мороженое будешь?
– На твой вкус.
– И кофе без сахара?
– Разумеется, – вяло, но уже без раздражения ответила Сима.
– А спину помыть? – пытаясь окончательно разрядить обстановку, спросил Олег. После паузы в несколько секунд раздался щелчок открываемой задвижки.
Марине снова снился кошмар. Она не находила себе места и никак не могла выйти из-под власти сновидения. Так часто бывает: ты уже понимаешь, что все тебе лишь снится, но события кажутся реальными, вовлекая в действие близких, знакомых. Страх за их безопасность становится невыносимым. И когда кажется, что ты на краю пропасти и остается один шаг. И вдруг тебе удается резко вскочить и открыть глаза. Так произошло и с Мариной. Она села, тяжело дыша и вытирая холодный пот со лба. На этот раз Сергея она не потревожила. Он спал, отвернувшись от нее, тихо посапывая. Рядом в кроватке в глубоком сне разметалась Лидочка.
Марину лихорадило. Она медленно опустилась на подушку, натянула одеяло до подбородка и уставилась на мерцающую в предрассветных сумерках хрустальную люстру – подарок Сергея ко дню ее рождения. Блики возникали не беспорядочно, а в четком соответствии с некой системой. Марина переключилась на то, чтобы разобраться в ней, но воспаленное воображение снова и снова возвращало ее к ночному кошмару.
Негромко чертыхнувшись, Марина свесила ноги с дивана. Нащупала тапочки и поднялась с постели. В этот момент она почувствовала острую боль внизу живота. Марина автоматически согнулась, схватившись за высокую спинку дочкиной кроватки. Боль едва позволяла дышать, но длилась несколько мгновений. Переведя дух, Марина осторожно выпрямилась и сделала несколько шагов. Оказавшись на кухне, потянулась к стакану с водой – последнее время она брала его с собой в комнату, утоляя ночную жажду, а сегодня, как назло, забыла. Марина успела поднести стакан ко рту, но в этот момент новый приступ боли заставил ее выронить его и вскрикнуть. Она почувствовала, как что-то словно взорвалось в животе и разлилось невыносимым жаром. Беспомощно оглянувшись на темный проем комнаты, она тихонько позвала Сергея. Кажется, он услышал, потому что сразу скрипнули диванные пружины. Потирая глаза, Незванов вошел, и лицо его сразу утратило остатки сна. Марина увидела, как глаза его широко раскрылись, в них застыла паника. Сергей словно потерял способность говорить, он продолжал все так же дико таращиться на нее, указывая пальцем на ее ноги. Марина опустила глаза и увидела, как по ним струятся тонкие ручейки крови. Зажав рот ладонью, она смотрела на них. В какой-то момент она перестала что-либо понимать, а когда пришла в себя, то увидела над собой незнакомое женское лицо. Оказалось, она лежит на носилках и едет в машине «скорой помощи». В теле была необъяснимая тяжесть, Марина была уверена, что не сможет даже пальцем пошевелить, если захочет.