Сальгари Эмилио. Иоланда — дочь Черного корсара

   — Сбросим городскую одежду и станем моряками, — предложил Кармо. — Никто не придерется.
   Открыв сундучок, находившийся на носу, он вытащил из него большие куртки из серого сукна, шерстяные повязки и островерхие шапочки с голубой лентой.
   Закрепив руль и шкот, оба преобразились в рыбаков, затем установили по бортам сети с пробковыми поплавками.
   — Посмотри, как поживает наш друг, — сказал Кармо, окончив работу.
   Он приподнял полотно, покрывавшее плантатора, и снял шарф, закрывавший ему лицо.
   Дон Рафаэль глубоко вздохнул, но глаз не открыл.
   — Сон оказался сильнее страха, — промолвил со смехом авантюрист. — И херес и аликанте действительно на высоте. Капитан Морган будет очень рад нашей добыче и сам постарается развязать язык пленнику.
   — Лишь бы он не умер со страху, когда увидит себя в руках флибустьеров.
   — Постараемся смягчить ему удар.
   — Лучше бы он сразу выложил все, что знает о дочери Черного корсара.
   — Я бы все равно забрал его с собой.
   — На что Моргану маракайбец?
   — Дорогой мой, из этого дурака можно выудить ценные сведения о численности гарнизонов, о пушках, которые на вооружении в фортах.
   — Значит, будем штурмовать крепость?
   — Скорей всего!
   — Это крепкий орешек, дорогой Кармо. Видел укрепления, которые построили испанцы? Маракайбо теперь не тот, что мы брали с Черным корсаром и Олоннэ.
   — Но нас тоже немало, и пушек у нас довольно. Ради миллионов пиастров, которые нас ждут, стоит пойти на риск.
   — Лишь бы не выследили наш флот.
   — Бухта Амней хорошо укрыта, и никто не заметит наши корабли. К тому же наши начеку и не подпустят к кораблям шпионов.
   С приближением зари попутный ветер дул все сильнее, так что китолов все больше наверстывал упущенное время.
   Грациозно склонившись на правый борт и почти касаясь нижним флажком поверхности воды, он бесшумно рассекал спокойные воды широкой лагуны, оставляя за кормой полосу фосфоресцирующей пены.
   Оба флибустьера примолкли, но время от времени примались яростно чесаться, ибо на них налетали тучи москитов, нещадно жаливших обоих авантюристов.
   Вдали показался Табласо, один из двух островов, запирающих или, верней, ограждающих лагуну от волн залива. Стали уже видны красивые богатые плантации какао, сахарного тростника и расположенные в низинах селения индейцев.
   Селения эти, попадавшиеся в то время повсюду вдоль берегов залива и лагуны Маракайбо, но ставшие теперь редкостью, придавали необыкновенно прелестный вид всей округе, названной испанскими первооткрывателями Венесуэлой, то есть маленькой Венецией. Деревни часто сливались друг с другом, простираясь на сотни метров. Населены они были, однако, сотнями семейств, которые строили свои жилища в трехстах-четырехстах шагах от берега, а то и ближе.
   Лагуна становилась все оживленней.
   Каноэ, выдолбленные из ствола кедра, быстро скользили по воде с почти голыми индейцами, по озеру неторопливо ходили под парусами мелкие каравеллы, ожидая прилива, чтобы войти в крошечные порты островка.
   — С подветренной или наветренной? — спросил гамбуржец.
   — Держись ближе к берегу, — ответил Кармо. — Пойдем между Сапарой и берегом.

Глава III
Флибустьерский флот

   В восемь утра шлюпка вошла в пролив, образованный восточной оконечностью острова Сапара и берегом Капатариды, и двинулась в залив Маракайбо.
   Хотя оба флибустьера повстречались с двумя крупными военными каравеллами и даже с одним галеоном, никто их не задержал и не спросил, кто они и куда следуют.
   Сети, которые они выбросили за борт, должно быть, наводили испанцев на мысль, что это обычные рыбаки и связываться с ними не стоит.
   Едва выйдя из пролива, Кармо и Ван Штиллер повернули на восток и несколько отдалились от берега, изобиловавшего здесь мелями, на которых теснилось немало карибских селений.
   Но тут раздался раскатистый чих. Дон Рафаэль открыл глаза и делал отчаянные усилия, чтобы освободиться от пут, связывавших его по рукам и ногам.
   — Добрый день, сеньор, — приветствовал его Кармо. — Отменное, видать, было вчера аликанте.
   Несчастный плантатор вытаращил на него глаза и скрипя зубами хрипло проговорил:
   — Негодяи.
   — Негодяи? Боже! Вы ошибаетесь, сеньор, — возразил Кармо. — Мы гораздо порядочнее, чем вы думаете. Вы убедитесь в этом, когда ощупаете свои карманы, как только мы развяжем вам руки.
   — Что же вам от меня нужно? Зачем вы меня утащили с собой? Надеюсь, вы не станете опять рассказывать байки о председателе Королевского суда в Панаме.
   — По правде говоря, этот господин не имеет к нам отношения. Мы везем вас к не менее могущественному человеку, с которым тоже шутки плохи.
   — К кому же?
   — К весьма большому человеку, который тоже близко к сердцу принимает судьбу дочери Черного корсара и который сделает все для ее спасения.
   — Отнять ее у губернатора!.. Да он не выпустит ее из своих когтей.
   — Посмотрим, что он скажет, когда пушки разнесут в дребезги форты Маракайбо, — ответил Кармо. — Шестнадцать лет назад те же стволы уложили здесь весь гарнизон.
   Дон Рафаэль смертельно побледнел.
   — Так вы флибустьеры? — промямлил он.
   — К вашим услугам, сеньор.
   — Боже милостивый!.. Я пропал!..
   — Не сейчас, по крайней мере, — с иронией сказал Кармо.
   — Кто ваш предводитель?
   — Морган.
   — Покоритель Портобелло?
   — Он самый.
   — Бедный я, бедный!.. — вздохнул несчастный.
   — Не падайте духом, сеньор, — подбодрил его Кармо. — Капитан Морган никого не съел, и безупречней джентльмена нет на свете.
   — Да, джентльмена, обрекшего на гибель монахов и монахинь Портобелло. Все вы мерзавцы! Сатанинское отродье!
   — Да, да, порождение ада, — поддакнул гамбуржец со смехом. — Так ведь говорят ваши святые отцы.
   — Сеньор, смените гнев на милость и съешьте бутерброд. У нас осталось немного сухарей, отличная утка, зажаренная вчера утром, а также пара бутылок вина — ничуть не хуже того, которое мы распили в таверне.
   Кармо вытащил из ящика провизию, разделил ее поровну на троих и развязал руки пленнику.
   Дон Рафаэль, у которого от морского ветерка слегка разгулялся аппетит, хотя и продолжал ворчать и таращить глаза, принялся за еду, не отказавшись от пары стаканчиков портвейна, с насмешливой любезностью предложенных ему Кармо.
   В полдень китолов находился уже в водах залива Коро, образованного с одной стороны венесуэльским берегом, а с другой — полуостровом Парагуаной.
   Гамбуржец, продолжавший сидеть у руля и ориентировавшийся по карманному компасу, направил лодку к мысу Кардон, уже маячившему на горизонте.
   Залив был пустынен. Испанские корабли редко отваживались заплывать так далеко, боясь угодить в лапы к грозным пиратам с Тортуги. Они оставляли хорошо защищенные порты, только если плыли не в одиночку или, по крайней мере, в сопровождении высокобортных кораблей.
   Весь день китолов шел все дальше на север, пользуясь попутным ветром и довольно спокойным морем. К закату солнца он подошел к бухте Амней, в то время совершенно необитаемой и редко посещаемой кораблями, искавшими в ней убежища лишь от сильных бурь.
   — Приехали, — сказал Кармо, обращаясь к дону Рафаэлю.
   Несчастный плантатор, рта не разевавший после завтрака, глубоко вздохнул и ничего не ответил.
   Проскользнув мимо подводных камней, едва выглядывавших из воды, шлюпка через несколько минут смело ринулась в бухту, в глубине которой виднелись какие-то темные силуэты с мачтами и реями.
   — Что это? Корабли? — спросил бледнея дон Рафаэль.
   — Это флот капитана Моргана, — ответил Кармо.
   — Даже флот?
   — Да, и он готов помериться силами с фортами Маракайбо. К кораблю адмирала, — приказал он затем, обращаясь к Ван Штиллеру.
   За скалистым утесом неожиданно возник огромный фрегат, преграждавший путь к другим кораблям, стоявшим на якоре в бухте.
   — Эй! — крикнул Кармо, сложив рупором руки.
   — Кто там? — донесся голос с корабля.
   — Береговые братья — Кармо и Ван Штиллер. Спустите трап.
   Китолов подошел с правого борта к кораблю и пришвартовался к веревочной лестнице, которая тут же была спущена вахтенными.
   — Мужайтесь, сеньор, и вперед! — сказал Кармо, развязывая веревки, которыми были спутаны ноги плантатора.
   — Да, навстречу смерти, — мрачно пошутил дон Рафаэль.
   Несмотря на дрожь в коленках, бедняга уцепился за лестницу и после бесконечных и все более глубоких вздохов очутился на флагмане пиратского флота. Плантатора окружили вооруженные до зубов люди с фонарями в руках и тут же принялись разглядывать его с нескрываемым любопытством.
   — Где капитан? — спросил Кармо.
   — У себя в каюте.
   — Посветите нам. Пойдемте, сеньор, и не тряситесь так сильно.
   Он взял плантатора под руку и, то подталкивая, то волоча его за собой, довел до капитанской каюты и вошел с ним в освещенный серебряной лампой салон с развешанным на стенах холодным и огнестрельным оружием.
   За столом сидел мужчина средних лет, отличавшийся крепким телосложением. У него были живые черные глаза. С большим вниманием он рассматривал лежавшие перед ним морские карты.
   При виде обоих мужчин он пружинисто привстал со стула.
   — Кого ты привел, Кармо?
   — Человека, сеньор, который может поведать все, что вы пожелаете узнать о дочери пьемонтского кавалера.
   Неожиданная радость на миг осветила гордые черты грозного корсара.
   — Она ведь там? — спросил он Кармо.
   — Да, капитан.
   — В руках у испанцев?
   — В плену у губернатора.
   — Спасибо, Кармо. Выйди и оставь меня с этим человеком.

Глава IV
Морган

   Морган после исчезновения Черного корсара не оставил Мексиканский залив и флибустьеров с Тортуги.
   Обладавший необычайной душевной силой, выдержкой, смелостью и широким взглядом на жизнь Морган не замедлил выделиться среди Береговых братьев. Те вскоре заметили, что этот человек способен повести их на великие подвиги.
   Оставаясь владельцем еще приличного состояния, он собрал уцелевших моряков с «Молниеносного» и немедленно отправился в море. Вначале он довольствовался нападением на одинокие суда, без сопровождения пустившиеся в плаванье у берегов Гаити и Кубы.
   Промысел этот, скорей опасный, чем прибыльный, длился несколько лет с переменным успехом, пока Моргану не предложили возглавить эскадру из двенадцати больших и малых кораблей с экипажем в семьсот человек и провести ряд крупных операций, чтобы нанести урон испанцам.
   Морган давно ждал случая, чтобы набрать достаточно сил для осуществления своих грандиозных планов.
   Он тут же отплывает из Тортуги, заявив, что идет на штурм Пуэрто дель Принсипе, одного из самых богатых, хотя и лучше всех защищенных городов Кубы.
   Один из испанцев, находившихся в плену на его корабле, с отчаянной смелостью бросается в море и, сумев доплыть до берега, предупреждает губернатора о грозящей городу опасности.
   Под рукой у губернатора было восемьсот солдат, и он знал, что может рассчитывать и на поддержку населения.
   Тогда он двинулся на корсаров и завязал с ними отчаянный бой, но спустя четыре часа солдаты обратились в бегство, оставив на поле сражения три четверти войска убитыми и ранеными.
   Сам губернатор пал в сражении.
   Ободренный победой Морган нападает на город и, несмотря на сопротивление граждан, овладевает им и предает его разграблению. Однако захватил он немного — жители успели спрятать в лесах лучшее из того, что имели.
   Узнав из перехваченного письма, что крупный отряд испанцев вышел из Сантьяго, чтобы изгнать захватчиков из города, флибустьеры накинулись на своего предводителя. Его стали обвинять в том, будто он втянул их в опасное и малоприбыльное дело.
   Между французами и англичанами — экипажи кораблей вербовались среди тех и других — вспыхнула ссора.
   Первые покинули Моргана, вторые, располагавшие восемью кораблями, поклялись, напротив, что последуют за ним в огонь и воду.
   В то время много было толков о сокровищах Портобелло, одного из самых богатых городов Центральной Америки, нажившегося на ограблении Панамы. Но он лучше всех был укреплен и находился под надежной охраной. В голове бесстрашного Моргана возникает идея — внезапно напасть на город и овладеть им.
   Эта мысль показалась настолько дерзкой, что флибустьеры только качали головами, когда Морган делился ею с ними.
   — Неважно, что нас мало, — заявил отважный корсар, — зато велика чаша доблесть.
   — Как не поддаться обаянию этого человека? — И корсары, поверив в способности своего адмирала, подняли паруса и двинулись к Портобелло.
   Ночью Морган бросил якорь в нескольких милях от города, оставил на кораблях небольшую охрану, посадил остальных на шлюпки, и флибустьеры тихонько подошли к фортам.
   Четверо моряков, высланных на разведку, овладели испанским часовым и привели его к Моргану. Тому удалось выжать из него сведения, необходимые для организации штурма.
   Затем часового отвели к одному из фортов, и он призвал гарнизон сдаться, если испанцы не желают расстаться с жизнью.
   В Портобелло были две крепости, считавшиеся неприступными. Каждая защищалась тремястами солдат и имела на вооружении изрядное число пушек. Морган нападает на первую и после кровопролитного сражения врывается внутрь во главе своих смельчаков, сгоняет ее защитников в огороженное место, подкладывает фитиль под пороховой склад, и испанцы взлетают на воздух вместе с крепостными укреплениями!..
   Окрыленные первым нежданным успехом, флибустьеры устремляются на штурм второй цитадели, но здесь их встречает такой ураганный огонь, что многие начинают сомневаться в успехе дерзкого предприятия.
   Тогда Морган выводит из монастырей и церквей всех монахов и монахинь и, раздобыв дюжину длинных лестниц, заставляет святую братию перекидывать их через рвы, и под защитой монашеских спин снова ведет людей на штурм.
   Не внимая душераздирающим крикам монахов, испанцы не прекращают огня, решив до конца защищать крепость. Несчастная братия полностью гибнет на месте сражения.
   Флибустьеры и тут не падают духом. Им удается залезть на стену, оттеснить защитников и овладеть второй цитаделью.
   Но дело на этом не кончилось. Город обстреливался еще из третьего форта, в котором укрылся сам губернатор.
   Морган требует сдачи, обещая жизнь губернатору, но в ответ гремят выстрелы.
   Невзирая на ужасные потери и героическую оборону форта, флибустьеры, которым теперь и море по колено, карабкаются на стены с абордажными саблями и в руках и берут и это последнее укрепление.
   Так за один день, без каких-либо пушек, силами всего четырехсот людей отважному корсару удалось овладеть одним из самых значительных городов Америки, крупнейшим после Панамы средоточием драгоценных металлов в испанских колониях.
   Моргану досталась огромная добыча, и все же он имел наглость отправить двух пленников к президенту Королевского суда в Панаме с требованием уплатить сто тысяч пиастров за освобождение города!..
   Под началом президента было полторы тысячи солдат. Он отправился в поход... но был разбит наголову и отброшен к берегам Тихого океана!.. Надеясь на подкрепления, он все же потребовал от Моргана очистить город. В ответ было сказано, что, если выкуп не поступит в ближайшее время, город будет сожжен дотла, а пленные — перебиты. И сто тысяч пиастров перекочевали в карман Моргану.
   Но Морган не привык почивать на лаврах.
   Когда в конце 1600 года в Европе вновь разгорелась война против Испании, Морган потребовал от губернатора Ямайки разрешить ему свободный проход в ее водах. Тот не только дал разрешение, но и предложил Моргану командовать тридцати-шестипушечным галеоном, чтобы разорять испанские колонии.
   Морган бороздит воды Сан Доминго, где было немало возможностей сильно поживиться, но корабль его с тремястами корсаров взлетает неожиданно на воздух, и сам он спасается только чудом.
   Склад с пороховыми бочками взорвали несколько французов, которых он заковал в цепи за то, что они переметнулись на сторону испанцев.
   Но поскольку у французов корабль был не хуже того, который Морган получил от губернатора Ямайки, то он завладел им и с триумфом вернулся на Тортугу, чтобы организовать новый большой поход.
   Он уже собрал немало кораблей, вооружил свыше девятисот флибустьеров и намеревался было отплыть к берегам Венесуэлы, сулившей богатую добычу, как вдруг узнал, что дочь его бывшего друга, Черного корсара, прибыла в Мексиканский залив и попала в плен к испанцам, собиравшимся ей отомстить за все то зло, которое семнадцать лет назад ее отец причинил владениям великого Карла V.
   Как мы говорили, Морган давно не получал никаких известий о своем храбром друге. Правда, много лет назад ему прислали кольцо со скрещенными гербами сеньоров Вентимилья и герцогов Ван Гульдов, из рода которых происходила возлюбленная корсара. Да иногда доходили неясные слухи о том, что бесстрашный корсар, женившись на дочери своего заклятого врага, уединился в одном из своих пьемонтских замков.
   Какой-то голландский моряк, захваченный испанцами в плен вместе с кораблем, на котором везли дочь Черного корсара, и чудом избежавший жестокой расправы, привез на Тортугу известие о ее пленении, вызвав огромное возмущение у флибустьеров, не забывших своего гордого предводителя, который столько лет вел их от победы к победе.
   Особенно негодовал Морган, хранивший глубокое уважение к своему прежнему капитану. До этого он не знал, что у Черного корсара родилась дочь, а сам он погиб, защищая родовые владения в Пьемонте.
   Морган велел отыскать голландского моряка, и тот подтвердил, что на захваченном испанцами корабле действительно находилась дочь флибустьерского капитана и что ее отвезли в Маракайбо. Моргану запала в голову мысль отправиться на ее спасение, даже если для этого придется предать огню и мечу все испанские города в Венесуэле.
   Он сделал предложение своим флибустьерам. Те были тертые морские бродяги, но могли снять с себя последнюю рубашку. Все единодушно поддержали капитана, и корабли двинулись в путь, решительно взяв курс на юг.
   К несчастью, в пути их застала буря и разметала корабли вдали от берегов Венесуэлы. Из пятнадцати лишь восьми удалось доплыть до бухты Амней, откуда Морган направил Ван Штиллера и Кармо в Маракайбо, чтобы лучше разузнать о судьбе дочери пьемонтского сеньора или захватить «языка», который мог бы им что-нибудь рассказать.
   Кармо покинул рубку, и Морган стал с интересом разглядывать плантатора. Бледный как полотно, тот едва стоял на ногах, прислонившись к стене.
   — Кто вы такой? — спросил он сухо.
   — Дон Рафаэль Токуйо, сеньор капитан.
   — Правда, что дочь владетельного господина Вентимилья, или, вернее, Черного корсара, содержится в плену в Маракайбо?
   — Да, так говорят.
   — Где она сейчас?
   — В руках у губернатора. Я уже об этом говорил вашим людям.
   — Расскажите, что вам известно.
   Плантатор не заставил себя долго просить и с дрожью в голосе повторил все, что рассказывал обоим флибустьерам, захватившим его в плен.
   — Это все? — спросил Морган, испытующе сверля его глазами.
   — Клянусь вам, капитан.
   — Вы не знаете, где содержится пленница?
   — Нет, заверяю вас, — ответил дон Рафаэль не совсем уверенно, что не ускользнуло от корсара.
   — Однако человек, вхожий к губернатору, должен бы знать больше.
   — Я не приближен к нему.
   — Как молода дочь корсара?
   — Мне говорили, что ей лет шестнадцать и что она вылитый отец.
   — Сколько сил у губернатора в Маракайбо?
   — Ах, сеньор...
   Морган нахмурил брови, и в его глазах блеснул угрожающий огонек.
   — Я не привык повторять одно и то же, — отрезал он, словно ножом.
   Морган хлопнул в ладоши, и в дверях появились Кармо и Ван Штиллер, которые, должно быть, далеко и не уходили.
   — Отведите этого человека на палубу, — сказал Морган.
   — Что вы хотите со мной сделать, сеньор? — взмолился испуганно дон Рафаэль. — Я маленький беззащитный человек.
   — Скоро узнаете.
   Оба флибустьера подхватили плантатора под руки и повели его на палубу. Морган шел следом за ними.
   Увидев капитана, стоявшие на вахте корсары прибежали с фонарями.
   — Спустите петлю с бизань-мачты, — шепнул им Морган.
   Один из моряков быстро поднялся по линю к парусам.
   — Будете говорить? — спросил Морган, обращаясь к пленнику, приставленному к бизань-мачте.
   Дон Рафаэль ничего не ответил. В нем проснулась гордость испанца, и он не чувствовал себя в силах пойти на предательство. Но вдруг у него подкосились ноги, и он издал ужасающий крик. Сверху тихо спустился канат, и Кармо по знаку Моргана накинул петлю на шею плантатора и стал потихоньку ее затягивать.
   — Тяни! — крикнул Морган.
   — Нет... нет... я скажу все! — завопил плантатор, схватившись руками за шею.
   — Как видите, я умею убеждать людей, — сказал корсар.
   — В городе шестьсот солдат, — поспешно проговорил дон Рафаэль.
   — Правда ли, что форт на мысу считается неприступным?
   — Говорят, да.
   Морган пожал плечами.
   — В Портобелло тоже считали, что живут за каменной стеной, и все же мы их одолели. Вы уверены, что дочь Черного корсара в городе?
   — Наверняка.
   — Этой ночью вы вернетесь в Маракайбо и передадите письмо губернатору. Помните, я сумею вас отыскать и воздать по заслугам, если вы не исполните мое приказание. Подать лампу.
   Вырвав страничку из записной книжки, Морган вынул карандаш из кармана и, прислонившись к стене, написал несколько строк.
   — Запомните хорошенько, что тут написано, — сказал он, обращаясь к дону Рафаэлю. — Если потеряете записку, повторите губернатору все слово в слово. "Господину губернатору Маракайбо. Даю вам двадцать четыре часа на освобождение и выдачу мне дочери сеньора Вентимилья и герцогини Ван Гульд, отец которой был в свое время губернатором Маракайбо и испанским подданным.
   В случае неповиновения я сравняю ваш город с землей, а если понадобится, то и город Гибралтар.
   Вспомните, на что были способны восемнадцать лет назад флибустьеры, которых вели в бой Черный корсар, Пьетро Олоннэ и Микеле Баск.
   Морган,
   адмирал эскадры с Тортуги".
   Кармо, — распорядился затем он энергично, — вели опустить на воду шлюпку с восемью гребцами и поднять на ней белый флаг. Они отвезут этого сеньора в Маракайбо.
   — Мне с Ван Штиллером сопровождать?
   — Вам надо отдохнуть, оставайтесь на борту. Ступайте, сеньор, и помните, что ваша жизнь висит на волоске. От вас самого зависит теперь ее спасение.
   С этими словами Морган вернулся к себе в каюту, а бедняга плантатор перешел в шлюпку, которую уже спустили на воду.

Глава V
Взятие Маракайбо

   По прошествии двадцати четырех часов на пиратские корабли, все еще стоявшие на якоре, не поступило никаких известий, но что хуже всего — не вернулась и шлюпка, хотя море по-прежнему оставалось спокойным и дул попутный ветер.
   Глубокое волнение охватило пятьсот корсаров, составлявших пиратский флот. Все боялись, что испанцы в Маракайбо не посчитались с белым флагом, поднятым на шлюпке, как это не раз случалось в прошлом.
   Даже Морган, обычно всегда спокойный, стал обнаруживать признаки явного раздражения — он все время хмурил лоб и нетерпеливо расхаживал по палубе.
   Кармо и Ван Штиллер были прямо-таки вне себя.
   — Их схватили и повесили, — повторял первый. — Никакого уважения к нашим парламентерам. А ведь мы воюющая сторона, поскольку Испания ведет войну с Францией и Англией.
   — Капитан за них покарает, дружище Кармо, — успокаивал гамбуржец.
   Прошло еще двенадцать часов в бесполезном и нетерпеливом ожидании. Морган с согласия Пьера Пикардца, своего помощника по командованию эскадрой, собирался уже отдать приказ о снятии с якоря, но тут в лучах заходящего солнца появилось утлое каноэ с каким-то человеком, тщетно старавшимся направить свою лодку в узкую бухту.
   Навстречу ему была выслана шлюпка с двенадцатью матросами, и через двадцать минут усталый гребец предстал перед Морганом на адмиральском корабле.
   Узнав в нем одного из восьми флибустьеров, которым было поручено препроводить плантатора в Маракайбо, моряки не смогли сдержать возгласов удивления и ярости.
   — Где твои товарищи? — спросил Морган после того как несчастный, едва державшийся на ногах, опрокинул кружку рома.
   — Повешены, капитан, — ответил флибустьер. — Висят на семи виселицах, воздвигнутых на Пласа Майор на том самом месте, где восемнадцать лет назад висел брат сеньора Вентимилья.
   В глазах адмирала сверкнула молния.
   — Повешены! — вскричал он ужасным голосом.
   — По приказу губернатора.
   — Невзирая на белый флаг?
   — Его тут же растоптали, едва мы сошли на берег как парламентеры.
   — И вы не сопротивлялись?
   — Сначала нам предложили сдать оружие, пообещав уважать нас как посланцев мира.
   — Сволочи!.. А тебя почему отпустили?
   — Отвезти ответ губернатора.
   — Он с тобой?
   — Вот, — сказал флибустьер, вынимая из-за пояса послание.
   Выхватив его из рук, Морган впился в него глазами. В записке было всего две строчки.
   "Жду в Маракайбо флибустьеров с Тортуги, чтобы повесить их всех до единого.