Малая подвижность корабля немало беспокоила корсаров, хотя и помогала подойти к нему, прежде чем он исчезнет из виду.
   — Что скажешь, Кармо? — спросил Ван Штиллер задумавшегося товарища.
   — Ноги ему, что ль, переломали? Иначе он давно уже был бы здесь.
   — Может, руль потерял? Что-то много огней на корме.
   — Я это тоже заметил.
   — Может, ты и прав, куманек. Скорей всего, зажгли фонари и что-нибудь чинят. Доплыть бы прежде, чем они кончат.
   — Мы в каких-нибудь трех-четырех милях, а Морган ведет так, чтобы перерезать им путь. Думаю, уткнемся прямо в нос.
   — Прекрасно, — ответил Кармо. — Взберемся по канатам на бушприт и окажемся на корабле прежде, чем испанцы опомнятся от толчка.
   — А как с дочкой корсара?
   — Мы не оставим ее в беде, если фрегат пойдет ко дну. Морган меня об этом уже предупредил.
   Потрепанная посудина продолжала тем временем медленно и почти без шума двигаться вперед. Переполненная водой, она плыла теперь так низко, что ее нелегко было заметить. Тем более что Морган велел на скорую руку покрасить полотно, чтобы замаскировать косой парус на корме.
   Корсары приготовились к бою и заняли места, указанные Пьером Пикардцем. Большинство сосредоточилось посреди корабля и было вооружено одними пистолетами и саблями. Человек двадцать с аркебузами разместились двумя группами на корме и на носу, готовые прийти на помощь товарищам в случае неудачи. Это были сплошь буканьеры — меткие стрелки, не дававшие, как мы говорили, промаха — каждый их выстрел разил наповал.
   В полночь фрегат подошел почти вплотную к испанскому кораблю, но никто из бортовой охраны, казалось, не замечал опасности Это был большой двухмачтовый парусник с множеством портов для пушек. Скорей всего, его переделали из торгового в военный корабль, соответственно увеличив его команду.
   Кармо не ошибся, сказав, что он не движется. В самом деле, почти все паруса были свернуты, и корабль дрейфовал под напором ветра на корпус. На корме, кроме двух больших, мелькало множество малых фонарей и слышались глухие удары, словно команда занималась неотложным ремонтом.
   — Наверняка чинят руль, — сказал Морган Пьеру Пикардцу — На палубе ни души.
   — Чувствуют себя в безопасности. Предупреди, чтобы все были наготове. Я направлю фрегат на нос парусника.
   — Я первым пойду на абордаж, — заявил флибустьер и выхватил саблю.
   — Кармо!..
   — Я здесь, — откликнулся француз, поднимавшийся с Ван Штиллером, чтобы получить последние указания.
   — В каюту, старина, к сеньоре Иоланде. Если фрегат треснет от толчка, немедленно бросайтесь в море и постарайтесь не попасть в водоворот.
   Впервые в своей жизни гордый флибустьер выглядел взволнованным.
   — Слушай, Кармо, — сказал он, немного помолчав, — я готов потерять все, только не эту девушку.
   — Положитесь на меня, сеньор Морган, — заверил его Кармо — Что бы ни случилось, сеньора Иоланда не пропадет. Пойдем, Ван, да забери с собой спасательный круг.
   Они добрались уже почти до нижней палубы, как вдруг с парусника донесся возглас:
   — Гляди-ка — мачта!.. Кто это? Эй, там...
   Но возглас потонул в зловещем скрежете, последовавшем за не очень сильным толчком.
   Резким поворотом руля Морган прижал свою посудину вплотную к паруснику, отстоявшему от него на несколько пядей.
   — Быстро! Наверх!
   Бушприт испанца оказался над верхней палубой фрегата, вышедшего ему на траверз, и нос корабля почти касался дощатого настила, на котором затаились корсары.
   По команде Пьера Пикардца сорок человек без единого звука бросились к канатам и молниеносно вскарабкались на мачту. В мгновение ока все как один были уже на палубе испанского корабля.
   Вот они несутся на полубак, молчаливые и быстрые, как полчище выходцев с того света. В это время по трапу лезут три-четыре моряка, еще не пришедшие в себя от изумления, вызванного неожиданным столкновением, и обеспокоенные возгласом своего товарища, а с кормы доносятся недоуменные возгласы и топот ног бегущих с факелами матросов.
   Пьер Пикардец, первым проникший на полубак, тигром набрасывается на вахтенного, поднявшего тревогу, и выпускает ему кишки. Остальные при виде неизвестно откуда взявшихся людей кидаются наутек.
   Флибустьеры, взобравшиеся на палубу, бросаются вдогонку и, настигнув беглецов, связывают и швыряют их к борту с кляпом во рту. Убедившись, что фрегат остался невидим и держится на плаву, Морган присоединился к буканьерам, занявшим полубак.
   Нападение совершилось столь быстро и бесшумно, что, когда появились испанцы, работавшие на корме, почти все корсары оказались уже на борту парусника. При виде приближавшихся испанцев с факелами Морган выслал им навстречу своих аркебузиров.
   — Сдавайтесь или я прикажу открыть огонь!.. — крикнул он морякам, столпившимся на палубе и в страхе глядевшим на вооруженных людей.
   Корабельная охрана — каких-то семь или восемь человек — вооружена была одними топорами да молотками. При виде направленных на них аркебуз и заполонивших полубак людей они бросили никчемные орудия заявив:
   — Противиться не будем.
   — Где капитан?
   — Здесь я! — раздался голос. — Кто спрашивает? В чем дело? Кто нас толкнул?
   Человек лет сорока вышел из тени с пистолетом в руке, вступил на площадку, освещенную кормовыми фонарями.
   — Сдавайтесь, сеньор!.. — крикнул Морган, бросаясь ему навстречу. — Теперь мы хозяева вашего корабля.
   — Кто вы такой? — грозно спросил испанец.
   — Морган, флибустьер!..
   При этих словах испанец быстро вскинул пистолет, собираясь открыть огонь. Но следивший за ним Пьер Пикардец ударом палаша живо выбил пистолет из рук испанца. Четыре или пять человек набросились на капитана, занесли над ним сабли, собираясь его прикончить.
   — Пощадите смельчака! — остановил их Морган. — Свяжите и отведите его в каюту. Отправьте двадцать человек в кормовой кубрик и обезоружьте спящих матросов. За мной, Пьер!.. В кают-компанию!
   Они бросились на корму, за ними еще тридцать корсаров, и ворвались в освещенную кают-компанию. За столом сидели два человека и спокойно, не ведая о происходящем, играли в карты. Один из них, судя по богатству одеяния и великолепию кружев на рукавах камзола, принадлежал, похоже, к высшему свету. Это был худощавый человек лет тридцати — тридцати пяти, высокого роста, со светлыми волосами и бородой, слегка курносый, с ястребиным взглядом и острым подбородком, свидетельствовавшим о незаурядной энергии.
   Другой, гораздо моложе и проще, должно быть, служил офицером на паруснике.
   При виде ввалившегося в каюту Моргана и его людей дворянин живо вскочил на ноги и потянулся рукой к шпаге.
   — Что за черт? Чего вам надо? — спросил он, хмуря брови. — Кто дал вам право мешать нам?
   — Сами себе дали, сеньор, — ответил Морган, отдавая ему честь шпагой.
   И видя, что незнакомец собирается обнажить оружие, добавил с легкой иронией:
   — Оставьте его в ножнах, сеньор. Сопротивление вам не поможет. Нас шестьдесят человек, и вам, должно быть, известно, на что способны флибустьеры с Тортуги.
   Дворянин отступил назад.
   — Водяные вы или исчадия ада? — воскликнул он. — Сам черт на вашей стороне!..
   — Довольно!.. Бросьте шпагу!..
   — А если откажусь?
   — Я прикажу вас убить, сеньор.
   Пробормотав что-то сквозь зубы, дворянин с презрением сломал обнаженную шпагу и выбросил обломки в открытый люк.
   — Кто вы такой, чтобы приказывать мне сдаться? — злобно спросил он.
   — Морган, — ответил флибустьер. — Обо мне наслышаны испанцы Пуэрто дель Принсипе, Портобелло, Маракайбо и Гибралтара.
   Испанец побледнел как смерть.
   — Морган, — сказал он запинаясь. — Мне тоже знакомо это имя. Какой вы назначите за меня выкуп? Вам ведь важнее золото, а не спокойствие испанских городов и флота.
   — Об этом поговорим, когда узнаем, кто вы такой.
   — Не тратьте зря сил. Меня здесь никто не знает. К тому же я не привык торговаться. Назовите сумму и город, где желаете получить выкуп.
   — Свяжите этих людей и отведите в каюту, — оборвал разговор Морган. — И приставьте двух часовых. Прощайте, сеньор, — добавил он насмешливо. — Мы займемся вами позднее.

Глава XVI
Губернатор Маракайбо

   Не прошло и пяти минут, как все шестьдесят человек испанской команды, большей частью застигнутых в кубрике, где они спали в гамаках, оказались в трюме под охраной восьми корсаров, вооруженных аркебузами.
   Никто не посмел оказать сопротивление, настолько велик был страх перед флибустьерами с Тортуги, которых в то время считали исчадием ада и потому неуязвимыми. В самом деле, захват корабля стоил им гибели одного человека, да и то испанского стражника, убитого Пьером Пикардцем.
   Переход на другой корабль оказался, однако, не столь выгодным, как казалось вначале. Парусник, правда, был намного лучше потрепанного фрегата, обреченного стать добычей волн, но испанский корабль тоже сильно пострадал от урагана и гигантской волны, налетевшей на него через несколько часов после того, как она обрушилась на фрегат. Парусник потерял руль, кормовые фальшборты и весь палубный такелаж. К тому же испанцы сообщили Моргану, что уже восемь часов вода заливает трюм и моряки вычерпывают ее весь день.
   Но в любом случае корсары чувствовали себя здесь в большей безопасности, чем на своей посудине. Мачты на паруснике остались почти невредимы и на нем было достаточно брусьев, чтобы соорудить новый руль.
   — Сеньора, — сказал Морган Иоланде, которая вместе с Кармо и Ван Штиллером перебралась на корабль. — Я рассчитывал на большее, но и этот корабль я надеюсь довести до Тортуги. У нас есть хорошие плотники, которым не составит труда залатать пробоину и сделать новый руль, верней, закончить тот, над которым уже потрудились испанцы.
   — Я всегда полагалась на вас, — ответила девушка. — И сейчас полагаюсь не меньше.
   — Ван Штиллер, отведи сеньору на ют, а ты, Кармо, подыщи ей получше каюту. Пленным хватит места и на нижней палубе.
   — Пойдем, — сказал француз, обращаясь к гамбуржцу — Приготовим сеньоре Иоланде уютное гнездышко.
   Едва они вошли в кают-компанию, все еще остававшуюся освещенной, как Иоланда остановилась, издав возглас удивления. Перед ней на стене висела миниатюра: седой бородатый старик с хмурым лицом.
   — Что с вами, сеньора? — спросил Кармо.
   — У себя в замке, в Вентимилье, я видела точно такой же портрет, — воскликнула Иоланда.
   — Акула тебя разбери!.. — крикнул Кармо, отступая назад. — Это он!.. И через семнадцать лет помню его как живого!
   — Гром и молния! — воскликнул Ван Штиллер. — Конечно, он!.. Как эта штука оказалась здесь?..
   — Вы видели этого человека? — спросила, немного волнуясь, Иоланда.
   — Мы его знали, сеньора, — растерянно ответил Кармо, делая Ван Штиллеру какой-то знак.
   — Кто это?
   — Испанский губернатор, задавший много хлопот корсарам с Тортуги.
   — Откуда взялась в Вентимилье такая же миниатюра? — спросила Иоланда. — Кто привез ее отцу из Америки?
   — Она наверняка к нему попала, сеньора, — ответил Кармо, — при разделе добычи из Веракрус.
   — Странное дело!.. Надо же оказаться здесь такому же портрету. Да, это его глаза, те же черты лица, тот же жесткий взгляд. Хотела бы знать, кому принадлежит этот портрет.
   — Скорей всего, командиру корабля. Постараемся у него разузнать. Пойдемте отдыхать, сеньора, уже час ночи.
   Заглянув в разные места и отыскав каюту получше, в которой, похоже, никто не жил, они предложили Иоланде войти и расположиться на белой кровати, стоявшей посередине.
   Едва наши друзья вернулись в кают-компанию, как оба разом воскликнули:
   — Ее дед!
   — Герцог Ван Гульд!
   — Кум Штиллер, надо докопаться, как эта картинка попала сюда. Глаза меня не обманывают — это он!..
   — Я будто сейчас вижу, как в ту ночь он появился на полуюте и, размахивая факелом, бросился к бочкам с порохом, — сказал гамбуржец. — Глядя на его портрет, невольно вспоминаешь ужасный взрыв и огонь, полыхнувший в небо. Ты не забыл, Кармо?
   — Какое там!.. Стоит об этом подумать, как мурашки бегут по коже. Давай-ка, кум, узнаем, кто хозяин этой вещицы.
   — Давай спросим капитана.
   — Лучше спросить команду, например, рулевого.
   — Пошли, Кармо.
   — А пока опрокинем бокалы, которые чудом остались полными. Видать, у капитана и офицеров не дошли до них руки.
   Оба кума, не упускавшие случая промочить горло, когда для этого представлялась возможность, залпом опорожнили бокалы и отправились на батарейную палубу, где под охраной восьми солдат в два ряда сидели связанные пленные. Подойдя к товарищам по оружию, Кармо шепнул им что-то на ухо, затем развязал какого-то старика с седой бородой, похожего на рулевого, отвел его в угол и прошептал:
   — Получишь табачок и бутылку, если скажешь одну вещь, которая мне позарез нужна.
   — Слушаю вас, — ответил испанец.
   — Ты хорошо знаешь кают-компанию?
   — Раз сто там бывал.
   — Кому принадлежит маленькая картинка, которая висит на стене?
   — С головой старика?
   — Да, да, — подтвердил Кармо.
   — Путешественнику, севшему к нам в бухте Макуира при выходе из Карибского залива.
   — Покажи мне его.
   — Тот, что поближе к нам, во втором ряду, рядом с капитаном. Похоже, важная шишка и наверняка дворянин.
   Кармо пристально посмотрел на указанного человека. Это был тот самый, который сломал шпагу в ответ на требование сдаться.
   — Я его не знаю и вряд ли когда видел, — пробормотал Кармо, внимательно рассмотрев лицо незнакомца. — А все-таки... Посмотри и ты, Ван Штиллер.
   — Что-то знакомое в его глазах, не так ли, дружище? — сказал гамбуржец. — Так же злобно блестят, как у Ван Гульда.
   — Кто этот человек? — спросил Кармо, обращаясь к испанцу.
   — Не знаю, сеньор.
   — Когда его взяли на корабль?
   — Два месяца назад.
   — Он был один?
   — Нет, с офицерами, но они остались на берегу.
   — Вы никуда не заходили?
   — Мы были на Кубе, а потом направились к берегам Венесуэлы.
   — Не знаешь, откуда прибыл этот человек, прежде чем сесть к вам на корабль?
   — Понятия не имею, знаю только, что капитан его ждал: целую неделю мы скрывались в бухте Макуира и не брали груза. Но, судя по заискиванию капитана, должно быть, важная персона. Ведь это он командовал на корабле.
   — Хорошо, за мной табак и бутылка, — пообещал Кармо, отводя его к пленным.
   — Как ты думаешь, кто это такой? — спросил Ван Штиллер, когда они поднялись на палубу, где вовсю трудились флибустьеры, откачивая воду, чтобы обнаружить и забить течь.
   — Да он же!
   — Кто он?
   — Отыщем дона Рафаэля, и если он не расколется, клянусь честью, я выкину его в море.
   И Кармо бросился разыскивать плантатора среди моряков и пленников фрегата, свободно разгуливавших по палубе. Наконец тот отыскался. Обхватив голову руками, он понуро сидел на канатной бухте и не сводил глаз с одной точки.
   — Нечего мечтать, дон Рафаэль, — встряхнул его Кармо.
   — Неужели я еще жив? — спросил со вздохом несчастный. — Чего вам от меня надо?
   — Послушайте, если я покажу вам губернатора Маракайбо, графа Медину, вы его узнаете?
   — Я еще не совсем впал в детство, — ответил плантатор.
   — А ведь он здесь, вы знаете?
   Дон Рафаэль вскочил от неожиданности.
   — Шутите, — сказал он. — Не может быть!..
   — Говорю вам, здесь, — отрезал Кармо.
   — На этом корабле?
   — Да, я уверен, что вы его сразу узнаете. — А вам не приснилось?
   — Идемте со мной, упрямый осел.
   — Идем, — согласился плантатор. — Я еще не ослеп.
   — Ты, наверно, ошибся, кум, — засомневался Ван Штиллер.
   — Не торопись, — ответил француз. — Я стою на своем. Не будь он сыном или близким родственником Ван Гульда, вряд ли при нем была бы эта картинка. Говорю тебе, мы на верном пути. То-то обрадуется капитан, когда узнает.
   Плантатор, которого с одной стороны тянул Кармо, а с другой подталкивал гамбуржец, спустился на батарейную палубу, где, освещенные лампами, по-прежнему сидели пленные.
   — Гляньте-ка на первого во втором ряду, дон Рафаэль, — сказал Кармо, подталкивая плантатора вперед. — Посмотрите повнимательней и не торопитесь с ответом.
   — Вы чудодей! — воскликнул дон Рафаэль, едва бросив взгляд на дворянина.
   — Это он?
   — Да.
   — Граф Медина?
   — И Торрес.
   — Побочный сын герцога?
   — Я его видел тысячу раз и даже с ним разговаривал.
   — Так я и знал! — воскликнул Кармо.
   Пока обрадованный Кармо докладывал флибустьеру о своем открытии, из-за основания фок-мачты неожиданно вышел и глухо выругался какой-то человек, оставшийся незамеченным обоими корсарами и доном Рафаэлем.
   Это был капитан Валера, который, заподозрив неладное, незаметно подкрался к ним и спрятался так близко, что не упустил ни единого слова.
   — Выдал-таки, паршивый пес, — пробормотал он. — Недаром я подозревал, что это он привел их в монастырь. Хорошо, что я за ним проследил. Ты еще за это поплатишься.
   Подойдя к корсарам, несшим охрану, он попросил:
   — Разрешите поговорить с земляком.
   — Нам не поручали следить за разговорами пленных, — ответил один из флибустьеров. — Делайте, что хотите.
   — Спасибо, — ответил капитан. — У меня тут старый знакомый.
   Обойдя второй ряд пленных, он приблизился к губернатору Маракайбо, сидевшему на циновке и целиком ушедшему в себя.
   — Очень сожалею, что вижу вас здесь, господин граф, — сказал он, усаживаясь рядом. — Но полагаю, и вы удивлены моим появлением.
   Губернатор живо обернулся и изумленно развел руками.
   — Вы, капитан! — воскликнул он. — Глазам не верю!..
   — Он самый, сеньор! — подтвердил Валера. — Мне повезло не больше, чем вам. Фрегат, на котором я плыл, стал добычей проклятого Моргана, черт бы его побрал.
   — Какой фрегат? — спросил граф.
   — Разве вы не знаете, что три из шести кораблей, посланных для разгрома корсаров, уничтожены флибустьерами?
   — И наши позволили взять над собой верх? — возмутился губернатор. — Выходит, на флибустьеров нет никакой управы?
   — Думаю, что это так, сеньор граф, — ответил капитан.
   — Они действительно разгромили Гибралтар?
   — Да.
   — Но дочь корсара по-прежнему в наших руках?
   — Нет, сеньор граф, она у Моргана.
   Губернатор чуть не подпрыгнул.
   — Как? У флибустьеров? — прошептал он, вскипая от злобы. — Что вы говорите?
   — Она здесь, на корабле.
   — Расскажите все по порядку! — приказал губернатор.
   Капитан не заставил просить себя дважды и кратко поведал о том, что с ним случилось после взятия Маракайбо флибустьерами.
   Граф Медина слушал не прерывая. Он то бледнел, то краснел, и его, казалось, вот-вот хватит удар.
   — Мерзавцы!.. Мерзавцы!.. — процедил он сквозь зубы, когда капитан окончил рассказ. — Кто же мог меня выдать?
   — Плантатор, дон Рафаэль. Я только что его видел с двумя флибустьерами: Кармо и Ван Штиллером.
   — Я о них где-то слышал.
   — Это верные друзья Черного корсара.
   — Да, отец говорил мне о них. Надеюсь, предатель не долго задержится на этом свете.
   — Беру это на себя, — ответил капитан. — Тем более, сдается мне, что это он привел флибустьеров в монастырь.
   — Что делать? Морган вряд ли согласится отпустить меня за выкуп, если узнает о моих намерениях в отношении дочери корсара.
   — Вашей племянницы, сеньор граф, — поправил капитан.
   — Нет, — повторил он, — в отношении дочери человека, сыгравшего роковую роль в жизни отца и отнявшего у меня женитьбой на герцогине огромные богатства. Но борьба только начинается, и Морган, взявший сеньору Иоланду под свое покровительство, обретет во мне беспощадного врага!
   — Но для этого не мешало бы стать свободным, сеньор.
   — Могу я рассчитывать на вас?
   — Как всегда, сеньор. Что надо сделать?
   — Не дать отвезти нас на Тортугу.
   — Это не так просто.
   Граф скривил губы.
   — Много ли надо, чтобы вывести корабль из строя? Пробить при случае борт, подложить фитиль под бочку с порохом, которая случайно взорвется и повредит корабль, спустить пушки с тормозов.
   — Я уже это проделал, и было бы опасно повторять эту штуку, — шепнул губернатору капитан. — С меня довольно, но можно еще кое-что придумать.
   — У вас есть друзья, на которых можно положиться?
   — Два верных солдата из гарнизона Маракайбо.
   — Скажите, что я их озолочу...
   Но тут раздался голос, от которого вздрогнул капитан.
   — Отведите дворянина в кают-компанию, его ждут! — кричал Кармо с дальнего конца батарейной палубы.
   — Вас вызывают к Моргану, — сказал капитан. — Не признавайтесь ни в чем, прикиньтесь лисой.
   — Он встретит достойного противника, — сказал граф вставая. — Надо еще доказать, что я действительно губернатор Маракайбо.

Глава XVII
Достойные соперники

   Когда граф Медина вошел в кают-компанию, Морган был один. Он стоял посреди салона, опершись на стол, на котором оставались еще бокалы, осушенные Кармо и Ван Штиллером.
   При виде вошедшего флибустьер пододвинул стулья и сухо предложил:
   — Садитесь, сеньор граф, нам нужно поговорить о важных делах.
   — Граф?! — воскликнул губернатор Маракайбо, прикидываясь удивленным. — Я бы рад иметь этот титул, но пока не удостоен такой чести. Вы ошибаетесь, капитан Морган.
   — Вы уверены? — спросил флибустьер с легкой иронией.
   — Меня зовут Диего Миранда, и я никогда не имел дворянского звания.
   — Может, вы плантатор?
   — Нет, я делаю шоколад на Гаити.
   — Неужели вы думаете, что я ошибся, или, вернее, ошиблись люди, знавшие вас в Маракайбо, где вы занимали пост губернатора? — по-прежнему насмешливо произнес Морган. — Граф Медина, не лучше ли играть в открытую?
   — Граф Медина! — воскликнул герцогский сын. — Вы шутите, капитан, или набиваете цену? Если вам нужны пиастры, то скажите сколько. У меня нет земель и замков, как у уважаемого мной Черного корсара, но я все же достаточно богат. Прошу вас, скажите сразу, во сколько обойдется мне свобода.
   Морган не смог удержаться от смеха, но от его сухого неприятного смеха графу стало не по себе.
   — Выкуп, говорите вы? Но я позвал вас не для того, чтобы вытрясти лишнюю тысчонку из вашей мошны. Да и к чему мне золото? Признайтесь, граф, вы — сын, пусть даже побочный, герцога Ван Гульда. Сбросьте с себя маску!
   — Какую еще маску? — ядовито спросил губернатор.
   — Которую вы пытаетесь носить, чтобы скрыть свое подлинное имя.
   — Значит, я, по-вашему...
   — Граф Медина и Торрес, губернатор Маракайбо.
   — Звучное имя и знатный титул, — съехидничал дворянин. — Но вас явно подвели осведомители.
   Морган, начавший уже терять терпение, ткнул пальцем в висевшую на стене миниатюру, изображавшую герцога Ван Гульда.
   — Хорошо, граф, — проговорил он, — попробуйте отрицать, если смеете, что это — не ваш отец. Я его прекрасно знал. Он боролся не на жизнь, а на смерть с Черным корсаром, старшего брата которого он предательски убил во Фландрии, а двух других — Красного и Зеленого корсаров повесил. Попробуйте сказать, что это не так.
   Граф на минуту умолк.
   — Отрицайте же, — повторил Морган. — Эта миниатюра принадлежит вам.
   — Кто сказал вам это? — спросил граф. — Кто тот несчастный, который выдал меня? Ну, хорошо. Я — граф Медина и Торрес, сын герцога Ван Гульда и маркизы Миранды. Да, я — губернатор Маракайбо. Что вам угодно?
   — Только одно, — сказал Морган.
   — Что именно?
   — Хочу знать, зачем вы посылали корабли и захватили дочь корсара сеньору Иоланду Вентимилья.
   — Вы требуете слишком много, капитан Морган, — сказал граф. — Это касается только меня, а не флибустьеров.
   — Вы забываете, что Черный корсар — один из величайших предводителей флибустьеров, и его дочь, сеньора Иоланда, имеет право на наше покровительство.
   — Покровительство морских разбойников и людей вне закона! — иронически скривил губы граф. — Хороши рыцари, честное слово!..
   Вспыхнув от гнева, Морган протянул руку к эфесу шпаги и наполовину обнажил ее.
   — Убейте, верней, заколите меня! — покорно сказал граф, расстегивая куртку и обнажая шелковую рубаху. — Сердце вот здесь.
   Эти слова, полные достоинства и безразличия, словно холодным душем окатили флибустьера.
   — Морган — боец, а не убийца, — сказал он, вкладывая шпагу в ножны. — У вас слишком острый язык, сеньор граф.
   — А шпага — острее, — с вызовом ответил сын Ван Гульда.
   — Увидим, если придется встретиться в бою.
   — Охотно принимаю ваш вызов.
   — Так вы ответите на вопрос?
   — Я же сказал, это касается только моей семьи.
   — Вы ненавидите сеньору Иоланду?
   — Разве я не могу ненавидеть дочь человека, погубившего моего отца, герцога Ван Гульда?
   — Корсар не убивал его. Ваш отец взорвал пороховой склад, когда «Молниеносный» взял на абордаж его фрегат. Я свидетель этой драмы. К тому же и у корсара были серьезные причины, чтобы ненавидеть вашего отца, загнавшего в могилу трех его братьев.
   — Но не настолько, чтобы в бурю отправить в шлюпке законную дочь моего отца, Онорату Ван Гульд.
   — Черный корсар поклялся над трупами братьев — Красного и Зеленого корсаров уничтожить всех, кто носит это злосчастное имя. К тому же Онората, чудом уцелевшая во время бури, не только простила корсара, но и вышла за него замуж.