Сальгари Эмилио. Иоланда — дочь Черного корсара

   Губернатор Маракайбо".
   Морган в гневе разорвал послание, а затем, обратившись к флибустьеру, спросил:
   — А о дочери Черного корсара он ничего не сказал?
   — Да, пускай забирает, если сможет.
   — И заберем, — отрезал Морган.
   Затем громовым голосом, донесшимся до моряков с остальных кораблей, воскликнул:
   — Поднять якоря и паруса. Завтра к вечеру Маракайбо будет в наших руках.
   — В Маракайбо!.. В Маракайбо!.. — донесся в ответ мощный гул голосов.
   Через полчаса все восемь кораблей вышли из бухты и направились к заливу Маракайбо.
   Корабль Моргана «Молниеносный», названный так в честь прославленного корабля Черного корсара, шел во главе эскадры.
   Это был трехмачтовый фрегат, крупней других по размерам, вооруженный тридцатью шестью пушками, среди которых было несколько для ближнего боя. Экипаж его состоял из восьмидесяти человек, не боявшихся ничего на свете.
   Остальные корабли — почти сплошь галионы, захваченные у испанцев, но вооруженные многочисленными пушками, камнеметами и мортирами, — следовали за ним сдвоенной колонной, держась на расстоянии пятисот-шестисот метров друг от друга, чтобы иметь достаточно места для маневра, не рискуя столкнуться.
   Все шли с потушенными огнями. Несмотря на новолуние, ночь была светла, ибо воздух в тропиках и на экваторе отличается необыкновенной чистотой.
   Морган, стоявший на капитанском мостике, внимательно вглядывался в горизонт: на днях ему сообщили, что три крупных испанских корабля отплыли с Кубы, чтобы отыскать и разгромить его, прежде чем он посягнет на города континента.
   Рядом с ним стоял его верный друг Кармо. Время от времени они перебрасывались словами.
   — Что-то меня одолевает сомнение, — промолвил Кармо.
   — Какое?
   — Не воспользуется ли нашим промедлением губернатор, знающий, куда и когда мы направляемся, чтобы упрятать дочь нашего друга в надежное место.
   Глубокая морщина обозначилась на лбу Моргана.
   — Если я не найду девицу, — сказал он угрожающе, — то не дам и пиастра за шкуру любого испанца из Маракайбо. Ты знаешь, я не уступаю в вежливости сеньору Вентимилья, но могу быть безжалостным и жестоким, как Пьетро Олоннэ, самый кровавый и беспощадный пират с Тортуги.
   — Этот подонок губернатор, о жадности которого я наслышан, в свое время был дружком Ван Гульда, тестя сеньора Вентимилья. Он способен упрятать девушку куда-нибудь подальше.
   — Это ему дорого обойдется! Я поступлю с ним покруче, чем Черный корсар с герцогом. Живым он от меня не уйдет.
   — Эх, сообщи нам дочь нашего старого предводителя о своем прибытии в Америку, то испанцам бы ее не видать. Самые славные флибустьеры с Тортуги сочли бы за честь взять ее под свою защиту. Странно, почему она не вспомнила, что у ее отца столько верных друзей на Тортуге, где ему и по сей день принадлежит дом с поместьем, которым я семнадцать лет управляю один.
   — Может, она хотела сделать нам сюрприз, и не попадись навстречу испанский фрегат, захвативший голландское судно, быть бы ей сейчас королевой Тортуги.
   — Эй!.. Смотри-ка, Кармо!..
   — Что, капитан?
   — Какие-то огни движутся там на север.
   — Уж не те ли это корабли, которые посланы за нами в погоню? Говорят, это три больших высокобортных судна с экипажем из бискайцев, готовых помериться силами с гораздо более многочисленной эскадрой, чем наша. Так что осторожней с этим людом, капитан.
   — Огни движутся к северу, значит, мы не пересечемся с ними на пути, — возразил Морган.
   — Лишь бы это не был обманный маневр, чтобы напасть на нас с тыла, когда мы попадем под обстрел форта на мысу у Маракайбо, — сказал Кармо.
   — Вряд ли они подоспеют к тому времени. Предупреди Пьера Пикардца, чтобы он держался ближе к берегу, и вызови наверх всю команду.
   Пока исполнялись его приказы, Морган не спускал глаз с ярких точек, продолжавших удаляться от залива Маракайбо, вместо того чтобы спешить к городу на помощь. Увидев, что они исчезли в темноте, он с облегчением вздохнул, и на лбу у него разгладились морщины.
   — Если они вернутся, — пробормотал он, — то будет уже поздно. На рассвете мы подойдем к форту Барра, а там посмотрим, долго ли устоят испанцы.
   Восемь кораблей, входивших в эскадру, прижались к берегу, уходя как можно дальше от порывистого ветра.
   Вот уже показался остров Сапара, но на его берегах не было ни одного огонька, который свидетельствовал бы о том, что испанцы приняли меры предосторожности.
   За несколько часов до рассвета эскадра, так никем и не замеченная, вошла на полных парусах в залив Маракайбо и очутилась в проходе между полуостровом Синамайкой и западной оконечностью острова Табласо.
   Моряки стояли уже на своих местах за укрытиями вдоль борта и возле пушек, а капитаны — на мостиках с рупорами в руках.
   — Кармо, — сказал Морган, приглядываясь к показавшемуся уже форту Барра, — передай пушкарям, чтобы они не стреляли, даже если испанцы встретят нас огнем.
   Сумерки стали рассеиваться, когда эскадра внезапно появилась в водах, омывающих подножие форта. Корабли выстроились в одну линию с «Молниеносным» в центре.
   По сигналу тревоги испанский гарнизон высыпал из казарм и расположился на эскарпах. Солдаты, должно быть, были поражены, увидев перед собой эскадру, не замеченную даже каравеллами, несшими охрану у входа в залив.
   Губернатор, похоже, даже не дал себе труда предупредить командующего фортом о возможном нападении, настолько не поверил он угрозам Моргана.
   Испанцы, однако, не пали духом и встретили эскадру шквальным огнем, полагая, что легко ее потопят или заставят уйти из залива.
   Однако они имели дело со стреляным береговым братством.
   Несмотря на град ядер, пиратские корабли спокойно продолжали двигаться к берегу, вовсе не собираясь отвечать.
   Кое-где попадали уже мачты и реи, развалились укрытия, были убиты или ранены флибустьеры, но никто не смел нарушить приказ Моргана — настолько железной была дисциплина, царившая на пиратских кораблях.
   «Молниеносный» оказался уже в двух швартовых от берега и готовился спустить шлюпки на воду, как вдруг, словно по мановению волшебной палочки, неистовая пальба прекратилась.
   Когда рассеялся дым, поднимавшийся над бастионами, пираты, к своему удивлению, увидели, что возле пушек нет ни единой души.
   — Что бы это значило? — спросил себя Морган, ни на миг не покидавший капитанского мостика. — Сдаются они, что ли? Но ведь испанцы считают свой форт неприступным. Пьер!
   Флибустьер, носивший это имя и являвшийся, как мы говорили, одним из самых бесстрашных Береговых братьев и капитаном второго ранга, оставил румпель и приблизился к Моргану.
   — Что, по-твоему, означает эта неожиданная тишина? спросил его Морган. — Не пахнет ли тут ловушкой?
   — Надо проверить, — ответил без колебаний флибустьер. — Дайте мне сорок человек, держите наготове еще сотню, и я посмотрю, что там делается.
   Шлюпки были уже спущены на воду. Флибустьер отобрал себе людей и поплыл к берегу, в то время как другие корабли готовили часть экипажа к высадке, чтобы поддержать его предприятие.
   Постоянно опасаясь ловушки, Морган велел дать залп из всех двадцати пушек с правого борта. На передовые посты противника посыпался град ядер, но ответом было только молчание, нигде ни души. И вот, высадившись на берег, сорок корсаров, вооруженных одними пистолетами и палашами, карабкаются на скалы, стараясь опередить друг друга.. Добравшись до зубчатых стен, они забрасывают форт бомбами и, дождавшись взрыва, лезут друг другу на плечи, чтобы, одолев последние эскарпы, ворваться внутрь.
   Но перед ними одни лишь пушки да мушкеты, брошенные в спешке отступающим противником. Полагая, что пиратов нельзя остановить, гарнизон, напуганный огромным числом кораблей, поспешно ретировался в Маракайбо, решив в отместку взорвать пороховой погреб, а вместе с ним и дерзких врагов. По счастью, корсары находились еще на эскарпах, где их оглушил ужасный взрыв.
   С грохотом рухнули казематы, в зубчатых стенах образовались огромные бреши, не причинив, однако, вреда морякам с «Молниеносного».
   Услыхав страшный грохот, за которым последовали клубы дыма, моряки с других кораблей поспешили высадиться на берег, чтобы прийти на помощь своим товарищам, которых, как они считали, одолевают испанцы, но вместо этого до них донеслись победные крики.
   Узнав об отступлении гарнизона, Морган твердо решил напасть на город, прежде чем его жители успеют укрыться в лесах.
   Гибель форта немедленно вызвала панику среди "несчастного населения, которое в прошлом уже испытало ужасы разграбления, учиненного флибустьерами Черного корсара, Пьетро Олоннэ и Микеле Баско.
   Вместо того чтобы готовиться к обороне, люди поспешно бросились в леса, унося с собой все самое ценное. Среди гарнизона также царила паника, рассеять которую не в силах было присутствие губернатора и его военачальников.
   Имя Моргана, покорителя Портобелло, наводило страх на самых старых солдат, доказавших свою доблесть на полях сражений в Европе, завоевавших и уничтоживших такие империи, как государства ацтеков и индейцев в Мексике и Перу.
   Флибустьеры, оставив немногочисленную охрану на кораблях и погрузившись на шлюпки, быстро приближались к городу, готовые сокрушить все на своем пути.
   Возглавляли их Морган с Пьером Пикардцем и Ван Штиллером.
   При виде десанта испанцы, также обладавшие немалыми силами и поспешно окопавшиеся в траншеях, открыли сильнейший огонь из мушкетов, а два форта, прикрывавшие город с берега, стали палить из пушек. Но было слишком поздно. Ничто не могло остановить флибустьеров, которых не сдержали и не уничтожили мощные пушки форта Барра.
   Буканьеры, всегда изобиловавшие на пиратских судах и считавшиеся в те времена лучшими стрелками в мире, прицельными выстрелами заставили вскоре гарнизон покинуть траншеи и поспешно ретироваться.
   Десять минут спустя отряды Моргана заполонили улицы города. Они врывались в дома и беспощадно расправлялись со всеми, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление.

Глава VI
Дон Рафаэль

   Пока флибустьеры предавались грабежу, Морган с полусотней моряков направился к правительственному дворцу, где надеялся застать губернатора и где, как он думал, идут еще бои.
   Но там уже не было никого. Все сбежали, бросив открытыми ворота и опущенным подъемный мост.
   Только семь виселиц с телами семи корсаров, сопровождавших плантатора, печально маячили посреди обширной и пустынной площади.
   При виде их крик ярости вырвался из груди корсаров Моргана.
   — Спалим дворец губернатора!.. Отомстим, капитан, отомстим!.. Перережем всем глотку!..
   Пьер Пикардец, входивший в состав отряда, воскликнул:
   — Катите бочки с порохом и поднимем на воздух дворец!..
   Люди собирались уже броситься в разные стороны, но тут их остановил короткий, но энергичный окрик Моргана:
   — Командую здесь я!.. Ни с места или буду стрелять!..
   Флибустьер бросился в озверевшую толпу, размахивая шпагой и угрожая пистолетом.
   — Безумцы! — заорал он. — Зачем мы сюда пришли? А если во дворце, в каком-нибудь укромном уголке, находится дочь Черного корсара? Мы что же, из глупой мести убьем и ее?
   При этих словах яростный гнев флибустьеров внезапно утих. Кто мог поручиться, что губернатор, прежде чем удариться в бегство, не упрятал в подвале девушку, ради спасения которой они совершили столь дерзкий подвиг?
   — Вместо того чтобы орать, — внушал предводитель пиратского воинства, — постарайтесь захватить побольше пленных. Кто-нибудь да проговорится, где дочь Черного корсара.
   — Золотые слова, — сказал Кармо, не отходивший от капитана. — Эй, гамбуржец, куда ты пропал?
   — Я здесь, откликнулся Ван Штиллер.
   — За дело, мой друг. Постараемся подцепить кого-нибудь покрупнее.
   Пока Морган с несколькими офицерами входил в правительственный дворец, чтобы перерыть его сверху донизу, а другие отправились кто куда на поиски испанцев, Кармо и гамбуржец, достаточно освоившиеся в городе во время своих вылазок в него с Черным корсаром, пошли по тропинке, петлявшей между оград каких-то садов.
   — Куда ты меня ведешь? — спросил гамбуржец, пройдя сотню шагов и никого не встретив. — Люди бегут не сюда.
   — Хочу заглянуть в таверну «Эль Торо», — ответил Кармо. — Ставлю пиастр против испанского дублона, что там мы кого-нибудь накроем. Наши вряд ли еще туда добрались.
   — У лагуны и впрямь не стреляют.
   — Прибавь ходу, гамбуржец.
   Морские пираты, едва приступившие к грабежу, находились еще в предместье, раскинувшемся за фортом Барра, и не добрались еще до центра города.
   С окраин неслись душераздирающие крики, сопровождавшиеся выстрелами, и поднимались столбы дыма. В близлежащих домах и садах царила, напротив, полная тишина. Население, должно быть, воспользовалось недолгим сопротивлением войск, чтобы поспешно покинуть город и укрыться в лесах или на островах лагуны.
   Хотя время от времени обоим друзьям и попадались одинокие мужчины и женщины, торопливо пробегавшие по садам, но они оставляли их в покое.
   Прошагав минут десять, они очутились на маленькой площади, на одном из домов которой висели огромных два рога.
   — Вот и таверна, — воскликнул Кармо.
   — Да, узнаю по рогам, — откликнулся гамбуржец.
   — Похоже, что и тут все сбежали.
   — И правда, никого не видно, да и двери распахнуты.
   — Тихо!..
   — Что там?
   — Кто-то сюда идет.
   За таверной начиналась улица, и оттуда доносились голоса людей, словно запыхавшихся от бега.
   — Внимание, гамбуржец! — крикнул Кармо, устремляясь в ту сторону.
   Не успел он добежать до угла, как к нему в объятия упал какой-то человек. Кармо с силой прижал его к себе.
   — Сдавайся!.. — крикнул он угрожающе.
   В тот же миг на площадь вылетели восемь или девять негров, которые неслись куда-то с огромными тюками. Они с такой силой оттолкнули гамбуржца, что тот кубарем полетел в сторону, не успев даже взять мушкет наизготовку.
   — Гром и молния! — воскликнул Ван Штиллер. — Убивают!
   При звуках этого голоса человек, попавший в объятия к Кармо, поднял голову и тут же жалобно простонал:
   — Я погиб!..
   — Ха, ха, — громко рассмеялся Кармо. — Плантатор!... Вот так встреча!.. Как вы поживаете, сеньор Рафаэль?
   Почувствовав, что объятия разжимаются, несчастный плантатор отступил на два шага.
   — Я погиб!.. Я погиб!.. — повторял он сдавленным голосом.
   — Ба!.. — воскликнул в этот момент Ван Штиллер, успевший встать на ноги. — Кого я вижу?.. Плантатор!.. Богатый улов, Кармо!
   Онемев от ужаса, дон Рафаэль смотрел то на того, то на другого, выдирая на себе волосы.
   — Горе мне! — вздохнул он потом. — Вы меня вздернете в отместку за повешенных губернатором на Пласа Майор.
   — А при чем тут вы?
   — Знаю, но ваш капитан вряд ли поверит.
   — Гм, гм, — произнес Кармо, получавший огромное удовольствие от происходящего и едва сдерживавшийся, чтобы не рассмеяться. — Не отчаивайтесь, сеньор. Вот и Ван Штиллер, который с радостью несет нам четыре бутылки, запечатанные чуть ли не во времена Ноя. Черт возьми! Ну и нюх же у этого гамбуржца!.. И минуты не прошло, как он отыскал погребок!..
   Кармо взял было покрепче плантатора под руку, чтобы тот не вздумал бежать, как вдруг неподалеку раздались выстрелы из аркебуз, а из боковых улочек повалили жители с огромными тюками на плечах, в которых заключались, скорей всего, их последние пожитки.
   — До чего дожили!.. — воскликнул плантатор. — Нас убивают!..
   — Так лучше нам укрыться в таверне, — сказал Кармо. — Береженого бог бережет!.. И шальная пуля минует.
   С этими словами он втолкнул плантатора в таверну, где гамбуржец кортиком отбивал горлышки четырем бутылкам.
   В зале было пусто, но все перевернуто вверх дном. Большой стол, на котором сражались петухи, был опрокинут на пол, стулья в беспорядке приставлены к стенам, табуретки валялись вперемешку с разбитыми горшками и бутылками.
   Прежде чем сбежать, хозяин, видать, старался перебить все, чего не мог унести с собой.
   — Был бы цел погребок, а на остальное наплевать, — проговорил Кармо. — Не так ли, гамбуржец?
   — Настоящее аликанте, — откликнулся Ван Штиллер, щелкая языком как настоящий знаток. — Точно такое мы пили вечером, когда смотрели бой петухов.
   — Смотри, чтоб другие не присоединились, это все, что у нас есть. Негодный трактирщик перебил все бутылки в погребе. Идиот!
   Гамбуржец наполнил чудом оставшийся целым стакан и поднес его плантатору.
   — Эликсир долголетия, сеньор испанец, — сказал он. — Помните, мы его пивали?
   Дон Рафаэль, чувствуя, что у него дрожат поджилки, залпом осушил стакан и пробормотал «спасибо».
   — Еще один, — предложил Кармо, в то время как гамбуржец стал пить из горлышка.
   — Хотите снова напоить, а потом повесить? — спросил дон Рафаэль.
   — Откуда вы знаете, что капитан Морган приговорил вас к смерти? — сердито спросил Кармо.
   — Значит, я смертник? — завопил дон Рафаэль, посинев от страха. — Хотите отомстить за гибель ваших пиратов?
   Несколько мгновений Кармо сверлил его взглядом.
   — Только вы можете спасти себя, — сказал он.
   — Что мне делать? Скажите! Я богат и могу заплатить большой выкуп капитану...
   — Выкуп заплатите нам, дорогой сеньор, — сказал Кармо. — Это мы взяли вас в плен, но сейчас речь не об этом, а о вашей шкуре.
   — А поточнее... — спросил дон Рафаэль.
   — Где спрятана дочь Черного корсара?
   — Как! — воскликнул удивленно плантатор. — Вы до сих пор ее не нашли?
   — Нет.
   — А я не видел ее бежавшим губернатором.
   — А, значит, губернатор сбежал, — насмешливо воскликнул Ван Штиллер.
   — Со всеми офицерами и на добрых конях, — ответил дон Рафаэль. — Сейчас он, наверно, уже далеко, и вряд ли вам его удастся догнать.
   — А дочери корсара там не было?
   — Нет.
   — Дон Рафаэль! — рявкнул вдруг Кармо и так крепко стукнул кулаком по столу, что подпрыгнули бутылки. — Имейте в виду, что вы рискуете жизнью.
   — Знаю и поэтому говорю без утайки.
   — Значит, она где-то здесь?
   — Более чем уверен.
   — А не прикончили ее случаем? — спросил бледнея Кармо.
   — Не думаю, чтобы губернатор посмел покуситься на родственницу.
   — Что вы говорите? — разом воскликнули оба флибустьера.
   Плантатор закусил губу, словно пожалев, что хватил лишнее, но затем, пожав плечами, проговорил:
   — Я не давал клятву хранить секрет. К тому же я в ваших руках и имею право защищать свою жизнь, как умею.
   Кармо хлебнул глоток аликанте и, скрестив руки на груди, впился глазами в лицо плантатора.
   — Дон Рафаэль, — сказал он, — выкладывайте все, как есть. О какой родственнице идет речь?
   — Вы можете меня дослушать?
   Кармо собрался было ответить, но на площади грянули выстрелы, и какие-то люди пробежали мимо в сторону садов.
   Увидев трактирную вывеску, пять или шесть флибустьеров с еще дымившимися аркебузами в руках заглянули в таверну.
   — Погребок! Ура! Айда дырявить бочки!
   — Назад, друзья! — воскликнул Кармо, преграждая им путь аркебузой.
   — Хм! — хмыкнул один из корсаров. — Опять эти неразлучники. Сами, что ли, все выпьете?.. Черт возьми!.. Да тут испанец, по вине которого вздернули наших!.. Сожжем-ка его на костре!
   — Это наш пленник, — осадил их Кармо.
   — Да будь он хоть дьявол, я не уйду, пока не проткну ему живот, — промолвил другой корсар.
   — Убирайся вон! — гаркнул Кармо, решительно наводя аркебузу на флибустьеров, ломившихся в таверну. — Этот человек — добыча адмирала.
   При этих словах корсары попятились назад, затем повернулись и побрели прочь! — настолько храбрые моряки, не признававшие ни законов, ни власти, боялись Моргана.
   — Продолжайте, — произнес Кармо, возвращаясь к плантатору. — Никто нам больше не помешает.
   Дон Рафаэль залпом осушил для бодрости стакан аликанте, а затем сказал:
   — История, которую я хочу вам поведать, известна немногим испанцам, а для вас она — и вовсе тайна. Но прежде чем перейти к делу, я хотел бы знать, чем была вызвана непримиримая вражда между сеньором Вентимилья, и герцогом Ван Гульдом, бывшим губернатором нашего города. Вы принимали участие в морских предприятиях и, возможно, были доверенными лицами грозного корсара, причинившего столько вреда нашим колониям, так что наверняка кое-что знаете, а это помогло бы нам понять, отчего нынешний губернатор питает такую ненависть к дочери сеньора Вентимилья.
   — Как! — вскричал Кармо. — Губернатор ненавидит дочь Черного корсара? Значит, не корысти ради захватил он ее в плен?
   — Нет, из кровной вражды, — мрачно произнес дон Рафаэль. — Герцог умер, но оставил после себя не менее беспощадного мстителя, чем он сам.
   — Что вы говорите? — воскликнул Кармо.
   — Ответьте сначала на мой вопрос, а потом я все расскажу.

Глава VII
Монастырь кармелитов

   Кармо, находившийся, казалось, во власти сильнейшего волнения, несколько минут молча не сводил глаз с плантатора.
   — Вражда между Черным корсаром и герцогом Ван Гульдом возникла двадцать два года назад и началась не в Америке, а во Франции.
   Сеньоры Вентимилья — а их было четыре брата — сражались тогда в войсках савойских герцогов, выступавших в союзе с Францией против Испании. Красавцы, смельчаки, все они пользовались славой благороднейших людей в Пьемонте.
   Однажды в какой-то фламандской крепости их осадили испанские войска. Во главе полка, в котором они служили, стоял герцог Ван Гульд, воевавший на стороне герцогов савойских.
   Несколько недель они упорно сопротивлялись, но однажды ночью испанцы с помощью предателя проникли в крепость и овладели ею. Один из братьев, попытавшийся преградить им путь, был сражен пулей. Предателем, открывшим ворота неприятелю, оказался Ван Гульд.
   — Я кое-что слышал об этой истории, — сказал дон Рафаэль. — Продолжайте.
   — Герцог, опасаясь гнева сеньора Вентимилья, попросил испанское правительство устроить его на службу в американские колонии, и его назначили губернатором в этот город.
   — Такова плата за предательство, — буркнул гамбуржец, стукнув кулаком по столу.
   — Герцог, — продолжал Кармо, — надеялся, что сеньоры Вентимилья забыли о нем, но он ошибался. Не прошло и полгода его губернаторства, как на Тортуге появились три корабля, которыми командовали три пьемонтских брата. Это были Черный, Зеленый и Красный корсары, которые поклялись, что не оставят в покое предателя и отомстят за брата, убитого в осажденной крепости.
   — Остальное известно, — сказал дон Рафаэль. — После неудачных попыток герцогу удалось схватить и повесить Зеленого, а потом Красного корсаров. А в это время Черный корсар, сам того не зная, влюбился в дочь своего смертельного врага, которую он принял за фламандскую принцессу.
   — Да, это так, — ответил Кармо. — И когда Черный корсар, поклявшийся на трупах братьев нещадно казнить всех, кто носил имя предателя, узнал, что любимая девушка — дочь герцога, то, он посадил ее в лодку и бросил одну посреди Мексиканского залива, несмотря на то, что надвигалась буря. Бог, однако, не дал погибнуть девице, и волны не поглотили, а прибили ее к южным берегам Флориды, населенным карибами, а те, очарованные чудесной красотой фламандки, не только не убили, но и провозгласили ее своей королевой.
   — А корсар убил герцога, правильно говорю? — перебил дон Рафаэль.
   — Нет, когда спустя несколько месяцев мы взяли на абордаж корабль герцога — дело было как раз в водах Флориды, — старый предатель, не желая сдаваться, взорвал пороховые запасы и вместе с кораблем утонул в Мексиканском заливе.
   — Но ведь и корсар был на борту?
   — И мы тоже, — ответил Кармо. — Корабль был уже в наших руках, как грянул взрыв, и мы все полетели в море. По счастливой случайности нам удалось спастись на обломках корабля, и спустя два дня мы пристали к берегам Флориды. Тут нас взяли в плен подданные герцогини — королевы карибов. Если нас тут же не убили, то только благодаря тому, что дочь Ван Гульда вовремя нас узнала и потому что в ней не угасла еще любовь к корсару.
   — А она не припомнила ему свою обиду? — спросил дон Рафаэль.
   — Наоборот. Как-то вечером оба сели в лодку, и долгие годы мы ничего не слышали о них. Позднее кто-то из итальянских флибустьеров рассказал, что в открытом море корсара и юную герцогиню подобрал английский фрегат, шедший в Европу, который отвез их в Пьемонт, где они поженились.
   Но счастье их, как вы знаете, длилось недолго. Десять месяцев спустя герцогиня умерла, произведя на свет дочку, и на следующий год корсар, так и не смирившийся с утратой своей подруги, подставил себя под пули в Альпах, где он сражался с французами, вторгшимися в Савойю и угрожавшими Пьемонту.
   — Если это так, — заметил дон Рафаэль, — то губернатору Маракайбо рассказали все правильно.
   — А ему какое дело до Черного корсара? — с удивлением спросил Кармо.
   — Самое прямое, ведь от отца он получил ужасное поручение.
   — Какое?
   — Отомстить за него.
   — Но кто же был его отец?
   — Герцог Ван Гульд.
   Крик изумления вырвался из уст Кармо и Ван Штиллера. Оба вскочили на ноги, не в силах сдержать волнение.
   — У герцога был сын?! — вскричали флибустьеры.
   — Да, от одной мексиканской маркизы. Его назвали графом Медина и Торрес, так как он не мог носить имя отца.