— Итак, вы предлагаете отступить и ждать новых событий?
— Нет, я этого не предлагаю. Я считаю, что мы должны все же искать выход, но не имею ни малейшего представления, что именно мы должны искать и где.
— И я тоже не имею, — сумрачно признался Бригадир. — Но искать придется, и вот почему я говорю о проблеме. Мы все должны сейчас броситься на поиски, но не можем ведь мы оставить Пастора одного. Кто-то с ним должен находиться, и это уменьшает наши силы еще на одного человека.
— Вы правы, — сказал Лансинг. — Пастора одного нельзя оставлять. Думаю, Юргенс будет рад последить за ним. У него ведь нога… и он еще довольно медленно передвигается.
— Нет, Юргенс нужен нам самим. У него на плечах хорошая голова. Он не любит пустой болтовни, но умеет думать. И он наблюдателен.
— Ладно, забирайте его. Останусь я сам.
— Нет, вы нам тоже нужны. Может, Сандра согласится помочь? Она мало что стоит в поисковой работе. Слишком витает в облаках.
— Могли бы у нее спросить, — посоветовал Лансинг.
Сандра согласилась помочь и остаться с Пастором, и после завтрака все остальные отправились в поисковую экспедицию. Бригадир уже составил экспедиционный план.
— Лансинг, вы с Мэри берете вот ту улицу и прочесываете ее до самого конца. Когда достигните конца, переходите на следующую и возвращайтесь сюда. Юргенс и я тоже возьмем улицу и сделаем тоже самое.
— А что мы будем искать? — спросила Мэри.
— Все необычное. Все, что бросается в глаза. Все подозрительное. Подозрение иногда оказывается не напрасным и стоит потраченного на проверку времени. Если бы у нас было время и достаточно людей, чтобы осмотреть дом за домом… Но это невозможно. Придется ограничиться случайными попаданиями.
— Гм, от вас я ожидала более логичного плана, — с сомнением сказала Мэри.
Мэри и Лансинг шагали вдоль указанной им улицы. Местами путь частично перекрывал камень обвалившихся частей зданий. Но ничего необычного они не замечали. Дома были старомодного, почти одинакового вида. Кажется, это были жилые дома, хотя это нельзя было сказать с уверенностью.
Они осмотрели изнутри несколько домов, ничего при этом необычного не обнаружив. Комнаты — голые, тоскливые, покрытые ничем не нарушенным слоем пыли. Лансинг пытался представить себе, что когда-то комнаты эти были полны веселыми людьми, разговаривающими друг с другом, но обнаружил, что невозможно вызвать к жизни подобный образ, и в конце концов сдался. Город был мертв, дома были мертвы, комнаты были мертвы. Они умерли слишком давно, чтобы в них могли обитать даже призраки. Была потеряна даже память. Ничего не осталось.
— По-моему, это безнадежно, — вздохнула Мэри. — Я имею в виду этот слепой поиск чего-то неизвестного. Даже если этот неизвестный фактор и имеется в городе, то на его поиски могут уйти годы. Я лично считаю, что Бригадир сошел с ума.
— Нет, — сказал Лансинг, — скорее, этим человеком руководит безумная цель. Логика перед ним бессильна. Еще у куба он был уверен, что мы найдем искомое в городе. Хотя, естественно, тогда он город воображал себе совсем иначе. Он думал, что найдет здесь людей.
— Но, не найдя их, почему бы ему не изменить позицию? Разве это не логично?
— Возможно, было бы логично для тебя или меня. Мы способны подстраиваться под новые обстоятельства. Бригадир же не способен. Он планирует заранее направление действий, и изменить его уже не в состоянии. Если он говорит, что поступит так, то так и поступает. Своего отношения и намерения он не изменит.
— И зная все это, что мы можем предпринять?
— Будем играть в его игру. Пока. Возможно, наступит момент, когда он поддастся убеждениям.
— Боюсь, что ждать придется слишком долго.
— Если так, — сказал Лансинг. — Мы примем соответствующее решение. Немного позже.
— Стукнуть по его тупой башке, вот что бы я предложила в первую очередь, — сердито сказала Мэри.
Они сидели на каменной плите и, когда, поднявшись, готовы были продолжать путь, Мэри сказала вдруг:
— Слушай! Какой-то крик!
Несколько секунд они стояли неподвижно, бок о бок, потом снова послышался тот звук, на который в первый раз Лансинг не обратил внимания. Слабый, далекий, но явственно слышимый женский крик.
— Сандра! — воскликнула Мэри и побежала по улице в обратном направлении, к площади. Она мчалась так быстро и легко, словно у нее вдруг выросли крылья. В кильватер ей тяжело топал Лансинг. Бежать приходилось по извилистой тропке между упавшими каменными блоками и обломками, Лансинг пытался несколько раз совершить рывок и догнать Мэри, но ноги не повиновались.
Несколько раз они снова слышали крик.
Он выбежал на площадь. Мэри уже успела покрыть половину расстояния до их дома. На ступеньках крыльца стояла Сандра и отчаянно махала руками, продолжая кричать.
Мэри взлетела по ступенькам и обхватила Сандру в объятия. Обе застыли неподвижно, прижавшись друг к другу. Краем глаза Лансинг заметил, что на площади появился Бригадир. Лансинг, продолжая топать, добежал до основания ступенек и на последнем дыхании взлетел наверх.
— Что происходит? — спросил он.
— Пастор, — пояснила Мэри. — Он исчез.
— Исчез? Но за ним должна была наблюдать Сандра.
— Мне нужно было уйти ненадолго! — завопила Сандра. — Мне нужно было найти уединенное место. И меня не было всего минуту.
— А потом? — спросила Мэри. — Ты его искала?
— Искала! — зарыдала Сандра. — Я повсюду его искала.
Пыхтя, по ступенькам поднимался Бригадир. За ним, взмахивая костылем, спешил через площадь Юргенс.
— Что за шум? — требовательно спросил Бригадир.
— Пастор пропал, — пояснил Лансинг.
— Сбежал, — понял Бригадир. — Этот паршивец сбежал.
— Я его пыталась найти, — пожаловалась Сандра.
— Я знаю, где он, — сказала Мэри. — Уверена, что не ошибаюсь.
— Я тоже, кажется, знаю, — сказал Лансинг, бросившись к входу в здание.
— Возьми фонарик возле моего мешка, — крикнула ему вслед Мэри.
Лансинг, почти не замедляя бега, подхватил фонарик и помчался по лестнице в подвал. Спускаясь, он бормотал себе под нос:
— Болван! Ужасный осел!
Он оказался в подвале и бросился в центральный коридор. Луч фонарика прыгал пятном по стенам и потолку.
Возможно, что еще есть время, твердил он про себя, возможно, время еще есть. Но он понимал, что времени уже нет.
Он не ошибся — времени уже не было.
Обширная комната в конце коридора была пуста. Слабо светился ряд смотровых окошек.
Он потянулся к первой двери, той, что вела в мир цветущих лесных яблонь, и высветил лучом фонарика запоры. Хомуты на болтах, ранее надежно запиравшие дверь от посторонних и непрошенных посетителей снаружи, теперь свисали на своих стержнях.
Лансинг потянулся к двери, но жуткая сила ударила его сзади, швырнула на пол. Фонарик, продолжая светить, откатился в сторону. Падая, он ушиб голову о камень пола и в глазах хороводом завертелись искры. Тем не менее, Лансинг попытался сбросить навалившуюся на него тяжесть.
— Идиот! — завопил Бригадир. — Что вы надумали?
— Пастор ушел через эту дверь! — хрипло бормотал Лансинг.
— И вы собирались за ним следом?
— Конечно. Если бы я его нашел…
— Полный идиот! — воскликнул Бригадир. — Эта дверь с односторонним движением. Вы входите, но уже не возвращаетесь. Войдешь, оглянешься — а двери-то и нет! Ну, как вы думаете себя теперь вести? Если будете послушны, я вам позволю встать.
Мэри подняла фонарик и посветила на Лансинга. — Бригадир прав, — сказала она. — Это в самом деле может быть односторонняя дверь…
Вдруг она вскрикнула:
— Сандра! Назад!
Одновременно с этим криком из темноты возник Юргенс. Он сделал выпад костылем в сторону Сандры. Удар пришелся в бок, отбросив Сандру в сторону.
Бригадир пошатываясь поднялся на ноги и прислонился спиной к двери, преграждая тем самым путь всем, кто вдруг пожелал бы испытать ее.
— Понятно!? — спросил он. — Никто не должен входить в эту дверь. И даже прикасаться к ней.
На ноги с трудом поднялся Лансинг. Юргенс, сбивший с ног Сандру, помогал ей теперь подняться.
— Вот он, — сказала Мэри, светя фонариком. — Вот гаечный ключ, которым он ослабил болты.
— Я его вчера видел, — сказал Юргенс. — Он висел на крючке рядом с дверью.
Мэри нагнулась и подняла ключ.
— Теперь, — сказал успокаивающим тоном Бригадир. — Когда мы все пережили краткий период безумия, и побороли его, преодолев соблазн последовать за Пастором, давайте успокоимся, закрутим обратно запоры и выбросим гаечный ключ подальше.
— Откуда вы знаете, что эта дверь — путь только в одну сторону? — сердито спросила Сандра.
— Я этого не знаю, — ответил Бригадир. — Просто готов спорить с кем угодно, что это так.
Вот оно, подумал Лансинг. Никто не знает ничего наверняка, даже Бригадир. И пока они не узнают, никто через эту дверь не уйдет.
— Это все моя вина! — выкрикнула Сандра. — Я должна была следить за ним.
— Теперь уже неважно, — успокоил ее Бригадир. — Он все равно выждал бы момент. Не сегодня, так завтра. Он бы не успокоился, пока не попытался бы прорваться в тот мир.
— Думаю, вы правы, — сказал Лансинг. — Это был отчаявшийся человек, на пределе нервного напряжения, я понял это только во время нашего разговора, тогда, вечером. Честно говоря, считаю, что никто из нас не может себя упрекнуть в том, что виноват в происшедшем.
— Тогда что нам делать с этой идеей ухода из города? — спросил Бригадир.
Они все сидели у костра в холле. Снаружи спустился вечер.
— Что ты об этом думаешь, Лансинг?
— Я считаю, что в этом городе есть что-то зловеще. И вы все это чувствуете. Город мертв, но даже в мертвом его теле что-то наблюдает за нами. Постоянно. Следит за каждым нашим движением. Можно забыть это чувство на время, но потом оно все равно настигает тебя, как удар в спину, между лопаток.
— А если мы останемся? Если все остальные останутся?
— Оставайтесь. Я уйду, и Мэри уйдет со мной, — говоря это, он думал о том, что какая-то бессловесная связь установилась между ним и Мэри. Почему он так уверен, что она пойдет с ним?
— Всего несколько дней, — взмолился Бригадир. — Больше ничего не прошу. Если мы ничего не обнаружим в следующие несколько дней, мы все уйдем.
Никто ему не ответил.
— Три дня, — сказал Бригадир. — Всего три дня…
— Я не из тех, кто пользуется невыгодным положением человека, чтобы торговаться, — сказал Лансинг. — Если Мэри не возражает, то я готов пойти навстречу. Два дня, не больше. И это все. Больше никаких отсрочек.
Бригадир вопросительно посмотрел на Мэри.
— Ладно, — сказала она. — Два дня.
Снаружи уже наступила ночь. Скоро должна была подняться луна, а пока городом владела бархатная ночная тьма.
Юргенс с трудом поднялся:
— Я приготовлю ужин.
— Нет, позвольте мне, — предложила Сандра. — Это помогает. Отвлекает от мрачных мыслей. Нужно чем-то себя занять.
Откуда-то издали донесся жуткий вопль. Они замерли, прислушиваясь, и сидели там, где сидели до того, словно окаменев. Какое-то одинокое существо среди холмов, окружавших город, всхлипывало в ночи, изливая на них свою тоску.
— Нет, я этого не предлагаю. Я считаю, что мы должны все же искать выход, но не имею ни малейшего представления, что именно мы должны искать и где.
— И я тоже не имею, — сумрачно признался Бригадир. — Но искать придется, и вот почему я говорю о проблеме. Мы все должны сейчас броситься на поиски, но не можем ведь мы оставить Пастора одного. Кто-то с ним должен находиться, и это уменьшает наши силы еще на одного человека.
— Вы правы, — сказал Лансинг. — Пастора одного нельзя оставлять. Думаю, Юргенс будет рад последить за ним. У него ведь нога… и он еще довольно медленно передвигается.
— Нет, Юргенс нужен нам самим. У него на плечах хорошая голова. Он не любит пустой болтовни, но умеет думать. И он наблюдателен.
— Ладно, забирайте его. Останусь я сам.
— Нет, вы нам тоже нужны. Может, Сандра согласится помочь? Она мало что стоит в поисковой работе. Слишком витает в облаках.
— Могли бы у нее спросить, — посоветовал Лансинг.
Сандра согласилась помочь и остаться с Пастором, и после завтрака все остальные отправились в поисковую экспедицию. Бригадир уже составил экспедиционный план.
— Лансинг, вы с Мэри берете вот ту улицу и прочесываете ее до самого конца. Когда достигните конца, переходите на следующую и возвращайтесь сюда. Юргенс и я тоже возьмем улицу и сделаем тоже самое.
— А что мы будем искать? — спросила Мэри.
— Все необычное. Все, что бросается в глаза. Все подозрительное. Подозрение иногда оказывается не напрасным и стоит потраченного на проверку времени. Если бы у нас было время и достаточно людей, чтобы осмотреть дом за домом… Но это невозможно. Придется ограничиться случайными попаданиями.
— Гм, от вас я ожидала более логичного плана, — с сомнением сказала Мэри.
Мэри и Лансинг шагали вдоль указанной им улицы. Местами путь частично перекрывал камень обвалившихся частей зданий. Но ничего необычного они не замечали. Дома были старомодного, почти одинакового вида. Кажется, это были жилые дома, хотя это нельзя было сказать с уверенностью.
Они осмотрели изнутри несколько домов, ничего при этом необычного не обнаружив. Комнаты — голые, тоскливые, покрытые ничем не нарушенным слоем пыли. Лансинг пытался представить себе, что когда-то комнаты эти были полны веселыми людьми, разговаривающими друг с другом, но обнаружил, что невозможно вызвать к жизни подобный образ, и в конце концов сдался. Город был мертв, дома были мертвы, комнаты были мертвы. Они умерли слишком давно, чтобы в них могли обитать даже призраки. Была потеряна даже память. Ничего не осталось.
— По-моему, это безнадежно, — вздохнула Мэри. — Я имею в виду этот слепой поиск чего-то неизвестного. Даже если этот неизвестный фактор и имеется в городе, то на его поиски могут уйти годы. Я лично считаю, что Бригадир сошел с ума.
— Нет, — сказал Лансинг, — скорее, этим человеком руководит безумная цель. Логика перед ним бессильна. Еще у куба он был уверен, что мы найдем искомое в городе. Хотя, естественно, тогда он город воображал себе совсем иначе. Он думал, что найдет здесь людей.
— Но, не найдя их, почему бы ему не изменить позицию? Разве это не логично?
— Возможно, было бы логично для тебя или меня. Мы способны подстраиваться под новые обстоятельства. Бригадир же не способен. Он планирует заранее направление действий, и изменить его уже не в состоянии. Если он говорит, что поступит так, то так и поступает. Своего отношения и намерения он не изменит.
— И зная все это, что мы можем предпринять?
— Будем играть в его игру. Пока. Возможно, наступит момент, когда он поддастся убеждениям.
— Боюсь, что ждать придется слишком долго.
— Если так, — сказал Лансинг. — Мы примем соответствующее решение. Немного позже.
— Стукнуть по его тупой башке, вот что бы я предложила в первую очередь, — сердито сказала Мэри.
Они сидели на каменной плите и, когда, поднявшись, готовы были продолжать путь, Мэри сказала вдруг:
— Слушай! Какой-то крик!
Несколько секунд они стояли неподвижно, бок о бок, потом снова послышался тот звук, на который в первый раз Лансинг не обратил внимания. Слабый, далекий, но явственно слышимый женский крик.
— Сандра! — воскликнула Мэри и побежала по улице в обратном направлении, к площади. Она мчалась так быстро и легко, словно у нее вдруг выросли крылья. В кильватер ей тяжело топал Лансинг. Бежать приходилось по извилистой тропке между упавшими каменными блоками и обломками, Лансинг пытался несколько раз совершить рывок и догнать Мэри, но ноги не повиновались.
Несколько раз они снова слышали крик.
Он выбежал на площадь. Мэри уже успела покрыть половину расстояния до их дома. На ступеньках крыльца стояла Сандра и отчаянно махала руками, продолжая кричать.
Мэри взлетела по ступенькам и обхватила Сандру в объятия. Обе застыли неподвижно, прижавшись друг к другу. Краем глаза Лансинг заметил, что на площади появился Бригадир. Лансинг, продолжая топать, добежал до основания ступенек и на последнем дыхании взлетел наверх.
— Что происходит? — спросил он.
— Пастор, — пояснила Мэри. — Он исчез.
— Исчез? Но за ним должна была наблюдать Сандра.
— Мне нужно было уйти ненадолго! — завопила Сандра. — Мне нужно было найти уединенное место. И меня не было всего минуту.
— А потом? — спросила Мэри. — Ты его искала?
— Искала! — зарыдала Сандра. — Я повсюду его искала.
Пыхтя, по ступенькам поднимался Бригадир. За ним, взмахивая костылем, спешил через площадь Юргенс.
— Что за шум? — требовательно спросил Бригадир.
— Пастор пропал, — пояснил Лансинг.
— Сбежал, — понял Бригадир. — Этот паршивец сбежал.
— Я его пыталась найти, — пожаловалась Сандра.
— Я знаю, где он, — сказала Мэри. — Уверена, что не ошибаюсь.
— Я тоже, кажется, знаю, — сказал Лансинг, бросившись к входу в здание.
— Возьми фонарик возле моего мешка, — крикнула ему вслед Мэри.
Лансинг, почти не замедляя бега, подхватил фонарик и помчался по лестнице в подвал. Спускаясь, он бормотал себе под нос:
— Болван! Ужасный осел!
Он оказался в подвале и бросился в центральный коридор. Луч фонарика прыгал пятном по стенам и потолку.
Возможно, что еще есть время, твердил он про себя, возможно, время еще есть. Но он понимал, что времени уже нет.
Он не ошибся — времени уже не было.
Обширная комната в конце коридора была пуста. Слабо светился ряд смотровых окошек.
Он потянулся к первой двери, той, что вела в мир цветущих лесных яблонь, и высветил лучом фонарика запоры. Хомуты на болтах, ранее надежно запиравшие дверь от посторонних и непрошенных посетителей снаружи, теперь свисали на своих стержнях.
Лансинг потянулся к двери, но жуткая сила ударила его сзади, швырнула на пол. Фонарик, продолжая светить, откатился в сторону. Падая, он ушиб голову о камень пола и в глазах хороводом завертелись искры. Тем не менее, Лансинг попытался сбросить навалившуюся на него тяжесть.
— Идиот! — завопил Бригадир. — Что вы надумали?
— Пастор ушел через эту дверь! — хрипло бормотал Лансинг.
— И вы собирались за ним следом?
— Конечно. Если бы я его нашел…
— Полный идиот! — воскликнул Бригадир. — Эта дверь с односторонним движением. Вы входите, но уже не возвращаетесь. Войдешь, оглянешься — а двери-то и нет! Ну, как вы думаете себя теперь вести? Если будете послушны, я вам позволю встать.
Мэри подняла фонарик и посветила на Лансинга. — Бригадир прав, — сказала она. — Это в самом деле может быть односторонняя дверь…
Вдруг она вскрикнула:
— Сандра! Назад!
Одновременно с этим криком из темноты возник Юргенс. Он сделал выпад костылем в сторону Сандры. Удар пришелся в бок, отбросив Сандру в сторону.
Бригадир пошатываясь поднялся на ноги и прислонился спиной к двери, преграждая тем самым путь всем, кто вдруг пожелал бы испытать ее.
— Понятно!? — спросил он. — Никто не должен входить в эту дверь. И даже прикасаться к ней.
На ноги с трудом поднялся Лансинг. Юргенс, сбивший с ног Сандру, помогал ей теперь подняться.
— Вот он, — сказала Мэри, светя фонариком. — Вот гаечный ключ, которым он ослабил болты.
— Я его вчера видел, — сказал Юргенс. — Он висел на крючке рядом с дверью.
Мэри нагнулась и подняла ключ.
— Теперь, — сказал успокаивающим тоном Бригадир. — Когда мы все пережили краткий период безумия, и побороли его, преодолев соблазн последовать за Пастором, давайте успокоимся, закрутим обратно запоры и выбросим гаечный ключ подальше.
— Откуда вы знаете, что эта дверь — путь только в одну сторону? — сердито спросила Сандра.
— Я этого не знаю, — ответил Бригадир. — Просто готов спорить с кем угодно, что это так.
Вот оно, подумал Лансинг. Никто не знает ничего наверняка, даже Бригадир. И пока они не узнают, никто через эту дверь не уйдет.
— Это все моя вина! — выкрикнула Сандра. — Я должна была следить за ним.
— Теперь уже неважно, — успокоил ее Бригадир. — Он все равно выждал бы момент. Не сегодня, так завтра. Он бы не успокоился, пока не попытался бы прорваться в тот мир.
— Думаю, вы правы, — сказал Лансинг. — Это был отчаявшийся человек, на пределе нервного напряжения, я понял это только во время нашего разговора, тогда, вечером. Честно говоря, считаю, что никто из нас не может себя упрекнуть в том, что виноват в происшедшем.
— Тогда что нам делать с этой идеей ухода из города? — спросил Бригадир.
Они все сидели у костра в холле. Снаружи спустился вечер.
— Что ты об этом думаешь, Лансинг?
— Я считаю, что в этом городе есть что-то зловеще. И вы все это чувствуете. Город мертв, но даже в мертвом его теле что-то наблюдает за нами. Постоянно. Следит за каждым нашим движением. Можно забыть это чувство на время, но потом оно все равно настигает тебя, как удар в спину, между лопаток.
— А если мы останемся? Если все остальные останутся?
— Оставайтесь. Я уйду, и Мэри уйдет со мной, — говоря это, он думал о том, что какая-то бессловесная связь установилась между ним и Мэри. Почему он так уверен, что она пойдет с ним?
— Всего несколько дней, — взмолился Бригадир. — Больше ничего не прошу. Если мы ничего не обнаружим в следующие несколько дней, мы все уйдем.
Никто ему не ответил.
— Три дня, — сказал Бригадир. — Всего три дня…
— Я не из тех, кто пользуется невыгодным положением человека, чтобы торговаться, — сказал Лансинг. — Если Мэри не возражает, то я готов пойти навстречу. Два дня, не больше. И это все. Больше никаких отсрочек.
Бригадир вопросительно посмотрел на Мэри.
— Ладно, — сказала она. — Два дня.
Снаружи уже наступила ночь. Скоро должна была подняться луна, а пока городом владела бархатная ночная тьма.
Юргенс с трудом поднялся:
— Я приготовлю ужин.
— Нет, позвольте мне, — предложила Сандра. — Это помогает. Отвлекает от мрачных мыслей. Нужно чем-то себя занять.
Откуда-то издали донесся жуткий вопль. Они замерли, прислушиваясь, и сидели там, где сидели до того, словно окаменев. Какое-то одинокое существо среди холмов, окружавших город, всхлипывало в ночи, изливая на них свою тоску.
18
На второй день, после полудня, Мэри и Лансинг сделали открытие.
В конце узкой улочки, между двумя зданиями, они увидели зияющее отверстие. Лансинг направил в темноту луч фонарика. Луч высветил ряды ступенек, гораздо более солидных, чем можно было ожидать при выходе с обыкновенной улочки.
— Оставайся здесь, — сказал он Мэри. — Я спущусь и посмотрю. Скорее всего, там ничего нет.
— Нет! — запротестовала она. — Я пойду с тобой. Не хочу одна здесь оставаться.
Лансинг осторожно спустился в зияющее отверстие, медленно шагая, преодолел крутой пролет ступенек. Мелькание и шуршание за спиной свидетельствовало о том, что Мэри не отстает. Лестничный пролет оказался не единственным. Лансинг высветил вокруг себя площадку, от которой вниз шел еще один пролет. И только сделав несколько шагов вниз, по новым ступенькам, он услышал бормотание. Он остановился и прислушался. Мэри наткнулась на него.
Бормотание было негромким. И больше всего оно напоминало тихое горловое пение. Словно кто-то пел самому себе. Голос был мужским.
— Кто-то поет, — прошептала Мэри.
— Придется выяснить, что это такое, — сказал Лансинг.
Но идти вперед ему не хотелось. Больше всего ему хотелось повернуться и броситься прочь. Хотя голос поющего — если это было пение — и казался человеческим, что-то в нем чувствовалось совершенно чужое, и это чувство заставило Лансинг крепче сжать зубы.
Второй лестничный пролет закончился новой площадкой, от которой вниз уходили новые ступеньки. Спускаясь вниз по третьему пролету, они услышали, что пение прибавило силу, а впереди и внизу Лансинг увидел мерцающий свет. Словно кошачьи глаза смотрели на него из тьмы. Достигнув подножия лестницы, он сделал шаг в сторону, чтобы рядом могла встать Мэри.
— Машины, — сказала она шепотом. — Или одна машина.
— Трудно сказать. Какая-то установка.
— И она работает, — сказала Мэри. — Ты понимаешь, что это первая машина, какую мы встречаем здесь, и она работает? Наконец-то что-то не мертвое!
Машина, как рассмотрел Лансинг была не очень массивной. В ней не было внешне ничего подавляющего. Горящие отверстия-зрачки, разбросанные по всей машине, давали достаточно света, чтобы можно было рассмотреть саму машину. Вся установка была очень запутанной, составленной из множества стержней и спиц. Движущихся частей видно не было. И машина напевала про себя.
Направив свет фонарика прямо вперед, он увидел, что они стоят на металлическом мостике, образовавшем переход между двумя конгломератами машины. Металлическая лента тропой убегала за пределы мощности фонариков, и со всех сторон, насколько хватало взгляда, было видно, что ее обступали стержни и спицы машины.
Очень осторожно он двинулся по мостику вперед. Мэри следовала сразу за ним. Когда они достигли начала машины, то остановились, направив свет на ближайший сегмент машины.
Машина была не просто сделана из стержней, она была весьма деликатно и тонко сделана. Ярко блестел полированный металл — если это был металл. Никакой пыли или смазки видно не было. Это вообще не напоминало какую-либо ранее виденную им машину. Больше всего она напоминала абстрактную авангардистскую скульптуру из металлических стержней, спиц и проволоки, которую ухмыляющийся бездарный создатель собрал с помощью плоскогубцев, все время подхихикивая над зрителями. Но, несмотря на внешнее отсутствие движущихся деталей, несмотря на отсутствие указаний на какую-либо работу, вся машина просто излучала энергию и чувство целенаправленности. И она непрерывно пела, бормотала что-то себе под нос.
— Очень странно, — заметила Мэри. — Будучи инженером, я могла бы и иметь какое-то понятие об этой штуке и ее назначении. Но я вообще ничего не могу здесь понять.
— И никаких намеков на ее назначение?
— Абсолютно, — сказала она.
— Тогда будем называть это просто машиной.
— Более соответствующего термина у нас пока нет, — сказала Мэри.
Лансинг почувствовал, что его тело невольно поддается ритму песни машины. Ритм внедрился в него, лепил какой-то постоянно присутствующий задний план существования Лансинга, всего его тела.
Она берет меня под контроль, подумал он. Мысль пришла откуда-то издалека, словно и не была его собственной, словно это подумал другой человек. Он понял опасность и попытался возгласом предупредить Мэри, но на это ушло некоторое время и к тому моменту уже не было Лансинга, была совсем иная форма жизни.
Он стал ростом в световые годы, и каждый его шаг вмещал в себя триллионы миль. Он возвышался посреди Вселенной, сквозь его туманное газовое тело сверкали тысячи солнц. Планеты были лишь хрустящим гравием под ногами. Когда путь преградила черная дыра, он пинком отшвырнул ее в сторону. Он протянул вперед руку, чтобы собрать в пригоршню дюжину квазаров, и потом, нанизав на струю звездного света, ожерельем повесить себе на шею.
Он вскарабкался на холм, образованный сваленными в кучу звездами. Холм был высокий, крутой, требовались заметные усилия, чтобы на него залезть. И по пути он сбросил вниз со склона довольно много звезд, которые покатились к подножию холма, которого, правда, у этого холма не существовало.
Он достиг вершины и выпрямился, широко расставив ноги, чтобы не свалиться. Перед ним простиралась, до крайней своей границы, Вселенная. Он вскинул кулак и взревел, выкрикивая вызов Вечности, и эхо крика вернулось к нему из-за последнего изгиба пространства.
С вершины, где он стоял, он созерцал предел пространства и времени. Он вспомнил, что однажды задумался — что же лежит за этими пределами. Теперь он увидел, что. И он внутренне отшатнулся, сжался, потерял равновесие и покатился вниз по склону. И когда он достиг подножия (но только это было не подножие, настоящего подножия ведь не было), он остался лежать, распростерши руки, как крылья, погрузившись в навеянную дюну из межзвездной пыли, подбрасывавшую и кидавшую его немилосердно, словно он попал в волны бушующего моря.
Вспомнив о том, что он видел за пределами пространства-времени, он застонал. И, застонав, вернулся туда, где был — на металлическую тропу-мостик, в окружение стержней непонятной машины, что-то тихо напевающей самой себе.
Мэри держала его за руку и пыталась заставить его повернуться. Тупо, не понимая еще полностью где он находится, Лансинг послушно повернулся. Он увидел, что зажженный фонарик валяется на металле дорожки, и он наклонился, чтобы поднять его. Фонарик он поднял, но при этом едва не упал лицом вниз.
Мэри снова потащила его за руку.
— Дальше идти не нужно, — сказал он. — Просто что-то случилось со мной. Я видел Вселенную…
— Именно это я и подумала.
— То есть, ты тоже что-то видела?
— Когда я подошла, ты стоял совершенно замороженный. Я боялась дотронуться — вдруг ты разломишься на тысячу кусочков-осколков.
— Давай присядем, — попросил Лансинг. — На минутку присядем.
— Здесь негде сесть.
— На пол. Можно сесть на пол.
Они опустились на твердую поверхность дорожки, лицом друг к другу.
— Итак, теперь мы знаем, — сказала она.
— Что знаем? — он потряс головой, словно пытаясь прояснить сознание. Туман перед глазами постепенно становился прозрачнее, но до полной ясности было еще далеко.
— Знаем, зачем эта машина. Эдвард, нельзя говорить Бригадиру о том, что мы обнаружили. Он взбесится.
— Но мы обязаны, — сказал Лансинг. — Ведь мы условились. Мы должны честно выполнять условия.
— И снова, — сказала Мэри, — что-то, о чем мы не имеем понятия, как обращаться. Как с теми дверьми.
Он взглянул через плечо на сверкающие спицы машины. Теперь туман в голове почти рассеялся.
— Ты сказал, что видел Вселенную. Что ты хотел сказать этим?
— Мэри, Мэри, Мэри! Погоди минуту, пожалуйста!
— Это на тебя сильно подействовало, — сказала она.
— Да, похоже.
— Я в себя пришла легко.
— Это все твое непоколебимое чувство самосознания.
— Не смейся, — сердито сказала она. — Не надо превращать все в шутку. Это серьезно.
— Я знаю. Извини. Ты хочешь знать… Я попытаюсь объяснить. Я побывал во Вселенной. Я был огромен. У меня было тело из звездного света, словно хвост кометы. Все было словно сон, только это был не сон. Я на самом деле побывал там. Это смешно, но это так. Я карабкался на холм из звезд, насыпанных кучей. И на его вершине я обозрел Вселенную, всю, до предела, пространства и времени. И я увидел, что лежит за этим пределом. Хаос. Наверное, это самое верное название. Клокочущая, гневная пустота. Но не горячая, а холодная. Смертельно, отравляюще холодная. Безразличная. Даже хуже этого. Ненавидящая все, что существует или существовало. В ярости стремящаяся превратить все, что существует, в пустоту.
Она успокаивающе тронула его рукой.
— Извини, не нужно было тебя сейчас спрашивать. Извини, что заставила тебя… Тебе это было нелегко — все это рассказать.
— Но я хотел тебе рассказать. Я все равно бы рассказал тебе, только потом. Но теперь все позади и мне стало легче. Ты говорила… что тоже видела?
— Я видела другое. Не такое опустошающее. И я уверена, что все это сделала с нами машина. Она берет под контроль сознание, личность, жизненную силу. Она отрывает твое сознание от тебя и посылает куда-то. Ты сказал, что это было как сон и одновременно это не было сном. Я считаю, что это была реальность. Если бы кто-то мог отправиться на самом деле туда, где ты побывал, то они увидели бы то же самое. Конечно, кое-что в твоем рассказе — чистый абсурд…
— Я отпихнул ногой с пути черную дыру. Я карабкался на звездный холм как по мелкому гравию.
— Вот об этом я и говорю. Это абсурд, Эдвард. Реакция, сопротивление твоего сознания. Защитный механизм, назначение которого — сохранить твой рассудок. Элемент юмора. Большая шутка — мол, тебе все равно. Ничем не удивишь…
— Ты хочешь сказать, что я был там на самом деле? Что мое сознание в самом деле перемещалось?
— Послушай, — сказала рассудительно Мэри. — Нужно смотреть в лицо фактам. Люди, жившие в этом городе, были весьма высокоразвитыми как в области науки, так и в технике. Иначе они бы не создали данной машины, дверей и графотанка. Их цели, направление работы их сознания не совпадали с нашими. Они искали ответы на неизвестные и непредставимые для нас вопросы. Двери, их назначение, понять можно. Но эта машина — она за пределами нашего сознания и понимания. В каком-то отношении это просто научная ересь.
— Еще немного, и ты меня убедишь, что в самом деле это так.
— Нужно смотреть в лицо действительности. Мы оказались в непонятном нам мире. Лишь Бог знает, что мы здесь обнаружили бы, когда культура их цивилизации была в расцвете. Возможно, что все это создано людьми. Плоды их творческого воображения. Но они настолько для нас далеки, что кажутся более чуждыми, чем, возможно, создания действительно негуманоидной цивилизации на далекой планете в другой солнечной системе.
— Но их культура потерпела крах. Несмотря на все, что они могли и смогли сделать, она зашла в тупик, рассыпалась, превратилась в пыль. Сами они исчезли, город их мертв.
— Возможно, они просто переселились. В новый, открытый ими же мир.
— Или пресытились? Ты об этом не думала? Пресытились, потеряли душу — так, кажется, говорил Пастор?
— Похоже, — согласилась Мэри. — Это в его стиле.
— Ну, а ты? Что ты испытала?
— Я ничего толком рассмотреть не успела. Лишь какой-то отрывок. Очевидно, ты там пробыл гораздо больше, чем я. По-моему, это была иная цивилизация. Я ни с кем не разговаривала, ничего не видела. Я была словно призрак, тень, невидимая для окружающих. Но я чувствовала присутствие людей, чувствовала их мысли. Чувствовала жизнь, который они жили. И это было прекрасно.
— Они были словно боги. В самом прямом смысле. Богоподобные существа. Если бы я осталась там дольше и прочувствовала всю пропасть, нас разделяющую, я бы превратилась в червя ползающего. Это были боги, добрые боги, как мне кажется. Хотя и далеко не примитивные. Цивилизованные. Весьма. Правительства у них не было. Зачем оно им? И никакой экономики, даже намека на экономику. Да, это была цивилизация в высшем смысле — без правительства и экономической системы. Никаких денег, продажи и приобретения, никаких, следовательно, банкиров и законников. Возможно, у них и понятия законов не имелось.
— Откуда ты знаешь?
— Это все как-то впиталось в мое сознание. То есть, любой мог впитать эту информацию, если хотел.
— Это вместо телескопов, — пробормотал Лансинг.
— Телескопов? — изумленно переспросила Мэри.
— Я просто размышляю вслух. Ученые моего мира, так же, как и твоего, наверное, используют телескопы для исследования космических пространств. Но люди этого мира — им не нужны были телескопы. Вместо того, чтобы смотреть, они перемещали свое сознание и впитывали знания. Они могли перемещаться куда угодно по своему желанию. Если они построили такую вот установку, то они наверняка знали, как управлять ею и ориентировать свое перемещение, чтобы отправиться к какой-либо определенной цели. Но теперь все эти машины или как еще их назвать?…
— «Машины» — вполне подходящее название.
— Но теперь они работают без управления, в разнос. Они посылают нас наугад.
— Где-то в этом городе, — сказала Мэри, — должны быть устройства управления перемещением. Возможно, какие-то кабины, куда помещались люди для переноса их сознания. Хотя трудно сказать с уверенностью, как все это делалось. Система должна была быть более тонкой, чем я предполагаю.
— Даже если мы найдем это место, — предположил Лансинг, — могут уйти годы на овладение управлением переноса.
— Возможно, но можно было бы попробовать.
— А вдруг именно это и случилось с жителями города? Нашли другой мир, лучший, и переслали туда все население.
— Не только сознание, но и тела? — спросила Мэри. — На это потребовалось бы время.
— Верно, я и не подумал об этом. И даже в таком случае, куда девалось все остальное? Разве что они забрали с собой всю свою собственность.
— Сомневаюсь, — сказала Мэри. — Разве, что они нашли подходящий мир с помощью этой установки. А потом построили дверь, ведущую туда. Эти две машины — эта и двери — они могут как-то соединяться в своих функциях. Хотя я более склонна рассматривать эту установку как исследовательский прибор. Для изучения иных миров. Только вообрази, что такой прибор может дать. Можно получить любую информацию, любые сведения и использовать их для развития собственной цивилизации. Можно изучать политические и экономические системы, заимствовать секреты технологии, и изучать новые, оригинальные методы научного исследования и даже совершенно новые научные дисциплины. Для любой цивилизации такая машина была бы культурным допингом необыкновенной силы.
В конце узкой улочки, между двумя зданиями, они увидели зияющее отверстие. Лансинг направил в темноту луч фонарика. Луч высветил ряды ступенек, гораздо более солидных, чем можно было ожидать при выходе с обыкновенной улочки.
— Оставайся здесь, — сказал он Мэри. — Я спущусь и посмотрю. Скорее всего, там ничего нет.
— Нет! — запротестовала она. — Я пойду с тобой. Не хочу одна здесь оставаться.
Лансинг осторожно спустился в зияющее отверстие, медленно шагая, преодолел крутой пролет ступенек. Мелькание и шуршание за спиной свидетельствовало о том, что Мэри не отстает. Лестничный пролет оказался не единственным. Лансинг высветил вокруг себя площадку, от которой вниз шел еще один пролет. И только сделав несколько шагов вниз, по новым ступенькам, он услышал бормотание. Он остановился и прислушался. Мэри наткнулась на него.
Бормотание было негромким. И больше всего оно напоминало тихое горловое пение. Словно кто-то пел самому себе. Голос был мужским.
— Кто-то поет, — прошептала Мэри.
— Придется выяснить, что это такое, — сказал Лансинг.
Но идти вперед ему не хотелось. Больше всего ему хотелось повернуться и броситься прочь. Хотя голос поющего — если это было пение — и казался человеческим, что-то в нем чувствовалось совершенно чужое, и это чувство заставило Лансинг крепче сжать зубы.
Второй лестничный пролет закончился новой площадкой, от которой вниз уходили новые ступеньки. Спускаясь вниз по третьему пролету, они услышали, что пение прибавило силу, а впереди и внизу Лансинг увидел мерцающий свет. Словно кошачьи глаза смотрели на него из тьмы. Достигнув подножия лестницы, он сделал шаг в сторону, чтобы рядом могла встать Мэри.
— Машины, — сказала она шепотом. — Или одна машина.
— Трудно сказать. Какая-то установка.
— И она работает, — сказала Мэри. — Ты понимаешь, что это первая машина, какую мы встречаем здесь, и она работает? Наконец-то что-то не мертвое!
Машина, как рассмотрел Лансинг была не очень массивной. В ней не было внешне ничего подавляющего. Горящие отверстия-зрачки, разбросанные по всей машине, давали достаточно света, чтобы можно было рассмотреть саму машину. Вся установка была очень запутанной, составленной из множества стержней и спиц. Движущихся частей видно не было. И машина напевала про себя.
Направив свет фонарика прямо вперед, он увидел, что они стоят на металлическом мостике, образовавшем переход между двумя конгломератами машины. Металлическая лента тропой убегала за пределы мощности фонариков, и со всех сторон, насколько хватало взгляда, было видно, что ее обступали стержни и спицы машины.
Очень осторожно он двинулся по мостику вперед. Мэри следовала сразу за ним. Когда они достигли начала машины, то остановились, направив свет на ближайший сегмент машины.
Машина была не просто сделана из стержней, она была весьма деликатно и тонко сделана. Ярко блестел полированный металл — если это был металл. Никакой пыли или смазки видно не было. Это вообще не напоминало какую-либо ранее виденную им машину. Больше всего она напоминала абстрактную авангардистскую скульптуру из металлических стержней, спиц и проволоки, которую ухмыляющийся бездарный создатель собрал с помощью плоскогубцев, все время подхихикивая над зрителями. Но, несмотря на внешнее отсутствие движущихся деталей, несмотря на отсутствие указаний на какую-либо работу, вся машина просто излучала энергию и чувство целенаправленности. И она непрерывно пела, бормотала что-то себе под нос.
— Очень странно, — заметила Мэри. — Будучи инженером, я могла бы и иметь какое-то понятие об этой штуке и ее назначении. Но я вообще ничего не могу здесь понять.
— И никаких намеков на ее назначение?
— Абсолютно, — сказала она.
— Тогда будем называть это просто машиной.
— Более соответствующего термина у нас пока нет, — сказала Мэри.
Лансинг почувствовал, что его тело невольно поддается ритму песни машины. Ритм внедрился в него, лепил какой-то постоянно присутствующий задний план существования Лансинга, всего его тела.
Она берет меня под контроль, подумал он. Мысль пришла откуда-то издалека, словно и не была его собственной, словно это подумал другой человек. Он понял опасность и попытался возгласом предупредить Мэри, но на это ушло некоторое время и к тому моменту уже не было Лансинга, была совсем иная форма жизни.
Он стал ростом в световые годы, и каждый его шаг вмещал в себя триллионы миль. Он возвышался посреди Вселенной, сквозь его туманное газовое тело сверкали тысячи солнц. Планеты были лишь хрустящим гравием под ногами. Когда путь преградила черная дыра, он пинком отшвырнул ее в сторону. Он протянул вперед руку, чтобы собрать в пригоршню дюжину квазаров, и потом, нанизав на струю звездного света, ожерельем повесить себе на шею.
Он вскарабкался на холм, образованный сваленными в кучу звездами. Холм был высокий, крутой, требовались заметные усилия, чтобы на него залезть. И по пути он сбросил вниз со склона довольно много звезд, которые покатились к подножию холма, которого, правда, у этого холма не существовало.
Он достиг вершины и выпрямился, широко расставив ноги, чтобы не свалиться. Перед ним простиралась, до крайней своей границы, Вселенная. Он вскинул кулак и взревел, выкрикивая вызов Вечности, и эхо крика вернулось к нему из-за последнего изгиба пространства.
С вершины, где он стоял, он созерцал предел пространства и времени. Он вспомнил, что однажды задумался — что же лежит за этими пределами. Теперь он увидел, что. И он внутренне отшатнулся, сжался, потерял равновесие и покатился вниз по склону. И когда он достиг подножия (но только это было не подножие, настоящего подножия ведь не было), он остался лежать, распростерши руки, как крылья, погрузившись в навеянную дюну из межзвездной пыли, подбрасывавшую и кидавшую его немилосердно, словно он попал в волны бушующего моря.
Вспомнив о том, что он видел за пределами пространства-времени, он застонал. И, застонав, вернулся туда, где был — на металлическую тропу-мостик, в окружение стержней непонятной машины, что-то тихо напевающей самой себе.
Мэри держала его за руку и пыталась заставить его повернуться. Тупо, не понимая еще полностью где он находится, Лансинг послушно повернулся. Он увидел, что зажженный фонарик валяется на металле дорожки, и он наклонился, чтобы поднять его. Фонарик он поднял, но при этом едва не упал лицом вниз.
Мэри снова потащила его за руку.
— Дальше идти не нужно, — сказал он. — Просто что-то случилось со мной. Я видел Вселенную…
— Именно это я и подумала.
— То есть, ты тоже что-то видела?
— Когда я подошла, ты стоял совершенно замороженный. Я боялась дотронуться — вдруг ты разломишься на тысячу кусочков-осколков.
— Давай присядем, — попросил Лансинг. — На минутку присядем.
— Здесь негде сесть.
— На пол. Можно сесть на пол.
Они опустились на твердую поверхность дорожки, лицом друг к другу.
— Итак, теперь мы знаем, — сказала она.
— Что знаем? — он потряс головой, словно пытаясь прояснить сознание. Туман перед глазами постепенно становился прозрачнее, но до полной ясности было еще далеко.
— Знаем, зачем эта машина. Эдвард, нельзя говорить Бригадиру о том, что мы обнаружили. Он взбесится.
— Но мы обязаны, — сказал Лансинг. — Ведь мы условились. Мы должны честно выполнять условия.
— И снова, — сказала Мэри, — что-то, о чем мы не имеем понятия, как обращаться. Как с теми дверьми.
Он взглянул через плечо на сверкающие спицы машины. Теперь туман в голове почти рассеялся.
— Ты сказал, что видел Вселенную. Что ты хотел сказать этим?
— Мэри, Мэри, Мэри! Погоди минуту, пожалуйста!
— Это на тебя сильно подействовало, — сказала она.
— Да, похоже.
— Я в себя пришла легко.
— Это все твое непоколебимое чувство самосознания.
— Не смейся, — сердито сказала она. — Не надо превращать все в шутку. Это серьезно.
— Я знаю. Извини. Ты хочешь знать… Я попытаюсь объяснить. Я побывал во Вселенной. Я был огромен. У меня было тело из звездного света, словно хвост кометы. Все было словно сон, только это был не сон. Я на самом деле побывал там. Это смешно, но это так. Я карабкался на холм из звезд, насыпанных кучей. И на его вершине я обозрел Вселенную, всю, до предела, пространства и времени. И я увидел, что лежит за этим пределом. Хаос. Наверное, это самое верное название. Клокочущая, гневная пустота. Но не горячая, а холодная. Смертельно, отравляюще холодная. Безразличная. Даже хуже этого. Ненавидящая все, что существует или существовало. В ярости стремящаяся превратить все, что существует, в пустоту.
Она успокаивающе тронула его рукой.
— Извини, не нужно было тебя сейчас спрашивать. Извини, что заставила тебя… Тебе это было нелегко — все это рассказать.
— Но я хотел тебе рассказать. Я все равно бы рассказал тебе, только потом. Но теперь все позади и мне стало легче. Ты говорила… что тоже видела?
— Я видела другое. Не такое опустошающее. И я уверена, что все это сделала с нами машина. Она берет под контроль сознание, личность, жизненную силу. Она отрывает твое сознание от тебя и посылает куда-то. Ты сказал, что это было как сон и одновременно это не было сном. Я считаю, что это была реальность. Если бы кто-то мог отправиться на самом деле туда, где ты побывал, то они увидели бы то же самое. Конечно, кое-что в твоем рассказе — чистый абсурд…
— Я отпихнул ногой с пути черную дыру. Я карабкался на звездный холм как по мелкому гравию.
— Вот об этом я и говорю. Это абсурд, Эдвард. Реакция, сопротивление твоего сознания. Защитный механизм, назначение которого — сохранить твой рассудок. Элемент юмора. Большая шутка — мол, тебе все равно. Ничем не удивишь…
— Ты хочешь сказать, что я был там на самом деле? Что мое сознание в самом деле перемещалось?
— Послушай, — сказала рассудительно Мэри. — Нужно смотреть в лицо фактам. Люди, жившие в этом городе, были весьма высокоразвитыми как в области науки, так и в технике. Иначе они бы не создали данной машины, дверей и графотанка. Их цели, направление работы их сознания не совпадали с нашими. Они искали ответы на неизвестные и непредставимые для нас вопросы. Двери, их назначение, понять можно. Но эта машина — она за пределами нашего сознания и понимания. В каком-то отношении это просто научная ересь.
— Еще немного, и ты меня убедишь, что в самом деле это так.
— Нужно смотреть в лицо действительности. Мы оказались в непонятном нам мире. Лишь Бог знает, что мы здесь обнаружили бы, когда культура их цивилизации была в расцвете. Возможно, что все это создано людьми. Плоды их творческого воображения. Но они настолько для нас далеки, что кажутся более чуждыми, чем, возможно, создания действительно негуманоидной цивилизации на далекой планете в другой солнечной системе.
— Но их культура потерпела крах. Несмотря на все, что они могли и смогли сделать, она зашла в тупик, рассыпалась, превратилась в пыль. Сами они исчезли, город их мертв.
— Возможно, они просто переселились. В новый, открытый ими же мир.
— Или пресытились? Ты об этом не думала? Пресытились, потеряли душу — так, кажется, говорил Пастор?
— Похоже, — согласилась Мэри. — Это в его стиле.
— Ну, а ты? Что ты испытала?
— Я ничего толком рассмотреть не успела. Лишь какой-то отрывок. Очевидно, ты там пробыл гораздо больше, чем я. По-моему, это была иная цивилизация. Я ни с кем не разговаривала, ничего не видела. Я была словно призрак, тень, невидимая для окружающих. Но я чувствовала присутствие людей, чувствовала их мысли. Чувствовала жизнь, который они жили. И это было прекрасно.
— Они были словно боги. В самом прямом смысле. Богоподобные существа. Если бы я осталась там дольше и прочувствовала всю пропасть, нас разделяющую, я бы превратилась в червя ползающего. Это были боги, добрые боги, как мне кажется. Хотя и далеко не примитивные. Цивилизованные. Весьма. Правительства у них не было. Зачем оно им? И никакой экономики, даже намека на экономику. Да, это была цивилизация в высшем смысле — без правительства и экономической системы. Никаких денег, продажи и приобретения, никаких, следовательно, банкиров и законников. Возможно, у них и понятия законов не имелось.
— Откуда ты знаешь?
— Это все как-то впиталось в мое сознание. То есть, любой мог впитать эту информацию, если хотел.
— Это вместо телескопов, — пробормотал Лансинг.
— Телескопов? — изумленно переспросила Мэри.
— Я просто размышляю вслух. Ученые моего мира, так же, как и твоего, наверное, используют телескопы для исследования космических пространств. Но люди этого мира — им не нужны были телескопы. Вместо того, чтобы смотреть, они перемещали свое сознание и впитывали знания. Они могли перемещаться куда угодно по своему желанию. Если они построили такую вот установку, то они наверняка знали, как управлять ею и ориентировать свое перемещение, чтобы отправиться к какой-либо определенной цели. Но теперь все эти машины или как еще их назвать?…
— «Машины» — вполне подходящее название.
— Но теперь они работают без управления, в разнос. Они посылают нас наугад.
— Где-то в этом городе, — сказала Мэри, — должны быть устройства управления перемещением. Возможно, какие-то кабины, куда помещались люди для переноса их сознания. Хотя трудно сказать с уверенностью, как все это делалось. Система должна была быть более тонкой, чем я предполагаю.
— Даже если мы найдем это место, — предположил Лансинг, — могут уйти годы на овладение управлением переноса.
— Возможно, но можно было бы попробовать.
— А вдруг именно это и случилось с жителями города? Нашли другой мир, лучший, и переслали туда все население.
— Не только сознание, но и тела? — спросила Мэри. — На это потребовалось бы время.
— Верно, я и не подумал об этом. И даже в таком случае, куда девалось все остальное? Разве что они забрали с собой всю свою собственность.
— Сомневаюсь, — сказала Мэри. — Разве, что они нашли подходящий мир с помощью этой установки. А потом построили дверь, ведущую туда. Эти две машины — эта и двери — они могут как-то соединяться в своих функциях. Хотя я более склонна рассматривать эту установку как исследовательский прибор. Для изучения иных миров. Только вообрази, что такой прибор может дать. Можно получить любую информацию, любые сведения и использовать их для развития собственной цивилизации. Можно изучать политические и экономические системы, заимствовать секреты технологии, и изучать новые, оригинальные методы научного исследования и даже совершенно новые научные дисциплины. Для любой цивилизации такая машина была бы культурным допингом необыкновенной силы.