Страница:
Чума сделала Ролстре щедрый подарок. Теперь единственное, что от него требовалось, это задержать отправку драната и дождаться сообщения о том, что человек, которому он желал смерти, умер. Верховный принц не только нажил огромные деньги: он добился того, что владения его противников обезлюдели и пришли в упадок. Рохану доставляло маленькое удовольствие, что эта хитрая тактика не подействовала на Пустыню; но случилось это только благодаря благословению Богини.
Рохан опустошил свой сундук, и Чейн послал всадников на самых быстрых лошадях в порт Радзин, чтобы отправить дранат умирающим друзьям. Было слишком поздно спасать Милар, Камигвен и сына Чейна Яни, но все же удалось помочь многим другим…
А затем начали умирать драконы. Денег, чтобы покупать для них дранат, не было, да и кто в таких условиях стал бы думать про каких-то драконов?
Лорд Фарид из Скайбоула прислал сообщение, что на его холмах видели здоровых драконов, и Рохан отправился туда. Он и Фарид были одержимы идеей смешивать дранат с большим количеством биттерсвита, основной пищи драконов. Это была их единственная надежда. Но ожидания не оправдались: для того, чтобы спасти хотя бы нескольких драконов, нужны были горы травы. Рохан оказался перед тяжелым выбором: то ли отнять у своих вассалов последние крохи, то ли идти на сделку с Ролстрой…
Раздался тихий стук в дверь, и принц обернулся.
— Да, — сказал он и через миг увидел сердитое лицо Вальвиса. — Знаю, знаю, — промолвил принц, прежде чем его бывший оруженосец, а ныне рыцарь успел открыть рот, — я пропустил трапезу в полдень, опаздываю к обеду, и миледи собирается поджарить меня на своем собственном Огне. — Он улыбнулся, заставил себя подняться и собрал листки с докладом Фейлина.
— Жарить вас — значит попусту тратить силы, милорд, — сурово ответил Вальвис. — Вы слишком худой, чтобы представить интерес даже для издыхающего с голоду дракона.
Рохан пожал плечами, спрятал доклад в сундук и запер замок. Повесив ключ на шею, он сладко потянулся и подошел к окну. Вальвис присоединился к нему. Веснушки семнадцатилетнего юноши могли соперничать цветом только с его гордостью — короткой рыжей бородкой. Возведенный прошлой зимой из оруженосцев в рыцари, он попросил разрешения остаться в Стронгхолде и служить принцу в любом качестве по выбору последнего. Рохан с радостью согласился. Теперь Вальвис учился у Оствеля искусству сенешаля, а обязанности оруженосца передали племяннику Сьонед Тилалю. Лорд Давай был несказанно счастлив, что сестра неожиданно вышла замуж за могущественного принца и связала их родственными узами, а его жена несколько раз набивалась на приглашение в Стронгхолд. Сьонед сопротивлялась этому приглашению как могла, поскольку знала, что леди Висла наверняка станет что-нибудь клянчить у Рохана, а тот из любви к Сьонед не сможет отказать ее невестке. Наконец Сьонед нашла самое мудрое решение: она возьмет в дом своего младшего племянника. Воспитание мальчика благородного происхождения предусматривало его полное отделение от семьи и исполнение обязанностей оруженосца при друге, родственнике или знакомом отца до тех пор, пока мальчик не вырастет и не будет произведен в рыцари. Таким образом, Сьонед была свободна от дальнейших поползновений родни. Невестка чуть не упала в обморок от радости, что ее младший сын будет воспитываться в доме принца, и хвасталась этим перед всеми обитателями Речного Потока.
В саду послышались крики, и Рохан увидел, что по дорожке бежит Тилаль, приподняв полы длинного плаща. За ним с деревянным мечом в руке гнался пятилетний сынишка Оствеля Риян. Когда малыш вонзил меч в «дракона», Тилаль весьма натурально упал. Оба мальчика оглушительно расхохотались и принялись кататься по траве.
Рохан улыбнулся, но у него заныло сердце при воспоминании о двух других пятилетках, которым тоже нравилась эта игра. Прошлым летом Мааркен стал оруженосцем принца Ллейна, но уехал в Дорваль один: Яни умер от чумы…
— Тилаль становится славным парнишкой, — заметил Вальвис. — Только подумать, каким чудовищем он был, когда приехал сюда… Мне и в голову не приходило, что кровный родич миледи может быть таким отвратительным!
Вальвис потратил немало времени и немало колотушек, чтобы отучить Тилаля кичиться своим лордством перед другими оруженосцами. Зато теперь он хорошо знал свои обязанности и больше не хвастался родством со Сьонед. Правда, родство это скрыть было невозможно, поскольку у них обоих были одинаковые зеленые глаза и светлая кожа. Однако Тилалю достались в наследство от матери темные волосы, Такое сочетание было очень необычным, и в десять лет мальчишка считал себя писаным красавцем. За два года, прошедшие с тех пор, Вальвис успешно излечил его и от этой болезни.
— Ему пошла на пользу разлука с матерью, — продолжал юный рыцарь. — А правда, что она в этом году поедет на Риаллу?
— Чтобы взглянуть на свое сокровище? Доходили до меня такие слухи.
— У миледи испортится настроение…
Рохан спрятал невольную улыбку. Все шесть лет с языка Вальвиса не сходило имя Сьонед, и было нетрудно понять, почему. Рохан мог оценить это чувство. Он ведь и сам полюбил ее с первого взгляда. Юный рыцарь был уверен, что никто ничего не замечает. А Сьонед в отношениях с ним была само совершенство. Она частенько играла с Вальвисом, как с младшим братишкой, но на людях обращалась с ним как со взрослым, а не маленьким мальчиком. Когда Рохан начинал подтрунивать над ней, Сьонед откровенно отвечала, что воспитывает из Вальвиса мужчину, который когда-нибудь полюбит по-настоящему и станет кому-то хорошим мужем. Если бы она посмеялась над его чувствами или попыталась изменить их, Вальвис мог бы возненавидеть всех женщин. А так… Юный поклонник обожал ее и был счастлив служить леди своего принца всем, чем мог.
— Как только Вальвис встретит хорошенькую девушку своего возраста, он и думать забудет о своем обожании, — как-то сказала она Рохану. — Правда, мне будет очень не хватать моего рыцаря. Но… на что спорим, что жена его будет рыженькой, а первую дочку он назовет моим именем? Рохан был достаточно мудр, чтобы не спорить.
Тем временем хохочущие Тилаль и Риян поднялись с травы. Почувствовав, что за ними наблюдают, мальчики помахали Рохану и Вальвису. Риян, такой же темноволосый и большеглазый, как и его мать, запрыгал на месте и закричал:
— Принц! Давай играть в драконов!
— Как, опять? Я же только недавно был твоим драконом, и ты убил меня десять раз подряд! Даже дракону нужно немного отдохнуть. Кроме того, похоже, ты нашел себе другого, который играет куда лучше меня!
— Принц! — потребовал ребенок, уверенный, что ему не откажут. — Спускайся и играй в драконов!
Вальвис уже набрал в грудь воздуха, чтобы сделать Рияну выговор, но Рохан положил руку ему на плечо.
— Я предпочел бы играть в драконов, чем читать все эти бумаги, — задумчиво произнес он.
— Вы еще не обедали, милорд. И миледи не скажет мне спасибо, если вас замучают до полусмерти эти два маленьких тайфуна!
— Вальвис, — с досадой сказал принц, — что ты и твоя миледи носитесь со мной, как драконша с яйцом? Я что, калека или больной? Или ты решил, что я старею? По-твоему, двадцать семь лет-это преклонный возраст, в котором остается только храпеть и пускать слюни? — Он сердито фыркнул, выглянул в окно и крикнул мальчикам:
— Сегодня я играю в принца! Мы будем не убивать драконов, а спасать их!
Тут внизу раздался другой голос, и Рохан усмехнулся при виде спешившего со всех ног Оствеля.
— Риян! Тилаль! Вы прекрасно знаете, что нельзя шуметь и беспокоить нашего принца! — Он прикрыл глаза рукой, прищурился и посмотрел на окно. — Простите, милорд. За этими сорванцами приходится смотреть в оба, а чуть отвернулся — их и след простыл… — Оствель положил руку на плечо пытавшегося улизнуть Тилаля.
— Все в порядке, — сказал Рохан, не обращая внимания на родительские строгости. — Приятно смотреть, как они веселятся.
— Сегодня больше никаких драконов! — приказал Оствель и взял сына за руку. — Пойдем, Тилаль. Я уверен, что ты сгораешь от желания вывести травяные пятна с моего плаща.
— Но сегодня я должен прислуживать за столом, — возразил мальчик, с надеждой поглядывая на Рохана.
— Значит, плащ подождет, — согласился Оствель. Рохан отвернулся от окна, продолжая улыбаться, но за этой улыбкой крылась тоска по собственным детям. Это его сыновья должны были бегать в саду, смеяться и играть в драконов. Его сыновья… Он вспомнил о бумагах и быстро принял решение.
— Вальвис, сегодня вечером я не собираюсь играть в принца. Мне нужны ванна, обед и моя жена… именно в такой последовательности.
— Вот как? — усмехнулся молодой человек. — Вы отдаете миледи только третье место?
— Ну, если она предпочтет иметь дело с грязным, голодным и злым мужем…
Вальвис спустился вниз, отдал приказания, и вся система ведения домашнего хозяйства, созданная еще Камигвен, пришла в движение. Пока Рохан нежился в ванне, готовился ужин на двоих, который следовало подать в покои его высочества. Подобно большинству людей, у которых есть слуги, Рохан понятия не имел о том, как это делается. Принц знал только одно: его приказы исполнялись быстро, спокойно и без суматохи… совсем не так, как при старом сенешале. Оказавшись в ванной комнате, Рохан снова вернулся к воспоминаниям. Злополучный дранат дал ему возможность увидеть ту, кого он больше не чаял встретить: принцессу Янте. Ролстра не устоял перед ценой, которую Рохан предложил за наркотик, и отправил в Феруче караван из Вереша. Рохан и Фарид встретили его на полпути между Феруче и Скайбоулом и обменяли мешки с золотом на мешки с дранатом. Янте, сидевшая верхом на прекрасной белой кобыле, еще более красивая, чем прежде, нисколько не скрывала своей беременности и даже гордилась ею. У нее до сих пор не было законного мужа, но Рохан ничуть не сомневался, что отцом ребенка был поразительно красивый молодой человек, гарцевавший рядом с принцессой. Конечно, его чары могли вызвать вожделение даже у женщины куда более целомудренной, чем Янте. Рохан не обменялся с ней ни словом и только однажды встретил ее взгляд. То, что принц увидел в ее глазах, заставило его вздрогнуть.
Как он сумел заплатить за дранат, спасший жизнь не только всем им, но и многим драконам? Как умудрился добыть лекарство, которое не только бесплатно раздавал своим подданным, но и посылал за рубеж? Рохан нежился в прохладной воде и покачивал головой, вспоминая свое удивление, когда Фарид небрежно показал ему золото.
В течение пятнадцати лет атри плавил скорлупу драконьих яиц, которую собирал в давно заброшенных пещерах на холмах. Он делал это тайно, по приказу Зехавы; люди, преданные ему до последнего дыхания, производили золото, с помощью которого Зехава смог упрочить свою власть в Пустыне. Все поражались тому, как может процветать Скайбоул, в котором не было ни земли, ни пастбищ, и вот наконец Рохан узнал причину поразительного равнодушия Фарида к видам на урожай. Драконье золото! Зехава запретил атри рассказывать Рохану о его существовании, поскольку хотел, чтобы сын стал сильным сам, а не опирался на чужое богатство с первых дней своего прихода к власти.
— Но почему? — разгневался Рохан, когда Фарид все рассказал ему. — Несколько лет назад я сам нашел золото в пещере дракона, но до сих пор у меня не было времени заняться этим. Зачем же было скрывать?
Фарид пожал плечами.
— Помнишь, как он бросил тебя в озеро, когда ты был маленьким?
— А сейчас ты снова вытаскиваешь меня — в точности, как тогда!
— Мне ведено было все рассказать только после того, как ты встанешь на ноги. Отец не хотел, чтобы тебе все слишком легко доставалось.
— Легко? — повторил пораженный Рохан. — С мерилами, Ролстрой, драконами и этими чертовыми принцессами… Это называется легко?
Фарид засмеялся, и через минуту юмор победил в Рохане злость. Правда, это чувство проснулось в принце при мысли о том, какую шутку он сыграет с Ролстрой, так как вместо того, чтобы разориться самому, обобрать своих вассалов или вступить с верховным принцем в гнусное соглашение, он получал возможность вскоре пополнить сундуки, дочиста выпотрошенные из-за безумной цены, назначенной Ролстрой за дранат. Но в этом смехе присутствовала и горечь, ибо Зехава, даже зная о ценности драконов, продолжал убивать их. Рохан подозревал, что его отец считал свою репутацию воина более важной, чем выживание драконов; видимо, отец рассчитывал, что Рохан, придя к власти, найдет способ сохранить их численность, а значит, и выход золота.
Зехава был человеком умным и безжалостным, но он не учел одного: чумы… Рохан опять покачал головой и вышел из ванной. Он позволил ветру просушить его волосы, надел тонкую шелковую мантию и прошел в спальню. Как всегда, эта светлая комната, созданная матерью для него и Сьонед, успокоила Рохана. От его родителей не осталось здесь ничего, если не считать огромной кровати, в которой были зачаты, произведены на свет и испустили последний вздох многие поколения принцев. Богатые яркие краски времен Зехавы уступили место глубоким зеленым и голубым, которые шли огненным волосам Сьонед и золотистой шевелюре Рохана. Шкафы, столы и стулья из тяжелого темного дерева сменились мебелью более легкой, более элегантной. Рохан удивился тому, как быстро эта комната стала его убежищем: при жизни родителей она не казалась ему уютной. Здесь он и Сьонед любили друг друга ночами напролет, делились секретами, планами и мечтами о будущем. И здесь же они вместе рыдали, когда теряли своих детей.
В первый раз это случилось зимой после их свадьбы, во второй — на следующую осень. Сьонед носила каждого ребенка довольно долго, пока это не становилось заметно… Она была беременна и в то лето, когда пришла чума, но на этот раз ребенка погубил дранат. Огромная доза, необходимая, чтобы спасти ей жизнь, привела к тому, что Сьонед лишилась дара фарадима и чуть не привыкла к наркотику. Это количество зелья вызывало страшные галлюцинации, которых Рохан не мог забыть со времен своей недолгой болезни. Они со Сьонед выжили, но ребенок нет, и с тех пор прошло три года, а беременность все не наступала.
Рохан сел за накрытый шелковой скатертью стол, сервированный серебром и кубками из фиронского хрусталя — теми самыми, которые Сьонед купила. шесть лет назад во время Риаллы. Ту ночь им испортила Янте. При воспоминании о принцессе Рохан насупил брови. У нее было трое прекрасных сыновей от разных любовников, и она сумела защитить их и свой замок, сбрасывая на скалы любого, у кого появлялись признаки болезни. Положа руку на сердце, Рохан не мог винить ее за это. Он знал, что сделал бы то же самое, если бы был шанс спасти мать, Камигвен или Яни, избавить Сьонед от страданий или сохранить их ребенка. Он собственным мечом казнил семерых прятавших дранат, чтобы сбыть его по бешеным ценам. Однако закон оправдывал его, в то время как Янте совершала умышленное убийство. И тем не менее он не осуждал ее. Он понимал.
Маленький ураган ворвался в открытую дверь и забыл закрыть ее. Рохан прижал к груди маленькое тельце и тоскливо вздохнул.
— Папа велел, чтобы я извинился, — объяснил мальчик. — Извини!
— Извиню, если ты не задушишь меня! — Рохан засмеялся и посадил Рияна на одно колено. Прекрасные глаза Камигвен смотрели на него с шаловливого детского личика, и когда в дверях появился Оствель, Рохан скрыл свою боль еще одной улыбкой.
— Не брани его. Он только пришел извиниться.
— Он должен был сделать это, но позже. А сейчас он прервал ваш обед. — Впрочем, Оствель тут же усмехнулся и поднял руки вверх, показывая, что капитулирует. — Сьонед велела начинать без нее.
— Я так и сделал. — Рохан разжал руки. — Но раз настал час моего обеда — значит, юному сэру пора спать. Считай это приказом твоего принца.
Ребенок вздохнул.
— С тобой куда интереснее играть в дракона, — пожаловался он.
— Я уже слышал такие речи от одного маленького мальчика. Тогда это не помогло, не поможет и сейчас. Быстро в постель.
Он опустил мальчика на пол, и Риян пошел к отцу. Когда маленькие пальчики исчезли в руке Оствеля, Рохану пришлось отвернуться.
— Милорд…
Принц встретил взгляд друга еще одной принужденной улыбкой. Оствеля это нисколько не обмануло, но о сострадании к принцу говорили только его глаза. Вслух же он сказал следующее:
— Сьонед что-то говорила про незаметный приход в темноте…
На сей раз губ Рохана коснулась неподдельная улыбка.
— Так и сказала?
— Это такая игра? — нетерпеливо спросил Риян. — А мне можно в нее поиграть?
Оствель подмигнул Рохану.
— Непременно поиграешь, когда подрастешь! Пожелай принцу спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — послушно повторил Риян. — Не забудь про драконов!
— Не забуду. Спи спокойно.
Когда дверь закрылась, Рохан накинулся на еду с аппетитом, который одобрил бы сам Вальвис. Они со Сьонед вели постоянную борьбу со стремлением Рохана работать очень много, а есть очень мало. Когда он все съел, то лениво откинулся в кресле, держа в руках кубок с вином. Подчиняясь шутливому обещанию, данному им Сьонед, он часто встречался с ней в саду под покровом темноты. Домочадцы усмехались, притворяясь, что ничего не замечают, и строго следовали правилу: куда бы ни исчезли принц с принцессой, беспокоить их нельзя, даже если на Пустыню двинется армия Ролстры. Именно такая изысканная глупость была нужна Рохану сегодня ночью. Когда стемнело, он вынул из шкафа бутылку вина и два кубка.
Босой, одетый только в тонкую шелковую мантию, он спустился по потайной лестнице и через пустынный сад двинулся к гроту. Сьонед, шептало ему волнение, разлившееся по всему телу; Сьонед, повторял прохладный ветерок; Сьонед, музыкой звучало в ушах… Рохан стоял перед водопадом, закрыв глаза, и ощутил присутствие жены еще до того, как ее руки обвили его талию, тело прижалось к спине, а губы — к затылку.
Однако первые слова жены чуть не испортили ему все удовольствие.
— Ты закрылся с бумагами на весь день. У нас неприятности, да?
— Ничего такого, что не могло бы подождать. Она отпустила мужа, и тот повернулся к ней лицом.
— Скажи мне, Рохан.
Он уныло поднял бутылку и кубки.
— Я думал, мы собирались…
— О, конечно, — заверила она и подкрепила обещание поцелуем. — Но я не видела тебя весь день. Поговори со мной, милый.
Они уселись на мягкий мох. Голова Сьонед покоилась на его плече; бутылка вина стояла в стороне, ожидая своей очереди. В ее объятиях он находил радость, в ее любви черпал силу. И все же больше всего Рохан ценил в ней разум. У остальных принцев были просто жены; Сьонед же была ему больше чем женой. Рохан нашел в ней настоящую принцессу, стоившую той диадемы, которую он когда-то надел на ее голову.
Он рассказал Сьонед о драконах и прижал к себе, пытаясь по непроизвольным движениям тела определить ее мысли. Она умела управлять лицом не хуже Андраде, но их обеих выдавало постукивание пальцев по столу или чему угодно. Стоило прикоснуться к руке жены, как он почувствовал, что Сьонед напряжена.
— Нужно отменить встречу вассалов, — сказала Сьонед, едва он умолк. — Тогда и требовать Избиения будет некому.
— Я тоже подумал об этом. Фейлин прав, в этом году драконы в Ривенрок не прилетят, так что развлечения не будет, но встречу вассалов провести все же придется. Это первая Риалла за шесть лет. Всем нам есть о чем поговорить, а с теми, кто унаследовал свои поместья в результате Великого Мора, побеседовать просто необходимо.
— Ты собираешься рассказать им о драконьем золоте? Видишь ли, они уже удивлялись, откуда взялись деньги на дранат. Когда Фарид был здесь в прошлом году, он рассказывал, что его люди знают, откуда берется золото…
— Но они даже мне ни словом не обмолвились об этом в течение двадцати лет, — напомнил Рохан.
— Это естественно. Однако те, кто ни разу не бывал в пещерах, могут принять их за копи и никак не свяжут с драконами. Может быть, так и сказать вассалам?
— Меня заботят не столько вассалы, сколько Ролстра. — Упоминание о верховном принце заставило Сьонед сжаться, и Рохан бережно погладил ее по спине. — В Скайбоул были отправлены опытные наблюдатели из числа купцов, путешественников и охотников. Они вернулись, ничего не узнав. Фарид — опытный старый лжец, будь благословенно его имя. Но у Ролстры было три года, чтобы догадаться, откуда я взял столько золота. И он ни за что не поверит, что я хотел спасти драконов лишь из сентиментальности.
— Пусть верит во что хочет! Пока никто не найдет доказательств, какое это имеет значение? У твоего отца была правильная мысль. Пусть люди думают, что богатство объясняется успешными войнами и знатной добычей.
— Откуда она возьмется? Когда мы отбросили меридов на север, у них не было гроша за душой. А сколько денег ушло на то, чтобы закопать подохших во время чумы животных?
— Мы были бережливы, — возразила она. — Расточительность нам не свойственна. Мы могли бы сказать, что нашу казну пополнило восстановление торговли.
— Или что я знаменитый скряга! — Рохан рассмеялся. — Нет, любовь моя. Вся беда в том, что торговля-то как раз и не восстановлена. Слишком мало времени прошло, чтобы разбогатеть на ней. На нынешней Риалле этот вопрос станет главным. Слишком многие принцы и атри умерли, на их места сели молодые, власть сменилась почти повсюду, и похоже на то, что большинство их стоит на стороне Ролстры. Единственное, что могло бы изменить расстановку сил, это драконье золото.
— Чтобы купить их? — с кислой миной спросила она. — Как они могли перебежать на сторону Ролстры, если ты да вал им дранат?
— Я мог бы сказать, что они помнят смерти лучше, чем спасенные жизни, и это было бы верно. Мог бы сказать, что они с подозрением относятся к тому, откуда у меня взялся этот запас, и тоже был бы прав. Но настоящая причина…
— В том, что методы Ролстры более понятны молодым лордам. Они признают только такой тип власти. Нам придется переучивать их.
— Мы это сделаем. Но подкупать их я не собираюсь.
— Ладно, об этом можно будет подумать позже. Сейчас нужно найти причину запрета убийства самцов драконов, иначе вассалы не поймут этого.
— Знаю, — вздохнул он. — Благодаря моему отцу у людей сложилось превратное представление о том, в чем заключается мужественность.
У Сьонед затряслись плечи, и Рохан проклял себя за неосторожность.
— В этом есть и моя вина… — прошептала она.
— Сьонед, я родился, когда отцу было сорок лет. У нас еще много времени.
Она высвободилась из объятий мужа и посмотрела ему в глаза.
— Я ни разу не сумела выносить ребенка, а не беременела с самого Великого Мора. Я не смогу дать тебе сына, Рохан, и мы оба знаем это.
— Перестань. Мы оба молодые и сильные.
— Тебе нужен наследник. Он тяжело вздохнул.
— Я верю, что все будет в порядке, но если дойдет до этого, моим наследником станет Мааркен. Перестань терзать себя, Сьонед…
— Как я могу? Рохан, я изучила закон о престолонаследии. В нем ничего не сказано о том, что наследник должен быть непременно сыном твоей законной жены… Достаточно и того, чтобы ты официально признавал его своим сыном.
— Сьонед! — Он грубо схватил ее за плечи. — О чем ты говоришь?
— Я не отказываюсь быть твоей женой и принцессой. Но тебе нужен наследник.
Рохан пристально посмотрел на жену.
— Значит, ты готова послать ко мне в постель какую-нибудь девушку, а потом следить за тем, как она носит моего ребенка? Неужели ты способна на это, Сьонед?
— С меня достаточно твоей души и твоего ума…
— И моего тела. Всегда. Только ты. Скажи мне, что ты никогда не пойдешь на это!
— Пойду… — прошептала она сквозь слезы.
— А что будет после того, как родится ребенок? Ты отошлешь его мать прочь? Или оставишь здесь и будешь наблюдать за тем, как мать моего сына берет над тобой верх? Ты подумала об этом, глупышка? Хочешь сделать из меня второго Ролстру?
— Подумала. Рохан, я не смогла бы отдать тебя…
— Вот нехорошо. Мне этого достаточно. Однажды мы подарим друг другу сына. Сьонед, я не хочу ребенка от другой женщины. Я не смог бы смотреть на сына, у которого не было бы твоего лица и твоих глаз;. — Он заглянул в эти прекрасные, сомневающиеся зеленые глаза и тут же утонул в них. — Неужели ты не понимаешь, что все остальное не имеет значения? Мне достаточно тебя. Ты дороже всего, что у меня есть. Ты моя жизнь.
Решив доказать это единственно возможным способом, он опустил Сьонед на мох и овладел ею под журчание близкого водопада. Она немного поплакала. Слезы были сладкими от любви к Рохану и горькими от мысли о том, что она не может родить ему ребенка. Потом принц прижал ее к груди; рыжие волосы Сьонед окутывали их обоих, словно покрывало. Когда жена наконец успокоилась, Рохан приподнялся на локте и посмотрел на нее. Годы жизни в Пустыне покрыли ее кожу золотистым загаром, а волосы слегка выгорели. Все это делало ее глаза еще выразительнее, чем прежде. Каждая черта ее царственного лица дышала гордостью, уверенностью в его любви и в себе самой как принцессе. В девушках Сьонед была очень хорошенькой, но зрелость превратила ее в одну из самых прекрасных женщин, которых он когда-либо видел. Рохан провел пальцем по изящному изгибу ее плеча и нежно улыбнулся.
Рохан опустошил свой сундук, и Чейн послал всадников на самых быстрых лошадях в порт Радзин, чтобы отправить дранат умирающим друзьям. Было слишком поздно спасать Милар, Камигвен и сына Чейна Яни, но все же удалось помочь многим другим…
А затем начали умирать драконы. Денег, чтобы покупать для них дранат, не было, да и кто в таких условиях стал бы думать про каких-то драконов?
Лорд Фарид из Скайбоула прислал сообщение, что на его холмах видели здоровых драконов, и Рохан отправился туда. Он и Фарид были одержимы идеей смешивать дранат с большим количеством биттерсвита, основной пищи драконов. Это была их единственная надежда. Но ожидания не оправдались: для того, чтобы спасти хотя бы нескольких драконов, нужны были горы травы. Рохан оказался перед тяжелым выбором: то ли отнять у своих вассалов последние крохи, то ли идти на сделку с Ролстрой…
Раздался тихий стук в дверь, и принц обернулся.
— Да, — сказал он и через миг увидел сердитое лицо Вальвиса. — Знаю, знаю, — промолвил принц, прежде чем его бывший оруженосец, а ныне рыцарь успел открыть рот, — я пропустил трапезу в полдень, опаздываю к обеду, и миледи собирается поджарить меня на своем собственном Огне. — Он улыбнулся, заставил себя подняться и собрал листки с докладом Фейлина.
— Жарить вас — значит попусту тратить силы, милорд, — сурово ответил Вальвис. — Вы слишком худой, чтобы представить интерес даже для издыхающего с голоду дракона.
Рохан пожал плечами, спрятал доклад в сундук и запер замок. Повесив ключ на шею, он сладко потянулся и подошел к окну. Вальвис присоединился к нему. Веснушки семнадцатилетнего юноши могли соперничать цветом только с его гордостью — короткой рыжей бородкой. Возведенный прошлой зимой из оруженосцев в рыцари, он попросил разрешения остаться в Стронгхолде и служить принцу в любом качестве по выбору последнего. Рохан с радостью согласился. Теперь Вальвис учился у Оствеля искусству сенешаля, а обязанности оруженосца передали племяннику Сьонед Тилалю. Лорд Давай был несказанно счастлив, что сестра неожиданно вышла замуж за могущественного принца и связала их родственными узами, а его жена несколько раз набивалась на приглашение в Стронгхолд. Сьонед сопротивлялась этому приглашению как могла, поскольку знала, что леди Висла наверняка станет что-нибудь клянчить у Рохана, а тот из любви к Сьонед не сможет отказать ее невестке. Наконец Сьонед нашла самое мудрое решение: она возьмет в дом своего младшего племянника. Воспитание мальчика благородного происхождения предусматривало его полное отделение от семьи и исполнение обязанностей оруженосца при друге, родственнике или знакомом отца до тех пор, пока мальчик не вырастет и не будет произведен в рыцари. Таким образом, Сьонед была свободна от дальнейших поползновений родни. Невестка чуть не упала в обморок от радости, что ее младший сын будет воспитываться в доме принца, и хвасталась этим перед всеми обитателями Речного Потока.
В саду послышались крики, и Рохан увидел, что по дорожке бежит Тилаль, приподняв полы длинного плаща. За ним с деревянным мечом в руке гнался пятилетний сынишка Оствеля Риян. Когда малыш вонзил меч в «дракона», Тилаль весьма натурально упал. Оба мальчика оглушительно расхохотались и принялись кататься по траве.
Рохан улыбнулся, но у него заныло сердце при воспоминании о двух других пятилетках, которым тоже нравилась эта игра. Прошлым летом Мааркен стал оруженосцем принца Ллейна, но уехал в Дорваль один: Яни умер от чумы…
— Тилаль становится славным парнишкой, — заметил Вальвис. — Только подумать, каким чудовищем он был, когда приехал сюда… Мне и в голову не приходило, что кровный родич миледи может быть таким отвратительным!
Вальвис потратил немало времени и немало колотушек, чтобы отучить Тилаля кичиться своим лордством перед другими оруженосцами. Зато теперь он хорошо знал свои обязанности и больше не хвастался родством со Сьонед. Правда, родство это скрыть было невозможно, поскольку у них обоих были одинаковые зеленые глаза и светлая кожа. Однако Тилалю достались в наследство от матери темные волосы, Такое сочетание было очень необычным, и в десять лет мальчишка считал себя писаным красавцем. За два года, прошедшие с тех пор, Вальвис успешно излечил его и от этой болезни.
— Ему пошла на пользу разлука с матерью, — продолжал юный рыцарь. — А правда, что она в этом году поедет на Риаллу?
— Чтобы взглянуть на свое сокровище? Доходили до меня такие слухи.
— У миледи испортится настроение…
Рохан спрятал невольную улыбку. Все шесть лет с языка Вальвиса не сходило имя Сьонед, и было нетрудно понять, почему. Рохан мог оценить это чувство. Он ведь и сам полюбил ее с первого взгляда. Юный рыцарь был уверен, что никто ничего не замечает. А Сьонед в отношениях с ним была само совершенство. Она частенько играла с Вальвисом, как с младшим братишкой, но на людях обращалась с ним как со взрослым, а не маленьким мальчиком. Когда Рохан начинал подтрунивать над ней, Сьонед откровенно отвечала, что воспитывает из Вальвиса мужчину, который когда-нибудь полюбит по-настоящему и станет кому-то хорошим мужем. Если бы она посмеялась над его чувствами или попыталась изменить их, Вальвис мог бы возненавидеть всех женщин. А так… Юный поклонник обожал ее и был счастлив служить леди своего принца всем, чем мог.
— Как только Вальвис встретит хорошенькую девушку своего возраста, он и думать забудет о своем обожании, — как-то сказала она Рохану. — Правда, мне будет очень не хватать моего рыцаря. Но… на что спорим, что жена его будет рыженькой, а первую дочку он назовет моим именем? Рохан был достаточно мудр, чтобы не спорить.
Тем временем хохочущие Тилаль и Риян поднялись с травы. Почувствовав, что за ними наблюдают, мальчики помахали Рохану и Вальвису. Риян, такой же темноволосый и большеглазый, как и его мать, запрыгал на месте и закричал:
— Принц! Давай играть в драконов!
— Как, опять? Я же только недавно был твоим драконом, и ты убил меня десять раз подряд! Даже дракону нужно немного отдохнуть. Кроме того, похоже, ты нашел себе другого, который играет куда лучше меня!
— Принц! — потребовал ребенок, уверенный, что ему не откажут. — Спускайся и играй в драконов!
Вальвис уже набрал в грудь воздуха, чтобы сделать Рияну выговор, но Рохан положил руку ему на плечо.
— Я предпочел бы играть в драконов, чем читать все эти бумаги, — задумчиво произнес он.
— Вы еще не обедали, милорд. И миледи не скажет мне спасибо, если вас замучают до полусмерти эти два маленьких тайфуна!
— Вальвис, — с досадой сказал принц, — что ты и твоя миледи носитесь со мной, как драконша с яйцом? Я что, калека или больной? Или ты решил, что я старею? По-твоему, двадцать семь лет-это преклонный возраст, в котором остается только храпеть и пускать слюни? — Он сердито фыркнул, выглянул в окно и крикнул мальчикам:
— Сегодня я играю в принца! Мы будем не убивать драконов, а спасать их!
Тут внизу раздался другой голос, и Рохан усмехнулся при виде спешившего со всех ног Оствеля.
— Риян! Тилаль! Вы прекрасно знаете, что нельзя шуметь и беспокоить нашего принца! — Он прикрыл глаза рукой, прищурился и посмотрел на окно. — Простите, милорд. За этими сорванцами приходится смотреть в оба, а чуть отвернулся — их и след простыл… — Оствель положил руку на плечо пытавшегося улизнуть Тилаля.
— Все в порядке, — сказал Рохан, не обращая внимания на родительские строгости. — Приятно смотреть, как они веселятся.
— Сегодня больше никаких драконов! — приказал Оствель и взял сына за руку. — Пойдем, Тилаль. Я уверен, что ты сгораешь от желания вывести травяные пятна с моего плаща.
— Но сегодня я должен прислуживать за столом, — возразил мальчик, с надеждой поглядывая на Рохана.
— Значит, плащ подождет, — согласился Оствель. Рохан отвернулся от окна, продолжая улыбаться, но за этой улыбкой крылась тоска по собственным детям. Это его сыновья должны были бегать в саду, смеяться и играть в драконов. Его сыновья… Он вспомнил о бумагах и быстро принял решение.
— Вальвис, сегодня вечером я не собираюсь играть в принца. Мне нужны ванна, обед и моя жена… именно в такой последовательности.
— Вот как? — усмехнулся молодой человек. — Вы отдаете миледи только третье место?
— Ну, если она предпочтет иметь дело с грязным, голодным и злым мужем…
Вальвис спустился вниз, отдал приказания, и вся система ведения домашнего хозяйства, созданная еще Камигвен, пришла в движение. Пока Рохан нежился в ванне, готовился ужин на двоих, который следовало подать в покои его высочества. Подобно большинству людей, у которых есть слуги, Рохан понятия не имел о том, как это делается. Принц знал только одно: его приказы исполнялись быстро, спокойно и без суматохи… совсем не так, как при старом сенешале. Оказавшись в ванной комнате, Рохан снова вернулся к воспоминаниям. Злополучный дранат дал ему возможность увидеть ту, кого он больше не чаял встретить: принцессу Янте. Ролстра не устоял перед ценой, которую Рохан предложил за наркотик, и отправил в Феруче караван из Вереша. Рохан и Фарид встретили его на полпути между Феруче и Скайбоулом и обменяли мешки с золотом на мешки с дранатом. Янте, сидевшая верхом на прекрасной белой кобыле, еще более красивая, чем прежде, нисколько не скрывала своей беременности и даже гордилась ею. У нее до сих пор не было законного мужа, но Рохан ничуть не сомневался, что отцом ребенка был поразительно красивый молодой человек, гарцевавший рядом с принцессой. Конечно, его чары могли вызвать вожделение даже у женщины куда более целомудренной, чем Янте. Рохан не обменялся с ней ни словом и только однажды встретил ее взгляд. То, что принц увидел в ее глазах, заставило его вздрогнуть.
Как он сумел заплатить за дранат, спасший жизнь не только всем им, но и многим драконам? Как умудрился добыть лекарство, которое не только бесплатно раздавал своим подданным, но и посылал за рубеж? Рохан нежился в прохладной воде и покачивал головой, вспоминая свое удивление, когда Фарид небрежно показал ему золото.
В течение пятнадцати лет атри плавил скорлупу драконьих яиц, которую собирал в давно заброшенных пещерах на холмах. Он делал это тайно, по приказу Зехавы; люди, преданные ему до последнего дыхания, производили золото, с помощью которого Зехава смог упрочить свою власть в Пустыне. Все поражались тому, как может процветать Скайбоул, в котором не было ни земли, ни пастбищ, и вот наконец Рохан узнал причину поразительного равнодушия Фарида к видам на урожай. Драконье золото! Зехава запретил атри рассказывать Рохану о его существовании, поскольку хотел, чтобы сын стал сильным сам, а не опирался на чужое богатство с первых дней своего прихода к власти.
— Но почему? — разгневался Рохан, когда Фарид все рассказал ему. — Несколько лет назад я сам нашел золото в пещере дракона, но до сих пор у меня не было времени заняться этим. Зачем же было скрывать?
Фарид пожал плечами.
— Помнишь, как он бросил тебя в озеро, когда ты был маленьким?
— А сейчас ты снова вытаскиваешь меня — в точности, как тогда!
— Мне ведено было все рассказать только после того, как ты встанешь на ноги. Отец не хотел, чтобы тебе все слишком легко доставалось.
— Легко? — повторил пораженный Рохан. — С мерилами, Ролстрой, драконами и этими чертовыми принцессами… Это называется легко?
Фарид засмеялся, и через минуту юмор победил в Рохане злость. Правда, это чувство проснулось в принце при мысли о том, какую шутку он сыграет с Ролстрой, так как вместо того, чтобы разориться самому, обобрать своих вассалов или вступить с верховным принцем в гнусное соглашение, он получал возможность вскоре пополнить сундуки, дочиста выпотрошенные из-за безумной цены, назначенной Ролстрой за дранат. Но в этом смехе присутствовала и горечь, ибо Зехава, даже зная о ценности драконов, продолжал убивать их. Рохан подозревал, что его отец считал свою репутацию воина более важной, чем выживание драконов; видимо, отец рассчитывал, что Рохан, придя к власти, найдет способ сохранить их численность, а значит, и выход золота.
Зехава был человеком умным и безжалостным, но он не учел одного: чумы… Рохан опять покачал головой и вышел из ванной. Он позволил ветру просушить его волосы, надел тонкую шелковую мантию и прошел в спальню. Как всегда, эта светлая комната, созданная матерью для него и Сьонед, успокоила Рохана. От его родителей не осталось здесь ничего, если не считать огромной кровати, в которой были зачаты, произведены на свет и испустили последний вздох многие поколения принцев. Богатые яркие краски времен Зехавы уступили место глубоким зеленым и голубым, которые шли огненным волосам Сьонед и золотистой шевелюре Рохана. Шкафы, столы и стулья из тяжелого темного дерева сменились мебелью более легкой, более элегантной. Рохан удивился тому, как быстро эта комната стала его убежищем: при жизни родителей она не казалась ему уютной. Здесь он и Сьонед любили друг друга ночами напролет, делились секретами, планами и мечтами о будущем. И здесь же они вместе рыдали, когда теряли своих детей.
В первый раз это случилось зимой после их свадьбы, во второй — на следующую осень. Сьонед носила каждого ребенка довольно долго, пока это не становилось заметно… Она была беременна и в то лето, когда пришла чума, но на этот раз ребенка погубил дранат. Огромная доза, необходимая, чтобы спасти ей жизнь, привела к тому, что Сьонед лишилась дара фарадима и чуть не привыкла к наркотику. Это количество зелья вызывало страшные галлюцинации, которых Рохан не мог забыть со времен своей недолгой болезни. Они со Сьонед выжили, но ребенок нет, и с тех пор прошло три года, а беременность все не наступала.
Рохан сел за накрытый шелковой скатертью стол, сервированный серебром и кубками из фиронского хрусталя — теми самыми, которые Сьонед купила. шесть лет назад во время Риаллы. Ту ночь им испортила Янте. При воспоминании о принцессе Рохан насупил брови. У нее было трое прекрасных сыновей от разных любовников, и она сумела защитить их и свой замок, сбрасывая на скалы любого, у кого появлялись признаки болезни. Положа руку на сердце, Рохан не мог винить ее за это. Он знал, что сделал бы то же самое, если бы был шанс спасти мать, Камигвен или Яни, избавить Сьонед от страданий или сохранить их ребенка. Он собственным мечом казнил семерых прятавших дранат, чтобы сбыть его по бешеным ценам. Однако закон оправдывал его, в то время как Янте совершала умышленное убийство. И тем не менее он не осуждал ее. Он понимал.
Маленький ураган ворвался в открытую дверь и забыл закрыть ее. Рохан прижал к груди маленькое тельце и тоскливо вздохнул.
— Папа велел, чтобы я извинился, — объяснил мальчик. — Извини!
— Извиню, если ты не задушишь меня! — Рохан засмеялся и посадил Рияна на одно колено. Прекрасные глаза Камигвен смотрели на него с шаловливого детского личика, и когда в дверях появился Оствель, Рохан скрыл свою боль еще одной улыбкой.
— Не брани его. Он только пришел извиниться.
— Он должен был сделать это, но позже. А сейчас он прервал ваш обед. — Впрочем, Оствель тут же усмехнулся и поднял руки вверх, показывая, что капитулирует. — Сьонед велела начинать без нее.
— Я так и сделал. — Рохан разжал руки. — Но раз настал час моего обеда — значит, юному сэру пора спать. Считай это приказом твоего принца.
Ребенок вздохнул.
— С тобой куда интереснее играть в дракона, — пожаловался он.
— Я уже слышал такие речи от одного маленького мальчика. Тогда это не помогло, не поможет и сейчас. Быстро в постель.
Он опустил мальчика на пол, и Риян пошел к отцу. Когда маленькие пальчики исчезли в руке Оствеля, Рохану пришлось отвернуться.
— Милорд…
Принц встретил взгляд друга еще одной принужденной улыбкой. Оствеля это нисколько не обмануло, но о сострадании к принцу говорили только его глаза. Вслух же он сказал следующее:
— Сьонед что-то говорила про незаметный приход в темноте…
На сей раз губ Рохана коснулась неподдельная улыбка.
— Так и сказала?
— Это такая игра? — нетерпеливо спросил Риян. — А мне можно в нее поиграть?
Оствель подмигнул Рохану.
— Непременно поиграешь, когда подрастешь! Пожелай принцу спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — послушно повторил Риян. — Не забудь про драконов!
— Не забуду. Спи спокойно.
Когда дверь закрылась, Рохан накинулся на еду с аппетитом, который одобрил бы сам Вальвис. Они со Сьонед вели постоянную борьбу со стремлением Рохана работать очень много, а есть очень мало. Когда он все съел, то лениво откинулся в кресле, держа в руках кубок с вином. Подчиняясь шутливому обещанию, данному им Сьонед, он часто встречался с ней в саду под покровом темноты. Домочадцы усмехались, притворяясь, что ничего не замечают, и строго следовали правилу: куда бы ни исчезли принц с принцессой, беспокоить их нельзя, даже если на Пустыню двинется армия Ролстры. Именно такая изысканная глупость была нужна Рохану сегодня ночью. Когда стемнело, он вынул из шкафа бутылку вина и два кубка.
Босой, одетый только в тонкую шелковую мантию, он спустился по потайной лестнице и через пустынный сад двинулся к гроту. Сьонед, шептало ему волнение, разлившееся по всему телу; Сьонед, повторял прохладный ветерок; Сьонед, музыкой звучало в ушах… Рохан стоял перед водопадом, закрыв глаза, и ощутил присутствие жены еще до того, как ее руки обвили его талию, тело прижалось к спине, а губы — к затылку.
Однако первые слова жены чуть не испортили ему все удовольствие.
— Ты закрылся с бумагами на весь день. У нас неприятности, да?
— Ничего такого, что не могло бы подождать. Она отпустила мужа, и тот повернулся к ней лицом.
— Скажи мне, Рохан.
Он уныло поднял бутылку и кубки.
— Я думал, мы собирались…
— О, конечно, — заверила она и подкрепила обещание поцелуем. — Но я не видела тебя весь день. Поговори со мной, милый.
Они уселись на мягкий мох. Голова Сьонед покоилась на его плече; бутылка вина стояла в стороне, ожидая своей очереди. В ее объятиях он находил радость, в ее любви черпал силу. И все же больше всего Рохан ценил в ней разум. У остальных принцев были просто жены; Сьонед же была ему больше чем женой. Рохан нашел в ней настоящую принцессу, стоившую той диадемы, которую он когда-то надел на ее голову.
Он рассказал Сьонед о драконах и прижал к себе, пытаясь по непроизвольным движениям тела определить ее мысли. Она умела управлять лицом не хуже Андраде, но их обеих выдавало постукивание пальцев по столу или чему угодно. Стоило прикоснуться к руке жены, как он почувствовал, что Сьонед напряжена.
— Нужно отменить встречу вассалов, — сказала Сьонед, едва он умолк. — Тогда и требовать Избиения будет некому.
— Я тоже подумал об этом. Фейлин прав, в этом году драконы в Ривенрок не прилетят, так что развлечения не будет, но встречу вассалов провести все же придется. Это первая Риалла за шесть лет. Всем нам есть о чем поговорить, а с теми, кто унаследовал свои поместья в результате Великого Мора, побеседовать просто необходимо.
— Ты собираешься рассказать им о драконьем золоте? Видишь ли, они уже удивлялись, откуда взялись деньги на дранат. Когда Фарид был здесь в прошлом году, он рассказывал, что его люди знают, откуда берется золото…
— Но они даже мне ни словом не обмолвились об этом в течение двадцати лет, — напомнил Рохан.
— Это естественно. Однако те, кто ни разу не бывал в пещерах, могут принять их за копи и никак не свяжут с драконами. Может быть, так и сказать вассалам?
— Меня заботят не столько вассалы, сколько Ролстра. — Упоминание о верховном принце заставило Сьонед сжаться, и Рохан бережно погладил ее по спине. — В Скайбоул были отправлены опытные наблюдатели из числа купцов, путешественников и охотников. Они вернулись, ничего не узнав. Фарид — опытный старый лжец, будь благословенно его имя. Но у Ролстры было три года, чтобы догадаться, откуда я взял столько золота. И он ни за что не поверит, что я хотел спасти драконов лишь из сентиментальности.
— Пусть верит во что хочет! Пока никто не найдет доказательств, какое это имеет значение? У твоего отца была правильная мысль. Пусть люди думают, что богатство объясняется успешными войнами и знатной добычей.
— Откуда она возьмется? Когда мы отбросили меридов на север, у них не было гроша за душой. А сколько денег ушло на то, чтобы закопать подохших во время чумы животных?
— Мы были бережливы, — возразила она. — Расточительность нам не свойственна. Мы могли бы сказать, что нашу казну пополнило восстановление торговли.
— Или что я знаменитый скряга! — Рохан рассмеялся. — Нет, любовь моя. Вся беда в том, что торговля-то как раз и не восстановлена. Слишком мало времени прошло, чтобы разбогатеть на ней. На нынешней Риалле этот вопрос станет главным. Слишком многие принцы и атри умерли, на их места сели молодые, власть сменилась почти повсюду, и похоже на то, что большинство их стоит на стороне Ролстры. Единственное, что могло бы изменить расстановку сил, это драконье золото.
— Чтобы купить их? — с кислой миной спросила она. — Как они могли перебежать на сторону Ролстры, если ты да вал им дранат?
— Я мог бы сказать, что они помнят смерти лучше, чем спасенные жизни, и это было бы верно. Мог бы сказать, что они с подозрением относятся к тому, откуда у меня взялся этот запас, и тоже был бы прав. Но настоящая причина…
— В том, что методы Ролстры более понятны молодым лордам. Они признают только такой тип власти. Нам придется переучивать их.
— Мы это сделаем. Но подкупать их я не собираюсь.
— Ладно, об этом можно будет подумать позже. Сейчас нужно найти причину запрета убийства самцов драконов, иначе вассалы не поймут этого.
— Знаю, — вздохнул он. — Благодаря моему отцу у людей сложилось превратное представление о том, в чем заключается мужественность.
У Сьонед затряслись плечи, и Рохан проклял себя за неосторожность.
— В этом есть и моя вина… — прошептала она.
— Сьонед, я родился, когда отцу было сорок лет. У нас еще много времени.
Она высвободилась из объятий мужа и посмотрела ему в глаза.
— Я ни разу не сумела выносить ребенка, а не беременела с самого Великого Мора. Я не смогу дать тебе сына, Рохан, и мы оба знаем это.
— Перестань. Мы оба молодые и сильные.
— Тебе нужен наследник. Он тяжело вздохнул.
— Я верю, что все будет в порядке, но если дойдет до этого, моим наследником станет Мааркен. Перестань терзать себя, Сьонед…
— Как я могу? Рохан, я изучила закон о престолонаследии. В нем ничего не сказано о том, что наследник должен быть непременно сыном твоей законной жены… Достаточно и того, чтобы ты официально признавал его своим сыном.
— Сьонед! — Он грубо схватил ее за плечи. — О чем ты говоришь?
— Я не отказываюсь быть твоей женой и принцессой. Но тебе нужен наследник.
Рохан пристально посмотрел на жену.
— Значит, ты готова послать ко мне в постель какую-нибудь девушку, а потом следить за тем, как она носит моего ребенка? Неужели ты способна на это, Сьонед?
— С меня достаточно твоей души и твоего ума…
— И моего тела. Всегда. Только ты. Скажи мне, что ты никогда не пойдешь на это!
— Пойду… — прошептала она сквозь слезы.
— А что будет после того, как родится ребенок? Ты отошлешь его мать прочь? Или оставишь здесь и будешь наблюдать за тем, как мать моего сына берет над тобой верх? Ты подумала об этом, глупышка? Хочешь сделать из меня второго Ролстру?
— Подумала. Рохан, я не смогла бы отдать тебя…
— Вот нехорошо. Мне этого достаточно. Однажды мы подарим друг другу сына. Сьонед, я не хочу ребенка от другой женщины. Я не смог бы смотреть на сына, у которого не было бы твоего лица и твоих глаз;. — Он заглянул в эти прекрасные, сомневающиеся зеленые глаза и тут же утонул в них. — Неужели ты не понимаешь, что все остальное не имеет значения? Мне достаточно тебя. Ты дороже всего, что у меня есть. Ты моя жизнь.
Решив доказать это единственно возможным способом, он опустил Сьонед на мох и овладел ею под журчание близкого водопада. Она немного поплакала. Слезы были сладкими от любви к Рохану и горькими от мысли о том, что она не может родить ему ребенка. Потом принц прижал ее к груди; рыжие волосы Сьонед окутывали их обоих, словно покрывало. Когда жена наконец успокоилась, Рохан приподнялся на локте и посмотрел на нее. Годы жизни в Пустыне покрыли ее кожу золотистым загаром, а волосы слегка выгорели. Все это делало ее глаза еще выразительнее, чем прежде. Каждая черта ее царственного лица дышала гордостью, уверенностью в его любви и в себе самой как принцессе. В девушках Сьонед была очень хорошенькой, но зрелость превратила ее в одну из самых прекрасных женщин, которых он когда-либо видел. Рохан провел пальцем по изящному изгибу ее плеча и нежно улыбнулся.