– Жди меня здесь, – сказал Олден кучеру и открыл калитку. Он сознательно не стал зажигать фонарь. Дорожка поблескивала под водой, вспыхивая искрами от капель, разбивающихся о камень в безумном танце.
   Олден размашистыми шагами прошел через сад и постучал в парадную дверь. Ему никто не ответил. Он подергал за ручку. Дверь была заперта. Он отступил назад и взглянул на окна. Они казались пустыми глазницами, черными, как чернильные пятна.
   По дороге он заскочил на минуту в домик Тилли в деревне.
   – Миссис Ситон не стала бы к нам приходить, милорд. – Девушка смахнула слезы. – Она сказала, что мы все пострадаем из-за нее, если мама ее примет. И потом, разве леди может жить здесь, как мы? – Она показала на неказистую маленькую комнату с таким низким потолком, что Олдену пришлось согнуться, чтобы войти. – О, сэр! Что будет со всеми нами?
   Оставив им вместе с утешениями несколько монет, он поехал к Джульетте.
   Под водопадами, льющимися с концов его треуголки, Олден обошел дом. Сад казался пришибленным и раздавленным, хотя в такой темноте говорить об этом с уверенностью не приходилось. Во дворе с рабочими сараями стук дождя многократно усиливался эхом. Олден сложил рупором ладони и прокричал:
   – Джульетта!
   Ответа не последовало. Переходя от сарая к сараю, он трогал двери, но все они были заперты. Старое почерневшее дерево блестело от воды.
   Он повернулся. Со стороны скошенного луга двигалась сплошная пелена дождя.
   – Джульетта!
   Ответом были только рев дождя и завывание ветра.
   «…я солгал о смерти ее мужа. Я только что приехал из Лондона, где разговаривал с Джорджем Хардкаслом. Ее супруг жив. Жив и здоров, хотя его финансы в плачевном состоянии. Но пока это не самое большое беспокойство для внука мясника. То ли будет, когда ему придется утрясать свои дела с неверной женой. Вы опять в проигрыше, сэр!»
   Олден Грэнвилл Строн угодил в ловушку, с рвением исполнив свою роль пешки, пока лорд Эдвард Вейн с друзьями радовался своей победе. Изощренная месть некогда покинувшей его невесте.
   – Джульетта!
   Ночь в насмешку ответила порывом ветра, пропитанного дождем.
   В своем плаще, шлепающем по пяткам, Олден зашагал по дорожке к курятнику. По дороге нога наткнулась на что-то твердое. Он пошарил пальцами вокруг лодыжки, нащупав рукоятку косы. Сломанное пополам лезвие валялось рядом, поблескивая в грядке с растоптанным горохом. Олден всматривался в темноту, пока глаза различили обломки фермерского инструмента – лопат, грабель, мотыг. Все было свалено в кучу, словно для костра.
   – Подонки! Подонки! – кричал Олден, снедаемый яростью. – Джульетта! – Но темноте не было до него никакого дела.
   Под ногами у него хрустела яичная скорлупа. В курятнике было тихо, распахнутая дверь покачивалась на петлях. Куры, несомненно, разбежались. Рассыпались по лесу, чтобы стать пищей для лис. Сейчас здесь не осталось ничего, что можно было бы спасти.
   Как только он ступил внутрь, безумный рев дождя стих, превратившись в глухой рокот. На этом фоне откуда-то снизу доносился другой звук – постоянный, ритмичный. Кошачье урчание.
   Олден полез в карман и достал коробочку со спичками. Скрутив длинный пучок соломы и пригнувшись, чтобы защитить искру от ветра, он поджег жгут. Потом поместил его в дверях, в безопасном месте, чтобы не спалить курятник.
   – Как мило, что вы пришли, – послышался сзади женский голос. – Я полагаю, бесполезно просить вас уйти отсюда?
   – Джульетта! Слава Богу! – Олден повернулся к ней лицом. – Я подумал, если вы увидите, как кто-то с огнем идет через сад, вы можете спрятаться…
   – Я и прячусь, – сказала Джульетта. – Особенно от вас.
   Она, согнувшись, сидела на полу, на грязной куче соломы и перьев. Свернувшийся клубочком Мисах мурлыча лежал у нее на коленях. Ее рука ритмичными движениями гладила полосатого кота, но в глазах у нее застыл ужас. Олден видел однажды такой же немой ужас в глазах щенка, который едва не утонул в рыбьем садке.
   – Вы не пострадали? – спросил он наконец.
   – Пострадала? – Джульетта посмотрела в сторону, чопорно поворачивая голову на стройной, как колонна, шее – в укор ему. – Вы, конечно, подразумеваете телесный ущерб. Один или два синяка, возможно. Там, где меня удерживали руками во время принудительного выселения. В остальном все вполне сносно. Джордж не хотел, чтобы мне причинили физический вред.
   Олден не сводил с нее изумленных глаз. Вода ручьями стекала по его шее. Он был готов разорвать мир на части голыми руками.
   – Я совершила супружескую измену. Джордж жив. Вы, конечно, это знали.
   – Нет. – Олден сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Я узнал позже. Но я понимаю, что это значит для вас.
   – Так ли уж это важно сейчас? Лорд Эдвард сообщил Джорджу, где меня найти. Моему мужу, очевидно, срочно понадобились деньги. Поэтому он продал этот дом и все, что в нем. У него на это есть все права. Но он готов предоставить мне жилище в Лондоне.
   – Мне рассказал Джемми Брэмби.
   – Что еще вам поведал братишка моей служанки? – спросила Джульетта. От колышущегося пламени у нее по лицу пробегали светлые блики. – Он не рассказал вам, как его наняли за деньги шпионить за мной? Джемми бегал в Мэрион-Холл с регулярными донесениями на меня, а лорд Эдвард был настолько добр, что все это передал Джорджу.
   – Значит, ваш муж знает, что…
   – Что я стала любовницей пресловутого распутника публично, при свидетелях? Да, он знает.
   Олден уткнулся взглядом в свои руки со сверкающими кольцами. В них отражался небольшой костер, горевший у него за спиной.
   – Уходите, – сказала Джульетта. – Вы дали мне слово, что…
   – Теперь я отказываюсь от него.
   – Я не хочу больше мусолить этот вопрос. Неужели вы не понимаете, что у меня не осталось никого, кому я могла бы довериться? Даже моей служанке.
   – И несмотря ни на что, вы должны доверять мне, Джульетта.
   – Какая мне польза от вас? – сказала она, взяв кота на руки. Мисах потерся головой о ее подбородок. – Все, что я имею или имела, принадлежит Джорджу. Даже мое тело. Используя его, вы совершали кражу.
   Если б можно было расколоть эту ночь, как скорлупу ореха! Может, там внутри обнаружится другой, менее жестокий мир?
   – Джульетта, вам нельзя оставаться здесь. Я могу вам помочь.
   Выражения в глазах у нее было не больше, чем у полосатого животного. Та же ужасающая пустота.
   – Джордж назвал меня шлюхой, – сказала Джульетта. – Но он готов взять меня обратно, даже после моего прелюбодеяния. Забавно!
   Слова жалили, как осатанелые осы.
   – Как бы он ни называл вас, это неправда, – ответил Олден. – К тому же определение не вполне точно характеризует то, что произошло между нами.
   – А что произошло между нами? – сказала Джульетта. – Еще один триумф распутника? Повод похвастаться очередным завоеванием и заключать пари в лондонских кофейнях? Отлично сработано, лорд Грейсчерч!
   Олден знал, если он до нее дотронется, Джульетта отодвинется. Проклятие! Он хотел ее обнять!
   – Можете ругать меня, если вам хочется. Но вы должны пройти в укрытие. Мой экипаж ожидает на дороге.
   – Я не могу, – сказала Джульетта. У нее внезапно заблестели глаза. – Авденаго и Седрах все еще не объявились. Топот кованых сапог, громкие голоса, треск разбитого фарфора… Коты испугались и побежали в сад, а люди Джорджа из этого устроили грандиозное развлечение. Они гнались за ними с дубинами и пистолетами.
   – Попадись они мне, я бы их убил за вас, – в ярости сказал Олден.
   – Право же, как это похоже на мужчину! – Джульетта держала Мисаха, пока он завыванием выражал небольшой протест. – Два кота в ужасе и смятении жмутся где-то в этой ревущей темноте, а вы не придумали ничего лучшего, чем убивать каких-то глупых негодяев.
   – Я думаю только о том, чтобы вывезти вас в безопасное место.
   – Я не могу оставить своих котов.
   – И не надо. У меня для них есть корзина. Я подумал, что иначе мы их не затащим в карету.
   – Вы захватили корзину? – сказала Джульетта, у которой внезапно по щекам покатились слезы.
   – Позвольте мне помочь вам сесть в экипаж. Вы можете подождать там, пока я разыщу Авденаго и Седраха. – Олден старался не смотреть ей в глаза, чтобы своим разгневанным взглядом не вгонять ее в панику. – Одного, худо-бедно, вы нашли, хотя полосатого в темноте разглядеть невозможно.
   Джульетта издала короткий смешок, поглаживая полосатую спину Мисаха.
   – Им не понравится корзина.
   – Понравится, – сказал Олден. – Там внутри кошачья мята. Ну, пойдемте, Джульетта?
   Лицо ее омрачилось.
   – Я попрошу вас не называть меня по имени, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.
   Глупо воспринимать подобную мелочь как смертельный удар.
   – Как скажете, мэм. Так вы идете со мной?
   – Я не такая глупая, чтобы искать мучений на свою голову, – ответила Джульетта, – и охотнее пошла бы в ад, чем с вами. Но у вас корзина для моих котов – и этим все сказано. Но смею вас заверить, милорд, моя компания не доставит вам удовлетворения.
   – Я постараюсь доставить его вам.
   Самодельный фитиль догорел, и курятник погрузился в темноту. Олден встал и высунулся из двери. Дождь перешел в мелкую морось.
   – В этом я не сомневаюсь, – сказала Джульетта. – Постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы принести вам как можно больше страданий. И надеюсь получить от этого удовольствие.
   – Это не то, чего я хотел…
   – А что вы хотели? Забыть обо мне? Конечно! Вы уже решили двигаться дальше. Только не пытайтесь рассказывать мне, что это неправда!
   Что он мог ей ответить! Это была правда. Он считал, что у него нет выбора.
   Джульетта встала, держа Мисаха на руках.
   – Клянусь, я хотела бы быть колдуньей. Я бы наслала демонов, терзать вашу душу, но, увы, я не уверена, что она у вас есть.
   – Без сомнения, вы правы. Но это не важно. Вряд ли нам нужно стоять здесь, в пустом курятнике, и обсуждать это.
   Ветер утих. Вокруг протянулась сырая темнота. Олден снял свой плащ и растянул перед Джульеттой. Она позволила ему обернуть тяжелую шерсть вокруг плеч. Длинный плащ волочился по земле. Олден хотел обнять ее, но просто отступил в сторону и провел через растерзанный сад. За воротами, как маяки, поблескивали фонари кареты.
   Как только Джульетта была надежно устроена внутри, с Мисахом на коленях, Олден, зашагал обратно в сад на поиски котов. На этот раз он взял с собой фонарь из кареты. Свет пробивался сквозь туман поверх полегших стеблей и побитых листьев. За пределами этого яркого пучка все тонуло во мраке.
   Заметив среди маргариток и моркови что-то цветное, влажное и блестящее, Олден подошел ближе, Присмотревшись, он узнал в мокрой кипе вещи Джульетты. В дикой ярости он сгреб в охапку платья, юбки, белье и понес их в карету. Побросав все это, вернулся в сад.
   Как далеко может убежать испуганный кот? В лес? В деревню? Или он где-то здесь, в саду, в каком-нибудь тайном укрытии, которое никогда не удастся найти?
   Олден пробирался сквозь густые кусты позади штокроз. Под ногами у него шуршали влажные листья и смятые лепестки. Он покачивал фонарем, всматриваясь в деревья, ища среди узловатых ветвей кота, и тихо звал: кис-кис-кис…
   Ему никто не отвечал.
   У входа в виноградную беседку Олден помедлил немного, пошарив лучом по обрывкам лозы и сломанным столбикам. Увиденное привело его в неописуемую ярость, заполнившую все его поры. Столик, за которым он терзал Джульетту во время шахматной игры, был опрокинут. В памяти всплыли обрывку их разговоров, ее васильковые глаза, светившиеся страстью, его ответные взгляды.
   Он отвернулся и прислонился головой к столбику. Проклятие! Гнев и боль сделались его компаньонами. Он почувствовал жар и головокружение, как будто к нему вновь возвращалась лихорадка. Но это его не волновало.
   Было слышно, как снова забарабанил дождь. Легкий ветер шевелил ветви деревьев. Вблизи земли что-то шевельнулось. Олден нагнулся и посветил туда, где поваленный столик уперся в скамейку. Зеленые демонические глаза блеснули отраженным светом. Лучи фонаря высекли золотистые искры на мармеладной шерсти. Седрах!
   Олден поставил на мокрые камни фонарь и, присев, тихо позвал. Пестрый комок попятился и забился в дальний угол под скамейкой. Олден пошарил рукой. Седрах зашипел. Выманить его ничем не удавалось. Ни мольбы, ни постукивания пальцами, ни помахивание виноградной веточкой не помогали. Между тем дождь начинал расходиться. В конце концов Олден лег на слякотную землю, вытянувшись во весь рост, и обеими руками осторожно вытащил кота из его убежища. Через минуту Седрах был отнесен в экипаж.
   Джульетта избегала смотреть в глаза своему спасителю. Она сидела в углу кареты, уставившись в оконце напротив. Мисах по-прежнему дремал у нее на коленях. Олден поместил Седраха в корзину, закрыл крышку и пошел обратно.
   По меньшей мере в течение тридцати минут он прочесывал сад, искал под навесами, в кустах и дуплах деревьев, заглядывал под наличники дверей и карнизы. Белый кот, точно призрак, прятавшийся в темноте ночи, не откликался на зов. Может, он убежал куда-то далеко, на ферму Хеймса? Или перебрался на другую сторону Милл-Спинни? А может, его настигла пуля или дубинка преследователей?
   Олден не видел выхода из сложившейся ситуации. Ни смекалка, ни сила, ни навыки владения шпагой или женским телом не могли ничего подсказать о местонахождении Авденаго. Снова вернувшись на дорожку, Олден прошел к курятнику, потом во двор под навесы. Постоял с минуту около черного хода и позвал под крыльцом. Нигде ни звука. Он поднял глаза на редеющие облака, сквозь которые проглядывало небо. Кучер уже несколько раз отгонял экипаж и возвращался назад, чтобы лошади не застаивались. Но без белого кота Олден не мог уехать.
   «Джульетта, я забрал ваш медальон. Я воспользовался вашим великодушием и вашим очаровательным, прелестным телом. А теперь из-за меня пропал ваш белый кот. Но даже за эту впустую потраченную ночь я мало что могу сделать для возмещения ущерба, потому что вы – чужая жена».
   Желание заслужить прощение было так велико, что он испытывал нехватку воздуха. Смещавшиеся эмоции – ярость, страх и чувство вины – защемили сердце своими жестокими клешнями. Он больше над ней не властен, он бессилен помочь ей. Мысль об этом прожигала сознание.
   Он должен разыскать лорда Эдварда и придумать предлог для дуэли. Возможно, ему даже удастся победить. В случае успеха он оставил бы сына герцога испускать дух в луже собственной крови. Но от этого сиюминутного удовлетворения, как бы оно ни было приятно, для Джульетты ничего не изменится. Ничто не восстановит ее безопасность и душевное равновесие. То, что успел натворить беспечный распутник, уже ничем не исправить.
   Олден намеренно разжал пальцы. Выпавший из руки фонарь расплющился о дорожку. Вытекшее масло вспыхнуло, но через секунду с шипением погасло, и он вновь оказался в темноте.
   Едва он ступил с крыльца, как сверху метнулось что-то белое и ударило в тело, точно пушечное ядро. Авденаго! Крошечные лезвия, проникшие через одежду, больно впились в кожу и застряли в ней. Олден мягко высвободил когтистые лапы из своего плеча. Кот, бросившийся с крыши на своего спасителя, неожиданно замурлыкал.
   Когда Олден отнес его в экипаж, Джульетта, откинувшись на спину, полулежала в своем углу. Она спала. Ее подбородок и верхняя часть шеи оставались в тени. Лицо мягко светилось в темноте, а волосы казались почти черными. Одна ее рука покоилась на коленях, другая, с согнутыми пальцами – в стороне, на сиденье.
   Олден посадил Авденаго в корзину. Мармеладный и пестрый коты уже лежали вместе. Через минуту все трое свились в один большой клубок и довольно замурлыкали.
   Стараясь не разбудить Джульетту, Олден устроился на сиденье напротив. Лошади тронулись. Он пристально смотрел на ее лицо и удивлялся себе. Черт подери, что с ним происходит?
 
 

Глава 12

 
   Когда лошади остановились, Джульетта проснулась. Нахлынувшие воспоминания вновь вернули ее в гостиную и в Мэрион-Холл. В ту безумную ночь, после которой выяснилось, что Олден ушел и унес с собой медальон. Как можно было быть настолько глупой? Как она не додумалась, что на этом все закончится?
   Приезд Джорджа в Мэнстон-Мингейт окончательно разрушил ее жизнь, смыл, как волна прилива. Скрытый подтекст каждого из событий предшествующей недели обрел свое истинное значение. Все сокрушительным образом сфокусировалось в одной точке.
   Джордж Хардкасл жив. После пяти лет страха муж с корнем вырвал Джульетту из привычного уклада и в обозримом будущем будет ее властелином.
   Олден, лорд Грейсчерч, ее любовник, которого она по неведению втянула в адюльтер, все это время был союзником бывшего жениха, осознанно или нет – отдельный вопрос. Но так или иначе, лорд Эдвард Вейн сказал, что ее муж умер, чтобы этой ложью заманить в ловушку.
   Люди Джорджа перебили весь фарфор и сломали фермерский инструмент. Но едва ли это имело какое-то значение. И то, что лорд Эдвард плел заговор, чтобы ее уничтожить, тоже ничего не значило.
   Сердце разбил он – Олден Грэнвилл.
   Его вытянутые ноги лежали на противоположном сиденье, руки сложены на груди, голова запрокинута назад. Он был в мокрой одежде, заляпанной грязью. Его волосы прилипли ко лбу, отдельные пряди болтались вокруг щек. Но даже сейчас, даже после всего содеянного им у нее захватывало дух от его пронзительной мужской красоты.
   – Мы почти приехали, – сказал Олден, глядя ей прямо в глаза.
   Джульетта сцепила руки на коленях.
   Она принимала его ухаживания. Она позволяла его точеным губам целовать ее губы, а его рукам изучать ее наготу. И в результате была им предана. Она чувствовала, как ее агония кристаллизуется в ненависть.
   – Я вам отвратителен, – сказал он тихо. – Это естественно. Я вас не осуждаю.
   – Я ненавижу вас, – сказала Джульетта. – Большей ненависти я за всю жизнь не испытывала.
   Олден посмотрел в оконце. С поворотом головы его мокрые волосы протащились по плечу.
   – Я чувствовал бы то же самое.
   – Вы даже не представляете всей глубины моего чувства. Сознание того, что вам быть в аду и гореть в вечном огне, будет доставлять мне величайшее удовлетворение.
   Лакей открыл дверцу, Олден опустил ноги на пол и вышел из экипажа, Потом повернулся и подал руку Джульетте.
   – Мэм, – сказал он, – к сожалению, я не смогу отправиться в ад так скоро. Поэтому я попрошу слугу взять корзину и доставить котов к вам в комнату. – По его лицу пробежали блики от мерцающих факелов вокруг подъезда, высветив два ярких пятна на мертвенно-бледных щеках.
   – Что с вами? – спросила Джульетта, заметив неестественный блеск его глаз. Тревога омыла ее сердце. – Вы больны?
   – Небольшая лихорадка, мэм. – Он улыбнулся. – Может, она-то и сгложет меня, как вы того желаете.
   Джульетта рассердилась. Рассердилась на себя – за то, что в какую-то минуту заволновалась о его здоровье. Она положила руку ему на рукав и сошла со ступеньки.
   – У вас дурная болезнь?
   – Упаси Бог! Простуда, только и всего.
   – Ну конечно, завзятый распутник предпримет все меры, чтобы уберечься, – сказала Джульетта. – Мне крупно повезло, что я имела дело с вами!
   Олден перестал улыбаться. Он вдохнул поглубже и посмотрел на пальцы, лежавшие у него на манжете.
   – Только не пытайтесь представить то, что мы с вами разделили, как нечто безобразное. Это не так.
   – Для вас – возможно. Но для меня это было безобразно.
   Джульетта убрала руку и прошествовала мимо него в дом. Навык, выработавшийся за годы воспитания в семье графа, придавал достоинство ее осанке. Олден, следовавший сзади, отдавал приказания слугам: «Комнату для леди – наверху», «Корм, воду и ящик с песком – для котов», «Корзину нести осторожно».
   На верхней площадке главной лестницы появилась служанка.
   – Мэм, не угодно ли вам пройти за мной? – сказала она, сделав Джульетте реверанс.
   Джульетта оглянулась назад. Олден стоял у подножия винтовой лестницы. Злой гений с лихорадочным блеском в ярких глазах. Может, к утру болезнь и впрямь его подкосит? Но сейчас мужчина с небрежностью и бравадой привалился к колонне, наблюдая, как они со служанкой поднимаются по ступенькам.
   Она отвернулась. Телесное напряжение было так мучительно, что хотелось задержаться и вздохнуть во весь голос. Такое количество ненависти причиняло жестокую боль. В сердце не осталось сострадания – только выжженная черная дыра гнева и отчаяния. Этот человек украл у нее прошлое и разрушил будущее. Она хотела, чтобы он испытал по меньшей мере такие же страдания.
   – Если б я мог, я позволил бы вам делать со мной все, что угодно, – сказал Олден. Его слова заставили Джульетту остановиться. Она стояла, дрожа, на лестнице, но не решалась повернуться к нему, чтобы не встречаться с ним взглядом. Лишь ожесточение помогало ей держаться прямо. – Колесовать, поместить пальцы в тиски, – добавил он, – применить все пытки в полной мере.
   Она вдруг увидела его высоко на стене, в круглом окне, на стекле верхней створки. Промокший, перепачканный, он был дьявольски красив в этом крошечном искаженном отражении, Мужчина, которого, как ей показалось в какой-то момент, она способна полюбить, сгорал в огне лихорадки.
   Джульетта чувствовала, как сильно стучит ее сердце.
   – Тогда, чтобы доставить мне удовольствие, – сказала она, – вам следует умереть этой ночью. Вас, несомненно, заждались в аду.
   – Я сделаю все, что смогу, мэм. – Олден собрал последние крохи сил и отвесил ей пышный поклон. – Ваше желание, как всегда, для меня священно.
   Проснувшись утром, Джульетта с удивлением отметила, что, будучи вконец изнуренной, она спала глубоким, здоровым сном без сновидений. На кровати, свернувшись на покрывале, утопая в своем кошачьем блаженстве, лежали Седрах, Мисах и Авденаго.
   Стараясь не беспокоить котов, Джульетта соскользнула с постели и подошла к окну. Тонкий хлопок мягко касался ног. Вчера вечером служанка принесла ночную сорочку, несколько длинноватую, но вполне приличную. Судя по простому материалу и фасону, она принадлежала самой девушке. Во всяком случае, не предшествующей любовнице хозяина!
   Небо, промытое дождем, голубело, как незабудки. Но боль по-прежнему сдавливала душу, словно там поселился злой дух. Где-то далеко, за полями, за деревьями находился дом, оставленный ей мисс Паррет. Святилище, куда однажды вторгся распутник, при помощи обаяния и обмана. Дом, которым завладел Джордж и который он продал, узнав об измене жены.
   Джульетта отвернулась и перевела взгляд на сводчатый потолок с позолоченной лепниной. Комната была обставлена прекрасной дорогой мебелью. Не считая простой ночной сорочки, гостье была предоставлена вся роскошь, какую только мог обеспечить дом пэра. Вчера был прислан поднос с лучшим вином и набором деликатесов. Изысканные серебряные приборы весь вечер сияли в свете дюжины свечей. Но поднос так и остался нетронутым, поэтому позже горничная его унесла.
   Беспокойно расхаживая по толстому ковру, Джульетта разглядывала пейзаж над камином, где среди полей и деревьев паслись черно-белые коровы. Некоторые стояли по копыта в ручье, и было видно, как их отражение преломляется в прозрачной воде. На небольшом бронзовом блюде значилось одно слово – Грейсчерч.
   Все это – абсолютно все – Олден Грэнвилл вернул благодаря ей, а после этого забрал медальон и сбежал.
   У нее щемило сердце, и было трудно дышать. Но на одной ненависти далеко не уедешь. Поборов соблазн снова залезть в постель, Джульетта позвонила в колокольчик, чтобы распорядиться насчет ванны и завтрака. Авденаго потянулся и вонзил когти в сине-розовое покрывало. Седрах спрыгнул на пол, Двое собратьев последовали его примеру.
   Джульетта прошла в небольшую туалетную комнату и, наклонившись к кошачьему блюду, поставленному слугой вчера вечером, побарабанила пальцем по краю. Авденаго бегло взглянул на подсохшие остатки жирного соуса и, подняв хвост трубой, гордо удалился. Седрах и Мисах терлись о ее лодыжки, жалобно мяукая. Она взяла Мисаха на руки, зарывшись лицом в мягкую шерстку.
   – Я принес для них свежее мясо, – раздался сзади голос Олдена.
   С ужасом подумав о своих распушенных волосах и одолженной ночной сорочке, Джульетта замерла, но тотчас спохватилась и рассердилась на себя. Ведь он видел ее обнаженной.
   – Умоляю, не просите меня уйти, – сказал он.
   – Потому что вы все равно не уйдете? – Она отпустила пестрого кота и повернулась спиной, радуясь пышным складкам дешевого хлопка.
   – В Лондоне джентльмен посещает леди в спальне. Здесь это вполне обыденное явление. Поскольку замужняя женщина часто завершает свой туалет где-то после полудня, ее комната становится будуаром, салоном и гостиной для завтрака.
   – Но в это время при ней стоят на часах горничные и слуги.
   – Если вы настаиваете, мне, разумеется, придется удалиться.
   – Потому что мое желание для вас свято? – Джульетта вложила в вопрос весь свой сарказм.
   Олден согнулся над блюдом и стряхнул с руки несколько мясных кусочков. В отличие от нее он был одет, и отнюдь не по-домашнему. На нем был строгий утренний костюм из бледно-кремовой парчи, а блестящие волосы аккуратно убраны в сетку из черного шелка.