Стареет плоть, к небытию спеша,
Но вечно обновляется душа.
 
 
С ракушкой схож души сокрытый дом,
Но не во всякой жемчуг мы найдем.
 
 
Зачем ты внешней мощи возжелал?
Всегда булыжник тяжелей, чем лал.
 
 
Твоя рука куда сильнее ока,
Но взор твой простирается далеко,
 
 
А вот рукой, длине ее под стать,
Лишь то, что близко, можешь ты достать.
 
 
А что до мысли – от ее игры
Порой зависят целые миры!..
 

Капитан и книжник

   Море в данной притче (как нередко и вообще в суфийской метафорике) – символ Бога, Высшей Реальности. Полное упование на Него ( таваккул), т. е. готовность отречься от своего низшего «я» и погрузиться в море Божественного единства (умение «плавать по волнам»), отличает просветленного суфия («капитана») от ограниченного «книжника». Последний изучал лишь взаимодействие вещественных феноменов («закон стихосложенья»), и потому прожил жизнь напрасно, не поняв ее смысла и цели.
    Д. Щ.
   ***
   В притче на удивление наглядно показано отличие истинной мудрости от ложной. Истинная мудрость – ситуативна, т. е. позволяет своему носителю «быть на высоте» в любой жизненной ситуации. Часто, однако, за мудрость принимают обширную ученость (в данной притче – знание «закона стихосложенья»). Но сложность земной жизни (житейского «океана» с его постоянным движением и частыми бурями) требует от мудреца быстрых и правильных решений. Таким образом, учитель призван не только наставлять учеников теоретически, но и учить их жить – «плавать» в бурном житейском «океане».
    М. Х.
Капитан и книжник
 
Ученый книжник, задирая нос,
Раз капитану задал свой вопрос:
 
 
«О приводящий наш корабль в движенье,
Познал ли ты закон стихосложенья?»
 
 
«Нет, муж почтенный, честно говоря...»
«Ну что же, ты провел полжизни зря!»
 
 
И проглотил ту тяжкую обиду
Наш капитан, не подавая виду.
 
 
Когда ж разбушевался океан,
То задал свой вопрос и капитан:
 
 
«Спасаться с корабля придется нам!
Учился ли ты плавать по волнам?»
 
 
«О нет, добрейший, честно говоря!»
«Ну что ж, тогда всю жизнь ты прожил зря!..»
 
 
...Кому нужна начитанность твоя?
Ты умертви свое земное «я»,
 
 
Забудь законы прежнего житья —
И смело прыгай в Море Бытия!..
 

Состязание между ромеями и китайцами

   Этот сюжет известен из более ранней суфийской литературы (например, он содержится в поэме Низами «Искандернаме»). В то время как ортодоксальные теологи и философы («китайцы») воссоздают дробную картину вещественного мира («сверкает целый мир на стенах»), суфийские мудрецы «полируют» свое сердце, очищая его от низших страстей, дабы оно стало «зеркалом», отражающим Творца и Его творения. Вместив образ Бога в свою душу, человек одновременно «принимает в себя» и весь мир («красок буйство и горенье»), поскольку последний является лишь «преломлением» красоты своего Создателя («солнечного света»). «Рум» – мусульманское наименование Малой Азии (как бывшей части Римской, т. е. Византийской, империи), и от этого названия происходит псевдоним Руми – «румиец», «обитатель Рума». Поэтому под «ромеями» здесь могут подразумеваться суфии – последователи самого Руми.
    Д. Щ.
   ***
   В притче созидательная, внешняя, деятельность (искусство «росписи дворцовой») противопоставляется усилиям по очищению сердец («полировка стен»). Чем более очищаются сердца («стены») от эгоизма и прочих пороков, тем более они способны отражать красоту сотворенного Богом мира – и, в конечном счете, совершенство Самого Создателя, «по образу и подобию» Которого воссоздается, очищаясь, наш внутренний человек. Указанное противопоставление мы видим и в русских народных сказках, когда Иванушкадурачок (мечтатель не от мира сего), презираемый старшими братьями (хваткими хозяйственниками), в результате получает в жены царевну (мудрость) и царство, а братья остаются при том, что имели, а то теряют и это...
    М. Х.
Состязание между ромеями и китайцами
 
«В искусстве красок, – молвили китайцы, —
Опередить нас лучше не пытаться!»
 
 
Но слово предоставили ромеям:
«Ну что ж, мы тоже рисовать умеем!»
 
 
Китайцам и ромеям приказали,
Чтоб расписали стены в царском зале:
 
 
Тем и другим отдав по половине,
Завесу поместили в середине.
 
 
Китайцы краски, кисти закупили
И к росписи дворцовой приступили,
 
 
Да и ромеи тоже не зевали —
До блеска стены отполировали.
 
 
Им тайна зеркала была известна:
И круг земной, и даже свод небесный
 
 
Способно зеркало изобразить,
Всю многоцветность мира отразить,
 
 
Поскольку красок буйство и горенье —
Лишь солнечного света преломленье.
 
 
Но вот китайцы завершили труд,
И входит царь произнести свой суд.
 
 
Вошел – и ахнул: в красках драгоценных
Пред ним сверкает целый мир на стенах!
 
 
Тут занавес убрали поскорее,
Чтобы взглянуть, что сделали ромеи, —
 
 
И вот правитель, крайне пораженный,
Увидел тот же мир, но отраженный,
 
 
Поскольку эта половина зала
Красу другой зеркально отражала!..
 
 
...Чтоб стал твой мир прозрачен и лучист —
Ты сердце, словно зеркало, очисть!..
 

Царь Соломон и удод

   Здесь в иносказательной форме разрешается вопрос о том, почему даже мудрейшие суфийские шейхи(удод – символ мудрости) порой попадаются в «тенёта» ошибок и несчастий. Это происходит по воле Бога, определяющего судьбу каждому творению, которую ни один мудрец не в силах изменить. На более глубоком уровне «ошибки» людей просветленных связаны с чередованием мистических «дня и ночи» – «откровения и сокрытия» Лика Аллаха («Так происходит, если хочет Бог // Затмить мне взор, чтоб видеть я не мог!..»). Ср. развитие той же темы у Саади: «В своей способности к созерцанию Бога не всегда одинаков святой – она у него колеблется между озарением и слепотой. Бог то показывает Себя ему, то скрывается от него» («Гулистан», глава «О нравах дервишей», пер. Рустама Алиева).
    Д. Щ.
   ***
   В притче прекрасно выражена идея единства всех людей, благодаря которому «поймут друг друга тюрок и индус». Люди, особенно дети, зачастую сближаются и вступают в дружбу, несмотря на социальные, национальные, культурные и т. п. различия. Препятствия для дружбы, искусственно воздвигаемые из соображений элитарных, сословных, вероисповедных, расовых и т. п., приносят вред самой идее общечеловеческого единства – тому, что «...души связывает тесно // Союз не только мысленно-словесный». А разрушение солидарности, единящей всех людей, не только не дает уникальности каждой души («птицы» из притчи) быть востребованной в контексте всечеловеческой цивилизации, но и провоцирует бесчисленные конфликты – вплоть до мировых войн.
    М. Х.
Царь Соломон и удод
 
Царь Соломон, во всем своем величье,
Уселся принимать посольства птичьи:
 
 
Любому зверю, всякой птице рад,
Царь понимал слова всех стай и стад,
 
 
Поскольку души связывает тесно
Союз не только мысленно-словесный.
 
 
И иногда, я утверждать берусь,
Поймут друг друга тюрок и индус,
 
 
Порой же тюрок не поймет и тюрка,
И выглядят они, как два придурка.
 
 
Нас единит не близость расстоянья,
А цель души и сердца состоянье.
 
 
И вот сошлись создания у трона
Премудрого владыки Соломона,
 
 
Чтоб каждый мог талант свой предложить
И Соломону службу сослужить.
 
 
Настало время выступить удоду:
«Я, – говорит, – отыскиваю воду,
 
 
Могу узреть я прямо с облаков
Подземный ключ. Вот мой талант каков!
 
 
Мне видно сверху: хоть земля черна,
Но влагу чистую таит она.
 
 
В пустыне жаркой вам я пригожусь,
Во славу Соломона потружусь!»
 
 
«Что ж, – молвил царь с улыбкой благосклонной, —
Коль ляжет путь наш по степи сожженной,
 
 
Мы без тебя не сделаем ни шага,
Поскольку влага есть прямое благо!»
 
 
Но ворон был завистливый придворный.
Он, воспылав к удоду злобой черной,
 
 
Вскричал: «Того не может быть никак!
Я видел – бился брат его в силках,
 
 
А если б с неба видел он хоть что-то,
То не попал бы никогда в тенёта.
 
 
Удод сей прозорливости лишен,
Убог и в хвастовстве своем смешон!»
 
 
А царь в ответ: «Вот первое заданье
Тебе, удод: себе ты в оправданье
 
 
Скажи хоть слово, мудрость изреки,
Из черной речи – влагу извлеки!»
 
 
Сказал удод, негодованья полон:
«О царь, не верь тому, что крикнул ворон!
 
 
Клянусь тебе – чем выше мой полет,
Тем лучше виден ток подземных вод.
 
 
Когда ж судьба готовит мне силки,
Они невидимы, хоть и близки:
 
 
Так происходит, если хочет Бог
Затмить мне взор, чтоб видеть я не мог!..»
 

Мотылек и ветер

   По-арабски «рух» означает и «ветер», и «дух». В данном рассказе ветер символизирует Дух Божий, встреча и единение с которым – цель усилий суфия. Однако греховное состояние человека заставляет его уклоняться – «убегать» от Бога (ср. слова Адама после грехопадения, приведенные в Библии: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся» – Быт. 3, 10, а также слова Давида: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?» – Пс. 138, 7).
    Д. Щ.
   ***
   Мотылек в этой притче символизирует состояние крайне эгоистичной души, стремящейся в целях самооправдания обвинить всех остальных в беззаконии и злодействе («он мучит безвинно, гоняет нас всуе»). Такие люди, активно противодействующие вере и духовности (ненавидящие «ветер»), умоляют о «суде» над другими, сами же пускаются в бегство, «лишь явит Свой лик Судия», – и возникает угроза суда над ними самими.
   С другой стороны, мотылек, спасающийся от ветра, – образ крайне слабой (обладающей «еле слышным» голосом) души, которая на самом деле не в состоянии перенести соприкосновения с Духом Божьим, устоять в Божественном Присутствии («ветер»). И, всё же, такая душа хочет добиться для себя «суда» – испытаний суфийского Пути...
    М. Х.
Мотылек и ветер
 
Царя Соломона однажды привлек
Призыв еле слышный – шептал мотылек:
 
 
«К суду твоему, о владыка, взывали
И люди, и джинны, и прочие твари,
 
 
И ты им благой приговор возвещал,
И слабых от сильных всегда защищал.
 
 
И ныне – слабейшие в мире созданья —
Мы просим, о царь, у тебя состраданья:
 
 
Мудрец, поспеши нам на помощь прийти,
Могучий – бессильных ты нас защити,
 
 
Поскольку твой суд – повеление Божье!»
Спросил Соломон: «Защитить? От кого же?
 
 
Преступники все, по суду моему,
Давно уже брошены были в тюрьму.
 
 
Всем слабым со дня, как ношу я корону,
Защита оказана и оборона.
 
 
С тех пор, как я стал над землею царить,
Обидчики зло перестали творить,
 
 
И свет правосудия пролил везде я,
А только во тьме обитают злодеи!»
 
 
Шепнул мотылек: «Умоляю о том,
Чтоб ветер предстал перед царским судом:
 
 
Он мучит безвинно, гоняет нас всуе:
Едва он подует, как мы врассыпную!
 
 
О царь, ты щадить нас ему повели,
Чтоб мудрость твою мы прославить могли!»
 
 
Сказал Соломон: «Справедливость мы явим,
Ответчику слово теперь предоставим:
 
 
Коль ветер тобой во грехе обвинен,
Пред царские очи да явится он!»
 
 
Тут ветер явился по царскому зову:
Едва он повеял, чтоб вымолвить слово,
 
 
Как тотчас без лишних речей наутек
Пустился почуявший страх мотылек.
 
 
А царь ему вслед: «Ну куда же, куда ты?
Еще моего не услышал суда ты!»
 
 
Но тот прошептал: «Так я ветра боюсь,
Что лучше из зала суда удалюсь!..»
 
 
...Встречаясь со злом, с беззаконьем и ложью,
На них ты готов призывать кару Божью,
 
 
Но, только лишь явит Свой лик Судия, —
Ты в страхе бежишь! Где ж решимость твоя?..
 

Набег огузов

   Огузы – союз тюркских племен, в середине XII в. жестоко разоривших при своем вторжении Хорасан. В суфийской образности нападение разбойников нередко служит метафорой гнева Божьего, настигающего человека. Данная притча полемична по отношению к ортодоксальному мусульманскому взгляду, согласно которому Бог карает одних людей для того, чтобы устрашить других и привести их к покаянию (ср. в «Гулистане» Саади: «...Так как этот грех совершил не только я один, ты лучше другого подвергни наказанию тому, а я с него пример возьму!» – Глава «О любви и молодости», пер. Рустама Алиева). Суфийское учение о милости и строгости Творца основано на иных, более глубоких, представлениях о духовной реальности.
    Д. Щ.
Набег огузов
 
Однажды в небогатое село
Кочевников-огузов принесло,
 
 
И там, прибегнув к методам скорейшим,
Огузы захватили двух старейшин.
 
 
Грабитель одного к стене прижал
И, угрожая, выхватил кинжал.
 
 
Вскричал старик: «Властители пустыни!
Какая вам корысть в моей кончине?
 
 
Ведь я – больной, покинутый и нищий,
Нет в доме у меня ни крошки пищи!»
 
 
Главарь ему: «Тебя распотрошим —
И твоего соседа устрашим:
 
 
Второй старик, что жаден и богат,
Расскажет нам, где прячет он свой клад!»
 
 
А старец им: «Клянусь, мы оба нищи,
Пошлите наши осмотреть жилища!»
 
 
Но тут второй старик вскричал: «О нет:
На поле он зарыл пятьсот монет!»
 
 
Ответил первый: «Если правда это,
И я боюсь отдать свои монеты, —
 
 
То пусть погибнет нищий мой собрат,
Чтоб от испуга отдал я свой клад!»
 

О Лукмане и его сотоварищах

   В данном рассказе мудрый Лукман олицетворяет внутреннюю чистоту и упование на Бога («пекся об одном – о Божьей воле»). Верность Лукмана подтверждается в момент «испытания утроб», когда сокрытое выходит наружу (согласно мусульманскому вероучению, подобное испытание постигнет людей в день Последнего суда).
    Д. Щ.
О Лукмане и его сотоварищах
 
Был скорбен и задумчив раб Лукман:
Хозяин в нем подозревал обман,
 
 
Но, преданный хозяину всех боле,
Он пекся об одном – о Божьей воле.
 
 
Всё это видя, прочие рабы
Брыкались и вставали на дыбы,
 
 
Составив план – покрыть его позором:
Ведь он для них служил живым укором.
 
 
И вот, в саду наевшись фруктов всласть,
Вместо того, чтоб их в корзины класть,
 
 
Они подняли крик: «Плодов не стало,
Всё съел Лукман – бесстыдный объедала!»
 
 
Лукман в ответ: «Ну нет, я не согласен,
И ты хозяин, нас проверить властен:
 
 
Ты едкий щелок в воду положи
И нам, рабам, напиться прикажи,
 
 
А сам, воссев на быстрого коня,
Хлещи кнутом – как их, так и меня!..»
 
 
...Бегут рабы, спасаясь от кнута,
И пищу извергают их уста.
 
 
Так их наветы с правдою не спелись:
Узрел хозяин, чем они наелись.
 
 
Один Лукман тотчас оправдан был:
Ведь он в тот день одну лишь воду пил!..
 

Мудрец Лукман

   Смысл притчи в том, что суфий («Лукман»), в течение всей жизни благодетельствуемый Богом («хозяином»), не должен роптать на испытания и кары, которым Он его время от времени подвергает. Ибо и в эти моменты суфий не лишается радости, связанной с ощущением Божественного Присутствия («блаженствовал всегда я под твоим крылом»). Он постоянно чувствует ту нисходящую свыше любовь (мухабба), которая услаждает для него горечь испытаний («претворяет яд в целительный настой»). Терпение (сабр) – одна из главных суфийских добродетелей.
    Д. Щ.
Мудрец Лукман
 
Хозяина Лукман разумностью пленил,
И тот его с тех пор так высоко ценил,
 
 
Что вместе с ним всегда садился он обедать,
И блюдо каждое давал ему отведать,
 
 
И лишь когда Лукман вкус пищи проверял,
То и хозяин ел и тоже одобрял.
 
 
Вот как-то он зовет Лукмана: «Слушай, ныне
К обеду нам сосед прислать изволил дыню.
 
 
Попробуй поскорей – сладка она, иль нет?»
Вкушает раб кусок с восторгом, как шербет,
 
 
А тот ему уже дает второй и третий —
Лукман смакует их, как будто нет на свете
 
 
Вкусней. А господин глядит, как раб жует:
«Ну что ж, пора и мне наполнить свой живот!»
 
 
Но только он кусок от дыни откусил,
Как тотчас побледнел, вскричал, лишился сил, —
 
 
Так горечь обожгла и рот, и всю утробу,
Что час ему пришлось отлеживаться, чтобы
 
 
Прийти опять в себя. И он спросил раба:
«Как мог ты это есть? Как понимать тебя?
 
 
Притом ведь на лице твоем сияло счастье?!»
А тот в ответ: «Во мне ты принимал участье,
 
 
Меня ты одарял сочувствия теплом,
Блаженствовал всегда я под твоим крылом.
 
 
И, если б от тебя взять горечь отказался,
Предателем бы я позорным оказался:
 
 
Чтоб языка не жег прогорклой дыни кус,
Неужто от любви твоей я отрекусь?!.»
 
 
...Любовь из медяка чеканит золотой
И претворяет яд в целительный настой,
 
 
И силы от любви пробудятся в больном,
И уксус от любви взыграет, став вином.
 
 
Тому, кто полюбил, тюрьма – как светлый рай,
Тому, кто разлюбил, как цепи – вольный край.
 
 
Сменив на милость гнев и правду возлюбив,
Посланником добра предстанет страшный див.
 
 
Скорбь станет от любви счастливым торжеством,
Храбрея от любви, мышь обернется львом.
 
 
А грозный царь, любви сиянием влеком,
Вокруг свечи кружит кротчайшим мотыльком.
 
 
И, ведая, что все дает любимый Друг,
Ты примешь полноту и радостей, и мук.
 

IX. Цель обучения

   Умножение любви и мудрости, расширение сознания ученика, одоление им новой духовной ступени —
   все это может стать результатом прохождения очередного отрезка суфийского Пути, который бесконечен...

Слон

   Притча иллюстрирует споры и трения, вплоть до взаимного неприятия и ожесточения, между представителями разных религий и философских учений. Между тем, по смыслу притчи, каждый из них воспринимает лишь часть Истины, всю же ее в целом способен обнаружить только свет «лампады», т. е. достоверное, «зрительное», восприятие, осуществляемое с помощью духовной интуиции ( айн алйакин). Таким образом, светом подлинного знания обладает лишь озарённый мистик, остальные пребывают в «ночном мраке» неведения – и потому односторонни в своих суждениях. Сюжет об ощупывании слона в темноте (или слепыми) был распространен в суфийской литературе и до Руми – например, у Санаи (первая пол. XII века). В русской поэзии похожий образ встречается у А.К. Толстого, изобразившего Правду воспринимаемой каждым по-своему, со своей точки зрения (стихотворение «Правда»):
 
...И подъехали к правде со семи концов,
И увидели правду со семи сторон...
 
 
...А вернувшись на свою родину,
Всяк рассказывал правду по-своему;
Кто горой называл ее высокою,
Кто городом людным торговыим,
Кто морем, кто лесом, кто степию.
 
 
И поспорили братья промеж собой,
И вымали мечи булатные,
И рубили друг друга до смерти...
 
    Д. Щ.
   ***
   Согласно этой притче, именно невежество («ночной ли мрак, или умов затменье») разъединяет людей, поселяя в их душах фанатизм и взаимное недоброжелательство. Достаточно, однако, «лампады», т. е. внесения хотя бы частицы истинной мудрости в проблемы, разделяющие людей, чтобы реальность сделалась видима с разных сторон, а люди, прежде ожесточенно спорившие, пришли к общему мнению. Истинная мудрость, объединяя частные знания, дает узреть общую картину бытия и уничтожает вражду между носителями верных, но односторонних взглядов. Печальную картину «ощупывания слона в темноте» – фанатичного отстаивания узко понятых великих истин – мы наблюдаем в кровавой истории религиозных войн, взаимных гонений и истреблений между представителями разных вероисповеданий: вспомним Крестовые походы, многовековую деятельность «отцов-инквизиторов», Варфоломеевскую ночь, еврейские погромы, террористические акты, совершаемые современными фанатиками, и т. п. Суфийские наставники всегда старались внушить своим ученикам идею о том, что истина («слон» из притчи) многогранна, и никогда не следует считать себя обладающим ею «в последней инстанции». Пробудить в мюридахжажду поиска истинной мудрости («лампады») – еще одна из задач суфийского воспитания.
    М. Х.
Слон
 
Для развлеченья люда в край неблизкий
Однажды был доставлен слон индийский.
 
 
Его в конюшне темной поместили,
А любопытных посмотреть пустили.
 
 
Те вкруг слона кружком сомкнулись плотным
И ощупью знакомились с животным.
 
 
Один из них нащупал хобот: «Ба!
Слон – это водосточная труба!»
 
 
Тот ухо взял: «Ничуть и не бывало:
Слон – это что-то вроде покрывала!»
 
 
А этот оказался близ ноги:
«Слон – это столб! Пожалуйста, не лги!»
 
 
А кто-то гладил бок: «Скажу я вам,
Что слон напоминает мне диван!»
 
 
«Слон – это вещь прямая, как алиф!»
«Нет, слон – сплошной наклон, сплошной извив!»...
 
 
...Ночной ли мрак, или умов затменье
Мешают нам сойтись в едином мненье?
 
 
Когда б в конюшню ту внесли лампаду,
Тотчас бы истина открылась взгляду!
 

Древо Бессмертия

   Образы «Древа Жизни» и «Древа Познания» – одни из ключевых не только в Библии (ср. Быт. 2, 9 с Притч. 3, 13–18), но и в традициях самых разных народов. В данной притче «Древо Жизни» отождествляется с «Древом Знанья». Притча учит различению между буквальным смыслом (который большинство теологов придают Божественным Книгам) и символическим и мистическим (именно в таком ключе толкуют Коран суфии). Вражда между представителями разных религий объясняется приземленным, буквальным, пониманием их адептами сути собственных вероучений: «...Когда ж названье – как стена, // То может вспыхнуть среди нас война». См. также притчу «Названия винограда».
    Д. Щ.
   ***
   Рассказ начинается с описания «Древа Жизни». Однако жизнь, как и смерть, по учению большинства религий, бывает физической и духовной. Поскольку же наш мир традиционно рассматривается суфиями как «мир исправления», то, следовательно, сюда попадают именно духовно мертвые (или больные) души – с целью ожить (или выздороветь). Поэтому «Древо Жизни» приносит духовные, а не физические, плоды, дарующие воскрешение – для вечной жизни.
   Где же следует искать это «Древо»? Поскольку оно «светом озаряет» только «познающих», то очевидно, что речь идет о «Древе», находящемся не вне, а внутри человека, и искать его среди феноменов внешнего мира – бесполезно. Это «Древо Знания» обретается только стремлением к Истине (ср. в Торе: «...Она не на небе... и не за морем... Но весьма близко к тебе... в устах твоих и в сердце...» – Втор. 30, 12–14; также в Новом Завете: «Вникай в себя и в учение...» – I Тим. 4, 16).
    М. Х.
Древо Бессмертия
 
Какой-то царь из книг старинных вызнал,
Что есть в стране индусов Древо Жизни:
 
 
У тех, кто от его вкусил плодов,
Вовеки не прервется счет годов.
 
 
И тут же начались приготовленья,
И через день по царскому веленью
 
 
В Индийский край направился мудрец,
Чтоб чудный плод доставить во дворец.
 
 
«Где мне найти бессмертной Жизни Древо?» —
Он спрашивал направо и налево,
 
 
И многие из тех, кто погрубей,
Смеялись – мол, приезжий не в себе.
 
 
А кто потоньше, отвечал без смеха:
«Дай Бог твоим исканиям успеха,
 
 
Чтоб ты и мне о чудном том плоде
Поведал – как сорвать его и где».
 
 
А кто-то плел об этом Древе басни —
Мол, видел сам: плоды его прекрасны!
 
 
И, сбитый с толку, наш мудрец блуждал
По всей стране – и новой вести ждал.
 
 
Так он страдал и странствовал годами,
Но не встречался с чудными плодами.
 
 
Дурным слугой боялся он прослыть,
Но все ж решил домой, к царю, отплыть.
 
 
И вдруг услышал: «Здесь неподалеку
Шейх обитает, чье отверсто око
 
 
И ввысь, и вглубь. К нему ты поспеши,
Пред ним излей печаль своей души!»
 
 
И наш мудрец пред шейхом прозорливым
Предстал. А тот: «Каким-то дивным дивом
 
 
Ты с толку сбит. Каким? Поведай мне!
Что ты искал годами в сей стране?»
 
 
Мудрец ему: «О шейх, ответьте мне Вы:
Немало лет искал я Жизни Древо,
 
 
Но отыскать мне было не дано.
Не знаю – существует ли оно?»
 
 
И шейх святой сказал ему с улыбкой:
«Да, существует, но большой ошибкой
 
 
Является вопрос наивный твой
Насчет простого дерева с листвой.
 
 
Представив образ, дерево искал ты,
Гонясь за формой, в сущность не вникал ты,
 
 
Меж тем в сказаньях, притчах всех широт
О Древе Знанья говорит народ.
 
 
Оно повсюду ветви простирает