Три кота принялись жадно глотать свой завтрак.
   – Наше взаимное желание – видеть ваших котов счастливыми, – ответил Олден. – Возможно, мы начнем с этого.
   – А как насчет моего счастья?
   Он выпрямился.
   – Это единственное, что меня действительно заботит.
   – Тогда почему вы не умерли этой ночью, как я того хотела? – сказала Джульетта, круто повернувшись.
   – Помилуйте, мэм! – Олден прошагал мимо нее в спальню и остановился возле подоконника. – Я подумал, – сказал он, глядя в окно, – что вы предпочтете сначала помучить меня несколько недель. Это будет не слишком сложно.
   Она наблюдала за ним из дверей туалетной комнаты. Льющийся из окна свет подчеркивал элегантные очертания мужского тела, мощную спину и длинные ноги. Солнце сверкало в светлых волосах. Джульетту по-прежнему волновала эта красота, и собственные чувства вызывали у нее презрение.
   – Неужели я имею такую власть над вами? – спросила она.
   Олден повернулся к ней. Его глаза резко выделялись на бледной коже. Прежде чем он успел заговорить, ответ уже был на его лице – то неприкрытое желание, та неуправляемая мужская жажда, повергавшие Джульетту в смятение и возмущение.
   – Я целиком в вашей власти, – сказал он без обиняков и прошел обратно к камину. – Прошу вас, присядьте, мэм. – Олден указал на кресло, блеснув своими кольцами – Я буду вам очень признателен за возможность сесть.
   Джульетта скрестила руки, глядя на его профиль – четкий, как выведенный мелом. Этот человек без колебаний отправился мокнуть до костей, охотясь за ее котами.
   – Вы были очень больны вчера? – спросила она. Когда он поднял глаза, в них промелькнула насмешка.
   – Цирюльник избавил меня от излишка крови, – сказал он, подтрунивая над собой. – Гарантированный способ остудить мой дурной норов. Вы должны быть довольны.
   Джульетта с достоинством прошествовала мимо него к окну. Он стремился казаться беспечным. Да она и сама обычно терпеть не могла, когда ее жалели. Сейчас у нее болела душа за него. Но как можно что-то простить ему?
   – Поразительно, что мужчина, с такой одержимостью следящий за своей внешностью, признается в каком-то недуге. Но мне совершенно безразлично, если вы продолжите стоять здесь, пока не упадете.
   – Я никоим образом не жалуюсь, поскольку это служит вашей цели, мэм.
   – Моей цели? – Джульетта удивленно повернулась.
   – Мучить меня. – Олден сложил на груди руки, прижав плечи к стенной панели.
   – Каким образом?
   – Солнце просвечивает сквозь эту сорочку и причиняет мне изрядные муки, – сказал он. Его глаза блестели, словно звезды. – Я познал ваше тело и прикасался к вашим ногам. Я воображал, как, должно быть, они очаровательно выглядят. Но я никогда их не видел. Сейчас их тень под этим убогим хлопком ближе, чем я когда-либо мечтал. Это достаточно волнующе.
   Джульетта почувствовала, как волны тепла омывают ее живот и бедра. О ужас, предательское желание пронизало ее до самых костей, так что тело сделалось вялым и податливым.
   – Я думаю, вы говорите правду, – сказала она.
   – Конечно. Естественно, я привез вас сюда, чтобы спасти от бури. Я не мог оставить вас мокнуть под дождем. Но я прекрасно знал, какое это будет жуткое наказание…
   – Какое же?
   – Сознавать, что мы больше никогда не будем любовниками, для меня поистине равносильно пребыванию в аду. – Он откинул голову назад и рассмеялся.
   Джульетта хотела лечь. Прямо здесь. Лечь на пол. Вместо этого она вдохнула поглубже и продолжала стоять неподвижно, глядя в упор на Олдена.
   – Мне казалось, вы предпочитаете кратковременные любовные связи.
   – Не совсем кратковременные!
   – Разумеется, вы всегда сами решаете, когда их закончить, – сказала Джульетта. – Когда вам начинает надоедать… – Она едва не подавилась словами.
   – Когда это естественно умирает. Увы, мэм, я не считаю, что между нами все близится к естественному завершению.
   – Вряд ли начало было естественным.
   – Да, но я думал, что…
   – Что? – спросила Джульетта. Гнев снова побуждал ее к движению. Она принялась расхаживать по комнате.
   Коты доели свой завтрак. Седрах, припав к поилке, с типично кошачьей сосредоточенностью лакал воду.
   – Я не знал, что ваш супруг жив.
   – Но я так поняла, что вам нравится соблазнять замужних женщин, – сказала Джульетта.
   Словно побуждаемый тем же чувством, что и она, Олден с силой оттолкнулся от стены. Солнце засверкало на кремовой парче и кружеве с золотой каймой, когда он прошел мимо окна.
   – Но ведь вы не сделали бы того, что сделали, если б знали, что не свободны?
   Джульетта заколебалась. Она слишком дорого заплатила за супружеские обеты, чтобы совсем их обесценить. Однако Джордж покинул ее столько лет назад! Какой смысл в таком замужестве?
   – Не сделали бы? – настаивал Олден. Его кожа была почти прозрачной, казалось, что из-под нее просвечивают кости. Несомненно, это была не просто простуда. И не притворство. Джульетта ненавидела себя за то, что ее сердце превратилось в камень. Но так было нужно!
   – Нет, – сказала она, направляясь к камину. – Если бы я знала, что Джордж жив, я этого не сделала бы. Одному Боту известно, как бы я хотела никогда не встречать вас!
   – Помилуйте, Джульетта! Я покинул вас не по своей воле, однако вызвал к себе ненависть.
   – Я действительно вас ненавижу. И ничего не могу с собой поделать! – Джульетта села, не вполне уверенная, что может стоять дольше.
   – Спасибо, мэм.
   Словно в пику ей, Олден продолжал стоять.
   Он благодарит за признание? Или ему больше невмоготу смотреть на ее ноги под тонкой хлопковой сорочкой? Нервы, нервы…
   Джульетта подавила истерический смех. Она уже перестала себя понимать. Но то, что она сейчас чувствовала, не было безразличием.
   Олден Грэнвилл ничего не знал о Джордже. В этом ему можно было верить. В самом деле. Когда он опалил ей душу страстью, прошлой ночью в Мэрион-Холле, он делал все, чтобы этого не случилось. Он долго не принимал ее предложение. А вчера? Даже принес корзину для котов! И все же, пока в этой путанице эмоций остается хотя бы частица неистового гнева, ее нужно подкреплять.
   – Значит, вы заболели еще раньше? – спросила она. – Я имею в виду то утро в Мэрион-Холле, когда вы ушли, не сказав ни слова. И по-вашему, это может служить извинением?
   – Я понимаю, это слабое оправдание. Но это правда, Джульетта. Меня насильно увезли слуги сэра Реджинальда. – Олден упорно продолжал смотреть ей в глаза. – Любая разновидность инфлюэнцы у меня обычно протекает с очень сильной лихорадкой. Бурно, но очень коротко. Я выздоравливаю раньше, чем большинство людей. Вы думаете, я тогда хотел, чтобы вы проснулись одна? Боже упаси, Джульетта! Даже если бы я был на смертном одре, я снова жаждал бы усладить вас ласками.
   У нее защемило сердце.
   – Однако вы украли мой медальон. Где он сейчас?
   Олден не отвернулся и не отвел взгляд. Но глаза его сделались очень темными.
   – Я отдал его лорду Эдварду.
   Джульетта обеими руками вцепилась в подлокотники кресла, так что побелевшие пальцы даже засветились.
   – Зачем?
   – Это было заключительное условие нашего пари…
   – О Боже! – воскликнула она. – Доказательство? – Ненависть вспыхнула в ее душе, как свет маяка в океане тьмы.
   – Да, доказательство! – сказал Олден. Джульетте показалось, что он всеми силами старается сохранять спокойствие и говорить ровным голосом. – Без этого ваша жертва была бы бессмысленна и Грейсчерч-Эбби сейчас принадлежало бы ему.
   – А что, честно рассказать мне вы не могли?
   Олден стоял у окна, разведя в стороны открытые ладони. Сейчас он напоминал короля, зажатого на своей половине шахматной доски.
   – Вероятно, мог. Но не сделал. К сожалению, я неправильно представлял мотивы лорда Эдварда. Унижение и отмщение, казалось, были достигнуты – чего же более? Но он не продал мне медальон, когда я попытался выкупить его обратно.
   – Как это было благородно с вашей стороны! И что же вы ему предлагали за него?
   – Нечто, как мне представлялось, имеющее для него наибольшую ценность. Правда. Черт подери, я был уверен в этом! – Олден повернулся к окну и облокотился на подоконник, выглядывая что-то. – Но я опять ошибся. Он не клюнул на мою приманку. Почему он так держится за ваш медальон, Джульетта?
   – Перестаньте называть меня по имени!
   Спина Олдена сделалась жесткой, как доска. Он вдруг так ударил кулаком по ставням, что дерево загрохотало.
   – О, мэм! Мы же любовники!
   – Любовники?! – Джульетта вскочила с кресла. – Вы ни беса не смыслите в любви!
   – Мы были любовниками! Вы подарили мне свое тело, я подарил вам свое. Возможно, это произошло не совсем как должно. Возможно, гнусные махинации врагов свели нас вместе. Но так или иначе, в течение одной ночи мы, нагие, держали в объятиях друг друга, не ведая ничего, кроме одного невинного восхитительного наслаждения.
   – Животные на конном дворе делают то же.
   – Не смейте так говорить! – Олден круто развернулся. Нацелив тело, как фехтовальщик, он продолжил неумолимым голосом: – Наши руки трогали кожу друг друга и упивались этим ощущением. Наши пальцы, губы и языки, свободные как ветер, бегали в поисках чистого удовольствия. Ваши ноги с жадностью обвивались вокруг моих. Я излил всю душу, до дна, в поклонении вашему телу. Мы вкушали друг друга с такой же страстью, как в первый день творения, на заре возникновения…
   – Это ничего на значит. Обычное совокупление!
   – Я знаю, вы жалеете об этом. Я – нет! И будь я проклят, если позволю вам отрицать то, что в действительности было между нами.
   Джульетта показала на дверь, гневно сверкая глазами.
   – Уходите!
   – Как вам угодно. Но позвольте только прежде прояснить одну вещь. Мы с вами были выдающимися любовниками…
   – Какая разница?
   – Разница есть. Это факт, Джульетта. – Олден торжественной поступью приблизился к ней, почти касаясь ее и окутывая чистым мужским запахом. – Вы хотите меня так же сильно, как я вас. Я никоим образом не стану влиять на это. Я не буду…
   – Я вас ненавижу, – настойчиво сказала Джульетта.
   – Да, вы меня ненавидите, – согласился Олден. Солнечные лучи ослепительно сияли вокруг его головы. – Но это ничего не меняет. Желание – что пламя, у него своя логика. Если я сейчас вас поцелую, вы ответите мне. Ответите страстно, с жаром, открытым ищущим ртом.
   – Нет, – возразила Джульетта, хотя у нее горели губы, а предательское тепло волнами распространялось по коже.
   – Не смейте отрицать это! Если я дотронусь до вас, даже до плеча или руки, ваши ноги дрогнут. И ваше тело, так же как и мое, охватит пламя. Ваша кожа горит уже сейчас. Меня обжигает этот жар.
   Джульетта прикрыла глаза и обхватила руками грудь.
   – Не надо! Сжальтесь, умоляю!
   – Какого дьявола! Как я могу сжалиться сейчас, когда я в агонии? – Голос Олдена вибрировал от страсти. – Я изголодался по вас. Если я стяну с вас эту безобразную сорочку и обхвачу вашу нагую грудь…
   – Перестаньте – взмолилась Джульетта. – Что вы пытаетесь доказать?
   Громыхая каблуками по паркетным доскам, он зашагал прочь и рванул дверь. Потом обернулся:
   – Истинное значение того, чего мы лишим себя, если больше никогда не предадимся любви. Вот что я пытаюсь доказать. Черт возьми, даже если вы ненавидите меня, вы должны поверить мне и не препятствовать этому!
   Дверь захлопнулась.
   Джульетта поплелась обратно в постель. Легла и свернулась калачиком. Сердце тяжелыми ударами отзывалось в груди. Он был прав. О Боже, он был прав! Все ее существо было снедаемо желанием. Если бы он поцеловал ее или просто дотронулся, сейчас они лежали бы здесь вместе, нагие. Ноги горели огнем, и мучительно зудело между бедер. Тело жаждало раскрыться в приветственной встрече.
   «Боюсь, что в противном случае пребывание в «Трех бочках» очень пагубно скажется на мне. Я буду вынужден обмениваться в пивной любезностями с деревенским людом, пока забуду все, что знал, кроме репы и кормовой свеклы. Вы не можете быть настолько жестоки, чтобы обречь меня на подобную участь». Олден Грэнвилл был прав. Она была недостаточно жестока. Нужно закалить сердце, чтобы стать такою.
   Седрах вскочил на подушку – мягкий, пушистый и такой уютный! Мисах перед камином вылизывал лапу. Авденаго выгнул спину и зашипел, когда в открывшуюся дверь проследовала вереница слуг с завтраком и ванной. За ними шла та горничная, которая накануне показывала Джульетте комнату. Руки девушки были заняты горой одежды.
   – Ваши вещи, мэм. – Служанка сделала реверанс. Она принесла все то, что люди Джорджа выбросили в сад, за исключением розового платья, в котором Джульетта ездила на прогулку с Олденом. То платье увезли для продажи. Значит, вчера в темноте он даже собирал по саду ее белье и одежду.
   Горничная зарделась, напомнив Джульетте прежнюю служанку, Тилли. Эти девушки всегда обнаруживали волнение, будучи осведомленными о делах таких мужчин, как лорд Грейсчерч.
   – У меня послание от его светлости.
   Джульетта привстала в постели – взволнованная ничуть не меньше.
   – Послание?
   Девушка подняла глаза к потолку и сосредоточенно наморщила лоб, стараясь доподлинно воспроизвести каждое слово:
   – Мэм, лорд Грейсчерч надеется, что ваши вещи постираны и отглажены надлежащим образом. Он не мог прислать вам другую одежду, так как не держит в доме гардероба для леди. Хотя, как сказал его светлость, возможно, вы думаете, что держит.
   Служанка торжествующе улыбнулась и, исполнив очередной книксен, понесла одежду в туалетную комнату.
   Джульетта разразилась хохотом, и это в конечном счете дало выход слезам. Три кота вспрыгнули к ней на кровать и свернулись рядом в клубочки.
   Одетая в свое лучшее синее платье, Джульетта прекрасно понимала, что даже в нем она выглядит не наряднее любой служанки. Ничего неуместнее быть не могло.
   Сразу после завтрака она вышла в сад поискать тихое место, где можно было подумать о будущем.
   Как жить дальше? У нее не осталось ничего. Ничего, кроме того, что сейчас на ней. Ее родственники еще раньше отреклись от нее. Все, чем она владела или сумела приобрести, принадлежало и всегда будет принадлежать мужу, который, несмотря ни на что, предложил свой кров.
   Оставались ли у нее другие варианты? Только торговать собой в той или иной форме. Другие неверные жены предпочитали жить в любовницах у другого мужчины еще до публичного скандала. Нет, только не с этим человеком! Лорд Грейсчерч мог бы сделать подобное предложение, но лишь с тем, чтобы ее использовать, опустошить душу, а потом вышвырнуть. Это все, на что способны такие люди, поэтому даже с ним исход все равно один – проституция.
   Муж все это учитывал. Когда она в Мэнстон-Мингейт отказалась вернуться к нему, он уже тогда знал, что это пустые слова. Джордж уверен, что она никуда не денется, даже если ее до конца жизни морить голодом и бить. Потому что ей не куда идти.
   Да, если лорд Эдвард пять лет вынашивал план мести, то он, определенно, удался!
   Джульетта вздрогнула, услышав негромкий шорох, и посмотрела вокруг. У нее замерло дыхание, когда из кустов проглянули белокурые волосы с прилипшими к ним листьями.
   – Шерри? – Воздух с шумом вырвался у нее из легких. Мальчик выполз на четвереньках на гравий, поднялся и улыбнулся ей.
   – Вы не знаете, где лорд Грейсчерч? – спросил ребенок.
   Джульетта покачала головой. Маленький упрямый подбородок и что-то в вырезе ноздрей так остро напомнили ей Кита, что она почувствовала себя нехорошо.
   – Я хотел ему что-то показать. – Шерри провел по карману грязным кулачком.
   Она вернулась в свои пятнадцать лет, снова почувствовав себя старшей сестрой такого же маленького мальчика. Долгожданного наследника всех владений и графского титула. Младенца, рожденного ее матерью после многих умерших – кто в утробе, кто в колыбели. Виконта Киттинга, прочно засевшего в сердце своей сестры и своей смертью положившего конец всем семейным надеждам.
   Бездумно протянув руку к своему медальону и обнаружив только голую кожу, Джульетта тяжко вздохнула. Она вдохнула поглубже, чтобы успокоиться, потом еще раз. В пятнадцать лет она еще ни с кем не целовалась и никогда не задумывалась о будущем. Джордж Хардкасл, где бы он ни встречал ее – в саду или в доме, всегда был с ней вежливым и уважительным. В бесконечные летние дни ее занимали только игры в саду с братом чтение, вышивка и верховая езда на красивом искусственном пятачке в огромном поместье отца. Но Джордж всегда находил способ нечаянно появиться, когда она бывала одна.
   Кит погиб, утонул во время разлива. Этот ребенок был жив.
   – И что же ты хотел ему показать, Шерри? – спросила она.
   – Мы собираем коллекцию птичьих яиц, – ответил мальчик. – Мы с мистером Примроузом.
   – У меня когда-то был младший брат. Ему тоже нравилось отыскивать птичьи яйца. У тебя их много?
   Шерри вытащил из карманов несколько матерчатых мешочков и положил на скамейку.
   – Малиновка – раз, овсянка – два, снегирь – три, завирушка – четыре, черный дрозд – пять и королек – шесть. Мистер Примроуз сказал, что я не наберу десять разных яиц и что мы не должны брать из гнезда больше одного яйца. А вы любите птиц?
   – Очень.
   Спутанные пшеничные волосы упали ребенку на лоб, но Джульетта не смела их поправить. Она сложила руки на коленях, наблюдая за Шерри с болью в сердце.
   – Это пятнистое, синее с зеленым – от дрозда. У снегиря тоже зеленое, в мелкую коричневую крапинку. – Мальчик указал своим пальчиком на яйцо. – А вон то – из кладки королька.
   – А это из чьей? – спросила Джульетта. Шерри посмотрел на нее, в точности как когда-то Кит, с легким презрением.
   – Малиновки. Кто ж этого не знает! Я обнаружил ее гнездо среди кирпичей в разрушенной садовой стене. У овсянки – вон то, розовое, с лиловыми загогулинами, но иногда бывают такие, где больше белого.
   – А у завирушки – голубое, как летнее небо, – сказал мужской голос. – Она выстилает свое гнездо мхом и травой, но не так аккуратно, как зяблик. А у вашей завирушки, сэр, оно выстлано шерстью или конским волосом?
   Олден стоял в нескольких футах от них, прислонившись к дереву и сложив на груди руки. По-видимому, он наблюдал за ними очень давно. Яркие солнечные лучи золотили его волосы и живо играли поверх парчового камзола густого кремового цвета, хотя глаза у него были мрачные. Он встретил испуганный взгляд Джульетты и улыбнулся.
   – Шерстью! – выкрикнул мальчик. – И волосом!
   Шерри бросился к своему покровителю и завизжал, когда Олден подбросил его в воздух. Джульетта мгновенно почувствовала себя посторонней. Взрослый мужчина и ребенок веселились вдвоем, хохоча до упаду. Эта беспорядочная возня носила чисто мужской дух, несмотря на то, что одной из участвующих сторон был маленький мальчик.
   – В штабеле дров! – пронзительно кричал Шерри. – Я нашел его в штабеле дров!
   Все еще смеясь, Олден опустил мальчика на землю и покорно пошел за ним к скамейке. Джульетте вдруг захотелось уйти. Но она не стала этого делать, ради Шерри. Она села на скамейку и расправила юбку рядом с коллекцией.
   В течение нескольких минут мужчина и мальчик изучали яйца. Шерри продолжал возбужденно щебетать что-то по поводу птиц. Олден совершенно серьезно добавлял свои комментарии. Гнездо королька выстлано перьями. Черный дрозд устраивает свое аккуратное гнездо из травы, сухих листьев и глины. Самца снегиря можно узнать по розово-красной грудке, а у его подруги оперение грязновато-желтого цвета. Она прячет свое гнездо глубоко в зарослях ежевики, откуда может выкарабкаться только решительный детеныш.
   – А теперь, сэр, – сказал наконец Олден, – отнесите яйца мистеру Примроузу. Он ждет вас в ботаническом саду и хочет показать вам несколько жуков. Вы можете узнать, каких букашек любят есть птицы.
   Мальчик послушно сложил яйца в мешочки и, сунув их в карманы, убежал.
   Джульетта встала и посмотрела ему вслед с таким чувством, что он уносит часть ее сердца.
   – Я не ожидал, что застану здесь Шерри, – сказал Олден. – Я шел сюда, чтобы извиниться.
   – Извиниться за что? За то, что расстроили мою жизнь? Или за то, что забыли о хороших манерах?
   Олден прикрыл глаза, словно испытывая боль.
   – Мальчик сейчас в безопасности только благодаря вам. Вы, я надеюсь, можете получить от этого какое-то успокоение.
   Успокоение? Шерри открыл ноющую рану в том потаенном уголке сердца, где хранились воспоминания о Ките.
   Сейчас перед ней стоит этот благодетель – высокий и сильный, предлагая свои пустые раскаяния.
   Джульетта вдохнула поглубже.
   – Но это же была ваша идея, – сказала она, – поставить на карту будущее этого ребенка. И все свои владения.
   Олден открыл глаза и заморгал. Его синие глаза были полны страсти.
   – Это было так беспечно с моей стороны! Тем более после того, как я чертовски упорно трудился, чтобы все это спасти.
   – Трудились?
   – Да, мэм. Трудился. Если представить, каких усилий стоит изо дня в день следить за своей внешностью, фальшивить и ловчить, чтобы проложить себе путь в лондонское общество. Как младший сын, я не рассчитывал унаследовать титул и начинал без пенни в кармане. Я занимался финансами, чтобы поддерживать на плаву эти владения и гасить долги по закладной, пока хозяйство само станет приносить доход. Я одевался и вел себя так, словно деньги для меня ничего не значат. Если бы я этого не делал мне бы никогда не видать удачи.
   Хотя Джульетта продолжала стоять, Олден опустился на скамейку, отведя взгляд и положив на спинку вытянутые руки. Прекрасные руки, давшие ростки всему этому – дому, поместью и счастью ребенка. Чуткие кисти, познавшие все секреты ее тела, лежали в кружеве, как в гнезде.
   – А ваши женщины? Они тоже играли жизненно важную роль в вашем тщательно разработанном проекте?
   – Мириады тех леди, что согревали меня по ночам и делали мои дни веселее? Я не отрекаюсь ни от одной из них. Но я никогда не использовал женщин для достижения какой-либо подлой цели – мне просто нравится заниматься любовью.
   – Значит, они не имели никакого отношения к вашим героическим усилиям по спасению Грейсчерч-Эбби? – спросила Джульетта.
   – Нет, мэм. – Губы его сложились в улыбку, когда он взглянул на нее. – Хотя это не повредило поддержанию моей доблестной репутации.
   – Карточная игра и пирушки – это тоже работа. И она, разумеется, не доставляет вам удовольствия?
   – Я черпаю удовольствие везде, – ответил Олден. У Джульетты запылали щеки от жара его взгляда. – Но, хоть я и люблю наслаждение, огромная доля того, чем я вынужден заниматься в городе, просто зверски трудная работа. И она еще не закончена.
   – Тогда мне непонятно, – сказала Джульетта, – почему вы поставили все на карту в той игре с лордом Эдвардом Вейном!
   Насыпной гравий захрустел у нее под туфлями, когда она зашагала по дорожке. Слепящие лучи солнца падали на цветы и каменные скамьи, установленные с равными промежутками под сенью живой тисовой изгороди. Если б только можно было выплакаться, может, эта ужасная боль не давила бы так сильно на сердце?
   Джульетта услышала за спиной быстрые шаги. Олден схватил ее за локоть и заставил остановиться.
   – Убегаете? Я думал, у вас больше смелости. Мы должны поговорить.
   Она повернулась к нему лицом.
   – Правда? О чем? Хотите рассказать мне обо всех тех птицах? О ярких самцах и мелких желто-коричневых самках? Что касается спаривания, все они довольно постоянны, не так ли?
   – Только на один сезон, пока они вдвоем взращивают молодняк, и лишь один снегирь – на всю жизнь.
   – Как странно, если учесть, что он самый нарядный!
   – А также самый вредный. Он истребляет цветы фруктовых деревьев еще в зародыше.
   – Да? – удивилась Джульетта. – Очень неразумно с его стороны.
   – Да, но вместе с тем, – сказал Олден, – он достаточно хорошо обеспечивает кормом птенца и свою подругу. – Он отпустил ее руку. – Джульетта, что вы намерены делать? Я понимаю, вы ненавидите меня, и вас нельзя осуждать за это. Но вам некуда идти. Я хочу, чтобы вы знали, что вы можете жить здесь…
   – В качестве кого? – выпалила она.
   – В качестве моей любовницы, конечно! – съязвил Олден. – Джульетта, что вы, в самом деле! Неужели вы нисколько не верите в мою порядочность?
   – Очень мало. Вы причинили мне столько страданий.
   Он резко повернулся:
   – Потому что я забрал ваш медальон и отдал его лорду Эдварду? Да, я понимаю. Я не могу это исправить.
   – Вы не можете ничего исправить. Вообще мы сплошь и радом видим последствия опрометчивых действий. И это невозможно исправить. У меня есть муж, который готов обеспечить мне приют в Лондоне. Если я по-прежнему стану отказываться от этого благородного предложения, симпатии общества и закон будут не на моей стороне.
   – Вы думаете, я этого не понимаю?
   Джульетта хотела вывести Олдена из равновесия. Она чутко улавливала его растерянность. Это вызывало у нее желание отколупнуть золоченую оболочку и посмотреть, что там, под ней.
   – А как обычно бывает в вашем кругу, когда муж получает доказательства, что вы публично использовали его жену как шлюху?
   Олден отошел на несколько шагов.
   – Раньше я никогда не был настолько неосторожен, чтобы предоставлять подобные доказательства, – сказал он. – Не считая тех случаев, когда это происходило с молчаливого согласия мужа.