— Закажите вина и закуску в верхнем зале и постарайтесь развеселиться.
   — Спасибо, командир, — ответили кумовья, поднимаясь по лестнице, которая вела на второй этаж.
   — Видел, как он на нас посмотрел, — спросил Кармо, когда оба снова уселись за стол.
   — Да, кум, — ответил гамбуржец. — Вид у него был хмурый и несколько смущенный.
   — Давай предупредим Пьера. Мне что-то не по себе.
   Оба уже было поднялись, как вдруг в зале возник неожиданный переполох, тут же перекинувшийся в соседние помещения.
   Девушки внезапно оставили своих кавалеров и беспорядочной толпой бросились к лестницам, за ними последовали горожане, офицеры и музыканты. Отовсюду слышались крики:
   — Западня! Нас заманили в ловушку!..
   Моряки с корвета, пораженные неожиданным бегством хозяев, спрашивали, что случилось.
   — Друзья!.. — вскричал Кармо, обнажая шпагу. — К оружию!
   В тот же миг снаружи донеслись пушечные и ружейные выстрелы. Стреляли в сторону рейда.
   Придя в себя от изумления и поняв, что попали в ловушку, корсары собрались было броситься вниз, чтобы присоединиться к нижним товарищам, как вдруг появился Пьер со шпагой в руках.
   — Мы опоздали!.. — крикнул он изменившимся голосом. — Нас окружили войска, а на улицах — уже баррикады.
   — Я вам говорил, сеньор Пьер, — посетовал Кармо. — Я так и думал, что это он кричал.
   — Кто он? — спросил флибустьер.
   — Капитан Валера.
   — Опять этот негодяй.
   — Это он заманил нас в ловушку. Я в этом уверен.
   — Сто чертей!.. — выругался Пьер.
   — Попробуем выбраться отсюда, — сказал гамбуржец.
   — Испанцы поставили четыре пушки у входа да два отряда аркебузиров, — сказал Пьер. — От нас не останется мокрого места.
   — Значит, мы в западне? — спросило несколько голосов.
   — Не падайте духом, друзья, — ответил Пьер. — Здание из крепких и выдержит долгую осаду. К тому же скоро подоспеет эскадра Моргана.
   — А корвет? — спросил Ван Штиллер, слыша, как нарастает гул орудий.
   — Боюсь, он нам не подмога, — ответил Пьер. — Двадцать человек, которых мы там оставили, надолго не хватит. Из окон не видно мола?
   — Нет, — ответил Кармо — Его закрывают дома.
   — Организуем оборону, — сказал Пьер. — Забаррикадируем лестницу и входы и перейдем все вниз. Посмотрим, хватит ли испанцам духу напасть на нас здесь.
   Пока корсары бегали помогать товарищам, заваливавшим двери мебелью из нижних залов, Кармо и Ван Штиллер осторожно подошли к окну.
   Дворец стоял посреди городской площади, и отсюда было видно, что делают испанцы и каковы их силы.
   Гарнизон принял меры, чтобы полностью отрезать корсаров. Два отряда аркебузиров целиком перегородили все выходы с площади, где поспешно воздвигались баррикады из повозок, бочек и столбов, а напротив входа, в нескольких шагах от них, были установлены четыре пушки.
   Однако испанцы, похоже, не торопились приступать к штурму, собираясь, возможно, взять корсаров измором.
   — Скверное дело, — сказал Кармо гамбуржцу. — Они уверены, что возьмут нас голыми руками. А на корвете-то знают, что Морган решил послать передовой отряд на остров святой Екатерины?
   — Морицу, который командует сейчас на корвете, это должно быть известно. Он тут же постарается узнать, не подошли ли корабли. И если они там, осада долго не продлится.
   — Слышишь?
   — Да, стреляют все реже. Должно быть, встают под паруса.
   — Хоть они спасутся.
   — Да и мы не лыком шиты, кум.
   Друзья собрались было отойти от окна, как вдруг увидели, что на площади вспыхнули костры, а к дворцу двинулся офицер, размахивая белым платком на конце шпаги. За ним шел трубач.
   — Парламентер, — сказал Кармо.
   При первом же звуке трубы Пьер Пикардец бросился к окну, возле которого стоял Кармо с гамбуржцем.
   — Сейчас потребуют от нас сдачи, — сказал флибустьер. — Скажите нашим, чтобы не стреляли.
   Офицер остановился в десяти шагах от входа, а трубач еще сильней затрубил в трубу.
   — Чего вам надо? — крикнул Пьер, высовываясь в окно.
   — По приказу командира гарнизона и алькальда города приказываю вам сдаться, — крикнул офицер, задирая голову.
   — За кого вы нас принимаете? — крикнул флибустьер, притворяясь рассерженным. — Разве так обращаются с моряками испанского флота? Что за глупые шутки?
   — Вы полагаете, что это шутки?.. — воскликнул офицер. — Зря упорствуете. Мы-то знаем, кто вы такие.
   — И кто же?
   — Флибустьеры с Тортуги.
   — Вы с ума сошли! — крикнул Пьер. — Кончайте или мы нападем на вас и сожжем город. Мои моряки рассержены, и я не смогу их удержать.
   — Бросьте ломать комедию!
   — Скажите хотя бы, какой дурак сказал, что мы не уважаемые моряки испанского флота, а последняя сволочь в Карибском море?
   — Ваш бывший пленник — капитан Хуан де Валера.
   — Провались он пропадом... — пробормотал Кармо. — Так я и знал...
   — Передайте вашему капитану, что он дурак! — крикнул Пьер. — Никакие мы не корсары.
   — Мне приказано требовать от вас капитуляции. А там разберемся, испанцы вы или разбойники с Тортуги.
   — Моряки не уступают наглым требованиям.
   — Не забудьте, у нас пятьсот солдат, а ваш корабль ушел, оставив вас на произвол судьбы.
   — Мы продержимся здесь до последнего. Суньтесь, если посмеете! Моряки покажут, на что они способны.
   — Посмотрим, — ответил офицер, удаляясь с трубачом.
   — Были бы у нас аркебузы, я бы ни о чем не беспокоился. И пятьсот человек одолели бы, если их действительно столько.
   — Вряд ли их так много, — ответил Кармо. — Хотя и немало, к тому же у них аркебузы и пушки.
   — Попались на удочку, как мальчишки. Остается только надеяться на подмогу Моргана. Первые корабли должны были выйти в море на заре после нашего отплытия. А если они уже прибыли на остров святой Екатерины, то осада долго не продлится. Как у нас с продовольствием, Кармо?
   — Выпивка есть, сеньор.
   — Тогда давай выпьем, — спокойно предложил Пьер, который никогда не падал духом. — Стены здесь крепкие, окна внизу зарешечены, дверь и лестница забаррикадированы, с нами наконец шпаги и пистолеты. Испанцам нелегко придется.
   Осаждавшие, даже после возвращения парламентера, не обнаруживали, однако, большого желания идти на штурм.
   Пока что они довольствовались наблюдением за дворцом, но передышка вряд ли могла затянуться надолго — в этом корсары были уверены.
   И правда, едва забрезжил рассвет, как раздался пушечный выстрел и одна из створок двери разлетелась вдребезги. Это был сигнал к сражению. За ночь испанцы окопались у выходов с площади и возвели бруствер для защиты пушек и пушкарей.
   — Начинается, — сказал Кармо. — Постараемся подороже продать свою шкуру, дружище.
   — Мы все готовы, — ответил гамбуржец.
   За первым пушечным выстрелом последовал второй, затем третий... А там пошли в ход мушкеты.
   Пока пушки терзали дверь, аркебузиры палили по окнам, чтобы помешать корсарам вести ответный огонь.
   Пьер Пикардец не хотел подвергать своих людей опасности.
   К тому же надо было сохранить припасы на крайний случай. Он приказал поэтому не реагировать на стрельбу. Массивные стены и так служили хорошей защитой, а баррикада, воздвигнутая между выходом и лестницей, не позволяла противнику немедленно пойти на приступ.
   Ураганный огонь длился не меньше часа, но не дал испанцам ничего, кроме напрасной траты пороха. Лишь дверь, разбитая вдребезги четырьмя пушками, соскочила с петель и рухнула на баррикаду, но там и без того было достаточно материала, чтобы помешать наступлению.
   Вражеские саперы сунулись было разгребать громадную кучу сломанной мебели, но были встречены таким пистолетным огнем, что более половины из них остались лежать — мертвыми или ранеными — перед дворцом. Остальные, несмотря на ругань офицеров, сразу же отказались от опасного предприятия и залегли в укрытия.
   — Крепкий орешек достался испанцам, — заметил Кармо, наблюдавший сбоку из окна за передвижением нападавших. — Они не посмеют сунуться сюда. Как ты думаешь, кум?
   — Так же, как и ты, — ответил Ван Штиллер. — Они слишком боятся флибустьеров.
   — Жаль, что не видно проклятого капитана!
   — Уж он-то не высовывается. Интересно, почему он не уехал с графом Мединой в Панаму.
   — Граф почуял, видно, беду и оставил друга следить за побережьем. Ну и лиса!.. Здорово он нас провел. Попадись он мне снова, я уж не сглуплю, как в прошлый раз в Маракайбо.
   — Смотри-ка, перестали стрелять!..
   — Надеются взять нас голыми руками, — сказал Кармо. — Посидят, мол, без воды и пищи да и вылезут на свет божий. Если послезавтра никто не придет нам на помощь, придется решаться на вылазку или подыхать с голоду.
   — До этого дело не дойдет, — успокоил гамбуржец. — Будем сражаться, пока руки целы.

Глава XXXIII
Между пулями и огнем

   Потерпев неудачу, испанцы поняли, что овладеть зданием, в котором засели шестьдесят отчаянных людей, будет нелегко, и не возобновляли больше наступления.
   Первый день прошел относительно спокойно, но противник явно решил взять корсаров измором. Делалось все, чтобы помешать им разжиться по соседству, если не продовольствием, то хотя бы водой.
   Осаждавшие и ночью разжигали множество костров, чтобы дать понять осажденным, что за ними ведется неотступное наблюдение.
   Второй день тоже прошел без перемен. Несколько выстрелов из пушки по баррикаде, редкая пуля, пущенная в направлении окон, и больше ничего.
   Пьер Пикардец начал беспокоиться. Корвет должен был уже добраться до острова святой Екатерины. Его задержка свидетельствовала скорей о том, что он не нашел там кораблей флибустьеров.
   Как действовать дальше?
   Испанские лепешки кончились, фляги опустели, и жажда при царившей вокруг жаре давала знать о себе гораздо больше, чем голод.
   — Плохо дело, — ворчал Кармо, выглядывавший в окно в надежде увидеть, что испанцы снимают осаду. — Надо же было так вляпаться. Если не сообразим, что делать, то сдохнем от голода и жажды.
   Пожилые и наиболее авторитетные флибустьеры уже предлагали предпринять вылазку, но Пьер, все еще не терявший надежды, решительно воспротивился, считая эту затею слишком рискованной.
   — Шестьдесят человек без пушек и аркебуз ни за что не одолеют пятьсот вооруженных солдат, — сказал он в ответ. — Подождем еще. Может, нам придут на подмогу.
   С наступлением сумерек Кармо и Ван Штиллер, следившие за осаждавшими, заметили среди них какое-то необычное движение.
   Число солдат, особенно аркебузиров, увеличилось и к четырем пушкам была добавлена еще одна.
   — Гм!.. — пробормотал француз, покачивая головой. — Боюсь, что ночь будет беспокойной.
   Вызвав Пьера Пикардца, Кармо поделился с ним своими опасениями.
   — Да, готовятся к решительному штурму, — сказал флибустьер, отметив в свою очередь оживление, царившее среди осаждавших.
   — Сеньор Пьер, — сказал Кармо, — у меня есть одно подозрение.
   — Какое?
   — Не кажется ли вам, что испанцы пронюхали, что к нам идут на помощь. Не может быть, чтобы передовые корабли, которые через двенадцать часов после нас должны были отплыть с Тортуги, до сих пор не добрались еще до святой Екатерины. Уже прошло три дня, и я не удивился бы, если бы прибыл весь флот во главе с Морганом.
   — Ты случайно не провидец, Кармо?
   — Я просто так думаю, сеньор Пьер.
   — Я тоже. Тогда будем готовиться к отчаянному сопротивлению.
   Предупрежденные о готовящемся нападении корсары дружно взялись за работу, чтобы как можно лучше укрепить свою оборону.
   При свете светильников, которых осталось еще немало, они, как могли, поправили баррикаду, затем из остатков мебели соорудили еще одну на верхней площадке, перед самым входом в большой зал второго этажа, где намеревались дать последний бой.
   Едва они закончили приготовления, как разом грянули все пять пушек, разнеся вдребезги остатки дверей главного входа.
   Пьер Пикардец разделил своих людей на два отряда: один должен был заняться обороной лестницы, другой — открыть огонь по окнам, если испанцы попытаются проникнуть через них в помещение.
   Пушки грохотали беспрерывно, разрушая с каждым выстрелом заграждение на лестнице.
   Адский концерт продолжался с четверть часа, затем, когда преграда рухнула, отряд алебардщиков, поддержанный крупным подразделением аркебузиров, с криком «ура» решительно бросился на штурм лестницы.
   Флибустьеры отстреливались из пистолетов, но, несмотря на это, нападающие довольно быстро проникли в вестибюль, прочно в нем засели и, очистив его от обломков баррикады, освободили место для других солдат, которые должны были приступить к решающему штурму.
   Собравшись на последнем этаже, флибустьеры ждали их с клинками в руках.
   Пьер Пикардец находился в первых рядах.
   — Держитесь, ребята! — подбадривал он своих людей. — Скоро придет подмога.
   Штурмовой отряд, уже проникший внутрь, залпом уложил довольно много флибустьеров, а затем с пиками наперевес бросился вверх по лестнице.
   Флибустьеры только этого и ждали, чтобы взять реванш. Общими усилиями они столкнули на лестницу тяжелую мебель, которую подтащили к двери большого зала, и, воспользовавшись замешательством и испугом испанцев, не ожидавших обрушившегося на них «оползня», набросились на врагов и стали рубить их налево и направо.
   Налет флибустьеров оказался столь молниеносным, что аркебузиры, оставшиеся в вестибюле, не успели даже открыть огонь. Противник оказался перед ними, когда штурмовой отряд, деморализованный мебельным обвалом, унесшим и искалечившим немало жизней, задал тягу.
   Испанцы и в те времена были не из тех, кто легко идет на попятную. Они встретили грудью нападавших и оказали отчаянное сопротивление.
   Сражение длилось уже несколько минут с большими потерями для обеих сторон, как вдруг раздался отчаянный крик:
   — Горим!.. Горим!..
   Загорелась, а может, специально была подожжена баррикада, и яркие языки пламени, вырывавшиеся из кучи обломков, образовали преграду, разделившую сражающихся.
   — Назад!.. — крикнул Пьер Пикардец, вышедший невредимым из кровавой схватки.
   Флибустьеры, окутанные дымом, поспешно бросились наверх по лестнице, а в это время огонь уже перебросился на ковры и портьеры ближайших дверей.
   Клубы дыма вперемежку с искрами потянулись из вестибюля по всей лестнице.
   — Мы сгорим живьем! — закричал Кармо. — Закройте дверь в залу или мы задохнемся.
   Дверь сразу захлопнули, но пожар быстро распространялся в залах нижнего этажа.
   Корсары сделали быструю перекличку: в живых осталось сорок два человека. Восемнадцать пали под пулями и алебардами на лестнице и в вестибюле.
   — Друзья, — воскликнул Пьер Пикардец, — нам не остается ничего другого, как выпрыгнуть из окон и дорого продать свою шкуру. Выломаем решетку и покажем испанцам, как умирают флибустьеры с Тортуги.
   В зале оставалась еще кое-какая тяжелая мебель, среди которой — длинный стол.
   Двадцать рук подняли его в воздух и, пользуясь им, как тараном, трижды ударили им с силой по решетке.
   После четвертого удара прутья выскочили из гнезда и упали на площадь.
   — Я проложу вам путь, — крикнул Пьер, в то время как дым, проникая в щели, стал наполнять зал.
   Выглянув в окно, он смерил высоту: до земли было всего пять метров — пустяки для людей, которым все было нипочем.
   Схватив палаш, Пьер прыгнул первым и устоял на ногах.
   Едва коснувшись земли, он приготовился было броситься на врагов, как вдруг со стороны бухты донесся оглушительный залп.
   Казалось, что разом грянули двадцать или тридцать пушек.
   — Наши прибыли! — радостно закричал Пьер. — Прыгайте, ребята!..
   Пьер оглянулся: на площади не было ни одного испанца.
   При звуке пушечных выстрелов, возвещавших о прибытии флибустьеров, осаждающие поспешили на улицу Панамы, чтобы добраться до мощных стен Крепости Сан-Фелипе.
   Горожане тоже уносили ноги, направляясь в леса с плачущими женщинами и детьми.
   Корсары, опасавшиеся обвала пола в верхней зале, попрыгали на землю. Вместе с остальными — Кармо и Ван Штиллер.
   Пьер Пикардец быстро построил свой отряд и двинулся к рейду. Пушки смолкли, и доносилось лишь громкое «ура».
   Когда отряд прибыл на пристань, к ней уже пристали десять шлюпок с вооруженными людьми.
   Первым на берег вышел высокий человек и, подойдя к Пьеру, сказал:
   — Очень рад, что успел тебя спасти.
   Это был Морган.

Глава XXXIV
Штурм Панамы

   Поход Моргана для штурма Панамы, считавшейся жемчужиной Тихого океана, был самым грандиозным, который когда-либо предпринимали флибустьеры.
   В состав его эскадры входили тридцать семь больших и малых судов с двумя тысячами бойцов, не считая матросов. По тем временам это была настоящая армада с огромным числом пушек, боеприпасов и продовольствия.
   Со всех сторон стекались люди, чтобы встать под ее знамена. Все надеялись поживиться при разгроме этого большого города, крупнейшего после испанской столицы в Перу.
   На Тортугу прибыли пираты Ямайки, Сан Христофора, Гоавы, почти все буканьеры Гаити. Сюда их влекла ненависть к испанцам.
   С необыкновенным умением и тактичностью Моргану удалось навести порядок среди этих морских подонков, состоявших из самых недисциплинированных людей в мире.
   Разделив эскадру на два отряда и объявив самого себя адмиралом первого и контрадмиралом второго, Морган вышел в море спустя двое суток после отплытия корвета Пьера Пикардца и решительно направился к острову святой Екатерины, где в то время засели испанцы и где он рассчитывал оставить часть своих людей, чтобы располагать надежным резервом.
   В открытом море к Моргану присоединились четыре корабля под командованием Броудли, которого он отправлял за продовольствием (напав на город Ранкария близ Картахены, тот его разграбил и в обилии запасся продуктами), и спустя пять дней эскадра корсаров появилась в бухте острова святой Екатерины.
   Испанский гарнизон, напуганный появлением столь мощных сил, не посмел оказать сопротивление, хотя и располагал достаточными силами.
   При первом же требовании о сдаче он сразу вступил в переговоры, уступив флибустьерам десять фортов, хорошо вооруженных артиллерией, склады с боеприпасами и продовольствием.
   Переговоры уже подходили к концу, когда на рейде появился корвет. Услышав печальный рассказ о случившемся с Пьером Пикардцем, оба отряда Моргана тут же снялись с якоря и, оставив сильный гарнизон на святой Екатерине, прибыли, как мы видели, в Шагр как раз в тот момент, когда осажденные решили, что их дело окончательно проиграно.
   В тот же вечер Морган, боявшийся, что известие о его высадке слишком быстро дойдет до Панамы и испанцы вызовут подмогу из своих колоний в Перу, Чили и Мексике, сформировал большой отряд для взятия крепости Сан-Фелипе, называвшейся также фортом святого Лаврентия, чтобы открыть себе путь к Тихому океану.
   Командовать отрядом он поручил Броудли, снискавшему себе большую славу и авторитет, и дал ему в помощники Пьера Пикардца. Кармо и Ван Штиллер, всегда готовые к самым рискованным предприятиям, вошли в него вместе с доком Рафаэлем, прибывшим с эскадрой. Из ненависти к капитану Валере плантатор окончательно встал на сторону флибустьеров, хотя ему не очень было по душе выступать против своей родины.
   Отряд состоял из пятисот человек, отобранных среди самых храбрых, ибо всем было известно, что крепость считалась весьма мощной, более того — неприступной.
   В самом деле, воздвигнутая с большим трудом на вершине горной скалы для перекрытия единственного пути, который вел в Панаму, крепость, обладавшая крупнокалиберной артиллерией и многочисленным проверенным в боях гарнизоном, представляла собой препятствие, одолеть которое было не под силу и самым храбрым.
   Однако флибустьеры, не привыкшие никогда отступать, дружно выступили в поход, более чем уверенные, что справятся со своей задачей.
   Наутро они были уже под стенами крепости и тут же потребовали ее сдачи, угрожая в противном случае истребить весь гарнизон.
   В ответ посыпался град пуль и пушечных ядер. Но флибустьеры не пали духом. Воодушевляемые призывами командиров, они дружно бросились на штурм, надеясь завязать рукопашный бой, но огонь осажденных усилился еще больше и стал поистине смертоносным.
   Ряды нападавших дрогнули, но в этот миг одному из буканьеров пришла блестящая мысль. Заметив, что крыши форта покрыты сухими пальмовыми листьями, он пробрался в поле, на котором рядом со скалой выращивался хлопок, набрал волокна из коробочек и, слепив из них шар, насадил его на шомпол, который пропустил в ствол заряженной аркебузы.
   Затем он поджег волокно и выстрелил. Странный заряд попал на крышу форта и незамедлительно вызвал пожар.
   Другие корсары при виде отличного результата последовали доброму примеру, и на укрепления противника вместо свинцовых посыпались огненные заряды. Вскоре разгорелся ужасный пожар.
   Пока испанцы, которым грозила опасность превратиться в жаркое, пытались укротить огонь, флибустьеры добрались до самых стен и, пробив в них бреши, завязали отчаянный бой.
   Вскоре крепость пала. Из трехсот сорока испанцев лишь двадцати четырем удалось избежать смерти, но и флибустьеры дорого заплатили за свою первую победу: сто шестьдесят из них остались лежать на поле боя и восемьдесят было ранено.
   Погасив после немалых усилий пожар, Броудли поспешил восстановить крепость, чтобы отбить возможные попытки отобрать ее у флибустьеров с помощью войск из Панамы.
   Узнав о первом успехе, Морган прибыл через несколько дней в крепость во главе с основным отрядом. Он торопился побыстрей добраться до Панамы, чтобы не дать испанцам возможности вызвать войска из Перу и Мексики, где стояли крупные гарнизоны. К тому же он опасался, что граф Медина вновь улизнет и укроется в других испанских колониях.
   Оставив пятьсот человек для охраны крепости, Морган решительно выступил в поход 18 января 1671 года. Путь показывал один только дон Рафаэль, которого он взял с собой: никто из корсаров не знал дороги, пересекавшей перешеек.
   Бедный плантатор сначала, правда, решительно отказывался стать предателем, но под угрозой жестоких пыток вынужден был уступить желанию неумолимого корсара.
   Предупрежденные о наступлении пиратской армии испанцы, не располагавшие достаточными силами для сражения в открытом поле, разрушали все деревни и сжигали даже плантации, чтобы не позволить противнику запастись продовольствием.
   Морган, однако, был человеком не робкого десятка. Несмотря на голод, который испытывали его люди, он продолжал свой поход через леса, а позднее на лодках — по реке Шагр.
   Дон Рафаэль заверял, что в поселке Круо флибустьеры найдут крупные продовольственные склады, поскольку там находился главный центр снабжения Панамы по реке Шагр.
   Но корсаров ждало жестокое разочарование. Испанцы, бежавшие от передовых отрядов флибустьеров, сжигали все на своем пути.
   И все же голодным повезло: отыскался кожаный мешок с хлебами и шестнадцать галлонов вина — весьма немного для такого количества людей. Пришлось восполнять собаками и кошками, которыми изобиловали окрестности.
   В этом месте река Шагр окончила свой бег. Морган отправил обратно на шлюпках шестьдесят человек, пострадавших в боях, оставив себе небольшую лодку для посылки известий морякам своей флотилии. Дав одну ночь для отдыха отряду, он снова пустился в трудный поход.
   Корсаров оставалось тысяча сто человек. Сила, конечно, большая, но не настолько, чтобы с ходу одолеть в четыре-пять раз превосходящие силы противника, засевшего в Панаме. Тем не менее Морган не отчаивался и продолжал поход.
   Отряд шел узкими ущельями через отроги Кордильер. Вокруг не было ничего, кроме глубоких пропастей да огромных камней, которые, казалось, вот-вот обрушатся им на голову. В окрестных лесах не видно было и следа человеческой ноги.
   Ориентируясь по компасу, бесстрашные люди без колебаний шли дальше, преодолевая любые препятствия.
   Плохо бы им пришлось, если бы испанцы напали на них в этих ущельях!..
   Те, однако, не смели показываться, но натравливали на флибустьеров индейские племена, причинявшие им немало хлопот.
   Из лесов или с отвесных склонов на корсаров то и дело обрушивался град стрел или лавины камней, но невозможно было увидеть людей, занимавшихся этим. Подобно ланям, индейцы немедленно исчезали, ловко уклоняясь от стычек с аркебузирами.
   В предпоследний день завязался жестокий бой, который чуть было не кончился большой бедой.
   Корсары проникли в узкое ущелье с крупными, почти отвесными стенами, где достаточно было сотни решительных и хорошо вооруженных людей, чтобы всех их уничтожить. Внезапно перед флибустьерами возникла кучка индейцев, с которыми пришлось вступить в рукопашную схватку.
   В течение нескольких часов трудно было угадать, кому улыбнется счастье, и корсары стали было подумывать об отступлении, как вдруг вождь индейцев был сражен метким выстрелом. Его соплеменники растерялись и поспешно скрылись в горах.
   В последний день орда вконец изголодавшихся людей, с трудом преодолевшая Кордильеры, спустилась наконец в обширную долину. Но там стояла страшная жара, и корсары, умирая от жажды, не нашли бы в себе мужества следовать за Морганом, если бы проливной дождь с последовавшим затем ураганом не привел их немного в чувство.