Русанов Владислав. Пасынок судьбы

   – Теперь сюда!
   Годимир поблагодарил Господа, пославшего недавно дождь. На сырой земле отпечатки выделялись так же ясно, как шрамы на лице бывалого воина. Даже неопытный следопыт, навроде него, мог узнать ровно обточенные ковалем копыта серого, и лопатообразные, с исковерканным краем следы саврасого.
   – Ничего, ничего, – бурчал себе под нос Дорофей. – Не таких, понимаешь, на чисту воду выводил…
   – Ага! Ждут они тебя, – безнадежно вздохнул Ярош. – Уже небось полпоприща отмахали наметом…
   – Нет, не может быть, – неожиданно возразил Олешек. – Я среди ночи вставал… До ветру… Были кони. Точно помню.
   – Да? Не примерещилось?
   – Слушай, Ярош, я, конечно, не удалец, вроде тебя, в колодки меня не заковывали, но коня от плетня отличить могу, – обиделся шпильман.
   Разбойник не нашелся с ответом, пожал плечами, почесал затылок.
   – Вона! Гляди! – заорал вдруг Дорофей, тыча пальцем в сторону леса.
   В утренней дымке одиноко бродил саврасый. Годимир сразу узнал его по тяжелой голове и косматой гриве.
   – Ничего не понимаю! – развел руками музыкант. – Бросили?
   – Один вор был. Один! – Ярош взмахнул рукой, рассекая ладонью воздух. – А двух коней свел, чтоб погоне помешать.
   – Верно! – воскликнул Годимир. – Лови его!
   – Кого? – усмехнулся Олешек. – Вора или коня?
   – Не смешно! – буркнул рыцарь. – Коня, конечно!
   – Да бесполезно… – Ярош, едва поспевая за вставшим на след, словно гончая собака, Дорофеем, начинал задыхаться. – Хоть конные, хоть пешие, не догоним…
   – Догоним! – неожиданно сердито рявкнул бортник. – Глянь, тут конь вырывался, понимаешь… Вся земля побита! А тут падал…
   – Конь? – опять ляпнул шпильман.
   – Да нет! Ворюга…
   – Эх-ма! – воскликнул Ярош. – Бегите! Догоню сейчас!
   Разбойник со всех ног кинулся к саврасому. Не добежав шагов двадцать, пошел потихоньку, протягивая раскрытую ладонь.
   – Не поймаем, не поймаем… – повторял Олешек на каждый шаг. Рыцарь удивился, как музыкант легко разговаривает. Не берет похмелье, что ли? Или свекольная бражка только на него так подействовала?
   Сердце колотится, будто полдня мечом рубился. Воздух в горло со свистом врывается. Мутит. Вот-вот желудок наизнанку выворотится.
   Но бежать надо.
   Левой, правой. Левой, правой.
   Вот и опушка!
   Дорофей ужом нырнул в подлесок – попробуй догони.
   Олешек перевел дыхание, опершись о ствол ясеня.
   Яроша все еще не было. Видно, конь попался не из доверчивых. На пустые обещания подманиваться не желал.
   – Ведь не поймаем же… – чуть не простонал шпильман.
   – Не каркай! – огрызнулся рыцарь.
   – Пеше? Конного? Да ни за…
   И в это мгновение из-за деревьев раздался ликующий, полный торжества вопль Дорофея:
   – Ага! Влип, бесстыжий!
   Годимир заслонил лицо локтем, спасая глаза от хлестких ударов ветвей, и вломился в кусты. Не ошибиться с направлением ему помогали звуки борьбы и испуганное ржание коня.
   Вот и прогалина. Топчется, приседает на задние ноги и пытается оборвать чембур серый жеребец. Впрочем, что серый, можно только догадываться. Ночью серы не одни лишь кошки, но и лошади, коровы, собаки…
   В паре саженей от копыт всполошенного коня возились в палой листве два человека. Оба сопели и покряхтывали. Верхний, Годимир очень надеялся, что это бортник, вцепился мертвой хваткой в зипун нижнего, а тот уперся ему ногами в живот, стараясь оттолкнуть.
   – Врешь, не уйдешь… – хрипел бортник и вдруг взвыл не хуже котяры, которому дверью прищемили хвост. – Ой-ой-ой! Глаза!!!
   Рыцарь шагнул вперед, хватая левой рукой бортника за ворот. Отбросил его на кучу весело затрещавшего хвороста. Конокрад на удивление ловко вскочил и юркнул в кусты, проскочив под рукой Годимира. Пожалуй, вор сумел бы удрать, но вот чего он не учел, так появление растерянного Олешека. Шпильман получил головой в живот, с криком, более похожим на кваканье перепуганной лягушки, упал навзничь, но успел вцепиться мертвой хваткой в штаны незнакомца. Тот лягался изо всех сил, но подоспевший Годимир придавил его коленом к земле, легонько коснулся кордом затылка:
   – Сдавайся! Ну!
   – Не «нукай», не запряг! – дерзко отвечал тонкий голосок.
   «Да что они все, сговорились, что ли?» – успел подумать рыцарь и вдруг сообразил, что схватил женщину или ребенка.
   – Глаз чуть не вынул, су-у-ука… – стонал Дорофей, корчась на земле с прижатыми к лицу ладонями.
   Годимир осторожно взял воровку за плечо, поставил на ноги. Острие корда продолжало щекотать ее кожу. Длинная коса, скользнув по плечам и запястью Годимира, упала на спину.
   – Ты кто? – спросил рыцарь.
   – Тебе какое дело? – дерзко отозвалась девчонка.
   – Вот те на! – восхитился Олешек.
   – Вяжи ее, суку… – вмешался Дорофей.
   – Закройся! – прикрикнул на него рыцарь. Развернул воровку.
   Лучи розовеющего на восходе солнца, приглушенные древесными кронами, позволяли все же рассмотреть ее лицо – курносый нос, челку, падающую на брови, пухлые, упрямо сжатые губы. Большие глаза глядели с вызовом и оттенком насмешки.
   Олешек прошелся к наконец-то успокоившемуся серому, похлопал по шее, почесал ганаш.
   – Ты знаешь, пан рыцарь, почему она не удрала до сих пор?
   – Ну?
   – Что – «ну»? Седло надеть на коня не сумела. Не справилась…
   – Да ну?
   – Что ты заладил – «ну» да «ну»… Подпруги затянуть не смогла. А потом – ногой в стремя, а седло на бок. Угадал, красавица?
   – Я тебе не красавица!
   – Как хочешь. Наше дело предложить… Ого, пан рыцарь! Тут и меч твой!
   – И меч сперла! – заорал бортник и опять застонал. – Ой, глаз мой глаз… Лишила зрения, зараза…
   Годимир повернулся к нему на мгновение. И вправду, рожа – без слез не взглянешь. Две глубокие царапины через лоб, бровь и щеку. По краям разорванной кожи выступили крупные капли-бусины. Просто чудом глаз сохранился.
   – Да… – протянул рыцарь. – Дела… Ладно, выбираемся.
   Девчонка дернулась, попыталась убежать. Словинец без труда схватил ее за ворот. Остановил.
   – Не спеши!
   – Вот я бы ей врезал… – бухтел Дорофей.
   – Молчи уж, – усмехнулся шпильман. – Ты себя уже показал. С девкой не справился.
   – Я… понимаешь… по-хорошему хотел… А раз нельзя по-хорошему, могу и в ухо! У нас с конокрадами знаешь как?
   – Знаю! – отрезал Годимир. – А потому еще раз говорю – закрой рот и сопи в две дырки. Твои, что ли, кони?
   – Да нет… – растерялся бортник.
   – Вот и молчи. – Рыцарь повернулся к пленнице. – Еще раз спрашиваю – ты кто?
   – Тебе какое дело?
   – Это я уже слышал. Дорофей, ты ее знаешь?
   – Откуда?
   – Оттуда! Знаешь или нет?
   – Не знаю. Чужая она, понимаешь… Пришлая…
   С треском проламываясь через кустарник, топча чахлые побеги у корней, появился Ярош. Все-таки сумел поймать саврасого.
   – Ну, вы и шум подняли! – довольно проговорил разбойник. – Только глухой не услышит.
   – Выбираемся, пожалуй. – Годимир показал Олешеку, чтобы взял девчонку за рукав, а то, не приведи Господь, отвлечешься, а она снова удерет.
   – Вижу, поймали вора! – осклабился Ярош. – Ух, ты! Во дела! Девка?
   – Сам ты девка, мерзавец! – выкрикнула пойманная.
   – Я – девка? – удивился разбойник. – Не. Это ты ошиблась, пожалуй.
   – Противная девка, ух, какая противная, понимаешь, – вмешался Дорофей. – Ты гляди… А не боишься? Мы ведь и ремешком можем, и розгой, а можем и…
   – Заткнись! – побелел Ярош, аж перекосило его. – Охолонь! Я тебе не Сыдор!
   – Да я чо? Я ничо… – забормотал бортник, вытирая бороду рукавом. Он втянул голову в плечи, съежился, стал еще меньше ростом и скрылся где-то за серым.
   – Пошли, что ли? – махнул головой Ярош.
   – Идем, – согласился Годимир. Взял коня под уздцы.
   Шагая вперед, он не оглядывался, но слышал, как девчонка честит Олешека:
   – Что ты в меня вцепился как клещ? Синяк на руке будет!
   Шпильман не отвечал. Молчали и Ярош с Дорофеем.
   У самой околицы рыцарь оглянулся. Девчонка что-то рассказывала шпильману, опираясь на его руку. Ну, чисто панночка на балу. И кто кого держать должен, чтоб не убежал?
   – Удивительное дело, – задумчиво проговорил Ярош. – Девка. Одна. В этих краях… Не сходится, пожалуй…
   – Что не сходится? – удивился Годимир.
   – В этой глуши не всякий мужик, здоровый и при оружии, выживет. А тут девка…
   – Ну, так и не местная ведь.
   – Да. Не местная. Иначе Дорофей узнал бы.
   – Переселенцы тут какие-нибудь не проезжали?
   – Да откуда мне знать? С тобой вместе, пан рыцарь, приехал.
   – А может, из старателей… – протянул словинец и вдруг хлопнул себя по лбу. – Оп-па!!!
   – Ты чего это, пан рыцарь? – покосился на него Ярош.
   – Кажись, догадался я!
   – О чем же?
   – Ты королевну Аделию в глаза видал когда-нибудь?
   – Нет… Что? Эк ты хватил, пан рыцарь! Не может быть!
   – Почему не может?
   – Ты же сам говорил – ее дракон унес.
   – Ну, может, и унес. Но не съел. Откуда мне знать, что драконы с королевнами делают?
   – Ох, сказал бы я тебе…
   – Перестань! А вдруг она от него удрала?
   – От дракона? Не верю. Да я и в драконов не верю! Сказки это все!
   – А кто стожки селянам пожег? А пожар в замке королевском?
   – Да мало ли что там загорелось?
   – Ты там не был, а я видел! От свечи опрокинутой такого пожара не будет.
   – Все равно не верю! И одежа у нее, прямо скажу, не королевская…
   Годимир задумался. Это был сильный довод. Он тоже не представлял королевских дочек, блуждающих по лесам в мужских портках, разбитых опорках и распоясанной домотканой рубахе. А с другой стороны, поди узнай, какие причуды у панночек королевской крови?
   Вот и подворье Дорофея. Олешек первым делом вытащил цистру из-под корыта, придирчиво осмотрел, словно кто-то ее трогал без него.
   – Ух ты! Дай посмотреть! – тут же потянулась девчонка.
   – Еще чего! – Шпильман опасливо отодвинулся, заслоняя инструмент собой.
   – Вот жадный!
   Ярош перевернул лежавший на боку кувшин донышком вверх, похлопал ладонью, провел пальцем по краю и вздохнул.
   – Да, похмелиться бы не помешало, – согласился бортник. – Сбегать?
   – И не думайте! – прикрикнул на них Годимир. – Не время!
   Он обошел корыто и остатки вчерашнего кутежа и остановился так, чтобы видеть глаза девушки:
   – Тебя как зовут?
   – Не скажу! – дерзко ответила она и сжала кулачки.
   – Зря. Я – странствующий рыцарь, Годимир из Чечевичей герба Косой Крест. Если ты нуждаешься в помощи, тебе не обязательно воровать мой меч. Можно просто сказать, что за беда.
   Она не ответила, гордо задрав подбородок и рассматривая вьющихся в небесной сини стрижей.
   – Ладно… – Годимир решил не сдаваться, пока не выяснит все подробности и не найдет ответы на все мучающие его вопросы. – Спрошу по-другому. Ты – королевна Аделия?
   Девчонка зыркнула на него огромными серыми глазищами, мельком огляделась по сторонам – не услышал ли кто? Закусила губу.
   – Можешь не отвечать, – усмехнулся Годимир. – Я уже и так догадался.
   Тут сбоку к нему придвинулся Ярош и, дыша перегаром в ухо, прошептал:
   – А ты руки ее видел? Тоже, скажешь, королевские руки?
   Да, руки у предполагаемой королевны ничем не отличались от рук любой чернавки из господского замка. Под ногтями – грязь, на одном из пальцев большая ссадина. И все же…
   Годимир притянул голову разбойника к своим губам и зашептал:
   – Так четыре дня в лесу. Что ты хотел? Где ей мыться было? – И в полный голос произнес для девушки: – Я рад, что ты спаслась, твое высочество.
   И тут она преобразилась. Куда девалась неуверенная девчонка? Появились осанка, постав головы и подлинно королевские нотки в голосе:
   – Благодарю тебя, пан рыцарь. Хорошо встретить в таком захолустье благородного пана, да еще странствующего рыцаря.
   Годимир толкнул Яроша локтем: «А? Что я тебе говорил?»
   – Как же тебе удалось спастись от дракона?
   – Позволь мне не вспоминать, пан рыцарь, об этих ужасных мгновениях…
   – Конечно, конечно, прекрасная панна. Просто я думал, что читал обо всех повадках сиих злобных чудовищ, известных людям…
   – Я расскажу тебе, пан рыцарь. Обязательно расскажу, – заверила его королевна. – Но позже. Когда притупятся воспоминания о перенесенных страданиях.
   – Не смею настаивать… – Рыцарь поклонился. Довольно изящно, если принять во внимание отвычку от общения с прекрасным полом. Ведь Стрешин он покинул уж больше трех месяцев тому назад – ранней весной – и с тех пор все странствовал да путешествовал.
   – Смешно вас слушать, право слово! – восхитился Олешек. – Словно дети малые в игру играют!
   – А не нравится – не слушай! – пренебрежительно бросила Аделия и притопнула ногой – жест, выглядевший бы более величественно, будь она обута в туфельки или сапожки.
   – Мы отвезем твое величество в Ошмяны к батюшке-королю, – твердо произнес Годимир. Глянул на товарищей – не будет ли возражений?
   Протест последовал, но не с той стороны, откуда ожидался. Королевна скривилась, словно отведав кислой вишни:
   – Нет, нет… Не хочу. Там скучно! Давай лучше, пан рыцарь, будем вместе странствовать.
   – Как можно, твое величество? – опешил Годимир. – Я же пообещал его величеству, и каштеляну, пану Божидару… да и вообще, уместно ли…
   – И полкоролевства пропадает… – громким шепотом добавил Ярош, глядя в сторону.
   – А что, батюшка обещал полкоролевства? – кокетливо стрельнула глазами Аделия. – И мою руку, должно быть? Я угадала?
   – Да что там угадывать? – развел руками Годимир. – Все, как водится, и пообещал…
   – Так ты из-за половины королевства меня искал? От дракона спасть хотел? – нахмурилась королевна.
   – Нет, конечно! – горячо возразил Годимир, удивляясь про себя, как она быстро освоилась. Уже и разговаривает на равных, как будто всю жизнь их знала. И, чего греха таить, верховодить пытается. Настоящая королевская кровь, ничего не попишешь…
   – Нет, если это все правда, – восхищенно проговорил музыкант, – я про вас балладу напишу. Или целый роман в стихах! Не будь я Олешек Острый Язык из Мариенберга!
   – А ты правда шпильман? – повернулась к нему королевна. – Настоящий? Дай цистру подержать!
   – Еще чего! Испортишь, не приведи Господь!
   Она капризно надула губки:
   – Фу! Жадина ты, а не Острый Язык. Олешек Жадина из Мариенберга!
   Шпильман ошалело заморгал, а Ярош с Годимиром рассмеялись.
   – Ай, да высочество! – воскликнул разбойник. – Так ему и надо!
   В это время Дорофей дернул его за полу зипуна:
   – Это… понимаешь… если она от дракона удрала, стало быть, тут пещера его недалеко… Они завсегда сокровища накапливают, понимаешь… Сколько народу ездило искать, а нам, понимаешь, такое…
   – Так! Рот закрой! – оскалился Ярош. – Твое дело – сторона. Ишь ты, золота да каменьев драгоценных ему захотелось! Брагу вари да мед собирай. У тебя это лучше получается!
   – Да я чо? Я ничо… – засопел бортник. – Вам же, понимаешь, подсказать хотел…
   – Я отведу вас к пещере! – проговорила внезапно Аделия.
   – Правда? – поразился Годимир. – Ты же говорила…
   – Я помню. Может, чуточку забыла, но обязательно вспомню. Найдем пещеру…
   – А ты была… – начал Олешек, но Ярош толкнул его – сказано ж тебе: лучше пока не напоминать.
   – А что, пан рыцарь, – разудало проговорил разбойник, – драконы, говорят, и вправду сокровища собирают…
   – Так не бывает же драконов, – прищурился Годимир. – Сам утверждал.
   – Как это не бывает? – возмутилась королевна.
   – Эх! С вами поведешься – не в то еще поверишь! – махнул рукой Ярош. – Моря я тоже не видел. Но оно же есть!
   – Еще как есть! – восторженно закатил глаза Олешек. – Видел бы ты лунную дорожку на водной глади летней ночью… – И вдруг спохватился. – А ведь правда, пан рыцарь! Одно дело королевну батюшке вернуть, а другое дело – королевну и голову дракона в придачу… Доброжир тебе корону сразу отдаст! Не задумается даже.
   – Не нужна мне корона! – ответил Годимир. – Ты же знаешь, я за властью и богатством не гоняюсь! Но обет выполнить… Такой случай!
   – Так что, едем? – улыбнулась Аделия. – Я покажу.
   – Да поехали, пан рыцарь! – Шпильман бренькнул по струнам. – Два-три дня не решат ничего… А если и в самом деле дракона завалишь?
   – А главное, какая баллада выйти может! – подмигнул Ярош.
   – Ну, так и ты от сокровища не откажешься! – в свою очередь подначил его рыцарь.
   – А я что? – покачал головой лесной молодец. – Я не претендую. Честно разделим. На всех.
   – А я? – влез Дорофей.
   – А ты… Если будешь молчать, получишь малую толику, – сурово проговорил Ярош. – Но, не приведи Господь, хоть одна живая душа прознает, куда мы поехали… Ты меня знаешь?
   – Знаю, знаю… – пискнул бортник, втягивая голову в плечи.
   – Так вот. Под землей найду и на краю земли найду! И кишки вокруг дерева обмотаю, уж извини, твое высочество, а из песни слова не выкинешь…
   Аделия махнула рукой величественным жестом. Мол, все понимаю и не обижаюсь.
   – Эх, – почесал макушку рыцарь. – Не думал я, что обеты так разрывать могут… Но ведь, если я дракона убью, а после королевну к отцу доставлю, я ж ничего против чести не учиню?
   Четыре головы дружно замотылялись из стороны в сторону, будто говоря – нет, нет, не учинишь…
   Годимир махнул рукой и пошел проверять конскую сбрую. Наверняка малознакомая с седловкой королевна что-то напортачила. Нужно распутать, расправить перекрутившиеся ремешки и складки потника, а уж тогда и в путь собираться.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ЯКИМ И ЯКУНЯ

   Второй день маленький отряд, следуя путаным указаниям королевны, уходил все дальше и дальше на юго-запад, прочь от обжитых земель. С каждой верстой ближе становились сверкающие белизной снеговые шапки Запретных гор, все круче становился подъем. В лесной рати как-то исподволь сероствольные буки-исполины вытеснялись приземистыми темно-зелеными елями. Все меньше становилось под копытами коней овсяницы и белоуса, все больше черники и кислицы. Изредка попадались целые заросли можжевельника, еще не стелящегося по земле, как высоко в горах, а торчащего бойкими кустиками.
   Годимир, как истинный рыцарь, уступил седло Аделии и теперь шагал, ведя серого под уздцы. На саврасого сгрузили собранные рачительным Дорофеем запасы – муку, мешочек пшена, два хороших ломтя сала, соль в тряпице и даже оплетенную ивовой лозой корчажку с брагой. Харчей должно было хватить на три-четыре дня. Вот и выходит, что если завтра никакой пещеры не обнаружится, нужно разворачиваться и выбираться к людям. Сперва в Гнилушки, а после и в Ошмяны. Рыцарю хотелось верить в благорасположение и короля Доброжира, и каштеляна пана Божидара. Авось помогут снарядить отряд как положено, с подводами, слугами и запасными конями, и вот тогда уже крылатый гад не уйдет от справедливого возмездия.
   На привалах Годимир точил меч и отрабатывал удары. В поединке с драконом случайностей не бывает, да и быть не может. Приставучий Олешек таки заставил рыцаря дать ему пару уроков. Шпильман продемонстрировал знания, полученные от наемника из Костравы, и рыцарь понял, что все уже почти безнадежно.
   Желания у парня много, а вот умения никакого. То ли поморянин учил его спустя рукава, лишь бы отвязался, то ли сам не был мастером. Взять хотя бы стойку. Олешек ставил ноги чересчур близко одна к другой, да и сгибать в коленях их никак не хотел. Утверждал, что ему так неудобно. Но рыцарь-то знал, что двигаясь словно на ходулях, ученик лишает себя подвижности и свободы перемещения, что он не сможет с достаточной быстротой отклониться от вражеского удара или, напротив, прянуть вперед в длинном выпаде.
   В конце концов Годимир разозлился и заставил шпильмана отрабатывать шаги. Круговой и скрестный, приставной и отшаг. «А не хочешь учиться, ищи другого учителя!»
   Неожиданно помог Ярош, с интересом наблюдавший за их упражнениями. Он заявил возмущенному музыканту, что движение в бою – основа основ и начало начал. Неподвижный боец – мертвый боец. И от души посоветовал рыцарю не подпускать шпильмана и близко к мечу, пока не научится слушать умных людей и двигаться на поле боя свободно и раскованно.
   Аделия тоже принимала живейшее участие в занятиях, хлопала в ладоши при каждой удаче Олешека и порывалась сама схватить меч и встать рядом с ним. Сказала, что тоже всю жизнь мечтала научиться рубиться настоящей сталью.
   В общем, от всего происходящего у Годимира начала голова идти кругом, и он прекратил занятия до той поры, пока не станет у них больше свободного времени.
   На другой день с утра он разбудил всех с рассветом, заставил разводить костер и готовить завтрак, чтобы и мысли не возникло о мечах, стойках и выпадах. На дневке тоже от роли учителя отказался, сказав, мол, что слышит непонятное шуршание в подлеске. Ложь вышла такой убедительной, что даже Ярош повелся – накинул тетиву на лук и все время привала держал под рукой пяток воткнутых в землю стрел.
   Зато когда тронулись в путь, Годимир получил возможность вздохнуть с облегчением.
   Лесной молодец продолжал оставаться настороже. Перекинул повод коня через предплечье, а сам так и зыркал по сторонам, выискивая, в кого бы всадить стрелу. Олешек надоедал королевне, пристроившись у ее стремени:
   – А какой он, дракон?
   – Страшный, вот какой, – отвечала Аделия, но уже без истерик или душевной дрожи.
   – Я понимаю, что не теленок, а все же… Какой, а?
   – Какой, какой… Крылья… Хвост… Пасть… Зубастая.
   Королевна оказалась не из записных рассказчиц. Хотя о других заботах болтала довольно бодро. Наверное, и вправду сильное потрясение пережила.
   – А огонь он может пускать?
   – Конечно, может… Из ноздрей.
   А вот это что-то новое. Такого ни магистр Родерик, ни архиепископ Абдониуш не писали, не говоря уже об Абиле ибн Мошше Гар-Рашане… Тьфу, басурманин, пока выговоришь… Годимир не мог понять, хочется ли ему дальше слушать беседу королевны и шпильмана, или пустопорожнее щебетание Олешека начинает его злить? Ишь, прилип как банный лист к… Нет, нехорошее сравнение, не благородное. Просто – пристал как смола. И тут рыцарь вспомнил свой сон и липкую грязь, куда угодил по воле навьи. Настроение испортилось окончательно.
   – Вы бы тише! – сердито буркнул он, проверяя – легко ли ходит клинок в ножнах. – Не нравится мне этот лес!
   – А то мне он нравится! – воскликнул шпильман, делая широкий жест рукой. – Елки, палки, лес густой…
   – Тише! – поддержал Годимира Ярош. – Пан рыцарь верно говорит. Что-то не то в лесу…
   Аделия ойкнула и закрыла рот ладошкой. Брови Олешека поползли на лоб:
   – Как это – «не то»? – вполголоса спросил он.
   – Да вот так! – пояснил Ярош, тоже стараясь говорить негромко. – Птицы не поют. Слышал?
   – Нет.
   – Если бы меньше болтал, услышал бы. Версты две назад и сойки кричали, и ореховки. А дятлов сколько было! А теперь тишина…
   Годимир прислушался к своим ощущениям – нет ли чувства слежки? Да нет. Затылок не сверлили ничьи глаза, как это случилось на тракте. Но вот дышать почему-то стало тяжелее. Или воздух стал влажным и холодным?
   Пожалуй что…
   Да! А вот еще!
   – Ярош, – позвал он разбойника. – Ярош, ты можешь сказать, в какую сторону мы едем?
   – Да вроде в гору… – почесал затылок лесной молодец. – Значит, на юг. А там… тяжело сказать. Солнца нет.
   – Верно. Солнца нет. Хотя туч не было. Мох на деревьях где придется.
   – Точно! Во дела! А я как чувствовал… Вляпаемся в дерьмо по самые уши… Уж извини, твое высочество.
   – И туман… – вдруг добавил дрожащим от волнения голосом Олешек.
   Он ткнул пальцем под ноги.
   Ну, туман, не туман, а легкая дымка поднималась над травой, достигая уже колен. Так бывает над лугом, когда солнце ранним утром высушивает росу, и она плывет клубящимся паром. Кажется, будто идешь в парном молоке. Здесь же другое. Туман казался липким, противным. Так и хотелось остановиться и счистить его со штанов рукавом. А потом залезть на дерево или найти выступ скалы и пересидеть, когда он пройдет мимо.
   – Гляньте! Домик! – звонко закричала королевна и опять шлепнула себя по губам, убоявшись чужого в лесу звука.
   Годимир повернул голову.
   Лес на время кончился, и они вышли на край широкого яра. Его, видимо, промывали ежегодно сбегающие с гор талые воды. Да и сейчас на дне бесшабашно звенел ручеек. Со временем стены оплыли, придав оврагу ширину и монументальность, а после заросли шиповником и терном. Кусты укрепили сползающий глинозем и остановили рост оврага. С северной стороны ели подступили почти вплотную к его склону – кое-где даже корни торчали в воздухе, словно скрюченные и почерневшие куриные лапы. А на противоположной, южной стороне располагалась рукотворная просека саженей двадцать на двадцать, заросшая густым травостоем. К склону длинного, как язык страдающей от жары собаки, холма, покрытого темным ельником, притулилась избушка. Маленькая, слегка покосившаяся, крытая дерном.
   – Кто бы это?.. – выразил вслух всеобщее опасение Олешек.
   – Может, и никто, – задумчиво ответил Годимир. – Жили когда-то старатели или промысловики из тех, что пушнину…
   – Нет. Подворье не заброшенное, – возразил Ярош. – Не ухоженное, конечно, но и не заброшенное. Знаешь, похоже, будто хозяин либо ленивый, либо запойный…
   – А если больной? – вставила королевна.