Сальгари Эмилио. Иоланда — дочь Черного корсара

   — Никто не знает, капитан.
   — Пока он на свободе, Иоланде придется бояться всех на свете, если, конечно, правда, что отец поручил ему мстить всем потомкам корсара.
   И, подумав немного, добавил:
   — Надо немедля идти на Гибралтар. Мне сказали, что испанская эскадра на рейде у форта Барра и в любой момент может явиться сюда, чтобы помешать нам выйти из лагуны. Я сегодня же прикажу своим грузиться, и вечером мы пойдем на Гибралтар. А теперь веди меня к девушке, мой храбрый Кармо. Я горю от нетерпения ее увидеть.
   Они вернулись в зал Совета. Морган поговорил несколько минут со своими соратниками и велел еще затемно грузиться на корабли вместе со всей командой, пленными и захваченными богатствами. Затем он вернулся к Кармо и вошел в салон, где находилась дочь Черного корсара.
   Едва оказавшись перед девушкой, адмирал не смог удержаться от возгласа восхищения:
   — Мне кажется, сеньора, — сказал он с галантным поклоном, — что передо мной вылитый Черный корсар.
   — Вы капитан Морган? — спросила девушка певучим голосом и уставилась большими черными глазами на флибустьера, уже давно очаровавшего ее своими отважными подвигами.
   — Да, — ответил флибустьер — Я был помощником вашего отца, сеньора.
   — Морган! — сказала Иоланда, не сводя ни на минуту глаз с отважного мореплавателя — Сколько раз это имя попадалось мне в записках отца! Вы знаете, что я уехала из Европы просить у вас защиты?
   — От кого, сеньора?
   — От графа Медины, лишившего меня бесспорных прав на наследство моей матери герцогини Онораты Ван Гульд.
   — Если бы до отъезда из Европы вы, сеньора, предупреди ли меня о своих намерениях, я бы оставил Тортугу и с солидным флотом встретил бы вас у входа в Мексиканский залив. Флибустьерам с Тортуги достаточно было бы узнать, что дочь Черного корсара плывет за помощью к Береговым братьям, чтобы все они вышли в море. У вашего отца, сеньора, несмотря на его преждевременную гибель, здесь еще много друзей, среди которых и я.
   — Да, — сказала со вздохом девушка — У отца было много близких среди рыцарей моря.
   — Сеньора, — порывисто воскликнул Морган, — не обидели ли вас испанцы? Ответьте, и даю вам слово, они понесут наказание.
   Иоланда пристально на него посмотрела и с улыбкой ответила «нет».
   — И губернатор?
   — Нет.
   — И все же я знаю, что он замышлял вас убить.
   — С какой стати?
   — Как-нибудь скажу.
   — Вы меня смутили. Правда, губернатор принуждал меня передать испанскому правительству все права на обширные владения, перешедшие к матери от герцога, моего деда.
   — И вы отказались?
   — Разумеется!
   — И он вам ничем не грозил?
   Девушка, казалось, на минуту задумалась, а потом сказала:
   — Он что-то твердил о недоведенной до конца мести.
   — Подлец! — вскричал Морган. — Кошка хотела поиграть с мышкой, а потом ее сожрать.
   — Неужели? — изумилась Иоланда.
   — Сеньора, говорят, губернатор сбежал в Гибралтар. Сейчас мои люди поднимаются на корабль, чтобы пуститься за ним в по гоню. Я не успокоюсь, пока этот человек не окажется в моих руках. Я предлагаю вам место на своем корабле, который носит грозное имя непобедимого «Молниеносного», прославившегося под командованием вашего отца. Поедете со мной? Вы будете под защитой Береговых братьев, и никому не удастся обидеть вас, не перебив нас всех до одного Согласны?
   — Я уверена в преданности флибустьеров, друзей моего отца, — ответила девушка. — Капитан Морган, душой я с флибустьерами.
   — Пойдемте, сеньора, и пусть испанцы попробуют вырвать вас у корсаров Тортуги.

Глава X
Взятие Гибралтара

   В тот же вечер пиратский флот покинул Маракайбо, оставив в городе лишь небольшой отряд, которому было поручено разыскать жителей, попрятавшихся в соседних лесах, и охранять вход в лагуну, чтобы замеченные ранее корабли не заперли выход из пролива.
   Морган надеялся взять Гибралтар с ходу, без особого сопротивления, как это сделали семнадцать лет назад Черный корсар, Олоннэ и Баск.
   Он знал, что город с тех пор стал еще красивей и богаче и что испанцы не теряли времени и сильно его укрепили. Морган был почти уверен, что граф Медина укрылся именно там, ибо на обширной лагуне Маракайбо не было тогда надежней места.
   В полночь флотилия в составе семи кораблей, за вычетом одного, оставленного наземному отряду, уже курсировала в лагуне и, пользуясь попутным ветром, быстро продвигалась к бухте Мочила, на берегах которой раскинулся город.
   Морган, как обычно, сам вел корабль, так как хорошо знал эти места. К тому же ему достаточно было нескольких часов отдыха, чтобы полностью восстановить свои силы — настолько крепкий был у него организм.
   Кармо и Ван Штиллер, его, так сказать, подручные и доверенные лица, составляли ему компанию, покуривая большие испанские сигары и болтая друг с другом.
   Ночь, довольно светлая, несмотря на отсутствие луны, позволяла кораблям держаться вдали от многочисленных островов, которые тогда гораздо больше, чем сейчас, мешали мореплавателям. Рулевые, с другой стороны, успешно шли ему в кильватер и держались друг за друга, так как впервые плыли в этих водах, изобиловавших подводными рифами и песчаными отмелями. Начало светать, когда флотилия подошла к зеленым берегам Мочилы. На еще темном горизонте поблескивали огоньки, обозначавшие вход в небольшой форт Барра.
   — Кармо, — сказал Морган, не отходивший всю ночь от руля, — ты еще помнишь эти места?
   — Да, капитан.
   — Будем держать на восток?
   — Да, на один румб.
   — Плантатор не говорил, какими силами располагает здесь гарнизон?
   — Вчера бедняга совсем лишился рассудка и не мог сказать ничего путного.
   — Ты с собой его взял?
   — Да, он у меня в каюте. Сам попросился на корабль, хотя мне он ни к чему. От этого бездельника нет никакого толку.
   — Ошибаешься, дорогой Кармо. Он еще нам сгодится — он из местной знати и знаком с губернатором. Я ему больше доверяю, чем всем остальным.
   — Он настолько струсил, что проку от него не больше, чем от последнего негра. Он вбил себе в голову, будто капитан Валера заметил, что это он привел нас с Ван Штиллером в монастырь, и теперь у него зуб на зуб не попадает.
   — Мы отпустим его без выкупа.
   — Если он решится от нас отстать, — сказал со смехом гамбуржец.
   — Поди разбуди его, — попросил Морган.
   Ван Штиллер вытряс трубку и спустя несколько минут вернулся на палубу, подталкивая в спину плантатора.
   Бедняга, казалось, совсем впал в детство. Ясно было, что пороху он в жизни не нюхал.
   — За вами еще один должок, — сказал Морган, увидев его перед собой. — Думаете, я вам простил, что вы вольно или невольно стали причиной гибели сопровождавших вас моряков?
   — Ох, сеньор, — простонал бедняга. — Вы все еще думаете, что...
   — Довольно! Нужны ваши услуги.
   — Опять? Лучше повесьте!
   — Повешу, если настаиваете, но потом. Вы знаете Гибралтар?
   — Да, сеньор.
   — Я отправлю вас для переговоров.
   — Я бедный беспомощный человек.
   — Мы окажем вам помощь, — сухо отрезал Морган, — когда наведем на город девяносто шесть пушек.
   — А если меня убьют?
   — Мы сумеем отомстить.
   — Слабое утешение, — буркнул дон Рафаэль. — Попадись я ему в лапы, пощады не жди.
   — К кому?
   — К капитану Валере.
   — Чего вы так боитесь этого человека?
   — Граф Медина танцует под его дудку.
   — Вряд ли вы его встретите в Гибралтаре, — заметил Кармо. — Уверен, что он прячется в монастырских подвалах.
   — Хватит переживать, — сказал Морган. — Вы отвезете от меня губернатору послание, в котором гарнизону и населению предлагается выдать графа Медину, а в случае отказа быть готовыми к уничтожению города. Морган, как вам известно, всегда держит слово.
   — А если губернатор еще не прибыл в город, сеньор? — спросил дон Рафаэль.
   — Пусть вам укажут, где он скрывается. Впрочем, я уверен, что он уже в городе. Кармо, вели снарядить двенадцативесельную шлюпку и отправь его на берег. Мы в шести милях от берега, и если в десять не получим ответа, клянусь вам — население долго будет помнить флибустьеров Тортуги. Вот вам письмо, и — успеха, дон Рафаэль.
   — А если губернатор Гибралтара повесит ваших людей? — допытывался плантатор.
   — Они под защитой наших пушек. К тому же на берег сойдете вы один. Ступайте.
   Флибустьер развернул корабль, чтобы моряки смогли спустить шлюпку с подветренной стороны, и, увидев, что она удалилась, дал сигнал кораблям войти в порт сомкнутым строем.
   Невероятно, но — факт: испанцы, хотя и знавшие, что корсары овладели Маракайбо, и уже испытавшие на себе все ужасы разграбления, совершенного Олоннэ, не приняли все же надежных мер для обороны, так что в семь утра все семь кораблей Моргана смогли спокойно войти в небольшую бухту и бросить якорь под самыми стенами фортов, тянувшихся вдоль лагуны.
   Высадив дона Рафаэля, шлюпка благополучно вернулась на борт «Молниеносного». Казалось, однако, что испанцы, хотя и не столь многочисленные, как в Маракайбо, готовились к обороне. Они выкатывали пушки на стены и наводили их на корабли.
   Морган, расставив корсаров по местам и спустив в воду шлюпки, вооруженные камнеметами, спокойно уселся на полубаке в ожидании ответа губернатора.
   Иоланда, едва узнав, что эскадра готовится к штурму, вышла из каюты и держалась поближе к капитану. Облокотившись на поручень левого борта, она без страха смотрела на вражеские пушки, грозившие эскадре.
   Девушка была одета в элегантное черное платье с кружевами. Цвет этот, так нравившийся ее отцу, еще больше оттенял алебастровую бледность ее лица.
   На ней не было никаких драгоценностей. Лишь нитка голубого жемчуга, стоившего, наверное, немало из-за необычного цвета, перехватывала копну волос, спускавшуюся ей на плечи.
   Казалось, она не обращает внимания на могучего корсара, хотя ее огромные глаза то и дело обращались в его сторону.
   Словно чувствуя на себе эти взгляды, флибустьер то и дело терял самообладание и, поднимая голову, поглядывал на девушку.
   Прошло еще полчаса, как корабли встали на рейд, а испанцы так ничего еще не предпринимали. Вдруг с самой высокой башни одного из фортов прогремел пушечный выстрел, за которым последовал привычный свист снаряда.
   Ядро задело бушприт и, оцарапав медную фигурку на носу, пролетело между Морганом и девушкой.
   — Нас приветствуют, капитан, — сказала Иоланда, обращаясь к флибустьеру, который, страшно побледнев, вскочил на ноги.
   — Я боюсь за вас, — сказал Морган, заслоняя грудью девушку. — Спускайтесь вниз, испанцы целятся в нас.
   — Не бойтесь, капитан, — ответила Иоланда. — Вряд ли бы мой отец побоялся ядер.
   — Нас засыплют свинцом и железом, сеньора. Прошу вас, уйдите.
   Снова прогремел выстрел, и над ними пронеслось ядро, разнеся вдребезги баковый шпиль.
   Морган подхватил девушку под руку, увлекая ее на палубу.
   — Испанцам дорого обойдутся эти выстрелы. Они наверняка целились в вас, а не в меня. Сейчас им точно известно, что вы с нами. Спускайтесь в каюту, сеньора Иоланда.
   — Скажите мне, если пойдете на штурм города, — взмолилась девушка.
   — Вот что значит кровь Черного корсара, — сказал Морган, глядя на нее с восхищением. — Вы достойная дочь отважнейшего из корсаров.
   Он проводил ее до самой каюты. С кораблей тем временем началась пальба. Люди спускались в шлюпки, готовясь к штурму бастионов.
   — Дело за нами, — сказал Морган, поднимаясь на мостик. — Кто отвечает огнем, от огня и погибнет. Пушкари!.. Из бортовых орудий — пли!
   Семь кораблей усилили стрельбу, поражая ураганным огнем бастионы и зубчатые стены, а в это время шлюпки с отборными стрелками быстро двигались к берегу.
   Фрегат Моргана изрыгал огонь, как настоящий вулкан. В бой вступили бортовые орудия, пробивавшие бреши в маломощных стенах города.
   При всех своих размерах, корабль вздрагивал от мощных разрядов, словно собираясь распасться на части, а в трюме стоял такой грохот, что пушкари не понимали друг друга.
   Вначале испанцы отвечали сильным огнем, но, сделав несколько залпов, не давших почти никакого результата, стали выдыхаться.
   При виде приближавшихся шлюпок испанцы обратили на них свой огонь, но у флибустьеров были настолько опытные рулевые, что они весьма ловко уворачивались от ядер. Не успевали пушки еще выстрелить, как лодки молниеносно меняли курс и выходили из-под обстрела.
   Ловкость этих людей и особенно меткость стрельбы буканьеров, редко не попадавших в цель, не замедлили вызвать панику среди защитников, убедившихся в бесполезности сопротивления. В самом деле, стоило лодкам подойти к берегу, как испанцы бросили укрепления и устремились в сторону города, не дав себе труда даже заклепать пушки. Жители города, присоединившиеся к войскам, тоже пустились наутек, чтобы схорониться в густых лесах, разросшихся на берегах лагуны, но было слишком поздно, ибо часть флибустьеров устремилась в саванну, чтобы перерезать им путь.
   Не прошло и получаса, как грозные пираты Мексиканского залива стали хозяевами города со всеми его укреплениями и складами оружия. Разъяренные встреченным отпором и понесенным уроном, превзошедшим потери при взятии Маракайбо, флибустьеры предались разбою.
   Как и в Маракайбо, Морган немедленно направился к правительственному дворцу, надеясь захватить графа Медину, но там уже было пусто.
   — Не везет так не везет, — сокрушались Кармо и Ван Штиллер. — И тут опоздали: нужные люди уже съехали. Неужели проклятый граф столь же хитер, как и его отец? Помнишь, гамбуржец, как Ван Гульд улизнул от Черного корсара, когда мы пытались его схватить сначала в Маракайбо, а потом здесь?
   — Гром и молния! — воскликнул Ван Штиллер. — Можно подумать, что история повторяется дважды. Куда девался проклятый граф?
   — Кто знает, не укрылся ли он здесь.
   — Отыскать бы дона Рафаэля.
   — И я об этом подумал. Этот притворщик только делает вид, что ничего не знает, а на самом деле наслышан о многом. Только бы его не повесили! Ты же знаешь, испанские власти не очень-то милуют своих подданных!
   — Жалко, — промолвил Кармо, — если его повесят. Он того не заслуживает.
   — Ладно, а нам что делать? Оставаться здесь нет смысла — птички ведь улетели. Пусть другие роются на чердаках и подвалах. Губернатор и его свита не настолько глупы, чтобы прятаться во дворце. Не погреть ли и нам на чем-нибудь руки.
   — А я бы завалился в погребок, — признался Кармо. — Сердце не лежит к грабежу. Черный корсар никогда не жалел денег, если нам не хватало какой-нибудь полтысячи пиастров.
   Оба флибустьера взялись за руки и удалились, не обращая внимания на своих товарищей. Они прошли уже три или четыре улицы, стараясь держаться подальше от окон, откуда на голову могло свалиться всякое барахло или могла вылететь шальная пуля, как вдруг наткнулись на кучку флибустьеров, вопивших во все горло:
   — Теперь не уйдешь!
   — Кидай веревку на пальму!..
   — Ну, держись, бочонок!
   — Кого там поймали? — поинтересовался гамбуржец.
   — Может, губернатора? — воскликнул Кармо.
   — Пойдем посмотрим.
   Флибустьеры, галдевшие, словно кучка сорванцов, сбежавших с урока, выстроились в кружок у одной из пальм, защищавших площадь от солнца, а один вскарабкался на самую макушку и сбросил товарищам веревку с петлей.
   — Раз-два взяли!.. Тяни!.. — закричали стоявшие внизу.
   Душераздирающий возглас заставил Кармо и Ван Штиллера поторопиться, тем более что над головами пиратов взвилось толстое, действительно похожее на бочку тело, дико болтавшее руками и ногами. Кого-то, несомненно, вешали.
   — Гром и молния! — заорал Ван Штиллер, выхватывая свой кинжал. — Да это ведь дон Рафаэль!
   В три прыжка оба друга оказались на месте происшествия, растолкали флибустьеров, надрывавших животы от ужимок несчастного плантатора, так что некоторые полетели в сторону.
   — Стойте!.. Стойте!.. — громогласно потребовал Кармо.
   Более рослый гамбуржец перерезал веревку ударом кинжала и подхватил на руки почти посиневшего дона Рафаэля.
   Решительность Ван Штиллера и грозный вид Кармо так сильно подействовали на корсаров, что никто пальцем не пошевельнул, чтобы помешать спасению бедного плантатора. Лишь один флибустьер, больше всех, похоже, огорченный тем, что его лишили развлечения, полез на Кармо и сказал ему с раздражением:
   — Поклялся ты, что ли, охранять этого попугая? Уже второй раз вырываешь его из наших рук, и мы скоро потеряем терпение.
   — Может, повторишь эти слова в присутствии капитана Моргана? — спросил Кармо выпятив грудь.
   Корсар скорчил кислую мину, а его товарищи покатились со смеху. После чего флибустьеры, знавшие, что с Морганом шутки плохи и что Кармо и его товарищ пользуются полным доверием капитана, разошлись в разные стороны, оставив наших друзей наедине со своей жертвой.
   — Ну, как дела, дон Рафаэль? — спросил Кармо плантатора, которому гамбуржец влил в горло несколько капель горячительной жидкости.
   — Лучше убейте меня, сеньоры, — промямлил несчастный, — не жилец я на свете.
   — При вашей-то полноте! Оставьте, дон Рафаэль! Да вы пышете здоровьем.
   — Не вы убьете меня, так другие.
   — Успокойтесь — мы не дадим вас в обиду. Губернатора не видели?
   — Какого губернатора?
   — Графа.
   — Вряд ли он здесь появлялся. Я в этом почти уверен. Зря потратите время, если будете искать его в городе.
   — А местный?
   — Тоже сбежал. При первых же выстрелах и едва успев задать мне взбучку.
   — Вам? За что?
   — За доставку письма капитана Моргана. Все кости переломали. Будь прокляты все петушиные бои!.. Не будь их, наши пути никогда бы не пересеклись и на меня не обрушилось бы столько несчастий.
   — Выиграли с нами груду пиастров, и еще недовольны, — рассмеялся Ван Штиллер. — До чего неблагодарны люди!
   — Пойдемте, дон Рафаэль, — сказал Кармо. — Полечимся от страха парой бутылочек вашего любимого аликанте. Мой приятель отыщет их для вас в каком-нибудь погребке.

Глава XI
Между фортом и испанской эскадрой

   Шесть недель флибустьеры Моргана пребывали в Гибралтаре. Они выпытывали у несчастных жителей, куда они спрятали сокровища, и обшаривали леса и саванну в надежде найти губернатора Маракайбо.
   Награда в пятьсот тысяч пиастров, обещанная Морганом тому, кому удастся его схватить, стала одной из главных причин ожесточения, с каким флибустьеры набросились на жителей, надеясь узнать у них местонахождение графа Медины, но все было напрасно. Известие, привезенное корсарами, оставленными в Маракайбо, о том, что испанцы отвоевали и восстановили форт Барра и что три крупных фрегата под командованием адмирала неожиданно прошли к лагуне с целью уничтожить пиратскую эскадру, побудило, наконец, флибустьеров оставить Гибралтар.
   Неудовлетворенные, однако, захваченной добычей корсары добились от жителей обещания уплатить выкуп в пятьдесят тысяч пиастров и доставить его в Маракайбо. В случае отказа они пригрозили вернуться и дотла сжечь город. В тот же день корсары отплыли, забрав в качестве заложников самых родовитых дворян, освобождение которых зависело от уплаты обещанных денег.
   Все были встревожены известиями, полученными из Маракайбо, и даже Морган, казалось, был не в своей тарелке. Флибустьеров беспокоило не столько восстановление огневой мощи форта Барра, сколько прибытие испанских высокобортных кораблей, каждый из которых имел на вооружении шестьдесят пушек и располагал многочисленным экипажем.
   Что могла с ними сделать пиратская эскадра, почти целиком состоявшая из сравнительно небольших каравелл, к тому же весьма устаревших и плохо вооруженных? Лишь фрегат Моргана мог вступить в бой, да и то с нулевым шансом на победу.
   — Что вы собираетесь делать, сеньор Морган? — спросила Иоланда, когда флибустьер спустился в кают-компанию, чтобы предупредить ее о серьезности положения.
   — Пока не знаю, — ответил Морган. — Но уж, конечно, не сдаваться, а драться до последнего человека и пока хватит зарядов.
   — А что сделают испанцы, если вас схватят?
   — Повесят без всякой жалости.
   — А со мной?
   Морган взглянул на девушку, задавшую вопрос так, словно он не имел к ней никакого отношения.
   — Сеньора, — сказал флибустьер, — чтобы завладеть вами, им придется перешагнуть через наши трупы.
   — А вам не кажется, что испанцы охотятся скорей за мной, чем за вами? Вы знаете, кого я имею в виду?
   — Кого?
   — Графа Медину.
   — Губернатора Маракайбо?
   — Я почти уверена, что это он вызвал сюда испанскую эскадру, чтобы захватить меня в свои руки.
   — Возможно, сеньора. Этот человек действительно весьма заинтересован в том, чтобы захватить вас в плен. Он спит и видит, как завладеть миллионами вашего деда, — иначе он не послал бы два фрегата на Малые Антиллы, чтобы встретить корабль, на котором вы плыли в Америку.
   — Так это он или испанское правительство хочет меня лишить материнского наследства?
   — Он, сеньора.
   — Но у него нет прав на владения герцога, моего деда.
   — Вы в этом уверены? — спросил Морган. — Он ничего вам не говорил при встрече с вами?
   — Только предложил подписаться под отказом от принадлежащих мне владений в Венесуэле и Панаме, — ответила Иоланда.
   — И чем он это объяснил?
   — Сказал, что земли конфискованы вице-королем Панамы в возмещение убытков, понесенных населением от набегов и грабежей моего отца.
   — Подонок! — воскликнул Морган. — Всем известно, и прежде всего самим испанцам, что ваш отец ни пиастра не брал из добычи корсаров. На родине у него достаточно было земель и замков, чтобы жить безбедно. Причитавшуюся ему долю он отдавал морякам. Вы не подозреваете, кем на самом деле является этот граф?
   — Почему вы это спрашиваете, сеньор Морган? — с удивлением спросила девушка.
   — Просто так.
   — Это — испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.
   Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:
   — Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?
   — Одна дальняя родственница.
   — Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?
   При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.
   — Фриц... — воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.
   — Фриц?.. — повторил за ней Морган. — Что за Фриц?
   — Невесть откуда взявшийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.
   — Старый или молодой?
   — Тогда ему было лет тридцать.
   — Это он сопровождал вас в плаванье из Европы?
   — Да, капитан.
   — И куда он делся?
   — Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен — понятия не имею.
   — Он-то вас и предал, — сказал Морган.
   — Почему вы так считаете?
   — Скорей всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.
   — Вы так полагаете?..
   — Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.
   — Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.
   — Гораздо больше, чем вы думаете, сеньора, — сказал Морган. — Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются — вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, они собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньора Иоланда. Верный помощник Черного корсара не даст вас в обиду.
   Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося, скорей, холодным и замкнутым характером.
   Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что он гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.
   Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.
   Гибралтар давно уже скрылся из вида, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.
   — Ну как, капитан? — спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему на мостике.
   — Чего тебе, старина?
   — Как будем выпутываться?
   — Помнишь Пуэрто Лимон? — неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.
   — Еще бы, капитан, как будто все было вчера.
   — Помнишь, как Черный корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?
   — Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.
   — И чем кончилось дело?
   — Один корабль сгорел, другой пострадал.
   — И мы так поступим, — сказал Морган. — У нас есть «Камарада» — старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.
   — С нами дочь Черного корсара, не отдавать же ее испанцам! Я готов лечь костьми за эту девчонку.
   — А я — отдать душу, — сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него.
   — Не переживай, сделаем все, что можно, — добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.