Осел по-ослиному станет реветь!..
....................................................
...Когда ж подошли они к страшной пещере,
Лев прыгнул, взъярившись и зубы ощеря,
Но, слабый, больной – он допрыгнуть не смог...
Осел же взревел – и сквозь лес наутек!
Вскричала лиса: «Он же был в двух шагах!
Зачем поспешил ты, о доблестный шах?
Нам сила терпенья от Бога дана,
Но клонит к поспешности нас сатана!
Не скажет ли ныне лесное зверье,
Что вовсе померкло величье твое?»
Ругая себя, от стыда присмирев,
«Ну что ж, ты права, – ей ответствовал лев. —
Ведь голоден я и немного ослаб...
Ах, снова сейчас подстеречь мне осла б!
Конечно, теперь бы я не сплоховал,
Подполз бы поближе – и вмиг разорвал!
Поэтому вновь отправляйся к ослу:
Я славу воздам твоему ремеслу,
Коль сможешь ты лестью его окрутить
И снова к пещере моей возвратить!»
Лиса ему: «Самое хитрое слово
Не сразу к тебе приведет его снова.
Но там, где бессильно величие льва,
Поможет ослиная нам голова:
Она постоянно полна всяких бредней,
Так пусть же исчезнет в ней разум последний!..»
....................................................
...Лисица к ослу возвратилась бегом,
А тот: «Говорить не желаю с врагом!
Я думал, что искренна дружба твоя,
А ты сговорилась со львом, как змея!»
Лиса отвечала: «Нет, страх твой нелеп:
Ведь если бы там и взаправду был лев,
А я бы жила и питалась там всласть,
То как бы от львиных зубов я спаслась?
Но я потому и сыта и жива,
Что там только призрак ужасного льва, —
Он травы обильные оберегает,
Зашедших слонов, носорогов пугает!
Теперь же прошу я меня извинить:
Уж слишком хотелось тебя накормить —
Такой ты был тощий, так жаль тебя было...
О призраке льва я сказать позабыла!»
А он ей: «Со львом ты спозналась сперва,
Теперь говоришь мне о призраке льва!
Ты хуже змеи: та язвит только тело,
А ты умертвить мою душу хотела,
Меня побуждая в безверие впасть,
Чтоб прямо ко льву я отправился в пасть!»
А та: «Наша дружба прекрасней вина —
Чиста и прозрачна до самого дна!
Поверь – охраняет лесные владенья
Не лев, а всего лишь его привиденье!
В случайной ошибке меня не вини,
Отбрось подозренья и дружбу цени!
Хоть много напраслин возводят на лис,
Но мы же друг другу в любви поклялись!»
Пытался осел удержаться, как мог,
Но голод мутил и сбивал его с ног.
«Послушаюсь, – думает, – снова лису,
И этим от голода брюхо спасу,
А если и сгину от львиных когтей,
Все ж стихнет бурчанье в пустом животе!..»
.....................................................
...Уча, что смиренье – превыше всего,
Пал жертвой осел живота своего:
Все мысли его полонила трава!
И снова он встретил свирепого льва —
И был на куски им разорван жестоко!..
Тут лев отлучился – испить из потока,
А в эти минуты лиса сожрала,
Не в силах терпеть, мозг и сердце осла!
«Лиса! Отвечай мне: где мозг и где сердце?!»
Казалось бы, хитрой уж не отвертеться,
Ан нет – удалось: «Их и не было, шах!
Он был бессердечный, безмозглый ишак!
Ведь ты его встретил – и не уничтожил,
Он словно бы умер – и заново ожил,
Ему привелось Страшный суд пережить!
Но вновь он решился со мною дружить,
Опять согласился сюда припереться, —
А ты говоришь о мозгах и о сердце!
В затменье души он не видел ни зги, —
Какое там сердце, какие мозги?!.»
Три совета
II. Угрозы нерадивым
Дракон
Обет дервиша
Украденный баран
Поучение аскета
Три рыбы
Жаба и хомяк
Мулла и медведь
Свидание
....................................................
...Когда ж подошли они к страшной пещере,
Лев прыгнул, взъярившись и зубы ощеря,
Но, слабый, больной – он допрыгнуть не смог...
Осел же взревел – и сквозь лес наутек!
Вскричала лиса: «Он же был в двух шагах!
Зачем поспешил ты, о доблестный шах?
Нам сила терпенья от Бога дана,
Но клонит к поспешности нас сатана!
Не скажет ли ныне лесное зверье,
Что вовсе померкло величье твое?»
Ругая себя, от стыда присмирев,
«Ну что ж, ты права, – ей ответствовал лев. —
Ведь голоден я и немного ослаб...
Ах, снова сейчас подстеречь мне осла б!
Конечно, теперь бы я не сплоховал,
Подполз бы поближе – и вмиг разорвал!
Поэтому вновь отправляйся к ослу:
Я славу воздам твоему ремеслу,
Коль сможешь ты лестью его окрутить
И снова к пещере моей возвратить!»
Лиса ему: «Самое хитрое слово
Не сразу к тебе приведет его снова.
Но там, где бессильно величие льва,
Поможет ослиная нам голова:
Она постоянно полна всяких бредней,
Так пусть же исчезнет в ней разум последний!..»
....................................................
...Лисица к ослу возвратилась бегом,
А тот: «Говорить не желаю с врагом!
Я думал, что искренна дружба твоя,
А ты сговорилась со львом, как змея!»
Лиса отвечала: «Нет, страх твой нелеп:
Ведь если бы там и взаправду был лев,
А я бы жила и питалась там всласть,
То как бы от львиных зубов я спаслась?
Но я потому и сыта и жива,
Что там только призрак ужасного льва, —
Он травы обильные оберегает,
Зашедших слонов, носорогов пугает!
Теперь же прошу я меня извинить:
Уж слишком хотелось тебя накормить —
Такой ты был тощий, так жаль тебя было...
О призраке льва я сказать позабыла!»
А он ей: «Со львом ты спозналась сперва,
Теперь говоришь мне о призраке льва!
Ты хуже змеи: та язвит только тело,
А ты умертвить мою душу хотела,
Меня побуждая в безверие впасть,
Чтоб прямо ко льву я отправился в пасть!»
А та: «Наша дружба прекрасней вина —
Чиста и прозрачна до самого дна!
Поверь – охраняет лесные владенья
Не лев, а всего лишь его привиденье!
В случайной ошибке меня не вини,
Отбрось подозренья и дружбу цени!
Хоть много напраслин возводят на лис,
Но мы же друг другу в любви поклялись!»
Пытался осел удержаться, как мог,
Но голод мутил и сбивал его с ног.
«Послушаюсь, – думает, – снова лису,
И этим от голода брюхо спасу,
А если и сгину от львиных когтей,
Все ж стихнет бурчанье в пустом животе!..»
.....................................................
...Уча, что смиренье – превыше всего,
Пал жертвой осел живота своего:
Все мысли его полонила трава!
И снова он встретил свирепого льва —
И был на куски им разорван жестоко!..
Тут лев отлучился – испить из потока,
А в эти минуты лиса сожрала,
Не в силах терпеть, мозг и сердце осла!
«Лиса! Отвечай мне: где мозг и где сердце?!»
Казалось бы, хитрой уж не отвертеться,
Ан нет – удалось: «Их и не было, шах!
Он был бессердечный, безмозглый ишак!
Ведь ты его встретил – и не уничтожил,
Он словно бы умер – и заново ожил,
Ему привелось Страшный суд пережить!
Но вновь он решился со мною дружить,
Опять согласился сюда припереться, —
А ты говоришь о мозгах и о сердце!
В затменье души он не видел ни зги, —
Какое там сердце, какие мозги?!.»
Три совета
Притча говорит о тщетности дальнейшего обучения того ученика («ловца»), который не сделал практических выводов из прежних наставлений учителя («птицы»: этот образ напоминает о райских птицах, постоянно воспевающих хвалу Аллаху; в суфийской традиции птица – символ души праведного
шейха-наставника). Сюжет был воспроизведен целым рядом как мусульманских, так и христианских авторов.
Д. Щ.
Д. Щ.
Три совета
Молила пичужка, попавшая в сеть:
«Ловец, отпусти меня! Дай улететь!
Тебе не нужна я нисколько, клянусь,
Ведь мяса во мне – на один только кус!
Меня ты проглотишь, а прок-то каков?
Ведь сколько умял ты баранов, быков,
А все ж тебя голод терзает, как зверь:
Так пташкой ли малой наешься теперь?!
Но если к моим снизойдешь ты мольбам,
Тебе три совета я чудные дам!
На первый совет свое сердце настрой,
Отпустишь меня – и услышишь второй,
А третий я с ветки тебе пропою, —
Слова эти жизнь переменят твою!
Внимай моей речи и слушай теперь:
Не будь дураком, небылицам не верь!»
Тот молвил: «Совет твой понравился мне!» —
И вот уже птичка поет на окне:
«Второй мой разумный совет не забудь —
О том не печалься, чего не вернуть!»
И вот уже с ветки пичужка твердит:
«В груди моей лал драгоценный сокрыт!
Десяток дирхемов – таков его вес!
Богатством своим ты достиг бы небес,
Ты б славу обрел и правителем стал,
Но вот – не достался тебе этот лал!»
Как женщина в родах, завыл наш ловец:
«Себя обездолил я! Счастью конец!
О птица! О счастье! Вернись же в мой дом,
Я стану кормить тебя лучшим зерном!»
«Напрасных мечтаний, ловец, не таи!
Сколь быстро забыл ты советы мои:
„О том не печалься, чего не вернуть“, —
А ты загрустил так, что страшно взглянуть!
Тебе напрямик я сказала, в глаза:
„Мол, глупому вымыслу верить нельзя!“
Как десять дирхемов вмещу я в груди,
Коль вешу дирхем я? Ну, сам посуди!»
«Так, значит, – ловец убедиться желал, —
Нет лала, и ты пошутила про лал?!
Так дай же мне третий, последний совет!»
Но птица пропела: «Нужды в этом нет, —
Коль ты не усвоил и первые два,
То третий вместит ли твоя голова?!»
Взлетела – и след ее в небе простыл,
А глупый ловец в изумленье застыл...
...Напрасно ты сеешь зерно в солончак:
Совет мудреца не воспримет дурак.
Возьмешься латать его разум с утра,
А к вечеру вновь разрастется дыра!
Вам, мудрые, дам я совет на века:
Пропащее дело – учить дурака!
II. Угрозы нерадивым
Утраты, лишения и прочие кары постигают тех, кто по своей гордыне или жадности, лености или скудоумию противится Богу, напрочь отказываясь усваивать Его жизненные наставления. Однако наказание призвано вразумить душу, дабы впоследствии она, наученная горьким опытом, смогла исправиться. Даже физическая смерть – не конец, но только переход. Ведь Путь – вечен...
Дракон
В образе дракона представлено животно-эгоистическое начало в самом человеке –
нафс. Притча предупреждает о смертельной опасности, подстерегающей того, кто забывает о разрушительных потенциях своих плотских страстей и оставляет их «без надзора». При отсутствии ежедневных суфийских занятий, молитв и размышлений эгоистические желания ученика при первой же благоприятной возможности («солнце... согрело дракона, в нем жизнь пробудило») становятся реальной угрозой не только для него самого, но и для всех окружающих.
Д. Щ.
***
Притча содержит великое предупреждение человечеству: вспомним о ядерной энергии и других новооткрытых «чудесах», предназначенных для выгоды и славы. Человек думает, что смирил и подчинил себе начала, которые по сути своей остаются непознанными и смертоносными. То же относится к внутреннему миру самого человека: не зная духовно-психической реальности дремлющих в нас страстей, склонностей, сил, энергетических источников, можно с помощью профанических упражнений пробудить в себе страшного дракона. Отсюда вред оккультизма, магии и проч. Опытный наставник ( шейх) обращается осторожно с внутренним миром наставляемого и учит тому же его самого. Страсти, которые, казалось бы, смирены и умерщвлены, могут, подобно дракону, «пробудиться» и принести страшные беды.
М. Х.
Д. Щ.
***
Притча содержит великое предупреждение человечеству: вспомним о ядерной энергии и других новооткрытых «чудесах», предназначенных для выгоды и славы. Человек думает, что смирил и подчинил себе начала, которые по сути своей остаются непознанными и смертоносными. То же относится к внутреннему миру самого человека: не зная духовно-психической реальности дремлющих в нас страстей, склонностей, сил, энергетических источников, можно с помощью профанических упражнений пробудить в себе страшного дракона. Отсюда вред оккультизма, магии и проч. Опытный наставник ( шейх) обращается осторожно с внутренним миром наставляемого и учит тому же его самого. Страсти, которые, казалось бы, смирены и умерщвлены, могут, подобно дракону, «пробудиться» и принести страшные беды.
М. Х.
Дракон
Есть старый рассказ об охоте на змей:
Внемли и понять его тайну сумей!
Охотник старался змею изловить,
Чтоб ею людей на базаре дивить.
Без отдыха шел он весь день напролет,
Блуждал по горам, где сугробы и лед,
И, жаждой наживы все дальше влеком,
Вдруг видит: валяется мертвый дракон!
Сколь мало о людях мы знаний имеем,
Сколь часто дивимся драконам и змеям!
Мы – высшее чудо и гордость Творца —
Готовы на гадов глазеть без конца:
За то и лишаемся мы благодати,
Забыв об Адамовых сане и стати!..
...Охотник был счастлив, он гордо сказал:
«Возьму я дракона с собой на базар,
Небось, о подобном чудовищном гаде
Ни разу не слышали люди в Багдаде!»
Дракон был ужасен, огромен, тяжел
И толст, словно древнего дерева ствол,
И долго охотник отвратного гада
Волок: ведь его ожидала награда!
И вот, наконец, из последних он сил
Ту жуткую тварь на базар притащил.
Но в туше ужасной таилась угроза:
Дракон не издох – лишь застыл от мороза.
Чтоб чудо увидеть, сошлись все и вся,
Добывшему змея монеты неся.
И сотни и тысячи – стадо людское —
Вкруг змея сновали, не зная покоя.
Охотник, безмерно гордясь, делал вид,
Что страшный противник им в битве убит,
И, чтоб убедить всех глазеющих в том,
Связал он дракона толстенным жгутом.
Однако же солнце все выше всходило,
Согрело дракона, в нем жизнь пробудило:
Змеиною злобой душа распалилась,
И тело огромное зашевелилось!
И дали зеваки тогда стрекача,
Безумно крича и упавших топча.
Услышав же вопли и стоны людей,
Порвал свои путы чудовищный змей —
И с ревом взвился, словно вихрь, над толпою,
Почти полумертвой, от страха слепою!
Вот тут-то ловец себе задал вопрос:
«Ужель свою гибель с горы я принес?!»
И впрямь его змей разъяренный схватил,
Как зайца, разумную плоть проглотил,
И, морду подняв, завывая от злости,
Прижался к столбу и смолол его кости...
...Ты хочешь понять, в чем великий секрет
Твоих неудач, и болезней, и бед?
Для злой твоей воли обилье невзгод —
Спасительный хлад, усыпляющий лед!
Ты буйством страстей свою душу не грей,
Пусть спит, леденея, прожорливый змей!
Ты сердце соблазнами в грех не вводи,
Дракона застывшего не разбуди!
Проснется – тебе его не усыпить,
Напрасно ты станешь молить и вопить!..
Обет дервиша
Рассказ говорит о том, что духовные причины происходящих событий сокрыты от простых людей, но явлены прозорливцам. Дервиш, несправедливо осужденный вместе с разбойниками, оказался, согласно внутренней связи вещей, наказанным по заслугам. Другая важная мысль этого рассказа: человек терпит кару за то, что «сам разрушил свой былой покой» – изменил своей миссии, предуказанной его же высшей Сущностью, «высшим Я».
Д. Щ.
Д. Щ.
Обет дервиша
Пойми рассказ – и укрепишься в вере!..
Почтенный дервиш в горной жил пещере
Наедине с молитвой, и годами
Кормился только сочным плодами
Дерев, что здесь же, на горе, росли.
Его уста обет произнесли:
Срывать плоды с деревьев не пытаться,
Лишь падалицей весь свой век питаться.
И, дав обет, с тех пор он никогда
Рукою с ветви не срывал плода,
Он клятву не нарушил бы, когда б
Не искушенье: ветерок был слаб,
Плоды не опадали много дней,
А голод становился все сильней.
Внезапно ветра налетел порыв,
Висящий плод к отшельнику склонив,
А тот о пище помышлял – и вот,
Забыв обет, сорвал рукою плод...
...Грабители, что днем в дома врывались,
В ту ночь от кары на горе скрывались,
Где дервиш обитал. Но их нору
Нашло царево войско поутру.
Меж них к властям доставлен был и дервиш:
При все уликах – отпираться где уж?
Как суд решит, уж так тому и быть...
Ему велели руку отрубить
Как члену шайки, а потом и ногу,
Чтоб он к разбою позабыл дорогу.
Едва лишь кисть отсек удар меча,
Как некто знатный подбежал, крича:
«Палач! Ужель совсем лишен ты страха?
Ведь это – дервиш, верный раб Аллаха!»
Палач халат свой в горе разорвал
И, пав на землю, к дервишу взывал:
«О благодатной наделенный силой,
Ведь я не знал! Прости меня! Помилуй!..»
Ответил дервиш, кровью истекая:
«Мне свыше кара выпала такая.
Я сам разрушил свой былой покой,
Обет нарушив дерзкою рукой.
За грех свершенный мы страдать должны.
Вина на мне – нет на тебе вины!»
Украденный баран
Смысл притчи в том, что не преодоленный
мюридомпорок, не исправленное им негативное свойство характера (в данном случае – невнимательность и излишняя доверчивость) не однажды, но раз за разом ввергает его в несчастье («колодец») – до тех пор, пока
мюридне исправит свой изъян внутренним усилием...
Д. Щ.
***
«Пока хозяин плакал о пропаже» – это, можно сказать, архетипическое описание состояния человека в земной жизни. Чем же обусловлено такое состояние? Руми отвечает однозначно: «Пропажей». Чего же лишился человек еще перед приходом в наш мир, какую «пропажу» он оплакивает? Об этом говорится в Библии и Коране: в результате ослушания первых людей «змий» («вор» из притчи) «украл» у них вечную жизнь и райское блаженство. И в последующей земной жизни эта ситуация повторяющихся грехов, ведущих к потерям, постоянно воспроизводится – до тех пор, пока сам человек не возненавидит свой греховный недуг и не очистится от него. В данной притче, очевидно, неосмотрительность и жадность горожанина идут рука об руку, причем второй порок является причиной первого. Жадность, приверженность к материальным удовольствиям («в предвкушенье шашлыка барана вел») свойственна горожанину уже в начале притчи. А в конце притчи тот же грех приводит его в буквальном смысле на дно «колодца»...
М. Х.
Д. Щ.
***
«Пока хозяин плакал о пропаже» – это, можно сказать, архетипическое описание состояния человека в земной жизни. Чем же обусловлено такое состояние? Руми отвечает однозначно: «Пропажей». Чего же лишился человек еще перед приходом в наш мир, какую «пропажу» он оплакивает? Об этом говорится в Библии и Коране: в результате ослушания первых людей «змий» («вор» из притчи) «украл» у них вечную жизнь и райское блаженство. И в последующей земной жизни эта ситуация повторяющихся грехов, ведущих к потерям, постоянно воспроизводится – до тех пор, пока сам человек не возненавидит свой греховный недуг и не очистится от него. В данной притче, очевидно, неосмотрительность и жадность горожанина идут рука об руку, причем второй порок является причиной первого. Жадность, приверженность к материальным удовольствиям («в предвкушенье шашлыка барана вел») свойственна горожанину уже в начале притчи. А в конце притчи тот же грех приводит его в буквальном смысле на дно «колодца»...
М. Х.
Украденный баран
Раз некто, в предвкушенье шашлыка,
Барана вел. Тут вор исподтишка
Веревку перерезал – и дал деру.
Видать, в тот день шашлык достался вору.
Пока хозяин плакал о пропаже,
Сел у колодца совершивший кражу
И стал кричать: «Увы, мой кошелек!» —
И этим потерпевшего привлек:
«О чем твой плач?» А вор: «Да ты едва ли
Поможешь мне! Сто золотых упали
В колодец. Если ты достанешь их,
То дам тебе я двадцать золотых!»
А тот: «Коль деньги извлеку оттуда,
Взамен барана я куплю верблюда!»
И он разделся, и в колодец – прыг!
А вор унес одежду в тот же миг...
...Кто бдительность утратил, тем придется
Сидеть, пока не вытащат, в колодце!..
Поучение аскета
В то время как большинство людей страдает из-за недорода, отшельник наблюдает вокруг себя одно лишь изобилие. Внешнее служит здесь выражением внутреннего: одни ощущают себя «словно в аду», другие – «собирают большой урожай» духовных свершений. Как ропот, так и довольство обусловлены отношениями человека с Богом: мучается тот, кто «пред Богом чело... не склонил». Согласно как Библии, так и Корану, во времена Моисея «кара свершилась» над Египтом за противление Богу фараона, не желавшего отпустить на свободу израильтян. Только повиновение Божьей воле способно вернуть душе мир и довольство: пророк Моисей, который обратил воду Нила в кровь, может сотворить и противоположное чудо.
Д. Щ.
***
В данной притче «телу» уподоблено единство людей, связанных общей социокультурной жизнью (ср. христианское определение Церкви как «Тела Христова»). Не принадлежа к этому «телу», т. е. став отшельником и выйдя из круга как деяний данного социума, так и постигающих его воздаяний («народ голодал, и стенала земля»), человек обретает способность смотреть на происходящее со стороны и указывать на причины гнева Божьего («от Божьего вы отступили завета»). Таким преодолевшим обычные «рамки» человеческого существования наставником-обличителем и призван быть, по мысли Руми, суфийский шейх.
М. Х.
Д. Щ.
***
В данной притче «телу» уподоблено единство людей, связанных общей социокультурной жизнью (ср. христианское определение Церкви как «Тела Христова»). Не принадлежа к этому «телу», т. е. став отшельником и выйдя из круга как деяний данного социума, так и постигающих его воздаяний («народ голодал, и стенала земля»), человек обретает способность смотреть на происходящее со стороны и указывать на причины гнева Божьего («от Божьего вы отступили завета»). Таким преодолевшим обычные «рамки» человеческого существования наставником-обличителем и призван быть, по мысли Руми, суфийский шейх.
М. Х.
Поучение аскета
Нещадное солнце спалило поля,
Народ голодал, и стенала земля,
А некий аскет, как ни в чем не бывало,
Был весел, и сердце его ликовало.
Корили его: «В этот год мудрецу
Веселье и радость совсем не к лицу:
Ведь сколько вокруг наших братьев страдает —
Один разорился, другой голодает,
А кто-то и гибнет, еды не найдя:
За долгое время – ни капли дождя!
Лишь глянешь вокруг – и покатятся слезы:
Сухие поля, почернелые лозы!
Мы – словно в аду, вопиют наши души,
Мы бьемся о землю, как рыбы на суше!
Неужто тебе одному все равно?
Ведь все мусульмане – как тело одно,
А если все тело постигла напасть,
Вкушает ли радость одна его часть?!»
На эти укоры ответил аскет:
«А все ль голодают? Я вижу, что нет!
Гляжу я вокруг – и не лгут мне глаза,
Что где-то и гроздья приносит лоза!
Смотрю, наблюдаю – и мне ведь не снится:
На чьих-то полях колосится пшеница,
И льются над ними дожди в своей черед,
И кто-то большой урожай соберет!
От Божьего вы отступили завета —
И голод пришел в наказанье за это:
Пред Богом чело фараон не склонил —
И кара свершилась, и кровью стал Нил!
Но кто Моисею покорен всегда,
Для тех в том же Ниле – не кровь, а вода!»
Три рыбы
Три рыбы символизируют три различных отношения к суфийскому Пути. Мудрый человек избирает этот Путь, как только узнает о нем, и, следуя Истине, избавляется от угрозы духовной смерти. Переплыв из «заводи» (символ земного мира) в «пучину морскую» (символ мира Божественной реальности), «умная рыба» (душа суфия) находит свое спасение. Рыба «поглупей» – это душа, которая решается избрать суфийский Путь, лишь оказавшись в горниле страданий. Она тоже обретает спасение, «умерев» для мира сего («притворюсь, что мертва»; ср. с притчей «Просьба попугая», где попугай, чтобы спастись из клетки, также притворился мертвым). Третья рыба («тупица») означает душу, настолько привязанную к земным благам, что она лишь мечтает о суфийском Пути, но неспособна вступить на него даже перед лицом близкой смерти («и вот уж варилась она в котелке...»).
Д. Щ.
Д. Щ.
Три рыбы
«Калила и Димна» – есть книга у нас,
И вам из нее приведу я рассказ.
Была одна заводь с травою густой,
И жили три рыбы средь заводи той.
Одна была умной, одна поглупей,
А третья – и вовсе тупого тупей.
Вот к заводи этой, с восходом зари,
С огромною сетью пришли рыбари,
И поняли рыбы, заметив ту сеть,
Что трудно им будет теперь уцелеть.
И умная рыба решила: «Уйду,
И новое место для жизни найду!»
И вот, ничего не сказав остальным,
Она устремилась к просторам иным —
Так мчится кабан, словно ветром несом,
Почти настигаемый яростным псом,
В то время как заяц, беспечный лентяй,
Заснул под кустом и во сне слышит лай...
И умная рыба туда уплыла,
Где нет ни тревоги, ни страха, ни зла,
И, путь одолев, средь пучины морской
Блаженство нашла и вкусила покой.
Сестрица же спасшейся – та, что глупей, —
Пыталась спастись из рыбачьих сетей:
«Ах, если бы я поумнее была,
Я б сразу за старшей сестрой уплыла!
Но поздно, к чему сожаленья слова?
Застыну теперь – притворюсь, что мертва!»
Задумано – сделано: пред рыбаком
Всплыла она, хитрая, кверху брюшком!
Рыбак же схватил ее, еле взглянул,
Решил, что мертва, – и на берег швырнул,
Но ей удалось доползти до воды
И в море уплыть от смертельной беды...
А третья, тупица, забилась в сети:
Спасенья ей было никак не найти,
И вот уж варилась она в котелке!
Но ей все казалось: по быстрой реке
Плывет она гордо счастливой порой
К широкому морю за старшей сестрой!..
Жаба и хомяк
Сюжет этой истории известен еще с античных времен (например, он встречается в «Баснях» Эзопа). Суфийский подтекст притчи сформулирован самим Руми: «Лишь с тем дружи, с кем дружба по плечу!..» Истинная связь между душами предопределена их «добытийным» единением в Боге, а не преходящим чувством приязни. В этом, согласно суфийскому учению, наглядно проявляется духовный закон: «Подобное соединяется с подобным». При нарушении его происходит неблагоприятный «сдвиг» в судьбах, и наказание, предназначенное одному («гордый сокол»), может постичь и другого.
Д. Щ.
Д. Щ.
Жаба и хомяк
Сошлись по жизни жаба и хомяк.
Хоть вместе быть им и нельзя никак:
Одна живет в воде, другой – на суше, —
Но все же как-то сблизились их души.
И жаба из болота выходила
И с другом время часто проводила,
И давняя приязнь к ней хомяка
Всегда была сердечна и крепка.
Единство душ, конечно, – дар чудесный,
Знак благодати, милости небесной,
И наслаждались милые вдвоем,
Как роза с восхищенным соловьем.
Признался раз хомяк своей подруге:
«Нередко пребываю я в испуге,
Когда, на шатком стоя берегу,
Зову тебя – дозваться не могу!
Тогда немое, темное болото
Мне доставляет горькую заботу:
Ведь я к тебе всегда душой стремлюсь,
И словно бы весь день тебе молюсь,
Меж тем как мусульманин аккуратный
Творит молитву только пятикратно.
Мне без тебя не мил и белый свет,
Мне без тебя отрады в жизни нет,
И сердце погружается в рыданья,
Коль мне не назначаешь ты свиданья.
И, хоть несхожи суша и вода,
С тобою быть хотел бы я всегда!
Но я уже придумал способ ловкий,
Как этого достичь! Давай веревкой
С тобою свяжемся, чтоб в миг любой
Сумел бы я заговорить с тобой:
Я потяну – и ты в ответ потянешь,
И мне доступна, как дыханье, станешь!»
Не восхитилась жаба этим планом,
Но, чтобы с другом милым и желанным
Не разойтись, – позволила, чтоб нить
Их навсегда смогла соединить.
Так дружбы нить их души сопрягла,
Веревка же связала их тела...
...Но как-то гордый сокол свысока,
С высот небес, взглянул на хомяка,
Прицелился – и камнем рухнул вниз,
Схватил – и оба к облакам взвились.
И вместе с хомяком на бечеве
Забилась жаба в светлой синеве!
Глядели люди, понимая слабо,
Как сокол смог поймать веревкой жабу!
Она же, воспаряя в облака,
Кляла и проклинала хомяка,
Теперь, когда ничто уж не поможет,
Твердя в слезах: «С ним дружбы быть не может!..»
...И я тебе напомнить вновь хочу:
Лишь с тем дружи, с кем дружба по плечу!..
Мулла и медведь
Мулла здесь символизирует человека, прежде «жившего духом», но соблазнившегося материальной корыстью («шубой теплой»). Притча предупреждает о том, что Божьего избранника, предназначенного для духовного служения, но погрузившегося в «бурные воды» погони за выгодой (вода – символ материи), ожидают тяжкие страдания («среди ручья барахтался он с плачем»).
Д. Щ.
Д. Щ.
Мулла и медведь
Мулле-бедняге приходилось тяжко:
Одну и ту же тонкую рубашку
Носил всегда – и летом, и в мороз.
Сельчанам было жаль его до слез.
И вот медведя с гор снесло потоком:
Крутясь, вертясь, он плыл в ручье глубоком,
А всем стоявшим возле бурных вод
Казалось – шкура черная плывет.
И тут сельчане предложили сдуру:
«Плыви, мулла, лови скорее шкуру!
Возрадуйся, воздай хвалу судьбе —
Готова шуба теплая тебе!»
Мулла поплыл, но был медведем схвачен:
Среди ручья барахтался он с плачем,
А все кричат: «Да брось ее, мулла,
Плыви назад, коль шкура тяжела!»
Мулла в ответ: «Я шкуру отпустил бы,
И к вам назад я с радостью приплыл бы:
Останусь я без шубы – ну и пусть,
Да не пускает шкура, как ни рвусь!..»
Свидание
«Возлюбленный Друг» – одно из наименований Бога в суфизме, поскольку чувство, которое призван испытывать к своему Создателю человек, – это любовь, доходящая до экстатического «растворения» в Боге. Рассказ предостерегает от погружения в материальные заботы, от забвения суфием своей духовной миссии хотя бы на краткий срок. Ведь именно в это время его может посетить откровение («явилась любовь»), невнимательность к которому впоследствии заставит его горько раскаиваться. Символ такого горя – отрезанный «кусок от рукава»: духовный сон, невнимательность к знамениям, посылаемым свыше, приводит и к физическим потерям.