Сальгари Эмилио. Иоланда — дочь Черного корсара

   — И уже отбыл? — с тревогой спросил Кармо.
   — Сегодня в полдень.
   — Куда?
   — Говорят, в Шагр.
   — Значит, в Панаму?
   — Думаю, да.
   — На каком корабле?
   — На «Андалузе».
   — Значит, на военном корабле?
   — Да, это двадцатичетырехпушечный корвет, — ответил нотариус.
   Кармо невольно сделал раздосадованный жест. Нотариус, который некоторое время не спускал с него глаз, живо поднял голову и спросил:
   — А почему королевского аудитора Панамы интересуют эти сведения? Позвольте спросить, дорогой сеньор.
   — Понятия не имею, — не спасовал Кармо.
   — Ах так! — намотал на ус нотариус. Помолчав несколько минут, он снова уставился на Кармо. — А скажите, — спросил он без обиняков, — не вы ли в стародавние времена побывали в Маракайбо?
   Флибустьер чуть не подскочил от неожиданности.
   — Я был там только раз, сеньор, два месяца назад. Почему вы это спрашиваете?
   — Понимаете, мне кажется, что я уже слышал ваш голос.
   — Вы меня с кем-то путаете, сеньор.
   — Безусловно, — сказал нотариус таким ехидным тоном, от которого обоим флибустьерам стало не по себе. — К тому же прошло столько времени, что я мог ошибиться. Тогда еще был жив ужасный Черный корсар.
   — Вы были с ним знакомы? — спросил Кармо, чтобы замести следы.
   — К несчастью, да. По его вине я лишился дома, прекрасного дома, сгоревшего в огне.
   — Вы мне как-то рассказывали об этой беде, — вступил в разговор дон Рафаэль.
   — С ним были два корсара и здоровенный негр, — продолжал нотариус, — и им не пришло ничего лучшего в голову, как укрыться у меня в доме.
   — Но вас пощадили? — спросил гамбуржец, с трудом сдерживая смех.
   — Да, но наполовину опустошили мой погреб.
   — Ну и натерпелись же вы, наверно, — сказал Кармо.
   — Кровь стынет в жилах.
   — Я думаю, Черный корсар всех держал в страхе.
   — Но, говорят вам, с ним было еще двое... О Боже!..
   — Что с вами, сеньор? — спросил Кармо.
   — Не может быть!..
   — Что?
   Нотариус не ответил. Он не сводил глаз с гамбуржца, который изо всех сил корчил рожи, чтобы не быть узнанным.
   — Похоже, память у меня сдает, — сказал наконец нотариус. — Не помню уж, как мне удалось выбраться из горящего дома.
   — Может, выскочили в окно, — подсказал Кармо, покрываясь при этом холодным потом.
   — Возможно. Уже поздно, сеньоры, а я привык вставать рано. Увидимся утром за завтраком.
   Плантатор зажег свечу и сделал знак флибустьерам следовать за ним.
   — Спокойной ночи, сеньор, и спасибо за любезный прием, — сказал Кармо, отвешивая поклон нотариусу.
   Плантатор, должно быть, знакомый с домом, провел обоих флибустьеров длинным коридором и открыл дверь в большую, прилично обставленную комнату.
   Как только они остались наедине, Кармо страшно выругался.
   — Старик узнал нас, кум? — спросил Ван Штиллер.
   — Я почти в этом уверен, и ночью лучше задать деру. Как вы думаете, дон Рафаэль?
   — Давайте я прежде расспрошу нотариуса. При малейшей опасности я вас тут же предупрежу.
   — А не полицию? — усомнился Кармо.
   — Нет, я хочу следовать за вами.
   — Вы! — в один голос воскликнули флибустьеры.
   — Вы же поплывете в Панаму?
   — Да.
   — И я с вами: хочу отомстить проклятому графу.
   Едва испанец вышел, Кармо открыл окно и выглянул наружу.
   — Выходит в сад, — сказал он Ван Штиллеру, — а до земли не более двух метров. Так что и дон Рафаэль спрыгнет не сломав ноги.
   — Морган, поди, уже прибыл? — сказал гамбуржец.
   — С сегодняшним ветром вряд ли он от нас отстал. Вот увидишь, он сразу ответит на наш сигнал.
   — Молчи, идет дон Рафаэль.
   Через миг в комнату влетел плантатор.
   — Немедленно бежим! — воскликнул он.
   — В чем дело? — в один голос вскричали флибустьеры.
   — Нотариус вас узнал.
   — Чтоб ему пусто было, как говаривал Пьетро Олоннэ, — ругнулся Кармо.
   — Надо иметь чертовскую память, чтобы узнать нас спустя восемнадцать лет.
   — Говорю вам, бежим, и как можно быстрее, — повторил дон Рафаэль. — Он побежал уже за стражей.
   — Тогда, — сказал гамбуржец, — ничего не остается, как только прыгнуть в окно.
   Взобравшись на подоконник, Ван Штиллер спрыгнул в сад, смяв прекрасную клумбу с розами. Кармо тут же последовал за ним, сказав плантатору:
   — Если можете, следуйте нашему примеру.
   Прикинув высоту, дон Рафаэль сиганул вслед за флибустьерами.
   — А теперь давай Бог ноги, — сказал Кармо.
   — Прямо к баркасу.
   В мгновение ока все трое пересекли обширный сад, проломили изгородь из кактусов и устремились в пустынный переулок.
   — Дон Рафаэль, — крикнул Кармо, — ведите нас к пристани.
   Несмотря на округлость брюшка, дон Рафаэль припустил так, словно за ним уже гналась стража. Менее чем через пять минут беглецы добрались до пристани, где у полуразрушенного форта по-прежнему стоял баркас, уткнувшийся носом в песок.
   — А теперь сигнал! — сказал Кармо.
   Взяв ракету, он вскарабкался на бастион и запустил ее в небо. В то же время Ван Штиллер поднял триселя, а дон Рафаэль натянул кливер.
   Не успела ракета еще разгореться, как на севере темноту прорезала другая и тут же погасла вдали.
   — Это Морган!.. — вскричал Кармо, поспешно вскакивая в шлюпку.
   — Полный вперед!
   Но стоило им немного удалиться, как с берега послышался голос:
   — Вот они!.. Пли!..
   Раздалось четыре или пять выстрелов из аркебузы.
   — Спокойной ночи! — крикнул Кармо.
   — Держи на выход, гамбуржец!..
   Ночной ветер был довольно крепок, и баркас стал быстро набирать скорость. А с берега все доносились выстрелы. Сделав два виража, баркас вышел из бухты и направился в открытое море. В этот момент метрах в трехстах появилась темная тень корабля.
   — К нам, Береговые братья! — вскричал Кармо. — За нами гонятся!
   Корабль сделал разворот и встал против ветра.
   — На борт, Кармо! — ответил чей-то голос.
   Изменив курс, шлюпка подошла к кораблю. Немедленно был спущен трап и выдвинуты тали для подъема баркаса на борт. А в это время Кармо, гамбуржец и плантатор уже поднимались наверх.
   Там их ждал Морган.
   — Ну как? — спросил он.
   — Отплыл, сеньор, — ответил Кармо.
   — Когда?
   — Сегодня утром.
   — Куда?
   — В Шагр.
   — Ладно, — промолвил Морган. — Догоним его в Панаме.
   Спустя четыре дня корвет Моргана вошел в маленькую гавань на Тортуге.
   Остров служил пристанищем прославленным флибустьерам Мексиканского залива, которые поклялись вести беспощадную войну с испанцами и отомстить за кровавые побоища первых конквистадоров, а заодно и пограбить богатые испанские колонии.
   Неожиданное возвращение Моргана, на котором все уже поставили крест, привело корсаров в неистовый восторг: старого товарища Черного корсара превозносили за его храбрость и дерзкие набеги.
   Известия о взятии Маракайбо, освобождении Иоланды, осаде Гибралтара и истреблении флотилии уже дошли до Тортуги: более удачливые товарищи Моргана, которым удалось избежать опасности и сохранить награбленные богатства, уже порассказали об этом.
   Исчезновение фрегата, захваченного у испанского адмирала, а вместе с ним Иоланды, вызвало всеобщее унынье, и многие из главарей флибустьеров склонны были верить, что их товарищи стали добычей Карибского моря.
   Так что возвращение смелого корсара, число друзей которого невозможно было счесть, вызвало огромную радость.
   Едва корабль отыскал себе место среди корсарских парусников, заполнивших маленькую бухту, как на борт повалили самые знаменитые мореходы.
   Среди них были Броудли, прославившийся позднее взятием замка Сан-Фелипе, считавшегося самым неприступным среди испанских укреплений; Шарп, Харрис, Савкинз — великолепная троица, чьими подвигами предстояло еще изумить мир; Вотлинг — разоритель прибрежных городов Перу; Монтобан, Мишель и другие, тогда еще не столь известные корсары, которых в будущем ждала воинская слава.
   Весть о том, что дочь Черного корсара вновь попала в руки к испанцам и что ее везут в Панаму, вызвала взрыв негодования, и клич, брошенный Морганом, нашел немедленный отклик в сердцах отважных людей.
   Желание овладеть огромным городом, хранившим несметные богатства Перу и Мексики, уже не раз возникало у смелых мореходов, привыкших преодолевать любые препятствия. Но их сдерживали скорей расстояние и трудности, которые могли возникнуть при переходе через незнакомый перешеек, нежели перевес сил у испанцев.
   Услышав, что Морган зовет их на великое дело, никто и не подумал сказать что-либо против.
   — Там, — обещал флибустьер, — мы не только освободим дочь Черного корсара, которую взяли под свою защиту, но и овладеем такими богатствами, что будем есть на золоте и серебре.
   Спустя час самые знаменитые и отважные корсары Тортуги постановили начать экспедицию.

Глава XXXI
В Центральной Америке

   В тот же день «Васкес» — так назывался испанский корвет, захваченный. Морганом у берегов Венесуэлы, — поднимал паруса, готовясь отплыть к берегам Центральной Америки. На его бизани развевался огромный испанский стяг.
   Командовал кораблем Пьер Пикардец. Восемьдесят человек экипажа были отобраны из людей, отлично говоривших по-кастильски. Все они были одеты в яркую морскую форму, принятую тогда в испанских колониях в Америке.
   Оба неразлучных друга — Кармо и Ван Штиллер — стали боцманами: оба бывали в Шагре и могли сослужить хорошую службу. «Васкес» должен был стать первой ласточкой. Ему предстояло зайти в гавань испанского городка на перешейке и постараться выяснить, отбыл ли граф Медина в Панаму, а если нет, то взять его корабль на абордаж и освободить Иоланду.
   Морган как адмирал флибустьерской эскадры, которая должна была быть немалой, чтобы выдержать натиск крупных испанских кораблей, задержался на Тортуге и занялся обдумыванием всех деталей, чтобы обеспечить успех великого и дерзновенного предприятия.
   Однако на Тортуге в то время не хватало продовольствия, и сразу после отплытия корвета Морган послал в ближайшие испанские порты четыре корабля, поручив командовать ими Броудли, который пользовался славой бесстрашного моряка.
   Подгоняемый попутным ветром «Васкес» сразу же взял курс на юго-запад, торопясь побыстрее добраться до Панамского перешейка.
   Наутро пятого дня экипаж быстроходного парусника с радостью приветствовал появление высокой вершины Кастелло де Чико и зубчатых цепей Сиерры де Верагуа, которые видно с моря на большом расстоянии.
   Пьер Пикардец вызвал на палубу Кармо и Ван Штиллера, которые все это время провели за вином и картами, невзирая на то, что распорядком на корабле запрещались азартные игры во время военных походов.
   — Становись к штурвалу, Кармо, — сказал Пьер. — И веди корабль в порт.
   — Сеньор Пьер, — попросил француз, — а вы постарайтесь, чтобы все было чин по чину. Пусть дудят в дудки, бьют в барабаны и палят из пушек, когда мы будем подходить к форту. Остальное я беру на себя. Пойдем, куманек, будь начеку и держи язык за зубами.
   Пользуясь попутным ветром, «Васкас» двинулся к небольшой излучине на берегу, различимой уже простым глазом.
   Это была Шагрская бухта. Небольшой город, стоявший в глубине, имел в то время большое значение: к нему выходила дорога, которая вела к Панаме — жемчужине Тихого океана. Постепенно стали вырисовываться форт и маленькие одноэтажные домики с террасами, полными цветов.
   Кармо, бывавший здесь, как мы говорили, несколько лет назад, ловким маневром успешно миновал южный мыс, защищавший рейд от сильных северо-восточных ветров, и направил корвет в гавань, где встал на якорь между двумя кораблями, предназначенными на слом.
   Услыхав салют с корабля, входившего в порт с развернутым испанским флагом, все население, состоявшее из двух— или трехсот человек, не считая двух отрядов солдат, высыпало на пристань, в то время как из форта раздался ответный салют.
   По знаку Пьера дудочники и барабанщики грянули что-то похожее на испанский марш.
   Не успели якоря опуститься на дно, как от берега отделилась шлюпка, на которой сидели представители высшей власти в городе — алькальд и командующий гарнизоном да полдюжины гребцов.
   — Сеньор Пьер, — сказал Кармо, облаченный в блестящую форму с длинным палашом на перевязи. — Не выдайте себя языком. Одно слово по-английски — и пиши пропало.
   — Не бойся, — успокоил его корсар, вышедший к трапу для встречи властей. — С этого момента я — дон Хуан Перредо, кавалер ордена святого Якова...
   Алькальд и командующий гарнизоном поднимались тем временем по трапу. Первый из них был толстяк лет пятидесяти, круглый, как дон Рафаэль. Второй, напротив, был с виду настоящим служакой и, несмотря на более пожилой возраст, держался прямо, гордо упирая руку в бок.
   — Дон Хуан Перредо, кавалер ордена святого Якова, командир «Васкеса» имеет честь приветствовать вас на борту корвета, — отчеканил Пьер, пожимая руку сначала алькальду, а затем командующему. — Вас предупредили о моем прибытии?
   — Нет, капитан, — ответил алькальд, еще не отдышавшийся после крутого восхождения. — Больше того, мы страшно удивились, увидев ваш корабль, и чуть было не приняли вас за этих сволочей флибустьеров.
   — Как! — воскликнул Пьер, притворно всплескивая руками. — Граф Медина не сообщил вам о нашем прибытии?
   — Сеньор губернатор Маракайбо прибыл сюда вчера утром и тут же отбыл в Панаму. Он ничего не говорил о вас. Граф очень торопился.
   — Не понимаю, почему он не подождал, — сказал Пьер, прикидываясь весьма обиженным таким ответом.
   — Вы должны были сопровождать его до Панамы, капитан?
   — Да, — ответил флибустьер.
   — Я выделил для него хороший эскорт. Это — отважные и надежные люди.
   — С ним была девушка? — спросил Пьер.
   — Да, — ответил алькальд, — очень красивая сеньора.
   — Долго они здесь пробыли?
   — Не более получаса, чтобы раздобыть лошадей.
   — А где его корабль?
   — Думаю, ушел в Коста-Рику.
   — Может, граф пришлет мне свои указания, — сказал Пьер.
   — Вы останетесь здесь? — спросил алькальд.
   — Мне приказано не вставать под паруса.
   — Чем мы можем быть вам полезны?
   — Предоставьте нам помещение и помогите раздобыть продовольствие.
   — Дворец правительства к вашим услугам, капитан.
   — До свидания, сеньор. Спасибо, — поблагодарил Пьер, помахав рукой в знак прощания.
   Поняв, что беседа окончена, оба представителя городских властей спустились в шлюпку и вернулись на берег.
   — Не повезло нам, Кармо, — проронил Пьер, когда они остались одни.
   — Я тоже это сказал Ван Штиллеру, — ответил француз. — Но вряд ли граф далеко уехал.
   — Не броситься ли за ним в погоню?
   — Я уже об этом подумал, но вспомнил о замке Сан-Фелипе, — без пропуска королевского аудитора из Панамы нам через него не проехать. Но, может, граф до него еще не добрался!.. Неплохо бы справиться. Ведь у нас есть еще баск, если он жив. Я лет десять здесь не бывал.
   — Трактирщик, ты говорил?
   — Да, сеньор Пьер.
   — Ты, я вижу, дружишь со всеми трактирщиками мира.
   — Среди бочек я у себя дома, — со смехом сказал Кармо. — Хотите, я его отыщу?
   — Делай, как знаешь, но будь осторожен.
   — Не беспокойтесь, я буду говорить только по-испански. Пошли, Ван Штиллер.
   Шлюпки были уже спущены на воду. Оба неразлучника прихватили с собой пару пистолетов и попросили высадить их сразу за первыми домами.
   — Давай оглядимся, — сказал Кармо гамбуржцу. — За десять лет городок изменился.
   Предстояло выбрать между двумя-тремя узкими и грязными улочками, открывавшимися пред ними. Выбор пал на ближайшую, и друзья шумно проследовали по ней, громыхая палашами.
   Узнав в них моряков с корвета, местные жители приветливо улыбались, приглашая к себе на чашечку какао, напиток весьма распространенный в испанских колониях в Америке, в то время как кофе был еще неизвестен.
   Расспрашивая то одного, то другого, через добрую четверть часа оба корсара оказались наконец перед таверной весьма сомнительного вида, на пороге которой стоял худой, как глиста, человек с отливающей желтизной кожей.
   — Черт меня побери, если это не мой баск! — воскликнул Кармо. — И не так уж он постарел.
   — Еще бы: живет среди бутылок! — ухмыльнулся Ван Штиллер. — В погребках не стареют, дружок.
   Подойдя к человечку, смотревшему на них с любопытством и не перестававшему кланяться, они втолкнули его в таверну.
   — С каких это пор ты перестал узнавать друзей? — подкольнули они его.
   — Господи! — подскочил от неожиданности баск. — Флибустьеры!..
   — Прикуси язык или мы его отрежем, — пригрозил Кармо. — Мы не водимся больше с этим отребьем, а завербовались к испанцам. И от этого нам вовсе не хуже.
   — Вы бросили Лорана? С которым приезжали лет десять назад, чтобы пограбить город?
   — Город, но не твою таверну. Мы ее грудью отстояли от наших товарищей.
   — Я никогда не забуду вашей доброты.
   — А мы и зашли проверить, насколько ты благодарен, — сказал Ван Штиллер.
   — Считайте, что мой кошелек и погреб в вашем распоряжении, — подобострастно откликнулся трактирщик.
   — Принеси чего-нибудь выпить и не бойся, — сказал Кармо. — Мы тебя не ограбим и не опустошим твои бочки.
   Не успел Кармо еще кончить, как трактирщик мигом обернулся, неся в руках пару запылившихся бутылок, обещавших доброе вино.
   — Баск, — изрек Кармо, отпив глоток вина, — твой погребок достоин короля. Держу пари, что великий Карл V, будь он жив, не отказался бы выпить здесь с нами.
   — Это не последнее, пейте и ни о чем не заботьтесь.
   — Можно на тебя положиться?
   — Если бы не вы, я давно бы был разорен. Я вам уже говорил.
   — Ты видел корабль, который вчера утром заходил в порт?
   — Я был на пристани, когда он встал на якорь.
   — С него сошел один сеньор с девушкой, верно?
   — Мне сказали, что это — граф Медина, губернатор Маракайбо.
   — И он тут же отправился в Панаму?
   — Примерно через полчаса.
   — Этот сеньор задолжал нам крупную сумму, и мы никак не можем ее получить назад. Неплохо бы поскорей его догнать. С нами поедут еще несколько человек, у которых тоже счеты с этим скрягой, который не любит расставаться с деньгами. Как ты думаешь, где он сейчас?
   — Не так уж близко. Он забрал лучших лошадей и, должно быть, уже проехал через замок Сан-Фелипе.
   — И мы проедем: это далеко?
   — Всего три мили, но без пропуска там делать нечего. У вас он есть?
   — Постараемся раздобыть.
   — Гм! — хмыкнул трактирщик, качая головой.
   — А что это за замок?
   — Крепость на вершине горы. Она перекрывает дорогу, ведущую в Шагрскую долину.
   — По-твоему, там нельзя проскользнуть?
   — Ночью проход закрыт и охраняется часовыми.
   — Плохо дело, — сказал Кармо. — Граф не заплатит нам ни полушки. Проклятый скопидом! Обобрать честных моряков! Добраться бы нам до Панамы! Кстати, ты бывал там?
   — Да, в прошлом году.
   — Испанцы действительно его укрепили?
   — Он сплошь опоясан стеной с несметным числом дозорных башен и пушек. Говорят, его охраняют не менее восьми тысяч человек.
   — Вот бы куда попасть, — сказал Кармо. — Ну, да ладно! Как-нибудь в следующий раз. Пей, куманек.
   Выпив со смаком остатки вина, друзья побрели восвояси, расстроенные своей неудачей.
   Не успели они сообщить Пьеру о разговоре с баском, как к кораблю причалила шлюпка с офицером и несколькими гребцами.
   «Известия от графа?» — подумал Пьер Пикардец, идя навстречу офицеру, поднимавшемуся на палубу с письмом в руках.
   — Проходите, сеньор.
   — Я от алькальда, капитан, — сказал посланец, ступив на палубу.
   В письме оказалось приглашение офицерам и морякам на ночное фанданго в честь прибытия корвета.
   — За неимением другого, повеселимся на вашем вечере, — пробормотал флибустьер. — До прибытия эскадры делать все равно нечего. Передайте алькальду, — сказал он, повышая голос, ждавшему ответа офицеру, — что мы благодарны за приглашение и примем участие в вашем вечере.
   — Захватите побольше моряков, сеньор, — сказал посланец.
   — На борту останутся только вахтенные.
   — До чего любезны местные граждане, — сказал Пьер, обращаясь к Кармо, когда офицер спустился в шлюпку. — Знали бы они, с кем имеют дело! Что ты хмуришься, Кармо?
   — Я не очень-то верю в любезность испанцев, — проронил наконец француз.
   — Чего ты боишься? Ах, да! Ты предпочел бы укрыться в каком-нибудь погребке. Но и на балу, старина, хватит хорошего вина.
   Кармо не ответил, а только покачал головой.

Глава XXXII
Западня

   Едва село солнце, как десятки лодок с офицерами испанского гарнизона и знатными гражданами города пристали к корвету, чтобы составить почетный эскорт для приглашенных на бал.
   Пьер Пикардец, желая отплатить добром за радушие, выказанное горожанами, не имея никаких оснований для опасений, отобрал шестьдесят моряков, полагая, что остальных двадцати достаточно для охраны корабля. Из предосторожности он никому не велел расставаться с холодным и огнестрельным оружием.
   Алькальд поднялся на борт с десятком гребцов, которые втащили наверх корзины с тортильяс — сладкими лепешками — и бутылками, предназначавшимися для людей, остававшихся на корабле.
   — Ждем вас, капитан, — сказал он, отвешивая поклон.
   С корвета были уже спущены шлюпки, на которых были зажжены фонари и факелы. Шестьдесят корсаров, вырядившихся ради праздника в нарядные костюмы, оставили по команде боцманов корабль, и маленькая флотилия двинулась к пристани, заполненной людьми, горячо приветствовавшими смелых моряков испанского флота.
   Все корсары, не чувствуя ни малейших подозрений, были на верху блаженства, радуясь приему, к которому они не привыкли в испанских колониях, где вместо аплодисментов их встречали градом пуль и картечи.
   Один лишь Кармо выглядел против обыкновения озабоченным и хмурым.
   — Эй, куманек, — сказал шагавший рядом Ван Штиллер, — о чем ты задумался?
   — Не знаю отчего, дружище, но кошки скребут на сердце.
   — Чего ты боишься? Нас достаточно много, и никому в голову не придет, что мы не те, за кого себя выдаем.
   — Надеюсь, я неправ, — сказал Кармо.
   Вечер был организован во дворце правительства, двухэтажном прочном сооружении с массивными решетками на окнах и окованной железом дверью. В случае необходимости дворец использовался, видимо, как крепость.
   Обширные залы были щедро освещены и переполнены офицерами, гражданскими лицами, а также молодыми девушками.
   Встреченные приветственными криками, корсары рассыпались под звуки полдюжины гитар по залам, где музыканты играли болеро и фанданго — два танца, весьма распространенные в то время.
   Кармо и Ван Штиллер, предпочитавшие возлияния танцулькам, быстро пробрались в угол большого зала, где стояли столы с графинами «мескаля» и другими сортами испанского вина.
   — Пусть молодежь веселится, — сказал Кармо. — А мы пока оглядимся.
   Праздник обещал удастся на славу. Каждую минуту прибывали все новые люди, и девушки, горожане, офицеры и солдаты наперебой спешили угодить корсарам.
   Особенно распинались алькальд и командир гарнизона, братавшиеся со всеми, а не только с Пьером Пикардцем.
   Они снизошли даже до крепких рукопожатий с Кармо и Ван Штиллером, любезно указав им на графины с лучшим вином.
   К полуночи праздник был в разгаре, повсюду царило буйное веселье. Кармо начал было уже успокаиваться, как вдруг в глубине зала послышался чей-то возглас, и два человека поспешно двинулись к двери, прокладывая путь среди танцующих.
   Француз вскочил из-за стола.
   — За мной, Ван Штиллер! — воскликнул он.
   — Чего тебе неймется?
   — Пойдем, говорю, — повторил Кармо.
   Пораженный тоном Кармо, а также его возбужденным состоянием гамбуржец поднялся с недовольным ворчанием.
   — Неужели оставлять этот портвейн?
   Кармо быстро обошел зал, отыскивая взглядом Пьера Пикардца. Увидав, что тот спокойно беседует с алькальдом, он вышел в надежде нагнать человека, поразившего его своим возгласом. Но это было не так просто.
   Переполнявшие зал гости были столь многочисленны, что двигаться быстро не было никакой возможности.
   — Да что с тобой? — спросил Ван Штиллер, которому наконец удалось догнать друга, несмотря на нетвердость походки.
   Вместо ответа Кармо отвел его к окну и опустил за собой шторы.
   — Ты слышал какой-то странный возглас? — спросил он его.
   — Да.
   — Этот голос тебе ничего не напомнил?
   — Совсем ничего, тем более что мы пили портвейн. До остального мне не было дела.
   — И все же вряд ли я ошибся.
   — Так в чем дело?
   — Клянусь тебе, это кричал капитан Валера.
   — Гром и молния! — воскликнул Ван Штиллер мрачнея. — Значит, он здесь! Тогда нам хана!
   — Давай его отыщем и не дадим ему смыться.
   Оба друга вышли из-за штор и принялись бродить среди танцующих парочек. Затем спустились вниз, где корсары, испанцы и девушки с большим упоением отплясывали то болеро, то фанданго.
   Проходя мимо какой-то двери, они внезапно столкнулись с командиром гарнизона. Пронизывающим взглядом тот хмуро посмотрел на них исподлобья.
   — Похоже, вы скучаете, — сказал испанец, изображая на устах улыбку. — Я что-то не видел вас среди плясунов.
   — Мы слишком стары, командир, — ответил Кармо.