— Я искал тебя с самого момента возвращения к поющей башне. Я нашел мертвую Сандру и…
   — Она умерла еще до того, как я покинула башню. Я бы не ушла, но появился этот ужасный зверь, Плакальщик. Я так испугалась! Я направилась к таверне. А зверь шел за мной всю дорогу. Я знала, что ты придешь в таверну и хотела дождаться тебя, но хозяйка меня выжила. У меня ведь не было денег, поэтому я написала для тебя записку и ушла. Плакальщика больше не было видно, а потом я потерялась.
   Он поцеловал Мэри:
   — Все в порядке. Мы нашли друг друга. Мы снова вместе.
   — А где Юргенс? Он с тобой?
   — Он больше не здесь. Возможно, погиб. Канул в Хаос.
   — Хаос? Эдвард, что это такое?
   — Потом расскажу подробно. Времени у нас хватает. Йоргенсон и Мелисса вернулись с западного маршрута. Они ничего хорошего не нашли. И со мной сюда идти не захотели.
   Мэри вдруг сделала шаг назад.
   — Эдвард… — сказал она.
   — Что, Мэри?
   — Кажется, я знаю ответ. Куб. Вот где разгадка. С самого начала это был КУБ!
   — Вот этот куб?
   — Я как раз думала об этом, когда шла сюда. Мы что-то пропустили, просмотрели что-то, о чем мы ни разу не подумали. И это просто как будто само пришло в голову. Как будто я всегда знала ответ, только не могла его вовремя вспомнить.
   — Знала все время? Мэри, боже, о чем ты…
   — Я не уверена, конечно, но мне кажется, что я права. Помнишь те плоские камни, которые мы нашли? Три каменных плиты, которые нам пришлось очищать от песка, из-под которого их вообще не было видно?
   — Помню. Вчера за одной такой плитой они играли в карты.
   — Игроки в карты? Откуда взялись здесь игроки в карты?
   — Сейчас это неважно. И что же ты придумала с этими камнями?
   — Что, если там есть и другие такие плиты? Три каменных дорожки, ведущие к кубу? Специально для того, чтобы каждый, кто догадается, мог подойти к кубу в безопасности?
   — То есть, ты хочешь сказать…
   — Давай проверим, — предложила Мэри. — Вырежем ветку и используем ее, как метлу.
   — Мести буду я, — сказал Лансинг. — Ты стой за пределами песчаного круга — на всякий случай.
   — Хорошо, — покорно согласилась она. — Буду в безопасности за твоей могучей спиной.
   Они нашли подходящий куст и срубили его.
   Потом они подошли к песчаному кругу и она сказала:
   — Доска опять упала. С предупредительной надписью по-русски. Ты ее вбил в землю, а теперь она опять упала, и ее занесло песком. С какого камня начнем?
   — Кто-то здесь ходит, — сказал задумчиво Лансинг. — Кто-то не жалеет времени, лишь бы только поморочить голову людям. Предупредительные надписи и камни заносит песком. Думаю, что мы можем начать с любого места.
   — Если не получится с одним, попробуем другую плиту.
   — А если это в самом деле дорожка? Что мы будем делать, когда доберемся до самого куба?
   — Не знаю, — сказала Мэри.
   Лансинг шагнул на гладкий камень плиты, присел осторожно у конца, протянул руку, в которой держал за ствол срубленный кустик. Начал медленно и осторожно сметать песок. Минуту спустя из-под песка показался второй камень.
   — Ты права, — сказал он Мэри. — тут еще одна плита. И как мы не подумали об этом с самого начала?
   — Умственная слепота, — сказала Мэри. — Вызванная неприятными предчувствиями. Юргенс повредил ногу. Пастор с Бригадиром едва спаслись. И это нас напугало.
   — Я до сих пор напуган, — признался Лансинг.
   Он очистил конец второй плиты, перешел на нее и смел песок со всей поверхности камня. Наклонившись, он начал сметать песок, обнажив третью плиту.
   — Каменная дорожка, — сказал Мэри. — Прямо к кубу.
   — Ну, доберемся мы до него, что тогда?
   — Тогда и посмотрим.
   — Что, если ничего не произойдет?
   — Слушай, — сказала Мэри. — По крайней мере, нужно попытаться.
   — Очевидно.
   — Еще одна каменная плита, — через секунду сказал он. А будет ли следующая? — подумал Лансинг. Было вполне в духе шутников, устроивших все это грандиозное издевательство, не положить последнюю плиту!
   Он провел импровизированной метлой — плита была.
   К нему подошла Мэри, и они теперь стояли рядом, лицом к сине-голубой стене куба. Лансинг вытянул руку и провел ладонью по стене.
   — Ничего, — сказал он. — Я все это время надеялся, что будет дверь, но двери нет. Если бы дверь была, то виднелись бы линии, хотя бы в волос толщиной. А здесь — сплошная стена.
   — Надави на нее, — сказала Мэри.
   Он нажал на стену ладонью, и дверь появилась. Они быстро ступили вперед, и дверь с шипением затворилась за их спинами.


29


   Они стояли в огромной комнате, залитой голубым светом. На стенах висели многочисленные гобелены, в тех местах, где гобеленов не было, имелись окна. По всей комнате были разбросаны стулья, столы, кресла. В удобной, обитой мягким, корзине у двери спало, свернувшись, какое-то существо, похожее на кота. Но это был не кот.
   — Эдвард, — выдохнула Мэри в изумлении. — Смотри, окна! Значит, здесь могли находиться люди, которых мы не видели, но которые наблюдали за нами!
   — Стекло с односторонним пропусканием света, — пояснил Лансинг. — Очень удобная вещь для скрытого наблюдения.
   — Это не стекло, — сказала Мэри.
   — Да, естественно. Но принцип остается тем же.
   — Они сидели здесь, — сказала Мэри. — И посмеивались над нами.
   Комната была пуста, казалось, здесь давно уже не бывал никто. Потом Лансинг заметил их. Они сидели в ряд, на низенькой кушетке в дальнем конце комнаты. Четыре игрока в карты сидели неподвижно, словно мертвые, и ждали. Их черепообразные лица смотрели прямо на него.
   Лансинг тронул Мэри за плечо, указав на игроков в карты. Увидев четыре черных неподвижных взгляда, Мэри отшатнулась.
   — Ужас, — сказала она тихо. — Неужели мы никогда не избавимся от них?
   — Похоже, они знают способ время от времени попадаться на пути.
   Гобелены, как он заметил, были не простыми кусками ткани с изображением на них картинок. Они двигались. Вернее, двигалось изображение на гобеленах. Искрился на солнце ручей, и небольшие волны, и пена в том месте, где вода с шумным журчанием бежала вниз по скалистому склону в трещинах — все было как настоящее. Ветви деревьев, растущих вдоль русла ручья, двигались на ветру. Пропрыгал кролик, остановился, сжевал стебель клевера, перепрыгнул на другое место и принялся грызть траву.
   На другом гобелене были изображены юные девы. Облаченные в воздушные полупрозрачные завесы, они танцевали на лесной опушке под дудочку фавна, который одновременно сам танцевал куда энергичнее, хотя и не так грациозно, как прекрасные девушки. Его раздвоенные копыта оставляли глубокие вмятины в дерне. Деревья, окружавшие опушку, огромные и явно необычные, странных форм, покачивались в такт музыке, словно танцевали под дудку фавна.
   — Можно было бы перейти в тот конец комнаты, — сказала Мэри, — и узнать, что им от нас нужно.
   — Если они станут с нами разговаривать, — усомнился Лансинг. — Вдруг они будут просто сидеть и смотреть.
   Они пошли через комнату. Это был томительный переход под пристальным наблюдением игроков, которые с прежней каменной невозмутимостью сидели рядом на своей кушетке. Если это люди, подумал Лансинг, то довольно странные люди. Невозможно вообразить, что они умеют смеяться, улыбаться, невозможно представить, что они могут вести себя как простые люди.
   Игроки сидели неподвижно, прочно упершись ладонями в колени, ни на миг не выдавая выражением лиц или глаз, что они что-то замечают вокруг себя.
   Они были так похожи друг на друга, как четыре горошины в стручке, и Лансингу они представлялись частями одного организма. Какие могут у них быть имена? Возможно, у них вообще нет имен. Чтобы как-то различать их, он мысленно прикрепил к каждому табличку. Начиная слева, он окрестил каждого игрока — А, Б, В, Г.
   Лансинг и Мэри решительным шагом покрыли остатки расстояния, отделявшего их от кушетки с игроками. Они остановились примерно в шести футах от кушетки и стали ждать. Что касается реакции игроков, то вполне можно было предположить, что Лансинга и Мэри в этой комнате нет.
   Будь я проклят, если заговорю первым, подумал Лансинг. Буду стоять, пока они сами не заговорят. Я их заставлю заговорить.
   Он обнял Мэри за плечи и прижал к себе. Они стояли и смотрели на молчащих игроков, сидевших прямо перед ними.
   Наконец заговорил игрок А. Тонкая прорезь рта чуть раздвинулась, словно ему было очень трудно выдавить из себя слова.
   — Итак, — сказал он, — вы решили эту проблему.
   — Поразительно, — заметила Мэри, — а мы пока понятия не имели, что проблема решена.
   — Мы могли ее и раньше решить, — сказал Лансинг, — если бы знали, в чем, она, эта проблема. Ну а теперь, когда, как вы говорите, мы ее решили, что теперь? Сможем ли мы вернуться назад, домой?
   — С первого раза никто не находит ответа, — сказал Б. — Они всегда возвращаются.
   — Вы не ответили на вопрос, — напомнил Лансинг. — Что будет теперь? Вернемся ли мы домой?
   — О, конечно, нет, — сказал Г. — Нет, домой вы не вернетесь. Мы не можем этого позволить.
   — Вы должны осознать, — сказал В, — что таких групп, как вы, у нас бывает много. Из нескольких групп мы получаем одного, реже — двоих. Очень редко — двоих, да еще из одной группы. Обычно мы вообще ничего не получаем.
   — Разбредаются во все стороны, — объяснил А. — Или бегут в мир цветущих яблонь. Или попадают под воздействие транслятора, или…
   — Под транслятором, — перебила Мэри, — вы понимаете машины в городе, которые постоянно словно что-то поют?
   — Да, мы их так называем, — сказал В. — Возможно, вы придумаете имя лучше.
   — Я не стану и пробовать, — сказала Мэри.
   — А Хаос, — сказал Лансинг. — Очевидно, многих он проглатывает. Но вы мне бросили веревку. Почему?
   — Потому, — сказал А, — что вы пытались спасти робота. Рискуя собственной жизнью, не колеблясь, вы старались спасти робота.
   — Но он того стоил. Он был моим другом.
   — Вполне возможно, что он был вашим другом и стоил того, чтобы спасти его, — продолжал А. — Но он неправильно оценил обстановку. И этот мир — не место для таких.
   — Не знаю, к чему вы клоните, черт бы вас побрал, — вскипел Лансинг.
   — И мне не нравится, что вы взяли на себя роль судьи. Вы, четверо, никогда мне не нравились, скажу вам об этом прямо.
   — Таким путем, — возразил В, — мы никуда не придем. Отдаю вам должное
   — вы имеете право нас недолюбливать или даже ненавидеть. Но перепалка нас сейчас ни к чему не приведет, поверьте.
   — И вот еще что, — сказал Лансинг. — Если наш разговор будет значительным по продолжительности, то почему бы нам не присесть вместо того, чтобы стоять перед вами, словно перед троном императора? По крайней мере, какими-нибудь стульями вы можете нас обеспечить?
   — Само собой, садитесь, — сказал А. — Подтаскивайте сюда вот те кресла и устраивайтесь поудобнее.
   Лансинг вернулся за парой легких кресел. Он и Мэри присели.
   Существо, спавшее в корзинке, выбралось наружу и принялось бродить по комнате, громко нюхая воздух. Потом зверек дружелюбно потерся о ногу Мэри и устроился у нее в ногах. Подняв голову, он посмотрел на Мэри прозрачными добрыми глазами.
   — Это и есть Сопун? — спросила Мэри. — Тот, который бродил вокруг нашего костра по ночам? Мы его ни разу не видели.
   — Да, это ваш сопровождающий, — сказал В. — Этих сопунов, как вы говорите, у нас несколько. Этот наблюдал за вашей группой.
   — Наблюдал?
   — Да.
   — И сообщал о том, что видел?
   — Естественно, — подтвердил В.
   — Вы наблюдали за нами каждую минуту, — сказал Лансинг. — Вы не пропускали ни одной возможности понаблюдать за нами. Вы знали обо всем, что мы делали. Мы были для вас открытой книгой. Не объяснит ли мне кто-нибудь, что же, все-таки, здесь с нами происходит?
   — Если вы будете внимательно слушать, — пообещал В, — то мы попробуем объяснить.
   — Мы слушаем, — сказала Мэри.
   — Вы знаете, конечно, — начал А, — о том, что существует множество миров, параллельных историй, которые разветвляются в критических точках, образуя альтернативные варианты одного мира. И, как я понимаю, вы знакомы с теорией эволюции?
   — Мы знаем, что такое эволюция, — сказала Мэри. — Система сортировки, дающая в результате набор самых приспособленных для выживания особей.
   — Совершенно верно. И подумав немного над проблемой, вы поймете, что разветвление параллельных миров — это эволюционный процесс.
   — То есть, выживают лишь лучшие миры? Но как насчет определения того, какой мир лучше?
   — Это, конечно, не просто. Потому мы здесь и находимся. И потому переносим сюда других людей. Одной эволюции уже недостаточно. Она работает по принципу выделения доминирующей формы жизни, которая и развивается. Но факторы выживания, создающие доминанту, могут быть сами по себе губительными. Во многих заложено семя саморазрушения.
   — Это верно, — согласился Лансинг. — Мой мир, например, уже создал механизмы самоубийства человечества.
   — Человечество — слишком тонкий организм, — сказал Б. — Чтобы дать ему погибнуть просто так, совершить самоубийство, как вы сказали. Конечно, когда вымирает один вид, на смену ему приходит другой. И если вымрет разумный человек, то его заменит кто-то, обладающий фактором выживания лучшим, чем разум. Вся беда в том, что разумное человечество, как и другие формы жизни, зачастую не имеет возможности развить потенциал своего разума до конца.
   — Вы хотите сказать, что знаете способ — как этот потенциал развить и использовать? — спросила Мэри.
   — Да, мы надеемся, — ответил Г.
   — Вы уже познакомились с этим миром, — сказал А, указывая в окно. — Вы имели возможность предположить — примерно — в каком направлении развивалась здесь технология, чего им удалось достичь…
   — Да, — ответил Лансинг. — Двери, ведущие в другие миры. Прекрасный инструмент. Мы, в моем родном мире, мечтаем о создании звездных кораблей. Пока только мечтаем — ведь может оказаться, что их невозможно построить. А тут — пожалуйста, без всяких кораблей… Хотя, если подумать, в мире Юргенса ведь опустела же Земля потому, что все человечество отправилось на звездолетах во Вселенную?
   — А знаете ли вы, — спросил В, — добрались ли они до цели?
   — Предполагаю, что так, — сказал Лансинг. — Хотя не знаю точно.
   — И еще те машины, что вы называете транслятором, — сказала Мэри. — Еще один способ перемещения между мирами. И еще отличный инструмент познания. Наверное, таким способом можно изучить всю Вселенную, изучить концепции, идеи, до которых человек сам бы никогда не дошел. Мы с Эдвардом лишь в ничтожной степени почувствовали, что умеют эти машины. Бригадир был неосторожен и поэтому исчез. Может, погиб. Вы не знаете, где он сейчас и что с ним?
   — Нет, — сказал А. — Не можем этого знать. Любой метод нужно применять соответствующим образом, иначе он опасен.
   — Но вы оставили лазейку открытой, — сказал Лансинг. — Устроили ловушку для неосторожных.
   — Тут вы попали в точку, — сказал Г. — Неосторожные сразу отпадают. Дураки, неврастеники, неосторожные — в наших планах им нет места.
   — Таким образом вы устранили Сандру у башни, а Юргенса — на склонах Хаоса.
   — Ощущаю враждебное отношение, — тревожно сказал Г.
   — И вы чертовски правы. Я враждебно настроен. К вам всем. Вы убили четверых из нас.
   — Вам повезло, — сказал А. — Очень часто погибает вся группа. Но мы тут ни при чем. Они гибнут из-за своих внутренних недостатков.
   — А люди в поселке у реки? Неподалеку от поющей башни?
   — Это те, кто потерпел здесь поражение. Неудачники. Они сдались. Опустились. Поплыли по течению. Двое не сдались — и вот вы теперь здесь.
   — Мы здесь потому, — сказал Лансинг, — что Мэри всегда чувствовала — ответ спрятан в кубе.
   — И в силу этого убеждения вы разгадали загадку, — заявил А.
   — Верно, — согласился Лансинг. — И в таком случае, зачем я здесь? Потому что меня притащила Мэри?
   — Вы здесь потому, что всю дорогу принимали верные решения.
   — У Хаоса я принял неверное решение.
   — Мы так не думаем, — сказал В. — Выживание, хотя оно и важно, не всегда важнее всего остального. Некоторые решения верны, если выживание ставится на второе место.
   Сопун, примостившийся у ног Мэри, уже опять заснул.
   — Да, вы принимаете моральные решения, — сердито сказал Лансинг. — Великие моралисты. И вы так уверены в правоте. Тогда скажите, кто вы такие, черт побери? Остатки жителей этой планеты?
   — Нет, — сказал А. — И мы даже не будем утверждать, что мы люди. Наш дом — планета по другую сторону диска Галактики.
   — Тогда почему вы здесь?
   — Не знаю, как объяснить вам так, чтобы вы поняли. В вашем языке нет слова, которое адекватно бы выражало название нашего занятия. Поскольку подходящий термин отсутствует, можете назвать нас деятелями общественной благотворительности.
   — БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ! — воскликнул Лансинг. — Ради Бога! Вот до чего дошло! Человечеству требуется благотворительность. Мы настолько глубоко пали в глазах галактической общественности, что нуждаемся в работниках благотворительности!
   — Я вам говорил, — сказал А, — что термин не точен. Но подумайте вот о чем. Во всей Галактике есть лишь несколько разумных видов, обладающих потенциалами, равными вашему. К тому же, если не помешать, то вы, люди, скоро вымрете — все. Во всех альтернативных мирах. Даже великая цивилизация, существовавшая на этой планете, даже она исчезла без следа. Заблуждения — экономические, политические — вот что погубило их. Вы, Лансинг, прекрасно понимаете, что стоит кое-кому в вашем мире нажать особую кнопку — и человечеству придет конец. Вы, мисс Оуэн, жили в мире, который двигался к страшному кризису. Очень скоро старые мощные империи начнут разваливаться, и лишь тысячи лет спустя на их развалинах взойдет новая цивилизация. Если вообще взойдет. И если она и поднимется, то может оказаться заметно хуже, чем старая, та, что существует в вашем мире сейчас. В любом из альтернативных миров катастрофа, в том или ином виде, угрожает человечеству. С самого начала люди были обречены. И они не учитывали своих ошибок по мере того, как набивали шишки. Решение, которое нашли мы — набрать лучших — с точки зрения наших планов — представителей человечества из разных альтернативных ветвей истории, использовать их, чтобы дать человечеству, человеку разумному новый шанс — начать все с начала.
   — Набрать — сказали вы, — сказал Лансинг. — Странный набор, сказал бы я. Вы вырываете нас из родных миров, вырываете из родных культур. Приводите в состояние шока. Вбрасываете в этот мир, ничего нам не объясняя, вытесняете в свой глупый лабиринт загадок — чтобы определить, как мы себя поведем. Постоянно следите и строите предположения, делаете какие-то свои выводы.
   — А вы бы согласились добровольно пройти испытание, если бы мы вас спросили об этом?
   — Нет! Конечно же, нет, — отрицательно покачал головой Лансинг. — И Мэри, думаю, тоже не согласилась бы.
   — На всех многочисленных мирах, — сказал В, — у нас есть агенты-вербовщики. Мы отбираем тех людей, которые подходят, по нашему мнению, для проведения испытаний. Мы берем не наугад, нет. Мы весьма разборчивы. За несколько лет мы отобрали несколько тысяч homo sapiens, прошедших испытания. Эти люди, как нам кажется, смогут построить общество, достойное возможностей вашей расы. Мы делаем это потому, что считаем: Галактика многое потеряет, если человек как разумный вид исчезнет, канет в Лету. Со временем, рука об руку с другими разумными расами, вы создадите галактическое общество. Нечто, находящееся вне пределов нашего сегодняшнего воображения. Мы уверены, что разум — это славная корона спотыкающейся слепой эволюции. И что ничего лучше разума эволюция природы не найдет. Но если разум не выдерживает и рушится под тяжестью собственных оплошностей и недостатков, то эволюция переключится в своем слепом движении к новым факторам выживания, и разум как концепция исчезнет из Вселенной вообще.
   — Эдвард, — сказала Мэри. — То, что он говорит, то, что они делают — возможно, в этом есть что-то разумное.
   — Вполне вероятно, — проворчал Лансинг. — Но мне не нравится избранный ими способ.
   — Но вдруг это единственный способ, — сказала Мэри. — Как ты сам понимаешь, добровольно никто не соглашается. А те, кто и согласился бы, скорее всего оказались бы теми, кто ни на что не годен.
   — Рад отметить, — сказал бесстрастно А, — что вы постепенно приближаетесь к нашей точке зрения.
   — А что нам еще остается? — угрюмо спросил Лансинг.
   — Да, почти ничего, — согласился В. — Если хотите, можете вернуться обратно в мир за дверью куба.
   — Нет, это нам не подходит, — сказал Лансинг, вспомнив поселок у реки, в лесной долине. — А как насчет наших родных миров?…
   Он вдруг замолчал. Вернуться в родные миры — значит, тогда они с Мэри расстанутся навсегда. Он крепко сжал ее руку.
   — Вы хотите знать, можете ли вернуться в свои родные миры? — спросил Г. — К сожалению, это исключено.
   — Пока мы вместе, — сказала Мэри, — не имеет значения, куда мы попадем.
   — Тогда, — сказал А, — все решено. Мы очень рады, что вы теперь с нами. Когда будете готовы, шагайте в дверь в левом углу. Вон там… Она ведет в совсем новый для вас мир.
   — Еще один параллельный рукав? — сказала Мэри.
   — Нет. Это планета земного типа, но находится очень далеко отсюда. Ночью вы будете видеть на небе незнакомые звезды и созвездия. Вторая возможность, как мы уже сказали, новенькая планета, где человечество получит возможность начать все снова. Там пока университет. Там вы будете читать лекции о том, что сами знаете. И будете слушателями на лекциях других людей, где узнаете многое из того, чего пока не знаете. Весьма вероятно, что там у вас будет все, о чем вы мечтали. Это будет продолжаться многие годы, а может, и всю вашу жизнь. Наконец, через столетие или более, начнется создание всепланетного общества. На этот раз человек будет экипирован во всех отношениях гораздо лучше. Но до этого пока далеко. Еще многое нужно узнать, многому научиться. Понять новые концепции, рассмотреть миллионы проблем. Во время периода обучения ваше маленькое сообщество не будет испытывать экономического давления. Но со временем вам придется постепенно создать свою систему экономики. Но пока обо всем позаботимся мы. От вас мы хотим одного — учитесь. Используйте каждую секунду, чтобы научиться быть действительно разумными людьми.
   — То есть, — сказал Лансинг, — вы по-прежнему будете покачивать нас в люльке? Удовлетворять все наши потребности?
   — Вы против?
   — Кажется, он против, — сказала Мэри. — Но это у него пройдет. Нужно только время.
   Лансинг встал, вместе с ним поднялась Мэри.
   — В какую дверь, вы сказали? — спросила она.
   — Последний вопрос, прежде чем мы уйдем, — сказал Лансинг. — Скажите, что такое эта черная стена — Хаос?
   — В вашем мире ведь есть так называемая Китайская Стена, — сказал Г.
   — Да. Кажется, в мире Мэри она тоже имеется.
   — Хаос — очень сложная Китайская Стена, — пояснил Г. — Совершенная глупость. Зачем они ее строили? Это была последняя и величайшая ошибка людей этого мира. И она ускорила их гибель. Всю историю вы узнаете потом. Она слишком длинная.
   — Понимаю, — сказал Лансинг и шагнул к двери.
   — Если вас это не заденет, — сказал А, — то мы вас благословляем, так сказать.
   — Ни в коей мере, — сказала, успокоив его, Мэри. — Благодарим вас за вашу заботу и за этот второй шанс для всех людей.
   Они подошли к двери и оглянулись. Четверо продолжали сидеть на кушетке, белые, похожие на черепа лица смотрели на людей.
   Лансинг отворил дверь, и они ступили через порог.
   Они стояли посреди луга, неподалеку поднимались шпили и башни университетского городка. В вечернем воздухе плыл звон колоколов.
   Рука в руке, они зашагали туда, где человечеству представлялся шанс начать все сначала.