Сартинов Евгений. Золото на крови

   Тот с набитым ртом согласно кивнул, а когда закинул в рот очередную ложку, то вдруг резко выплюнул в миску все содержимое и схватился рукой за челюсть.
   - Ты чего, Павло? - удивился Лейтенант, да и я вытаращил глаза.
   - Камень, - хрипло каркнул тот и хмуро глянул в мою сторону. - Ты что, булыжниками ее заправлял?
   - Да нет, ты что, откуда здесь камень?! Может, с водой что попало?
   Павел забрался толстыми пальцами в миску, сосредоточенно пошарил в каше и вытащил на свет Божий... автоматную пулю. Андрей даже присвистнул от изумления.
   - Мать честная, откуда она тут?
   Я, кажется, начал догадываться в чем дело, и метнулся к своему рюкзаку. Дырка обнаружилась не только в нем, но и в мешочке с пшеном, а кроме того, она прошила насквозь банку с тушенкой.
   - Рюкзак, одеяла, тушенка, и застряла в пшене, - вычислил траекторию полета пули Андрей. - Повезло тебе, парень. Рюкзак за бронежилет поработал.
   Повертев в руках пулю, он протянул ее мне.
   - Возьми на память. У нас дембеля из таких сувениры делали, просверлят и на шею вешают. Талисман у тебя будет.
   Я подержал в руках увесистую чуть деформированную пулю и потихоньку кинул ее в сторону. Ну их на фиг, такие сувениры!
   После ужина Андрей глянул на разложенное барахло из моего рюкзака и спросил:
   - У тебя сколько тушенки осталось?
   - Три банки вместе с пробитой.
   - А у тебя, Павел?
   - У меня пять.
   - И у меня четыре. Хреново. Нам еще топать и топать.
   - Пшенка еще есть, - напомнил я.
   - Ладно, давайте спать, - сказал Лейтенант, прихлопывая на шее очередного комара. С прекращением дождей эти твари тут же вышли на тропу войны.
   Одеяла высохли не до оконца, но рядом трепетало живительное пламя костра, и по сравнению с предыдущими ночевками эта показалась мне просто курортной. Перед отбоем мужики положили в костер сухостоину, и под ровное гудение прогорающих бревен я отключился.
   ИВАН.
   А следующим утром мы повстречали Жеребу. Обычно я просыпаюсь первым, и будил меня один и тот же неизменный будильник - холод. Но в то утро я проснулся от того, что выспался, и первое, что ощутил, выбираясь из объятий сна, тепло,
   идущее от костра. Слушая потрескивание горящих сучьев, я, не открывая глаз, подумал: "Мужики уже встали, костер разожгли. Какие молодцы".
   Разлепив наконец свои сонные гляделки, я первым делом порадовался хорошей погоде. Солнце золотило желтую листву нависшей над нами громадной березы, на голубом небе ни намека на тучи и дождь.
   Чуть повернув голову, я увидел растрепанную шевелюру Лейтенанта, он как раз пошевелился, откинул одеяло, и я заметил, что Андрей во сне улыбается. Я повернул голову в другую сторону и чуть не поцеловался с подошвами сапог белоруса. И в это же время я услышал, как звякнул чайник, полилась вода. Волосы у меня на голове не то что встали дыбом, но явно зашевелились. Готовясь к самому худшему, я медленно приподнялся и посмотрел туда, откуда донеслись эти "жуткие" звуки.
   По другую сторону костра, как раз напротив меня, сидел незнакомый мне человек и не торопясь пил наш чай. То, что это был именно наш чай, я понял по тому, как, потянувшись, он поставил наш побитый и закопченный чайник поближе к костру. Кроме него, на поляне больше никого не было.
   Чуть прийдя в себя, я растолкал своих друзей. Приподняв головы, они хмуро уставились на меня, я же только и смог что кивнуть в сторону костра. Теперь настало их время удивляться. Как ни странно, но никто из нас троих не кинулся к оружию, даже толком не всполошился. Слишком миролюбивым казался облик незнакомца. Даже в сидячем положении было видно что это очень мощный парень. Но сидел он вполне расслабленно, не выказывая никаких признаков агрессивности или хотя бы напряжения. Но что больше всего успокаивало, так это лицо незнакомца: круглое, курносое, с широко поставленными карими глазами, оно несло на себе явную печать благодушия. Чем оно меня еще в тот момент поразило - подбородок и щеки незнакомца были гладко выбриты. А ведь даже у меня к этому времени на щеках пробилось что-то вроде гагачьего пуха.
   Оценив наше внимание, мужик широко улыбнулся и этим сразу как-то смазал все наше благожелательное впечатление о нем. Во рту его обозначилась сильная недостача передних зубов.
   - Ну вы, паря, и спать! - заговорил он глубоким грудным голосом, слегка пришепетывая, очевидно, от недостатка зубов. - Я уже и костер разжег, и чаю напился, а они все дрыхнут.
   - Ты кто такой? - наконец спросил Андрей, поднимаясь.
   - Да лешак я местный! - снова засмеялся незнакомец, обнаружив явно смешливую натуру. Но затем продолжил, хоть и улыбаясь, но на полном серьезе.- Иваном меня зовут, мать так назвала, Ванькой. Фамилия Терехов, а соседи вообще-то Жеребой зовут, Жеребцом то есть...
   Сказав это, парень снова засмеялся, поставил кружку и встал. Мы про себя невольно ахнули. Иван и сидя-то казался немаленьким, а разогнувшись во весь рост, просто сразил нас своей комплекцией. Ростом он был не меньше двух метров, и высокий Андрей, и широкоплечий Павел казались по сравнению с ним пацанами. Обычно высокие люди бывают худыми, как-то сутулятся, кажутся неловкими и несуразными. С Иваном все как раз было наоборот. Во всех движениях этого гиганта чувствовалась природная грация и ловкость, а покатые, широкие плечи и громадные кисти рук выдавали недюжинную силу.
   - Андрей, - представился лейтенант, первым протянув руку Жеребе. По очереди он представил ему и нас. Меня поразила не только сила его рукопожатия, но и мозолистая заскорузлость его ладони. Еще мне показалось, что нового знакомого слегка позабавила моя негероическая внешность, но вслух он ничего не сказал.
   Наши дальнейшие переговоры прервало появление еще одного персонажа. Из-за елей выбежала рослая пушистая лайка с характерно закрученным в кольцо хвостом. Такого окраса у собак я еще не встречал, полностью белая, с чуть желтоватым оттенком. По очереди всех обнюхав, лайка уселась у ног хозяина и уставилась на нас своими темными глазами. Иван потрепал ее по загривку, добродушно спросил:
   - Что, нагулялась? - а потом без какого-либо перехода добавил: - Я "бегун", слыхали про таких?
   - А, ну как же! - кивнул головой Андрей, оглядываясь на нас.
   Действительно, старожилы артельного прииска рассказывали нам про эту странную профессию. Занимались подобным промыслом большей частью охотники и рыбаки из местных жителей. С артели, а чаще с госпредприятия потихоньку
   воровали золото, а то и намывали сами, дедовским лотком. Со временем золотишка накапливалось изрядно, но вот вывезти его было гораздо трудней. Дорога имелась только одна - по воздуху, а о нюхе и чутье здешней транспортной милиции ходили легенды. И тогда добытчики золота снаряжали "бегуна", нагружали его золотом, и тот по тайге, по бездорожью проходил сотни, а то и тысячи километров, добирался в более цивилизованные регионы, откуда золото уже без проблем доставлялось в любой район страны. Слушали мы тогда эти россказни охотно, но считали, что это такие же легенды и байки, как и многое, о чем травили наши артельные старички. Но похоже, тут они не врали. Вот он, стоит перед нами, самый настоящий, живой "бегун".
   - Но вы, похоже, тоже ведь бегуны, - с усмешкой заметил таежный старожил. - Я ваши рюкзаки уже проверил.
   - Молодец, - хмыкнул Андрей не слишком одобрительно и невольно оглянулся на нашу поклажу.
   - Да ты не думай, не трогал я вашего золота. У меня своего двадцать килограммов за плечами. Просто посмотреть надо было, что за люди по тайге шастают. А то раз набрели мы на одного, в тюремной робе, а у него человеческая нога в котомке. И так бывает.
   За этими разговорами я разогревал вчерашний ужин. Мне рассказ Жеребы не прибавил аппетита, а остальные ели нормально, в том числе и Иван. Павел хотел накормить собаку, но хозяин не разрешил.
   - Не надо. Видишь, какая спокойная, к чашке не лезет и на морде кровь и шерсть серая. Не иначе как зайца загрызла.
   - Как зовут-то ее? - спросил я. Лайка просто поражала меня своей красотой, статью и светившимся в глазах умом.
   - Снежка. Правда, хороша?
   Мы хором согласились. Ростом и сложением она смотрелась не хуже волка или овчарки, с широкой грудью и толстыми лапами.
   - В прошлом году она медведя-первогодка в одиночку задавила. Лося может завалить, сокжоя. По трое суток гоняет, но задерет.
   Мы еще с большим уважением посмотрели на лайку.
   - Это что за порода? - спросил Андрей.
   - Помесь чукотской лайки с сибирской. А воспитывала ее якутская лайка, Нюрка. Я Снежку щенком привез с Камчатки восемь лет назад. С тех пор неразлучны.
   За чаем разговор пошел по существу. Своим промыслом Жереба занимался уже восемь лет, при этом он сказал одну фразу, весьма нас позабавившую:
   -... как освободился, так и пошел в бегуны, в тот же год. Только раньше мы плотно шли, человек по пять, шесть. Собирались с разных районов в одной точке и бежали уже толпой, так и веселей, и безопасней. И помогут, если трудно, и золото донесут, если кто погибнет...
   - А что и гибли? - перебил его Андрей.
   - Ну а как же! Тайга, она и есть тайга. Раз в два года, но кого-нибудь да заберет. И лесиной во время бури придавливало, и со скалы срывались, и тонули.
   - А медведи не нападали? - спросил я.
   Жереба засмеялся.
   - Да что они, дурные, что ли? Медведь ведь недаром за хозяина тайги слывет. Сам по себе он никогда на человек не нападет, чувствует себе ровню. Но уж если ты на него пошел и подранил, то все, страшней зверя нет! Шатуны только нападают, но это по зиме, а сейчас он еще жирует, к спячке готовится. Да мы с собаками шли, а собака завсегда медведя учует. Запах от него невозможный. Человек метров за пять учует, не только что собака.
   Закончив это лирическое отступление, Жереба продолжил рассказ про свои профессиональные проблемы.
   - Только последние годы все меньше и меньше нас по тайге "бегает". В прошлом году трое шли. А в этом две недели ждал, все сроки пропустил - и никого. Хорошо хоть вас встретил, не так скучно будет.
   - Да, скучно не будет, - усмехнулся Андрей, переглянулся с нами и поведал всю нашу "одиссею".
   Жереба был просто сражен нашей историей.
   - Мать честная! Первый раз в тайге, да сразу податься в бегуны! Ну, мужики, вы даете!
   - Ну, а куда деваться-то? Жить-то охота, - за всех ответил Андрей.
   - А что это вы так ободраны, словно вас собаки драли?
   - Иголки с нитками забыли, - честно признался Лейтенант.
   Жереба просто покатился со смеху.
   - Нет, ну это ж надо?! Комики! Цирк сплошной.
   И он полез в свой рюкзак. Про него надо рассказать отдельно. Я-то считал, что мы несем непомерный груз, но глядя на ношу Ивана, у меня мурашки побежали по спине. Таких рюкзаков я не видел ни до, ни после этого. В высоту он доходил мне до груди, по ширине занимал ну, может, чуть поменьше метра, а толщиной был с добрых полметра. Расстегнув один из многочисленных карманов, Жереба вытащил большую катушку черных ниток, внутри картонного сердечника которой хранилось штук пять толстых цыганских иголок. Мы накинулись на это богатство как голодный на хлеб, чем еще раз изрядно рассмешили нашего благодетеля. Остальной разговор шел уже за шитьем.
   - А на хрена вы тащите с собой столько веревок? - спросил, отсмеявшись, Жереба.
   - Плот вязать, - сообщил Андрей, зашивая свои "уникальные" штаны.
   - А что, кто-то из вас умеет его вязать?
   Мы переглянулись.
   - Не-а! - честно признался я за всех.
   Жереба как-то утробно хрюкнул, покачал головой.
   - Комики, - снова повторил он. - И куда вы дальше хотите идти?
   Андрей полюбовался проделанной работой, сам себя похвалил.
   - Как новые, хоть на бал, - с облегчением надев штаны, он взялся за свою карту. Лейтенант долго разъяснял нашему новому знакомому выбранный им маршрут, но тот не вызвал у Ивана одобрение.
   - Нет, я бы так не пошел. Река эта, по которой вы плыть собрались, самая хреновая из Семиречья.
   - Семиречья? - удивился Андрей.
   - Ну да, посмотри на карту-то. Видишь, тут вот семь рек сходятся. Эта идет на юг, две сливаются и текут на север, а вот, - он неуверенно ткнул толстым пальцем в одну из голубых жилок на бумаге, - кажется, по этой мы и сплавлялись каждый год. И выбрали ее не зря, она самая удачная для сплава. А по той, - он пренебрежительно ткнул в нужную нам реку, - вы на плоту не пройдете. Там знаете какие пороги? По три метра падуны и скалы кругом.
   Мы невольно притихли. Про это ни Андрей, ни тем более мы знать не могли. Лейтенант даже вспотел, до него дошло, каким он оказался обалдуем, выбирая маршрут, руководствуясь лишь рисунком на куске бумаги.
   - И что же нам теперь делать? - растерянным голосом спросил он. Жереба усмехнулся.
   - Ну, если вам будет не западло, то можете "побежать" со мной.
   - А это далеко? - спросил я.
   Иван склонился было над картой, потом поморщился и начал рисовать свой маршрут сучковатой палкой на земле.
   - Отсюда еще два дня пути до Семиречья. Мы переправимся через вот эти три реки, а вот здесь меня ждет Илюшка с готовой долбленкой. Ну лодка такая! - пояснил он, увидев наши недоуменные глаза.
   - Пирога, - засмеялся Андрей и, прикрывая рот ладонью, изобразил клич индейцев. Жереба охотно засмеялся.
   - Да, я чувствую с вами не соскучишься. Река эта называется Оронок, ну, олененок, что ли, по-эвенски. Неважно. Плывем сюда, спускаемся вниз, до заимки деда Игната, там отдохнем и переходим через перевал. Снова будет река, но там плыть
   немного, и выходим тайгой к Баланино, это районный центр. Там я скидываю золото ингушам, получаю бабки и лечу на юг просаживать их по кабакам.
   - Ты что же, на юге отдыхаешь? - удивился Андрей.
   - А как же! Кажный раз. Думаешь, мне медведь зубы выбил? Нет, это мне в Сочи так повезло. С грузинами я в одной ихней шашлычной смахнулся. Вот кочергой мне один и врезал. Правда, я потом эту шашлычную по досочкам разнес, - он
   довольно усмехнулся. - Вместе с грузинами.
   Рассказ Жеребы нас изрядно позабавил. Но когда Андрей нашел на карте это самое Баланино, мне лично стало плохо. Находилось оно "на самом конце географии", у западного обреза карты. По сравнению с маршрутом Андрея, расстояние
   увеличивалось раза в два, и то, что мы прошли за эти три недели, казалось сущей ерундой. Даже Андрей слегка поперхнулся, прежде чем начать разговор с нашим
   новым "Сусаниным".
   - Но это же... так далеко. Мы и до зимы туда не дойдем.
   - Да ладно тебе! - отмахнулся Иван. - Маршрут опробован десятки раз. По нему, говорят, еще до войны "бегали". Это только кажется, что много, а как по реке поплывем, тебе самому понравится. Это же как на "Голубой стреле", экспрессом несешься! И отдохнуть есть где, у деда Игната знаешь какая банька! А медовуха! - Иван в восторге закатил глаза.
   Мы все-таки сомневались. Поняв по нашим растерянным лицам, что его агитация срабатывает плохо, Жереба смачно плюнул и вынес свой вердикт:
   - Ладно, провожу вас до Семиречья, а там сами со мной побежите.
   Он уже поднялся с пенька и обернулся к своей поклаже, когда Андрей спросил его:
   - Слушай, Вань, а ты-то из каких мест сюда пришел?
   Тот обернулся, склонился над картой и ткнул пальцем в район севернее нашей Катуги. Мы были потрясены. Выходило, что он прошел больше нашего раза в полтора, но внешний вид нового попутчика никак не говорил об этом. Одежда на нем была чистой, аккуратной, только кое-где виднелись стежки починки. Взглянув на небо, Жереба снял и, свернув в рулончик, пристроил к рюкзаку свой тяжелый брезентовый плащ с капюшоном, от одного взгляда на который у меня потекли
   слюнки. Эх, мне бы такой, да под прошедшие и будущие дожди! Телогрейка на нем тоже оказалась специфической, с брезентовым верхом. Такую, конечно, не порвут сухие ветви завалов. А у меня вата торчала из бушлата, как из выброшенного на помойку игрушечного Винни-Пуха. Громадные сапоги Жеребы, так же как и обувка Павла, застегивались сверху на ремешок. Но самым удивительным во всем его наряде была шапка. Таких я раньше не видел. По цвету это был самый обычный пыжик. Уши у этой шапки свешивались Ивану на грудь. Как оказалось впоследствии, это было очень удобно. В случае холода он завязывал их под подбородком, не рискуя оторвать завязки.
   Поняв, что разговор закончен, мы занялись сборами и через пять минут были готовы к выходу. Иван с любопытством осмотрел нас в "собранном виде", усмехнулся, но ничего не сказал. Он уже закинул за плечо свой карабин, когда произошло то, что определило не только наш маршрут, но и нашу дальнейшую жизнь.
   Снежка, до этого лежавшая спокойно, вдруг вскочила, задрала морду и начала жадно нюхать воздух. Губы ее при этом приподнялись, обнажив крупные белоснежные клыки.
   - Медведь, что ли? Не пойму что-то, - пробормотал Иван, снимая карабин. Чувствовалось, что и его озадачило поведение собаки.
   Я первым увидел стремительно несущегося с вершины соседней сопки черного, злобно рычащего зверя.
   - Это их собака! - закричал я. Иван все понял мгновенно. Он коротко скомандовал своей лайке:
   - Фас, Снежка! Возьми ее!
   Снежка рванулась навстречу овчарке, и вскоре два зверя, черный и белый, с рычанием и лаем схватились так, что превратились в один пестрый рычащий клубок. Во все стороны полетела шерсть, прелая листва. Прокатившись по поляне, этот ревущий клубок подкатился к самым нашим ногам, и мы дружно шарахнулись в сторону, стараясь не оказаться на пути этого стокилограммового комка рычащей ненависти. Собаки сбили рогатины костра, разметали, не заметив этого, горячие угли. В воздухе остро запахло паленой шерстью.
   Я с беспокойством посматривал на пригорок, откуда прибежала собака, но пока на нем никого не было. Беспокоился и Андрей, взявший карабин на изготовку.
   - Надо пристрелить ее! - закричал он Жеребе. - Оттащи Снежку!
   Но тот отрицательно покачал головой, не отрывая горевших азартом глаз от схватки. Буквально через несколько секунд клубок распался, раздался предсмертный вой, и стало видно, что Снежка, ставшая от пыли и крови серой, сжимает
   горло бьющейся в агонии овчарки. У той еще дергались лапы, текла из горла и открытой пасти кровь, а Иван уже уцепился за ошейник лайки и начал оттаскивать ее от поверженной немки.
   - Снежка, хорош, фу! Хватит с нее!
   - Она не бешеная? - спросил Павел, очевидно, пораженный поведением овчарки. Я тоже не встречал столь неукротимых собак.
   - Не знаю, - озаботился и Иван, потом склонился над собакой, повернул ошейник и прочел:
   - ИТК-42. "Найда". Ах вот в чем дело!
   - Надо уходить, - прервал его Андрей, и Жереба быстрым шагом повел за собой нашу небольшую колонну. Последним теперь шел Андрей, все оглядывающийся назад.
   Свою догадку Иван высказал на первом привале:
   - Видел я таких собак у нас в зоне. Лес валили, кругом тайга, частенько находились придурки, желающие малины на свободе пожевать. Вот на таких собак и натаскивали. Редко кто от них уходил. Собаку пустят, а она уже сама потом приходит и ведет конвой к покойничку.
   - Вань, а ты за что сидел? - спросил Андрей.
   - Да из-за баб, - Жереба улыбнулся своей щербатой улыбкой. - Кличку мне как раз за это дали. А что делать, если они мне сами проходу не дают? Я еще молодой был, дурак. Одна там у нас была, замужняя, прорва, поманит, я и бегу. Пару раз бить пытались, да куда там, я всю толпу раскидывал. Ну, а потом один с ружьем прибежал, мудак! Кричит, убью, а у самого руки трясутся. Пальнуть успел, да я увернулся, а потом ружье вырвал, да накостылял ему!
   - Ружьем! - ахнул Павел.
   Иван повернулся к нему, ощерился в снисходительной улыбке.
   - Да ты что. Если б ружьем, я бы до сих пор сидел. Рукой. Но ему мало не показалось. Главное, - он стукнул себя кулаком в грудь. - В меня же стрелял, и мне же пять лет дали! Представляешь?!
   - А тот-то выжил? - поинтересовался я.
   - Выжил, но как узнал, что я освобождаюсь, собрал манатки, бабу эту свою, прорву ненасытную, прихватил и слинял куда-то.
   - Так ты не пять сидел?
   - Нет, три. Я ж им за всю бригаду норму делал, досрочно освободили.
   - А тебе вообще-то сколько лет? - поинтересовался Павел.
   - Тридцать один. А загремел я в восемнадцать. Глупый был. Теперь меня к женатой бабе калачом не заманишь. На мой век в моей деревне вдов и разведенок хватит. Ну пошли, отдохнули немного, хватит.
   В тот день Жереба нас просто загнал. У меня и сейчас перед глазами его гибкая, пружинистая походка. Когда он шел, не верилось, что в его рюкзаке вообще что-то есть, казалось, что он пустой. Голову Иван держал прямо, никогда не сутулился, умудрялся замечать и то, что творилось впереди, и коварный валежник у себя под ногами. При этом он никогда не пользовался посохом. Жереба не поскальзывался даже на самом крутом и мокром склоне. Поняв, что мы отстаем, частенько застревая в гуще веток поваленных деревьев, он вытащил из петли на боку свой громадный мясницкий топор с необычно длинной рукоятью и начал буквально прорубать нам дорогу.
   На следующем привале я задал Ивану вопрос, мучивший меня добрых полдня.
   - Слушай, а что вы с тем беглым сделали, ну... у которого нога была в рюкзаке?
   Иван снова засмеялся.
   - А что с ним? Чикаться, что ли? В расход его пустили. Это ведь уже не человек, любой зверь лучше его. У нас из шестерых пятеро зону топтали. Так что приговорили и прямо там хлопнули. Закон тайги.
   - Как это закон тайги? - не понял Андрей.
   - А так это. Не делай человеку зла, и тебе не сделают. Если в тайгу приезжают или на лодке приплывают, то никогда ни машину, ни лодку не закрывают. Не тронет никто.
   - Ну, а если кто-нибудь все-таки решится? - упрямо допытывался Андрей.
   Жереба улыбнулся.
   - У нас без ружья не ходят. И если что такое увидят - то тут уж хозяин и прокурор, и судья.
   - И что, бывали случаи? - спросил я.
   - Ну, а как же. Сейчас городские везде шныряют. Понакупили техники, лодок. Частенько у них руки чешутся при виде чужой лодки. То бензин сольют, самый большой дефицит в тайге, то просто напакостят. А тут хозяева возвращаются, ну и все.
   - А милиция что?
   - А что милиция?! Ты сначала найди его, - Иван повернулся ко мне. Вовремя ты свой вопрос задал. Покажу я вам его.
   И он снова впрягся в свой невероятный рюкзак. Мы сначала не поняли, про что он говорил, пообещав показать это нечто. Но часа через два он притормозил около громадного кедра, расщепленного молнией. Половина дерева высохла, а половина еще упрямо цеплялась за жизнь.
   - Тут где-то, - пробормотал он, раздвигая ногами траву. - А, вот. Эк его мало осталось! А ведь всего два года прошло.
   Подойдя поближе, мы увидели в высокой траве обглоданный зверями, дождями и временем человеческий череп. У него отсутствовала нижняя челюсть. Приглядев шись, я заметил рядом еще какие-то кости, обрывки истлевшей фуфайки, пряжку
   от ремня, подошву с сапога. Все это было раскидано по всей поляне. И я понял, какой ерундой были разговоры мужиков о скелетах, охраняющих мешки со старинным золотом.
   - Двух коров он съел по дороге.
   - Коров? - не понял я. - Каких коров?
   - Простых, - засмеялся Иван. - Таких же вот как ты, двуногих и лопоухих. Берут с собой в побег какого нибудь дурика из шелупони, он и рад. А как дело до голодухи
   доходит, его ножичком по горлу - чик, и свежатинка готова. Так вот этот, - он мотнул головой в сторону черепа. - Аж двоих съел. С самого Магадана срывался. Если б не Снежка, он бы и нас тут оставил. Ночью на огонь вышел, с ножом уже подползал. Хорошо она его прижала, а потом мы уже ему трибунал устроили.
   Вся эта история и "живописные" экспонаты на меня лично подействовали не очень хорошо. Сколько я за этот месяц смертей повидал во всех видах, что называется, а все равно не мог с ней смирится и привыкнуть.
   К вечеру мы выдохлись окончательно. Особенно я. Место для ночевки выбрал Иван. Павел с Андреем занялись дровами, я варил ужин, а Иван выбрал дерево, что поближе, здоровую такую ель, и в каких-то пять ударов топора свалил ее на
   землю. Я сразу поверил, что Жереба на лесоповале ходил в передовиках. Сначала мы не поняли, зачем это ему нужно, но после ужина наш таежный "зубр" сапогом сдвинул угли костра в сторону, на это место постелил свой тощий брезент, а на угли пристроил разрубленное на три части дерево. Я как-то скептически отнесся к этой его задумке. Наши мужики тоже делали такую штуку, но из сушняка, а тут сырое дерево.
   - Ну вот, нодья готова, - объявил Жереба, почесал свежий укус комара на шее и, глянув на небо, объявил: - Распогодилось-то как, не иначе заморозок будет. Давно такой теплой осени не было. Уж октябрь скоро, а все бабье лето стоит.
   Сделав такой прогноз погоды, он кликнул Снежку, велел ей:
   - Стеречь! - с сам завалился спать, закутавшись с головой в свой длиннополый плащ.
   На мое удивление, все, что он говорил, сбылось. Нодья мирно горела всю ночь, равномерно расточая тепло во все стороны и оставив к утру три небольшие головешки. А первое, что я увидел, открыв утром глаза и подняв голову был иней,
   плотным слоем лежавший на траве, деревьях и наших рюкзаках.
   - Ну вот и хорошо, - довольно прогудел Жереба, поднимаясь легким перышком со своей природной "перины". - Отжужжали, носастые. Теперь до следующего года.
   С какой радостью мы восприняли это известие. Из всех мучений, выпавших на нашу долю, комары и гнус казались мне самыми ужасными. Иней скоро растаял, и особенно бросилось в глаза, как похорошела осенняя тайга. Просто глаза разбежались от такого обилия красок, от светло-зеленого до бордовокрасного.
   За завтраком Иван внес свой весомый вклад в решение продовольственной программы. Он вытащил из рюкзака и положил на стол солидный шматок копченого сала. Оно чуть-чуть прогоркло, но еще вполне было пригодно к употреблению. Мы с особой жадностью накинулись на такое существенное добавление к нашему "фирменному" блюду.