Страница:
Джульетта свирепела не от того, что ее не трогало восхищение мужчин, наоборот – от того, что трогало. Но она не могла себе этого позволить. Раньше Джульетта никогда над этим не задумывалась. Теперь, когда единственным ее уделом оставались затворничество и самоотречение, это становилось невыносимым бременем. Однако временами одиночество заставало Джульетту врасплох. И тогда она впадала в ярость. Против своей потребности Джульетта не знала иной защиты, нежели гнев. Весь мир считает ее вдовой. Так почему мужчины не могут отстать от нее?
Незнакомец лежал там же, где она его оставила.
При ее приближении он открыл глаза, черневшие, как два омута в полночный час, и улыбнулся. Ямочки, появившиеся на щеках, действовали обезоруживающе. Ярость сейчас представлялась ей бессмысленной. Черты его лица были почти суровы. Ясные, твердые, четкие как скульптура – впору обнести оградкой. Но улыбка вновь сделала его добродушным, даже дурашливым.
Преодолевая неловкость, Джульетта подсунула ему под шею подушку. Волосы незнакомца были того же оттенка, что и первоцвет, который она использовала для вина. Под ее пальцами они струились, как шелк.
– Дайте мне вашу руку. – Она полила из чайника на салфетку и обернула опухшую кисть. – А теперь полежите спокойно, пока вам не полегчает. Боль и слабость должны пройти.
– Я могу… потерпеть, мэм, – произнес мужчина. Из-за беспорядочного дыхания его голос звучал сдавленно. – Но если это не пройдет?
– Тогда, без сомнения, ваше сердце перестанет биться, сэр. – Джульетта с облегчением отметила, что в ее голосе напрочь отсутствует женская мягкость. – Хотя если вы скончаетесь в моем саду, это доставит мне значительное неудобство. Поэтому я слезно прошу вас настроиться на поддержание своей жизни.
Она протянула руку к его шейному платку и развязала узел. Ей не хотелось к нему прикасаться, но мужчина находился в шоковом состоянии.
Чувствуя неловкость и тяжесть в пальцах, Джульетта расстегнула жилет, затем ворот рубашки. Здоровая гладкая кожа на шее отливала белизной. Она вдруг испытала легкое неудобство, будто молоденькая деревенская девушка, смущенная подмигиванием джентльмена.
«Как не стыдно замечать подобные вещи! Не важно, что он так красив и великолепен в солнечном свете. Этот сибарит столь же испорчен праздностью». Дерзкая насмешливость пряталась в его губах, и неизменное, данное от рождения презрение отпечаталось в вырезе ноздрей. Несомненно, бездельник. И, вероятно, мот».
Одежда его была проста, но из дорогого материала. Ткань камзола добротная, толстая. Безжалостно комкая ее, Джульетта принялась стягивать рукава. Мужчина находился в отличной физической форме. «Конечно. Занимается фехтованием и верховой ездой, как большинство джентльменов». Но у многих из них эта сила терялась за внешним лоском.
Рукав его рубашки сидел в обтяжку на распухшем запястье. Джульетта отстегнула от своей цепочки небольшой нож и распорола ткань до локтя, обнажив предплечье. Под кожей, опушенной золотистыми волосками, проступали сильные, словно высеченные из камня, мышцы. Непрошеная интимность, незваные ощущения – Джульетта старалась их не замечать. Но так или иначе, она держалась без перчатки за обнаженную мужскую руку.
Теперь компресс. Его рубашка – даже та была лучшего качества, чем любая вещь из ее собственного гардероба. Мягкая, приятно потрогать. Стало быть, он состоятельный человек. Или еще недавно был таковым. Любопытство тотчас выпустило свое маленькое щупальце. Что он делает в Мэнстон-Мингейт? Это не имело никакого значения. Она будет вынуждена пробыть в его компании всего несколько часов, просто чтобы оказать помощь. Хотя и это будет компрометацией.
Лучше бы оставаться одной. Но ей не хотелось, чтобы в ее саду, на дорожке оказался труп.
Олден лежал на спине, глядя в листву над головой. Вдох. Выдох. Пауза. Снова вдох… Сердце хаотично бухало в груди. На лбу выступил холодный пот. Олден еще никогда не чувствовал себя так худо, как сейчас. Кисть дергало, словно в нее вселился дьявол. Отек предплечья полз дальше вверх.
И зачем было так рисковать? Умереть от укуса пчелы? Безумие! Скандально известный лорд Грейсчерч в итоге сойдет в могилу, так и не вкусив сладости миссис Джульетты Ситон. Ну зачем она надела этот нелепый балахон? Можно вообразить, какое под ним скрывается тело! Судя по лицу и рукам, оно должно быть нежным и женственным. С высокой полной грудью и сбегающим к талии божественным изгибом. Кожа была бледно-кремового цвета. Но при таких волосах и бровях у нее должны быть темные соски, сладкие, как малина. Если бы только впереди у него было целое лето, чтобы ухаживать за ней! Соблазнять ее! И завоевывать мало-помалу в игре, обещающей быть столь же восхитительной, как окончательная капитуляция!
Однако завершить это предприятие нужно было к пятнице.
Черт подери, как он проиграл все деньги лорду Эдварду и Денби? С другой стороны, если бы этого не случилось, он никогда бы не встретил эту аппетитную обедневшую вдовушку. Безвестный маленький Мэнстон-Мингейт находился в стороне от проторенной дороги, ведущей в Грейсчерч-Эбби, – и какой-либо дороги вообще.
Олден закрыл глаза. Его затылок покоился на чем-то мягком. Увы, не у нее на коленях! Его пульсирующее предплечье было обложено компрессами. Он слышал шелест ее одежды и ощущал чистый цветочный запах – роз и гвоздики. Где-то мурлыкала кошка. Наконец он почувствовал, что начинает дышать глубже, почти нормально.
По всей вероятности, он все-таки останется жив. Он завоюет эту красавицу на одну ночь и тем спасет себя от разорения.
Солнце тем временем клонилось к западу. Красный кирпич пламенел в лучах заката, но по-прежнему было душно и жарко.
Миссис Ситон восседала на стуле и спокойно лущила стручки. Подол юбки слегка приподнялся, так что выглядывали ножки в дешевых чулках. Прелестные лодыжки, восходящие изогнутой линией к округлым икрам. Обе они аккурат уместились бы у него в ладонях. Желание шевельнулось в нем.
Да, он будет жить!
Его взгляд скользнул поверх синего балахона к шее. Если на ней и был медальон, он был скрыт платьем. Олден обратил внимание на длинные ресницы.
Что делало ее такой провоцирующей? То самое бдительное и настороженное выражение? Крутой излом уголков чувственного рта? Подозрительность и негодование, явственно видевшиеся в глазах?
«Итак, она не любит – даже боится – незнакомых мужчин, – рассуждал Олден. – Что это? Страх? Нет, строго говоря, не страх, а определенное неприятие, вследствие необходимости неукоснительного соблюдения обязательств. С этим будет нелегко».
Миссис Ситон взглянула на него. Олден тотчас опустил глаза, чтобы она не увидела в них желания.
– Вам лучше, сэр? – Она отвела взгляд. – Вы, должно быть, тревожитесь по поводу отъезда? Может, мне сходить за кем-нибудь и попросить помощи? Или вы сами справитесь?
Олден улыбнулся ей. Руку по-прежнему дергало, но сердце вроде вошло в обычный ритм.
– Вы очень добры, мэм. Спасибо вам. Я хотел бы услышать ваше имя, чтобы по крайней мере знать, кого я благодарю.
– Миссис Джульетта Ситон. Теперь вы получили преимущество надо мной, сэр. – Она посмотрела ему прямо в лицо и встала. В васильковых глазах сквозило подозрение.
Олден ухитрился подняться на ноги, не посрамив своего достоинства. С предусмотрительностью человека, привыкшего доверяться уму, он из осторожности опустил свой титул и воздержался от изысканного поклона.
– Олден Грэнвилл. Ваш покорный слуга, миссис Ситон.
– Где ваш экипаж? Не пешком же вы пришли в Мэнстон-Мингейт?
– Я оставил свою лошадь в «Трех бочках», мэм. – Олден поклонился. Когда он распрямился, голова закружилась и его качнуло в сторону, Миссис Ситон тотчас затараторила:
– Мистер Грэнвилл, вы еще не настолько сильны, чтобы ехать верхом! – Она даже протянула руку, но сразу же отдернула назад, не коснувшись его. Затем опустилась на стул и снова углубилась в свое занятие.
«О! Да она великодушная натура!»
– Я не могу более злоупотреблять вашей добротой, мэм. До «Трех бочек» рукой подать. Это всего лишь короткая прогулка. Я снял там комнату на неделю.
Пригоршня гороха просыпалась сквозь пальцы миссис Ситон и раскатилась по дорожке. Рыжая кошка выгнула спину и важно прошествовала прочь. Белая принялась вылизывать себе лапу, а пестрая, мурлыча, ткнулась Олдену в лодыжки.
Он наклонился и почесал ее за ушами.
– У вашей пеструхи есть кличка?
– У меня три кота, это – Мисах, сэр. – Миссис Ситон сидела и наблюдала за его руками.
– Тогда те двое – Седрах и Авденаго? Мальчиком я очень любил эту историю. Трое праведников, брошенных свирепым Навуходоносором в печь. Спасенных ангелом и поразительным образом оставшихся в живых. Так кто из двух других есть кто?
Среди рассыпавшихся горошин упала капля дождя, потом другая.
Синие глаза, выражавшие укоризну, по цвету приблизились к лиловому синяку.
– Рыжий – Седрах…
– И белый – Авденаго?
На дорожку упало еще несколько капель. Коты убежали. Холодный бриз зашевелил штокрозы. Когда над головой прогремел первый гром, Олден встал. У него вновь закружилась голова, и он схватился за калитку.
– Сейчас пойдет дождь. – Миссис Ситон поднялась. – Вам легче… – Отдельные накрапывавшие дождинки начали сливаться вместе, смачивая кирпич. – Вы нездоровы. Вам лучше пройти в дом!
Она нагнулась взять стул как раз в тот момент, когда Олден протянул к нему руку. Их пальцы соприкоснулись, и между ними пробежала искра. Женщина отдернула руку и посмотрела на него. В ее глазах было что-то близкое к панике.
Без всяких колебаний он взял у нее миску с горохом и поднял ее руку. Повернув ладонью вверх, он пробежал большим пальцем по шероховатой мозолистой коже.
– Quel dommage![2] – тихо воскликнул он. Миссис Ситон выдернула руку. Ему показалось на мгновение, что она вот-вот расплачется.
– Умоляю, сэр, не будьте так настойчивы. Уверяю вас, для меня эта галантность не имеет никакого значения. Я вдовствую пять лет и сама выполняю огромную работу по хозяйству. Я в состоянии отнести стул.
Деревянные ножки стула покачивались рядом с ее юбками, когда она быстро пошла по дорожке. Вновь послышались раскаты грома. Потемневшее небо разрешилось спасительным ливнем.
Она оставила дверь открытой.
Джульетта знала, что ему придется нагнуть голову, чтобы войти в узкий коридор. Потом эти сильные ноги в высоких сапогах широкими шагами пройдут по старой плитке в теплую кухню в конце дома. Перед глазами внезапно возникло видение. Похожий мужчина, смешливый и очаровательный, проходит по этому коридору каждый день, с правом пребывания здесь. Или еще лучше – уводит ее от всего этого в свой собственный яркий мир!
Увы, это было невозможно.
Она взглянула на секунду на свою руку, сердясь на себя. Неужели эта рука в самом деле когда-то была рукой леди? Там, где он ее трогал, удивительно нежно и ласково, ладонь горела огнем. Это ли не безумство? Ее мечты рухнут – сейчас и навсегда. Ей следовало оставить его здесь, мокнуть в саду.
Поработав рукояткой насоса, она наполнила чайник и подвесила его над огнем.
Середину комнаты занимали выщербленный сосновый стол, длинная лавка и два кресла. На стенах сияли медные котелки. Джульетта подняла глаза, когда в комнате показался мистер Грэнвилл голова, обрамленная развешанными пучками трав, и плечи, касающиеся ее лаванды. Он двигался красиво, с тренированной грацией аристократа, что невозможно скрыть даже такому высокому мужчине. Это напомнило Джульетте о балах и ухажерах. О лордах и утонченных леди в шелках и кружеве. О танцах до рассвета.
Жестом она указала гостю на кресло и сложила руки на груди, как бы защищаясь.
– Могу я спросить вас, сэр, зачем вы вообще направлялись в мой сад?
Олден поставил миску и с благодарностью занял свое место. Он чувствовал себя слабым, как щенок. На ум пришла дюжина фривольных объяснений. Но он прогнал их. Первый акт должен быть сыгран с осторожностью.
– Из-за белого душистого горошка, мэм. Родина этих цветов – Италия.
– Разве? – Женщина выглядела удивленной. – Я не знала.
– Я припоминаю, тамошние каштановые и фиолетовые разновидности, названные в честь одного монаха, который открыл их на Сицилии. Но белый – необычный цвет. Это бросается в глаза. Непривычно видеть такие цветы в английской деревне. Я не мог пройти мимо.
Джульетта повернулась к очагу, пряча лицо. Несколькими ловкими движениями заварила чай и наполнила чашки. У нее был очаровательный поворот локтя и запястья, грациозный и деликатный.
– Вы любите цветы? – спросила она. – Это кажется странным, когда за каждым лепестком снуют пчелы, которые угрожают вам неожиданной смертью.
– Признаюсь, мне по душе то, что создает некоторые трудности.
Дождь барабанил по крыше и шумно сливался с карнизов. Гром прогремел еще сильнее.
Джульетта поставила перед гостем чашку с чаем. Олден с удовольствием отпил несколько глотков.
– Укус пчелы для вас всегда так опасен?
– Первый раз это случилось, когда мне было три года. Тогда я плакал добрых пять минут. А потом ужасно напугал свою няню, когда посинел и обмяк у нее на руках. Доктора предсказывали, что я постоянно буду терять сознание в подобных случаях. Рассказывают, что тот отек держался неделю и я едва выжил. – Олден взглянул на миссис Ситон из-под полуопущенных ресниц. – Однако в этих деликатных лепестках есть что-то, что притягивает меня, хоть я и знаю, что подвергаю себя опасности.
Она отвела взгляд.
– Цветы должны охранять себя. Вот почему розы имеют шипы.
Ага, даже вопреки своему благоразумию она уже играет!
– Однако мысль о том, что какое-то насекомое способно низвести тебя до такого болезненного состояния, невыносима. Ничего более оскорбительного для моего достоинства я вообразить не могу.
– В таком случае я счастлива, что на этот раз все так быстро и благополучно завершилось.
– Вы правы, мэм. Я понимаю, как отвратительно я выгляжу со стороны: синюшный и отекший. Представляете, какое унижение я испытал второй раз, когда меня ужалила пчела? Мне тогда было десять лет. Это случилось в школе, на глазах двух десятков ребят. Я потом еще три года переживал тот позор.
Она улыбнулась.
– Но это снова случилось?
– К несчастью. На третий раз отец отстегал меня плетью, так как, согласно его теории, если бы я сильно постарался, мог бы предотвратить эту реакцию. Увы, наказание не пошло на пользу, и моя жизнь каждый раз была наполнена страхом.
– Что за варварство бить ребенка за то, что он нездоров!
– О нет, мэм. Это было разумно. С тех пор я больше боялся гнева моего отца, нежели пчел.
– Однако страх перед наказанием оказался недостаточным, чтобы помешать вам шнырять вокруг моих роз?
– Мой отец умер, мэм. А я, к сожалению, довольно часто бываю глуп и за это расплачиваюсь. Подумайте только, я вынужден беспомощно лежать целый день на дорожке в чужом саду. Ужасно незавидное положение. Вообразите, как я огорчен!
Ее неподдельный смех навевал мысли о меде и красном вине. Олден пришел в восхищение. Миссис Ситон этого не знала, но лорд Грейсчерч уже начал ее соблазнять.
– Нет, сэр, что-то не чувствуется, чтобы вы были сильно огорчены. Вы не выглядите униженным. И уж никак не глупы. Так что вы делали в Мэнстон-Мингейт?
– Искал убежище где-нибудь поблизости, – с намеренной небрежностью ответил Олден. – Что-нибудь скромное, с цветами.
Одиночный раскат грома прогремел почти у них над головами.
Взметнувшиеся темные брови женщины сомкнулись у переносицы.
– Но подобный риск явился дерзким вызовом разуму.
– Я люблю бросать вызов, мэм. Равно как и вы, я полагаю. – Олден уже пробежал глазами комнату. Среди трав, рядов банок и бутылей он обнаружил истинно ценную вещь. – И много ли здесь таких леди, кто держит на кухне шахматы? Не хотите проверить мои умственные способности, пока мы пережидаем грозу?
Он точно все просчитал. В загоревшихся глазах миссис Ситон промелькнуло неподдельное желание. Но тот же момент она отвернулась и занялась чаем.
– У нас не будет времени… – Голос ее заглушил очередной раскат грома, последовавшего за молнией. Ее вспышка осветила кухню. Женщина вздрогнула, затем нервно тряхнула головой.
– По этому поводу, – пояснил Олден, – моя няня имела обыкновение говорить, что это титаны играют в кегли. Я думаю, их игра только начинается. Мы могли бы скоротать время за шахматами. Но если я своим присутствием создаю вам неудобство…
Авденаго внезапно вскочил к нему на колени.
Джульетта в недоумении смотрела на своего кота. И это – Авденаго, который всегда чурался незнакомцев!
Олден почесывал белую шерстку, пока мурлыканье по громкости не сравнялось с раскатами грома за окном.
– Миссис Ситон, – спросил он, – у вас уже есть какой-то партнер?
– Нет, мисс Паррет умерла год назад, – ответила она.
Милая мисс Паррет! Смышленая, храбрая. Человек, всю жизнь терпеливо сносивший свои несчастья. Джульетта заставила себя говорить сухим тоном.
– Она жила вместе со мной в этом доме. Я не играла в шахматы с тех пор, как ее не стало.
– Мне очень жаль. Извините. Я вторгаюсь в вашу личную жизнь. Мне нужно уходить. – Олден посмотрел вниз на кота и криво усмехнулся ему. – Увы, может показаться, что я начинаю привязываться…
Ужасающе глупое положение. Этот мужчина так взывал к ее чувствам… Она должна прогнать его из дома в грозу – не важно, полностью он оправился или нет. Ведь она усвоила урок, не так ли? Разве она не познала однажды разрушительную силу желания? Вместе с тем так хотелось общения с умным, образованным человеком! По-видимому, она должна позволить ему остаться, пока не кончится гроза. В этом случае час шахмат принесет меньше вреда, нежели час разговора, так как она очарована этим мужчиной. А он действует сознательно…
Но любой джентльмен, окажись он неожиданно наедине с леди, вел бы себя точно так же. Немного кокетничал бы, сказал бы несколько комплиментов. Так уж заведено в этом мире. Джульетта это хорошо знала. Так же, как и то, что отвечать на это или хотеть этого было бы безумием. Однако в мужчине была необычайно притягательная смелость, проявившаяся в пренебрежении к своему состоянию. А его сочувствие при упоминании о мисс Паррет казалось вполне искренним. Это было больше, чем просто вежливость. И в конце концов, это всего лишь нечаянная встреча: случайная, безобидная. Он собирается уходить, когда закончится гроза.
Авденаго закрыл глаза в кошачьем блаженстве.
Кегли прокатывались по крыше и эхом отзывались в камине. Барабанил дождь.
Какой вред может быть от партии в шахматы – игры, беспристрастной по своей природе и не чреватой эмоциями? Или даже от флирта, если сохранять осмотрительность…
Джульетта подошла к полке и взяла шахматы.
Она разложила доску и, расставив фигуры, предложила ему играть белыми. Хорошо, что пчела укусила его в левую руку и что он был правша. Она следила за его пальцами, когда он сделал первый ход пешкой на королевском фланге. Классический дебют, ничего не говорящий об искусстве противника. В ответ Джульетта пошла такой же пешкой. Белые двинулись конем с королевского фланга. Последующие ходы не принесли никаких сюрпризов. Ее партнер не снисходил до унизительных поддавков и не отвлекал ее ни пустяковыми байками, ни завуалированным флиртом. Казалось, что человек всерьез углубился в игру.
Джульетта расслабилась.
– Так вы порекомендовали бы это место для одинокого мужчины? – спросил он через некоторое время.
– Здесь очень спокойно.
– Вероятно, вы правы. Я уже забыл, как скучно бывает жить в английской деревне.
– Это потому, что вы путешествовали… – Джульетта оторвала взгляд от доски, прежде чем успела себя остановить.
– В самом деле, мэм. Я несколько лет жил за границей.
За границей! В одном этом слове вмещался целый мир! Мир, лежащий за пределами Мэнстон-Мингейт. Мир с беседами о путешествиях, искусстве и культуре. Мир, к которому она принадлежала по праву рождения. Этот человек видел Италию и душистый горошек на Сицилии. Джульетта жаждала расспросить его об этом. Но не могла позволить себе ничего, кроме как переброситься несколькими фразами. Она сосредоточилась на доске.
– Я полагаю, одинокий джентльмен может найти для себя что-нибудь развлекательное и ближе к Лондону.
– Возможно. – Мужчина поднял глаза, свой ленивый, улыбающийся взгляд. – Но этого одинокого джентльмена очень легко… – Последний ход белых открывал для Джульетты прекрасные возможности. В порыве вдохновения она двинула вперед своего ферзя. Ее партнер взялся за короля, как будто не замечая расставленного капкана. Затем перехватил ее взгляд и засмеялся: – Так вот, этого джентльмена очень легко развлечь.
Король белых совершил странный маневр. В ответ на этот ход Джульеттой овладело безудержное веселье. Она подавила смех, рвавшийся наружу.
– Тогда остается пожелать, чтобы вас было трудно обмануть.
– Мы с вами превосходно подходим друг другу. Я предлагаю вам пари, миссис Ситон. Это подвигнет нас обоих на лучшую игру. Если выигрываю я, вы даруете мне одну партию ежедневно. Всю эту неделю, хорошо?
– Сэр, едва ли я могу…
– Боюсь, что в противном случае пребывание в «Трех бочках» очень пагубно скажется на мне. Я буду вынужден обмениваться в пивной любезностями с деревенским людом, пока забуду все, что знал, кроме репы и кормовой свеклы. Вы не можете быть настолько жестоки, чтобы обречь меня на подобную участь. Простое пари только подстегнет и ужесточит игру. Отчего же не попробовать?
Эх, была не была! Джульетта уже почти забыла восторг от встречи за шахматной доской с достойным противником.
– А если выиграю я?
– Тогда вы сможете потребовать что-нибудь от меня – что вам нравится.
Джульетта искренне удивилась:
– Довольно рискованно с вашей стороны, сэр!
– Какое же достойное предприятие, даже если это шахматная игра, возможно без риска? – Взмах его ресниц был исполнен вежливой покорности и одновременно бесстыдного соблазна. – Я уверен, вы не попросите больше, нежели требует приличие. Я вам доверяю, миссис Ситон.
У нее заколотилось сердце, вторя громкому стуку дождя. Белые только что допустили промах, выставив на пути ее слона пешку. Этого шага было достаточно, чтобы черные получили определенный перевес. Джульетта знала, что она играет блестяще, и хотела, чтобы ее соперник тоже показал свои лучшие качества.
– Очень хорошо, – сказала она, полностью уверенная в победе. – Давайте играть на пари, но я выставляю еще одно условие.
– Называйте. – Уголки его губ огорченно опустились, когда он потерял пешку.
– У меня не так много свободного времени. Во всех работах по дому мне помогает служанка. Эта девушка приходит из деревни, но на этой неделе она заболела. Если вы победите, вы должны будете возместить мне потерю времени – выполнить какую-то работу по хозяйству.
– Работу по хозяйству? Какого рода? – У мужчины на лбу наметилась небольшая морщинка. – Когда дело доходит до практического исполнения, от меня мало проку. Особенно в сельском хозяйстве. – Морщинка исчезла, и лицо его озарилось улыбкой, как от мысли столь же невероятной, как и абсурдной. – Уж не возложите ли вы на меня кормление свиней?
Хорошо. Значит, в действительности его можно изгнать наипростейшим намеком на труд! Разочарование пронзило ее подобно кинжалу, несмотря на успех задумки. Нужно было удостовериться, что он не вернется обратно, вне зависимости от выигрыша или поражения, однако при этом ей должна быть гарантирована отличная партия, До чего же глупо печалиться, когда ты только что добилась чего хотела!
– Сэр, я не попрошу ничего, что, по моему разумению, выходит за пределы ваших талантов. И потом, я не держу свиней.
Он поднял брови и улыбнулся.
– Тогда я к вашим услугам, мэм, при любом исходе партии. Но если уж мне вменяется делать вашу работу по хозяйству, то в случае моей победы вы тоже должны выполнить мое желание.
Это было небезопасно. Но только что сделанным ходом он поставил под угрозу своего коня на ферзевом фланге. Очень скоро она объявит мат – и тогда все опасения будут уже неуместны. Отобрав у белых коня, Джульетта готовилась загнать противника в ловушку и обеспечить себе выигрыш.
– Я согласна, – сказала она. – На тех же самых условиях.
Авденаго спрыгнул на землю и, хвост трубой, важно прошествовал прочь. Джульетта наблюдала за удаляющимся негодующим хвостом, затем снова взглянула на мистера Грэнвилла. Ей вдруг стало тревожно, и по спине пробежал холодок.
Партнер, предельно сосредоточившись, едва замечал ее присутствие. Надменность, угадывавшаяся в уголках его губ, теперь исчезла. Он выглядел таким же строгим и суровым, как высеченный из камня святой в местной церкви. Воротничок рубашки так и остался расстегнут. Джульетта прошлась взглядом по золотистым волнам волос, убранных над ушами назад, и вдоль шеи. Прекрасной, сильной мужской шеи, обещающей ей точеное тело ниже и приглашающей к поцелуям.
Проклятие! Этот мужчина – посторонний человек, просто случайно проезжавший мимо. И это всего лишь партия в шахматы!
Незнакомец лежал там же, где она его оставила.
При ее приближении он открыл глаза, черневшие, как два омута в полночный час, и улыбнулся. Ямочки, появившиеся на щеках, действовали обезоруживающе. Ярость сейчас представлялась ей бессмысленной. Черты его лица были почти суровы. Ясные, твердые, четкие как скульптура – впору обнести оградкой. Но улыбка вновь сделала его добродушным, даже дурашливым.
Преодолевая неловкость, Джульетта подсунула ему под шею подушку. Волосы незнакомца были того же оттенка, что и первоцвет, который она использовала для вина. Под ее пальцами они струились, как шелк.
– Дайте мне вашу руку. – Она полила из чайника на салфетку и обернула опухшую кисть. – А теперь полежите спокойно, пока вам не полегчает. Боль и слабость должны пройти.
– Я могу… потерпеть, мэм, – произнес мужчина. Из-за беспорядочного дыхания его голос звучал сдавленно. – Но если это не пройдет?
– Тогда, без сомнения, ваше сердце перестанет биться, сэр. – Джульетта с облегчением отметила, что в ее голосе напрочь отсутствует женская мягкость. – Хотя если вы скончаетесь в моем саду, это доставит мне значительное неудобство. Поэтому я слезно прошу вас настроиться на поддержание своей жизни.
Она протянула руку к его шейному платку и развязала узел. Ей не хотелось к нему прикасаться, но мужчина находился в шоковом состоянии.
Чувствуя неловкость и тяжесть в пальцах, Джульетта расстегнула жилет, затем ворот рубашки. Здоровая гладкая кожа на шее отливала белизной. Она вдруг испытала легкое неудобство, будто молоденькая деревенская девушка, смущенная подмигиванием джентльмена.
«Как не стыдно замечать подобные вещи! Не важно, что он так красив и великолепен в солнечном свете. Этот сибарит столь же испорчен праздностью». Дерзкая насмешливость пряталась в его губах, и неизменное, данное от рождения презрение отпечаталось в вырезе ноздрей. Несомненно, бездельник. И, вероятно, мот».
Одежда его была проста, но из дорогого материала. Ткань камзола добротная, толстая. Безжалостно комкая ее, Джульетта принялась стягивать рукава. Мужчина находился в отличной физической форме. «Конечно. Занимается фехтованием и верховой ездой, как большинство джентльменов». Но у многих из них эта сила терялась за внешним лоском.
Рукав его рубашки сидел в обтяжку на распухшем запястье. Джульетта отстегнула от своей цепочки небольшой нож и распорола ткань до локтя, обнажив предплечье. Под кожей, опушенной золотистыми волосками, проступали сильные, словно высеченные из камня, мышцы. Непрошеная интимность, незваные ощущения – Джульетта старалась их не замечать. Но так или иначе, она держалась без перчатки за обнаженную мужскую руку.
Теперь компресс. Его рубашка – даже та была лучшего качества, чем любая вещь из ее собственного гардероба. Мягкая, приятно потрогать. Стало быть, он состоятельный человек. Или еще недавно был таковым. Любопытство тотчас выпустило свое маленькое щупальце. Что он делает в Мэнстон-Мингейт? Это не имело никакого значения. Она будет вынуждена пробыть в его компании всего несколько часов, просто чтобы оказать помощь. Хотя и это будет компрометацией.
Лучше бы оставаться одной. Но ей не хотелось, чтобы в ее саду, на дорожке оказался труп.
Олден лежал на спине, глядя в листву над головой. Вдох. Выдох. Пауза. Снова вдох… Сердце хаотично бухало в груди. На лбу выступил холодный пот. Олден еще никогда не чувствовал себя так худо, как сейчас. Кисть дергало, словно в нее вселился дьявол. Отек предплечья полз дальше вверх.
И зачем было так рисковать? Умереть от укуса пчелы? Безумие! Скандально известный лорд Грейсчерч в итоге сойдет в могилу, так и не вкусив сладости миссис Джульетты Ситон. Ну зачем она надела этот нелепый балахон? Можно вообразить, какое под ним скрывается тело! Судя по лицу и рукам, оно должно быть нежным и женственным. С высокой полной грудью и сбегающим к талии божественным изгибом. Кожа была бледно-кремового цвета. Но при таких волосах и бровях у нее должны быть темные соски, сладкие, как малина. Если бы только впереди у него было целое лето, чтобы ухаживать за ней! Соблазнять ее! И завоевывать мало-помалу в игре, обещающей быть столь же восхитительной, как окончательная капитуляция!
Однако завершить это предприятие нужно было к пятнице.
Черт подери, как он проиграл все деньги лорду Эдварду и Денби? С другой стороны, если бы этого не случилось, он никогда бы не встретил эту аппетитную обедневшую вдовушку. Безвестный маленький Мэнстон-Мингейт находился в стороне от проторенной дороги, ведущей в Грейсчерч-Эбби, – и какой-либо дороги вообще.
Олден закрыл глаза. Его затылок покоился на чем-то мягком. Увы, не у нее на коленях! Его пульсирующее предплечье было обложено компрессами. Он слышал шелест ее одежды и ощущал чистый цветочный запах – роз и гвоздики. Где-то мурлыкала кошка. Наконец он почувствовал, что начинает дышать глубже, почти нормально.
По всей вероятности, он все-таки останется жив. Он завоюет эту красавицу на одну ночь и тем спасет себя от разорения.
Солнце тем временем клонилось к западу. Красный кирпич пламенел в лучах заката, но по-прежнему было душно и жарко.
Миссис Ситон восседала на стуле и спокойно лущила стручки. Подол юбки слегка приподнялся, так что выглядывали ножки в дешевых чулках. Прелестные лодыжки, восходящие изогнутой линией к округлым икрам. Обе они аккурат уместились бы у него в ладонях. Желание шевельнулось в нем.
Да, он будет жить!
Его взгляд скользнул поверх синего балахона к шее. Если на ней и был медальон, он был скрыт платьем. Олден обратил внимание на длинные ресницы.
Что делало ее такой провоцирующей? То самое бдительное и настороженное выражение? Крутой излом уголков чувственного рта? Подозрительность и негодование, явственно видевшиеся в глазах?
«Итак, она не любит – даже боится – незнакомых мужчин, – рассуждал Олден. – Что это? Страх? Нет, строго говоря, не страх, а определенное неприятие, вследствие необходимости неукоснительного соблюдения обязательств. С этим будет нелегко».
Миссис Ситон взглянула на него. Олден тотчас опустил глаза, чтобы она не увидела в них желания.
– Вам лучше, сэр? – Она отвела взгляд. – Вы, должно быть, тревожитесь по поводу отъезда? Может, мне сходить за кем-нибудь и попросить помощи? Или вы сами справитесь?
Олден улыбнулся ей. Руку по-прежнему дергало, но сердце вроде вошло в обычный ритм.
– Вы очень добры, мэм. Спасибо вам. Я хотел бы услышать ваше имя, чтобы по крайней мере знать, кого я благодарю.
– Миссис Джульетта Ситон. Теперь вы получили преимущество надо мной, сэр. – Она посмотрела ему прямо в лицо и встала. В васильковых глазах сквозило подозрение.
Олден ухитрился подняться на ноги, не посрамив своего достоинства. С предусмотрительностью человека, привыкшего доверяться уму, он из осторожности опустил свой титул и воздержался от изысканного поклона.
– Олден Грэнвилл. Ваш покорный слуга, миссис Ситон.
– Где ваш экипаж? Не пешком же вы пришли в Мэнстон-Мингейт?
– Я оставил свою лошадь в «Трех бочках», мэм. – Олден поклонился. Когда он распрямился, голова закружилась и его качнуло в сторону, Миссис Ситон тотчас затараторила:
– Мистер Грэнвилл, вы еще не настолько сильны, чтобы ехать верхом! – Она даже протянула руку, но сразу же отдернула назад, не коснувшись его. Затем опустилась на стул и снова углубилась в свое занятие.
«О! Да она великодушная натура!»
– Я не могу более злоупотреблять вашей добротой, мэм. До «Трех бочек» рукой подать. Это всего лишь короткая прогулка. Я снял там комнату на неделю.
Пригоршня гороха просыпалась сквозь пальцы миссис Ситон и раскатилась по дорожке. Рыжая кошка выгнула спину и важно прошествовала прочь. Белая принялась вылизывать себе лапу, а пестрая, мурлыча, ткнулась Олдену в лодыжки.
Он наклонился и почесал ее за ушами.
– У вашей пеструхи есть кличка?
– У меня три кота, это – Мисах, сэр. – Миссис Ситон сидела и наблюдала за его руками.
– Тогда те двое – Седрах и Авденаго? Мальчиком я очень любил эту историю. Трое праведников, брошенных свирепым Навуходоносором в печь. Спасенных ангелом и поразительным образом оставшихся в живых. Так кто из двух других есть кто?
Среди рассыпавшихся горошин упала капля дождя, потом другая.
Синие глаза, выражавшие укоризну, по цвету приблизились к лиловому синяку.
– Рыжий – Седрах…
– И белый – Авденаго?
На дорожку упало еще несколько капель. Коты убежали. Холодный бриз зашевелил штокрозы. Когда над головой прогремел первый гром, Олден встал. У него вновь закружилась голова, и он схватился за калитку.
– Сейчас пойдет дождь. – Миссис Ситон поднялась. – Вам легче… – Отдельные накрапывавшие дождинки начали сливаться вместе, смачивая кирпич. – Вы нездоровы. Вам лучше пройти в дом!
Она нагнулась взять стул как раз в тот момент, когда Олден протянул к нему руку. Их пальцы соприкоснулись, и между ними пробежала искра. Женщина отдернула руку и посмотрела на него. В ее глазах было что-то близкое к панике.
Без всяких колебаний он взял у нее миску с горохом и поднял ее руку. Повернув ладонью вверх, он пробежал большим пальцем по шероховатой мозолистой коже.
– Quel dommage![2] – тихо воскликнул он. Миссис Ситон выдернула руку. Ему показалось на мгновение, что она вот-вот расплачется.
– Умоляю, сэр, не будьте так настойчивы. Уверяю вас, для меня эта галантность не имеет никакого значения. Я вдовствую пять лет и сама выполняю огромную работу по хозяйству. Я в состоянии отнести стул.
Деревянные ножки стула покачивались рядом с ее юбками, когда она быстро пошла по дорожке. Вновь послышались раскаты грома. Потемневшее небо разрешилось спасительным ливнем.
Она оставила дверь открытой.
Джульетта знала, что ему придется нагнуть голову, чтобы войти в узкий коридор. Потом эти сильные ноги в высоких сапогах широкими шагами пройдут по старой плитке в теплую кухню в конце дома. Перед глазами внезапно возникло видение. Похожий мужчина, смешливый и очаровательный, проходит по этому коридору каждый день, с правом пребывания здесь. Или еще лучше – уводит ее от всего этого в свой собственный яркий мир!
Увы, это было невозможно.
Она взглянула на секунду на свою руку, сердясь на себя. Неужели эта рука в самом деле когда-то была рукой леди? Там, где он ее трогал, удивительно нежно и ласково, ладонь горела огнем. Это ли не безумство? Ее мечты рухнут – сейчас и навсегда. Ей следовало оставить его здесь, мокнуть в саду.
Поработав рукояткой насоса, она наполнила чайник и подвесила его над огнем.
Середину комнаты занимали выщербленный сосновый стол, длинная лавка и два кресла. На стенах сияли медные котелки. Джульетта подняла глаза, когда в комнате показался мистер Грэнвилл голова, обрамленная развешанными пучками трав, и плечи, касающиеся ее лаванды. Он двигался красиво, с тренированной грацией аристократа, что невозможно скрыть даже такому высокому мужчине. Это напомнило Джульетте о балах и ухажерах. О лордах и утонченных леди в шелках и кружеве. О танцах до рассвета.
Жестом она указала гостю на кресло и сложила руки на груди, как бы защищаясь.
– Могу я спросить вас, сэр, зачем вы вообще направлялись в мой сад?
Олден поставил миску и с благодарностью занял свое место. Он чувствовал себя слабым, как щенок. На ум пришла дюжина фривольных объяснений. Но он прогнал их. Первый акт должен быть сыгран с осторожностью.
– Из-за белого душистого горошка, мэм. Родина этих цветов – Италия.
– Разве? – Женщина выглядела удивленной. – Я не знала.
– Я припоминаю, тамошние каштановые и фиолетовые разновидности, названные в честь одного монаха, который открыл их на Сицилии. Но белый – необычный цвет. Это бросается в глаза. Непривычно видеть такие цветы в английской деревне. Я не мог пройти мимо.
Джульетта повернулась к очагу, пряча лицо. Несколькими ловкими движениями заварила чай и наполнила чашки. У нее был очаровательный поворот локтя и запястья, грациозный и деликатный.
– Вы любите цветы? – спросила она. – Это кажется странным, когда за каждым лепестком снуют пчелы, которые угрожают вам неожиданной смертью.
– Признаюсь, мне по душе то, что создает некоторые трудности.
Дождь барабанил по крыше и шумно сливался с карнизов. Гром прогремел еще сильнее.
Джульетта поставила перед гостем чашку с чаем. Олден с удовольствием отпил несколько глотков.
– Укус пчелы для вас всегда так опасен?
– Первый раз это случилось, когда мне было три года. Тогда я плакал добрых пять минут. А потом ужасно напугал свою няню, когда посинел и обмяк у нее на руках. Доктора предсказывали, что я постоянно буду терять сознание в подобных случаях. Рассказывают, что тот отек держался неделю и я едва выжил. – Олден взглянул на миссис Ситон из-под полуопущенных ресниц. – Однако в этих деликатных лепестках есть что-то, что притягивает меня, хоть я и знаю, что подвергаю себя опасности.
Она отвела взгляд.
– Цветы должны охранять себя. Вот почему розы имеют шипы.
Ага, даже вопреки своему благоразумию она уже играет!
– Однако мысль о том, что какое-то насекомое способно низвести тебя до такого болезненного состояния, невыносима. Ничего более оскорбительного для моего достоинства я вообразить не могу.
– В таком случае я счастлива, что на этот раз все так быстро и благополучно завершилось.
– Вы правы, мэм. Я понимаю, как отвратительно я выгляжу со стороны: синюшный и отекший. Представляете, какое унижение я испытал второй раз, когда меня ужалила пчела? Мне тогда было десять лет. Это случилось в школе, на глазах двух десятков ребят. Я потом еще три года переживал тот позор.
Она улыбнулась.
– Но это снова случилось?
– К несчастью. На третий раз отец отстегал меня плетью, так как, согласно его теории, если бы я сильно постарался, мог бы предотвратить эту реакцию. Увы, наказание не пошло на пользу, и моя жизнь каждый раз была наполнена страхом.
– Что за варварство бить ребенка за то, что он нездоров!
– О нет, мэм. Это было разумно. С тех пор я больше боялся гнева моего отца, нежели пчел.
– Однако страх перед наказанием оказался недостаточным, чтобы помешать вам шнырять вокруг моих роз?
– Мой отец умер, мэм. А я, к сожалению, довольно часто бываю глуп и за это расплачиваюсь. Подумайте только, я вынужден беспомощно лежать целый день на дорожке в чужом саду. Ужасно незавидное положение. Вообразите, как я огорчен!
Ее неподдельный смех навевал мысли о меде и красном вине. Олден пришел в восхищение. Миссис Ситон этого не знала, но лорд Грейсчерч уже начал ее соблазнять.
– Нет, сэр, что-то не чувствуется, чтобы вы были сильно огорчены. Вы не выглядите униженным. И уж никак не глупы. Так что вы делали в Мэнстон-Мингейт?
– Искал убежище где-нибудь поблизости, – с намеренной небрежностью ответил Олден. – Что-нибудь скромное, с цветами.
Одиночный раскат грома прогремел почти у них над головами.
Взметнувшиеся темные брови женщины сомкнулись у переносицы.
– Но подобный риск явился дерзким вызовом разуму.
– Я люблю бросать вызов, мэм. Равно как и вы, я полагаю. – Олден уже пробежал глазами комнату. Среди трав, рядов банок и бутылей он обнаружил истинно ценную вещь. – И много ли здесь таких леди, кто держит на кухне шахматы? Не хотите проверить мои умственные способности, пока мы пережидаем грозу?
Он точно все просчитал. В загоревшихся глазах миссис Ситон промелькнуло неподдельное желание. Но тот же момент она отвернулась и занялась чаем.
– У нас не будет времени… – Голос ее заглушил очередной раскат грома, последовавшего за молнией. Ее вспышка осветила кухню. Женщина вздрогнула, затем нервно тряхнула головой.
– По этому поводу, – пояснил Олден, – моя няня имела обыкновение говорить, что это титаны играют в кегли. Я думаю, их игра только начинается. Мы могли бы скоротать время за шахматами. Но если я своим присутствием создаю вам неудобство…
Авденаго внезапно вскочил к нему на колени.
Джульетта в недоумении смотрела на своего кота. И это – Авденаго, который всегда чурался незнакомцев!
Олден почесывал белую шерстку, пока мурлыканье по громкости не сравнялось с раскатами грома за окном.
– Миссис Ситон, – спросил он, – у вас уже есть какой-то партнер?
– Нет, мисс Паррет умерла год назад, – ответила она.
Милая мисс Паррет! Смышленая, храбрая. Человек, всю жизнь терпеливо сносивший свои несчастья. Джульетта заставила себя говорить сухим тоном.
– Она жила вместе со мной в этом доме. Я не играла в шахматы с тех пор, как ее не стало.
– Мне очень жаль. Извините. Я вторгаюсь в вашу личную жизнь. Мне нужно уходить. – Олден посмотрел вниз на кота и криво усмехнулся ему. – Увы, может показаться, что я начинаю привязываться…
Ужасающе глупое положение. Этот мужчина так взывал к ее чувствам… Она должна прогнать его из дома в грозу – не важно, полностью он оправился или нет. Ведь она усвоила урок, не так ли? Разве она не познала однажды разрушительную силу желания? Вместе с тем так хотелось общения с умным, образованным человеком! По-видимому, она должна позволить ему остаться, пока не кончится гроза. В этом случае час шахмат принесет меньше вреда, нежели час разговора, так как она очарована этим мужчиной. А он действует сознательно…
Но любой джентльмен, окажись он неожиданно наедине с леди, вел бы себя точно так же. Немного кокетничал бы, сказал бы несколько комплиментов. Так уж заведено в этом мире. Джульетта это хорошо знала. Так же, как и то, что отвечать на это или хотеть этого было бы безумием. Однако в мужчине была необычайно притягательная смелость, проявившаяся в пренебрежении к своему состоянию. А его сочувствие при упоминании о мисс Паррет казалось вполне искренним. Это было больше, чем просто вежливость. И в конце концов, это всего лишь нечаянная встреча: случайная, безобидная. Он собирается уходить, когда закончится гроза.
Авденаго закрыл глаза в кошачьем блаженстве.
Кегли прокатывались по крыше и эхом отзывались в камине. Барабанил дождь.
Какой вред может быть от партии в шахматы – игры, беспристрастной по своей природе и не чреватой эмоциями? Или даже от флирта, если сохранять осмотрительность…
Джульетта подошла к полке и взяла шахматы.
Она разложила доску и, расставив фигуры, предложила ему играть белыми. Хорошо, что пчела укусила его в левую руку и что он был правша. Она следила за его пальцами, когда он сделал первый ход пешкой на королевском фланге. Классический дебют, ничего не говорящий об искусстве противника. В ответ Джульетта пошла такой же пешкой. Белые двинулись конем с королевского фланга. Последующие ходы не принесли никаких сюрпризов. Ее партнер не снисходил до унизительных поддавков и не отвлекал ее ни пустяковыми байками, ни завуалированным флиртом. Казалось, что человек всерьез углубился в игру.
Джульетта расслабилась.
– Так вы порекомендовали бы это место для одинокого мужчины? – спросил он через некоторое время.
– Здесь очень спокойно.
– Вероятно, вы правы. Я уже забыл, как скучно бывает жить в английской деревне.
– Это потому, что вы путешествовали… – Джульетта оторвала взгляд от доски, прежде чем успела себя остановить.
– В самом деле, мэм. Я несколько лет жил за границей.
За границей! В одном этом слове вмещался целый мир! Мир, лежащий за пределами Мэнстон-Мингейт. Мир с беседами о путешествиях, искусстве и культуре. Мир, к которому она принадлежала по праву рождения. Этот человек видел Италию и душистый горошек на Сицилии. Джульетта жаждала расспросить его об этом. Но не могла позволить себе ничего, кроме как переброситься несколькими фразами. Она сосредоточилась на доске.
– Я полагаю, одинокий джентльмен может найти для себя что-нибудь развлекательное и ближе к Лондону.
– Возможно. – Мужчина поднял глаза, свой ленивый, улыбающийся взгляд. – Но этого одинокого джентльмена очень легко… – Последний ход белых открывал для Джульетты прекрасные возможности. В порыве вдохновения она двинула вперед своего ферзя. Ее партнер взялся за короля, как будто не замечая расставленного капкана. Затем перехватил ее взгляд и засмеялся: – Так вот, этого джентльмена очень легко развлечь.
Король белых совершил странный маневр. В ответ на этот ход Джульеттой овладело безудержное веселье. Она подавила смех, рвавшийся наружу.
– Тогда остается пожелать, чтобы вас было трудно обмануть.
– Мы с вами превосходно подходим друг другу. Я предлагаю вам пари, миссис Ситон. Это подвигнет нас обоих на лучшую игру. Если выигрываю я, вы даруете мне одну партию ежедневно. Всю эту неделю, хорошо?
– Сэр, едва ли я могу…
– Боюсь, что в противном случае пребывание в «Трех бочках» очень пагубно скажется на мне. Я буду вынужден обмениваться в пивной любезностями с деревенским людом, пока забуду все, что знал, кроме репы и кормовой свеклы. Вы не можете быть настолько жестоки, чтобы обречь меня на подобную участь. Простое пари только подстегнет и ужесточит игру. Отчего же не попробовать?
Эх, была не была! Джульетта уже почти забыла восторг от встречи за шахматной доской с достойным противником.
– А если выиграю я?
– Тогда вы сможете потребовать что-нибудь от меня – что вам нравится.
Джульетта искренне удивилась:
– Довольно рискованно с вашей стороны, сэр!
– Какое же достойное предприятие, даже если это шахматная игра, возможно без риска? – Взмах его ресниц был исполнен вежливой покорности и одновременно бесстыдного соблазна. – Я уверен, вы не попросите больше, нежели требует приличие. Я вам доверяю, миссис Ситон.
У нее заколотилось сердце, вторя громкому стуку дождя. Белые только что допустили промах, выставив на пути ее слона пешку. Этого шага было достаточно, чтобы черные получили определенный перевес. Джульетта знала, что она играет блестяще, и хотела, чтобы ее соперник тоже показал свои лучшие качества.
– Очень хорошо, – сказала она, полностью уверенная в победе. – Давайте играть на пари, но я выставляю еще одно условие.
– Называйте. – Уголки его губ огорченно опустились, когда он потерял пешку.
– У меня не так много свободного времени. Во всех работах по дому мне помогает служанка. Эта девушка приходит из деревни, но на этой неделе она заболела. Если вы победите, вы должны будете возместить мне потерю времени – выполнить какую-то работу по хозяйству.
– Работу по хозяйству? Какого рода? – У мужчины на лбу наметилась небольшая морщинка. – Когда дело доходит до практического исполнения, от меня мало проку. Особенно в сельском хозяйстве. – Морщинка исчезла, и лицо его озарилось улыбкой, как от мысли столь же невероятной, как и абсурдной. – Уж не возложите ли вы на меня кормление свиней?
Хорошо. Значит, в действительности его можно изгнать наипростейшим намеком на труд! Разочарование пронзило ее подобно кинжалу, несмотря на успех задумки. Нужно было удостовериться, что он не вернется обратно, вне зависимости от выигрыша или поражения, однако при этом ей должна быть гарантирована отличная партия, До чего же глупо печалиться, когда ты только что добилась чего хотела!
– Сэр, я не попрошу ничего, что, по моему разумению, выходит за пределы ваших талантов. И потом, я не держу свиней.
Он поднял брови и улыбнулся.
– Тогда я к вашим услугам, мэм, при любом исходе партии. Но если уж мне вменяется делать вашу работу по хозяйству, то в случае моей победы вы тоже должны выполнить мое желание.
Это было небезопасно. Но только что сделанным ходом он поставил под угрозу своего коня на ферзевом фланге. Очень скоро она объявит мат – и тогда все опасения будут уже неуместны. Отобрав у белых коня, Джульетта готовилась загнать противника в ловушку и обеспечить себе выигрыш.
– Я согласна, – сказала она. – На тех же самых условиях.
Авденаго спрыгнул на землю и, хвост трубой, важно прошествовал прочь. Джульетта наблюдала за удаляющимся негодующим хвостом, затем снова взглянула на мистера Грэнвилла. Ей вдруг стало тревожно, и по спине пробежал холодок.
Партнер, предельно сосредоточившись, едва замечал ее присутствие. Надменность, угадывавшаяся в уголках его губ, теперь исчезла. Он выглядел таким же строгим и суровым, как высеченный из камня святой в местной церкви. Воротничок рубашки так и остался расстегнут. Джульетта прошлась взглядом по золотистым волнам волос, убранных над ушами назад, и вдоль шеи. Прекрасной, сильной мужской шеи, обещающей ей точеное тело ниже и приглашающей к поцелуям.
Проклятие! Этот мужчина – посторонний человек, просто случайно проезжавший мимо. И это всего лишь партия в шахматы!