Роун Мелани. Принц драконов

   — Женщина, кто сказал тебе, что я могу лечь в постель с кем-нибудь другим? Мне трудно угодить. Я люблю только рыжих, длинноногих и зеленоглазых…
   — Ну и дурачок, — с осуждением сказала она.
   — Я знаю, — согласился он, довольный тем, что на лице Сьонед вновь появилась улыбка. — Ты помнишь то лето? Я много раз пытался затащить в постель одну девушку… — Сьонед насмешливо фыркнула. — Перестань смеяться!
   — буркнул Рохан. — Никогда не забуду твоих издевательств! Неужели ты могла бы еще раз подвергнуть меня такому унижению?
   — Могла бы. Ты стал слишком зазнаваться, милорд принц-дракон!
   — Сьонед, перестань щекотать меня! Сьонед!
   Наконец они успокоились, и у Рохана отлегло от души. Они открыли бутылку вина и осушили фиронские кубки, слушая шум водопада и любуясь звездами. И все же принц продолжал ощущать смутное беспокойство. Законность сына волновала его меньше, чем способность управлять страной. В самом деле, законный сын принца мог оказаться полным тупицей, а незаконный — обладать всеми талантами, необходимыми государю… Но Рохан не допускал и мысли о другой женщине, тем более о том, чтобы произвести с ней сына…
   Нет, решено: его наследником будет Мааркен. А если Чейн и Тобин решат, что их первенцу лучше править Радзином, то на этот случай остаются двое младших племянников — Сорин и Андри. Что бы ни случилось, но после Рохана Пустыней будет править принц из дома Зехавы.
   Гораздо позже, когда они со Сьонед уже поднялись наверх, Рохан понял, что смирился с неизбежным. Скорее всего, у него никогда не будет собственного сына…

Глава 20

   Принцесса Янте сорвала с пергамента печать отца, поглядела на дату, нахмурилась, но тут же вспомнила о безвременно почившей Палиле, боявшейся морщин, и постаралась разгладить лицо. Однако подавить досаду оказалось не так легко: письмо шло из замка Крэг целых десять дней! То зимние снега, то весенние разливы рек, то летняя жара, то осенний дождь, не говоря о горных обвалах, бандитах или простом невезении… Как бы ни торопились курьеры, они никогда не могли угодить ей. Вето, наложенное Андраде на замки Крэг и Феруче, было большим неудобством. Но Янте напомнила себе, что послания, которыми обменивались отец и дочь, все равно нельзя было доверить никакому «Гонцу Солнца» — даже отравленному дранатом, вроде Криго.
   Как обычно, Ролстра не тратил времени на семейные новости. Ни он, ни Янте не беспокоились о ее сестрах. Кроме того, у нее были шпионы в замке Крэг, а у него хватало соглядатаев в Феруче, и скрыть что-либо было почти невозможно. Это было частью забавной циничной игры, в которую они играли, притворяясь, что доверяют друг другу. Обращение «дражайшая дочь», которым начиналось письмо, было из той же оперы.
   «Мор обернулся для нас множеством выгод; наиболее значительные из них — возможность прибрать к моим рукам Эйнар, а к твоим — Тиглат. Оставшемуся в живых сыну Кутейна Эйнарского всего десять зим, а вдова Кутейна — полное ничтожество, неспособное руководить даже своими служанками. Всплыли кое-какие документы, недвусмысленно говорящие о том, что когда-то эти земли принадлежали Марке. Пиманталь Фессенденский, также претендующий на эту территорию, будет вне себя. Мои притязания поддержит Саумер Изельскш, ты будешь рада у знать, что недавно мы заключили с ним секретное соглашение, предусматривающее передачу Эйнара под власть верховного принца. Можешь сообщить об этом его послу при твоем дворе. И послу Волога тоже; Принц Кирста сам решит, кого ему выгоднее поддерживать — меня или Фессенденского. Когда заставила чума, он научился находить общий язык даже с Саумером. Пусть совершенствуется.
   Теперь о Тиглате. Ты, конечно, хорошо знаешь, что Эльтанин потерял свою светловолосую жену при родах, а первого сына — во время Мора. Второй мальчик растет, но сообщают, что сам Эльтанин сильно сдал после постигших его потерь и медленного выздоровления от болезни. Остальные также ослаблены, но об этом в следующий раз.
   Наши союзники мериды сообщают, что они дожидаются отъезда Рохана на Риаллу, чтобы в это время устроить набег на Тиглат. ЭТОГО НЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. Мы обязаны твердо следовать нашему изначальному плану. И я предупреждаю тебя, дражайшая дочь, что потворство своим слабостям в это время может оказаться роковым».
   Губы принцессы искривила саркастическая усмешка. Не было необходимости напоминать о ее многочисленных любовниках. До нее никто не дотрагивался с начала зимы, и Янте сделала так, чтобы все в доме знали, что она спит одна. В Феруче было достаточно приезжих, которые засвидетельствуют, что именно в это время она соблюдала целомудрие, а их мнение немало значило в той крупной игре, которую они с отцом собирались начать со дня на день…
   «При ближайшей возможности поговори со своим щенком меридом. Не позволяй их горячей крови разрушить наши планы, связанные с Роханом и его фарадимской ведьмой. Скажи им в самых сильных выражениях, что если они не послушаются, то окажутся в тесных камерах подвала замка Крэг и будут тосковать там по своим землям.
   Относительно твоих неясных намеков на будущее твоих сыновей. Если они похожи на нас с тобой, а я подозреваю, что это так-то разговор о том, кем они станут, когда вырастут, не приведет ни к чему хорошему. В настоящее время Русалка и Киле воюют за лорда Лиелла Визского, которому нужна невеста. Это не менее забавно, чем твоя старая война с сестрами из-за Рохана. Дочери соперничают друг с другом из-за мужчин, а сыновья сражаются за крепости и власть. Давай посмотрим, какими они станут, а уж потом будем что-нибудь обещать им.
   Во всяком случае, Янте, если нам улыбнется удача, кто-то из них со временем станет править Пустыней. А остальные могут подождать и взять то, что им захочется».
   Она уныло вздохнула. Янте не понравился этот ответ, хотя она и не ждала, что отец с радостью откликнется на ее предложения. Было бы неплохо иметь письменную дарственную на замок и земли, но Ролстра был во многом прав: это кончится тем, что сыновья перегрызутся, за лакомый кусок. Янте хотелось, чтобы они держались заодно так долго, как только позволят их честолюбивые натуры. В отношении передавшихся им по наследству инстинктов у нее не было никаких иллюзий. Четырехлетний Руваль и Маррон, которому едва исполнилось три, уже вовсю соперничали друг с другом, а годовалый Сегев с большим интересом наблюдал за их борьбой.
   Их отцы были благородного происхождения, принадлежали к лучшим семействам Марки и отличались выдающейся красотой. Янте опять вздохнула при мысли о своих любовниках. Где горящие глаза и прекрасное тело Челана, необыкновенная изобретательность в постели Эвайса, эротические игры Атиля? Бедный Атиль… Ему было мало одежды, драгоценностей — прекрасных лошадей, которыми удовлетворялись другие; он жаждал жениться на любимой дочери верховного принца. Золотые волосы Атиля напоминали ей о Рохане, и было ужасно трудно приказать убить юношу, когда его требования стали переходить все границы. По крайней мере, у Челана и Эвайса хватало здравого смысла отправиться куда сказано. Янте забавляла мысль, что если бы она оставалась в замке Крэг, то с удовольствием воспользовалась бы возможностью выйти замуж за любого из них. Годы абсолютного правления научили принцессу, что замужество не для нее.
   Однако воспоминания о любовниках растревожили ее, и Янте прокляла план, требовавший от нее продолжительного воздержания. Шпионы в замке Крэг сообщали ей, что отец все эти годы волочился за любой юбкой, но детей у него больше не было… даже дочерей. Янте засмеялась: в донесениях намекалось на то, что Ролстра стал импотентом. Что ж, поделом старому развратнику…
   Письмо отца заканчивалось предупреждением, что теперь переписку следует надолго прекратить. Янте ничуть не жалела об этом. Она сожгла пергамент и отправилась в свои покои, довольная, что не придется ломать голову над ответом. В отношениях с отцом приходилось сдерживать свой норов, а за шесть лет она отвыкла от этого. Требования железной дисциплины раздражали ее.
   В комнате для рукоделия прилежно трудились служанки. Огромный гобелен, наволочки для подушек и балдахин над кроватью были почти готовы. Янте с возрастающим волнением следила за их работой. Гобелен изображал различные стадии ритуала спаривания драконов. Впечатляющие сцены были вышиты нитками ярких, контрастных цветов, выбранных самой принцессой. Одна полоса изображала борющихся на песке самцов с красными и оранжевыми когтями; из разинутых пастей и ран на боках капала кровь. Следующая полоса была не менее зловещей: десять беременных самок собралось вокруг скалы, на которой непристойно мужественный самец исполнял ритуальный танец.
   На третьей полосе были вышиты самец и самка во время полового акта: оскаленные зубы, вывалившиеся языки, зримо корчащиеся тела; золотистый песок, вихрем кружащийся в жаркой темноте пещеры… В этом возбуждении было страшное очарование, заставившее Янте улыбнуться.
   Последняя полоса была близка к завершению: оставалось лишь заполнить стежками намеченный контур. Здесь были изображены юные драконы, только что вылупившиеся из яиц и сражающиеся друг с другом. Белая скорлупа контрастировала с голубым, темно-алым, бронзовым и медным цветом их шкур. Сильный молодой дракон вонзил когти в брата и готовился пожрать его. А в тени стоял еще один брат, только что вылупившийся из яйца и с горящими красными глазами наблюдавший за схваткой в ожидании своего часа.
   Наволочки также украшали изображения сражающихся, спаривающихся, вылупляющихся и пожирающих друг друга драконов. Янте хотелось, чтобы на них были вышиты зубастые малыши, плюющиеся огнем, но она отказалась от этого замысла в пользу другого гобелена. На балдахине были изображены сцены безудержного спаривания; стоило задернуть его края, и кровать превращалась в маленькую пещеру, где царила эротическая жестокость.
   Янте одобрительно улыбнулась и вышла из комнаты. Думая о любовнике, для которого все это и предназначалось, она поднялась на зубчатую стену. Сухой легкий ветерок ерошил ее волосы и играл подолом платья. Внизу проходила граница, за которой расположился гарнизон Рохана. Он занимал укрепления, выдолбленные в скалах. Трижды за последние годы Янте приглашала к себе его начальника, прося помощи в борьбе с меридами, напавшими на торговый караван. Она сама тщательно планировала эти нападения, когда было нужно довести до сведения Рохана, что у нее родился очередной сын. Янте рассмеялась и прислонилась к розовой каменной стене, вспоминая удовольствие, которое она испытывала, хвастаясь сыновьями — сыновьями, которых никогда не даст ему эта фарадимская сука… Следующий вызов начальнику гарнизона был отправлен всего лишь пятнадцать дней назад, но на этот раз нападение было организовано совсем по другому поводу. Когда капитан прибыл, Янте, как обычно, пригласила его отобедать. Разговор зашел о драконах. В горах неподалеку от замка были древние пещеры, которые крылатые бестии могли облюбовать в этом году для спаривания. Рохана интересовало все, что касалось драконов; вероятно, ему уже сообщили об этих пещерах. Однако на тот случай, если принц не прибудет, чтобы обследовать их самолично, у Янте имелись другие планы. Суровая школа, пройденная в замке Крэг, научила ее тому, что в запасе всегда должен быть по крайней мере еще один вариант.
   Услышав требовательный зов старшего сына, она обернулась и увидела, что няня ведет к ней всех троих мальчиков. Она по очереди поцеловала сыновей, села на принесенный няней складной стул и посадила младшего к себе на колени. Сыновья были сильными, здоровыми, длинноногими и красивыми, как их отцы, умными и сообразительными, как она сама. Рувалъ и Марров, как обычно, толкаясь и перебивая друг друга, болтали о том, что они делали днем, кто из них дальше бросил мяч и быстрее пробежал от стены до стены. Она родила троих, в то время как «Гонец Солнца» не смогла выносить хотя бы одного… Янте прекрасно знала о неудачах Сьонед и радовалась, что эти трудности носили естественный характер и ей не пришлось прикладывать к этому руку…
   Интересно, что сделала Пустыня с этой женщиной за шесть лет? Наверняка она теперь тощая и увядшая, — презрительно сказала себе Янте, а кожа у нее морщинистая и грубая. Едва ли проклятая фарадимка станет особенно следить за собой. То ли дело Янте! Материнство способствовало расцвету ее красоты, превратило стройную девушку в женщину с восхитительно пышными формами. Правда, принцесса тщательно следила за тем, чтобы талия оставалась тонкой, оберегала кожу и волосы от жаркого солнца и ветра и использовала уловки Палилы, позволявшие беременностям никак не отразиться на ее теле. Для затеянной игры потребуются все ее прелести, а Янте знала, что теперь была безупречно красива.
   Маррон забрался ей на колени, чуть не столкнув Сегева. Тот пронзительно закричал, обхватил ее одной рукой и стал отталкивать Маррона второй. Янте прижала обоих к груди, наслаждаясь своим триумфом. Когда они вырастут, то будут править Пустыней. А ведь есть еще и Марка… Женщины правят миром через принадлежащих им мужчин. Играя со своими сыновьями, Янте громко смеялась. Земли и крепости могут числиться за ними, но принадлежать будут ей, и только ей!

***

   Тобин обхватила себя руками и взглянула на мужа. Утренний свет сиял на его темных волосах, в которых появились легкие серебряные нити. Чейн был одет в кожаный костюм для верховой езды, плотно облегавший мускулистые бедра; рубашка с отложным воротничком открывала сильную грудь, загорелую от долгого пребывания на воздухе. Он стоял перед ней насупившись, крепко упершись каблуками в песчаный берег.
   — Ты опять хмуришься, — укорила она.
   — А ты опять бродишь неизвестно где.
   — Я всегда здесь, любимый.
   — Телом — да… — Он сел рядом, уперся локтями в колени и устремил взгляд на Восточные Воды. — Интересно, где в это время бродит твоя душа? — Чейн пожал плечами. — По крайней мере, теперь ты всегда возвращаешься. Я все думаю о той ночи во время похорон Зехавы, когда мы чуть было не потеряли тебя.
   Тобин посмотрела на свои руки. На среднем пальце правой руки красовалось первое кольцо «Гонца Солнца», присланное ей Андраде два года назад. В колечко был вделан необработанный янтарь. Талисман от опасности, напомнила она себе и вздохнула. Да, защита ей сейчас не помешала бы…
   Они с Чейналем рано выехали из замка: надо было опробовать двух недавно объезженных кобылок. Перед ними раскинулся берег моря, позади высились крепостные стены. Волны накатывались на песок и оставляли на нем клочья белой пены. В мере к северу раскинулась гавань, где разгружалось множество разномастных кораблей. Паруса были свернуты, и высоко вздымавшиеся голые мачты напоминали осенний лес. Хорошо, что в порт вернулись суда. Это означало, что после трех страшных лет начинает возобновляться торговля. Радзин был единственной безопасной якорной стоянкой на всем побережье, и предки Чейна разбогатели на торговле задолго до того, как занялись разведением лучших на континенте лошадей.
   Они привязали кобыл к лежавшему неподалеку бревну, но как только Тобин вынула прихваченные из дому слоеные пирожки с мясом и фруктами, случилось то, к чему за последние годы она успела привыкнуть: нежный шепот коснулся ее сознания, а вместе с ним пришло ощущение цветов Сьонед. И снова Тобин охватило странное и чудесное чувство причастности к тайне, которой обучила ее невестка. И каждый раз, когда они общались подобным образом, ясные цвета Сьонед приводили ее в восторг. Правда, временами тени сгущались — это означало, что жена брата чем-то обеспокоена или несчастна — но сам спектр всегда был ярок и сиял красотой ее духа. Тобин очень дорожила этим прикосновением.
   Она подняла взгляд на Чейна, и другая улыбка коснулась ее губ. Его спектр состоял из рубина, изумруда и сапфира — глубоких, сильных цветов, прекрасно сочетавшихся с ее янтарем, аметистом и бриллиантом. Сьонед была потрясена тем, что Тобин видит спектры исключительно в цветах драгоценных камней. Так воспринимали мир только древние фарадимы, считавшие, что драгоценные камни олицетворяют собой силу и определенные качества духа. Тобин было приятно, что первое кольцо, присланное Андраде, было именно с янтарем. И тут мысль о защите от опасности заставила ее вернуться на землю.
   — Рохан собирается искать драконов у Скайбоула, а то и дальше на севере, до самого Феруче, — сказала она, Чейн уставился на нее.
   — Ты шутишь! Я же говорил этому идиоту, чтобы он не подходил к Феруче ближе, чем на пятьдесят мер!
   — Разве он когда-нибудь слушал, что ему говорят? — задала риторический вопрос Тобин. Она сунула пальцы в песок, почувствовав прохладу и сковавшую руки тяжесть. — Но Сьонед волнует другое.
   — Ах, вот как? Нетрудно догадаться, что именно. — Чейн покачал головой. — До нее дошли слухи. Есть несколько вассалов, которые хотят, чтобы Рохан отказался от нее ради другой жены или, по крайней мере, взял любовницу, которая даст ему наследника.
   — А она так глупа, что слушает это. Чейн, она никогда не откажется от него, а он никогда не отпустит ее.
   — Все знают, какая она жена. Но ведь тебе известно, кого Рохан считает своим наследником, не так ли? А это значит, что мне нельзя и рта раскрыть. Если я буду защищать Сьонед, они решат, будто я хочу, чтобы следующим принцем стал Мааркен. Но пусть меня заберут черти, если я заикнусь о новой жене или любовнице!
   — Наверно, можно что-то придумать. Я не уверена, что Мааркен выдержит это бремя. Он стал таким хрупким с тех пор, как умер Яни. — Она до сих пор помнила, как Мааркен ходил по Радзину в поисках брата и вскакивал по ночам, зовя его…
   Чейн что-то чертил на песке.
   — Ему не нужна корона Пустыни. Он такой же, как я, Тобин. Мы умеем управлять Радзином, но становимся в тупик, когда речь идет о делах всего государства.
   — Я не совсем согласна с тобой, но в чем-то ты прав. Вы оба были бы несчастны, живя вдали от моря. Мааркен долго привыкал ко двору Ллейна, хотя очень любит старого принца. Меат передал мне с солнечным лучом, что стоило выделить Мааркену комнату с окнами на залив, как ему сразу стало легче.
   — А куда еще мы могли отправить его? Более безопасного места нет на всем континенте. Нравится нам это или нет, но он наследник Рохана.
   — Никто не осмелится покуситься на жизнь Мааркена!
   — До тех пор, пока он под охраной Ллейна. А будь он здесь, что бы остановило Ролстру или меридов? Нежные чувства по отношению ко мне? Ты знаешь, они их не испытывают. Грэйперл — единственное подходящее место для Мааркена, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы защитить себя. — Он слегка улыбнулся. — Даже если он плохо чувствует себя при путешествии по воде. Разве можно было этого ожидать?
   — Андраде считает, что можно было. И он занимается с Меатом и Эоли. — Ее руки стиснули горсть песка. — Проклятый Ролстра!
   — А Рохан хочет приблизиться к границам владений Янте… — Чейн покачал головой. — Любимая, сколько раз я говорил тебе, что твой брат глупец?
   — Я знаю его лучше, чем ты. Он настолько глуп, что вцепится в глотку каждому, кто хоть слово скажет против Сьонед. Ты уверен, что мы ничего не можем сделать, чтобы успокоить вассалов? Они вот-вот скажут об этом ей прямо в лицо.
   — Пусть только попробуют, — мрачно заявил он. — Остается рассчитывать на здравый смысл Рохана и на то, что он сумеет удержать Сьонед от неразумных поступков. — Чейн прищурился, посмотрел на полыхавшее в рассветных лучах море и порывисто вскочил. — Вижу паруса и бирюзовый флаг. Наконец-то приплыл корабль из Сира!
   — От принца Ястри? Чего он хочет? И почему прислал корабль?
   — Ему нужны лошади, что же еще? А корабль означает, что они нужны ему срочно. Я только мелкий атри, любимая, торгую тем, в чем разбираюсь, и оставляю хитрую политику другим. — Он помог жене подняться на ноги. — Как только мы закончим торговаться о цене лошадей, я тут же отправлю посла Ястри к тебе. Ты слышишь в словах людей такое, чего я не слышу никогда.
   — Мелкий атри, — иронически повторила она. — Полководец Пустыни, вскормленный десятью поколениями пиратов, и прожженный конский барышник…
   — Самая подходящая пара для такого исчадия драконов, как ты, верно?

***

   Сьонед стояла у окна, любуясь песком и небом. Она никогда не видела так много красок, как здесь, в Пустыне. Когда она выходила замуж за Рохана, то не ожидала такой щедрости и не мечтала, что ее дар фарадима найдет здесь оттенки, которых не попадалось нигде в мире. Дом в Речном Потоке помнился ей в голубых и зеленых тонах, полным цветов и ярко раскрашенных птиц. Закаты в Крепости Богини потрясали каждого, кто их видел. Она бродила по солнечным полям и тенистому лесу, впитывая в себя щедрые краски природы. Но прожив в Пустыне уже шесть лет, наблюдая за сменой времен года, она все еще была под впечатлением редкостных цветов этой суровой земли. Каждый рассвет в Долгих Песках вносил легкие изменения в сочетание голубого, красного и желтого; иногда полоски облаков на предрассветном небе были похожи на несомые ветром снопы пшеницы, окрашенные в тысячи разных цветов. Яркое солнце в полдень являло ей слабые серебряные и бледно-золотые тона песка, красноватую темноту, укрывшуюся за скалами, и белизну такой чистоты, которая слепила глаза. Вечер — особенно весной и осенью — создавал розовый свет и странные зеленоватые тени, переходившие у дюн в ярко-красные и с наступлением ночи охватывавшие Стронгхолд таинственной теплотой. А звезды… она всегда думала о них как о маленьких точках, сияющих на небе, но только в Пустыне почувствовала их краски: алые, голубые, ярко-оранжевые, заставляющие вспыхивать ее чувства. Больше всего она любила цвета этих звезд.
   Большинство людей считало Пустыню безжизненной. Если не считать крошечных оазисов, тут не было ни деревьев, ни травы, ни цветов. Здесь не пели птицы, не было кишевших рыбой рек, возделанной земли, фруктов, спеющих среди листвы. Это место не было похоже ни на одно из тех, в которых она жила прежде. Но жизнь здесь была, и Сьонед чувствовала ее своим даром фарадима. Жизнь Пустыни заключалась в переливах миллионов красок.
   Кто-то вошел в комнату; она повернулась и улыбнулась при виде живых красок, обладателем которых был ее племянник Тилаль. Сьонед подошла к мальчику и надела шапку на его темные кудри.
   — Это завершит твой наряд. Пойди поглядись в зеркало.
   У Тилаля широко открылись глаза. — О! Ты внесла в цвета Речного Потока цвета милорда!
   — Однажды на твоей тунике рыцаря будет такое же сочетание: голубой и серебряный цвета Рохана и твои собственные — черный и зеленый. Конечно, если это понравится твоему отцу.
   — Мама упадет в обморок, — лукаво усмехнувшись, ответил Тилаль.
   Сьонед безуспешно пыталась справиться с улыбкой. Чтобы скрыть недостаток уважения к своей невестке, она отвернулась к окну и поглядела во двор. Лошади были оседланы, воины наполняли бурдюки, а Оствель ходил между ними и сверял наличие вещей со списком. Вид его напомнил Сьонед о другом. Она повернулась к мальчику.
   — Оствель передал тебе кошелек, который прислала мать? Я не сомневаюсь, что ты найдешь, на что их потратить, но помни: кое-что надо оставить для Риаллы.
   — Я взял только половину. Надеюсь, этого хватит, чтобы купить новые струны для лютни Оствеля.
   Сьонед округляла брови. Оствель долго не прикасался к лютне, и вовсе не потому, что струны на ней были старыми, горестно подумала она. Было невозможно уговорить его сыграть. Камигвен больше не могла слышать его…
   — Я обещал ему научить играть Рияна, — гордо закончил Тилаль.
   — Какой ты умный! Жаль, что я сама не додумалась до этого, — Она взяла из стоявшей на комоде шкатулки несколько монет и одну за другой стала бросать в мальчика, со смехом ловившего их на лету. — Это на струны, а свои деньги трать на себя!
   — Спасибо, миледи! Теперь я точно куплю то, что хочу!
   — А что это?
   — Секрет!
   — Даже от меня? — с видом заговорщика подмигнула она.
   Тилаль заколебался.
   — Ну… да. Ладно?
   — Конечно. Но только помни, что у Рияна игрушек больше чем достаточно.
   Сьонед рассмеялась при виде раскрывшихся от изумления зеленых глаз оруженосца. Значит, она угадала верно. Это было нетрудно: избалованный ребенок, приехавший в Стронгхолд, сильно изменился, и изменился к лучшему.
   — Деньги прислала твоя мама, поэтому ты можешь потратить их только на себя, — напомнила она. — Подарки — вещь очень полезная…
   — Спасибо, тетя Сьонед, — промолвил он, кладя монеты в карман. Кто-то во дворе громко позвал его. Мальчик выглянул в окно, увидел Вальвиса и прокричал:
   — Иду! — Затем он вернулся к зеркалу и еще раз полюбовался на себя.
   — Ну просто красавчик! — поддразнила его Сьонед. — Через несколько лет ты будешь тратить все свои деньги, чтобы произвести впечатление на дам! — Смущенный Тилаль бросился к двери, поскользнулся и непременно упал бы, если бы Сьонед не схватила его за плащ. — Не позволяй милорду в такую жару ездить слишком далеко или слишком быстро, понял? И присмотри, чтобы он хорошо ел, ладно? Ты ведь знаешь, какой он.