Рощина Наталия. Игра теней

   В институте его всегда считали высокомерным умником, завидовали его способностям, памяти, развитой логике и юмору. Природа щедро вознаградила Артема, решив все же лишить его самого желанного – любви. Кое-кто злословил о его нетрадиционной ориентации – слишком явно Тропинин выказывал равнодушие к очаровательному полу. Его воспринимали как рассудительного, целеустремленного юношу, который, без сомнения, был украшением любой компании. При этом для окружающих он был существом бесстрастным, если не сказать бесполым, не знающим, что такое зов сердца. Этакий красивый, бездушный манекен, способный поддержать любой разговор.
   Тропинин не обращал внимания на сплетни. Он посмеивался над ними и считал выше своего достоинства отвечать на шпильки недоброжелателей. Он успешно окончил юридический *торский институт. Артем всегда был в числе самых перспективных студентов, но, несмотря на это, найти хорошую работу оказалось задачей непростой. Не без родительской помощи Артем получил место в нотариальной конторе ***торска. Проработав там три года, он задумал открыть собственное дело. Тропинин совершенно правильно решил, что, работая на дядю, больших денег не заработаешь и особых успехов не добьешься. Чувство коллективизма у него было развито слабо. Тех, кто руководил им, он воспринимал крайне негативно, не выносил их халатного отношения к делу. Он выкладывался на работе, а вокруг замечал безответственное отношение к ней. При этом всех все устраивало. Артем понял, что с такой практикой, морально убивающей его с каждым днем, он забудет все, чему долго и упорно учился в институте. Нужно все коренным образом менять! Благо наступило время, когда мало-мальски инициативный, неленивый, при наличии определенных средств и амбиций предприниматель мог создать свой бизнес. И Артем Тарасович попробовал.
   Алла Васильевна и Тарас Викторович всегда знали, что их единственный сын ставит перед собой сверхсложные задачи. Родители с детства воспитывали в нем целеустремленность. Артем запомнил уроки, преподанные в детстве, навсегда и с некоторых пор решил, что его жизненная задача – процветающий бизнес, обеспеченная жизнь, позволяющая ему удовлетворять собственные желания. Его планы родители восприняли с пониманием. Тарас Викторович одобрил их, а Алла Васильевна не без грусти осознала, что ее мальчик все еще в плену давней безответной любви и пытается найти утешение в работе, карьере.
   – Дерзай, – коротко сказал отец. – На финансовую поддержку можешь рассчитывать.
   – Спасибо, па.
   – Надеюсь, скоро у нас с мамой будет еще один повод гордиться тобой. Наша фамилия должна звучать, понимаешь, сынок, звучать!
   Артем, как всегда, оправдывал надежды родителей. Он вообще рос мальчиком, не доставлявшим им особых хлопот. У него не было трудного возраста, периода противоречий, противопоставления себя всему миру. Алла Васильевна слушала страшные истории о конфликтах с детьми у ее друзей и знакомых и боялась рассказывать о том, что в их семье не происходит ничего подобного. Ни в школе, ни в институте она не знала хлопот, слыша в адрес Артема только похвалы. Иногда ей казалось, что такого не бывает, что судьба не может быть такой благосклонной. Она обязательно отыграется, подставив ножку в совершенно неожиданный момент, выбив почву из-под ног. Поэтому, вместо того чтобы радоваться и гордиться сыном и его успехами, Алла Васильевна с некоторых пор жила ожиданием чего-то плохого, разрушительного, после чего будет невероятно трудно оправиться.
   Артему недавно исполнилось двадцать восемь. Возраст, по мужским меркам, – переходный. В этот период часто приходит сознание того, что юность уже позади, время юношеских компаний давно прошло и пора серьезно задуматься над тем, чтобы создать семью. Алла Васильевна устала деликатно намекать сыну, что была бы счастлива познакомиться с его избранницей. Во время последнего разговора Артем отшутился:
   – Из той доброй дюжины кандидаток, которые попадались мне за последние двадцать восемь лет, я не вижу ни одной достойной.
   – Ну ведь с кем-то ты встречаешься? Только не обманывай.
   – Встречаюсь, – устало кивнул Артем. – Мамочка, я всегда знаю, что ты осведомлена больше, чем пытаешься показать. Встречаюсь.
   – Так познакомь меня с ней. Сделай подарок к наступающему Новому году.
   – Во-первых, до Нового года еще далеко, декабрь только начался, а во-вторых, она тебе не понравится.
   – Но ведь тебе нравится, значит, и я постараюсь присмотреться. Ты же знаешь, я мировая мама и соглашусь с твоим выбором.
   – Нет, пока я тебя ни с кем знакомить не собираюсь, – тоном, не терпящим возражений, ответил Артем. – И не так уж она мне и нравится, если честно.
   – Тогда зачем ты с ней встречаешься?
   – Мамочка, – Артем обнял маму, целуя ее в макушку. Она подняла на него зеленые глаза и покачала головой. – Нам ведь нужен алмаз, правда? Подделок много, но нам нужен только настоящий, а его найти трудно. Это почти невозможно. Да и я у тебя – твердый орешек, не всем по зубам.
   Алла Васильевна видела, как сын пришел в замешательство, словно не мог разобраться в какой-то неразрешимой задаче. Его лицо выражало напряжение и плохо скрываемое отчаяние. В такие минуты Алла Васильевна давала себе обещание больше не бередить его незаживающую рану.
   У Тропининых была традиция – после рабочей недели в пятницу вечером собираться в столовой за непременной чашкой ароматного чая. Эта церемония была возведена в ранг священнодействия. Алла Васильевна готовила самовар. И хотя он был электрический, но, по ее мнению, создавал особую атмосферу за столом. Доставались красивые чашки, варенья, что-нибудь из выпечки, а она у хозяйки всегда получалась и была одним из ее «ноу-хау». Алла Васильевна зажигала свечи с ароматом апельсина, который так любили все члены семьи, и начиналась неспешная беседа. В такие минуты время словно сбавляло обороты, давая возможность собравшимся насладиться общением друг с другом. Когда во время традиционного вечернего чаепития по каким-либо причинам отсутствовал Артем, речь шла о нем, о его успехах, напряженном графике, о том, что у него практически не остается времени для личной жизни.
   – Представь себе, Тарас, он до сих пор не забыл ту девушку, с которой познакомился на свадьбе Пырьева, – вскоре после разговора с Артемом сказала она мужу за чаем.
   – С чего ты взяла?
   – У него ни с кем не было серьезных отношений вот уже больше четырех лет. Она не выходит у него из головы. Артем даже провожать Олега на вокзал не поехал, потому что знал – она будет там. Это какой-то кошмар, – с дрожью в голосе заключила Алла Васильевна.
   – Не утрируй, Аллочка. Хотя. Кажется, он решил проститься с Пырьевыми, заскочив к ним домой накануне отъезда? Да, да, припоминаю. Мне тогда это показалось очень странным, но Артем сказал, что у него скопилось много работы, и он не сможет выбрать другого времени, – поставив чашку с чаем на маленький столик, медленно произнес Тарас Викторович. – Потвоему, он не поехал на вокзал по другой причине?
   – Конечно, я уверена, он не захотел встречаться там с Дашей. Она давно вышла замуж и живет себе, даже не предполагая, как повлияла на будущее моего сына. Мерзавка!
   – Ну зачем ты так? – Тарас Викторович укоризненно посмотрел на жену. – Ты не знаешь, почему так случилось. И вообще, дорогуша, это для тебя Артем – идеальный выбор, а у девушки были свои взгляды на жизнь.
   – Защищаешь ее? А впрочем… Сердцу не прикажешь, здесь ты прав. Мне просто очень обидно за Артемку. Знаешь, мне рассказали, что сейчас он встречается с какой-то замужней женщиной, которая на много лет старше его, – грустно сказала Алла Васильевна.
   – Ну, он, в конце концов, мужчина.
   – Наверняка у нее есть дети, – вздохнула Тропинина. – Не хватало еще воспитывать чужих отпрысков.
   – Алла, мы сегодня говорим не о том, о чем нужно, ты не находишь? – наливая еще заварки в чашку, заметил Тарас Викторович. Как человек науки, он высказывался обычно четко и кратко. – Меня, например, больше волнует другой аспект.
   – Интересно, какой?
   – Скажу банальную, но очень емкую фразу. Чтобы он, наконец, нашел свою вторую половину. Только его, понимаешь? Вот я в свое время увидел тебя и понял, что ты – та самая, – улыбнулся Тарас Викторович. – Важно, чтобы и Артем получил именно такую подругу жизни.
   Алла Васильевна долила заварки, чуть не перелив через край, потому что мысли ее витали далеко от стола. Она вспомнила давний разговор с сыном, когда он, совершенно отчаявшись завоевать Дашу, грустно сказал: «Если бы ты только видела ее глаза. Даша первая и настоящая. Она так нужна мне!» Артему не повезло. Первое сильное чувство оказалось безответным. В его жизни не было Даши, она не пожелала занять достойное место рядом с ним. А у него никак не получалось увидеть в другой то, что так поразило его в Даше. Да он и не пытается. Он страдает, и именно отсюда это рвение в работе.
   – Ты что, Аллочка? – Тарас Викторович уже в который раз обращался к жене, а она не отвечала. Ее глаза задумчиво смотрели куда-то поверх его головы, а рука все еще размешивала сахар в чашке. – Аллочка, очнись.
   – Да? Извини, – выдохнула она и виновато улыбнулась.
   – Ты не изводи себя. Артем обязательно встретит ту, которая нужна ему.
   – Ты так уверенно говоришь, мне бы твое спокойствие. Знаешь, с тех пор, как я вышла на пенсию, все мои мысли только о его будущем. Не то чтобы я раньше не думала об этом, но сейчас – это просто не дает мне покоя. Меня больше ничего не волнует. Я смотрю на него, и мне страшно. Вдруг он останется один?
   – Ты то чужих детей боишься воспитывать, то одиночество сыну пророчишь, – Тарас Васильевич недовольно заерзал на стуле. – Перестань. Наш сын стал на ноги. Именно теперь он, как настоящий мужчина, серьезно подойдет к вопросу о семье, детях. Он созревает для этого, понимаешь? Кто-то еще в институте женится, бездумно возлагает на себя заботы, а потом не выдерживает ответственности. Наш сын не такой. Почему я должен каждый раз тебя успокаивать? Оставь глупости, хорошо?
   – Хорошо.
   – Обещай не трогать его и не нервничать, – твердо произнес Тропинин-старший.
   – Обещаю.
   – Смотри, мы договорились.
   Остаток вечера Алла Васильевна честно пыталась перейти на другие темы. Она внимательно слушала рассказ мужа о том, как его аспиранты разучились работать, как раньше в институте строго относились к каждому проявлению халатности, а сейчас на все приходится закрывать глаза. Он говорил, а Тропинина никак не могла понять, откуда у него столько энергии. Тарас Викторович мог часами рассказывать о своей работе, искренне думая, что его собеседнице так же интересны все подробности, как и ему. Он не замечал, что она давно автоматически поддакивает, лишь время от времени вставляя короткие восклицания – видимость поддержания диалога. Все мысли ее были об Артеме. Стрелки часов приближались к одиннадцати, а его все не было. И хотя он предупредил, что вернется поздно, Алла Васильевна переживала. Она всегда волновалась до той самой минуты, пока за Артемом тихонько не закрывалась входная дверь. Тогда можно было выключать бра над кроватью и спокойно закрывать глаза.
   – Да ты не слушаешь меня, – с мягким укором сказал Тарас Викторович. – Заболтал я тебя.
   – Нет, нет. Я с удовольствием слушаю. Ты всегда так красочно все описываешь, – поспешила заметить Алла Васильевна.
   – И все-таки на сегодня достаточно. Давай я помогу тебе убрать со стола. Уже поздно.
   – Не беспокойся, я сама. Иди ложись.
   – У меня завтра первая пара в университете, – словно оправдывался Тропинин. – И несколько зачетов. Но я тебя не оставлю в одиночестве бороться с посудой.
   Оба принялись энергично убирать со стола. Алла Васильевна выключила висящий низко над столом абажур и зашла на кухню. Быстро вымыла посуду. Только сейчас она почувствовала, что действительно хочется поскорее оказаться в кровати, но сна не будет, пока она не услышит, как вернулся Артем.
   Она вошла в спальню и усмехнулась: муж упорно боролся со сном, пытаясь прочитать новости в свежей газете. Увидев жену, он принялся еще серьезнее всматриваться в напечатанное, но очень скоро понял, что засыпает и бороться с наступающим сном больше нет сил.
   – Будешь бодрствовать, пока не явится светило юридической мысли? – добродушно съязвил Тропинин и, увидев обиженный взгляд жены, повернулся и поцеловал ее. – Ну пошутил я. Ты же знаешь, что я все понимаю.
   – Один ребенок – это ужасно, – со вздохом произнесла Алла Васильевна, подтягивая одеяло повыше. Она ворочалась, пытаясь найти удобное положение. – Это одни нервы.
   – Можно подумать, что за троих ты бы волновалась меньше, – газета зашуршала у него в руках.
   – Может быть, и больше, но я чувствовала бы себя более уверенной, что ли.
   – Не вижу логики.
   – Зачем во всем искать логику? Я тебе о чувствах говорю. В этой области логика нужна не всегда.
   – Да-а? – удивленно протянул Тарас Викторович и посмотрел на жену поверх очков. – Ты меняешь точку зрения. К чему бы это?
   – Наверное, старею.
   – Что ты еще придумала?
   – Ничего. Мне ведь скоро шестьдесят. Ты представляешь, Тропинин, что через два года мне стукнет шестьдесят?!
   – Аллочка, что на тебя нашло сегодня? – обнимая жену, спросил Тарас Викторович. Он нежно коснулся волос жены, чуть жестковатых от постоянного окрашивания.
   – Когда мне было двадцать, тридцатипятилетние женщины казались мне невероятно старыми, – тихо продолжала Алла Васильевна. – Я была уверена, что в таком возрасте у них не может быть никаких желаний. Ну о пятидесятилетних страшно было даже подумать. А сейчас я уверена, что и на седьмом десятке у меня должна быть нормальная, полноценная жизнь. Только мне бы хотелось поскорее увидеть внуков, нянчиться с ними, смотреть, как они взрослеют. Ведь только это и продлевает жизнь. Что скажешь?
   – Завтра же поговорю с Артемом, чтобы женился как можно скорее, – Алла Васильевна, негодуя, попыталась вырваться из объятий мужа. – Да я пошутил. Ты сегодня совсем не в юморе.
   – Я давно не в юморе, Тарас.
   – Тогда я не смогу тебе ничем помочь.
   – А я не прошу у тебя помощи, просто слушай меня и не говори, что в моих словах мало здравого смысла, хорошо?
   – Договорились, – Тропинин чмокнул жену в щеку. – Все, я отключаюсь. Надеюсь, наше чадо скоро вернется. Спокойной ночи.
   – Доброй ночи, дорогой.
   Тарас Викторович уснул моментально.
   Алла Васильевна включила телевизор на самую малую громкость и принялась переключать один за другим каналы кабельного телевидения. Она всматривалась в лица ведущих ночных программ, не понимая, на кого рассчитаны их жеманность и пустословие. Порой речь ведущих была полна откровенной пошлости и глупости. Алла Васильевна нашла музыкальный канал – современная композиция в исполнении извивающихся и невероятно довольных собой негров тоже не привела ее в восторг. Выключив телевизор, Тропинина подумала, что Артему пора было бы вернуться. И действительно, ей не пришлось долго ждать. Вскоре щелкнул замок входной двери. Артем осторожно прошел через длинный коридор, мимо закрытой двери их спальни в свою комнату. До полуночи оставалось десять минут – на часах секундная стрелка отсчитывала очередной круг в своем бесконечном движении. Выключив ночник, Алла Васильевна закрыла глаза. Теперь можно было спокойно спать. Но она чувствовала, что ей не удается. Ее одолевали мысли о том, что сын почти постоянно приходит в пятницу поздно, рассчитывая на то, что ему не придется ни с кем разговаривать. Последнее время он стал очень замкнутым. Обычно откровенный, не имевший от нее никаких секретов, он перестал делиться с ней тем, что происходит в его жизни. Он был по-прежнему вежливым, уверенным, подтянутым, но в его глазах застыли тоска и усталость. Даже улыбка не оживляла их. Алла Васильевна понимала, что с сыном что-то происходит. Она не знала чем ему помочь. Артем отдалялся, а она по-прежнему хотела быть ему близкой. Извечная дилемма матерей повзрослевших сыновей. Они незаметно расширяют вокруг себя пространство, вторжение в которое запрещено даже близким. Любую мать такое не может радовать. Но Алла Васильевна знала, что не должна ни на чем настаивать. Она будет ждать момента, когда ее сын, нуждаясь в общении, сам обратится к ней. Сердце подсказывало, что скоро он обязательно сделает это.
 
   Даша открыла входную дверь, переступила порог и оказалась в небольшой квадратной прихожей. Опустив глаза, заметила маленький коврик и принялась тщательно вытирать ноги. Потом решила, что выглядит смешно, стараясь придать обуви первозданную чистоту, и сделала несколько шагов к дубовой двери напротив. Открыв ее, увидела светлую продолговатую комнату с большим количеством живых цветов, полки с толстыми папками, два больших зачехленных дивана, расположенных вдоль стен, – это то, что сразу бросалось в глаза. Даша быстро осмотрелась. Несколько дверей с табличками указывали имена и фамилии тех, кто принимал в этих стенах. С порога разобрать написанное было трудно, но Дубровина и не пыталась это сделать. У окна с поднятыми жалюзи стоял стол с компьютером, за ним, быстро перебирая пальцами, сидела красивая молодая девушка. Заметив Дашу, она оставила свое занятие и приветливо ей улыбнулась.
   – Доброе утро, – ее голос соответствовал внешности, располагал и вызывал ответное желание произвести хорошее впечатление.
   – Доброе утро, – Даша почувствовала, что волнение мешает ей выглядеть естественно. Уголки рта ее странным образом подергивались.
   – Чем могу помочь? – девушка указала на стул рядом с ее рабочим столом, предлагая присесть. Но Даша отрицательно покачала головой.
   – Скажите, я могу видеть Артема Тарасовича? – Даша спрашивала уверенно, ни минуты не сомневаясь, что это консультация не какого-то другого Тропинина, а именно Артема.
   – Артем Тарасович в отъезде. Он будет послезавтра, в субботу.
   – Суббота у вас рабочий день? – пытаясь скрыть огорчение, поинтересовалась Дубровина.
   – Да, – девушка засмеялась. – У нашего шефа вообще нет понятия выходного дня.
   – Ну вам-то хоть отдыхать дает?
   – Обязательно. Трудовое законодательство не касается только его самого.
   – Понятно. Тогда я, пожалуй, пойду. Спасибо и до свидания, – Даша убрала прядь волос за ухо, повернулась к двери.
   – Простите, – девушка окликнула ее и подалась чуть вперед, – может быть, ему что-нибудь передать? Или записать вас на консультацию?
   – Передайте, пожалуй, что заходила Даша. Даша Черкасова, – назвав свою девичью фамилию, Даша вдруг покраснела.
   – Я обязательно передам.
   – Всего доброго, – Даша поспешила закрыть за собой дверь, а оказавшись на улице, вздрогнула, не в силах сопротивляться нервному напряжению, сковавшему ее с ног до головы. Она не могла успокоиться и безрезультатно пыталась найти в карманах дубленки зажигалку и пачку сигарет. Последнее время она много курила. И хотя прекрасно понимала, что сигарета не помогает решить проблему, каждый раз в минуту волнения закуривала.
   Первая затяжка всегда казалась спасительной и на какой-то миг отвлекала от всего, что беспокоило. Так случилось и на этот раз: Даша почувствовала вкус табака, и напряжение, которое сковало ее тело, разжало свои крепкие объятия. Ей стало даже стыдно перед самой собой, что она вдруг так разволновалась. На первый взгляд для этого не было причины. И на второй. Даша постепенно пришла в себя и подумала, что ей повезло – Тропинина не оказалось на месте. Это к лучшему. О чем она, собственно, собиралась с ним говорить? Да и захочет ли он вообще встречаться с ней? Она столько лет не видела его, немного слышала о нем от Олега Пырьева. Она была в курсе, что Артем оправдывает надежды близких, уверенно и быстро наращивает темпы карьерного роста. Она не пыталась интересоваться его жизнью, разве что Олег сам проявлял инициативу и рассказывал что-нибудь о нем. Даша безжалостно вычеркнула Артема из памяти, получив того, о ком мечтала так давно и так горячо – Дубровина. Разве могла она вспоминать о юноше, дарившем ей нелюбимые белые гвоздики, читавшем стихи и каждый раз пытавшемся произвести на нее впечатление? Однажды он понял, что должен оставить ее в своем мире, и ушел. Он с болью, а она точно знала, что с болью и отчаянием, принял это решение. Он прочитал в ее глазах и пришел к выводу, что он, Артем Тропинин, ей не нужен! Да ей никто не был нужен. Дубровин заменил ей весь мир. А теперь, когда все принимало совершенно непредвиденный оборот, Даша поняла, что если из ее жизни уйдет Стас, она остается ни с чем. Окажется в одиночестве. Впрочем, она в нем пребывает в течение всего своего долгожданного замужества. Она и Стас на одной чаше весов и весь мир на другой. Дубровин сделал так, что взаимодополняющие вещи стали взаимоисключающими, и она не смогла это больше выносить.
   Может быть, поэтому она с такой радостью и волнением попыталась сейчас прикоснуться к своему прошлому. Тому, в котором она любила совсем другого Стаса и в котором ей никто, кроме него, не был нужен. Она пыталась ненадолго вернуться в те времена, когда не могла быть объективной к тем, кто пытался достучаться до нее. Но это был лишь мгновенный импульс. И, докуривая сигарету, Даша уже сожалела о том, что просила секретаря передать Тропинину о своем визите. Она не хотела, чтобы он увидел ее такой, какой она была сейчас, – без озорного блеска в глазах, от которого, как говорила Марина, все вокруг может загореться, как от искры. Она каждый день видела себя в зеркале и с неизбежностью принимала изменения, происходившие с ее лицом, – горькие складки залегли в уголках рта и словно накинули паутинку мелких морщин вокруг глаз. Еще совсем немного, и они залягут глубокими бороздками, и никакие современные средства, так активно рекламируемые со всех сторон, не помогут избавиться от них. Стоя перед зеркалом, Даша растягивала пальцами лицо, стараясь придать ему совершенно идиотский вид, лишенный каких бы то ни было проявлений эмоций. Гладкая кожа и пустые глаза – жуть. Даша вздрогнула.
   На часах было начало одиннадцатого. Она с ужасом поняла, что ей снова нечем заняться. Маришку она проведала, завтра приедет еще – утро пройдет не зря, но через день-другой подругу выпишут, и она будет ощущать себя ненужной. Дома у мамы она уже все перевернула вверх дном, устроив генеральную уборку всех времен и народов. Так что здесь тоже прокол. Говорить вроде бы тоже больше не о чем: что-то мимолетное о прошедшем рабочем дне, ответный вопрос о том, как провела она свое время. Ничего не значащие фразы, за которыми обе стараются скрыть то, что их действительно волнует. Им обеим нужно понять, к чему ведет затянувшееся возвращение дочери в родной дом. Пока ответа на этот вопрос нет, потому что внутри у Даши по-прежнему пустота и обида.
   К телефону она не подходит принципиально, потому что первые дни его обрывал Стас, а разговоры обычно заканчивались на повышенных тонах. Он требовал ее возвращения, она твердо стояла на том, что не может этого сделать.
   – Тебе не кажется, что твоя поездка к маме слишком затянулась?
   – Нет, не кажется. Я ведь не называла точных сроков, – спокойно ответила Даша, когда Дубровин в который раз задавал этот вопрос. – Ты можешь оставить меня в покое?
   – Я еще считаюсь твоим мужем?
   – Разумеется.
   – Тогда я не могу выполнить твою идиотскую просьбу!
   Это повторялось несколько раз с небольшими вариациями, а потом он перестал звонить. Сначала Даша вздохнула с облегчением. Она устала от нервозности, которую несли эти телефонные звонки. Они будто разрушали то, что и так находилось в крайне шатком состоянии. Но прошло еще несколько дней, и Даша почувствовала себя совершенно паршиво без этих каждодневных выяснений отношений. Они словно давали ей лишний повод убедиться в том, что она существует, а не исчезла с лица земли. Только эти звонки и делали ее реальной, потому что она давно существовала в роли затворницы, для которой главное – ее мещанский мирок, лишенный проблем. Она перестала понимать, что происходит там, за стенами ее надежного дома, ставшего добровольной тюрьмой. И теперь, когда главный надзиратель в лице Дубровина вдруг оставил ее в покое, она запаниковала. Даша больше не отключала телефон, обманывая себя, что не ждет звонка. На самом деле она прислушивалась к воцарившейся тишине и думала о том, почему Дубровин не дает о себе знать, пыталась понять ход его мыслей, предугадать его последующие шаги. Ведь не успокоился же он действительно? Она нужна ему, она – его наркотик и боль. Наверное, с некоторых пор больше второе, после всех своих умозаключений Даша была в этом уверена. Она не оправдала его надежд, оказавшись красоткой, фарфоровой статуэткой далеко не высшего сорта. Дубровину нужно все лучшее, как и ей самой, – это их роднит и разъединяет одновременно.
   Даша прикурила очередную сигарету, отметив, что руки перестали дрожать и зажигалка с первой попытки выдала достаточно высокий столбик голубого пламени. Глубоко затягиваясь, Даша, пожалуй, только сейчас поняла правильность вывода матери, что от безделья в голову лезут самые разные мысли и додуматься можно до чего угодно. Вот и сейчас, пытаясь бороться с хаотичным потоком мыслей о неутешительном настоящем и с ностальгическими воспоминаниями о прошлом, Даша чувствовала, что так и не находит опоры. Никакого даже самого шаткого равновесия. Она представила себя хрупкой девочкой на шаре, как на картине Пикассо, – неловкое движение, и можно упасть, больно ударившись. Она не хочет падать, но и балансировать на шаткой опоре – тоже. На самом деле многое зависит от нее самой, она же пытается переложить ответственность за происходящее на других. Она уехала из дома, не видя выхода, пытаясь разорвать сужающийся круг тягостного общения с мужем. А если бы он сделал это первым: уехал, оставив за собой право назначать день возвращения или окончательного разрыва? Она была бы в бешенстве – это точно! Получается, что ее решение бежать – не самое лучшее из того, что можно было придумать в их ситуации.