Прометей, Прометей, ты ли это, ты, который хотел освободить человека от оков судьбы? Ты ли это, повергнутый ревнивым богом и пожираемый твоей неизбывною желчью, падаешь в изнеможении на свою скалу, не сумев освободить ни человека, ни себя самого, его единственного друга, его отца, может быть — его истинного бога? Люди дали тебе тысячи символических имен: смелость, отчаяние, бред, возмущение, проклятие. Одни назвали тебя дьяволом; другие — преступлением: я называю тебя желанием.
   Я сивилла, скорбная сивилла, я дух древних времен, которого заточили в мозг, не способный откликнуться на божественный зов, разбитая лира, умолкнувший инструмент, чьи мелодии были бы непонятны современным людям, но в глубине которого таятся едва слышные звуки вечной гармонии! Я жрица смерти, я чувствую, что уже была пифией, уже плакала, уже вещала, но, увы, не помню, не знаю слов, которые исцеляют; да, да, я вспоминаю о священных пещерах, таивших истину, и о провидческом исступлении, но я позабыла слово, открывающее тайны судьбы, потеряла талисман, несущий свободу. А меж тем я многое видела на свете, и когда страдание теснит меня, когда меня снедает негодование, когда я чувствую, как Прометей мечется у меня в груди и бьется своими огромными крыльями об камень, к которому он прикован, когда ад грохочет подо мной, как вулкан, готовый меня поглотить, когда духи моря приходят плакать у моих ног, а духи эфира трепещут над моим челом… О, тогда, одержимая бредом, которому нет имени, безграничным отчаянием, я ищу своего повелителя и неведомого друга, дабы он просветил мой ум и развязал мне язык… Но я тычусь в потемках, и мои усталые руки обнимают только обманчивые тени.
   О истина, истина! Чтобы отыскать тебя, я спускалась в пропасти, от одного вида которых у самых храбрых людей кружилась голова. Вместе с Данте и Вергилием я прошла сквозь все семь кругов волшебного сна. Вместе с Курцием я бросилась в бездну, которая тут же закрылась; я разделила с Регулом его страшную пытку; я всюду оставляла свою плоть и кровь; вместе с Магдалиной я припадала к подножию креста, и мой лоб омочен кровью Христовой и слезами Марии. Я всю жизнь искала, все выстрадала, во все верила, все приняла. Я становилась на колени перед всеми виселицами, меня сжигали на всех кострах, я падала ниц перед всеми алтарями. Я требовала от любви ее радостей, от веры — ее таинств, от страдания — его возвышающей силы. Я хотела служить богу всем, чем могла, я безжалостно измеряла глубины моего сердца, я вырвала его из груди, чтобы рассмотреть, я разодрала его на тысячу частей, я пронзила его тысячью кинжалов, чтобы лучше его познать. Я приносила в жертву эти разодранные куски всем богам небес и преисподней. Я вызывала всех духов, боролась со всеми демонами, молила всех святых и всех ангелов, я отдала себя всем страстям. Истина! Истина! Ты не открылась. Десять тысяч лет ищу я тебя и до сих пор не нашла!
   И десять тысяч лет, вместо ответа на мои крики, вместо облегчения моих предсмертных страданий, я слышу только, как разносится над этой проклятой землей отчаянный вопль бессильного желания! Десять тысяч лет я ощущала тебя в своем сердце и не могла понять тебя умом, не могла найти страшное заклинание, которое открыло бы тебя людям и позволило тебе царить на земле и на небе. Десять тысяч лет я кричала в пространство: «Истина! Истина!». Десять тысяч лет пространство отвечало мне: «Желание! Желание!». О скорбная сивилла, о безмолвная пифия, разбей себе голову о скалы твоего грота и смешай свою дымящуюся от ярости кровь с морскою пеной, ибо ты думала, что владеешь тайной всемогущего Слова, и десять тысяч лет ты его ищешь напрасно.
   …Лелия еще не кончила говорить, но Тренмор к ужасу своему почувствовал, как ее горячая рука, которую он держал в своей, холодеет. Потом она поднялась и как будто хотела броситься вниз. Тренмор пытался ее поддержать, но она совсем ослабела и упала на камень. Она была мертва.
   Всю жизнь Лелия провела под южным небом, она ненавидела страны, к которым солнце недостаточно щедро. Холод очень быстро ее убил, будто действуя заодно с ее врагами. Погубившая ее клика уже пала; на смену ей явилась другая, желавшая унизить свою соперницу, возвеличив память тех, кого та низвергла. Кардиналу были устроены великолепные похороны, а останки аббатисы были перенесены в монастырь камальдулов, где ее стали чтить как мученицу, как святую. Лелию похоронили на кладбище, и Тренмору было разрешено воздвигнуть памятник Стенио на противоположном берегу, неподалеку от заброшенной кельи отшельника; туда-то и перенесли останки поэта, которые было велено убрать из монастыря.
   Вечером, похоронив обоих своих друзей, Тренмор медленными шагами спустился к берегам озера. Взошла луна; она освещала своими косыми лучами две разделенных озером белых могилы. Как всегда, над затуманенною поверхностью воды появились блуждающие огни. Тренмор печально взирал на их белый свет и на грустный их танец. Он приметил две звездочки: явившись с противоположных берегов, они встретились, помчались друг за другом и так и оставались вместе всю ночь, то играя вдвоем в камышах, то скользя по спокойным водам, то едва мерцая в тумане, как две догорающие лампады. Тренмор был захвачен суеверной и соблазнительной мыслью. Целую ночь он следил за этими неразлучными огоньками, которые искали друг друга и друг за другом гнались, как две влюбленные души. Два или три раза они приближались к нему, и он называл их дорогими ему именами и плакал над ними, как ребенок.
   На рассвете все огоньки потухли. Две таинственные звездочки держались еще некоторое время на середине озера как будто им было тягостно расставаться. Потом они разошлись в разные стороны, будто каждая торопилась вернуться к родной могиле. Когда они совсем исчезли, Тренмор провел рукою по лбу, словно стремясь отогнать какой-то сон, оставшийся от ночи, страдальческой и томной. Он подошел к могиле Стенио и на мгновение остановился перед ней в нерешительности.
   — Как же я буду жить без вас? — воскликнул он. — Кому я теперь могу быть полезен? Чья участь будет мне дорога? На что нужны и мудрость моя и сила, если у меня больше нет друзей, которых я бы мог утешить и поддержать? Не лучше ли было бы и мне лежать здесь, в могиле, на берегу этого чудесного озера, близ этих двух безмолвных могил?.. Но нет, я еще не до конца искупил свой грех: Магнус, может быть, еще жив, может быть, я смогу его исцелить. К тому же всюду есть люди, которые борются и страдают, всюду есть долг, который надо выполнять, сила, которую надо применить к делу, предназначение, которое надо осуществить.
   Он издали поклонился мраморной плите, под которой покоилась Лелия. Он поцеловал ту, под которой опочил Стенио; потом посмотрел на солнце, на этот факел, призванный светить человеку в его труде, на этот вечно яркий маяк, указующий ему на землю, куда изгнан человек, где надо идти и действовать и где безмерность небес всегда раскрыта для сильного духом.
   Он взял свой посох и двинулся в путь.

КОММЕНТАРИИ

   Роман «Лелия» впервые был напечатан в 1833 году. У этой книги долгая и сложная история. «Лелия» имеет два совершенно различных варианта, 1833 и 1839 года. (Во всех собраниях сочинений обычно печатается окончательный вариант романа 1839 года.) Эта редакция романа печатается и в настоящем собрании сочинений.
   В основу «Лелии» легла повесть Жорж Санд «Тренмор», написанная в 1832 году и предназначенная для журнала «Ревю де де монд», где писательница начала сотрудничать с декабря того же года. Редактор журнала Бюлоз отклонил «Тренмора». Текст повести не сохранился, о нем можно судить лишь по письму Гюстава Планша, критика «Ревю де де монд», к Жорж Санд от 18 декабря 1832 года.
   В центре повести была история Тренмора, раскаявшегося игрока, попавшего на каторгу из-за шулерских проделок. Автора интересовала проблема нравственного перерождения под влиянием страдания. Лелия и Стенио играли в повести второстепенную роль, они только выслушивали исповедь Тренмора. По словам Планша, Лелия и Стенио «были освещены в повести скупым и неярким светом» Узнав, что Бюлоз отклонил повесть, Жорж Санд решает переработать ее в роман, значительно изменив сюжет и сконцентрировав все внимание на внутреннем мире Лелии. Утверждение писательницы, что она писала «Лелию» «как придется, не думая создавать цельное произведение, предназначенное для печати» («История моей жизни» т.IV), не совсем верно. Начиная с января 1833 года, более полугода, Жорж Санд усиленно работает над «Лелией», неоднократно изменяя первоначальный план, используя советы Г.Планша и Сент-Бева. Небольшая и несложная повесть вырастает в философский роман, в своеобразную авторскую исповедь.
   15 мая в журнале «Ревю де де монд» были напечатаны 24-я — 28-я главы романа. В редакционном предисловии, принадлежащем, очевидно, перу Г.Планша, было написано «Жизнь внешнего мира в романе занимает мало места. Экспозиция, завязка, перипетии и развязка этой таинственной драмы развиваются и разрешаются в глубинах сознания».
   Полностью роман был закончен в июле 1833 года и в том же месяце вышел отдельным изданием с посвящением первому литературному учителю Жорж Санд — Латушу (впоследствии Жорж Санд сняла это посвящение). Тираж был всего 1600 экземпляров, и теперь это издание — одна из библиографических редкостей. Первый вариант «Лелии», 1833 года, впоследствии не переиздавался вплоть до 1960 года, когда издательством Гарнье он был напечатан вместе с текстом второго, окончательного варианта.
   Роман вызвал большой интерес, многочисленные критики изощрялись в отождествлении персонажей романа и отдельных ситуаций с биографией самой Жорж Санд и близких ей людей. В образе Тренмора находили сходство и с другом Жорж Санд Ф.Роллина (о чем, впрочем, она сама писала) и с Мериме. Утверждали, что Стенио — это Жюль Сандо, а куртизанка Пульхерия — портрет известной актрисы Мари Дорваль.
   В письме к Леруа де Шантепиль Жорж Санд признавалась, что в этот роман она «вложила самой себя больше, чем в какую-либо другую книгу». В психологии главной героини, в ее душевных метаниях и отчаянии получили выражение мысли, сомнения и душевное состояние Жорж Санд начала 1830-х годов. Эти сомнения и поиски были характерны для ее поколения. Роман «Лелия» это своего рода «исповедь дочери века», исповедь женщины, глубоко задумывающейся над проблемами жизни, с тревогой и болью вглядывающейся в окружающий мир и людей.
   1832-1833 годы — время наибольшего пессимизма Жорж Санд, об этом она вспоминает в «Истории моей жизни»; ее письма этих лет полны отчаяния и тоски. Жорж Санд, как и многие французские романтики 1830-х годов, зачитывается Байроном. Горькое разочарование в жизни, свойственное байроническим героям, их дерзкий вызов обществу, их мизантропия питали настроение автора «Лелии» На страницах «Лелии» можно найти мысли, навеянные мрачной философией французского писателя Шарля Нодье. В эти годы Жорж Санд перечитывает роман Сенанкура «Оберман» и публикует о нем статью в журнале «Ревю де де монд» (июнь 1833 года). Она подчеркивает современность книги, написанной еще в 1804 году ибо, утверждает она, «наша эпоха отмечена великим множеством душевных страданий, прежде не наблюдавшихся, но ныне ставших заразительными и смертельными» Она замечает, что Оберман воплощает ту душевную опустошенность, тоску безверие, бессилие, которые свойственны ее поколению.
   «Есть страдание, которое переносится тяжелее, чем любое личное горе… Это страдание — общее несчастье, это страдание всего человечества», — писала она своему другу Ф.Роллина, делясь с ним замыслом «Лелии». «Лелия» — не книга, это крик скорби» — так определила писательница свой новый роман в письме к Мари Талон (10 ноября 1834 года). Лелия сродни великим скорбникам романтической литературы — Оберману, Рене, Манфреду.
   Источник скептицизма Жорж Санд — ложь цивилизации, построенной на социальной несправедливости, ее враждебность человеку. В 1833 году Жорж Санд крайне пессимистично оценивает прогресс, по сути дела отрицая возможность изменения общества. Первый вариант «Лелии» отличался смелыми, резкими выпадами против основ современного Жорж Санд мира. Лелия всему бросала вызов и, проклиная мир, замыкалась в гордом, одиноком отчаянии. В первой редакции романа Лелия погибала от руки полубезумного Магнуса, так и не примирившись с жизнью, не найдя исхода своему отчаянию.
   В 1835 году Жорж Санд решает внести ряд изменений в роман. В предисловии к изданию 1839 года она говорит, что изменила местами только стиль книги. В действительности же роман подвергся настолько значительным и серьезным переделкам, что второй вариант, по сути дела, — новая книга, имеющая иное общее звучание. Смысл переработки, затянувшейся на три с лишним года (окончательный вариант романа «Лелия» был опубликован в сентябре 1839 года издательством Ф.Боннэра) Жорж Санд раскрыла в письме к Ламенне от 3 мая 1836 года: «Я хочу закончить книгу, в которую я когда-то вложила всю горечь своих страданий, а теперь хочу осветить ее заблестевшим мне лучом надежды».
   Первый вариант «Лелии» с ее безысходным мрачным отчаянием не соответствовал взглядам Жорж Санд второй половины 30-х годов, пафосу ее новых произведений, содержание которых выходило теперь за пределы романтического бунта одиноких героинь. Знакомство с республиканцем Мишелем из Буржа, а главным образом с Пьером Леру оказало значительное влияние на мировоззрение писательницы. Не мрачное, одинокое отчаяние, а стремление к активной деятельности на благо человечества воодушевляет теперь Жорж Санд и ее героев. Книга отчаяния превращается в книгу надежды.
   Жорж Санд смягчает, а иногда вычеркивает особо пессимистические тирады героев, приводят Лелию к преодолению индивидуализма, к поискам деятельной жизни, к вере в будущее прогрессивное развитие человечества.
   «Эта книга ввергла меня в скептицизм, теперь она меня от него спасает… Броситься в объятия матери Природы… стоически и убежденно вычеркнуть из своей жизни всю… тщеславную суету… плакать о нищете бедных и видеть успокоение в падении богатых» — так определяет Жорж Санд новую идею романа в письме к госпоже Агу (10 июля 1836 года). Большое место отводится в романе учению Пьера Леру о всеобщей солидарности людей.
   Одновременно с «Лелией» Жорж Санд в 1838 году писала роман «Спиридион», являющийся непосредственным изложением взглядов Пьера Леру. Леру, по просьбе Жорж Санд, принимал участие в редактировании вновь написанных глав «Лелии». В феврале 1839 года в письме госпоже Марлиани писательница просила передать рукопись романа Леру, чтобы он исправил корректуру, «конечно с философской точки зрения». «Он согласится на этот труд, добавляла писательница, — из дружеских чувств ко мне, а также во имя тех идей, которые я излагаю в „Лелии“.
   В новой редакции большое внимание уделяется Тренмору который становится одним из руководителей тайной карбонарской организации. Появляется новый образ — кардинал Аннибал Кардинал в духе другого учителя Жорж Санд, аббата Ламенне, подвергает критике католическую церковь. В «Лелии» 1839 года усилены социальные мотивы. Героиня решительнее, чем в 1833 году, осуждает неравноправие женщин, возмущается характером буржуазного брака. Жорж Санд включает в роман страстную в своем социальном обличении «Песнь Пульхерии»
   Герои философского романа Жорж Санд не столько реальные люди, данные в их неповторимости и своеобразии, сколько выразители различных философских взглядов, символы того или иного миропонимания или мироощущения. В предисловии 1839 года Жорж Санд писала о своих героях: «Они не совсем реальны… но они и не полностью аллегоричны, каждый из них олицетворяет направление философской мысли XIX века: Пульхерия — эпикуреизм, унаследованный от софизмов предшествующего столетия, Стенио — восторженность и слабость поколения, у которого мысль то парит очень высоко, возбуждаемая воображением, то падает очень низко, раздавленная действительностью, лишенной величия и поэзии… Делия… воплощение спиритуализма нашего времени».
   Главное места в романе занимают философские дискуссии, единство и цельность произведения — в раскрытии сложного мира мыслей и чувств Лелии.
   Роман вызвал резкие нападки реакционной критики, которая обвиняла Жорж Санд в подрыве общественных устоев, в развращении мыслей и чувств читателей. Капо де Фейид в газете «Эрой литерер» (22 августа 1833 года) назвал «Лелию» непристойной и опасной книгой, вызывающей отвращение и ужас. Ему вторили Дезессар в газете «Франс литерер», Л.Гозлан — в «Фигаро», «Лелия» сделала Жорж Санд одиозной фигурой в глазах клерикалов.
   Крупнейшие писатели — современники Жорж Санд отнеслись к роману с большим интересом, видя в нем выражение трагической и беспокойной мысли своего времени. Шатобриан писал Жорж Санд: «Я не осмеливался докучать вам выражением своего восхищения, которое значительно усилилось после чтения „Лелии“. Вы будете жить, сударыня, и вы станете лордом Байроном Франции» (16 августа 1833 года) Наиболее обстоятельный и полный разбор романа был сделан Сент-Бевом. Указывая на стилистические недочеты книги, Сент-Бев в целом очень высоко оценивал произведение Он отмечал горечь авторской мысли, называл роман «книгой гнева» и решительно возражал против обвинения Жорж Санд в безнравственности (газета «Насьональ», 29 сентября 1833 года).
   В своей статье, напечатанной в журнале «Ревю де де монд» Г.Планш подробно анализировал философскую концепцию книги. «Это сама мысль века», — писал он.
   В России роман «Лелия» был известен менее других произведений Жорж Санд. Философская проблематика книги была далека от вопросов, волновавших русское общество конца 30-х годов. Распространение французского текста было запрещено цензурой в 1834 году. В решении цензурного комитета указывалось: «Содержание романа наполнено метафизическими отвлеченностями и софизмами, направленными против общественных понятий, нравственности и веры». Это решение цензуры задержало и публикацию русского перевода. Внимание русских читателей к роману привлек поэт и критик Аполлон Григорьев, написавший стихотворение «К Лелии» (1845), в котором он подчеркивал бунтарский характер героини Жорж Санд.
   Хотела б тщетно ты мольбою и слезами Душе смирение и веру возвратить.
   Аполлон Григорьев особенно высоко оценивал первый вариант романа (журнал «Русская беседа», 1856, N3), Перевод «Лелии» был напечатан в 1897 году в собрании сочинений Жорж Санд (изд. Пантелеева). С тех пор на русском языке роман не публиковался. В настоящем издании он печатается в новом переводе.
   …Милтон, изобразивший таким благородным и таким прекрасным чело своего падшего ангела? — Речь идет о поэме Джона Милтона (1608-1674) «Потерянный рай», где падший ангел Сатана воплощает богоборческое начало.
   Лара — герой одноименной поэмы (1814) Байрона.
   …истории прокаженного из Аосты. — Имеется в виду повесть французского писателя Ксавье де Местра (1763-1852) «Прокаженный из города Аосты».
   Тассо Торквато (1544-1595) — поэт итальянского Возрождения, автор поэмы «Освобожденный Иерусалим».
   …умирающая Коринна слушала свои последние стихи… — Коринна — поэтесса, героиня одноименного романа французской писательницы Анны-Луизы-Жермены де Сталь (1766-1817), умирает в Италии, покинутая своим возлюбленным.
   Оберман — герой одноименного романа французского писателя Этьена Пивера де Сенанкура (1770-1846).
   Сен-Пре — герой романа Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761).
   Исайя — один из библейских пророков. Свое красноречие Исайя обрел будто бы от серафима, который коснулся его уст горящим углем.
   Неопалимая купина — горящий, но не сгорающий куст терновника, в образе которого, согласно библейской легенде, явился бог Моисею на горе Хорив.
   …античный бог, который, по преданию, каждый вечер возвращается в море… — Имеется в виду Феб.
   …вы станете кусать землю и есть песок, как Навуходоносор? — По библейской легенде царь Вавилона Навуходоносор (VI в. до н.э.), разгромив Иерусалим, угнал евреев в рабство и всячески угнетал их, за что бог наслал на него безумие; Навуходоносор превратился в животное и семь лет питался травой.
   Иов — библейский патриарх, прославившийся тем, что сохранял непоколебимую веру в бога, несмотря на все испытания, которым тот подвергал его. И все же были минуты, когда Иов роптал и проклинал день, в который увидел свет.
   Иеремия — библейский пророк.
   …похожая на пророка, сидевшего на горе и оплакивавшего Иерусалим — то есть на Иеремию после разрушения Иерусалима вавилонянами.
   Амфитрион — герой древнегреческого мифа, пьесы Софокла и одноименной пьесы Мольера. Здесь — в значении «гостеприимный хозяин».
   На что нам светлых призраков круженье. — Строфа LVIII песни I из поэмы Альфреда де Мюссе «Намуна» (1832).
   Лаиса — греческая куртизанка, жившая в IV в. до н.э. в Коринфе.
   Лонг (III-II в. до н.э.) — древнегреческий писатель, автор пасторального романа «Дафнис и Хлоя».
   …припадки истерического фанатизма святой Терезы… — Святая Тереза (1515-1582) — испанская монахиня, канонизированная католической церковью, автор книг, в которых она описывала свои мистические видения, приводившие ее в состояние экстаза.
   …наивную переписку Франциска Сальского и Марии де Шанталь. — Франциск Сальский (1567-1622), епископ Женевский, автор многочисленных богословских книг, был исповедником Жанны (а не Марии) де Шанталь, известной в XVI веке своей мистической верой.
   Евхаристия — таинство причастия.
   Скука разъедает мне жизнь… скука меня убивает. — Лелия повторяет слова Обермана, героя одноименного романа Сенанкура.
   Оссиан — легендарный шотландский певец. Под этим именем Джеймс Макферсон издал в 1762 году сборник своих поэтических произведений, в которых большое место занимали описания дикой северной природы.
   Мессалина — жена римского императора Клавдия (I век н.э.), известная любовными похождениями.
   Оставьте надежду у врат этого ада… — Жорж Санд перефразирует стих из «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду всяк, сюда входящий» («Ад», песнь III, ст. 9).
   Это туча, которой Моисей окутал восставший против бога Египет. — Имеется в виду библейский эпизод, бог наслал тьму на египтян, подвергавших евреев всяческим гонениям.
   «О честь моя, ты больна!» — строка из пьесы Педро Кальдерона де ла Барка (1600-1681) «Врач своей чести», д. II, яв. 6.
   Святой дух возложил на меня свою десницу, как на Иакова. — Иаков, библейский патриарх, согласно легенде одолел ангела в борьбе. Ангел возложил на него руки и предрек славу ему и его потомству.
   Обитель камальдулов. — Камальдулы — один из средневековых мужских монашеских орденов, по своему уставу близкий к бенедиктинцам. Жорж Санд превратила монастырь камальдулов в женский.
   Ессеи и терапевты — иудейские религиозные секты, предшественники христианства.
   Альфьери… к предмету своей недостойной страсти. Витторио Альфьери (1749-1803) — итальянский поэт, автор трагедий. Здесь речь идет о его увлечении некоей маркизой Туринетти.
   Бенвенуто — то есть Бенвенуто Челлини (1500-1571), итальянский скульптор и ювелир.
   Лакрима-кристи — название вина. В переводе на русский христовы слезы.
   Земля Ханаанская. — Ханаан — древнее название Палестины, куда евреи стремились вернуться из египетского плена Здесь употребляется в значении «желанная, обетованная земля»
   Рыцари Круглого стола — рыцари короля Артура, героя средневековых бретонских легенд. Их подвиги послужили сюжетом для многочисленных рыцарских романов.
   Сафо (ок.628-568 до н.э.) — древнегреческая поэтесса, воспевавшая любовь как сильную трагическую страсть. Согласно преданию, Сафо бросилась со скалы в море из-за несчастной любви.
   Ты переоденешь меня в женское платье, и мы вспомним… графа Ори. — Граф Ори, персонаж одноименной комической оперы (1828) Россини, проникал переодетым в женский монастырь.
   На реках Вавилонских… — начальные слова псалма 136 (Библия). Евреи, лишившиеся Иерусалима, взяты в плен вавилонянами, они скорбят по своей утерянной родине.
   Баптистерий — здание, предназначенное для совершения обряда крещения. В средние века и в эпоху Возрождения баптистерии строились обычно рядом с соборами (например, во Флоренции).
   Неужели же никто не знает ее имени? — Следующее затем у Жорж Санд описание пострижения не вполне точно соответствует религиозной церемонии.
   Блаженный Августин (354-430) — один из отцов католической церкви, автор многочисленных богословских сочинений.
   Коленопреклоненная у своей арфы… Каждый невольно думал о святой Цецилии. — Святая Цецилия считается у католиков покровительницей музыки, ее обычно изображают играющей на органе.
   Ключи Святого Петра — то есть ключи от рая, которые, согласно христианской легенде, Христос вручил апостолу Петру.
   …повесить, подобно девам Сиона, арфы на ивы вавилонские… — то есть отказаться от радости, от веселья.
   Плиний — Плиний Младший (62-120), римский писатель.
   Элизиум — в античной мифологии прекрасный луг, где пребывают души умерших героев и мудрецов; в переносном, поэтическом смысле — обитель блаженного успокоения.
   Ловлас — герой романа английского писателя Ричардсона (1689-1761) «Кларисса Гарлоу», развратный аристократ.
   …умер смертью Иуды Искариота — то есть покончил с собой.
   …вы предпочли молиться как Мария, когда надо было действовать как Марфа. — Имеется в виду эпизод из Евангелия: Христос вошел в дом к двум сестрам; одна из них, Марфа, стала хлопотать об угощении, другая, Мария, внимала поучениям Христа Имя Марфы стало символом практической деятельности, а Марии — молитвенного созерцания.
   Разве самаритянин отшатнулся брезгливо, увидев отвратительную язву еврея? — В одном из эпизодов Евангелия самаритянин, увидев незнакомого ему больного человека, перевязал его раны и язвы и позаботился о нем.
   Курций — юноша-патриот, который, согласно легенде, бросился в пропасть, разверзшуюся посреди римского Форума. Этой ценой был спасен Рим.
   Регул Марк Атилий (III в. до н.э.) — римский консул. Находился в плену в Карфагене и был отпущен в Рим, чтобы склонить римлян заключить мир с Карфагеном и обменять пленных. По условию, в случае неудачи он обязан был вернуться в Карфаген. В Риме он произнес речь, в которой уговаривал сограждан не заключать мира. Он вернулся в Карфаген и умер под пытками.