Сартинов Евгений. Золото на крови

   - Чтобы не привлекать внимания, - пояснил я.
   - Ну хотя бы к себе в рюкзак положи! - возмутился Лейтенант.
   Но я уже напялил на него поклажу и только усмехнулся:
   - Тебе же надо тренироваться. Ты же в тайгу собрался, а не я. Поди тяжелей графини ничего за этот год не поднимал, да и то одним интересным местом.
   Уже когда мы выбрались на белый свет и спустились к темной воде лимана, я продолжил наш разговор.
   - Поздно что-то ты со скитом хватился. Сколько уж лет прошло. Мясо они твое давно подъели.
   - Я вообще боюсь, как бы эта фанатичка Пелагея не убила собственную дочь, - устало признался Андрей, закуривая первую после нашего путешествия в пещеру сигарету. - Вдруг та забеременела после меня, представляешь?
   - С чего это она ее убьет? - удивился я. - Она же сама ее привела к нам в дом.
   - А ты откуда знаешь? - спросил Лейтенант.
   - Да я видел, как они шли от дома. Ты в окошко не догадался выглянуть, а я с печки видел. Пока вы там удовольствие получали, Пелагея на крыльце мерзла.
   - Что ж ты раньше мне этого не сказал?! Балбес! - закричал Андрей, вскакивая на ноги. В возбуждении он начал ходить вдоль кромки воды, а я спокойно заметил:
   - Ну и что бы от этого изменилось? Ну, скажи?
   Лейтенант остановился, из него словно выпустили пар. Чуть подумав, он кивнул головой:
   - Да, ты прав. Наверное, ничего.
   И опять усевшись на рюкзак, он с восхищением в голосе заметил:
   - Но, какова старуха, а?! Через все переступила, поняла, что надо влить свежую кровь. Кремень бабка! Ты знаешь, я в Израиле познакомился с одним нашим бывшим врачом, вместе в порту работали. Так вот, он знаешь что мне сказал? Все их
   беды, скитовцев, от воды. Раньше они воду носили из реки, она у них считалась святой, чистой. А после того, как нужда вынудила их выкопать колодцы, они и стали болеть. Помнишь, бабка про проклятие-то все твердила?
   - Да, вода у них какая-то странная была, - подтвердил я.
   - Вот! Он и говорит, с повышенным содержанием... - Он нахмурился, пытаясь вспомнить, потом плюнул разочарованно. - Вот не дал мне Бог твоей памяти. Ну не важно. Главное, что происходит быстрое отложение солей в суставах, понял? Их надо оттуда переселять. Юрка, пошли со мной!
   Я подхватил свой полупустой рюкзак и отправился к дому. А Лейтенант все шел следом и канючил, канючил, как нищий у церкви в святую Пасху. Как он мне надоел за эту дорогу!
   Ленка тоже встал на дыбы, узнав о планах Андрея.
   - Да ты что, посмотри на него, какой из него таежник! Да он помрет на первом же переходе!
   - Не помрет, а вернется худеньким, как прежде. Вылитый Аполлон.
   - Ага, и будут его опять за поваренка принимать! Нет уж, - она даже чмокнула меня в щечку. - Он меня и такой устраивает, кругленький!
   - Худые живут дольше полных, - попробовал зайти с другого конца Лейтеант. - Ты, как врач, должна это знать.
   - Врут они все, - отмахнулась Ленка. - Черчилль прожил девяносто с лишним, куря сигары и выпивая литр коньяка в день.
   - И вообще, - подвел итоги я. - Пока толстый сохнет, худой сдохнет.
   Со временем он бы меня, может, и уговорил. Но судьба решила все иначе. На следующий день, от души прожарившись у печей нашего ресторана, я буквально на минутку вышел на улицу охладиться, а к утру температура у меня подскочила до сорока градусов.
   В больницу класть меня Елена не стала, все процедуры делала сама. Взяла даже по этому случаю отпуск.
   - Давно он так не болел, - жаловалась она Андрею. - В первый год он еще раз переболел бронхитом, и все. Море, все-таки, большое дело. А тут смотри, как серьезно.
   - Это все та желтая дрянь действует, - прохрипел я обескураженному лейтенанту.
   Убедившись, что на меня теперь ему рассчитывать не приходится, он уехал. В конце июня от него пришло письмо. Андрею все-таки удалось сколотить некую компанию авантюристов, вскоре они должны были вылететь в тайгу.
   Прошло лето, осень. Лейтенант появился у нас уже в ноябре, невероятно худой и изможденный. На его щеках снова появилась борода, и по глазам не было заметно, чтобы Андрей был сильно собой доволен.
   - Андрюха, что с тобой стало? - обнимая его, я почувствовал даже сквозь свитер, как прощупываются ребра.
   - Да, Юра, хотел тебе устроить сезон похудения, да вот самому пришлось испытать все на собственной шкуре, - чуточку вымученно пошутил Андрей.
   Елена тут же бросилась к плите, и мы битый час кормили нашего гостя все новыми и новыми блюдами, благо я готовил их сам. Андрей отвалился от стола как разбухшая от крови пиявка и, выпучив от напряжения глаза, заявил:
   - Я сейчас лопну.
   - Ты потом лопайся, а сейчас рассказывай, что с тобой стряслось, нетерпеливо напомнил я ему. Вытянувшись на диване в обнимку с кувшинчиком вина, лейтенант наконец-то приступил к своему отчету.
   - Знаешь, я и жалел, что тебя со мной нет, и радовался. Столько всего пришлось испытать.
   Сначала все шло у них хорошо. Компания подобралась вроде бы надежная, крепкая. Вместе с Андреем их было четверо: бывший подводник, водолаз, здоровый, мощный мужик. Еще двое были друзьями. Один всю жизнь занимался туризмом, а второй, его однокашник по институту, был просто крепким мужиком. Чуть припоздали они со сроками. Взяли официальную заявку на добычу золота, все честь по чести, высадились в пяти километрах от заимки, Андрей не хотел, чтобы кто-то, кроме них, знал это место. Это расстояние прошли весело, просто играючи, хотя каждый нес с собой как минимум пятьдесят килограммов. Тащили легководолазный костюм, ручной насос для подачи воздуха, шанцевый инструмент, палатку, продукты. За два дня дошли до места. Дом деда Игната прогорел дотла, уцелела лишь банька. Зато обнажилось жерло шахты старого отшельника. Оно оказалось не очень и большим, три метра на два. За два дня соорудили над шахтой ворот подъемника, и Андрей первым спустился вниз. Увы, на десятиметровой глубине глубине он обнаружил свежий завал. Сколько еще оставалось до заветного золота, не знал никто. Посоветовавшись, решили расчистить шахту. Один из них нагребал землю в тот самый чан, что мы использовали бане, а остальные поднимали его наверх. Работа была каторжной. Батареи фонарей вскоре сели, и приходилось накладывать породу в темноте. Факелы лишь мешали делу, они слишком быстро выжигали кислород, и человек начинал задыхаться. За месяц они опустились на десять метров, и лишь тогда в чане наверх начала пониматься жижа, верный признак близкой воды.
   Хорошо еще, что все это время им не приходилось отвлекаться на добычу провианта. В леднике деда Игната по-прежнему висели замороженные туши. Мясо, к их удивлению, оказалось вполне пригодным в пищу.
   Еще через две недели они дошли до открытой воды. Теперь приходилось работать в гидрокостюме по горло в ледяной воде. И лишь тогда начало попадаться золото. За три дня они добыли его двадцать килограммов. Это привело всех в восторг. Казалось, что удача уже рядом. Подводник облачился в гидрокостюм, надел шлем и спустился за главным, основным золотом.
   Сначала те, кто остался наверху, не поняли, что произошло. Просто земля чуть дрогнула под ногами. И лишь когда опустившийся по веревке Андрей увидел на пятнадцатиметровой отметке под ногами твердь, он понял все.
   Два дня они отходили от шока после смерти товарища. Снова пробиться к тому же золоту не было ни желания, ни сил. Сунулись было в ледник, он ведь тоже в свое время служил шахтой для добычи золота, но уже на восьмой ступеньке уткнулись в завал. Дед Игнат не хотел отдавать свое золото.
   Пришлось уходить с тем, что добыли. Двадцать килограммов тоже неплохо. Андрей повел их в скит. Увы, он оказался пустым.
   - Понимаешь, все так же. Дома стоят, забор, правда, в одном месте обвалился. - Рассказывая это, Андрей волновался. - И их дом, Пелагеи, тоже палочкой заткнут. Как будто ушли недалеко, должны вернуться. Я все в округе обшарил. Ледник
   пустой, огород в этом году не обрабатывался, но земля еще не успела сильно травой зарасти. Я уж и на погост ходил, свежие могилы искал - ничего. Все боялся кости человеческие где увижу, и этого нет. Знаешь, что меня немного подбодрило? Икон в их доме не оказалось, и той, в часовне. Помнишь, они над ней еще так тряслись? И ни одной книги нет.
   Он чуть помолчал, еще отхлебнул из стакана. Взгляд его стал каким-то мертвым.
   - А еще там люлька висела под потолком. Старинная такая, большая...
   Лишь спустя некоторое время Андрей продолжил рассказ.
   Вышли они через тот же ход под Обрыв-скалой. До жилья оставалось совсем немного, и тут произошло самое страшное.
   - Встали мы на первую ночевку после гор, настроение приподнятое, скоро дома будем. Серега, турист наш заслуженный, все расписывал, как он домой придет и жене на стол бухнет самородок. Был у нас там такой причудливый, килограмма на два. На гномика походил. А друг его все подначивал: ты явишься, а дома грузин сидит в шкафу. Сергей только смеялся, фотографию жены показывал. Красивая, что сказать. Они вдвоем за ней ухаживали, но она предпочла не Виктора, а его. Легли спать, и просыпаюсь я от чудовищной боли.
   Андрей расстегнул ворот рубашки и показал жуткий шрам на боку.
   - Я сразу сознание потерял, вскрикнул только. Очнулся, эти двое по земле катаются. Но Витька-то посильнее был, он и в плечах раза в два шире туриста. На моих глазах он Сергея два раза ударил ножом в грудь. Я прикинулся мертвым, а Виктор забрал мешок с золотом, продукты и ушел. Кое-как я перевязал себя. Рука у него, видно, дрогнула. Нож скользнул по ребру и ушел мимо сердца. Так ничего, но крови я много потерял. Дождался утра, осмотрелся. Продуктов - ноль, оружия тоже. Ни топора, одни спички. А тут еще дождь пошел. Натянул я на себя дождевик, прихватил нож, тряпок побольше для перевязки. Сергея раздел, грешен, но простит он меня там, наверху. Похоронить его не смог. Чуть дернусь, рана кровить начинает. Так и лежал с неделю, а может, и больше. Часы встали, забыл завести. Потом решил идти. Есть было нечего, ягодой перебивался, а от нее какая сытость. За первый день прошел метров двести, на большее сил не хватило. Рана снова начала кровить. Снова встал. Еще дней пять лежал, траву жрать начал, кору у деревьев жевал. Потом снова пошел. А там и своего компаньона увидел.
   Андрей обернулся ко мне.
   - Помнишь, в тот раз мы с тобой наткнулись на овраг, здоровущий такой?
   - Ну как же. Мы еле прошли его, там снегу было метра три.
   - Вот там он и лежал. Не знаю, зачем он ночью-то поперся, но, похоже, умер не сразу, чуть-чуть не дотянул до моего прихода. Скорее всего свалился в темноте, а с золотом за спиной, позвоночник сломал. Труп еще свеженький был, вороны только глаза повыклевали.
   Продукты бурундуки да мыши растащили, весь рюкзак распотрошили, так он и лежал, посреди золота.
   Ленка побледнела, даже ее, медика, проняла эта жутковатая картина. А Андрей продолжал:
   - До Байды я добирался больше месяца. Ослабел жутко, идти не мог, полз на спине, чтобы не тревожить рану. Хорошо еще, спички были, я их по методу Ивана, спасибо за школу, залил парафином, так что на ночь согревался костром. А уже стояла осень.
   - А ружье? - спросил я.
   - Ружье я выкинул. Сил не было нести. Иногда ел сыроежки, ту же ягоду. Раз какой-то глупый зайчонок на меня выскочил, маленький такой. Как я его схватить успел, до сих пор не пойму! Прямо-таки звериная реакция.
   - Пожарил? - спросил я.
   Андрей отрицательно мотнул головой.
   - Так съел, сырым, одну шкурку оставил.
   С Ленкой снова стало плохо. Андрей только улыбнулся.
   - Я мог его пожарить, но вряд ли тогда бы дополз до людей. Организм требовал калорий, а в сыром мясе их больше. И выполз я, представляешь, к тому же самому дому Вари-почтальонши. Снежок уже начал падать. Как тогда. Собака залаяла, я уж грешным делом подумал, что сама Варя выйдет за калитку. Но нет, другие люди там живут. Дальние родственники ее. Две недели валялся в больнице, потом милиция меня затаскала. Летали на место гибели Сергея, все вроде подтвердилось. Пока отстали. Вот так вот, судите сами, удалась моя экспедиция или нет...
   Мы немного помолчали. Потом Елена спросила:
   - А про Дарью ты больше не узнавал?
   - Пробовал, - вздохнул Андрей. - Никто ничего не слышал. Есть у меня только одна надежда. С Пелагеей я как-о говорил, и она намеками сказала, что были еще по тайге скиты единоверцев. Может, к ним ушли. Вся надежда...
   Андрей пожил у нас с месяц. Чуть отъелся, затем сбрил бороду и уехал в Россию. Все-таки не может он сидеть на одном месте слишком долго. С собой он увез пять килограммов золота.
   ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
   Со дня отъезда Андрея прошло полгода. За это время мы получили от него только одно письмо. Он сообщал, что выгодно пристроил "капитал" и пустил его в оборот. К лету он хотел сколотить экспедицию по поискам своей голубоглазой немой красавицы, но удалось ему это или нет, не знаю. Плохо было одно - я снова начал видеть дурные сны. "Вещие", как их звал Жереба. Три раза уже снился Рыжий, будто он подъехал к нам с Андреем на том самом вездеходе, я даже дырки от пуль по тенту видел, открыл дверцу и произнес со своей обычной толстогубой ухмылкой: "Садись, Лейтенант, подброшу тебя куда надо!"
   Андрей оглядывается на меня, кругом тайга, дорога разбитая, он и спрашивает: "Ну что, Юрка как? С ним ехать? Или с тобой неторопясь, пешочком ". Но Рыжий только ржет: "Ему еще топать и топать. А ты садись, поехали".
   Андрей все колеблется, то на меня глянет, то на Рыжего. Вроде уже одной рукой за поручень взялся, ногу на гусеницы поставил. Я хочу закричать: "Не лезь туда, не надо!"
   Душа разрывается, а звука нет, и ни рукой, ни ногой пошевелить не могу.
   Все три раза я просыпался в холодном поту, с бешено стучащим сердцем. Ленке говорить ничего не стал, совсем баба изведется, да и нас, с ее характером, замучает. Но для себя я беды никак ни пророчил, а она подкралась, и совсем не оттуда, откуда я ее ждал.
   Весь наш бордель-отель начало лихорадить недели за две до того рокового дня. Пошли слухи, что хозяин наш, грек Тураниди, собирается на свою историческую родину. Удивления это не вызывало, такой бардак в стране, хоть сам беги, да некуда. А греки у нас жили еще со времен Екатерины. И наш Володя, черноглазый красавец с могучей челюстью и габаритами Терминатора, по-гречески-то говорил еле-еле.
   Так вот. Прихожу я в тот день на работу, все идет как обычно, народу не очень много, еще не сезон. Только за центральным столиком Тураниди с каким-то бритоголовым бычком гудит. Кругом девки сидят, штуки по три на каждого, музыка гремит приблатненная, ну, как обычно. Ансамбль у нас хороший, почти все в Одесской филармонии работали, хоть Моцарта, хоть Бетховена сыграют, но сейчас приходилось все больше "Мурку" лабать. И гуляют эти за центральным столом очень красиво: икра черная и красная, салатов шесть видов, балыки, языки, ну и как же без шашлыка! Его я всегда сам жарю. Наполовину обычный, наполовину по-краски. Я всегда ориентировался по тому чуду природы, приготовленному Жеребой из печени медведя. Отправили десять шампуров в зал, примерно через полчаса прилетает наш Осип Андреевич, метрдотель, так он человек довольно степенный, прошел хорошую школу в Одессе, а тут весь в поту, растерянный.
   - Иди, - говорит, - Тебя к столу требуют.
   Я удивился.
   - Что, шашлык не понравился? - спрашиваю.
   - Да нет, наоборот. Тураниди тебя новому хозяину представить хочет.
   Я, признаться, опешил. Как-то я не воспринимал всерьез все эти разговоры про продажу заведения, а тут на тебе, в самом деле!
   Делать нечего, сменил замызганный фартук на белоснежный, поправил колпак и поплелся в зал.
   Компания была уже хороша. Тураниди смотрел на всех стеклянными глазами, это у него высшая степень опьянения, никогда его не видели лежащим или хотя бы шатающимся. Рядом с ним две подруги хихикают, тоже хороши, еще парочка этого
   бритоголового облепила. Я его лица не видел, только затылок, заплывший жиром, да руки на столе, пальцы как сосиски, и чуть не на каждом по перстню с каменьями. Грек меня все-таки рассмотрел, спихнул с левого плеча худющую блондинку (он почему-то любил девушек в предобморочном состоянии крайней степени дистрофии), и пальцем ткнул в мою сторону. Речь его звучала отчетливо, хотя и несколько замедленно.
   - Вот, моя гордость. Всех выгнал, его оставил. Самородок, Юрий Александрович Соломатин, шеф-повар. Познакомься, Юра, с новым хозяином заведения. Борис Миронович, вернулся на родину с большими бабками, прошу любить и жаловать.
   Бритоголовый медленно повернулся ко мне. В глаза мне блеснули камушки на огромном кресте, висящем на здоровущей золотой цепи.
   - Шашлык у тебя... ништяк... не хуже, чем у грузин... хвалю.
   Еле выговорив это, новый хозяин неверным движением достал из кармана стодолларовую купюру и затолкал ее мне в карман фартука. Потом он уставился мне в лицо.
   - Где-то я тебя, парень, видел... - пробурчал он, тараща на меня маленькие свиные глазки. Судя по складкам на лбу, он даже попытался напрячь мозжечок, или что там у него на самом деле под черепушкой. К моему счастью, он скоро устал от непривычного вида деятельности и махнул рукой.
   - Ладно, потом вспомню... Еще шашлыка, в номера...
   И новый хозяин ткнул пальцем куда-то вверх.
   На кухню я вернулся на автопилоте. Машинально показал Яшке, своему личному поваренку, пять пальцев и долго стоял у мангала, старательно поворачивая шампуры над углями. По-моему, они даже получились, хотя все это время в голове
   стучала только одна отчаянная мысль: "Неужели все сначала?!"
   Да, новый хозяин меня не узнал, зато я его признал сразу, мгновенно. Как будто снова очутился в подвале Али и надо мной склоняется грузная фигура одного из "пехотинцев" Коржана. "Идти сможешь?" - так спросил он меня тогда. В те времена он отзывался на кличку Борман, теперь Борис Миронович.
   В голову лезли невеселые мысли: "Ну, не узнал от меня сегодня, узнает завтра. Да, я изрядно поправился с тех пор, но куда деть эти оттопыренные уши, нос картошкой и веснушки? И что же тогда мне делать? Снова пускаться в бега? Куда и как? Со всей семьей? Бросив дом, все нажитое."
   Безнадега подкатила к сердцу так, что, отложив готовые шашлыки, я повернулся к своему помощнику Денису и сказал:
   - Пойду, я, пожалуй, Дениска. Что-то мне сегодня нехорошо.
   - Идите, Юрий Александрович, да оденьтесь получше, а то опять простудитесь.
   Я машинально кивнул ему и, уже снимая фартук, сказал забежавшему на кухню Осипу Андреевичу:
   - Шашлыки готовы, отнесите новому хозяину.
   - Хорошо, сейчас. Люда! - кликнул тот официантку. - Отнеси в пятый номер шашлыки.
   Переодевшись, я вышел на улицу через черный ход, пошел своей обычной дорогой вдоль здания. Там, в заборе, была дыра, через нее я сокращал расстояние до дома почти вдвое. Уже завернув за угол, я увидел, как в приоткрытую дверь запасного хода с торца здания пробивается полоска света. Это меня удивило, обычно ее открывали в преддверии пожарной инспекции, не чаще. Движимый любопытством, я подошел вплотную, заглянул. По длинному пустынному и узкому коридору нашего бывшего профилактория уходила в сторону ресторана официантка с пустым подносом.
   "А ведь она была у него" - понял я. С невероятной силой мне захотелось еще раз посмотреть на этого бывшего Бормана, ныне Бориса Мироновича. Пятый номер я знал хорошо, в свое время Тураниди носился с ним как с насиженным яйцом, просто замучил строителей. Но зато получился номер люкс, просто конфетка. Три комнаты, бассейн с джакузи, небольшой, но поплескаться втроем там было можно. Первое время мы как на экскурсию ходили туда всей кухней.
   Пройдя по коридору метров пять, я осторожно повернул круглую ручку замка, приоткрыл дверь и заглянул в номер. В обширном холле не было никого, и я, бесшумно ступая по толстому ковру, прокрался к спальне. Двустворчатые
   застекленные двери оказались прикрыты не до конца. Сначала я увидел ноги Бормана, кривоватые, с густой черной шерстью. Судя по храпу, он спал. Меня удивило, что не было девиц, и лишь приоткрыв дверь, я расслышал смех и дамское
   стрекотание, доносившееся как раз со стороны ванной. Девицы не отказали себе в удовольствии на дармовщинку побалдеть в джакузи.
   Но я по-прежнему не видел лица бывшего Бормана. Зачем мне это надо было, я не понимал, но какая-то сила буквально толкала меня вперед. Ковер в спальне был ничуть не хуже, чем в зале, и моих шагов не слышал никто. Остановился я лишь у самой кровати, огромной, почти квадратной. Девицы чуть прикрыли своего благодетеля простынкой, и широченная грудь Бормана, с явными излишками жира и волосатости, равномерно поднималась и опускалась, словно качая в колыбели массивный крест с яркими стекляшками бриллиантов. Рот оставался чуть полуоткрыт, и из него тонкой струйкой сочилась слюна. Над верхней губой белел давний шрам, чуть уродующий линию рта. С закрытыми глазами он смотрелся получше, просто спящий человек, с низким лбом и мясистым, чуть свернутым набок носом.
   "Ну вот, ты и увидел его, доволен?" - спросил я сам себя. И тут Борман открыл глаза. Случилось это как-то неожиданно, он не переставал храпеть, не дергался перед просыпанием. Так я бы еще постарался уйти, но все произошло очень быстро. Я застыл на месте, а Борис Миронович, чуть восстановив в глазах некоторую осмысленность, слабо прохрипел:
   - А, это ты. Где же я тебя все-таки видел? Ведь я тебя уже встречал...
   Он еще не кончил говорить, а в душе у меня полыхнула такая дикая волна ненависти, что я просто задохнулся от ярости.
   "Эта сволочь рано или поздно меня вспомнит!" - понял я. Оглянувшись по сторонам, я увидел на столике рядом с кроватью пожаренные мной самим шашлыки. Пять шампуров еще чуть дымились, но три оказались пусты. Рука словно сама нашла один из них, я со всей силы ударил нержавеющим, отполированным стержнем в грудь Бормана. Удар оказался так силен, что он насквозь прошил сердце бывшего "пехотинца" Коржана и буквально пришпилил его к своей роскошной кровати. Он еще успел дернуться всем телом, как бабочка на игле, открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, глаза его широко раскрылись, в них промелькнула искра понимания, но вымолвить хоть что-то он уже не смог.
   Когда последняя короткая судорога оставила это тело и голова нового владельца ночного заведения откинулась назад, лишь тогда я понял, что натворил. Подавив первоначальный импульс страха, я прислушался. Девицы по-прежнему плескались в бассейне, в коридоре было тихо. Вытащив из кармана пиджака носовой платок, я аккуратно протер кольцо торчавшего из груди Бормана шампура, отступил в холл, не забыв вытереть дверную ручку. Оставалось самое трудное - незаметно улизнуть.
   Чуть приоткрыв дверь, я хотел уже было выйти в коридор, но тут в его дальнем конце показалась стремительная фигура хлопотливого Осипа Андреевича. Сердце у меня оборвалось. Не зная что делать, я просто встал у двери, прижавшись к стене. Шаги нашего вездесущего метрдотеля замерли совсем рядом. Я уже совсем перестал дышать. Послышался стук в дверь, но какой-то тихий. И лишь когда он повторился, я понял, что Осип стучит в дверь напротив! Это подтвердил и донесшийся до моих ушей голос:
   - Ираклий Вахтангович, уже одиннадцать, вы просили напомнить.
   - Харашо, Осип! Спасибо! - ответил гортанный голос, и быстрые шаги нашего вездесущего "Меркурия" застучали по коридору, удаляясь в сторону ресторана.
   Я буквально осел у стенки, как сломанный манекен. Но долго приходить в себя времени не было. Сзади были эти чертовы любительницы купания, да и грузин со своей бабой вот-вот должен был нарисоваться в коридоре.
   Проскользнув в дверь, я махнул платком по латунной круглой ручке и и на цыпочках проскочил до фатального запасного выхода. Уже на улице оглянулся. Коридор был пуст. Я плотнее прикрыл дверь и услышал, как щелкнул английский замок.
   До дома я добирался долго и очень осторожно. В нашей старой части города улицы узкие, фонарей мало. Но я постарался, чтобы редкие прохожие меня не увидели. И, кажется, это мне удалось.
   Очутившись во дворе своего дома, я почувствовал и облегчение, и чудовищную усталость. Оттолкнув Джека с его могучими ласками, я прошел к своему шезлонгу под грецким орехом и растянулся на упругой ткани. Посидев так немного, я пошарил рукой по небольшому столику, стоящему рядом, налил себе шелковичного морсу, утолил жажду и надолго задумался.
   "А что мне дало это золото? Богатство? Нет! Хлопоты, и очень большие. Сколько я всего пережил из-за него? При мне убивали десятки людей, сам я как-то незаметно стал хладнокровным убийцей. Да что я! Моя Ленка, бедная, несчастная девчонка, и то разнесла пулей череп тому майору. И что я имею в итоге? Постоянный дамоклов меч от угрозы разоблачения и жену- неврастеничку. "
   Незаметно я вернулся воспоминаниями в тот памятный мартовский день девяносто первого года, когда в первый раз прочел на белом листке, приклеенном к столбу, это фатальное словосочетание: "Золотодобывающая артель "Заря".
   Если бы можно было вернуться назад и все изменить! А так все текло своим чередом. Проклятая моя память не забывала ничего.
   Снова мне дышал в лицо перегаром Рыжий, горел вертолет и невыносимо орал смертельно раненный Сенюхин, хрустела прокалываемая иглой шприца подпаленная кожа Чапая. Мы опять падали в пучину водопада, ползли по гребню горного хребта, и этот прощальный, растерянный взгляд Павла...
   Нет, не забыл ничего, ни малейшей детали. Это прошлое казалось мне порой реальней монотонного и однообразного настоящего. Сколько довелось пережить всего: ненависти, боли, ярости, тревоги - на две жизни хватит.
   Я очнулся лишь когда последние ночные звезды начали пропадать в синеве, а ночная тьма, свернувшись клубком, уползла спать в тень под деревьями. В доме зазвенели кастрюли, значит, Елена уже поднялась. Надо сказать ей, что случилось, предупредить, чтобы говорила, что я вернулся домой без пятнадцати одиннадцать. Она начнет нервничать, глотать свою валерианку. А тут еще эти нехорошие сны про Андрея! Как все тяжело!
   Но надо жить. С золотом или без него. Оно потребовало очередной крови, и я пролил ее. Потребует ли оно когда-нибудь моей крови, кто знает? Мы словно связаны одной цепью, золотой, и порвать ее нелегко.
   Загремели замки, защелки. Сейчас откроется дверь, и я увижу лицо жены. Она меня знает насквозь, сразу поймет, что случилось что-то страшное. Но надо постараться хотя бы улыбнуться.
   Ну вот и она!
   - Доброе утро, любимая!