Страница:
Тогда мне объяснилось и "предложение" на условиях свободы. Но просящее "будь моей женой, около меня".
Конечно, бедняк последний "рвал бы волосы на голове" при мысли об измене. И тут дело. вовсе не в том, чтобы "были карманные деньги". Деньги скорее-предлог, оправдание и "введение"... "Все как будто у всех". Но тонкая личная струя здесь вводит в понимание архаичнейшей формы семьи- полиандрии, которая основана главным образом не на инстинкте женщины, а на странном вкусе мужей к "червяку" и "жабе".
Мне один извозчик (ехал в редакцию, к ночи) сказал о своей деревне (Новгородской губернии),- на слова, будто "деревенские девушки или женщины легко отдаются, рубля за 3" (слова мне А. С. Суворина, о поре своей молодости):
- Зачем девушки. Замужние, У нас на деревне всякая за 3 рубля (отдастся). Да хоть мою жену захочет кто взять.
Я даже испугался. Так просто. Он был красавец, с небольшими усиками, тонкий. Молодой. Лет 27-ми.
И не поперхнулся. Ни боли, ни стыда. И значит - никакой ревности.
Кстати, принципиальный вопрос Флоренскому, священникам и профессорам церковного права: должен ли быть расторгнут, т. е. должна ли церковь расторгнуть брак в случае "зубодерки", т. е. когда муж просит жену отдаваться, а она, чувствуя отвращение к таким отношениям и гнусность ко всему этому типу семьи, нося в сердце идеал лучшей семьи - просит церковь освободить ее от неудачно заключенного брака и дать разрешение на вступление в новый?
Есть ли это "прелюбодеяние"? Пока-нет. Т.е. церковь, "комментируемая и изъясняемая духовенством", единственным судиею сего "своего дела",- признает таковой брак расторжению не подлежащим. "Ни свидетелей", "ни жалобы мужа", "ни- измены мужа". Жена не может сказать: "Муж мне изменяет", да он и не изменяет. А она? Да и она может не изменять. Какой же повод к разводу формальный? И церковь сохраняет и приказывает сохранять такой чудовищный брак, около которого случайное "прелюбодеяние" мужа или жены, "прелюбодеяние" по налетевшей буре любви, кажется чем-то невинным и детским.
От кого же, господа духовные, идет развал семьи, от вас или от "непослушных жен", как вы традиционно и лениво жалуетесь? От вас, по-моему, по факту. И кто оскорбляет таинство брака? Ваш грязный взгляд на дело, ваши грязнящие брак законы. С "червем" и "жабою".
Да: на т. св. дадут вам покушать за отношение к семье или к семейным людям "червяка" и "жабы".
К разговору с извозчиком:
Толстой (такой ревнивый вообще и поощряющий ревность) гениально подметил это спокойствие крестьян к началу полиандрии:
- Дурак Я сапогов не захватил.
Любовник прыснул от жены: и муж только жалел, зачем, "вспугнув" их с места, он не догадался предварительно взять сапоги его, тут же стоявшие.
Муж вернулся после отлучки. Узнав про любовь жены, он побил ее, и все, что следует, и не лег с нею спать, а полез на печь. Жена среди ночи встала и пришла к нему. Он еще был сердит и не хотел пускать. Но она облила его такими нежными словами. У Толстого это удивительно. Муж взял ее. И он все забыл; и она все забыла. Это и есть "полиандрия" в древности и сейчас.
(рассказ об этом в "Посмертных сочинениях" Толстого, заглавие забыл)166
Я смотрел на Леву с такою завистью к его росту, к его красивости, к его достоинству.
Он был III-го класса, и я не знал, могу ли к нему подойти поздороваться потом (когда всенощная кончится).
Я был I-го или II-го класса, карапузик. Он обыкновенно ходил с толстой палкой (самодельщина) и мог меня побить, мог всех побить.
Слушал пенье (в арке между теплой и холодной церковью). Красиво все. Рассеянность. И будто потянуло что-то.
Я обернулся.
За спиной шага на 1 1/2 стояла мамаша и улыбнулась мне. Это была единственная улыбка за всю ее жизнь, которую я видел.
(в Покровской церкви, в Костроме, 1868 или 1869 год) (прислонясь к стене на Итальянской ул.)
Пересматриваю академическое изд. Лермонтова167. Хотел отыскать комментарии к "Сашке". Не нашел (какая-то лапша издание). "Может, в I т.?" Ищу и вижу на корешке IV, II, V, III. "Где же первый? Не затерялся ли?" С тревогой ищу I. Вижу только 4 книги. "Затерялся". Еще тревожнее, и вижу, что я аккуратнейше и внимательно надписал на "бумажке обертки": "Выпуск второй", "Выпуск третий", "четвертый" и "пятый" под печатным: "Том первый", "второй", "третий", "четвертый". Каким образом я, внимательно надписывая (радость о покупке) нумерацию томов, мог не заметить, что подписываю неверно под тут же (на обложке!) напечатанными "первый", "второй", "третий"? Значит, я рассматривал и не видел. Это сомнамбулизм, сон. И в первый раз прошло извинение о болезни мамы, которое мучило все лето: "Что же мне делать, если я ничего не вижу", "родился так", "таким уродом". Это фатум бедной мамочки, что она пошла за Фауста, а не за колл. асессора. Это все-таки грех и несчастье, но - роковое.
Сколько, сидя над морем, на высокой горе, я с бумажкой в руке высчитывал процентные бумаги. Было не то 16, не то 18 тыс., и обеспечения детей не выходило. Я перестраивал их так и иначе: "продать" одни и "купить" другие. Это был год, когда она была так мрачна, печальна и раздражительна. Я мучился. Зачем же я просиживал? Если бы я так же вдумался в состояние души ее, т. е. вдруг затревожился, отчего она тревожна,- я бы разыскал, так же бы стал искать, думать, так же бороться душою с чем-то неопределенно дурным, и попал бы на след, и, в конце концов, вовремя разыскал бы и позвал Карпинского. И она была бы спасена.
То, что я провозился с деньгами, нумизматикой и сочинениями вместо здоровья мамы, и есть причина, что пишу "Уедин.". Ошибка всей жизни.
Так мы каркаем бессильно, пройдя ложный путь.
Нет, чувствую я, предвижу,- что, не пристав здесь, не пристану-и туда. Что же Новоселов, издав столько, сказал ли хоть одно слово, одну строку, одну страницу (обобщим так, без подчеркивания)-на мои мучительные темы, на меня мучащие темы. Неужели же (стыдно, мучительно сказать) им нужны были строки мои, а не нужна душа моя, ну-душа последнего нищего, отнюдь не "писателя" (черт бы его побрал). Поверить ли, что ему, Кожевникову, Щербову не нужна душа. Фл-ский промолчит, чувствую, что промолчит. "Неловко", да "и зачем расстраивать согласие",-в сущности, "хорошую компанию". N-в 168 о своей только сказал: "Царство ей небесное, ей там лучше" (в письме ко мне). А о папаше как заботился, чтобы не "там было лучше", а и "здесь хорошо". Но- женкам христианским вообще "там бы лучше", а камилавки и прочее-"нам останутся" и "износим здесь", или - "покрасуемся здесь"... Что же это в конце концов за ужасы, среди которых я живу, ужаснее которых не будет и светопреставление. Ибо это-друзья, близкие, самые лучшие встреченные люди, и если не у "которых-тепло", то где же еще-то тепло? И вот пришел, к ним пришел - и... пожалуй, "тепло", но в эту специальную сторону- тоже холодно и у них. А между тем особенность судьбы моей привела искать и стучаться, стучаться и искать тепла специально в этой области. Что же Фл-ский написал о N: "Кнут" и "нужно промолчать". Какое же это решение?
Неужели же не только судьба, но и Бог мне говорит: "Выйди, выйди, тебе и тут места нет?" Где же "место"? Неужели я без "места" в мире? Между тем, несмотря на слабости и дурное, я чувствую - никакого "каинства" во мне, никакого "демонства", я-самый обыкновенный человек, простой человек, я чувствую - что хороший человек.
Умереть без "места", жить без "места": нет, главное-все это без малейшего желания борьбы.
- Ребенок плачет. Да встань же ты. Ведь рядом и не спишь.
- Если плачет, то что же я? Он и на руках будет плакать. Пожалуй, подержу.
(отчего семьи разваливаются; первая Надя)
Она была так же образованна, как и другая, которая (я и не заметил, она потом при случае сказала):
- Когда я брала кормилицу (своего молока не было,- от того же, но мы и доктор не понимали), и деньги шли на то, что я бы должна выполнить, то я тогда отпускала прислугу и сама становилась к плите.
(отчего семьи крепнут; ниша мама) (15 октября)
Ах, Бехтерев, Бехтерев,-все мои слезы от вас, через вас...
Если бы не ваш "диагноз" в 1896 (97?)-м году, я прожил бы счастливо еще 10 лет, ровно столько, сколько нужно, чтобы оставить детям 3600 ежегодно на пятерых,- по 300 в месяц, что было бы уже достаточно,- издал бы чудную свою коллекцию греческих монет, издал бы Египет (атлас с объяснениями)169, "Лев и Агнец" (рукопись), и распределил и сам бы издал книгами отдельные статьи 1ТО. (начало октября)
Желание мое умереть - уйти в лес, далеко, далеко. И помолиться и умереть. Никому ничего не сказав.
А услышать? О, как хотелось бы. Но и как при жизни-будет все "с недоговорками" и "уклонениями". А те чужие, болтуны-их совсем не надо. Значит, и услышать-ничего.
(глуб. ночью)
Холодок на сердце. Знаете ли вы его?
(в печали)
В 57 лет Бог благословил меня дружбой Цв.
(в печали) (октябрь 1912)
Как люблю его. Как уважаю
Если бы Бехтерев увидел нашу мамочку, лежащую на кушетке, зажав левую больную руку в правой...
Но не видит. Видит муж.
У них нет сердца. Как было не спасти, когда он знал по науке, что можно спасти, есть время и не упущено еще оно.
Знаю, физика: левая холоднее правой, и она ее постоянно греет. На этот вид прижатых к груди рук - кулачок в кулачке - как он полон просьбы, мольбы и... безнадежности.
И все он передо мной, целые дни. Повернешь голову назад, подойдешь к стулу сесть, пройдешься по комнате и обратно пойдешь сюда: все сжатые кулачки, все сжатые кулачки. Дни, часы, каждый час, все месяцы.
(зима 1912 г.)
Нагими рождаемся, нагими сходим в землю, Что же такое наши одежды? Чины, знатность, положение? Для прогулки.
День ясный, и все высыпали на Невский. Но есть час, когда мы все пойдем "домой". И это "домой" - в землю.
(октябрь)
Как не целовать руку у Церкви, если она и безграмотному дала способ молитвы: зажгла лампадку старуха темная, старая и сказала: "Господи, помилуй" (слыхала в церкви, да и "сама собой" скажет), и положила поклон в землю.
И "помолилась" и утешилась. Легче стало на душе у одинокой, старой.
Кто это придумает? Пифагор не "откроет", Ньютон не "вычислит".
Церковь сделала. Поняла. Сумела.
Церковь научила этому всех. Осанна Церкви,- осанна как Христу-"благословенна Грядущая во имя Господне".
...да, шулер
Ударил по сердцам с неведомою силой 171.
Интересна история нашей литературы.
(у Гершензона об Огаревой, как ее обобрали, старуху) 172
Как раковая опухоль растет и все прорывает собою, все разрушает - и сосет силы организма, и нет силы ее остановить: так социализм. Это изнурительная мечта - неосуществимая, безнадежная, но которая вбирает все живые силы в себя, у молодежи, у гимназиста, у гимназистки. Она завораживает самое идеальное в их составе- и тащит несчастных на виселицу-в то время как они убеждены, что она им принесла счастье.
И в одном поколении, и в другом, в третьем. Сколько она уже утащила на виселицу, и все ее любят. "Мечта общего счастья посреди общего несчастья". Да: но именно мечта о счастье, а не работа для счастья. И она даже противоположна медленной, инженерной работе над счастьем.
- Нужно копать арык и орошать голодную степь.
- Нет, зачем: мы будем сидеть в голодной степи и мечтать о том, как дети правнуков наших полетят по воздуху на крыльях,- и тогда им будет легко летать даже на далекий водопой.
(за "Современником")
В 1904-5 г. я хотел написать что-то вроде "гимна свободе"... Строк 8 вышло,- но больше жару не хватило: почувствовал, что загнуло в риторику. . А теперь!..
...бежать бы как зарезанная корова, схватившись за голову, за волосы, и реветь, реветь, о себе реветь, а, конечно, не о том, что "правительство плохо" (вечное extemporalia 173 ослов).
(октябрь)
Какое безобразие ваши сочинения. Да, но все пыхтит в работе.
"Христианство и не за пол, и не против пола, а перенесло человека совершенно в другую плоскость".
(Флор.)
- Хозяин не против ремонта дома и не за ремонт: а занимается библиографией.
Мне кажется-дом-то развалится. И хотя "библиография" не противоречит домоводству: однако его съедает.
Вопрос о браке ведь в каждой семье, у меня, у вас (будет). Томит дни, ночи, постоянно, всякого. Как же можно сказать: "Я никому не запрещаю, а только ухожу в Публичную библиотеку заниматься рукописями".
(8 октября)
Неужели Пушкин виноват, что Писарев его "не читал"174. И Церковь виновата, что Бюхнер и Мелешотт "ее не понимали", и христианство виновато, что болтаем "мы".
Страшно, когда наступает озноб души... Душа зябнет.
- Вася, ты уйди, я постонаю.
- Стонай, Варя, при мне...
- Да я тебе мешаю.
- Деточка, кто же с тобой останется, если и я уйду? Да и мне хочется остаться...
(когда Шура вторично ушли, 23 октября; на счете по изданиям) 175
Все-таки я умру в полном, в полном недоумении. В религиозном недоумении.
И больше всего в этом Фл. Виноват.. Его умолчания.
С Б. я никогда не расстанусь. Но остальное...
Ожидаемые и желаемые и высматриваемые качества митрополита петербургского-скромность.
Ученость-хорошо, святость-прекрасно, подвиг жизни и аскетизм превосходно: но выше всего скромность.
Молчаливость, тихость и послушание.
Если при этом хороший рост, мелодичный голос и достоинство манер и обращения-то такому "кандидату" не страшен был бы соперником и Филарет, и Златоуст, и "все три Святителя"176.
(28 октября перед митр. Антония за вечерним чаем думаю)177
Полуискренность - она сопутствует теперь всем делам церковным.
Ошибаются, кто говорит о неискренности. Ему сейчас укажут патетический голос, великий восторг, умиление, преданность.
Но не допрашивайте эту патетичность: щеки ее поблекнут, язык начнет путаться. Все пойдет в маленькую уклончивость и умолчания.
Все теперь-в "полу"... нигде-"полного"...
(тоже перед митр. Антония)
Даже если будет все это место полно червями и тлением - я останусь здесь.
С глупыми - останусь. С плутами - останусь.
Почему?
Здесь говорят о бессмертии души. О Боге. О Вечной Жизни. О Награде и Наказаниях.
Здесь - Алтарь. Воистину алтарь, один на земле.
И куда же мы все пойдем отсюда...
(перед кончиной митр. Антония. 28 октября, ночь)
Может быть, другие не имеют права умереть сами, но я имею право умереть сам.
И Тиллинг, директор Евангелической больницы, когда "она там лежала" (опасное кровотечение- на краю могилы), умер.
Роше в Мюнхене, Наук где-то за границей, теперь вот Тиллинг (такой гигант был), еще раньше виновный в кровотечении (велел массаж делать, не сняв швов), Рентельн-все И если Немезида...
Грех! Грех! Грех!!!
(28 окт., ночь)
В случае "если бы" - вот план для издания моих статей, еще не перепечатанных в книги.
1) Около церковных стен. III. Статьи о Церкви, об управлении ею, о духовных школах. Это все "в помощь попам", а отчасти и в помощь нашему милому духовенству. Передольский хорошо его звал "Божьей родней". Оно - и есть таково: через 1000 лет пронесло и сохранило не колеблясь идею Неба, идею Правды, идею Суда... Да помолится оно о несчастных рабах Божиих "Василии и Варваре". Свящ. Устьинский все время о нас молился. Спасибо ему, милому.
2) "О писателях и писательстве". Тома на 4. Статьи о литературе. Есть предисловие к этой книге, очень одушевленно написанное где-то 178. Сюда должны войти (в рукописях) неоконченные статьи "Паскаль", "Христианство и язык", "Фауст".
3) "Юдаизм". В начале-"Замечательная еврейская песнь", потом "Жид на Мойке" (из "Нов. Пути"), "Чувство солнца и растений у древних евреев" и последним-"Юдаизм". Это-в I том. Во II том, с подзаголовком "Материалы", толстая тетрадь у меня в библиотеке, еврея Цинхенштей-на 179; и затем бы, - но этого никто не сумеет выбрать,- отмеченные места из "Талмуда" и из "Ветхозав. храма"180.
4) "Сумерки просвещения" - вторым изданием, с дополнениями, а главное-с продолжением "В обещаниях дня": сюда собрать статьи, напечатанные в пору ломки и смуты школы и ее растерянности. Таким обр.: "Сумерки просвещения"-1 т. "В обещаниях света"-1 т. Все-целое. Это- милым гимназистам.
5) "Семейный вопрос в России", том 3. Там одна статья: "В мире любви, испуганности и стыдливости".
Это-добрым страдалицам.
6) "Эмбрионы". Из книг, из "Торгово-промышл. газеты" ("Из дневника писателя"), "Попутные заметки" (из "Нов. Вр."), из "Гражданина". Это нужно издавать в формате "Уединенного", начиная каждый афоризм с новой страницы. Смешивать и соединять в одну книгу с "Уединенным" никак не нужно. "Уединенное"-без читателя, "Эмбрионы" - к читателю.
7) "Германские впечатления". Наугейм, Мюнхен etc.; сюда же, собственно, надо бы перенести из "Итальянских впечатлений" последний отдел:
"По Германии". И даже "Германские впечатления" (книжку) начинать с этих статей о Берлине и Кайзере-Вильгельме.
8) "Кавказские впечатления".
9) "Русский Нил" (впечатления по Волге). Сюда внести и статьи под заглавием "Израиль" и "В современных настроениях" из "Русск. Слова" за 1907 г., NoNo 194 и 200 (ибо это все "Русский Нил", и только редакция переменила заголовки).
10) "Чиновник. Очерк русской государственности". Статьи из "Русск. Слова" и "Нов. Слова" о чиновничестве.
11) "В связи с искусством". Сюда внести статьи: "Молящаяся Русь" (о Нестерове), "Где же религия молодости", "Сицилианцы в Петербурге", "Из мыслей зрителя", "Гоголевские дни в Москве", "Памятник Александру III", "Отчего не удался памятник Гоголю", "Актер", "С. С. Боткин", "Памяти Комиссаржевской", "Театр и юность" и, может быть, "Танцы невинности" (о Дункан); "Зембрих".
12) "Литературные изгнанники". "Переписка с Леонтьевым" (с примечаниями). Письма ко мне милого Н. Н. Страхова (с портретом его-худощавым, со сложенными руками и в саду,-снятым в Ясной Поляне после операции), письма ко мне Рцы (и портрет мой с Софой, крестницей), т. е. И Ф. Романова, письма ко мне Шперка и портрет "Умирающий Шперк" (в Халиле, среди семьи: попросить выгравировать В. В. Матэ, адрес-в Академии художеств; гравюра обойдется рублей 200,- но, я думаю, за продажу это окупится), письма ко мне П. А. Флоренского (нужно спросить дозволения; адрес: в Троице-Сергиев посад. Духовная академия. Павлу Александровичу Флоренскому) и Серг. Ал. Цветкова 181. Редактировать это издание могут П. А. Флоренский или С. А. Цветков. Адрес его: Москва, Остоженка, Молочный пер., д. 2, кв. 2.
13) "Древо жизни и идея скопчества". Статьи о поле-из "Гражданина" и "Нов. Вр." (особенно "Пол и душа").
14) "Черный огонь". Статьи о революции и революционерах из "Нов. Врем.", "Русск. Слова" и "Нового Слова".
15) "Во дворе язычников". "Культура и деревня", "Древнеегипетские обелиски", "О древнеегипетской красоте", "Прорицатель Валаам" еписк. Серафима (библиогр. заметка), "О поклонении зерну", Буткевича-"Неверие XIX в." (библиогр. заметка), "Афродита-Диана", "О лекции Влад. Соловьева", "Сказочное царство", "Восток" (подп. Орион), "Величайшая минута истории", "Занимательный вечер", "Маленькая историческая поправка", "Серия недоразумений (?)", "Чудесное в жизни и истории", "Тема нашего времени", "Эллинизм", "Демон Лермонтова в окружении древних мифов", "Атлантида - была". "Из восточных мотивов" (то же, что "Звезды" - заглавие это не мое, а редакции "Мира искусства"), и сюда прекрасный рисунок пером Бакста.
16) "Лев и Агнец". Громадная рукопись, неоконченная, в несгораемом шкафе. Где места пропусков - просто заменить страницей многоточия. Это не нарушит смысла и связи. Редакция пусть будет Флоренского, а если ему некогда Цветкова, а если и ему некогда-подождать. Помня: "Дело не волк - в лес не убежит" 182.
Встретился с Философовым и Мер. в Рел.-Фил. собр. Точно ничего не было. Почувствовал дружбу. А ругались (в печати), и они потребовали в "Рус. Сл.", чтобы или меня исключили, или они "выходят".
Даже "под зад" дал Фил-ву, когда он проходил мимо. Полная дружба. Как гимназисты.
Ужасно люблю гимназическую пору. И вечно хочется быть опять гимназистом. "Ну ее к черту, серьезную жизнь".
И когда сотрудничаю в газетах,-всегда с небольшим внутренним смехом,всегда с этой мыслью: "Мы еще погимназистничаем".
И потому мне равно наплевать, какие писать статьи, "направо" или "налево". Все это ерунда и не имеет никакого значения. "Шалости нижегородского гимназиста" (катались на Черном пруде).
(29 октября)
Зонт у меня Философова, перламутровый ножичек (перочинный, прелестный) от Суходрева, теперь палка от Тычинкина.
- Она грязная (он).
- Тем лучше. Это в моем стиле.
У Фил. зонт был с дырочкой. Но такая прелестная палка, черная с рубчиками, не вертлявая (полная в теле) и необыкновенно легкая.
Эти декаденты умели выбирать необыкновенно изящные вещи. Простые и стильные.
(29 октября)
...уклончивость всех вещей от определения своего, уклончивость всех планет от "прямой"... Что это? И! Ужасы, ужасы...
Может быть, она в том, что мир хочет быть "застегнут на все пуговицы" и не показать внутренних карманов ни репортеру, ни Ньютону.
Если так-еще можно успокоиться. "Темно. Не вижу". Это пусть и говорит косолапый Вий, ноги которого вросли в землю.
Но если иное?..
Что?
Не хочу даже сказать. Пугаюсь.
Все мои пороки были или мелким любопытством ума,- или "так", "распустился", и, в сущности, беспричинны Но мне никогда [порок] не "сосал под ложечкой" и не "кружил голову".
Поэтому "порочность мира" я знаю очень мало. И поэтому же, очень может быть, суждения мои о мире неглубоки. В огненных пороках раскрывается какая-то "та сторона Луны", которая мне никогда не повертывалась.
План "Мертвых "душ"-в сущности, анекдот; как и "Ревизора" - анекдот же. Как один барин хотел скупить умершие ревизские души и заложить их; и как другого барина-прощелыгу приняли в городе за ревизора. И все пьесы его, "Женитьба", "Игроки", и повести, "Шинель" - просто петербургские анекдоты, которые могли быть и которых могло не быть. Они ничего собою не характеризуют и ничего в себе не содержат.
Поразительна эта простота, элементарность замысла; Гоголь не имел сил-усложнить плана романа или повести в смысле развития или хода страсти,чувствуется, что он и не мог бы представить, и самых попыток к этому - в черновиках его нет.
Что же это такое? Странная элементарность души. Поразительно, что Гоголь и сам не развивался; в нем не перестраивалась душа, не менялись убеждения. Перейдя от малороссийских повестей к петербургским анекдотам, он только перенес глаз с юга на север, но глаз этот был тот же.
Недостаток Перцова заключается в недостаточно яркой и даже недостаточно определенной индивидуальности.
Сотворяя его. Бог как бы впал в какую-то задумчивость, резец остановился, и все лицо стало матовым. Глаза "не торчат" из мрамора, и губы никогда не закричат. Ума и далекого зрения, как и меткого слова (в письмах) у него, "как Бог дай всякому", и особенно привлекательно его благородство и бескорыстие: но все эти качества заволакиваются туманом неопределенных поступков, тихо сказанных слов; какого-то "шуршания бытия", а не скакания бытия.
Но он "рыцарь честный", честный и старый (по чекану) в нашей низменной журналистике.
С ним в контрасте Рцы: которого переделав, Бог- плюнул от отвращения и отошел. И с тех пор Рцы все бегает за Богом, все томится по Боге и говорит лучшие молитвы, какие знает мир (в себе, в душе).
Увы: литературно это почти ни в чем не выразилось. Он писал только об еде, о Россини и иногда об отцах Церкви. Теперь, бедный, умолк.
Что такое литературная душа?
Это Гамлет.
Это холод и пустота
(укладываясь спить)
31 октября
Мне не было бы так страшно, ни так печально, если бы не ужасы ясновидения. Но я живу, как "в Провидении": потому что за годы, за очень долгие годы - все будущее было открыто ей в каких-то вещих тревогах.
Мы сидели в Кисловодском театре. Давали "Горе от ума". Ни хорошо, ни худо. И в котором-то антракте я обдумывал, нельзя ли склеить статью в "Н. Вр." рублей на 70 (билеты-6 руб., время- в нужде, довольно жесткой)183.
- Посмотри, Вася.
Я поднял голову и смотрел на спущенный занавес, изображавший наяд и героев.
- Не там, а выше.
Занавес спускался из арки, и на арке были изображены... должно быть античные маски.
- Вон там, в углу Такая ужасная.. Когда я буду умирать, у меня будет такое лицо.
Это было искаженное ужасом и отчаянием лицо "трагической маски"
Я захолодел. Губы мои что-то бессильно шептали И этот ее "внушающий" голос, полный убеждения, пугал меня даже потом, когда я просыпался ночью.
Несколько раз, когда я хотел и предлагал ей отдохнуть в санатории- (как было бы спасительно, определили бы при приеме болезнь), она отказывалась в каком-то трепетном страхе как забившаяся в угол птичка, боящаяся оставить этот угол.
И все подозрительность. И все испуг. "Вы хотите остаться без меня одни" (для дурного, легкомысленного). "Вы хотите отвязаться от меня"...
Я переставал говорить.
"Как страшно.. Мне тогда представляется, что меня везут в сумасшедший дом. И спущены занавески".
И она холодела. И я холодел Центр ужаса находился, был в "спущенных занавесках".
А "занавески" в душе ее и в самом деле спускались. Она атомически, разрушительно отделялась от мира.
Моя страдалица. И опять говорила: "Я снова видела во сне Михаила Павловича Так ясно И он спрашивал: скоро ли ты, Варюнчик, придешь ко мне? Я жду тебя".
Это первый муж С которого все и началось. И самая любовь наша началась с чудной элегии, в которой она рассказывала о необъяснимой молодой гибели ее 1-го мужа. Она осталась вдовою 21-го года, с 2-хлетней Саничкой и матерью.
Конечно, бедняк последний "рвал бы волосы на голове" при мысли об измене. И тут дело. вовсе не в том, чтобы "были карманные деньги". Деньги скорее-предлог, оправдание и "введение"... "Все как будто у всех". Но тонкая личная струя здесь вводит в понимание архаичнейшей формы семьи- полиандрии, которая основана главным образом не на инстинкте женщины, а на странном вкусе мужей к "червяку" и "жабе".
Мне один извозчик (ехал в редакцию, к ночи) сказал о своей деревне (Новгородской губернии),- на слова, будто "деревенские девушки или женщины легко отдаются, рубля за 3" (слова мне А. С. Суворина, о поре своей молодости):
- Зачем девушки. Замужние, У нас на деревне всякая за 3 рубля (отдастся). Да хоть мою жену захочет кто взять.
Я даже испугался. Так просто. Он был красавец, с небольшими усиками, тонкий. Молодой. Лет 27-ми.
И не поперхнулся. Ни боли, ни стыда. И значит - никакой ревности.
Кстати, принципиальный вопрос Флоренскому, священникам и профессорам церковного права: должен ли быть расторгнут, т. е. должна ли церковь расторгнуть брак в случае "зубодерки", т. е. когда муж просит жену отдаваться, а она, чувствуя отвращение к таким отношениям и гнусность ко всему этому типу семьи, нося в сердце идеал лучшей семьи - просит церковь освободить ее от неудачно заключенного брака и дать разрешение на вступление в новый?
Есть ли это "прелюбодеяние"? Пока-нет. Т.е. церковь, "комментируемая и изъясняемая духовенством", единственным судиею сего "своего дела",- признает таковой брак расторжению не подлежащим. "Ни свидетелей", "ни жалобы мужа", "ни- измены мужа". Жена не может сказать: "Муж мне изменяет", да он и не изменяет. А она? Да и она может не изменять. Какой же повод к разводу формальный? И церковь сохраняет и приказывает сохранять такой чудовищный брак, около которого случайное "прелюбодеяние" мужа или жены, "прелюбодеяние" по налетевшей буре любви, кажется чем-то невинным и детским.
От кого же, господа духовные, идет развал семьи, от вас или от "непослушных жен", как вы традиционно и лениво жалуетесь? От вас, по-моему, по факту. И кто оскорбляет таинство брака? Ваш грязный взгляд на дело, ваши грязнящие брак законы. С "червем" и "жабою".
Да: на т. св. дадут вам покушать за отношение к семье или к семейным людям "червяка" и "жабы".
К разговору с извозчиком:
Толстой (такой ревнивый вообще и поощряющий ревность) гениально подметил это спокойствие крестьян к началу полиандрии:
- Дурак Я сапогов не захватил.
Любовник прыснул от жены: и муж только жалел, зачем, "вспугнув" их с места, он не догадался предварительно взять сапоги его, тут же стоявшие.
Муж вернулся после отлучки. Узнав про любовь жены, он побил ее, и все, что следует, и не лег с нею спать, а полез на печь. Жена среди ночи встала и пришла к нему. Он еще был сердит и не хотел пускать. Но она облила его такими нежными словами. У Толстого это удивительно. Муж взял ее. И он все забыл; и она все забыла. Это и есть "полиандрия" в древности и сейчас.
(рассказ об этом в "Посмертных сочинениях" Толстого, заглавие забыл)166
Я смотрел на Леву с такою завистью к его росту, к его красивости, к его достоинству.
Он был III-го класса, и я не знал, могу ли к нему подойти поздороваться потом (когда всенощная кончится).
Я был I-го или II-го класса, карапузик. Он обыкновенно ходил с толстой палкой (самодельщина) и мог меня побить, мог всех побить.
Слушал пенье (в арке между теплой и холодной церковью). Красиво все. Рассеянность. И будто потянуло что-то.
Я обернулся.
За спиной шага на 1 1/2 стояла мамаша и улыбнулась мне. Это была единственная улыбка за всю ее жизнь, которую я видел.
(в Покровской церкви, в Костроме, 1868 или 1869 год) (прислонясь к стене на Итальянской ул.)
Пересматриваю академическое изд. Лермонтова167. Хотел отыскать комментарии к "Сашке". Не нашел (какая-то лапша издание). "Может, в I т.?" Ищу и вижу на корешке IV, II, V, III. "Где же первый? Не затерялся ли?" С тревогой ищу I. Вижу только 4 книги. "Затерялся". Еще тревожнее, и вижу, что я аккуратнейше и внимательно надписал на "бумажке обертки": "Выпуск второй", "Выпуск третий", "четвертый" и "пятый" под печатным: "Том первый", "второй", "третий", "четвертый". Каким образом я, внимательно надписывая (радость о покупке) нумерацию томов, мог не заметить, что подписываю неверно под тут же (на обложке!) напечатанными "первый", "второй", "третий"? Значит, я рассматривал и не видел. Это сомнамбулизм, сон. И в первый раз прошло извинение о болезни мамы, которое мучило все лето: "Что же мне делать, если я ничего не вижу", "родился так", "таким уродом". Это фатум бедной мамочки, что она пошла за Фауста, а не за колл. асессора. Это все-таки грех и несчастье, но - роковое.
Сколько, сидя над морем, на высокой горе, я с бумажкой в руке высчитывал процентные бумаги. Было не то 16, не то 18 тыс., и обеспечения детей не выходило. Я перестраивал их так и иначе: "продать" одни и "купить" другие. Это был год, когда она была так мрачна, печальна и раздражительна. Я мучился. Зачем же я просиживал? Если бы я так же вдумался в состояние души ее, т. е. вдруг затревожился, отчего она тревожна,- я бы разыскал, так же бы стал искать, думать, так же бороться душою с чем-то неопределенно дурным, и попал бы на след, и, в конце концов, вовремя разыскал бы и позвал Карпинского. И она была бы спасена.
То, что я провозился с деньгами, нумизматикой и сочинениями вместо здоровья мамы, и есть причина, что пишу "Уедин.". Ошибка всей жизни.
Так мы каркаем бессильно, пройдя ложный путь.
Нет, чувствую я, предвижу,- что, не пристав здесь, не пристану-и туда. Что же Новоселов, издав столько, сказал ли хоть одно слово, одну строку, одну страницу (обобщим так, без подчеркивания)-на мои мучительные темы, на меня мучащие темы. Неужели же (стыдно, мучительно сказать) им нужны были строки мои, а не нужна душа моя, ну-душа последнего нищего, отнюдь не "писателя" (черт бы его побрал). Поверить ли, что ему, Кожевникову, Щербову не нужна душа. Фл-ский промолчит, чувствую, что промолчит. "Неловко", да "и зачем расстраивать согласие",-в сущности, "хорошую компанию". N-в 168 о своей только сказал: "Царство ей небесное, ей там лучше" (в письме ко мне). А о папаше как заботился, чтобы не "там было лучше", а и "здесь хорошо". Но- женкам христианским вообще "там бы лучше", а камилавки и прочее-"нам останутся" и "износим здесь", или - "покрасуемся здесь"... Что же это в конце концов за ужасы, среди которых я живу, ужаснее которых не будет и светопреставление. Ибо это-друзья, близкие, самые лучшие встреченные люди, и если не у "которых-тепло", то где же еще-то тепло? И вот пришел, к ним пришел - и... пожалуй, "тепло", но в эту специальную сторону- тоже холодно и у них. А между тем особенность судьбы моей привела искать и стучаться, стучаться и искать тепла специально в этой области. Что же Фл-ский написал о N: "Кнут" и "нужно промолчать". Какое же это решение?
Неужели же не только судьба, но и Бог мне говорит: "Выйди, выйди, тебе и тут места нет?" Где же "место"? Неужели я без "места" в мире? Между тем, несмотря на слабости и дурное, я чувствую - никакого "каинства" во мне, никакого "демонства", я-самый обыкновенный человек, простой человек, я чувствую - что хороший человек.
Умереть без "места", жить без "места": нет, главное-все это без малейшего желания борьбы.
- Ребенок плачет. Да встань же ты. Ведь рядом и не спишь.
- Если плачет, то что же я? Он и на руках будет плакать. Пожалуй, подержу.
(отчего семьи разваливаются; первая Надя)
Она была так же образованна, как и другая, которая (я и не заметил, она потом при случае сказала):
- Когда я брала кормилицу (своего молока не было,- от того же, но мы и доктор не понимали), и деньги шли на то, что я бы должна выполнить, то я тогда отпускала прислугу и сама становилась к плите.
(отчего семьи крепнут; ниша мама) (15 октября)
Ах, Бехтерев, Бехтерев,-все мои слезы от вас, через вас...
Если бы не ваш "диагноз" в 1896 (97?)-м году, я прожил бы счастливо еще 10 лет, ровно столько, сколько нужно, чтобы оставить детям 3600 ежегодно на пятерых,- по 300 в месяц, что было бы уже достаточно,- издал бы чудную свою коллекцию греческих монет, издал бы Египет (атлас с объяснениями)169, "Лев и Агнец" (рукопись), и распределил и сам бы издал книгами отдельные статьи 1ТО. (начало октября)
Желание мое умереть - уйти в лес, далеко, далеко. И помолиться и умереть. Никому ничего не сказав.
А услышать? О, как хотелось бы. Но и как при жизни-будет все "с недоговорками" и "уклонениями". А те чужие, болтуны-их совсем не надо. Значит, и услышать-ничего.
(глуб. ночью)
Холодок на сердце. Знаете ли вы его?
(в печали)
В 57 лет Бог благословил меня дружбой Цв.
(в печали) (октябрь 1912)
Как люблю его. Как уважаю
Если бы Бехтерев увидел нашу мамочку, лежащую на кушетке, зажав левую больную руку в правой...
Но не видит. Видит муж.
У них нет сердца. Как было не спасти, когда он знал по науке, что можно спасти, есть время и не упущено еще оно.
Знаю, физика: левая холоднее правой, и она ее постоянно греет. На этот вид прижатых к груди рук - кулачок в кулачке - как он полон просьбы, мольбы и... безнадежности.
И все он передо мной, целые дни. Повернешь голову назад, подойдешь к стулу сесть, пройдешься по комнате и обратно пойдешь сюда: все сжатые кулачки, все сжатые кулачки. Дни, часы, каждый час, все месяцы.
(зима 1912 г.)
Нагими рождаемся, нагими сходим в землю, Что же такое наши одежды? Чины, знатность, положение? Для прогулки.
День ясный, и все высыпали на Невский. Но есть час, когда мы все пойдем "домой". И это "домой" - в землю.
(октябрь)
Как не целовать руку у Церкви, если она и безграмотному дала способ молитвы: зажгла лампадку старуха темная, старая и сказала: "Господи, помилуй" (слыхала в церкви, да и "сама собой" скажет), и положила поклон в землю.
И "помолилась" и утешилась. Легче стало на душе у одинокой, старой.
Кто это придумает? Пифагор не "откроет", Ньютон не "вычислит".
Церковь сделала. Поняла. Сумела.
Церковь научила этому всех. Осанна Церкви,- осанна как Христу-"благословенна Грядущая во имя Господне".
...да, шулер
Ударил по сердцам с неведомою силой 171.
Интересна история нашей литературы.
(у Гершензона об Огаревой, как ее обобрали, старуху) 172
Как раковая опухоль растет и все прорывает собою, все разрушает - и сосет силы организма, и нет силы ее остановить: так социализм. Это изнурительная мечта - неосуществимая, безнадежная, но которая вбирает все живые силы в себя, у молодежи, у гимназиста, у гимназистки. Она завораживает самое идеальное в их составе- и тащит несчастных на виселицу-в то время как они убеждены, что она им принесла счастье.
И в одном поколении, и в другом, в третьем. Сколько она уже утащила на виселицу, и все ее любят. "Мечта общего счастья посреди общего несчастья". Да: но именно мечта о счастье, а не работа для счастья. И она даже противоположна медленной, инженерной работе над счастьем.
- Нужно копать арык и орошать голодную степь.
- Нет, зачем: мы будем сидеть в голодной степи и мечтать о том, как дети правнуков наших полетят по воздуху на крыльях,- и тогда им будет легко летать даже на далекий водопой.
(за "Современником")
В 1904-5 г. я хотел написать что-то вроде "гимна свободе"... Строк 8 вышло,- но больше жару не хватило: почувствовал, что загнуло в риторику. . А теперь!..
...бежать бы как зарезанная корова, схватившись за голову, за волосы, и реветь, реветь, о себе реветь, а, конечно, не о том, что "правительство плохо" (вечное extemporalia 173 ослов).
(октябрь)
Какое безобразие ваши сочинения. Да, но все пыхтит в работе.
"Христианство и не за пол, и не против пола, а перенесло человека совершенно в другую плоскость".
(Флор.)
- Хозяин не против ремонта дома и не за ремонт: а занимается библиографией.
Мне кажется-дом-то развалится. И хотя "библиография" не противоречит домоводству: однако его съедает.
Вопрос о браке ведь в каждой семье, у меня, у вас (будет). Томит дни, ночи, постоянно, всякого. Как же можно сказать: "Я никому не запрещаю, а только ухожу в Публичную библиотеку заниматься рукописями".
(8 октября)
Неужели Пушкин виноват, что Писарев его "не читал"174. И Церковь виновата, что Бюхнер и Мелешотт "ее не понимали", и христианство виновато, что болтаем "мы".
Страшно, когда наступает озноб души... Душа зябнет.
- Вася, ты уйди, я постонаю.
- Стонай, Варя, при мне...
- Да я тебе мешаю.
- Деточка, кто же с тобой останется, если и я уйду? Да и мне хочется остаться...
(когда Шура вторично ушли, 23 октября; на счете по изданиям) 175
Все-таки я умру в полном, в полном недоумении. В религиозном недоумении.
И больше всего в этом Фл. Виноват.. Его умолчания.
С Б. я никогда не расстанусь. Но остальное...
Ожидаемые и желаемые и высматриваемые качества митрополита петербургского-скромность.
Ученость-хорошо, святость-прекрасно, подвиг жизни и аскетизм превосходно: но выше всего скромность.
Молчаливость, тихость и послушание.
Если при этом хороший рост, мелодичный голос и достоинство манер и обращения-то такому "кандидату" не страшен был бы соперником и Филарет, и Златоуст, и "все три Святителя"176.
(28 октября перед митр. Антония за вечерним чаем думаю)177
Полуискренность - она сопутствует теперь всем делам церковным.
Ошибаются, кто говорит о неискренности. Ему сейчас укажут патетический голос, великий восторг, умиление, преданность.
Но не допрашивайте эту патетичность: щеки ее поблекнут, язык начнет путаться. Все пойдет в маленькую уклончивость и умолчания.
Все теперь-в "полу"... нигде-"полного"...
(тоже перед митр. Антония)
Даже если будет все это место полно червями и тлением - я останусь здесь.
С глупыми - останусь. С плутами - останусь.
Почему?
Здесь говорят о бессмертии души. О Боге. О Вечной Жизни. О Награде и Наказаниях.
Здесь - Алтарь. Воистину алтарь, один на земле.
И куда же мы все пойдем отсюда...
(перед кончиной митр. Антония. 28 октября, ночь)
Может быть, другие не имеют права умереть сами, но я имею право умереть сам.
И Тиллинг, директор Евангелической больницы, когда "она там лежала" (опасное кровотечение- на краю могилы), умер.
Роше в Мюнхене, Наук где-то за границей, теперь вот Тиллинг (такой гигант был), еще раньше виновный в кровотечении (велел массаж делать, не сняв швов), Рентельн-все И если Немезида...
Грех! Грех! Грех!!!
(28 окт., ночь)
В случае "если бы" - вот план для издания моих статей, еще не перепечатанных в книги.
1) Около церковных стен. III. Статьи о Церкви, об управлении ею, о духовных школах. Это все "в помощь попам", а отчасти и в помощь нашему милому духовенству. Передольский хорошо его звал "Божьей родней". Оно - и есть таково: через 1000 лет пронесло и сохранило не колеблясь идею Неба, идею Правды, идею Суда... Да помолится оно о несчастных рабах Божиих "Василии и Варваре". Свящ. Устьинский все время о нас молился. Спасибо ему, милому.
2) "О писателях и писательстве". Тома на 4. Статьи о литературе. Есть предисловие к этой книге, очень одушевленно написанное где-то 178. Сюда должны войти (в рукописях) неоконченные статьи "Паскаль", "Христианство и язык", "Фауст".
3) "Юдаизм". В начале-"Замечательная еврейская песнь", потом "Жид на Мойке" (из "Нов. Пути"), "Чувство солнца и растений у древних евреев" и последним-"Юдаизм". Это-в I том. Во II том, с подзаголовком "Материалы", толстая тетрадь у меня в библиотеке, еврея Цинхенштей-на 179; и затем бы, - но этого никто не сумеет выбрать,- отмеченные места из "Талмуда" и из "Ветхозав. храма"180.
4) "Сумерки просвещения" - вторым изданием, с дополнениями, а главное-с продолжением "В обещаниях дня": сюда собрать статьи, напечатанные в пору ломки и смуты школы и ее растерянности. Таким обр.: "Сумерки просвещения"-1 т. "В обещаниях света"-1 т. Все-целое. Это- милым гимназистам.
5) "Семейный вопрос в России", том 3. Там одна статья: "В мире любви, испуганности и стыдливости".
Это-добрым страдалицам.
6) "Эмбрионы". Из книг, из "Торгово-промышл. газеты" ("Из дневника писателя"), "Попутные заметки" (из "Нов. Вр."), из "Гражданина". Это нужно издавать в формате "Уединенного", начиная каждый афоризм с новой страницы. Смешивать и соединять в одну книгу с "Уединенным" никак не нужно. "Уединенное"-без читателя, "Эмбрионы" - к читателю.
7) "Германские впечатления". Наугейм, Мюнхен etc.; сюда же, собственно, надо бы перенести из "Итальянских впечатлений" последний отдел:
"По Германии". И даже "Германские впечатления" (книжку) начинать с этих статей о Берлине и Кайзере-Вильгельме.
8) "Кавказские впечатления".
9) "Русский Нил" (впечатления по Волге). Сюда внести и статьи под заглавием "Израиль" и "В современных настроениях" из "Русск. Слова" за 1907 г., NoNo 194 и 200 (ибо это все "Русский Нил", и только редакция переменила заголовки).
10) "Чиновник. Очерк русской государственности". Статьи из "Русск. Слова" и "Нов. Слова" о чиновничестве.
11) "В связи с искусством". Сюда внести статьи: "Молящаяся Русь" (о Нестерове), "Где же религия молодости", "Сицилианцы в Петербурге", "Из мыслей зрителя", "Гоголевские дни в Москве", "Памятник Александру III", "Отчего не удался памятник Гоголю", "Актер", "С. С. Боткин", "Памяти Комиссаржевской", "Театр и юность" и, может быть, "Танцы невинности" (о Дункан); "Зембрих".
12) "Литературные изгнанники". "Переписка с Леонтьевым" (с примечаниями). Письма ко мне милого Н. Н. Страхова (с портретом его-худощавым, со сложенными руками и в саду,-снятым в Ясной Поляне после операции), письма ко мне Рцы (и портрет мой с Софой, крестницей), т. е. И Ф. Романова, письма ко мне Шперка и портрет "Умирающий Шперк" (в Халиле, среди семьи: попросить выгравировать В. В. Матэ, адрес-в Академии художеств; гравюра обойдется рублей 200,- но, я думаю, за продажу это окупится), письма ко мне П. А. Флоренского (нужно спросить дозволения; адрес: в Троице-Сергиев посад. Духовная академия. Павлу Александровичу Флоренскому) и Серг. Ал. Цветкова 181. Редактировать это издание могут П. А. Флоренский или С. А. Цветков. Адрес его: Москва, Остоженка, Молочный пер., д. 2, кв. 2.
13) "Древо жизни и идея скопчества". Статьи о поле-из "Гражданина" и "Нов. Вр." (особенно "Пол и душа").
14) "Черный огонь". Статьи о революции и революционерах из "Нов. Врем.", "Русск. Слова" и "Нового Слова".
15) "Во дворе язычников". "Культура и деревня", "Древнеегипетские обелиски", "О древнеегипетской красоте", "Прорицатель Валаам" еписк. Серафима (библиогр. заметка), "О поклонении зерну", Буткевича-"Неверие XIX в." (библиогр. заметка), "Афродита-Диана", "О лекции Влад. Соловьева", "Сказочное царство", "Восток" (подп. Орион), "Величайшая минута истории", "Занимательный вечер", "Маленькая историческая поправка", "Серия недоразумений (?)", "Чудесное в жизни и истории", "Тема нашего времени", "Эллинизм", "Демон Лермонтова в окружении древних мифов", "Атлантида - была". "Из восточных мотивов" (то же, что "Звезды" - заглавие это не мое, а редакции "Мира искусства"), и сюда прекрасный рисунок пером Бакста.
16) "Лев и Агнец". Громадная рукопись, неоконченная, в несгораемом шкафе. Где места пропусков - просто заменить страницей многоточия. Это не нарушит смысла и связи. Редакция пусть будет Флоренского, а если ему некогда Цветкова, а если и ему некогда-подождать. Помня: "Дело не волк - в лес не убежит" 182.
Встретился с Философовым и Мер. в Рел.-Фил. собр. Точно ничего не было. Почувствовал дружбу. А ругались (в печати), и они потребовали в "Рус. Сл.", чтобы или меня исключили, или они "выходят".
Даже "под зад" дал Фил-ву, когда он проходил мимо. Полная дружба. Как гимназисты.
Ужасно люблю гимназическую пору. И вечно хочется быть опять гимназистом. "Ну ее к черту, серьезную жизнь".
И когда сотрудничаю в газетах,-всегда с небольшим внутренним смехом,всегда с этой мыслью: "Мы еще погимназистничаем".
И потому мне равно наплевать, какие писать статьи, "направо" или "налево". Все это ерунда и не имеет никакого значения. "Шалости нижегородского гимназиста" (катались на Черном пруде).
(29 октября)
Зонт у меня Философова, перламутровый ножичек (перочинный, прелестный) от Суходрева, теперь палка от Тычинкина.
- Она грязная (он).
- Тем лучше. Это в моем стиле.
У Фил. зонт был с дырочкой. Но такая прелестная палка, черная с рубчиками, не вертлявая (полная в теле) и необыкновенно легкая.
Эти декаденты умели выбирать необыкновенно изящные вещи. Простые и стильные.
(29 октября)
...уклончивость всех вещей от определения своего, уклончивость всех планет от "прямой"... Что это? И! Ужасы, ужасы...
Может быть, она в том, что мир хочет быть "застегнут на все пуговицы" и не показать внутренних карманов ни репортеру, ни Ньютону.
Если так-еще можно успокоиться. "Темно. Не вижу". Это пусть и говорит косолапый Вий, ноги которого вросли в землю.
Но если иное?..
Что?
Не хочу даже сказать. Пугаюсь.
Все мои пороки были или мелким любопытством ума,- или "так", "распустился", и, в сущности, беспричинны Но мне никогда [порок] не "сосал под ложечкой" и не "кружил голову".
Поэтому "порочность мира" я знаю очень мало. И поэтому же, очень может быть, суждения мои о мире неглубоки. В огненных пороках раскрывается какая-то "та сторона Луны", которая мне никогда не повертывалась.
План "Мертвых "душ"-в сущности, анекдот; как и "Ревизора" - анекдот же. Как один барин хотел скупить умершие ревизские души и заложить их; и как другого барина-прощелыгу приняли в городе за ревизора. И все пьесы его, "Женитьба", "Игроки", и повести, "Шинель" - просто петербургские анекдоты, которые могли быть и которых могло не быть. Они ничего собою не характеризуют и ничего в себе не содержат.
Поразительна эта простота, элементарность замысла; Гоголь не имел сил-усложнить плана романа или повести в смысле развития или хода страсти,чувствуется, что он и не мог бы представить, и самых попыток к этому - в черновиках его нет.
Что же это такое? Странная элементарность души. Поразительно, что Гоголь и сам не развивался; в нем не перестраивалась душа, не менялись убеждения. Перейдя от малороссийских повестей к петербургским анекдотам, он только перенес глаз с юга на север, но глаз этот был тот же.
Недостаток Перцова заключается в недостаточно яркой и даже недостаточно определенной индивидуальности.
Сотворяя его. Бог как бы впал в какую-то задумчивость, резец остановился, и все лицо стало матовым. Глаза "не торчат" из мрамора, и губы никогда не закричат. Ума и далекого зрения, как и меткого слова (в письмах) у него, "как Бог дай всякому", и особенно привлекательно его благородство и бескорыстие: но все эти качества заволакиваются туманом неопределенных поступков, тихо сказанных слов; какого-то "шуршания бытия", а не скакания бытия.
Но он "рыцарь честный", честный и старый (по чекану) в нашей низменной журналистике.
С ним в контрасте Рцы: которого переделав, Бог- плюнул от отвращения и отошел. И с тех пор Рцы все бегает за Богом, все томится по Боге и говорит лучшие молитвы, какие знает мир (в себе, в душе).
Увы: литературно это почти ни в чем не выразилось. Он писал только об еде, о Россини и иногда об отцах Церкви. Теперь, бедный, умолк.
Что такое литературная душа?
Это Гамлет.
Это холод и пустота
(укладываясь спить)
31 октября
Мне не было бы так страшно, ни так печально, если бы не ужасы ясновидения. Но я живу, как "в Провидении": потому что за годы, за очень долгие годы - все будущее было открыто ей в каких-то вещих тревогах.
Мы сидели в Кисловодском театре. Давали "Горе от ума". Ни хорошо, ни худо. И в котором-то антракте я обдумывал, нельзя ли склеить статью в "Н. Вр." рублей на 70 (билеты-6 руб., время- в нужде, довольно жесткой)183.
- Посмотри, Вася.
Я поднял голову и смотрел на спущенный занавес, изображавший наяд и героев.
- Не там, а выше.
Занавес спускался из арки, и на арке были изображены... должно быть античные маски.
- Вон там, в углу Такая ужасная.. Когда я буду умирать, у меня будет такое лицо.
Это было искаженное ужасом и отчаянием лицо "трагической маски"
Я захолодел. Губы мои что-то бессильно шептали И этот ее "внушающий" голос, полный убеждения, пугал меня даже потом, когда я просыпался ночью.
Несколько раз, когда я хотел и предлагал ей отдохнуть в санатории- (как было бы спасительно, определили бы при приеме болезнь), она отказывалась в каком-то трепетном страхе как забившаяся в угол птичка, боящаяся оставить этот угол.
И все подозрительность. И все испуг. "Вы хотите остаться без меня одни" (для дурного, легкомысленного). "Вы хотите отвязаться от меня"...
Я переставал говорить.
"Как страшно.. Мне тогда представляется, что меня везут в сумасшедший дом. И спущены занавески".
И она холодела. И я холодел Центр ужаса находился, был в "спущенных занавесках".
А "занавески" в душе ее и в самом деле спускались. Она атомически, разрушительно отделялась от мира.
Моя страдалица. И опять говорила: "Я снова видела во сне Михаила Павловича Так ясно И он спрашивал: скоро ли ты, Варюнчик, придешь ко мне? Я жду тебя".
Это первый муж С которого все и началось. И самая любовь наша началась с чудной элегии, в которой она рассказывала о необъяснимой молодой гибели ее 1-го мужа. Она осталась вдовою 21-го года, с 2-хлетней Саничкой и матерью.