- Почему домой? Мы еще кротов станем ловить с Владиком. А потом
станем собирать смородину. Ты видел, когда ехал сюда, сколько
смородиновых кустов возле самой дороги? Они начали цвести. Да тут,
папка, все цветет, все распускается!
Взгляд сталевара потеплел. Ведь и в самом деле кругом была весна!
На шляпе у Гудкова-отца за ленточкой был букетик фиалок, а из кабины
"Победы" виднелся огромный букет полевых цветов. Однако Гудков тут же
свел густые, вылинявшие у огня мартеновских печей желтоватые брови и
твердо заявил:
- Никаких кротов! Я взял отпуск, и мы будет отдыхать вместе,
поедем на юг, к Черному морю.
Так неожиданно окончилась для Олега весна, блеснувшая перед ним
своей простотой и величием.
Вечка Торопыгин ходил в лес по рябину. Прихваченные первым
морозом ягоды были очень вкусные. И недаром на рябиннике было много
рябчиков. Парень еще подумал: " Взять бы ружье, засесть,
замаскироваться тут и пострелять вдоволь по птице".
В прошлом году на день рождения отец купил Вечке одноствольную
переломку. У юноши была давнишняя мечта - стать охотником. Ведь многие
ребята, его сверстники, в свободное время промышляют глухарей,
тетеревов, зайцев. А дружок Торопыгина, Венка Коростелев, недавно
добыл волка. За это ему дали большую премию. Как же, ведь хищника
уничтожил.
Отправляясь за чем-либо в лес, Вечка брал с собой ружье. Но, как
назло, ему не попадались ни птицы, ни звери. И странно, почему это? С
ружьем идешь - кругом хоть шаром покати, без ружья пойдешь - почти на
каждом шагу кого-нибудь встретишь.
Вот и досадно становится.
Домой, в заводской поселок Рудянку, Торопыгин возвращался вдоль
горного хребта. Тут тропинка. А по обе стороны внизу, под хребтом,
лесные лужайки, стога сена. Туго набитый гроздьями рябины рюкзак
сильно давил на плечи, а ноги под тяжестью будто подламывались в
коленях. Поэтому Вечка часто садился отдыхать, Присмотрит живописную
скалу, шихан, оставит мешок у ее подножья, а сам взберется на
верхотурье и сидит любуется окрестностями. А Урал тут красивый! Кругом
горы, пестрые, в осеннем наряде леса, долины, в которых, словно клинки
булатной стали, то тут, то там блестят реки, озера.
На одной такой остановке парень услышал далеко в перелесках звуки
охотничьего рога. И сообразил: "Это, наверно, Венкин отец гоняет
зайцев". И верно. Вскоре под хребтом послышался собачий лай. Этот лай
становился все слышнее и слышнее. "Ага, заяц бежит в гору, - подумал
Вечка. - В гору-то ему бежать легче. В гору прыжком, под гору
кувырком". А лай все ближе и ближе. У парня заискрились глаза.
Смотрит, старается увидеть зайца и собаку. Но заяц хитрый. Он не идет
по открытым местам, норовит забраться в самую урему. Снега-то еще нет,
а он уже весь белый. Мороз обманул, заставил переодеться.
Чу! Что это? Почти под самой скалой с шумом-бряком покатился
камешек. Вечка насторожился. И видит: заяц крадется меж серых камней,
извивается между ними, точно ящерица, А рыжая собака с черной спиной,
потеряв его след перед каменной россыпью, мечется из стороны в
сторону, обнюхивая пожухлую траву, пожелтевшие кусты малины.
- Пират, вот он, заяц-то, вот! - крикнул Вечка собаке.
Услышав крик и не поняв, откуда он, заяц встал на дыбы,
насторожил уши и, ошалелый, начал оглядываться вокруг.
- Здесь он! - еще раз крикнул парень.
Беляк увидел человека на скале, припал меж камней, а потом,
сообразив, что это не спасение, огромными прыжками, с камня на камень,
пошел наутек. Собака, обнаружив зайца, с визгом, а затем с лаем
кинулась за ним.
Под вечер на выходе из леса Торопыгин встретился с охотником
Коростелевым. Тот был кругом обвешан зайцами и походил издали на
снежного деда-мороза. Собака Пират, взятая на поводок, важно шагала
рядом со своим хозяином.
- Это вы, дядя Николай, столько добыли зайцев? - спросил Вечка, с
восхищением разглядывая белых пушистых зверьков.
- Добыл вот, - сказал Коростелез. - Мясо пойдет в котел, а шкурки
сдам в кооперацию. Отличные будут дошки для ребятишек.
Вечка глубоко вздохнул.
Есть же на свете замечательные охотники!
А Коростелез продолжал, словно угадав мысли юноши:
- Главное в охотничьем деле - это собака. Без собаки - как без
рук. Взять хотя бы вот Пирата, Он зайца найдет, нагонит на тебя, а ты
только стой, карауль его да постреливай. Сейчас зайцы одеты не по
сезону. Прячутся в самой что ни на есть глухой чаще. Без собаки их
никак не отыщешь. А Пират, он из-под земли добудет тебе косого.
- Он у вас породы гончей?
- Да. Он костромич. Разные бывают породы собак - и на зверя, и на
птицу.
- За птицей ваш Пират не идет?
- Нет. Для птицы есть лайки, легавые и всякие другие. А ты что
так интересуешься?
- Да так просто, - уклончиво ответил Вечка.
В поселок они входили еще засветло, но на улицах уже зажглись
яркие электрические огни. День был воскресный. На тротуарах гуляло
много людей. Коростелев с зайцами и Вечка с мешком за плечами шли
серединой дороги. И все на них обращали внимание, некоторые
останавливались и говорили:
- Вот это да! Не с пустыми руками.
- С полем, охотники!
- И в мешке-то у парня, наверно, зайцы, - услышал Вечка с
тротуара.
"И меня за охотника принимают, - подумал он. - А ведь и я смог бы
стать таким же охотником, как дядя Коля. Надо только гончую собаку
приобрести".
Торопыгину даже показалось, что в рюкзаке у него не рябина, а
зайцы. Принесет домой и выложит вместо ягод беляков.
Дома, когда братишки, сестренки, отец и мать разворошили мешок и
начали лакомиться сладкой рябиной, с благодарностью поглядывая на
Вечку, он подсел к отцу:
- Тять, я решил достать себе гончую собаку, такую же, как у
Коростелева.
- Зачем она тебе?
- Охотиться стану на зайцев. Сейчас из лесу с дядей Колей шел. Он
весь обвешался беляками. Собака на него нагоняет, а он их на мушку
берет. Без собаки, говорит, не охота, а пустая трата времени. Вот я и
решил.
- Ну, что же, решил так решил, - согласился отец.
Старый Торопыгин уже хорошо изучил характер сына. Если что парень
захочет, так своего добьется. Хоть уговаривай его, хоть не уговаривай.
Это у него в крови, отцовское. Задумал Вечка сделать отменную
авиамодель - и сделал, на областном конкурсе победителем вышел.
Задумал сконструировать радиоприемник - и есть он, вон в углу стоит,
работает не хуже магазинного. А это большое дело, когда человек
шевелит мозгами, к чему-то стремится, чего-то добивается. Стремление,
мечта окрыляют человека.
Вскоре заводской мастер-литейщик Торопыгин получил премию за
перевыполнение производственного плана. Выделил из этих денег тридцать
рублей, вручил сыну:
- Поезжай в Свердловск. Там в питомнике выберешь себе собаку,
какая понравится.
Парень торжествовал. Побежал к своему другу Венке, к отцу его,
дяде Коле. Показал деньги и похвастался:
- Вот и у меня теперь будет гончая! Привезу из города, тогда
поохочусь. Там, говорят, собаки с медалями.
И привез. Только не гончую, а борзую, черно-пеструю, поджарую.
Все в поселке даже удивлялись. Не собака, а глиста. Морда тонкая,
длинная, туловище тоже, как прутик. Если кто и видел здесь таких
собак, то на картинках. Охотник Николай Коростелев посмотрел на
борзую, покачал головой:
- Нет, это не собака. Ей в наших местах делать нечего.
Однако Вечка доказывал, что купленная им Динка всем собакам
собака. Она может на лету схватить зайца, лисицу, какого угодно зверя.
Она бегает как ветер. С такими собаками раньше охотился даже Тургенев,
великий писатель. И досталась Динка ему, Вечке, совершенно случайно,
просто привалило счастье. В Свердловске перед питомником он встретил с
этой собакой высокого сухого старика. До начала допуска в вольеры
оставался час. Старик поинтересовался, зачем парень пожаловал в
питомник. Вечка открылся. Дескать, так и так, думаю стать охотником,
хочу купить собаку, чтобы гоняла зайцев. И не какую-нибудь
маломальскую, а с медалью, чистопородную. Тут старик достал из
портфеля альбом, дал парню в руки, велел поинтересоваться.
Перевертывает Вечка листы с наклеенными на них фотографиями. Сначала
так, равнодушно. Со страниц альбома смотрят на него собачьи портреты.
Какие-то все похожие на старика: длинные, сухопарые, словно заморыши,
с вытянутыми мордами. А на ошейниках вроде бирки, какие выдаются в
колхозе при регистрации. Словом, как будто ничего примечательного.
Перевернул лист, другой. А дальше пошли совсем иные фото. Вот собака
гонится за зайцем, схватила, держит в зубах. Вот лисица, откинув хвост
трубой в сторону, удирает от поджарого пса. И не удрала. Попала ему в
лапы. И такими снимками, взволновавшими парня, заполнен почти весь
альбом. Потом старик показал грамоты на толстой бумаге с золотым
тиснением. И, что главное, грамоты присуждены на выставках не
кому-нибудь, а собакам, этим самым, остромордым. Ну, и соблазнился
Вечка. Стал просить старика продать свою собаку. Тот сразу согласился.
Не все ли равно: или в питомник сдать, или парню удружить.
В воскресенье чуть свет взял Вечка на поводок новокупленку и
отправился с нею на охоту. И не в лес пошел, не в горы, а в совхозные
поля. Хозяин Динки сказал, что борзые лучше всего приспособлены ловить
зайцев в лугах, где можно разбежаться. В верховьях заводского пруда,
заросшего по берегам кустарником, где всегда водятся зайцы, парень
спустил собаку со сворки и скомандовал:
- Шарь, ищи!
Почуя свободу, она отбежала в сторону, легла и начала валяться на
траве, подернутой искрящимся инеем.
- Ну, давай ищи! - повторил свой приказ Вечка.
Но Динка как будто и не слышала своего нового хозяина.
Вытянувшись всем своим телом, она как змея, извивалась в траве,
отталкивалась задними ногами, ползла на брюхе, на спине, совала
длинную, словно карандаш, морду между метликой жесткой, как солома.
"Вот так купил охотную! - чуть не со слезами подумал Вечка. - Она
и не помышляет о зайцах-то".
Рассердился и стал кидать в нее что попадет в руку: клочья сухой
травы, дудки пиканов.
Наконец борзая поднялась, широко расставила ноги, отряхнулась и
только тут, видимо, сообразила, чего от нее требует охотник.
- Давай, давай! Лови зверя! - крикнул Вечка.
Приняв позу, очень похожую на коромысло, Динка пошла через поле к
ольховым кустам и стала их обшаривать, обнюхивать. Вдруг из-под коряги
на берегу пруда на гладкий лед вихрем вылетел заяц, поскользнулся,
упал и покатился на боку, словно снежный ком. За ним кинулась собака,
тоже не устояла на ногах и поехала по льду на четвереньках. Но беляк
покатился в одну сторону, а собака - в другую. Оба бьются неподалеку
друг от друга, и ни тот, ни другой подняться, бежать не может.
Вечке-то надо было стрелять зайца, а он разинул рот и глядит, как
барахтаются на зеркальной поверхности пруда пестрая собака и белый
заяц.
Наконец беляку удалось встать на лапы, и он осторожно, еле
переступая, направился к противоположному берегу.
- Динка, вставай! Уйдет ведь заяц-то! - закричал парень.
А тот и верно уходил. Спокойненько, не спеша. Собака же
горячилась, вставала, рвалась вперед и снова падала.
Миновав лед, беляк выбрался на берег, шмыгнул в кусты и скрылся
из глаз. Вечка спустился на лед, помог Динке встать на ноги и
перебраться вслед за зайцем в ольховник.
Домой к вечеру парень вернулся с двумя зайцами. Он торжествовал.
Он считал, что его собака куда лучше гончака дяди Коли Коростелева.
Торжествовал, однако, недолго. Вскоре слишком азартная Динка в погоне
за зайцем налетела лбом на березу и разбилась.
Очень обидно было Вечке потерять свою собаку. Но он в уныние не
впал. На стало Динки, надо доставать другого помощника для охоты. И
теперь уже парень решил приобрести настоящего гончака, такого, как у
Коростелева. Прав был дядя Коля: верно, что с борзыми в здешних лесных
местах не охота.
Во время зимних каникул юный охотник снова поехал в Свердловск. И
вернулся оттуда ни с чем. В питомнике гончих собак в продаже не
оказалось. Это все же не расхолодило Вечку. Он побывал в соседних
рабочих поселках, сделал большие лыжные переходы в Горнозаводск, в
Каменогорск, обошел всех охотников, имеющих гончаков. И только в одном
месте ему предложили месячного чистопородного щенка Дианку. Парень рад
был и этому. Из-за денег рядиться не стал. Сунул маленькую, почти
круглую, как футбольный мяч, собачонку за пазуху - и домой на всех
парах.
Зиму, весну, лето весь свой досуг посвящал Вечка щенку. Другие
ребята, его товарищи, увлекались спортом, рыбной ловлей, занимались в
кружках "Умелые руки", плотничали, слесарничали, изобретали новые
модели планеров, самолетов, делали электрические звонки да многое
кое-что. А дружок Торопыгина, Венка Коростелев, даже смастерил водяной
велосипед. Вечка же постоянно возился со своей гончей: учил ее
ложиться и "умирать", становиться "к ноге", бегать "вперед" и "назад",
таскать поноску. Сначала муштровал собаку дома, потом стал водить в
лес. Завел себе пионерский горн, который заменил ему "охотничий рог",
и трубил, трубил до того, что перепонки в ушах вот-вот лопнут.
Пришла осень. С замирающим сердцем вышел Торопыгин на охоту,
держа на поводке свою Дианку. Снег в этом году выпал рано, покрыл
землю, запорошил леса и казался очень мягким, теплым, прилипал к
каблукам, отчего следы за Вечкой оставались черными. На первом
нетронутом снегу парень начал читать книгу лесной жизни. Вот возле
пня, точно на гигантском листе бумаги, кто-то в два ряда наставил еле
приметные точечки. Ну, конечно же, тут пробежала мышка-полевка. А
здесь, от пня до седой ели, она расписала снег, будто в азбуке для
слепых. Видимо, бегала из норки под пнем на продовольственный склад со
всем своим семейством.
Идет Вечка с гончей и зорко осматривает огромную белую скатерть.
Лежит она как новенькая, нигде не помятая, нигде не припачканная.
Кругом тишина, безмолвие. Первый снег. До чего же он мил, хорош,
приятен для охотника! И до чего опасен для зверей, для зайчишек,
особенно нынешних, весенних и летних. Куда ни пойдешь, а за тобой
веревочка следов. Даже страшно высунуться из своего логова. Пойдешь,
наследишь и выдашь себя врагу. А сколько их, этих врагов, у зайца! Кто
только не охотится за ним!
Долго ходил парень по опушкам лесов, по еланям. И хоть бы один
где-нибудь заячий след. Крепко лежат беляки. Рядом пройдешь - и не
подымешь. Вспомнил Вечка слова охотника Коростелева: дескать, зайца
ищи в уреме. И направился с Дианкой в самую чащобу. А там собаку
пришлось спустить со сворки. Спустил, и только ее видел! То ли воле
обрадовалась, то ли что. Вскинула хвост оглоблей и запропала в
густолесье. А Вечка в это время наткнулся на свежий заячий след.
Прошел зайчишка под елками по голым мхам и только кое-где, на снежных
плешинках, оставил четкие продолговатые вмятины на снегу.
- Дианка, сюда! - крикнул охотник. - Дианка!
Кричал, кричал - и не докричался. Тогда поднес к губам горн и
начал трубить. По лесу плеснулись призывные тревожные звуки и эхом
отдались в соседних горах.
Наконец прибежала собака. Вся морда, лапы в грязи, в шерсти
закатались брызги рыхлой земли.
- Дианка, ты где была? - удивился Вечка. - Опять кротов
выкапывала? Дура ты, дура! Вот тут заяц был.
Подтащил гончую к следу, ткнул в него мордой и приказал:
- Шарь, ищи! Давай, давай!
Села Дианка на заячьей тропинке и начала "играть на балалайке",
вычесывая блох.
- Ах ты такая-сякая! - разозлился парень. - Ищи зайца!
И кинул в собаку снежным комком. Она обиделась, косо посмотрела
на хозяина, сорвалась с места, поджала хвост и пошла наутек, к дому.
- Дианка, Дианка! - попробовал задержать ее Вечка, но ее и след
простыл.
Дома гончая забралась под амбар. Сколько ни пытался парень
выманить ее оттуда хлебом, мясом, она так и не послушалась
разгневанного хозяина.
А вечером на кухне у Коростелевых Вечка жаловался дяде Коле:
- Попортил я крови с этой Дианкой! Ничего не понимает. Она
охотная только на кротов да мышей. Прямо зло берет!
- Она еще молодая, легкомысленная, - заметил старый охотник. -
Придет время, поумнеет, тогда можно с нее и опрашивать.
- Какая же она молодая? Ей уже десять месяцев.
- Ну и что ж. Мой Пират только с года начал разбираться в следах,
входить в толк. А теперь, наверно, на всем Урале нет лучше гончака.
Мне за него сто рублей предлагали, да я не отдал.
Коростелев подумал, посмотрел в затуманенные Вечкины глаза и
сказал:
- Надо, пожалуй, сводить твою Дианку на охоту с Пиратом. Это для
нее будет большая наука.
- Вот это бы хорошо! - повеселел Бечка. - Давайте, дядя Коля,
сходим вместе в лес? В следующее воскресенье и пойдем.
- В то воскресенье я не смогу. У нас на заводе будет плановый
ремонт оборудования. Как же я, механик, брошу цех.
Вечка вздохнул, снова поник, глядеть на него жалко даже. Сидит на
лавке у стола, теребит полу ватной фуфайки, прядка пепельно-серых
волос безжизненно свесилась на широкий упрямый лоб.
- Ладно, парень, - хлопнув ладонью по столу, сказал дядя Коля. -
Никому я не доверяю своего Пирата, даже сыну. На этот раз сделаю
исключение. Ступайте на охоту с Вениамином. Берите Пирата, Дианку,
только смотрите, вгорячах-то вместо зайца собак не подстрелите.
- Ну что вы, дядя Коля!
- На охоте все бывает. Особенно у таких зеленых охотников, как
вы.
Следующий выходной день для Вечки и Венки был поистине
праздником. Надо было видеть, как шли они по улице, направляясь в
заснеженные ельники. Шагают посредине дороги рядом. У обоих на
поводках рыжие с черными спинами собаки. У Вечки - маленькая, у Венки
- огромная, словно волкодав, с широкой, мощной грудью. Обе рвутся
вперед, натягивая, как струны, узкие ремешки. Парням это любо.
Поглядывают по сторонам и всем встречным как бы говорят: "Смотрите,
какие у нас гончаки. Ни у кого, кроме нас, нет таких в поселке".
Снег в лесу был уже несвежий, старые следы зверей и птиц
расплылись, потеряли четкие очертания. Заснеженные еланьки из белых
превратились в серые, запорошенные опавшей хвоей и угасшими, когда-то
огненными листьями осин и рябинок. Венка первым спустил с привязи
своего Пирата. Тот сразу кинулся в лесную густерьму и начал сновать,
как челнок, из стороны в сторону. Через несколько минут послышался его
резкий, пронзительный визг, а затем лай, но уже неторопливый, с
короткими паузами.
- Зайца погнал, - сказал Коростелев. - Пошли туда. К своей лежке
косой снова прибежит. Там его и возьмем. Спускай Дианку, теперь она
поймет, в чем дело, догонит Пирата и станет с ним работать.
И верно. Молодая гончая стремглав кинулась на лай старого
гончака. Парни пошли к тому месту, где Пират поднял зайца.
Оказывается, беляк лежал под кучей заснеженного хвороста на опушке
ельника, перед широкой поляной. Собака подобралась к нему с тыла, из
чащи, и он вынужден был удирать через открытое поле.
Охотники разделились: один запрятался за деревом по правую
сторону лежки, другой - по левую. И стали ждать. Собачий лай удалялся.
Заяц стремился к заболоченной речке Рудянке, в сплошные кустарники.
Пират мчался за ним. Вскоре к гончаку присоединилась и Дианка. Пес
лаял грубо, словно громыхал медным боталом, а она вторила ему
тоненьким голоском, словно аккомпанировала серебряным колокольчиком.
В кустах, в болоте, беляку задержаться не пришлось. Уж очень
стремительно мчались за ним собаки. Сделав полукруг, он выбежал на
свой прежний след, покрутился по нему взад-вперед, а затем гигантским
прыжком метнулся в сторону и через поле целиной направился к лежке,
закинув уши на спину.
Немного погодя на елань, голова к голове, перезваниваясь
голосами, выбежали черноспинные гончие. Одна большая, другая
маленькая, одна справа от горячего, остро пахнущего заячьего следа,
другая - слева. Добежав до места, где заяц хитрил и сделал "скидку",
собаки вдруг растерялись, остановились, прекратили лай. Дианка
засуетилась, начала тыкать свою морду в каждую вмятину на снегу. Пират
не стал обнюхивать запутанные зайцем следы, он сделал возле них
широкий полукруг, нашел выход, куда устремился беляк, и последовал за
ним, торжествующе взлаивая. Дианка тотчас же присоединилась к нему.
"Какая красота! - подумал Вечка, любуясь собаками на гону. - Как
будто в концерте выступают, дуэтом".
К лежке напрямик заяц не пошел. Он забежал в лес, а потом уже по
его опушке стал пробираться к своему логову. Тут его и уложил метким
выстрелом Венка Коростелев. Разгоряченные, с высунутыми языками,
подбежали собаки. Увидели распластанного на снегу беляка и кинулись к
нему.
- Тубо! Нельзя! - закричали охотники.
Гончие присели на задние лапы возле зайца, глядят на него и
облизываются. Венка отрезал у беляка задние лапы и кинул их собакам
"для затравки"...
С этого дня Дианка стала "работать" в лесу самостоятельно. Теперь
каждое воскресенье Вечка гонял зайцев в ближайших от поселка ельниках.
Иногда ходил и в будни после школьных уроков. Уйдет на два-три часа и
возвращается с добычей. Ох и завидовали ему подростки! Об охоте с
гончей начал мечтать чуть ли не каждый старшеклассник.
Но Вечке определенно не везло. Во время зимних каникул он
отправился на охоту в совхозные поля. Там, сказывали, возле
капустников зайцев развелось видимо-невидимо. Вечерами выбегут из
кустов, из перелесков на поляны, так будто пеньки торчат из-под снега.
И правда. Только спустил там парень свою Дианку, она сразу выгнала на
него беляка, потом второго. Казалось бы, хватит, можно домой
возвращаться, но Вечка вошел в азарт. Охотился до вечера. А вечером
собака потерялась. Погнала косого, а он увел ее куда-то далеко.
Сначала лай удалялся, а затем совсем заглох. Вечка стал трубить в
горн. Трубил долго, изо всей силы, даже больно стало губам, а скулы,
казалось, онемели. Но собака так и не пришла. Надвинулись сумерки. В
ясном небе зажглись и замигали звезды. По лесу заходил мороз,
затрещал, запощелкивал. И вдруг откуда-то от черного горизонта донесся
едва слышный вой, тоскливый, заунывный.
"Это Дианка! - мелькнуло у Вечки. - Видно, убежала за зайцем,
носилась за ним как угорелая, ну и заблудилась".
- Дианка, Дианка!
И снова трубил, трубил.
И странно: парень слышит вой, а собака на зов не идет.
"Уж не попала ли в петлю?"
Спрятав добытых зайцев под кустом, он направился в черные
перелески, на далекий вой. Если в самом деле собака попала в петлю, не
оставишь же ее в беде. Идти было трудно. На открытых местах снег
вылизали ветры, а на опушках у сбившихся в кучки деревьев и
кустарников образовались высокие гребни сугробов. Здесь приходилось
брести по пояс в снегу, пробивать себе дорогу шаг за шагом.
Преодолевая усталость, обливаясь потом, Вечка настойчиво двигался
вперед, на одинокий протяжный вой. Было немного жутко. В Рудянке
бытовала молва: если собака воет - к покойнику. В приметы эти Вечка не
верил. А все же как-то неприятно слышать, когда собака, подняв морду к
небу скулит, тоскует.
Чем дальше уходил парень в темные, нахмурившиеся леса, тем
большее расстояние, казалось, отделяло его от цели. Наконец он
очутился на краю широкого оврага, в котором из-под снега кое-где
торчали острые вершинки елей и купы берез, похожие на заиндевевшие
стога сена. Где-то совсем неподалеку, внизу, Вечка услышал скулящий,
заунывный вой.
- Дианка, Дианка! - обрадовавшись, закричал он. Потом поднес
трубу к губам и заиграл призывно, словно горнист на заре.
Но что это? Вой в овраге прекратился, а на снежном поле между
верхушками деревьев задвигались, разбегаясь в разные стороны, серые
тени.
"Так это волки! - сообразил Вечка. - Они перехватили на гону
Дианку и разорвали. А выл, наверно, старый волк, отбитый от стаи
молодыми и сильными зверями".
По спине у Вечки прошел мороз. А потом стало невыносимо жарко,
жутко, страшно. Что он сделает со своей одностволкой, если волки снова
соберутся в стаю и нападут на него? Ведь у них теперь, сказывал дядя
Коля Коростелев, начинаются свадьбы. Собираются вместе, сколько их тут
есть, и рыщут по лесам. Нарвутся на тебя - в живых не оставят.
Увидев рядом возле себя полусгнившую, сваленную бурей старую
березу, Торопыгин подошел к ней и поспешно, точно в лихорадке, начал
ломать сучья, драть бересту. Вытоптал в снегу яму и разжег в ней
костер. Благо, что были спички. Спасибо за науку старым охотникам!
При ярком пламени и взметнувшейся вверх копне искр Вечка вздохнул
свободно. На огонь волки не полезут. Только теперь он начал понимать,
к чему привел его охотничий азарт, жадность. Погубил собаку, да и сам
оказался в плену у леса, у хищных зверей. Но, как говорят, после драки
кулаками не машут. Придется сидеть тут до утра. Только на свету волки
прижмут хвосты и уберутся в глухую урему.
Устроившись у костра под гребнем высокого снежного надува, Вечка
не чувствовал холода. Не чувствовал он и усталости, до этого почти
валившей его с ног. Инстинкт самосохранения овладел всем его
существом. Держа наготове ружье, он то и дело вглядывался в ночь, в
порозовевший вокруг снег, в черные дали, над которыми дрожали,
переливаясь, хрустальные звезды.
Под утро усталость взяла свое. Вечка присел на снежный уступ,
привалившись спиной к стволу поваленной березы. Глядел на огонь, на
яркие головешки, похожие на слитки золота, а потом задремал. Долго
боролся, отгоняя от себя сон, подкидывая сучья в костер, и все же не
устоял, уснул. И вдруг его будто кто-то сильно толкнул под бок и
станем собирать смородину. Ты видел, когда ехал сюда, сколько
смородиновых кустов возле самой дороги? Они начали цвести. Да тут,
папка, все цветет, все распускается!
Взгляд сталевара потеплел. Ведь и в самом деле кругом была весна!
На шляпе у Гудкова-отца за ленточкой был букетик фиалок, а из кабины
"Победы" виднелся огромный букет полевых цветов. Однако Гудков тут же
свел густые, вылинявшие у огня мартеновских печей желтоватые брови и
твердо заявил:
- Никаких кротов! Я взял отпуск, и мы будет отдыхать вместе,
поедем на юг, к Черному морю.
Так неожиданно окончилась для Олега весна, блеснувшая перед ним
своей простотой и величием.
Вечка Торопыгин ходил в лес по рябину. Прихваченные первым
морозом ягоды были очень вкусные. И недаром на рябиннике было много
рябчиков. Парень еще подумал: " Взять бы ружье, засесть,
замаскироваться тут и пострелять вдоволь по птице".
В прошлом году на день рождения отец купил Вечке одноствольную
переломку. У юноши была давнишняя мечта - стать охотником. Ведь многие
ребята, его сверстники, в свободное время промышляют глухарей,
тетеревов, зайцев. А дружок Торопыгина, Венка Коростелев, недавно
добыл волка. За это ему дали большую премию. Как же, ведь хищника
уничтожил.
Отправляясь за чем-либо в лес, Вечка брал с собой ружье. Но, как
назло, ему не попадались ни птицы, ни звери. И странно, почему это? С
ружьем идешь - кругом хоть шаром покати, без ружья пойдешь - почти на
каждом шагу кого-нибудь встретишь.
Вот и досадно становится.
Домой, в заводской поселок Рудянку, Торопыгин возвращался вдоль
горного хребта. Тут тропинка. А по обе стороны внизу, под хребтом,
лесные лужайки, стога сена. Туго набитый гроздьями рябины рюкзак
сильно давил на плечи, а ноги под тяжестью будто подламывались в
коленях. Поэтому Вечка часто садился отдыхать, Присмотрит живописную
скалу, шихан, оставит мешок у ее подножья, а сам взберется на
верхотурье и сидит любуется окрестностями. А Урал тут красивый! Кругом
горы, пестрые, в осеннем наряде леса, долины, в которых, словно клинки
булатной стали, то тут, то там блестят реки, озера.
На одной такой остановке парень услышал далеко в перелесках звуки
охотничьего рога. И сообразил: "Это, наверно, Венкин отец гоняет
зайцев". И верно. Вскоре под хребтом послышался собачий лай. Этот лай
становился все слышнее и слышнее. "Ага, заяц бежит в гору, - подумал
Вечка. - В гору-то ему бежать легче. В гору прыжком, под гору
кувырком". А лай все ближе и ближе. У парня заискрились глаза.
Смотрит, старается увидеть зайца и собаку. Но заяц хитрый. Он не идет
по открытым местам, норовит забраться в самую урему. Снега-то еще нет,
а он уже весь белый. Мороз обманул, заставил переодеться.
Чу! Что это? Почти под самой скалой с шумом-бряком покатился
камешек. Вечка насторожился. И видит: заяц крадется меж серых камней,
извивается между ними, точно ящерица, А рыжая собака с черной спиной,
потеряв его след перед каменной россыпью, мечется из стороны в
сторону, обнюхивая пожухлую траву, пожелтевшие кусты малины.
- Пират, вот он, заяц-то, вот! - крикнул Вечка собаке.
Услышав крик и не поняв, откуда он, заяц встал на дыбы,
насторожил уши и, ошалелый, начал оглядываться вокруг.
- Здесь он! - еще раз крикнул парень.
Беляк увидел человека на скале, припал меж камней, а потом,
сообразив, что это не спасение, огромными прыжками, с камня на камень,
пошел наутек. Собака, обнаружив зайца, с визгом, а затем с лаем
кинулась за ним.
Под вечер на выходе из леса Торопыгин встретился с охотником
Коростелевым. Тот был кругом обвешан зайцами и походил издали на
снежного деда-мороза. Собака Пират, взятая на поводок, важно шагала
рядом со своим хозяином.
- Это вы, дядя Николай, столько добыли зайцев? - спросил Вечка, с
восхищением разглядывая белых пушистых зверьков.
- Добыл вот, - сказал Коростелез. - Мясо пойдет в котел, а шкурки
сдам в кооперацию. Отличные будут дошки для ребятишек.
Вечка глубоко вздохнул.
Есть же на свете замечательные охотники!
А Коростелез продолжал, словно угадав мысли юноши:
- Главное в охотничьем деле - это собака. Без собаки - как без
рук. Взять хотя бы вот Пирата, Он зайца найдет, нагонит на тебя, а ты
только стой, карауль его да постреливай. Сейчас зайцы одеты не по
сезону. Прячутся в самой что ни на есть глухой чаще. Без собаки их
никак не отыщешь. А Пират, он из-под земли добудет тебе косого.
- Он у вас породы гончей?
- Да. Он костромич. Разные бывают породы собак - и на зверя, и на
птицу.
- За птицей ваш Пират не идет?
- Нет. Для птицы есть лайки, легавые и всякие другие. А ты что
так интересуешься?
- Да так просто, - уклончиво ответил Вечка.
В поселок они входили еще засветло, но на улицах уже зажглись
яркие электрические огни. День был воскресный. На тротуарах гуляло
много людей. Коростелев с зайцами и Вечка с мешком за плечами шли
серединой дороги. И все на них обращали внимание, некоторые
останавливались и говорили:
- Вот это да! Не с пустыми руками.
- С полем, охотники!
- И в мешке-то у парня, наверно, зайцы, - услышал Вечка с
тротуара.
"И меня за охотника принимают, - подумал он. - А ведь и я смог бы
стать таким же охотником, как дядя Коля. Надо только гончую собаку
приобрести".
Торопыгину даже показалось, что в рюкзаке у него не рябина, а
зайцы. Принесет домой и выложит вместо ягод беляков.
Дома, когда братишки, сестренки, отец и мать разворошили мешок и
начали лакомиться сладкой рябиной, с благодарностью поглядывая на
Вечку, он подсел к отцу:
- Тять, я решил достать себе гончую собаку, такую же, как у
Коростелева.
- Зачем она тебе?
- Охотиться стану на зайцев. Сейчас из лесу с дядей Колей шел. Он
весь обвешался беляками. Собака на него нагоняет, а он их на мушку
берет. Без собаки, говорит, не охота, а пустая трата времени. Вот я и
решил.
- Ну, что же, решил так решил, - согласился отец.
Старый Торопыгин уже хорошо изучил характер сына. Если что парень
захочет, так своего добьется. Хоть уговаривай его, хоть не уговаривай.
Это у него в крови, отцовское. Задумал Вечка сделать отменную
авиамодель - и сделал, на областном конкурсе победителем вышел.
Задумал сконструировать радиоприемник - и есть он, вон в углу стоит,
работает не хуже магазинного. А это большое дело, когда человек
шевелит мозгами, к чему-то стремится, чего-то добивается. Стремление,
мечта окрыляют человека.
Вскоре заводской мастер-литейщик Торопыгин получил премию за
перевыполнение производственного плана. Выделил из этих денег тридцать
рублей, вручил сыну:
- Поезжай в Свердловск. Там в питомнике выберешь себе собаку,
какая понравится.
Парень торжествовал. Побежал к своему другу Венке, к отцу его,
дяде Коле. Показал деньги и похвастался:
- Вот и у меня теперь будет гончая! Привезу из города, тогда
поохочусь. Там, говорят, собаки с медалями.
И привез. Только не гончую, а борзую, черно-пеструю, поджарую.
Все в поселке даже удивлялись. Не собака, а глиста. Морда тонкая,
длинная, туловище тоже, как прутик. Если кто и видел здесь таких
собак, то на картинках. Охотник Николай Коростелев посмотрел на
борзую, покачал головой:
- Нет, это не собака. Ей в наших местах делать нечего.
Однако Вечка доказывал, что купленная им Динка всем собакам
собака. Она может на лету схватить зайца, лисицу, какого угодно зверя.
Она бегает как ветер. С такими собаками раньше охотился даже Тургенев,
великий писатель. И досталась Динка ему, Вечке, совершенно случайно,
просто привалило счастье. В Свердловске перед питомником он встретил с
этой собакой высокого сухого старика. До начала допуска в вольеры
оставался час. Старик поинтересовался, зачем парень пожаловал в
питомник. Вечка открылся. Дескать, так и так, думаю стать охотником,
хочу купить собаку, чтобы гоняла зайцев. И не какую-нибудь
маломальскую, а с медалью, чистопородную. Тут старик достал из
портфеля альбом, дал парню в руки, велел поинтересоваться.
Перевертывает Вечка листы с наклеенными на них фотографиями. Сначала
так, равнодушно. Со страниц альбома смотрят на него собачьи портреты.
Какие-то все похожие на старика: длинные, сухопарые, словно заморыши,
с вытянутыми мордами. А на ошейниках вроде бирки, какие выдаются в
колхозе при регистрации. Словом, как будто ничего примечательного.
Перевернул лист, другой. А дальше пошли совсем иные фото. Вот собака
гонится за зайцем, схватила, держит в зубах. Вот лисица, откинув хвост
трубой в сторону, удирает от поджарого пса. И не удрала. Попала ему в
лапы. И такими снимками, взволновавшими парня, заполнен почти весь
альбом. Потом старик показал грамоты на толстой бумаге с золотым
тиснением. И, что главное, грамоты присуждены на выставках не
кому-нибудь, а собакам, этим самым, остромордым. Ну, и соблазнился
Вечка. Стал просить старика продать свою собаку. Тот сразу согласился.
Не все ли равно: или в питомник сдать, или парню удружить.
В воскресенье чуть свет взял Вечка на поводок новокупленку и
отправился с нею на охоту. И не в лес пошел, не в горы, а в совхозные
поля. Хозяин Динки сказал, что борзые лучше всего приспособлены ловить
зайцев в лугах, где можно разбежаться. В верховьях заводского пруда,
заросшего по берегам кустарником, где всегда водятся зайцы, парень
спустил собаку со сворки и скомандовал:
- Шарь, ищи!
Почуя свободу, она отбежала в сторону, легла и начала валяться на
траве, подернутой искрящимся инеем.
- Ну, давай ищи! - повторил свой приказ Вечка.
Но Динка как будто и не слышала своего нового хозяина.
Вытянувшись всем своим телом, она как змея, извивалась в траве,
отталкивалась задними ногами, ползла на брюхе, на спине, совала
длинную, словно карандаш, морду между метликой жесткой, как солома.
"Вот так купил охотную! - чуть не со слезами подумал Вечка. - Она
и не помышляет о зайцах-то".
Рассердился и стал кидать в нее что попадет в руку: клочья сухой
травы, дудки пиканов.
Наконец борзая поднялась, широко расставила ноги, отряхнулась и
только тут, видимо, сообразила, чего от нее требует охотник.
- Давай, давай! Лови зверя! - крикнул Вечка.
Приняв позу, очень похожую на коромысло, Динка пошла через поле к
ольховым кустам и стала их обшаривать, обнюхивать. Вдруг из-под коряги
на берегу пруда на гладкий лед вихрем вылетел заяц, поскользнулся,
упал и покатился на боку, словно снежный ком. За ним кинулась собака,
тоже не устояла на ногах и поехала по льду на четвереньках. Но беляк
покатился в одну сторону, а собака - в другую. Оба бьются неподалеку
друг от друга, и ни тот, ни другой подняться, бежать не может.
Вечке-то надо было стрелять зайца, а он разинул рот и глядит, как
барахтаются на зеркальной поверхности пруда пестрая собака и белый
заяц.
Наконец беляку удалось встать на лапы, и он осторожно, еле
переступая, направился к противоположному берегу.
- Динка, вставай! Уйдет ведь заяц-то! - закричал парень.
А тот и верно уходил. Спокойненько, не спеша. Собака же
горячилась, вставала, рвалась вперед и снова падала.
Миновав лед, беляк выбрался на берег, шмыгнул в кусты и скрылся
из глаз. Вечка спустился на лед, помог Динке встать на ноги и
перебраться вслед за зайцем в ольховник.
Домой к вечеру парень вернулся с двумя зайцами. Он торжествовал.
Он считал, что его собака куда лучше гончака дяди Коли Коростелева.
Торжествовал, однако, недолго. Вскоре слишком азартная Динка в погоне
за зайцем налетела лбом на березу и разбилась.
Очень обидно было Вечке потерять свою собаку. Но он в уныние не
впал. На стало Динки, надо доставать другого помощника для охоты. И
теперь уже парень решил приобрести настоящего гончака, такого, как у
Коростелева. Прав был дядя Коля: верно, что с борзыми в здешних лесных
местах не охота.
Во время зимних каникул юный охотник снова поехал в Свердловск. И
вернулся оттуда ни с чем. В питомнике гончих собак в продаже не
оказалось. Это все же не расхолодило Вечку. Он побывал в соседних
рабочих поселках, сделал большие лыжные переходы в Горнозаводск, в
Каменогорск, обошел всех охотников, имеющих гончаков. И только в одном
месте ему предложили месячного чистопородного щенка Дианку. Парень рад
был и этому. Из-за денег рядиться не стал. Сунул маленькую, почти
круглую, как футбольный мяч, собачонку за пазуху - и домой на всех
парах.
Зиму, весну, лето весь свой досуг посвящал Вечка щенку. Другие
ребята, его товарищи, увлекались спортом, рыбной ловлей, занимались в
кружках "Умелые руки", плотничали, слесарничали, изобретали новые
модели планеров, самолетов, делали электрические звонки да многое
кое-что. А дружок Торопыгина, Венка Коростелев, даже смастерил водяной
велосипед. Вечка же постоянно возился со своей гончей: учил ее
ложиться и "умирать", становиться "к ноге", бегать "вперед" и "назад",
таскать поноску. Сначала муштровал собаку дома, потом стал водить в
лес. Завел себе пионерский горн, который заменил ему "охотничий рог",
и трубил, трубил до того, что перепонки в ушах вот-вот лопнут.
Пришла осень. С замирающим сердцем вышел Торопыгин на охоту,
держа на поводке свою Дианку. Снег в этом году выпал рано, покрыл
землю, запорошил леса и казался очень мягким, теплым, прилипал к
каблукам, отчего следы за Вечкой оставались черными. На первом
нетронутом снегу парень начал читать книгу лесной жизни. Вот возле
пня, точно на гигантском листе бумаги, кто-то в два ряда наставил еле
приметные точечки. Ну, конечно же, тут пробежала мышка-полевка. А
здесь, от пня до седой ели, она расписала снег, будто в азбуке для
слепых. Видимо, бегала из норки под пнем на продовольственный склад со
всем своим семейством.
Идет Вечка с гончей и зорко осматривает огромную белую скатерть.
Лежит она как новенькая, нигде не помятая, нигде не припачканная.
Кругом тишина, безмолвие. Первый снег. До чего же он мил, хорош,
приятен для охотника! И до чего опасен для зверей, для зайчишек,
особенно нынешних, весенних и летних. Куда ни пойдешь, а за тобой
веревочка следов. Даже страшно высунуться из своего логова. Пойдешь,
наследишь и выдашь себя врагу. А сколько их, этих врагов, у зайца! Кто
только не охотится за ним!
Долго ходил парень по опушкам лесов, по еланям. И хоть бы один
где-нибудь заячий след. Крепко лежат беляки. Рядом пройдешь - и не
подымешь. Вспомнил Вечка слова охотника Коростелева: дескать, зайца
ищи в уреме. И направился с Дианкой в самую чащобу. А там собаку
пришлось спустить со сворки. Спустил, и только ее видел! То ли воле
обрадовалась, то ли что. Вскинула хвост оглоблей и запропала в
густолесье. А Вечка в это время наткнулся на свежий заячий след.
Прошел зайчишка под елками по голым мхам и только кое-где, на снежных
плешинках, оставил четкие продолговатые вмятины на снегу.
- Дианка, сюда! - крикнул охотник. - Дианка!
Кричал, кричал - и не докричался. Тогда поднес к губам горн и
начал трубить. По лесу плеснулись призывные тревожные звуки и эхом
отдались в соседних горах.
Наконец прибежала собака. Вся морда, лапы в грязи, в шерсти
закатались брызги рыхлой земли.
- Дианка, ты где была? - удивился Вечка. - Опять кротов
выкапывала? Дура ты, дура! Вот тут заяц был.
Подтащил гончую к следу, ткнул в него мордой и приказал:
- Шарь, ищи! Давай, давай!
Села Дианка на заячьей тропинке и начала "играть на балалайке",
вычесывая блох.
- Ах ты такая-сякая! - разозлился парень. - Ищи зайца!
И кинул в собаку снежным комком. Она обиделась, косо посмотрела
на хозяина, сорвалась с места, поджала хвост и пошла наутек, к дому.
- Дианка, Дианка! - попробовал задержать ее Вечка, но ее и след
простыл.
Дома гончая забралась под амбар. Сколько ни пытался парень
выманить ее оттуда хлебом, мясом, она так и не послушалась
разгневанного хозяина.
А вечером на кухне у Коростелевых Вечка жаловался дяде Коле:
- Попортил я крови с этой Дианкой! Ничего не понимает. Она
охотная только на кротов да мышей. Прямо зло берет!
- Она еще молодая, легкомысленная, - заметил старый охотник. -
Придет время, поумнеет, тогда можно с нее и опрашивать.
- Какая же она молодая? Ей уже десять месяцев.
- Ну и что ж. Мой Пират только с года начал разбираться в следах,
входить в толк. А теперь, наверно, на всем Урале нет лучше гончака.
Мне за него сто рублей предлагали, да я не отдал.
Коростелев подумал, посмотрел в затуманенные Вечкины глаза и
сказал:
- Надо, пожалуй, сводить твою Дианку на охоту с Пиратом. Это для
нее будет большая наука.
- Вот это бы хорошо! - повеселел Бечка. - Давайте, дядя Коля,
сходим вместе в лес? В следующее воскресенье и пойдем.
- В то воскресенье я не смогу. У нас на заводе будет плановый
ремонт оборудования. Как же я, механик, брошу цех.
Вечка вздохнул, снова поник, глядеть на него жалко даже. Сидит на
лавке у стола, теребит полу ватной фуфайки, прядка пепельно-серых
волос безжизненно свесилась на широкий упрямый лоб.
- Ладно, парень, - хлопнув ладонью по столу, сказал дядя Коля. -
Никому я не доверяю своего Пирата, даже сыну. На этот раз сделаю
исключение. Ступайте на охоту с Вениамином. Берите Пирата, Дианку,
только смотрите, вгорячах-то вместо зайца собак не подстрелите.
- Ну что вы, дядя Коля!
- На охоте все бывает. Особенно у таких зеленых охотников, как
вы.
Следующий выходной день для Вечки и Венки был поистине
праздником. Надо было видеть, как шли они по улице, направляясь в
заснеженные ельники. Шагают посредине дороги рядом. У обоих на
поводках рыжие с черными спинами собаки. У Вечки - маленькая, у Венки
- огромная, словно волкодав, с широкой, мощной грудью. Обе рвутся
вперед, натягивая, как струны, узкие ремешки. Парням это любо.
Поглядывают по сторонам и всем встречным как бы говорят: "Смотрите,
какие у нас гончаки. Ни у кого, кроме нас, нет таких в поселке".
Снег в лесу был уже несвежий, старые следы зверей и птиц
расплылись, потеряли четкие очертания. Заснеженные еланьки из белых
превратились в серые, запорошенные опавшей хвоей и угасшими, когда-то
огненными листьями осин и рябинок. Венка первым спустил с привязи
своего Пирата. Тот сразу кинулся в лесную густерьму и начал сновать,
как челнок, из стороны в сторону. Через несколько минут послышался его
резкий, пронзительный визг, а затем лай, но уже неторопливый, с
короткими паузами.
- Зайца погнал, - сказал Коростелев. - Пошли туда. К своей лежке
косой снова прибежит. Там его и возьмем. Спускай Дианку, теперь она
поймет, в чем дело, догонит Пирата и станет с ним работать.
И верно. Молодая гончая стремглав кинулась на лай старого
гончака. Парни пошли к тому месту, где Пират поднял зайца.
Оказывается, беляк лежал под кучей заснеженного хвороста на опушке
ельника, перед широкой поляной. Собака подобралась к нему с тыла, из
чащи, и он вынужден был удирать через открытое поле.
Охотники разделились: один запрятался за деревом по правую
сторону лежки, другой - по левую. И стали ждать. Собачий лай удалялся.
Заяц стремился к заболоченной речке Рудянке, в сплошные кустарники.
Пират мчался за ним. Вскоре к гончаку присоединилась и Дианка. Пес
лаял грубо, словно громыхал медным боталом, а она вторила ему
тоненьким голоском, словно аккомпанировала серебряным колокольчиком.
В кустах, в болоте, беляку задержаться не пришлось. Уж очень
стремительно мчались за ним собаки. Сделав полукруг, он выбежал на
свой прежний след, покрутился по нему взад-вперед, а затем гигантским
прыжком метнулся в сторону и через поле целиной направился к лежке,
закинув уши на спину.
Немного погодя на елань, голова к голове, перезваниваясь
голосами, выбежали черноспинные гончие. Одна большая, другая
маленькая, одна справа от горячего, остро пахнущего заячьего следа,
другая - слева. Добежав до места, где заяц хитрил и сделал "скидку",
собаки вдруг растерялись, остановились, прекратили лай. Дианка
засуетилась, начала тыкать свою морду в каждую вмятину на снегу. Пират
не стал обнюхивать запутанные зайцем следы, он сделал возле них
широкий полукруг, нашел выход, куда устремился беляк, и последовал за
ним, торжествующе взлаивая. Дианка тотчас же присоединилась к нему.
"Какая красота! - подумал Вечка, любуясь собаками на гону. - Как
будто в концерте выступают, дуэтом".
К лежке напрямик заяц не пошел. Он забежал в лес, а потом уже по
его опушке стал пробираться к своему логову. Тут его и уложил метким
выстрелом Венка Коростелев. Разгоряченные, с высунутыми языками,
подбежали собаки. Увидели распластанного на снегу беляка и кинулись к
нему.
- Тубо! Нельзя! - закричали охотники.
Гончие присели на задние лапы возле зайца, глядят на него и
облизываются. Венка отрезал у беляка задние лапы и кинул их собакам
"для затравки"...
С этого дня Дианка стала "работать" в лесу самостоятельно. Теперь
каждое воскресенье Вечка гонял зайцев в ближайших от поселка ельниках.
Иногда ходил и в будни после школьных уроков. Уйдет на два-три часа и
возвращается с добычей. Ох и завидовали ему подростки! Об охоте с
гончей начал мечтать чуть ли не каждый старшеклассник.
Но Вечке определенно не везло. Во время зимних каникул он
отправился на охоту в совхозные поля. Там, сказывали, возле
капустников зайцев развелось видимо-невидимо. Вечерами выбегут из
кустов, из перелесков на поляны, так будто пеньки торчат из-под снега.
И правда. Только спустил там парень свою Дианку, она сразу выгнала на
него беляка, потом второго. Казалось бы, хватит, можно домой
возвращаться, но Вечка вошел в азарт. Охотился до вечера. А вечером
собака потерялась. Погнала косого, а он увел ее куда-то далеко.
Сначала лай удалялся, а затем совсем заглох. Вечка стал трубить в
горн. Трубил долго, изо всей силы, даже больно стало губам, а скулы,
казалось, онемели. Но собака так и не пришла. Надвинулись сумерки. В
ясном небе зажглись и замигали звезды. По лесу заходил мороз,
затрещал, запощелкивал. И вдруг откуда-то от черного горизонта донесся
едва слышный вой, тоскливый, заунывный.
"Это Дианка! - мелькнуло у Вечки. - Видно, убежала за зайцем,
носилась за ним как угорелая, ну и заблудилась".
- Дианка, Дианка!
И снова трубил, трубил.
И странно: парень слышит вой, а собака на зов не идет.
"Уж не попала ли в петлю?"
Спрятав добытых зайцев под кустом, он направился в черные
перелески, на далекий вой. Если в самом деле собака попала в петлю, не
оставишь же ее в беде. Идти было трудно. На открытых местах снег
вылизали ветры, а на опушках у сбившихся в кучки деревьев и
кустарников образовались высокие гребни сугробов. Здесь приходилось
брести по пояс в снегу, пробивать себе дорогу шаг за шагом.
Преодолевая усталость, обливаясь потом, Вечка настойчиво двигался
вперед, на одинокий протяжный вой. Было немного жутко. В Рудянке
бытовала молва: если собака воет - к покойнику. В приметы эти Вечка не
верил. А все же как-то неприятно слышать, когда собака, подняв морду к
небу скулит, тоскует.
Чем дальше уходил парень в темные, нахмурившиеся леса, тем
большее расстояние, казалось, отделяло его от цели. Наконец он
очутился на краю широкого оврага, в котором из-под снега кое-где
торчали острые вершинки елей и купы берез, похожие на заиндевевшие
стога сена. Где-то совсем неподалеку, внизу, Вечка услышал скулящий,
заунывный вой.
- Дианка, Дианка! - обрадовавшись, закричал он. Потом поднес
трубу к губам и заиграл призывно, словно горнист на заре.
Но что это? Вой в овраге прекратился, а на снежном поле между
верхушками деревьев задвигались, разбегаясь в разные стороны, серые
тени.
"Так это волки! - сообразил Вечка. - Они перехватили на гону
Дианку и разорвали. А выл, наверно, старый волк, отбитый от стаи
молодыми и сильными зверями".
По спине у Вечки прошел мороз. А потом стало невыносимо жарко,
жутко, страшно. Что он сделает со своей одностволкой, если волки снова
соберутся в стаю и нападут на него? Ведь у них теперь, сказывал дядя
Коля Коростелев, начинаются свадьбы. Собираются вместе, сколько их тут
есть, и рыщут по лесам. Нарвутся на тебя - в живых не оставят.
Увидев рядом возле себя полусгнившую, сваленную бурей старую
березу, Торопыгин подошел к ней и поспешно, точно в лихорадке, начал
ломать сучья, драть бересту. Вытоптал в снегу яму и разжег в ней
костер. Благо, что были спички. Спасибо за науку старым охотникам!
При ярком пламени и взметнувшейся вверх копне искр Вечка вздохнул
свободно. На огонь волки не полезут. Только теперь он начал понимать,
к чему привел его охотничий азарт, жадность. Погубил собаку, да и сам
оказался в плену у леса, у хищных зверей. Но, как говорят, после драки
кулаками не машут. Придется сидеть тут до утра. Только на свету волки
прижмут хвосты и уберутся в глухую урему.
Устроившись у костра под гребнем высокого снежного надува, Вечка
не чувствовал холода. Не чувствовал он и усталости, до этого почти
валившей его с ног. Инстинкт самосохранения овладел всем его
существом. Держа наготове ружье, он то и дело вглядывался в ночь, в
порозовевший вокруг снег, в черные дали, над которыми дрожали,
переливаясь, хрустальные звезды.
Под утро усталость взяла свое. Вечка присел на снежный уступ,
привалившись спиной к стволу поваленной березы. Глядел на огонь, на
яркие головешки, похожие на слитки золота, а потом задремал. Долго
боролся, отгоняя от себя сон, подкидывая сучья в костер, и все же не
устоял, уснул. И вдруг его будто кто-то сильно толкнул под бок и