Страница:
Вдруг почти у самого борта показалась нерпичья голова. Ринтын, едва прицелившись, нажал на спусковой крючок. Нерпа забарахталась, нырнула, на воде появилось кровавое пятно. Когда нерпа всплыла, ее зацепили багром и вытащили на борт.
– Теперь нам будет не стыдно возвращаться домой,– сказал обрадованный Тагрой.
Меткий выстрел Ринтына разрядил обстановку. Ребята наперебой стали вспоминать удачи из своей охотничьей жизни.
Солнце уже перешло на западную половину неба, а в вельботе по-прежнему, кроме убитой Ринтыном нерпы, ничего не было. Разговоры понемногу стихли, вновь наступила унылая тишина.
– Смотрите, прямо по носу вельбота три моржа! – крикнул парень, сидевший с биноклем.
Моторист быстро намотал на диск маховика шнур, дернул его, но мотор даже не чихнул. Второй раз, третий, четвертый – и все безрезультатно.
Солнце стало спускаться к горизонту. Часть вельботов направилась к берегу, а мотор школьного вельбота по-прежнему хранил молчание.
Прошло больше часа. Моторист установил магнето на место и стал медленно наматывать шнур на маховик. Замотав шнур, моторист, чтобы оттянуть время, еще долго копошился, поворачивал какие-то рычажки, качал пальцем помпу карбюратора. Наконец он шумно вздохнул и, зажмурившись, с силой дернул за шнур. Мотор завелся. Тотчас все лица расцвели улыбками.
Вельбот был уже далеко в море, как вновь раздалось:
– Смотрите, морж!
– Тише ход! – быстро скомандовал Тагрой.
Вельбот пошел тише. Ринтын приподнялся и увидел моржа, плывущего по направлению к Ченлюквину. Судя по голове, морж был огромный. Вел он себя необычно: часто прятал голову под воду, показывая спину. Иногда морж высовывался из воды, и тогда даже невооруженным глазом можно было увидеть большие клыки.
– Стрелять по моей команде,– громким шепотом сказал Тагрой.– Ни в коем случае не бить наповал. Гарпунить после второго залпа.
Мотор выключили. Теперь вельбот шел по инерции, с легким всплеском рассекая воду. Совсем близко вынырнул морж. Раздались выстрелы. Вода закипела и окрасилась кровью.
– Приготовить гарпуны! – крикнул Тагрой и повел вельбот к кровавому пятну. Прошла минута, вторая напряженного ожидания. Морж не показывался. Вдруг раздался громкий треск. Ринтын увидел мелькнувшие под носовой площадкой два длинных желтоватых, сильно избитых моржовых клыка.
Клыки исчезли, и в вельбот хлынула вода.
– Тонем! – И два парня, сидевшие на носу, рванулись к пых-пыхам.
Ринтын с ужасом вспомнил, что не умеет плавать. Он бросился вперед. Надо было чем-то заткнуть дыру – маленькое окошко в бездонную пропасть. Он попытался пристроить к отверстию перо весла, но из этого ничего не вышло. Тогда Ринтын сел прямо в ледяную воду и крикнул Тагрою:
– Заводите мотор и быстрее на льдину!
Мотор заревел, и наполненный наполовину водой вельбот медленно пошел к ближайшей льдине. Юные охотники быстро попрыгали на лед. Последним покинул вельбот Тагрой. Хлюпая наполненными водой торбазами, он подошел к Ринтыну и уныло спросил:
– Что теперь будем делать?
– Первым делом вытащим мотор,– ответил Ринтын.
Мотор сняли с вельбота и вынесли на льдину. Воды еще больше прибавилось, и вельбот стоял боком к льдине.
Первый испуг прошел. Ребята стали обсуждать различные способы спасения. Наиболее предприимчивые предлагали выломать из вельбота сухие доски и разложить на льдине большой костер.
– Дураки,– коротко оценил это предложение Тагрой,– вельбот мы любыми силами должны привести обратно в колхоз.
После недолгого совещания решили заделать отверстие куском сырой нерпичьей кожи: гвозди и молоток в вельботе были.
– Придется всю работу делать в воде,– сказал Тагрой,– нам не вытащить вельбот на льдину.– И Тагрой с охотничьим ножом полез обратно в вельбот. Он выволок на кормовую площадку нерпичью тушу, отрезал почти половину кожи с тонким слоем сала и вдвоем с Ринтыном пробовал заделать пробоину. Ринтын придерживал края кожи и прижимал их к днищу вельбота. Каждый раз, ударяя молотком: по невидимому в мутной воде гвоздю, Тагрой поднимал фонтан брызг, и скоро они оба вымокли до макушек.
Заделав пробоину, ребята вылезли на льдину. Воду вычерпали. Вставили мотор в колодец, завели его и благополучно отчалили от спасительной льдины. За поворотом возле мыса встретили вельбот Нутетеина. Когда оба вельбота поравнялись и моторы были выключены, Нутетеин перебрался к ребятам. Заметив ободранную нерпу, он сердито засопел и сказал:
– Сколько беспокойства натворили своей охотой. Уж лучше убили бы эту нерпу с берега, чем гонять за ней вельбот!
Тагрой молчал.
– У нас небольшое несчастье случилось,– вставил слово Ринтын,– морж пробил нам вельбот.
Только теперь Нутетеин заметил заделанную дыру и схватился за голову.
– Ну и дураков посадили на вельбот! Неужели вы не могли отличить кэглючина от мирного моржа? Вам только и охотиться на кэглючинов! Сопляки.
Тагрой сидел на кормовой площадке и, понурив голову, молчал до самого Нуукэна.
Еще издали была видна толпа встречающих. Яркими пятнами выделялись среди серых летних кухлянок мужчин цветастые женские камлейки.
Юные охотники, односложно отвечая на вопросы любопытных, вытащили вельбот на берег и разошлись по домам.
Ринтын поднялся к яранге Симиквака. Пекарь сидел на пороге и курил трубку:
– Слышал, что вы кэглючина хотели добыть?
– Кто его знал, что это кэглючин,– ответил Ринтын,– мы думали, что это старый морж.
– Эх, молодежь,– покачал головой Симиквак,– вы еще легко отделались. Могло быть и хуже. Вот ты послушай, что это за зверь – кэглючин. Охотники убили моржиху, а моржонок со страха свалился со льдины. Выныривая из воды, он видел, как незнакомые двуногие существа разделали его мать на мелкие куски, погрузили на странное сооружение и увезли. На снегу остались следы крови. Моржонок несколько раз подплывал к льдине, но вид крови отпугивал его, и он снова уходил. Наконец льдину далеко отнесло течением, и моржонок остался один. Примкнуть к другим моржам он не мог: у всех были свои дети. Сирота вынужден был расти в одиночестве, сам добывать пищу. Ты знаешь, что настоящий морж питается моллюсками и водорослями. Но этот сирота не знал, что съедобно, поэтому он стал есть медуз и маленьких рыбок. А когда подрос и сил у него прибавилось, моржонок стал подкарауливать нерпушек. Иногда кэглючин набрасывается на больших моржей и побеждает их. Никого и ничего не боится кэглючин. Это страшный и опасный хищник. Вы хорошо сделали, что убили его. Только нечего его было гарпунить: мясо его жесткое, невкусное и даже собаки не стали бы его есть.
Подходил к концу весенний моржовый промысел. Один за другим уходили из Нуукэна вельботы, нагруженные моржовым мясом и кожами.
После памятного случая с кэглючином у ребят отобрали вельбот, и для Ринтына снова наступили дни безделья. Он чем мог помогал Симикваку и все время проводил в пекарне.
Через несколько дней с вельботом аканийцев Ринтын уехал в Кытрын, продолжая прерванное в Нуукэне путешествие к берегам Невы.
Теркинто был преисполнен важности от сознания положения, которое он занимал в районном центре. Он жил с молодой женой в большой комнате с окнами на сопку. Жена Теркинто – Вааль работала медсестрой в больнице. Налево от двери стояла плита, справа от плиты – кровать для гостей. Супруги Теркинто спали за ситцевой занавеской. Каждый вечер Теркинто клал себе под подушку пистолет.
Узнав, что Ринтын едет в Ленинград, Теркинто заявил:
– Пустая затея. Это очень далеко. Поживи у меня, подберем работу, станешь человеком.
Дальше Кытрына вельботы не ходили. До следующего пункта Ринтыну надо было добираться на пароходе, который ожидался не раньше чем через месяц.
В день приезда Ринтын пошел на строительную площадку аэродрома. От озер до домика радиостанции протянулась прямая и ровная, как оструганная доска, посадочная полоса. На краю ее сидел маленький двукрылый самолет. Ринтын прошел от начала до конца весь аэродром, припоминая, где ему приходилось работать.
…Наступил день, когда Ринтын впервые притронулся к заветной пачке денег. Капитал его таял, как снег на весеннем солнце. И Ринтын решил, что нужно как-то пополнить убывающие запасы.
Маленькая речка, откуда кытрынцы брали воду, протекала возле самых домов, но хозяйки предпочитали заплатить за каждое ведро по рублю, чем самим носить воду. Ринтын был очень рад этому обстоятельству. Он рано вставал, и к тому времени, когда просыпался Кытрын, во многих сенях уже стояли полные ведра холодной воды. Хозяйкам это очень нравилось, и они наперебой старались зазвать Ринтына в дом и угостить. Но юноша мог покупать в магазине все, что хотел, и даже имел возможность откладывать на будущее.
Однажды Ринтын встал, как обычно, едва только забрезжил рассвет. За окном шуршал дождь. В такую погоду в речке прибывала вода, и она мутнела. Ринтын оделся и быстро наполнил все ведра в доме. Когда задымили первые трубы, он принес последнее ведро во второй дом. В третьем доме было только две квартиры. В одной жил председатель райисполкома, в другой – секретарь райкома. По словам Теркинто, они были самыми большими начальниками в районе, и Ринтын особенно к ним приглядывался, когда ему удавалось их встретить.
Секретарь райкома был небольшого роста. Можно сказать, даже маленького. Он ходил быстро, бросая на Ринтына колючие, стремительные взгляды. Председатель райисполкома был прямой противоположностью секретаря райкома. Этому, чтобы пройти от дома до работы; требовалось столько времени, сколько тратил Ринтын на то, чтобы спокойно пройти это расстояние три раза. В остальном они были как обыкновенные люди.
Ринтын взял ведра в райкомовском доме и направился к ручью. От дождя тропинка раскисла, ослизла. Наполнив ведра, юноша постоял немного. Отдыхая, он подсчитал, что перетаскал в дома уже двадцать шесть ведер.
– Наконец-то я тебя поймал!
Ринтын, вздрогнув от неожиданности, быстро оглянулся. Рядом с полными ведрами стоял широкоплечий парень в рваных резиновых сапогах и жевал самокрутку. Его черные мелко вьющиеся волосы выбивались из-под шапки. К толстым губам прилипли крошки табака. На вид это был настоящий негр, и Ринтын был готов поклясться, что ему только померещилось, что парень говорит по-чукотски.
– Вон ты какой,– между тем продолжал парень,– если бы не твой двоюродный брат, я бы показал, как отбивать кусок хлеба у трудящегося человека. Что уставился на меня? Не понимаешь? Я один снабжаю весь Кытрын водой. Это моя монополия. Не знаешь такого слова?
Ринтын догадался, кто перед ним. Это был Кикиру. Хозяйки не раз вспоминали его имя, подчеркивая аккуратность Ринтына. Кикиру действительно снабжал кытрынцев водой. Обычно он носил воду до тех пор, пока в его кармане не набиралась сумма, достаточная для покупки ста или двухсот граммов спирта.
Кикиру происходил из стойбища Одинокая Гора. Жители этого стойбища отличались высоким ростом, вьющимися волосами и совсем темной кожей. Говорили, что с полвека назад к стойбищу Одинокая Гора подошел американский китобоец и выгрузил несколько десятков негров. Они построили себе домики из тонких досок, врыли в землю огромные котлы и стали вытапливать жир из китовых туш, которые привозили на буксире американские китобои. Вскоре многие жировары женились на чукотских девушках, да и среди замужних женщин стали рождаться кудрявые толстогубые ребята… Одним из потомков этих жироваров и был Кикиру.
– Пожалуйста, я могу не носить воду,– сказал Ринтын,– но вы часто оставляете людей без воды.
Кикиру слушал Ринтына со снисходительной улыбкой.
– Какой вежливый,– сказал он с деланным восхищением,– словно настоящий русский мальчик. А зачем тебе понадобилось зарабатывать деньги? Разве ты сирота?
Ринтын объяснил, что ему нужны деньги на билет. Как всегда, при этом Ринтын выложил все, что знал о Ленинграде, не преминув прибавить немного от себя, чтобы никогда не виденный город выглядел как можно привлекательнее. Кикиру внимательно слушал юношу, и понемногу его большой рот расплывался в улыбке, обнажая ослепительно белый ряд зубов.
– На воде много денег не заработаешь,– задумчиво сказал Кикиру,– тут нужно придумать что-то другое.
Кикиру снял шапку и запустил пятерню в спутанные космы. Он так яростно чесал голову, будто таким способом можно было добыть умную мысль.
– Небывалое дело ты задумал,– продолжал Кикиру.– Ха! Чукча едет по своей воле в далекий неведомый город учиться в высшей школе. Забавно. Гм. Надо тебе помочь.– Кикиру нахлобучил шапку и стукнул Ринтына пониже спины.
– Хочешь, я тебя устрою в редакцию районной газеты? Хорошая работа! Кучу денег сразу получишь. Сам хотел взять эту работу, но так и быть, уступлю тебе, раз ты едешь в такую даль. Ну как, согласен?
Ринтын нерешительно проговорил:
– Но я никогда не работал в газете…
– Чепуха! Для того чтобы работать в газете, большого ума не надо. Я ведь соглашался, хотя ни разу такой работы не делал. И ты, конечно, справишься.
– Нет,– отрицательно покачал головой Ринтын,– я так не могу.
– Напрасно отказываешься,– горячо сказал Кикиру.– Все дело в том, чтобы не закапать окна. В два дня справишься. Четыре стены, но все они продырявлены окнами.
Ринтын понял, что речь идет не о том, чтобы принимать непосредственное участие в выпуске газеты.
– А что там надо делать?
– Пустое,– махнул рукой потомок жироваров,– выбелить снаружи дом редакции газеты. Кисть есть, известь есть. Погода установится, покажется солнце, пойдем к редактору. Ты где живешь?
Ринтын ответил.
Кикиру нахмурился.
– Меньше всего мне бы хотелось встретиться с твоим родственником,– тихо, как бы про себя, сказал он.
– Нет, он очень добрый,– поспешно проговорил Ринтын.
– К тебе он, может быть, и добрый,– ворчливо сказал Кикиру и добавил: – Я скажу редактору, а в первый солнечный день ты сам пойдешь к нему. Хорошо?
За завтраком Ринтын рассказал Теркинто о встрече с Кикиру и о его совете.
– Нашел друга,– проворчал Теркинто.– Это такой жулик! Не водись с ним. Он тебя может испортить.
Ринтына обидели слова брата.
– Я не маленький,– тихо и твердо ответил он,– и не какая-то вещь, которую можно испортить.
– Чем ходить по домам, словно батрак, лучше устраивайся на работу,– сердито сказал Теркинто.– Смотри, со своим университетом скоро станешь таким, как Кикиру.
– Он добрый,– упрямо повторил Ринтын.
– Этот добряк в прошлую зиму выгнал из дому продавца с женой и в стужу гонял вокруг магазина, пока не добился своего – не получил спирта.– Теркинто вскипел и от ярости так поставил стакан, что расплескал себе на колени крепкий чай.– Бездельник и лодырь, пьянчуга твой добряк!
Дождь продолжался несколько дней. Ринтын с нетерпением ждал улучшения погоды, чтобы отправиться в редакцию газеты. Он часто подходил к этому зданию и даже шагами мерил длину стен, которые ему предстояло белить. Через окна, забрызганные потоками дождя, Ринтын заглядывал в типографию, где совершалась сказочная, таинственная работа по превращению простого слова в печатное.
Теркинто, возвращаясь из кино, каждый раз допытывался у Ринтына, похожа ли его Вааль на ту или иную киноактрису. Для сравнения Теркинто обычно выбирал на экране самых красивых женщин.
– Верно, моя Вааль похожа на Василису Прекрасную? – спрашивал Теркинто за вечерним чаем.
И если Ринтын затруднялся ответить, Теркинто старался облегчить задачу:
– Ты не сравнивай полностью: косы у Василисы почти такие же, как у Вааль. И высока ростом, как моя жена.
И только после просмотра фильма “Запорожец за Дунаем” Теркинто не задал привычного вопроса. Милиционера поразила форма кинопроизведения. Он без конца прищелкивал языком, восхищался выдумкой людей.
– Вот как здорово устроили! Простой разговор весь в песни поместили!
– Это же опера,– пробовал объяснить Ринтын.
Но Теркинто только махнул на него рукой и продолжал:
– Додуматься до этого надо было! Вааль, вот мы бы с тобой тоже всю жизнь песнями разговаривали. Утром я бы стал тебя будить: “Вставай, Вааль, потухла печь”, или так: “Выстирай мои галифе и заштопай колени!”
Несколько дней после этого Теркинто был в шутливом настроении. Однажды утром он сказал Ринтыну:
– Ты до-о-лго бу-у-дешь ва-а-лять ду-у-рака? Я те-е-бе нашел ра-а-боту! – И объяснил: – Я договорился с директором собачьего питомника. Будешь у него помощником, и звание тебе будет – лаборант. Жалованье очень приличное, немного меньше моего. В халате щеголять будешь, научишься собакам уколы делать. Директор сказал, что со временем при старании и способностях можно получить звание ветеринара – собачьего и оленьего доктора. Ну, что ты молчишь?
– Нет, я поеду в университет,– твердо ответил Ринтын.
– Дурак! Если бы не воинский долг, я бы не задумываясь стал ветеринаром. Такая работа! Все время среди собак! А какие там псы! Настоящие аристократы. Живут как римские императоры – дерутся, жрут и делают щенят. Племенными называются!
– Я решил учиться в университете,– тихо ответил Ринтын.– Это цель моей жизни.
– Эх ты, опера! Цель жизни! Если хочешь знать, то настоящей жизни ты еще не видел. Я тебе даю советы и ищу работу не во вред, а для твоей же пользы. Конечно, приятно быть безответственным мальчишкой, но не все же время. Ты вспомни своего друга Эрмэтэгина. Хороший был человек. Русские говорили, что талантливый. Метался от одного к другому и так ни к чему не пристал, пока не погиб.
– Я не собираюсь метаться, поеду в Ленинград,– настаивал на своем Ринтын.
Такие разговоры повторялись все чаще. А дождь все лил, и пароходов в сторону Гуврэля не было.
Наконец настал яркий солнечный день. С волнением Ринтын переступил порог редакции газеты и спросил, как найти редактора. Человек с вымазанными руками указал на толстяка, сидевшего в глубине комнаты. На голове редактора росли редкие пучки рыжих волос, зато на лоб ему падал роскошный огненно-красный завиток. Редактор читал длинные полосы бумаги и сердито чертил на них карандашом.
В комнату снова вошел человек с грязными руками, неся новую порцию бумажных полос.
– Шапка не влезает,– сказал он, протягивая редактору газетную страницу.
– Без шапки нельзя,– сказал строго редактор и посмотрел в окно.
Ринтын взглянул вслед за редактором и подумал, что сегодня вполне можно ходить без шапки.
Когда редактор остался один, Ринтын кашлянул.
– Вы ко мне? – спросил редактор, поднимая голову.
– К вам,– ответил Ринтын,– мне сказал Кикиру, что вашему дому требуется побелка.
– Верно, но вот Кикиру все водит за нос, обещая сделать работу за один день.
– Я хочу сделать побелку,– храбро предложил Ринтын.
Редактор с сомнением оглядел юношу.
– Если вам не понравится моя работа, можете мне ничего не платить,– Ринтын подошел к столу.
– А кто ты такой?
– Ринтын с Улака.
– Паспорт есть?
– Паспорта нет, но есть бумажка из Улакского сельского Совета.
Редактор взял бумажку и быстро прочитал ее.
– Попробуй,– сказал он.– Кисть и белила возьмешь у завхоза.
После обеда Ринтын переоделся в старую камлейку Теркинто и приступил к работе. Не прошло и получаса, как он вспотел. Руки не могли долго держать на весу насаженную на длинную палку кисть. Он сел на землю передохнуть. Откуда-то появился Кикиру, присел рядом с Ринтыном.
– Хорошо работаешь,– похвалил он Ринтына,– только белила капают на стекла. Будешь потом с ними возиться. Чтобы не делать лишнюю работу, прикрепи над каждым окном деревянный козырек. И все.
Кикиру встал и обошел вокруг дома.
– О плате договаривался?
– Нет,– ответил Ринтын,– я же еще не сделал работу.
– Чудак ты,– сказал Кикиру.– Ладно, пока не поздно, я тебя научу, как это сделать. Во-первых, выбелишь одну стену, иди к редактору и скажи, что работа оказалась намного труднее, чем ты ожидал. Проси прибавку. Первую прибавку обычно дают легко. Трудно будет со второй и третьей. Для второй ты скажешь, что тебе требуется помощник, одному не справиться. А чтобы добиться третьей прибавки, я обычно напивался и не появлялся несколько дней, предварительно получив аванс. Тогда наниматель тебя разыскивает и сам назначает прибавку. Но тебе хватит и двух прибавок. Ладно, работай! – И Кикиру снисходительно похлопал Ринтына по плечу.
Три дня потребовалось Ринтыну, чтобы выбелить здание редакции районной газеты. Редактор иногда выходил на улицу и наблюдал, как Ринтын старательно водил кистью.
– Молодец, парень,– подбадривал он Ринтына,– из тебя может знатный маляр выйти.
Однажды редактор поинтересовался, сколько классов окончил Ринтын и где собирается продолжать образование.
– Допустим, в университет тебе, конечно, еще рано, но в какой-нибудь техникум ты вполне можешь подать заявление.
Ринтын на это ничего не ответил.
Когда он закончил побелку и пришел за расчетом, ему заплатили щедро. Он попросил редактора:
– Можно мне немного посмотреть, как делается газета?
– Пожалуйста,– ответил редактор и потрогал двумя пальцами рыжую прядь на лбу.– Алим, покажи парню свое хозяйство.
В типографии Ринтын смотрел, как Алим набирал аккуратные и ровные строчки. Его удивила способность Алима из множества ящичков находить не глядя нужную букву. На обитом жестью столе вскоре появилась готовая страница. Алим положил на нее лист бумаги, провел по нему валиком и протянул Ринтыну отпечатанную газетную страницу. Она остро пахла краской и пачкалась. Ринтын осторожно взял ее в руки и прочитал: “Успехи улакских зверобоев”. В заметке рассказывалось, что улакцы после успешной весенней охоты начали промысел кита и уже добыли двух. Ринтыну на миг представился улакский берег, заполненный народом и собаками. В кучах дымится свежее китовое мясо и блестят большие пласты белого жира. Ему даже померещился громкий крик Кукы, распоряжающегося разделкой китовой туши.
– Нравится, как делается газета? – спросил Алим.
– Очень интересно,– ответил Ринтын.
– Оставайся у нас,– предложил Алим,– выучим на наборщика.
– Нет,– покачал головой Ринтын.
– Напрасно отказываешься. Мы не всякого приглашаем в газету.
Однажды Ринтын встретил возле магазина Кикиру. Потомок жироваров был навеселе и нетвердо держался на ногах.
– Здорово, маляр,– радушно приветствовал он Ринтына.– Много заработал денег?
Когда Ринтын назвал сумму, Кикиру вытаращил глаза и с восхищением сказал:
– Молодец! Значит, мои советы не пропали даром. Сколько раз просил прибавку?
– Ни разу,– ответил Ринтын,– сами так заплатили.
– Какомэй! – не сдержал возгласа удивления Кикиру.– Не могут они без просьбы столько заплатить. Я их знаю. Такие скупые люди, даром что им доверили газету делать.
Кикиру постоял в нерешительности, снял шапку и крепко почесал голову.
Ринтын ждал: этот жест означал, что Кикиру хочет еще что-то сказать.
– Значит, заработал денег,– продолжал Кикиру,– это хорошо. Человек с деньгами чувствует в себе силу, а без денег он вроде как бы больной и слабый. Всякий его может обидеть. А ты, значит, заработал денег…
– Я могу и вам дать,– догадался, наконец, Ринтын.
Кикиру строго посмотрел на него и наставительно произнес:
– Заработанное не следует раздавать направо и налево. Но если чувствуешь ко мне благодарность за то, что я подсказал, где можно заработать, так и быть, одолжи мне малость… На сто граммов.
Ринтын дал Кикиру гораздо больше, чем тот просил. Не считая, Кикиру сунул деньги в карман и вошел в магазин.
Большой заработок сбил с толку Ринтына. Он теперь думал, что деньги заработать ничего не стоит, и, скоро все растратив, стал снова снабжать кытрынцев водой. Работу он делил с Кикиру и получал гораздо меньше, чем раньше. Бывали дни, когда на заработанные деньги он мог купить только немного хлеба…
– Мы с тобой завтра пойдем к заведующему районным отделом народного образования,– сказал однажды вечером
Теркинто.
Заведующий оказался высоким худощавым человеком. Он сидел за простым деревянным столом, заваленным бумагами, и неистово курил большую самокрутку.
Он внимательно просмотрел свидетельство Ринтына об окончании Улакской семилетней школы и прищелкнул языком:
– Вот как раз нам тебя и не хватает. Пришла разнарядка – отправить в Въэнское педагогическое училище восемь человек. Семеро уже уехали, а одного мы найти не могли. Отметки у тебя все отличные, так что тебя примут без вступительных экзаменов. Деньги на проезд можешь получить завтра.
– Теперь нам будет не стыдно возвращаться домой,– сказал обрадованный Тагрой.
Меткий выстрел Ринтына разрядил обстановку. Ребята наперебой стали вспоминать удачи из своей охотничьей жизни.
Солнце уже перешло на западную половину неба, а в вельботе по-прежнему, кроме убитой Ринтыном нерпы, ничего не было. Разговоры понемногу стихли, вновь наступила унылая тишина.
– Смотрите, прямо по носу вельбота три моржа! – крикнул парень, сидевший с биноклем.
Моторист быстро намотал на диск маховика шнур, дернул его, но мотор даже не чихнул. Второй раз, третий, четвертый – и все безрезультатно.
Солнце стало спускаться к горизонту. Часть вельботов направилась к берегу, а мотор школьного вельбота по-прежнему хранил молчание.
Прошло больше часа. Моторист установил магнето на место и стал медленно наматывать шнур на маховик. Замотав шнур, моторист, чтобы оттянуть время, еще долго копошился, поворачивал какие-то рычажки, качал пальцем помпу карбюратора. Наконец он шумно вздохнул и, зажмурившись, с силой дернул за шнур. Мотор завелся. Тотчас все лица расцвели улыбками.
Вельбот был уже далеко в море, как вновь раздалось:
– Смотрите, морж!
– Тише ход! – быстро скомандовал Тагрой.
Вельбот пошел тише. Ринтын приподнялся и увидел моржа, плывущего по направлению к Ченлюквину. Судя по голове, морж был огромный. Вел он себя необычно: часто прятал голову под воду, показывая спину. Иногда морж высовывался из воды, и тогда даже невооруженным глазом можно было увидеть большие клыки.
– Стрелять по моей команде,– громким шепотом сказал Тагрой.– Ни в коем случае не бить наповал. Гарпунить после второго залпа.
Мотор выключили. Теперь вельбот шел по инерции, с легким всплеском рассекая воду. Совсем близко вынырнул морж. Раздались выстрелы. Вода закипела и окрасилась кровью.
– Приготовить гарпуны! – крикнул Тагрой и повел вельбот к кровавому пятну. Прошла минута, вторая напряженного ожидания. Морж не показывался. Вдруг раздался громкий треск. Ринтын увидел мелькнувшие под носовой площадкой два длинных желтоватых, сильно избитых моржовых клыка.
Клыки исчезли, и в вельбот хлынула вода.
– Тонем! – И два парня, сидевшие на носу, рванулись к пых-пыхам.
Ринтын с ужасом вспомнил, что не умеет плавать. Он бросился вперед. Надо было чем-то заткнуть дыру – маленькое окошко в бездонную пропасть. Он попытался пристроить к отверстию перо весла, но из этого ничего не вышло. Тогда Ринтын сел прямо в ледяную воду и крикнул Тагрою:
– Заводите мотор и быстрее на льдину!
Мотор заревел, и наполненный наполовину водой вельбот медленно пошел к ближайшей льдине. Юные охотники быстро попрыгали на лед. Последним покинул вельбот Тагрой. Хлюпая наполненными водой торбазами, он подошел к Ринтыну и уныло спросил:
– Что теперь будем делать?
– Первым делом вытащим мотор,– ответил Ринтын.
Мотор сняли с вельбота и вынесли на льдину. Воды еще больше прибавилось, и вельбот стоял боком к льдине.
Первый испуг прошел. Ребята стали обсуждать различные способы спасения. Наиболее предприимчивые предлагали выломать из вельбота сухие доски и разложить на льдине большой костер.
– Дураки,– коротко оценил это предложение Тагрой,– вельбот мы любыми силами должны привести обратно в колхоз.
После недолгого совещания решили заделать отверстие куском сырой нерпичьей кожи: гвозди и молоток в вельботе были.
– Придется всю работу делать в воде,– сказал Тагрой,– нам не вытащить вельбот на льдину.– И Тагрой с охотничьим ножом полез обратно в вельбот. Он выволок на кормовую площадку нерпичью тушу, отрезал почти половину кожи с тонким слоем сала и вдвоем с Ринтыном пробовал заделать пробоину. Ринтын придерживал края кожи и прижимал их к днищу вельбота. Каждый раз, ударяя молотком: по невидимому в мутной воде гвоздю, Тагрой поднимал фонтан брызг, и скоро они оба вымокли до макушек.
Заделав пробоину, ребята вылезли на льдину. Воду вычерпали. Вставили мотор в колодец, завели его и благополучно отчалили от спасительной льдины. За поворотом возле мыса встретили вельбот Нутетеина. Когда оба вельбота поравнялись и моторы были выключены, Нутетеин перебрался к ребятам. Заметив ободранную нерпу, он сердито засопел и сказал:
– Сколько беспокойства натворили своей охотой. Уж лучше убили бы эту нерпу с берега, чем гонять за ней вельбот!
Тагрой молчал.
– У нас небольшое несчастье случилось,– вставил слово Ринтын,– морж пробил нам вельбот.
Только теперь Нутетеин заметил заделанную дыру и схватился за голову.
– Ну и дураков посадили на вельбот! Неужели вы не могли отличить кэглючина от мирного моржа? Вам только и охотиться на кэглючинов! Сопляки.
Тагрой сидел на кормовой площадке и, понурив голову, молчал до самого Нуукэна.
Еще издали была видна толпа встречающих. Яркими пятнами выделялись среди серых летних кухлянок мужчин цветастые женские камлейки.
Юные охотники, односложно отвечая на вопросы любопытных, вытащили вельбот на берег и разошлись по домам.
Ринтын поднялся к яранге Симиквака. Пекарь сидел на пороге и курил трубку:
– Слышал, что вы кэглючина хотели добыть?
– Кто его знал, что это кэглючин,– ответил Ринтын,– мы думали, что это старый морж.
– Эх, молодежь,– покачал головой Симиквак,– вы еще легко отделались. Могло быть и хуже. Вот ты послушай, что это за зверь – кэглючин. Охотники убили моржиху, а моржонок со страха свалился со льдины. Выныривая из воды, он видел, как незнакомые двуногие существа разделали его мать на мелкие куски, погрузили на странное сооружение и увезли. На снегу остались следы крови. Моржонок несколько раз подплывал к льдине, но вид крови отпугивал его, и он снова уходил. Наконец льдину далеко отнесло течением, и моржонок остался один. Примкнуть к другим моржам он не мог: у всех были свои дети. Сирота вынужден был расти в одиночестве, сам добывать пищу. Ты знаешь, что настоящий морж питается моллюсками и водорослями. Но этот сирота не знал, что съедобно, поэтому он стал есть медуз и маленьких рыбок. А когда подрос и сил у него прибавилось, моржонок стал подкарауливать нерпушек. Иногда кэглючин набрасывается на больших моржей и побеждает их. Никого и ничего не боится кэглючин. Это страшный и опасный хищник. Вы хорошо сделали, что убили его. Только нечего его было гарпунить: мясо его жесткое, невкусное и даже собаки не стали бы его есть.
Подходил к концу весенний моржовый промысел. Один за другим уходили из Нуукэна вельботы, нагруженные моржовым мясом и кожами.
После памятного случая с кэглючином у ребят отобрали вельбот, и для Ринтына снова наступили дни безделья. Он чем мог помогал Симикваку и все время проводил в пекарне.
Через несколько дней с вельботом аканийцев Ринтын уехал в Кытрын, продолжая прерванное в Нуукэне путешествие к берегам Невы.
6
Ринтын поселился в Кытрыне у Теркинто – двоюродного брата. Дядя Кмоль в это время уже уехал на северное побережье Чукотки. Там только что организовывались колхозы.Теркинто был преисполнен важности от сознания положения, которое он занимал в районном центре. Он жил с молодой женой в большой комнате с окнами на сопку. Жена Теркинто – Вааль работала медсестрой в больнице. Налево от двери стояла плита, справа от плиты – кровать для гостей. Супруги Теркинто спали за ситцевой занавеской. Каждый вечер Теркинто клал себе под подушку пистолет.
Узнав, что Ринтын едет в Ленинград, Теркинто заявил:
– Пустая затея. Это очень далеко. Поживи у меня, подберем работу, станешь человеком.
Дальше Кытрына вельботы не ходили. До следующего пункта Ринтыну надо было добираться на пароходе, который ожидался не раньше чем через месяц.
В день приезда Ринтын пошел на строительную площадку аэродрома. От озер до домика радиостанции протянулась прямая и ровная, как оструганная доска, посадочная полоса. На краю ее сидел маленький двукрылый самолет. Ринтын прошел от начала до конца весь аэродром, припоминая, где ему приходилось работать.
…Наступил день, когда Ринтын впервые притронулся к заветной пачке денег. Капитал его таял, как снег на весеннем солнце. И Ринтын решил, что нужно как-то пополнить убывающие запасы.
Маленькая речка, откуда кытрынцы брали воду, протекала возле самых домов, но хозяйки предпочитали заплатить за каждое ведро по рублю, чем самим носить воду. Ринтын был очень рад этому обстоятельству. Он рано вставал, и к тому времени, когда просыпался Кытрын, во многих сенях уже стояли полные ведра холодной воды. Хозяйкам это очень нравилось, и они наперебой старались зазвать Ринтына в дом и угостить. Но юноша мог покупать в магазине все, что хотел, и даже имел возможность откладывать на будущее.
Однажды Ринтын встал, как обычно, едва только забрезжил рассвет. За окном шуршал дождь. В такую погоду в речке прибывала вода, и она мутнела. Ринтын оделся и быстро наполнил все ведра в доме. Когда задымили первые трубы, он принес последнее ведро во второй дом. В третьем доме было только две квартиры. В одной жил председатель райисполкома, в другой – секретарь райкома. По словам Теркинто, они были самыми большими начальниками в районе, и Ринтын особенно к ним приглядывался, когда ему удавалось их встретить.
Секретарь райкома был небольшого роста. Можно сказать, даже маленького. Он ходил быстро, бросая на Ринтына колючие, стремительные взгляды. Председатель райисполкома был прямой противоположностью секретаря райкома. Этому, чтобы пройти от дома до работы; требовалось столько времени, сколько тратил Ринтын на то, чтобы спокойно пройти это расстояние три раза. В остальном они были как обыкновенные люди.
Ринтын взял ведра в райкомовском доме и направился к ручью. От дождя тропинка раскисла, ослизла. Наполнив ведра, юноша постоял немного. Отдыхая, он подсчитал, что перетаскал в дома уже двадцать шесть ведер.
– Наконец-то я тебя поймал!
Ринтын, вздрогнув от неожиданности, быстро оглянулся. Рядом с полными ведрами стоял широкоплечий парень в рваных резиновых сапогах и жевал самокрутку. Его черные мелко вьющиеся волосы выбивались из-под шапки. К толстым губам прилипли крошки табака. На вид это был настоящий негр, и Ринтын был готов поклясться, что ему только померещилось, что парень говорит по-чукотски.
– Вон ты какой,– между тем продолжал парень,– если бы не твой двоюродный брат, я бы показал, как отбивать кусок хлеба у трудящегося человека. Что уставился на меня? Не понимаешь? Я один снабжаю весь Кытрын водой. Это моя монополия. Не знаешь такого слова?
Ринтын догадался, кто перед ним. Это был Кикиру. Хозяйки не раз вспоминали его имя, подчеркивая аккуратность Ринтына. Кикиру действительно снабжал кытрынцев водой. Обычно он носил воду до тех пор, пока в его кармане не набиралась сумма, достаточная для покупки ста или двухсот граммов спирта.
Кикиру происходил из стойбища Одинокая Гора. Жители этого стойбища отличались высоким ростом, вьющимися волосами и совсем темной кожей. Говорили, что с полвека назад к стойбищу Одинокая Гора подошел американский китобоец и выгрузил несколько десятков негров. Они построили себе домики из тонких досок, врыли в землю огромные котлы и стали вытапливать жир из китовых туш, которые привозили на буксире американские китобои. Вскоре многие жировары женились на чукотских девушках, да и среди замужних женщин стали рождаться кудрявые толстогубые ребята… Одним из потомков этих жироваров и был Кикиру.
– Пожалуйста, я могу не носить воду,– сказал Ринтын,– но вы часто оставляете людей без воды.
Кикиру слушал Ринтына со снисходительной улыбкой.
– Какой вежливый,– сказал он с деланным восхищением,– словно настоящий русский мальчик. А зачем тебе понадобилось зарабатывать деньги? Разве ты сирота?
Ринтын объяснил, что ему нужны деньги на билет. Как всегда, при этом Ринтын выложил все, что знал о Ленинграде, не преминув прибавить немного от себя, чтобы никогда не виденный город выглядел как можно привлекательнее. Кикиру внимательно слушал юношу, и понемногу его большой рот расплывался в улыбке, обнажая ослепительно белый ряд зубов.
– На воде много денег не заработаешь,– задумчиво сказал Кикиру,– тут нужно придумать что-то другое.
Кикиру снял шапку и запустил пятерню в спутанные космы. Он так яростно чесал голову, будто таким способом можно было добыть умную мысль.
– Небывалое дело ты задумал,– продолжал Кикиру.– Ха! Чукча едет по своей воле в далекий неведомый город учиться в высшей школе. Забавно. Гм. Надо тебе помочь.– Кикиру нахлобучил шапку и стукнул Ринтына пониже спины.
– Хочешь, я тебя устрою в редакцию районной газеты? Хорошая работа! Кучу денег сразу получишь. Сам хотел взять эту работу, но так и быть, уступлю тебе, раз ты едешь в такую даль. Ну как, согласен?
Ринтын нерешительно проговорил:
– Но я никогда не работал в газете…
– Чепуха! Для того чтобы работать в газете, большого ума не надо. Я ведь соглашался, хотя ни разу такой работы не делал. И ты, конечно, справишься.
– Нет,– отрицательно покачал головой Ринтын,– я так не могу.
– Напрасно отказываешься,– горячо сказал Кикиру.– Все дело в том, чтобы не закапать окна. В два дня справишься. Четыре стены, но все они продырявлены окнами.
Ринтын понял, что речь идет не о том, чтобы принимать непосредственное участие в выпуске газеты.
– А что там надо делать?
– Пустое,– махнул рукой потомок жироваров,– выбелить снаружи дом редакции газеты. Кисть есть, известь есть. Погода установится, покажется солнце, пойдем к редактору. Ты где живешь?
Ринтын ответил.
Кикиру нахмурился.
– Меньше всего мне бы хотелось встретиться с твоим родственником,– тихо, как бы про себя, сказал он.
– Нет, он очень добрый,– поспешно проговорил Ринтын.
– К тебе он, может быть, и добрый,– ворчливо сказал Кикиру и добавил: – Я скажу редактору, а в первый солнечный день ты сам пойдешь к нему. Хорошо?
За завтраком Ринтын рассказал Теркинто о встрече с Кикиру и о его совете.
– Нашел друга,– проворчал Теркинто.– Это такой жулик! Не водись с ним. Он тебя может испортить.
Ринтына обидели слова брата.
– Я не маленький,– тихо и твердо ответил он,– и не какая-то вещь, которую можно испортить.
– Чем ходить по домам, словно батрак, лучше устраивайся на работу,– сердито сказал Теркинто.– Смотри, со своим университетом скоро станешь таким, как Кикиру.
– Он добрый,– упрямо повторил Ринтын.
– Этот добряк в прошлую зиму выгнал из дому продавца с женой и в стужу гонял вокруг магазина, пока не добился своего – не получил спирта.– Теркинто вскипел и от ярости так поставил стакан, что расплескал себе на колени крепкий чай.– Бездельник и лодырь, пьянчуга твой добряк!
Дождь продолжался несколько дней. Ринтын с нетерпением ждал улучшения погоды, чтобы отправиться в редакцию газеты. Он часто подходил к этому зданию и даже шагами мерил длину стен, которые ему предстояло белить. Через окна, забрызганные потоками дождя, Ринтын заглядывал в типографию, где совершалась сказочная, таинственная работа по превращению простого слова в печатное.
7
Почти каждый вечер Ринтын вместе с Теркинто и его женой ходили в кино. Картины демонстрировались все там же, где некогда Ринтын, будучи в пионерском лагере, смотрел “Чапаева” и “Кастуся Калиновского”. Здание это – небольшой зал, едва вмещающий сотню зрителей, и будка, в которой помещался киномеханик,– громко именовалось Домом культуры.Теркинто, возвращаясь из кино, каждый раз допытывался у Ринтына, похожа ли его Вааль на ту или иную киноактрису. Для сравнения Теркинто обычно выбирал на экране самых красивых женщин.
– Верно, моя Вааль похожа на Василису Прекрасную? – спрашивал Теркинто за вечерним чаем.
И если Ринтын затруднялся ответить, Теркинто старался облегчить задачу:
– Ты не сравнивай полностью: косы у Василисы почти такие же, как у Вааль. И высока ростом, как моя жена.
И только после просмотра фильма “Запорожец за Дунаем” Теркинто не задал привычного вопроса. Милиционера поразила форма кинопроизведения. Он без конца прищелкивал языком, восхищался выдумкой людей.
– Вот как здорово устроили! Простой разговор весь в песни поместили!
– Это же опера,– пробовал объяснить Ринтын.
Но Теркинто только махнул на него рукой и продолжал:
– Додуматься до этого надо было! Вааль, вот мы бы с тобой тоже всю жизнь песнями разговаривали. Утром я бы стал тебя будить: “Вставай, Вааль, потухла печь”, или так: “Выстирай мои галифе и заштопай колени!”
Несколько дней после этого Теркинто был в шутливом настроении. Однажды утром он сказал Ринтыну:
– Ты до-о-лго бу-у-дешь ва-а-лять ду-у-рака? Я те-е-бе нашел ра-а-боту! – И объяснил: – Я договорился с директором собачьего питомника. Будешь у него помощником, и звание тебе будет – лаборант. Жалованье очень приличное, немного меньше моего. В халате щеголять будешь, научишься собакам уколы делать. Директор сказал, что со временем при старании и способностях можно получить звание ветеринара – собачьего и оленьего доктора. Ну, что ты молчишь?
– Нет, я поеду в университет,– твердо ответил Ринтын.
– Дурак! Если бы не воинский долг, я бы не задумываясь стал ветеринаром. Такая работа! Все время среди собак! А какие там псы! Настоящие аристократы. Живут как римские императоры – дерутся, жрут и делают щенят. Племенными называются!
– Я решил учиться в университете,– тихо ответил Ринтын.– Это цель моей жизни.
– Эх ты, опера! Цель жизни! Если хочешь знать, то настоящей жизни ты еще не видел. Я тебе даю советы и ищу работу не во вред, а для твоей же пользы. Конечно, приятно быть безответственным мальчишкой, но не все же время. Ты вспомни своего друга Эрмэтэгина. Хороший был человек. Русские говорили, что талантливый. Метался от одного к другому и так ни к чему не пристал, пока не погиб.
– Я не собираюсь метаться, поеду в Ленинград,– настаивал на своем Ринтын.
Такие разговоры повторялись все чаще. А дождь все лил, и пароходов в сторону Гуврэля не было.
Наконец настал яркий солнечный день. С волнением Ринтын переступил порог редакции газеты и спросил, как найти редактора. Человек с вымазанными руками указал на толстяка, сидевшего в глубине комнаты. На голове редактора росли редкие пучки рыжих волос, зато на лоб ему падал роскошный огненно-красный завиток. Редактор читал длинные полосы бумаги и сердито чертил на них карандашом.
В комнату снова вошел человек с грязными руками, неся новую порцию бумажных полос.
– Шапка не влезает,– сказал он, протягивая редактору газетную страницу.
– Без шапки нельзя,– сказал строго редактор и посмотрел в окно.
Ринтын взглянул вслед за редактором и подумал, что сегодня вполне можно ходить без шапки.
Когда редактор остался один, Ринтын кашлянул.
– Вы ко мне? – спросил редактор, поднимая голову.
– К вам,– ответил Ринтын,– мне сказал Кикиру, что вашему дому требуется побелка.
– Верно, но вот Кикиру все водит за нос, обещая сделать работу за один день.
– Я хочу сделать побелку,– храбро предложил Ринтын.
Редактор с сомнением оглядел юношу.
– Если вам не понравится моя работа, можете мне ничего не платить,– Ринтын подошел к столу.
– А кто ты такой?
– Ринтын с Улака.
– Паспорт есть?
– Паспорта нет, но есть бумажка из Улакского сельского Совета.
Редактор взял бумажку и быстро прочитал ее.
– Попробуй,– сказал он.– Кисть и белила возьмешь у завхоза.
После обеда Ринтын переоделся в старую камлейку Теркинто и приступил к работе. Не прошло и получаса, как он вспотел. Руки не могли долго держать на весу насаженную на длинную палку кисть. Он сел на землю передохнуть. Откуда-то появился Кикиру, присел рядом с Ринтыном.
– Хорошо работаешь,– похвалил он Ринтына,– только белила капают на стекла. Будешь потом с ними возиться. Чтобы не делать лишнюю работу, прикрепи над каждым окном деревянный козырек. И все.
Кикиру встал и обошел вокруг дома.
– О плате договаривался?
– Нет,– ответил Ринтын,– я же еще не сделал работу.
– Чудак ты,– сказал Кикиру.– Ладно, пока не поздно, я тебя научу, как это сделать. Во-первых, выбелишь одну стену, иди к редактору и скажи, что работа оказалась намного труднее, чем ты ожидал. Проси прибавку. Первую прибавку обычно дают легко. Трудно будет со второй и третьей. Для второй ты скажешь, что тебе требуется помощник, одному не справиться. А чтобы добиться третьей прибавки, я обычно напивался и не появлялся несколько дней, предварительно получив аванс. Тогда наниматель тебя разыскивает и сам назначает прибавку. Но тебе хватит и двух прибавок. Ладно, работай! – И Кикиру снисходительно похлопал Ринтына по плечу.
Три дня потребовалось Ринтыну, чтобы выбелить здание редакции районной газеты. Редактор иногда выходил на улицу и наблюдал, как Ринтын старательно водил кистью.
– Молодец, парень,– подбадривал он Ринтына,– из тебя может знатный маляр выйти.
Однажды редактор поинтересовался, сколько классов окончил Ринтын и где собирается продолжать образование.
– Допустим, в университет тебе, конечно, еще рано, но в какой-нибудь техникум ты вполне можешь подать заявление.
Ринтын на это ничего не ответил.
Когда он закончил побелку и пришел за расчетом, ему заплатили щедро. Он попросил редактора:
– Можно мне немного посмотреть, как делается газета?
– Пожалуйста,– ответил редактор и потрогал двумя пальцами рыжую прядь на лбу.– Алим, покажи парню свое хозяйство.
В типографии Ринтын смотрел, как Алим набирал аккуратные и ровные строчки. Его удивила способность Алима из множества ящичков находить не глядя нужную букву. На обитом жестью столе вскоре появилась готовая страница. Алим положил на нее лист бумаги, провел по нему валиком и протянул Ринтыну отпечатанную газетную страницу. Она остро пахла краской и пачкалась. Ринтын осторожно взял ее в руки и прочитал: “Успехи улакских зверобоев”. В заметке рассказывалось, что улакцы после успешной весенней охоты начали промысел кита и уже добыли двух. Ринтыну на миг представился улакский берег, заполненный народом и собаками. В кучах дымится свежее китовое мясо и блестят большие пласты белого жира. Ему даже померещился громкий крик Кукы, распоряжающегося разделкой китовой туши.
– Нравится, как делается газета? – спросил Алим.
– Очень интересно,– ответил Ринтын.
– Оставайся у нас,– предложил Алим,– выучим на наборщика.
– Нет,– покачал головой Ринтын.
– Напрасно отказываешься. Мы не всякого приглашаем в газету.
8
Большая сумма заработанных денег позволила Ринтыну увереннее чувствовать себя. Каждый день он ходил в магазин и приносил большие свертки покупок. Теркинто ругал его, грозил отобрать деньги.Однажды Ринтын встретил возле магазина Кикиру. Потомок жироваров был навеселе и нетвердо держался на ногах.
– Здорово, маляр,– радушно приветствовал он Ринтына.– Много заработал денег?
Когда Ринтын назвал сумму, Кикиру вытаращил глаза и с восхищением сказал:
– Молодец! Значит, мои советы не пропали даром. Сколько раз просил прибавку?
– Ни разу,– ответил Ринтын,– сами так заплатили.
– Какомэй! – не сдержал возгласа удивления Кикиру.– Не могут они без просьбы столько заплатить. Я их знаю. Такие скупые люди, даром что им доверили газету делать.
Кикиру постоял в нерешительности, снял шапку и крепко почесал голову.
Ринтын ждал: этот жест означал, что Кикиру хочет еще что-то сказать.
– Значит, заработал денег,– продолжал Кикиру,– это хорошо. Человек с деньгами чувствует в себе силу, а без денег он вроде как бы больной и слабый. Всякий его может обидеть. А ты, значит, заработал денег…
– Я могу и вам дать,– догадался, наконец, Ринтын.
Кикиру строго посмотрел на него и наставительно произнес:
– Заработанное не следует раздавать направо и налево. Но если чувствуешь ко мне благодарность за то, что я подсказал, где можно заработать, так и быть, одолжи мне малость… На сто граммов.
Ринтын дал Кикиру гораздо больше, чем тот просил. Не считая, Кикиру сунул деньги в карман и вошел в магазин.
Большой заработок сбил с толку Ринтына. Он теперь думал, что деньги заработать ничего не стоит, и, скоро все растратив, стал снова снабжать кытрынцев водой. Работу он делил с Кикиру и получал гораздо меньше, чем раньше. Бывали дни, когда на заработанные деньги он мог купить только немного хлеба…
– Мы с тобой завтра пойдем к заведующему районным отделом народного образования,– сказал однажды вечером
Теркинто.
Заведующий оказался высоким худощавым человеком. Он сидел за простым деревянным столом, заваленным бумагами, и неистово курил большую самокрутку.
Он внимательно просмотрел свидетельство Ринтына об окончании Улакской семилетней школы и прищелкнул языком:
– Вот как раз нам тебя и не хватает. Пришла разнарядка – отправить в Въэнское педагогическое училище восемь человек. Семеро уже уехали, а одного мы найти не могли. Отметки у тебя все отличные, так что тебя примут без вступительных экзаменов. Деньги на проезд можешь получить завтра.