— Я заинтригован вашими первыми словами, — сказал Лансинг роботу, когда они зашагали рядом. — Вы спросили, не сумасшедший ли я. Вы сказали, что коллекционируете ненормальные личности. Но позднее вы упомянули, что в вашем мире мало осталось людей. Если это так, то…
   — Это неудачная шутка, — объяснил робот. — Я жалею, что пошутил. На самом деле, я собираю не самих людей, а характеры, которые нахожу в книгах. Характеры ненормальных людей.
   — Составляете список?
   — Нет, гораздо больше. Я конструирую миниатюрные копии, воплощения. Такие, какими я их представляю в реальной жизни.
   — Значит, вы коллекционируете кукол?
   — Нет, это нечто большее, мистер Лансинг. Мои механические воплощения умеют двигаться, разговаривать, играть небольшие сценки. Это очень забавно
   — наблюдать за ними. Кроме того, я развлекаюсь с ними в свободное время и их совместное взаимодействие помогает мне понять людей.
   — Механические куклы помогают вам понять людей?
   — Да, можно сказать и так. В основе своей они механические. Хотя в некотором смысле они все же биологические.
   — Это поразительно, — сказал Лансинг несколько шокированный. — Вы создаете живых существ.
   — Да, во многих отношениях они живые.
   Лансинг больше не сказал ничего, оборвав беседу, не желая развивать эту тему дальше.
   Дорога почти не отличалась от хорошей тропы. Иногда можно было заметить двойные борозды, проделанные колесным экипажем, хотя почти везде следы колес были стерты ветром и дождем, выросшей травой и ползучими растениями.
   Некоторое время дорога пробиралась через лес, который через пару часов начал редеть и постепенно сменился красивой травянистой равниной; местами на ней виднелись небольшие рощицы. День, поначалу приятно теплый, становился все жарче.
   Бригадир, шедший во главе, остановился у очередной рощицы, осторожно сел на траву, прислонившись спиной к дереву.
   Когда подтянулись остальные, он объяснил причину остановки:
   — Поскольку среди нас дамы, я решил, что лучше будет немного отдохнуть. Солнце светит здесь необыкновенно горячо.
   Из форменной куртки он извлек огромный белый платок и вытер пот со лба. Потом поставил перед собой фляжку, отвинтил колпачок и жадно сделал глоток воды.
   — Мы вполне можем немного отдохнуть, — сказал Лансинг. — И если спешить нам некуда, то можно было бы слегка закусить. Время второго завтрака давно наступило.
   — Прекрасная идея, — с готовностью отозвался Бригадир.
   Юргенс, открыв свой могучий рюкзак, нарезал ломтиками холодное мясо и сыр. Потом нашел жестянку с твердыми бисквитами и открыл ее.
   — Может, приготовить чай? — спросил он.
   — У нас нет времени, — раздраженно заметил Пастор. — Нужно спешить.
   — Я наберу веток, — сказал Лансинг, чтобы развести огонь. Мне тут где-то приметилось высокое дерево. Чай нам всем не помешает.
   — Зачем все это? — настаивал Пастор. — Не нужен нам чай. Можно было бы закусить сыром и бисквитами на ходу.
   — Садитесь, — сказал Бригадир. — Садитесь, отдохните как следует. Мчаться вперед — это самое вредное дело в долгом пути. В дорожный ритм нужно втягиваться постепенно, никогда не рвать с места в карьер.
   — Я не устал, — отрезал Пастор. — И остановки для завтрака мне никакой не надо.
   — Но наши дамы, Пастор!…
   — Дамы чувствуют себя прекрасно, — сказал Пастор. — Это вы начинаете сачковать.
   Они все еще перебрасывались репликами, когда Лансинг отправился вдоль дороги, чтобы отыскать сухое дерево, которое видел по пути, минут за пять до остановки. Он быстро нашел его и принялся за работу, разрубая сухие ветки на удобные для переноски в руках куски. Остановка будет недолгой и топлива для костра понадобится немного. Одной охапки хватит.
   Позади хрустнула сухая ветка и Лансинг обернулся. Рядом стояла Мэри.
   — Я вам не мешаю? — спросила она.
   — Наоборот, я рад компании.
   — Мне не хотелось там оставаться — эти двое все еще ссорятся. Еще до конца похода между ними будет стычка, Эдвард. Я в этом уверена.
   — Они оба одержимые.
   — И очень похожи друг на друга.
   Он засмеялся:
   — Они бы вас растерзали, если бы услышали эти слова. Каждый внутренне презирает другого.
   — Вероятно. Они так похожи, и потому, наверное, презирают друг друга. Может быть, они друг в друге видят отражение себя? Самопрезрение? Ненависть?
   — Не знаю, — сказал Лансинг. — Я в этом не разбираюсь, в психологии я слаб.
   — А в чем вы разбираетесь? Что вы преподаете?
   — Английскую литературу. В университете я — местный специалист по Шекспиру.
   — Вы знаете, — сказала она, — у вас даже вид немного такой. Филологический.
   — Думаю, этого хватит, — сказал он, присев и начав собирать хворост в охапку.
   — Вам помочь? — спросила она.
   — Нет, нам нужно совсем немного, только чтобы чай вскипятить.
   — Эдвард, как вы думаете, что мы найдем? Что мы ищем?
   — Не знаю, Мэри. И по-моему, едва ли кто-то из нас знает. Нет никакой видимой причины для того, чтобы собирать нас всех здесь. И никто из нас, кажется, не испытывает желания оставаться здесь. Но делать нечего, и наша шестерка оказалась в этом странном мире. Придется оставаться в нем — выбора у нас все равно нет.
   — Я очень долго думала обо всем этом, — сказала девушка. — Я почти не спала прошлой ночью. Кому-то это явно было нужно — чтобы мы собрались здесь. Кто-то нас всех сюда направил, хотя мы и не просили об этом.
   Лансинг поднялся с корточек, нагрузив на изгиб локтя одной руки ворох сухих веток.
   — Не будем расстраиваться по этому поводу. Пока не будем. Возможно, через день или два мы узнаем что-то новое.
   Они вернулись обратно. Юргенс поднимался вверх по склону холма, с плеча у него свисали четыре фляги.
   — Я нашел ручей, — сообщил он. — Вам нужно было оставить фляги, я бы их тоже наполнил.
   — Моя еще почти полная, — сказала Мэри. — Я отпила совсем чуть-чуть.
   Лансинг занялся устройством костра, а Юргенс тем временем налил в чайник воду и воткнул в землю палочку с вилообразным концом, на которую можно было подвесить над огнем чайник.
   — А вы знаете, — требовательно вопросил Пастор, возвышаясь над опустившимся на колени Лансингом, который разводил огонь. — Что наш спутник-робот взял флягу и для себя?
   — А что тут такого? — спросил Лансинг.
   — Но ему не нужна вода. Зачем тогда по-вашему, он тащит эту…
   — Вероятно, чтобы вы или Бригадир могли воспользоваться его водой, когда ваши фляги опустеют. Вы об этом не подумали?
   Пастор с отвращением фыркнул, весьма презрительно отвернувшись.
   Лансинг почувствовал, что его охватывает злость. Он поднялся и подчеркнуто медленно повернулся лицом к Пастору.
   — Хочу кое-что сказать вам, — сообщил он. — И я говорю это первый и последний раз. Нам здесь не нужны ссоры. И те, кто эти ссоры вызывает. Понятно? Если вы не успокоитесь, я вас проучу. Вы поняли меня?
   — Ну-ну, — сказал Бригадир.
   — И вы, — Лансинг повернулся к Бригадиру. — Держите язык за крепко сжатыми зубами. Вы сами назначили себя нашим предводителем, только у вас что-то получается паршиво.
   — Кажется, — с достоинством сказал Бригадир, — вы считаете, что лидером должны быть вы?
   — Нам вообще не нужен лидер, генерал. И когда ваша напыщенность начнет брать верх над вашим благоразумием, не забывайте о том, что я сказал.
   Над небольшой компанией нависла тягостная тишина. Они выпили чай, съели завтрак, потом снова вышли в путь. Впереди продолжал идти Бригадир. Пастор едва не наступал ему на пятки.
   Вокруг по-прежнему расстилалась живописная местность, поля чередовались с небольшими рощицами. Местность была приятная, но солнце грело довольно сильно. Бригадир, печатавший шаг во главе отряда, заметно сбавил темп по сравнению с утренним маршем.
   Дорога постепенно и плавно поднималась на волны чередующихся холмов, каждый следующий из которых был немного выше предыдущего. Наконец, Бригадир остановился и начал что-то кричать. Пастор стремительно подбежал и остановился рядом с ним, остальные поспешили присоединиться к ним.
   Местность расстилалась перед ними огромной впадиной, чашей, и на самом дне этой зеленой прекрасной чаши стоял куб небесно-голубого цвета. Даже сверху, с солидного расстояния, было ясно, что это довольно массивное сооружение. Никаких украшений на плоских гранях куба не было. Верхняя грань была совершенно плоской и горизонтальной. Но размеры и цвет превращали этот куб в весьма замечательное зрелище. Дорога, по которой они следовали, уходила вниз, петляя и змеясь. Достигнув конца склона, она по прямой устремлялась к кубу, добегала до него, кольцом огибала одну его сторону, доходила до противоположной стенки чаши, змеиными петлями карабкалась по ней и исчезала по ту сторону.
   — Как красиво! — тонким голосом воскликнула Сандра.
   Бригадир был не слишком восхищен.
   — Когда Хозяин гостиницы упомянул этот куб, — сказал он, — я даже ни на секунду не предполагал, что это окажется нечто подобное. Я даже не знал, чего ожидать. Думал, это какая-нибудь руина… Да, я больше ждал города, наверное…
   Углы рта Пастора были уныло опущены: — Мне его вид не нравится.
   — Вам вообще ничего не нравится, — ответил ему Бригадир.
   — Пока мы не начали обмениваться эпитетами, — вмешался Лансинг, — давайте начнем спускаться, чтобы посмотреть на него вблизи.
   На то, чтобы добраться до куба, потребовалось некоторое время. Им пришлось следовать за всеми изгибами дороги, потому что склоны были слишком круты и опасно было поступить иным образом. И, следуя всеми изгибам дороги, им пришлось преодолеть расстояние в несколько раз больше, чем если бы они спускались по прямой.
   Куб стоял посреди песчаного участка, окружавшего голубую структуру со всех сторон. Круг песка был настолько точен, что казался вычерченным по циркулю. Белый чистый песочек — такой насыпают в детские песочницы — сахарный песочек, который, возможно, был когда-то утрамбован совершенно ровно, а теперь лежал волнами, надутыми ветром.
   Высоко вверх уходили стены куба. Лансинг, прикинув высоту на глаз, определил ее футов в пятьдесят. Никаких отверстий, трещин, щелей, намекавших на окно или дверь, видно не было, так же, как не было орнамента, резных украшений, барельефов, табличек с надписями, которые могли бы объяснить, под каким названием известен в этом мире — или иных мирах — сей куб. Даже вблизи голубизна стен продолжала оставаться такой же небесно-безмятежной, как и на расстоянии. Чистейшая невинность. К тому же, стены были абсолютно гладкими. Это, ясное дело, совсем не камень, сказал себе Лансинг. Пластик, видимо, хотя в пейзаже дикой природы пластик казался совершенно инородным материалом. Скорее всего, какая-то керамика. Небесно-голубой фарфоровый куб.
   Едва ли проговорив хоть одно слово, отряд путников обошел куб, по какому-то молчаливому соглашению не ступая на песок круговой зоны у основания сооружения. Вернувшись на исходное место, они остановились, созерцая голубизну.
   — Какой он красивый, — сказала Сандра, глубоко вдыхая, словно в непрекращающемся изумлении. — Гораздо красивее, чем казался с гребня. И куда прекраснее, чем можно было предполагать.
   — Изумительно, — сказал Бригадир. — В самом деле, поразительно. Но может кто-нибудь хоть приблизительно сможет сказать мне, что это такое?
   — У него должно быть назначение, — сказала Мэри. — Посмотрите на сами размеры. Если бы это был какой-то символ, то зачем делать его таким большим? Если бы это был всего лишь символ, то его установили бы в месте, откуда он был бы со всех сторон хорошо виден. На какое-нибудь возвышение, вершину холма. Но не прятали бы в этой впадине.
   — Сюда уже давно не приходили, — заметил Лансинг. — На песке вокруг куба нет следов.
   — Если бы они там и появились, — парировал Бригадир, — их бы быстро занесло.
   — Почему мы вот так стоим и просто смотрим!? — спросил Юргенс. — Словно мы чего-то боимся.
   — Думаю, именно потому мы и стоим здесь, — сказал Бригадир. — Потому что боимся этого куба. Совершенно очевидно, что его здесь установили высокоразвитые строители. Это не примитивный памятник какому-то языческому божеству. Это замечательное достижение строительной технологии — так говорит нам логика. И такое достижение должно было бы каким-то образом охраняться. Иначе все стены были бы изрисованы надписями.
   — Надписей нет, — согласилась Мэри. — Ни одной царапины на стенах.
   — Возможно, материал очень твердый, — предположила Сандра. — И ничем его не поцарапать.
   — И все же я считаю, — настаивал робот, — что мы должны изучить этот объект более непосредственно. Если бы мы подошли вплотную, то возможно, нашли бы ответы на вопросы, которые нас волнуют.
   Сказав это, он широкими шагами двинулся прямо через песчаную зону. Лансинг предостерегающе окликнул Юргенса, но тот не подал виду, что услышал. Лансинг, прыгнув вперед, помчался вслед за роботом, чтобы остановить его. Потому что в этом песчаном круге заключалось какое-то ощущение опасности, нечто, безошибочно воспринятое всеми, кроме робота. Юргенс продолжал шагать вперед. Лансинг догнал его, протянул руку, чтобы схватить за плечо. Но за мгновение до того, как пальцы человека должны были коснуться металла, какое-то препятствие, скрывавшееся в песке, заставило его споткнуться и упасть лицом вниз.
   Когда он с трудом поднялся на ноги, отряхивая лицо от прилипших песчинок, он услышал крики остальных, звавших его. В хоре главенствовал могучий бас Бригадира.
   — Идиот, возвращайтесь назад! Там могут быть ловушки!
   Юргенс уже почти достиг стены куба. Он не замедлил темпа размеренных широких шагов. Словно, подумал Лансинг, он намеревался шагать так и дальше, войдя прямо в стену. Потом, за такое краткое мгновение, что Лансинг не успел осознать, что произошло, робот был подброшен в воздух. Какая-то сила отшвырнула его от куба и, сложившись вдвое, робот рухнул на песок. Лансинг протер глаза — ему показалось (или это он видел на самом деле?), что в момент, когда Юргенс взлетел в воздух, нечто, напоминающее змею, выстрелило пружиной из песка у ног робота и тут же исчезло, словно его и не было — слишком быстрое, чтобы глаз успел уловить нечто большее, чем какое-то мелькание в воздухе.
   Юргенс, лежавший на спине, теперь начал переворачиваться, загребая песок ладонями и отталкиваясь одной ногой, словно старался подальше отодвинуться от куба. Вторая нога у него безжизненно волочилась.
   Лансинг бросился бежать к Юргенсу. Он схватил его за одну руку и потащил в сторону дороги.
   — Позвольте мне, — сказал чей-то голос и, подняв голову, Лансинг увидел, что рядом стоит Пастор. Пастор наклонился, взял робота вокруг талии и со вздохом взвалил на плечо, словно это был мешок зерна. Потом, кряхтя и покачиваясь под весом робота, он двинулся к дороге, где стояли остальные.
   Оказавшись на дороге, Пастор опустил Юргенса и Лансинг присел на корточки рядом с роботом.
   — Скажи, болит где-нибудь? — спросил он.
   — У меня ничего не болит, — ответил Юргенс. — У меня нет болевых нервов и центров.
   — Одна нога волочится, — сказала Сандра. — Правая. Он не сможет ходить.
   — А ну-ка, — сказал Бригадир. — Давайте я вас поставлю на ноги, так сказать. Посмотрим, сможете ли вы держать собственный вес.
   Он мощно потянул робота вверх, ставя его на ноги и поддерживая, чтобы тот не упал. Юргенс перенес основной вес на левую ногу, потом осторожно испытал правую. Та мгновенно подогнулась под ним. Бригадир аккуратно перевел робота в сидячее положение.
   — Это чисто механическая проблема, — сказала Мэри. — Или нет? Как вы думаете, Юргенс?
   — Думаю, повреждение в основном механическое, — сказал Юргенс. — Но и биомасса могла пострадать. Какие-то нервы могут больше не работать. Не знаю.
   — Если бы у меня были инструменты, — сказала Мэри. — Черт побери, почему же мы не подумали об инструментах?
   — У меня есть сумка, небольшая, — сказал Юргенс. — Возможно, этих инструментов хватит.
   — Ну, это уже лучше, — обрадовалась Мэри. — Наверное, что-нибудь удастся сделать.
   — Кто-нибудь успел заметить, что там произошло? — спросила в пространство Сандра.
   Остальные отрицательно покачали головами. Лансинг ничего не сказал — он не был уверен, что действительно видел что-то.
   — Меня что-то ударило, — сообщил Юргенс.
   — А вы видели, что это было?
   — Я ничего не видел. Только почувствовал удар — и все.
   — Мы не должны оставаться на дороге, — сказал Бригадир озабоченно. — Скоро время заката. Нужно найти место для ночного лагеря. Ремонт ноги может затянуться.
   Примерно в полумиле, на краю рощицы, они нашли подходящее место. Неподалеку звенел ручей, снабдивший их водой. Сухие ветки деревьев дали топливо для костра. Лансинг помог Юргенсу допрыгать до лагеря на одной ноге и сесть под деревом, о которое было удобно опереться спиной.
   Бригадир взял командование на себя.
   — Все остальные займутся костром и ужином, а вы можете начать работу над ногой Юргенса. Если пожелаете, вам будет помогать Лансинг.
   Он направился прочь, потом вернулся и сказал Лансингу.
   — Пастор и я — мы обсудили тот небольшой инцидент на дороге. Да, мы поговорили, хотя и не очень дружелюбно. Может быть… Мы согласились, что оба немного погорячились. Я говорю вам, потому что вам, думаю, небезынтересно это узнать.
   — Спасибо, что сообщили, — сказал Лансинг. — Очень мило с вашей стороны.


9


   — Проклятье, — сказала Мэри. — Все этот сломанный храповик. То есть, я думаю, что храповик. Если бы у нас была запасная деталь, нога работала бы не хуже новой.
   — Очень грустно признаться, — сообщил печально Юргенс, — но у меня с собой нет такой детали. Кое-какие самые простые детали имеются, конечно, но ничего в этом роде. Я не могу нести в сумке все детали, которые мне могут понадобиться. Благодарю вас, леди, за ту работу, которую вы проделали с моей ногой. Мне было бы крайне затруднительно сделать ее самостоятельно, если вообще возможно.
   — Для начала, — сказал Юргенс, — я прошу вас сказать одну вещь. Вы упоминали, что ваш друг выдвинул теорию… вернее, гипотезу… об альтернативных мирах, альтернативных культурах, расщепляющихся друг от друга в особых критических точках. Кажется, вы сказали, что именно это могло произойти с нами — что мы из параллельных альтернативных миров.
   — Да. Несмотря на все безумие…
   — И каждый из этих альтернативных миров будет следовать по своей мировой линии. Будут одновременно существовать во времени и пространстве. Должно ли это означать, что мы все — выходцы из одной временной плоскости?
   — Я об этом не думал, — сказал Лансинг. — Даже не знаю. Вы ведь понимаете, что все это — только предположения. Но если эта гипотеза об альтернативных мирах верна и все мы в самом деле попали сюда из таких миров, то не вижу причины утверждать, что мы из одной временной плоскости. Та сила, что перенесла нас сюда, вполне может свободно оперировать и нашим перемещением во времени.
   — Очень рад это услышать, потому что мысль эта не давала мне покоя. Должно быть, я прибыл из более позднего времени, чем все вы. Видите ли, я жил до сих пор на планете, покинутой человеком…
   — Покинутой?
   — Да. Все они отправились на планеты других звездных систем. В глубокий космос, понятия не имею, как далеко. Земля, та Земля, где я жил, истощила себя. Окружающая среда была разрушена, природные ресурсы исчерпаны. Последнее ушло на строительство космолетов, которые унесли человечество в космос. Земля осталась очищенной до последнего камешка полезной руды, последней капли нефти…
   — Но люди остались. Совсем немного, как вы сказали.
   — Да, небольшое количество людей осталось — вечные неудачники, те, кто не имел образования, специальности, всякого рода слабоумные. Те, кого не стоило брать на борт корабля, тратить на них место и энергию. Роботы тоже остались — безнадежно устаревшие, сломавшиеся, каким-то чудом избежавшие свалки. Человеческий и роботехнический балласт был оставлен на ограбленной Земле. В то время как остальные, умные и вышколенные, хваткие и сильные, вместе с ультрасовременными роботами отправились в великий поход к новым прекрасным мирам! Мы, отверженные тысячелетий эволюции и цивилизации, были брошены на произвол судьбы — теперь мы сами должны были заботиться о себе в меру наших сил. И мы, роботы, те, кто был брошен, старались в меру сил заботиться об оставшихся людях. Прошли века — и мы поняли, что проиграли. Потерпели поражение. За прошедшие века потомки тех жалких обломков человеческого рода, что остались на умирающей планете, нисколько не улучшились, и не повысили свои умственные способности; моральные показатели — тоже. Иногда, раз-два в поколение, вспыхивали искорки надежды, но всегда гасли в серой безысходности генетического болота. Я был вынужден признать, что люди постепенно вырождаются и что у них нет никакой надежды. Каждое поколение было более злобным, мерзким, жестоким, никчемным, чем предыдущее.
   — Итак, вы попали в ловушку, — подвел итог Лансинг. — В ловушку собственной верности людям.
   — Вы правильно поняли, — согласился Юргенс. — Вы правильно понимаете нас. Мы действительно попали в безвыходное положение. И все же мы чувствовали, что должны продолжать начатое, что этим существам мы должны отдать долг — нечто, чего мы дать им не могли. Все, что мы делали — этого было недостаточно.
   — И теперь, вырвавшись из тех обстоятельств, вы почувствовали себя свободным?
   — Да, свободным. И еще никогда таким свободным я себя не чувствовал. Теперь я сам себе хозяин. Это плохо.
   — Не думаю, что это плохо. Неудачная работа пришла к концу.
   — Мы очутились здесь, — сказал Юргенс. — Мы не знаем, что мы должны делать и где, собственно, очутились. Но при этом мы — в ситуации чистого опыта, и мы можем начать все сначала.
   — Среди людей, которые рады вам.
   — Не совсем в этом уверен. Пастор меня невзлюбил.
   — К дьяволу Пастора, — решительно сказал Лансинг. — Я лично рад, что вы с нами. И все мы, за, вероятно, исключением Пастора, рады. Вы должны помнить, что именно Пастор пришел на помощь, не побоялся войти на песок и вынес вас на дорогу. Но факт остается фактом — он фанатик.
   — Я докажу, что могу быть полезным, — сказал Юргенс. — И даже Пастор признает меня.
   — Так вы этого и хотели добиться, когда помчались к кубу? Пытались утвердить себя?
   — Я тогда так не думал. Просто нужно было это сделать — я так считал, я в самом деле пытался доказать…
   — Юргенс, это было глупо. Обещайте, что больше таких глупостей делать не станете.
   — Я попытаюсь не делать. Предупредите меня в следующий раз, когда на меня найдет затмение.
   — Я вас чем-нибудь стукну, что под руку попадется.
   Бригадир окликнул Лансинга:
   — Идите сюда, ужин готов.
   Лансинг поднялся.
   — Может, пойдете со мной? К остальным? Я вам помогу, обопритесь на меня.
   — Пожалуй, нет, — отказался Юргенс. — Мне нужно немного подумать.


10


   Лансинг выстругал из ветки с вилообразным раздвоением на конце костыль для Юргенса.
   Пастор поднялся со своего места и подбросил немного хвороста в огонь.
   — А где Бригадир? — спросил он.
   — Он пошел помочь Юргенсу перейти к костру.
   — А зачем это нужно? Почему бы не оставить его на старом месте?
   — Потому что это несправедливо, — сказала Мэри. — Юргенс должен быть там же, где и все мы.
   Пастор ничего не ответил и сел на свое место.
   Сандра обошла костер и остановилась рядом с Мэри.
   — Кто-то бродит в темноте вокруг костра, — тревожно сказала она. — Я слышу сопение.
   — Наверное, Бригадир возвращается. Он пошел за Юргенсом.
   — Это не Бригадир. Это явно четырехногое существо. И Бригадир не нюхает воздух с таким шумом.
   — Просто какая-нибудь зверушка, — успокоил Лансинг Сандру, поднимая голову и прекращая на секунду свою работу. — Ночью они всегда сходятся на свет костра, любопытствуют — хотят посмотреть, что происходит. А может, вынюхивает, не удастся ли поживиться чем-нибудь съедобным.
   — Мне это не нравится, я нервничаю, — пожаловалась Сандра.
   — У нас у всех нервы немного напряжены, — сказала Мэри. — Этот куб…
   — Давайте пока не вспоминать куб, — предложил Лансинг. — Наступит утро, и тогда мы осмотрим его получше.
   — Я лично смотреть на него не стану, — заявил Пастор. — Это творение зла.
   В круг света вошел Бригадир, обнимая одной рукой хромающего Юргенса.
   — Что это вы тут рассуждаете насчет творения зла? — поинтересовался он громогласно.
   Пастор ничего не сказал. Бригадир помог Юргенсу осторожно опуститься на землю между Мэри и Пастором.
   — Он едва передвигается, — сказал Бригадир. — Нога никуда не годится. И никак нельзя ее получше починить?
   Мэри покачала головой.
   — В коленном суставе сломалась одна деталь, и у нас нет запасной. И в устройстве бедра кое-что тоже вышло из строя. Мне удалось восстановить некоторые функции ноги — и это все, что можно сделать. Эдвард сделает костыль, и ему будет легче передвигаться.
   Бригадир опустился на свободное место рядом с Лансингом.
   — Готов поклясться, — заявил он, — что когда мы подходили, я краем уха слышал чье-то упоминание о творениях зла.