Лорд Давви выразил общее удивление одним словом:
   — Какое?
   Чейн принужденно улыбнулся.
   — Я оцениваю их численность самое большее в семьсот человек. К завтрашнему утру половина их будет на этом берегу реки. Мне нужны постоянные доклады о числе переправившихся ночью людей, лошадей и провианта.
   — Нам давно следовало сжечь эти мосты, милорд…
   — Нет, Грайден, — сказал он командиру охраны Радзина. — Пока нет. Когда половина их будет у нас в руках — вот тогда мы и сожжем мосты. — Он взял начерченную на пергаменте карту и провел по ней кончиком ножа. — Я хочу показать Ролстре кое-что новенькое.
   — А почему не сделать это прямо сейчас, пока их слишком мало, чтобы оказать серьезное сопротивление? — спросил лорд Давви.
   — Дело в том, что я хочу разбить армию верховного принца в двух сражениях. Две битвы — это все, что мы можем себе позволить. Когда мы уничтожим половину его войска, то перейдем Фаолейн и сделаем то же с другой половиной.
   — Но если мосты будут сожжены…
   — На этот счет у меня тоже есть кое-какие мысли. Нет, Грайден, не торопись созывать саперов и начинать валить деревья. Наши мосты будут совсем другими, чем у Ролстры. Вопросы есть? — Чейн по очереди взглянул на каждого и увидел, что люди озадачены. Так и должно было быть.
   Очень давно Зехава научил его как можно дольше держать в тайне план предстоящего сражения, И дело тут было не в боязни измены, а в простой осторожности. — Отлично. Все свободны.
   Мааркен остался в шатре и принялся чистить амуницию отца. Чейн наблюдал, как мальчик сел на ковер около оправленной в стекло лампы. Умелые пальцы взялись за работу и принялись счищать со стали тонкий слой пыли.
   — Тебе давно пора спать, — сказал он.
   — Оруженосец не спит до тех пор, пока не уснет его господин. Или вообще не спит, — ответил Маркен. Чейн улыбнулся.
   — Интересно было бы попробовать… А сейчас выкладывай, что тебя беспокоит.
   Мальчик поднял глаза, а затем снова поглядел на свою работу.
   — Отец, чтобы поджечь мосты, тебе не понадобятся ни лучники, ни стрелы. У тебя есть я.
   У Чейна голова пошла кругом. Он никогда не обращал внимания на то, что у «Гонцов Солнца» есть различные ступени обучения, да и вообще узнал о наличии определенной иерархии лишь тогда, когда Сьонед начала обучать Тобин. Десять колец имел только лорд или леди Крепости Богини, семь колец означали мастера-фарадима…
   — Мой Огонь не причинит большого вреда мостам, потому что если я буду осторожен, то смогу мысленно остановить его. … Пять для закончившего обучение фарадима, три для ученика…
   — Мне даже не нужно будет к ним приближаться. Достаточно видеть то место, где ты прикажешь зажечь Огонь. … И одно кольцо, дающееся за умение вызывать Огонь. Чейн внимательно посмотрел на лишенные колец руки сына, которые усердно оттирали воображаемое пятно на мече.
   — Не будет никакой опасности, отец. Никакого отряда, который мог бы встревожить Ролстру. Я справлюсь.
   — Когда мосты загорятся, на них будут люди. Эти люди умрут. — Он дождался того, что Мааркен посмотрел на него, и выдержал взгляд ярко-голубых глаз. — Я не хочу, чтобы ты отвечал за это.
   — Андраде — союзница Пустыни. Она тоже против Ролстры, — напомнил Мааркен.
   — Но не для того, чтобы убивать.
   — Но ведь ты убиваешь, — последовал спокойный ответ. — Вот твое оружие. — Он поднял меч. — А моим оружием станет Огонь.
   — Нет! — закричал на сына испуганный Чейн. — Если ты не видишь разницы, то вообще не воспользуешься ни тем, ни другим, пока я могу остановить тебя! Я хочу, чтобы ты вырос и в один прекрасный день стал лордом Радзина, а не человеком вне закона, осужденным за злоупотребление даром фарадима, который вовсе не должен быть для тебя главным!
   Меч вырвался из рук Мааркена и с серебряным звоном ударился о лежавший на ковре щит.
   — Значит, вот как ты считаешь, — прошептал сын. Щеки его побелели. — Так, да?
   — Да. И мне понадобилось много времени, чтобы понять это. — Чейн сокрушенно покачал головой. — Ты понимаешь, что наделала Андраде, когда устроила свадьбу своей сестры с твоим дедом?
   — Я думал об этом. Меат, Эоли и принц Ллейн сделали все, чтобы я хорошенько задумался. Я родился таким как есть и не могу измениться, даже если бы и захотел. Но ведь я не один такой, правда? Когда у Сьонед появятся дети, они тоже будут наделены даром. Принц и «Гонец Солнца» одновременно. Как ты думаешь, кем мы будем, отец? Безумно сильными и готовыми убивать каждого встречного? Ты так думаешь обо мне? — горько спросил он.
   Чейн закусил губу, а затем промолвил:
   — Я думаю, что у меня есть сын, которым я могу гордиться. Маркен, мир меняется, и меняют его такие люди, как ты. Одни рождаются для одного вида власти, другие — для другого.
   — Но только не мы с Андри. Мы вырастем и будем управлять землями, которые ты дашь нам, или будем под началом у Андраде? — Его глаза стали задумчивыми.
   — Так кем же я должен стать, отец?
   Рохан понял бы его, внезапно подумал — Чейн. Рохан любил драконов, но был вынужден убить одного из них, и после этого решил жить, руководствуясь не правом меча, но правом закона. Рохан бы понял метания Мааркена. А Сьонед поняла бы его еще лучше, потому что каждый день сталкивалась с необходимостью выбирать…
   Чейн имел право сделать этот выбор за сына, и он его сделал.
   — Я твой отец и твой командир. Ты вдвойне обязан подчиняться мне. Ты не зажжешь Огонь, Мааркен. Я запрещаю. Понял?
   Какое-то мгновение в Мааркене шла борьба между сопротивлением и облегчением, однако вскоре он послушно склонил голову.
   — Да, отец…
   Однако оба они знали, что это только отсрочка. Выбор был неизбежен, и однажды Мааркен сделает его сам.
   — Пойдем, — сказал Чейн. — Пора ложиться, даже если мы и не уснем. Первое правило войны: солдатам должно казаться, что у их командира не бывает бессонницы…
   В Стронгхолде не было лучшего места, чтобы следить за приближением врага, чем Пламенная башня. Тобин и Маэта стояли у окон, наблюдая за сотней конных меридов. Боевая упряжь сверкала в последних лучах заходящего солнца. Женщины обменялись взглядами.
   — Они начнут штурм ночью или отложат его на утро? — спросила Тобин.
   — На рассвете, — ответила женщина-воин. — Погляди-ка, они разбивают лагерь прямо в тени крепостных стен! Самодовольные кретины. Они ведут себя так, словно уже подняли над Стронгхолдом свой флаг. — Она зловеще улыбнулась. -Добрая будет битва!
   Они начали спускаться вниз, и Тобин сказала:
   — Чейн тоже порадовался бы их беспечности. Между прочим, Маэта, я неплохо стреляю. Там у ворот есть прекрасная маленькая ниша. Мне в ней будет удобно, как в собственной перчатке.
   — Если ты хочешь спросить, не боюсь ли я твоего мужа, то так и спроси. Нет, не боюсь. Пусть кричит сколько угодно за то, что я позволила тебе принять участие в бою. Это место твое, как и те мериды, которых ты сумеешь уложить. — Она засмеялась. — Неужели я забыла, что стрелять тебя учила моя мать?
   Очевидно, школа Мирдаль была достаточной рекомендацией, чтобы тебя приняли в любой отряд.
   — Я подыщу себе лук нужного веса и к рассвету буду готова.
   — А как насчет твоих мальчишек? Знаешь, запереть их в комнате не удастся. Может, разрешишь им подносить стрелы? Я поставлю их первыми номерами эстафеты, они встанут на внутреннем дворе и будут там в безопасности.
   — Спасибо. Я понятия не имела, что с ними делать. А так они будут при деле и не полезут на стены.
   Задолго до рассвета Стронгхолд безмолвно изготовился к отражению штурма. Тобин в костюме для верховой езды, украшенном драгоценными камнями, устроилась в узкой нише у ворот, предназначенной как раз для этой цели. Праща на спине, у ног второй колчан со стрелами, с которыми она провозилась всю ночь, прикрепляя к ним красно-белые перья. Пусть мериды знают, что здесь дерутся люди лорда Чейналя. Когда ее пятьдесят стрел закончатся, она возьмет стрелы с цветами Рохана. Однако лучников, обученных самой Мирдаль, было двадцать, а меридов всего сто, и Тобин боялась, что к тому времени, когда кончатся красно-белые стрелы, у нее просто не будет цели.
   Все началось с того, что из ущелья показался мерид в шлеме и подъехал ко входу в тоннель. Он натянул поводья и поднял руку с таким напыщенным видом, что Тобин фыркнула. Желание расхохотаться стало непреодолимым, когда мерид звонким голосом (из-за которого, конечно, ему и доверили эту миссию) прокричал:
   — Эй вы, захватчики Стронгхолда! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь! Не надейтесь, что сможете выстоять против нас! У вас не будет помощи ни с севера, ни с юга! Открывайте ворота полноправным властителям Пустыни!
   Только потому что она ожидала этого, Тобин услышала тихий свист стрелы и успела проследить за ее полетом. Стрела вонзилась в седло глашатая на расстоянии пальца от его бедра и задрожала. Надо было отдать мериду должное: он не пытался уклониться, однако опешил и быстро развернул лошадь.
   Затем последовало короткое затишье. Тем временем солнце поднялось над Долгими Песками, тени сместились и стали более четкими. Тобин захотелось глотнуть свежего морского ветерка из Радзина. Пропотевшая туника прилипала к коже. В ту же минуту со стороны дороги донесся топот копыт, Тобин забыла обо всем и схватилась за лук.
   О нет, мериды вовсе не были такими глупцами, какими считала их Маэта. Не только воины, но и лошади были надежно защищены кожаными доспехами, отделанными бронзовыми пластинками. Изготовление их и вызвало такую долгую отсрочку. Тобин грустно подумала, что за эти доспехи уплачено золотом Рохана. Оружейники из Кунаксы, славившиеся своим искусством, тоже извлекли из этого немалую выгоду. Принцесса пообещала себе, что сегодня единственной добычей меридов будет гора их собственных трупов…
   Она насчитала шесть рядов по шесть человек в каждом; лошади сомкнутым строем двигались по всей ширине ущелья. Когда первые ряды падут, это вызовет панику и помешает движению остальных. Всадники приблизились на расстояние по лета стрелы. Она видела в прорезях шлемов даже цвет их глаз.
   Наконец высокий протяжный звук разорвал жаркую тишину — то затрубил рог, сделанный из кости дракона. Пронзительный вой напугал лошадей. Стрелы полетели не только с надвратной башни, но и со стороны ущелья: таков был план Маэты. Лошади ржали, вставали на дыбы, пытаясь избежать укусов острых наконечников; кричали и ругались всадники, чьи кожаные доспехи пробила сталь. Тобин вставляла стрелу, натягивала лук и отпускала тетиву с равномерностью боевой машины, и еще двадцать человек делали то же самое.
   Восемь всадников рухнули с коней, девять, десять… Теперь она поняла, почему Маэта ждала, пока из ущелья не выйдет последняя шеренга. Раненые подталкивали других вперед, а упавшие лошади перекрывали путь к отступлению.
   Но мериды не торопились отступать, и внезапно один из одетых в кожу защитников крепости с криком упал с надвратной башни и рухнул на твердый песок. Чуть выше себя и наискосок Тобин увидела дюжину лучников. Они заняли позицию на карнизе, нависшем над ущельем. Но гадать, как они там оказались, было некогда: она услышала свист, и железный наконечник расплющился о стену у ее плеча. Принцесса устремилась к другой бойнице, успела выпустить стрелу и услышала голос Маэты, приказывавшей всем, кто был по эту сторону ворот, сделать то же самое. Позиция остальных не давала им возможности ответить на эту новую атаку.
   Еще один из лучников Стронгхолда полетел вниз, словно дракон со стрелой в груди. Всадники штурмом взяли первые ворота и устремились вперед по длинному тоннелю. Маэта отдала приказ отходить к следующему двору, где они будут недосягаемы для луков меридов, а сами смогут расстреливать всадников, которые станут ломиться во внутренние ворота.
   Тобин схватила второй колчан и выругалась — наполовину от досады, наполовину от боли. Оказалось, что стрела задела ее бедро, а принцесса заметила это только сейчас, когда надо было побыстрее двигаться. С трудом выбравшись из нищи, она захромала в сторожку, сыпля на ходу проклятиями.
   По узкому проходу она добралась до амбразур над внутренними воротами. Здесь собрались все лучники. Лица их были мрачными: надежда на легкую победу не оправдалась. Старая Мир даль стояла посреди двора и кричала на слуг, вооружавшихся кто копьем, кто щитом — всем, что не сумели забрать с собой в Ремагев Оствель и другие защитники крепости.
   Маэта осмотрела ногу Тобин и наложила на рану повязку с травами.
   — Ах я, старая дура… — сокрушенно промолвила она. — Но не волнуйся, здесь мы им покажем. На всякий случай я велела твоим мальчишкам держаться ближе к проходу в задней части грота.
   — Какому еще проходу? — удивилась Тобин, но Маэта уже ушла.
   Видимо, травки были с каким-то секретом, потому что боль утихла и Тобин сразу перестала хромать. Она устроилась рядом с мужчиной, у которого была такая же повязка. Сквозь бинты просачивалась кровь, и он не мог встать на ногу, но старался удерживать равновесие. Он взял лук наизготовку: мериды должны были ворваться в ворота как раз под ними. Отсюда лучники Стронгхолда будут стрелять врагам в спину.
   Тобин и мужчина улыбнулись друг другу, но дочь принца-воина вдруг превратилась в мать близнецов, бегавших по двору и испускавших воинственный клич. Пока конные мериды ломились в ворота, Сорин и Андри вооружились кухонными ножами и маленькими учебными щитами; однако эти щиты были высотой с них самих.
   — Нет! — вскрикнула Тобин. — Андри, Сорин, бегите!
   Тут ворота подались, и всадники ворвались во двор. А у нее были только стрелы с красно-белым оперением, чтобы защитить своих сыновей.
***
   — Вот сюда, — сказала Сьонед Рохану, заводя мужа в неизвестный ему проход в скале. Он шел следом по тоннелю, достаточно просторному, чтобы пройти лошади. Два человека легко и быстро миновали каменный коридор, и не успел Рохан опомниться, как они оказались в гроте.
   — Пойдем, — сказал он, когда отдышался. — Богиня, я надеюсь, что мы не опоздали…
   Они бежали к внутреннему двору, из-за стен которого доносились звуки, которые были понятны даже Сьонед, никогда не видевшей настоящей войны: удары стали о сталь, ржание лошадей, крики раненых и умирающих. Рохан подсадил жену, а затем схватился за ее руку и сам забрался на стену. Обведя глазами двор, он спрыгнул вниз и подобрал чей-то валявшийся на земле меч.
   Сьонед осталась там, где была. В разных концах двора стояли группы по три-четыре мерида в каждой: тугие маленькие узелки, ощетинившиеся мечами во все стороны. Она выбрала ближайшую группу, подняла руки без колец и наслала на врагов Огонь.
   Потом настала очередь второго узелка, третьего… Трещало пламя, раздавались крики обожженных. Всадник из следующей тройки бросился к ней, собираясь убить рыжую ведьму с дикими глазами, которая напустила на них Огонь «Гонца Солнца». Одно мановение руки, и тело врага вспыхнуло. Меч выпал из обожженных пальцев, и воин закричал от боли. Сьонед улыбнулась и окутала Огнем еще одну группу всадников.
   Рохан видел четыре, пять, шесть вспышек Огня. Он вонзал подобранный меч в ближайшее пламя, убивая всех без разбора, мужчин и женщин, лиц которых не мог разглядеть… Когда остатки меридов развернулись и помчались назад через длинный тоннель, он окликнул Сьонед. Она все еще стояла на узкой стене, не поднимаясь с колен, слегка покачиваясь из стороны в сторону; руки ее были вытянуты вперед, а волосы падали на плечи, как водопад ее собственного Огня.
   — Сьонед! — снова крикнул он. — Довольно!
   Ее руки упали. Их взгляды встретились, и улыбка исчезла с ее лица. Сьонед покачнулась и чуть не упала. К стене подошла хромающая Мирдаль и протянула руки, помогая принцессе спуститься. Огонь исчез. Он горел не так долго, чтобы убить, но в раскаленном воздухе стоял тошнотворный запах обгоревшей человеческой плоти.
   Рохан увидел лошадь, стоявшую рядом с трупом всадника, в груди которого торчала стрела с красно-белым оперением. Откуда здесь взяться Тобин, вяло подумал он и очень удивился, когда увидел неподалеку невысокую фигурку сестры. Он вскочил в седло, натянул поводья испуганного животного, развернулся и поскакал к воротам.
   Тобин обхватила руками сыновей. К счастью, они были целы, хотя Сорину порвали тунику, а Андри отделался длинным, но неглубоким порезом на руке. Она с силой обняла их, затем отпустила и закатила каждому такой шлепок по мягкому месту, что у близнецов на глаза навернулись слезы.
   — Как вы смели не слушаться! — закричала она. — Не вздумайте сделать это еще раз! Убирайтесь с моих глаз, пока я не отхлестала вас кнутом! — Она еще раз прижала их к себе, а затем подтолкнула к замку. — Пошевеливайтесь!
   Они повиновались. Тобин выпрямилась, едва держась на ногах от усталости и облегчения. А затем она увидела Сьонед. Мирдаль поддерживала ее, потому что принцесса готова была лишиться чувств. Тобин забыла о собственном головокружении, поспешила к невестке и подставила плечо под другую руку Сьонед.
   — Отведи ее внутрь, — сказала Мирдаль. — Справишься сама?
   — Я могу идти, — одними губами прошептала Сьонед.
   Тобин осмотрела ее. Лицо, шея и рука Сьонед были исцарапаны и кровоточили. Кисти рук, на которых не осталось даже белых следов от колец, были обожжены солнцем. А вместо тела были кожа да кости…
   — Справлюсь, — сказала она Мирдаль. — Она совсем ничего не весит. Сьонед, пойдем со мной, дорогая. Все в порядке. Ты дома.
   — Тобин?
   — Да, это я. Ты в безопасности. Ты в Стронгхолде. Обопрись на меня.
   Пока они шли к замку, Тобин продолжала бормотать что-то успокаивающее. Прохлада помогла Сьонед немного прийти в себя, и по лестнице принцесса поднималась довольно бодро.
   — Где Рохан?
   — Ускакал навстречу Оствелю и его отряду, идущим из Ремагева. — Во всяком случае, она надеялась на это, но строить другие догадки сейчас не было времени.
   Сьонед немедленно кивнула.
   — Я рассказала ему о плане Маэты. Дура. Теперь он захочет командовать сражением.
   — Вот мы и пришли. Остался всего один коридор, и ты сможешь отдохнуть.
   Тобин уложила Сьонед на огромную кровать и сняла с нее изорванную рубашку. Когда-то рубашка была замечательной, сшитой из прекрасного материала с кружевными вставками, через которые были продернуты тонкие фиолетовые ленточки. Этот цвет заставил Тобин сжать зубы. Налив в таз воды, она взяла мягкое полотенце и начала мыть Сьонед ноги.
   — Понимаешь, нам пришлось идти пешком, — бесцветным голосом произнесла Сьонед. — В первый же день лошади испугались драконов и убежали. И в Скайбоуле мы не смогли остановиться. Мериды оставили там своих людей, чтобы следить за нами. Ох, Тобин, как хорошо… Спасибо тебе….
   Она разорвала наволочку и перевязала растертые ноги Сьонед.
   — А сейчас помолчи. Тебе надо отдохнуть.
   — Интересно, убила ли я кого-нибудь Огнем, — странным тоном сказала Сьонед. — Андраде бы этого не одобрила. Но это было не в первый раз… и не в последний. — Зеленые глаза туманно смотрели на Тобин. — Я — фарадим и принцесса. Разве она могла ожидать от меня чего-то другого?
   — Она приказала «Гонцам Солнца» вместе с нами воевать против Ролстры.
   Слабая улыбка появилась на бескровных, израненных губах Сьонед.
   —  — Тобин, она сделала это еще тогда, когда приказала мне прибыть в Стронгхолд.
   Тобин закончила мыть ее. Позже она смажет ожоги и обернет ее в простыни, смоченные в настое из трав. Но сейчас важнее всего сон. Она убрала со лба Сьонед спутанные рыжие волосы и нежно поцеловала ее.
   — Спи, моя дорогая. Ты дома.
   — Тобин… — Голос ее был совсем сонным, глаза закрывались. — Ты должна сказать всем… что будет сын.
***
   Мериды, галопом скакавшие по ущелью, угодили в ловушку. Отряды Оствеля вернулись из Ремагева, выступив в поход сразу же, как только прятавшиеся в холмах у Стронгхолда всадники сообщили о, прибытии меридов. Прошагав всю ночь, солдаты Оствеля расположились полукругом и перекрыли выход из ущелья. В этот момент в тылу меридов показался Рохан, которого сопровождали еще несколько человек на захваченных лошадях. Завидев принца, люди, стоявшие на концах полукруга, ринулись ему навстречу, и меридов взяли в кольцо. К полудню все было кончено; У десяти человек, которые еще оставались в седлах, отобрали лошадей и оружие, но не жизнь. Рохан с чужим мечом на бедре, сидя на отбитой у врагов лошади, наблюдал за тем, как эти десять тащили по песку своих убитых и раненых. Его тошнило от усталости и только что закончившейся битвы; принц не понимал, как он еще держится на ногах. Но он держался, а Оствель молча стоял рядом с ним.
   Когда все мериды были пересчитаны, Рохан приказал выстроить пленных.
   — Я сохраню вам жизнь, — сказал он. — Мне нужно, чтобы вы передали послание. Каждый из вас отрежет у своего товарища правую руку — неважно, живого или мертвого.
   Оствель затаил дыхание, но Рохан и глазом не моргнул. Когда грязная работа была закончена и умирающим вонзили нож в сердце, он приказал, чтобы в седельную сумку каждого оставшегося в живых воина положили по отрезанной руке.
   — Это вы отвезете на север своим хозяевам. А ты… — Он указал мечом на человека, одетого лучше других. — Наверно, командир? Я так и думал. Ты поедешь на юг, а не на север, передашь от меня подарок верховному принцу и сообщишь, что здесь произошло. Но не забудь сказать ему самое главное: рукой он не отделается. Я отрежу ему голову. — Он помедлил, а затем добавил:
   —Я надеюсь, тебе не придет в голову идти пешком в Скайбоул? Прежде чем ты туда доберешься, мои воины перережут всех твоих тамошних дружков.
   — Пешком! — вырвалось у командира. — Но у нас нет воды!
   Рохан спокойно улыбнулся.
   — У меня и миледи принцессы тоже не было воды, но мы пришли сюда пешком от самого Феруче. А тебе, мой друг, предстоит путь еще длиннее. Отправляйся, пока я не передумал и не велел всех вас казнить на месте.
   Он повернул коня и поехал назад, в Стронгхолд. Когда принц спешился, никто не посмел подойти к нему. Поднимаясь в свои покои, Рохан встретил торопившуюся навстречу сестру. Она хромала, на бедре у нее была повязка, и несмотря на страшную усталость, он почувствовал к Тобин жалость.
   — Рохан! Это правда? — Тобин схватила его за руку, и Рохан вздрогнул; прикосновение прохладных пальцев к обожженной коже обдало его холодом.
   — Не сейчас, Тобин. — Он отвернулся и продолжил путь.
   — Отвечай! Это правда, что у тебя будет ребенок?
   Рохан остановился как вкопанный.
   — Рохан! Она сказала мне, что у вас будет ребенок. Это правда?
   — Так и сказала? — Он обернулся, поглядел в черные глаза сестры и услышал собственный голос, полный горечи. — Да. Это правда. У меня будет сын.
   Рохан оставил ее совершенно обескураженной и закрыл за собой дверь. А потом он стоял у кровати и долго смотрел на жену. Они выжили, как он и обещал. Не зря он вырос в Пустыне. Они делили пищу и влагу, которую можно было найти в песке и скалах, вот и выжили.
   Он не сводил глаз с ее прекрасного изможденного лица, казавшегося сейчас удивительно безмятежным. Страдания старят большинство людей, но спящая Сьонед была воплощением детской чистоты, на губах играла слабая улыбка, хрупкое тело расслабилось и наконец-то вкусило покой.
   Он пообещал ей жизнь. Она пообещала ему сына. Но как она сможет прижимать к груди ублюдка Янте, зная, что когда-то отобрала его у родной матери? И как сможет он смотреть на своего мальчика и не вспоминать о женщине, которая родила этого ребенка?
   Если Сьонед сможет пойти на это, то у него не останется выбора. Он выполнит свой долг. И да поможет ему Богиня…
   Он лег рядом и уставился в высокий потолок, расписанный голубой краской и напоминавший о небе Пустыни. Странно… Откуда в его теле взялась влага для слез?
***
   Когда на закате в комнату на цыпочках вошли Тобин и Оствель, принц и принцесса спали. Тобин пришла лечить их раны, а Оствель принес поднос с едой. Они обменялись взглядами, и Тобин тихонько спросила:
   — Слушай, она до ухода ничего не говорила о ребенке?
   — Ничего. Если бы она заикнулась об этом хоть словом, разве я дал бы ей уйти? — Он покачал головой. — Хотя… Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы остановить ее. Но почему Янте отпустила их?
   — Может быть, они сбежали.
   — Из Феруче? Выбраться оттуда можно только в том случае, если тебе позволят уйти.
   Они еще некоторое время смотрели на эту пару: мирно спящую Сьонед и изможденного Рохана. Тобин увидела, что молодость брата прошла, и горько пожалела об этой утрате.
   — Одно ясно: мы узнаем только то, что они пожелают рассказать, — пробормотала она.
   — Да, конечно, — согласился Оствель. — А пока пусть спят.

Глава 27

   В конце дня влажный запах реки и деревьев сменился вкусным запахом еды, которая готовилась на огромных кострах, разведенных в лагере Пустыни. Девушку, стоявшую на часах, сморила легкая дремота, вполне простительная после долгого, однообразного дежурства. Тем более, что оно подошло к концу: наступило время вечерней трапезы… Ничего не случилось и до заката едва ли случится. С начала войны прошло уже десять дней, а разве что-нибудь произошло? Девушка пожала плечами, прижалась спиной к дереву и закрыла глаза…
   — Если бы я был верховным принцем, ты могла бы проститься с головой, — прозвучал рядом чей-то звонкий, насмешливый голос.
   Девушка резко выпрямилась, с быстротой молнии схватила лук, наложила на него стрелу, однако тут же ахнула, опустила руки и низко поклонилась.