– Ну же! Говори! Что?!
– Это был я, – выдохнул Сенечка. И бессильно опустил руки на колени. И поднял на нас глаза, полные ужаса. Он уже не скрывал, что боится. – Это был я. Мои веснушки, мои рыжие волосы. Моя светлая рубашка… И все же…
Сенечка гордо встряхнул головой.
– Все же я до конца не испугался. Конечно, на секунду я оцепенел от страха. Но потом бросился на него. И схватил за руку. И стал тянуть его к себе. Мы начали бороться. Он рванул меня за рубашку, вырвал пуговицы. Но я не отпускал его. Тогда он ударил меня по лицу, и от неожиданности я отпустил его руку. Вот тогда он выбил окно и выскочил на улицу. А потом я услышал лай собаки с другой стороны дома. И в моей голове все перепуталось. Я подумал, что это могут быть его сообщники, и хотел спустить пса…
– Значит, это был не призрак. И тем более – не твой двойник, – заключил я.
– Ну да. Теперь это я тоже понимаю. Разве с призраком можно бороться? Но все же… – он неожиданно покраснел. И опустил взгляд. Он был совсем еще ребенком. Лопоухий, наивный, с россыпью мелких веснушек на бледноватом лице. – И все же, ребята… Ну, я понимаю, что вы решите, будто я трус или еще что-то в этом роде. Но в общем…
Он неожиданно встряхнул рыжей лохматой головой. И гордо, даже вызывающе закончил.
– В общем, я решил завтра же пойти к Ступакову. Сделать рентген. Сдать анализы. И в общем… Выяснить, нет ли у меня этого… Этой ужасной болезни, – произнести «рак» он все-таки не решился.
– Это глупо, – улыбнулся я. И еще мне только осталось погладить по голове этого ребенка. – Ты же сам, Сенечка, понимаешь, почему он к тебе этой ночью явился. Он просто попался на эту уловку с записями. Вот и все.
Но Сенечка упрямо покачал головой.
– Нет, все равно. Двойники всегда приходят перед смертью. Даже если это не призраки. В общем, я все равно хочу знать. Особенно после того, как Ступаков рассказал всю правду. И если я ошибался, а я на это очень надеюсь. Если я здоров. Тогда как только закончится это дурацкое дело, я сразу же отсюда смотаюсь. И подальше.
В этом был он совершенно прав. И мы, заверив что никакого рака у него нет, тут же поддержали его идею на счет отъезда. Заверив, что такому симпатичному, талантливому и жизнерадостному парню нечего делать в этой насквозь прогнившей дыре. Несмотря на ее экологическую и моральную чистоту.
После этого мы убедили Сенечку, что в любом случае оставаться дома ему опасно. И поскольку это дело, по всей видимости, идет к завершению. Ему следует пожить в гостинице. Во всяком случае, пока мы там, ему ничего не грозит. Он для виду похрабрился и по-мальчишески повыпендривался, мол ничего не боится. Но в итоге с удовольствием присоединился к нашей компании.
По дороге Сенечка попытался подробнее вспомнить, что представлял собой этот призрак. Но у страха глаза велики. И он даже толком не мог сказать, мужчина это был или женщина. Но, по рассуждениям Сенечки, судя по руке, в которую он вцепился, наверное, мужчина.
Когда Сенечка под усиленной охраной Вано отправился в гостиницу. Я, не забывая о назначенной встреча с Белкой, отправился к морю. У нее, кстати, тоже не мешало бы порасспросить об этих призраках. С которыми, она, по всей видимости, водит дружбу. А еще мне просто не терпелось ее увидеть, хотя в этом я не признавался даже себе. Во всяком случае, избегал разговора на эту щекотливую тему с самим собой. Вано, правда, перед самым отходом шепнул мне, чтобы я особенно не давил на нее. Поскольку лично он сомневается в ее виновности. Да и в виновности двух ее милых папаш. Его слова согрели мне душу. Хотя я в отличие от него был настроен менее оптимистично. Вновь вспоминая о своей бывшей жене, которой когда-то доверял больше всего на свете.
И все же. Увидев Белку, я начисто забыл про всех лживых жен на свете. Она сидела на корточках, спиной ко мне. Вглядываясь в морскую бесконечность. Обхватив коленки своими тонкими руками. Ее огненно рыжие волосы разметались по спине. Ее светлое платьице парусом надувалось под порывами ветра. И беспокойные волны моря касались ее босых ног. В мерцающем освещении звезд и полной луны она выглядела юной рыжеволосой богиней. Только что сошедшей с небес. А богиням я не доверять не привык.
Я сбросил кеды, закасал джинсы и бесшумно подкрался к ней. И обхватил ее сзади за плечи. И чтобы она не успела испугаться, прошептал в ухо. Нараспев.
– Бел-ка, Бел – ка, Бел-ка.
Она успела испугаться. Или сделала вид. Резко повернув ко мне голову. В ее больших ночных глазах застыл страх.
– Ой, Ник, как ты меня напугал!
И прильнула к моей груди. И со всей силы поцеловала. Она совсем не умела целоваться, эта юная богиня. Но чувство, которое она испытывала ко мне, позволило ей сделать это очень красиво.
Но все же проклятый червь сомнения не давал мне расслабиться. И слегка отстранив от себя девушку. Я посмотрел ей в глаза. Там прыгали и дурачились хитрющие чертики.
– Белка, послушай. Я должен обязательно это знать. Конечно же, я верю тебе. Но все же.
Она вскочил с места. Ее босые тонкие ноги утонули в холодном песке. И ее глазки засверкали гневом.
– Так я и знала! Ты… Ты все хочешь испортить! Ты всегда так! Может, ты – моя первая любовь! А ты…
Первой любовью она убила меня окончательно. И я почувствовал себя полной свиньей. Но отступать было не куда.
– Белка, я тебя хочу спросить…
– Я прекрасно знаю, о чем ты хочешь меня спросить! Хорошо, я отвечу. Только потом убирайся отсюда по добру по здорову, а то я тебя утоплю! И в смертельной коллекции нашего городка станет на один труп больше! Да! Я когда-то переодевалась привидением! Ну и что! Мне Галка рассказывала, про что ты у нее вынюхивал! Да, я когда-то узнала, что в этом паршивом городишке есть приведения. Вот и разыграла их. Чтобы испугать этих надутых индюков! И не жалею! Ох, как эти дураки испугались! Аж дрожали от страха, когда я изобразила из себя двойника этой самодовольной Полины! А как этот поросенок Ки-Ки затрясся, когда я проникла к нему в дом, что-то разбила, и предстала перед ним в белых одеяниях! Я никогда не видела, чтобы здоровый мужик так дрожал. Даже от страха не бросился меня догонять. Его курица-жена – посмелее и пыталась даже побежать за мной… Но это все! Клянусь! Клянусь своими обоими отцами! Это было всего пару раз! Но я не была ни в доме библиотекарши, ни в номере Заманского!.. Ах, ты мне не веришь. Прекрасно. Подозревай меня. Это я задушила адвоката и накормила библиотекаршу таблетками… А теперь я собираюсь утопить тебя!
– Если честно, – вздохнул я, – когда ты молчишь, ты похожа на богиню. А теперь напоминаешь базарную бабу.
На всякий случай я прикрыл голову руками. И не зря. Белка подскочила на месте и принялась лупить меня своими острыми кулачками. Она захлебывалась от возмущения. И норовила ударить побольнее. И тогда я со всей силы схватил ее за руки. Прижал к себе. И поцеловал в губы. В отличие от нее я умел целоваться. Хотя, возможно, у меня выходило это менее красиво и не так нежно. Но ей это, похоже, очень понравилось. Она обмякла, успокоилась. И обвила мою шею тонкими руками.
Мы в одиночестве стояли на пустом берегу. Наши босые ноги утопали в песке. Море слегка касалось нас, обжигая прохладой. И я невзначай взглянул на яркие звезды, пытаясь попросить у них совета. Может быть, я ошибаюсь? Но звезды молчали. И я успокоил себя словами Вано, который был уверен в невиновности девушки. И мысленно попросил у звезд, чтобы они посыпались на нас, благословляя нашу любовь. Но звезды молчали.
Мы все ближе и ближе прижимались друг к другу. Мы таяли в объятиях друг друга. И я еще никогда не был так близок к греху. Но, похоже, звезды все же уберегли меня. Внезапно послышались чьи-то взволнованные голоса.
– Белка! Белка!
Мы резко отпрянули друг от друга, недоуменно глядя друг другу в глаза. Когда мы почти пришли в себя, то увидели бегущих к нам двух Белкиных папаш. Профессора Заманского и Угрюмого.
– Фу ты! – тихо возмутилась Белка. – Вот так всегда! И почему первая любовь всегда такая трудная!
Белкины папаши, запыхавшись, подбежали к нам. Они были не на шутку напуганы. И чуть было не набросились на девчонку.
– Ну, почему ты не предупредила, куда идешь! – строго сказал Угрюмый.
– Слава Богу, что она с вами! – облегченно вздохнул профессор. И ободряюще похлопал меня по плечу. А затем торжественно заявил.
– Ну, Ник, лучшего парня для своей дочери я и желать не могу.
А Угрюмый при этом добавил.
– Ты мне всегда нравился, Ник. Ты – честный, порядочный. Я знаю, ты никогда не причинишь зло моей дочери.
И он протянул мне руку. Которую мне пришлось крепко пожать в ответ. Вне зависимости от того, что я думал об их намеках. Впрочем, я мысленно поблагодарил звезды, что они не позволили свершиться греху. Иначе эти двое силой притащили бы меня к алтарю. И я навеки поселился бы в этом чудовищном месте. Хотя девушка мне по-прежнему нравилась.
Пока они не сообразили, что к чему, я решил поскорее смыться. Заметив на прощание Белке, что всегда нужно предупреждать родителей: куда и с кем уходишь. Ведь сейчас много всяких проходимцев, падких на хорошеньких невинных девчурок.
Белка сверкнула на меня полными злости глазами. И надулась. Я бодро подмигнул двум папашам, демонстрируя, что отношусь к их дочери исключительно как друг и не более. И на всякий случай по-деловому завершил нашу встречу.
– Вы, профессор, нам завтра понадобитесь, ибо должны прийти важные бумаги, которые потребуют вашей немедленной консультации.
Я чуть сам не поперхнулся столь заумным речевым оборотом. И сразу же обратился к Угрюмому.
– А вам… Вам следует быть осторожней в следующий раз. И не крутиться рядом с теми, кого должны вскорости убить. Такое соседство наводит на подозрение.
А потом для них обоих добавил.
– И, пожалуйста, следите за своей дочерью. Она ведь любит не только гулять по ночам, но и изредка изображать из себя призрака. С призраками играть опасно.
И я незаметно послал Белке воздушный поцелуй. И поспешил прочь. Побыстрее в гостиницу. В мягкую уютную постель. Подальше от греха. От которого сегодня меня уберегли звезды. Запрокинув голову вверх, я хитро им подмигнул. И окончательно успокоил себя тем, что слишком стар и опытен для первой любви…
Утром мы уже завтракали в компании Сенечки Горелова. Рядом с таким добрыми соседями он окончательно пришел в себя. И с удовольствием уплетал бутерброды с утренним чаем. Ки-Ки почему-то не вышел к завтраку. И Вано поинтересовался у его жены, не уехал ли он куда-нибудь? Или, может, и вовсе сбежал после вчерашнего заявления доктора Ступакова? При этом он с надеждой заглядывал в глазки этой суетливой курицы. Но она не оправдала радужные надежды моего влюбленного товарища. И сказала, что ее мужу слегка нездоровится и он почивает в своей постели.
Ки-Ки предстал всеобщему обозрению, когда мы уже дружно вставали из-за стола. Надо заметить, вид у него в самом деле был неважный. Он был бледен и хмур. И постоянно морщился, словно от зубной боли. Ли-ли услужливо поднесла ему чашечку чая. Он попытался взять ее правой рукой, но тут же скривился. И почему-то переложил в левую.
– Я не замечал, что вы левша, – Вано задумчиво наблюдал за Ки-Ки.
– Какой левша! – пробасил Ки-Ки. – Просто очень больно.
Он слегка задрал рукав рубашки и мы заметили, что у него вся рука была в синяках и припухлостях.
– Я и не знал, что вы такой драчун, – не унимался Вано.
Ки-Ки вздрогнул и мрачно посмотрел на моего товарища. И отодвинул от себя чашку чая, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
– Я вообще никогда не дерусь, – почти со злостью ответил он. – Просто, если у вас еще не отшибло память, я вчера столкнулся с вами в дверях. Потерял равновесие и больно ударился о железный косяк. Я, конечно, не придал этому значения. Но ночью рука опухла. И сейчас чертовски болит.
Наша троица переглянулась. И, поблагодарив за завтрак, поднялась наверх. И уже там обсудила ситуацию с Ки-Ки, которая выглядела довольно странно. Сенечка от возбуждения аж кипел. Его глаза лихорадочно блестели.
– Черт! Вы видели! Рука! Призрака я схватил именно за правую руку!
– Не горячись, Сеня, – остановил его Вано. – Мы не такие уж идиоты. Но к сожалению, пока ничего не можем доказать. Мы действительно вчера столкнулись с Ки-Ки в дверях. И он действительно упал, потеряв равновесие.
– Да уж! Ловко он все подстроил! Наверняка подкараулил нас и специально выполз навстречу. И специально упал. Но мы-то знаем, что это все не так просто! – Сенечка обиженно надул губы.
– Сенечка, ради Бога, ты как ребенок, – на сей раз не выдержал я. – Никакой идиот не примет такой факт во внимание. Учитывая, что и факта-то никакого нет. В любом обществе разрешается случайно сталкиваться нос к носу, терять равновесия и со всей силы ударятся о железный косяк двери. Но, конечно, поскольку мы знаем гораздо больше. Мы понаблюдаем за этим несчастным инвалидом, который чуть было не лишился руки. К тому же мне не понравился его вызов. Он словно смеялся над нами. Вот вам, пожалуйста, больная рука. Но что вы можете доказать, если я ударился при свидетелях!
Мою возмущенную речь прервал телефонный звонок. По отрывистым гудкам мы поняли что звонили по междугородней линии. На сей раз схватил трубку я. И, услышав щебетание Василисы, улыбнулся. Подумав, что после сегодняшней ночи могу разговаривать с ней с чистой совестью.
– Ник, вам пора вручать мне медаль за оперативную работу! Я, благодаря вашему давнему дружку Порфирию добилась разрешения и получила ваши документы. Какие-то цифры, результаты… В любом случае, из истории Жемчужного, которая оказалась довольно небольшой, я поняла, что там когда-то были рудники. Скорее всего, урановые. Но почему-то без всякой активной их разработки, они практически в самом начале были своевременно законсервированы. И работы там больше не велись. По результатам исследования это место не несет никакой опасности для жизни. Оно – ничем не хуже любого другого города! Тем более не несет никакой опасности для возникновения и развития онкологических заболеваний. Я только что переслала вам эти документы по факсу.
– Ты в этом уверена?
– Я уверена, что это читала. Но откуда мне знать, правда ли то, что там написано.
– Спасибо, Васек, – я чмокнул холодную трубку. – Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Неужели та девушка отказала тебе в поцелуе, раз ты принялся за старое? Целуешь телефонные трубки…
– Нет, Васенька, просто я понял, что любить маленьких симпатичных сироток гораздо безопаснее. Можно целиком посвятить себя им. Став для них и матерью, и отцом, и братом.
– И конечно любимым! – Вася рассмеялась в трубку. – Ты неисправим, Ник. Как только влюбляешься, сразу же сбегаешь. Несмотря на то, что я сирота, ты и от меня успешно смотал.
– Заметь, Васенька. Не переставая при этом оставаться отцом, матерью и братом. Разве что временно сбросил с себя обязанности влюбленного.
– Надеюсь, что временно, – Вася громко чмокнула в трубку.
– Такой холодный поцелуй, Вася, – улыбнулся я. – Пусть побережется тот парень, которому ты даришь совсем другие поцелуи.
И не дожидаясь, пока она выльет мне на голову поток возмущенных упреков. Я первым положил трубку. И рассказал весь разговор Вано. Опустив, конечно, пикантные подробности, которые, впрочем, он и так практически слышал.
Мы попрощались с Сенечкой. И приказав ему быть осторожным, прямиком направились на почту. Забрав там Васькин факс, мы поспешили к профессору Заманскому за консультацией. Нас мучил один вопрос. Если это было абсолютно безопасное место, как получилось, что процент раковых заболеваний здесь был так высок? И могли ли ошибаться эксперты. Благо мы имели на руках результаты их исследований.
Профессора мы застали за работой. На чердаке дома. Который выглядел вполне уютной комнатой, где профессор соорудил себе вполне приличную лабораторию. Благо, что он не нуждался в громоздких приборах. Ему оставалось поставить последнюю точку в своих опытах. И он в основном работал с записями, используя только маленькие колбы и пробирки.
Заманский даже не заметил, как мы поднялись к нему по лестнице. И некоторое время молчали, оглядывая комнату. Похоже, стараниями Белки в ней было очень много цветов. И я даже подумал. Что их запах может настолько задурманить голову бедному профессору, что тот окончательно утратит нюх на пути поиска своего эликсира жизни.
– Профессор, – тихо окликнул я его.
Он вздрогнул. И обернулся. Некоторое время растерянно смотрел на нас, словно не узнавая. Словно пребывая еще там, в своем мире. Мире, в котором он так долго пытался найти правильный путь продления жизни. Наконец он широко улыбнулся нам.
– Извините, – пробормотал он. – Я кажется увлекся.
– Никто вас уже не собирается ни в чем обвинять, профессор. И вам нечего опасаться. Разве только того, что вас могут растерзать на части, если вы не изобретете это лекарство. Город в нем крайне нуждается.
– В нем нуждается не только этот город. Впрочем, это теперь для меня еще более важно. Я не хочу прослыть эгоистом, но признаюсь вам, что сейчас думаю об спасении только одного человека.
– Белки? – спросил я. Хотя мог и не спрашивать. Это было и так ясно. – Но это вполне объяснимо, профессор. Она ваша дочь. Все человеческие жизни теперь для вас соединились в одну. Но не вините себя. Если вы спасете ее, вы спасете весь мир.
Он отрицательно покачал головой.
– Вы меня не поняли, Ник. В том то и дело, что мне стало труднее работать. Когда я ранее работал над этой проблемой, думая об абстрактных больных людях. Мне было гораздо легче. Я, конечно, жалел их. Я, конечно, хотел им помочь. Но во мне не было этого гнетущего страха. Теперь страх парализует меня. И мысли только одного круга. Вдруг не получиться? Вдруг не успею? Вдруг не сумею спасти дочь? Страх мешает мне сосредоточиться. Страх сковывает мое сознание, мышление. Мои руки дрожат. И я уже не могу трезво рассуждать, прав я или нет. Одно решение я тысячу раз пересматриваю. Я не могу идти вперед. Я топчусь на одном месте…
– Вы не имеет право на страх, профессор, – твердо сказал я. – Тем более, когда вы так близки к цели.
– Профессор, – перебил Вано наш трагичный диалог. – Вам не показалось странным, что в Жемчужном наиболее высокий процент заболеваний раком?
– Ну, я не знаком с точной статистикой. Но год моих наблюдений подтверждают если не самый высокий, то достаточно высокий процент таких больных. Вполне возможно, это связано с историей места. Впрочем, если бы я еще интересовался и этим, у меня вообще не осталось бы времени на работу. Я всего лишь практик.
– И все же вам придется помочь нам, – я протянул ему бумаги.
Он вопросительно на меня посмотрел. И я рассказал ему об истории основания Жемчужного, на месте которого когда-то были рудники. И о предположениях Ступакова. Который считает, что именно по этой причине здесь особенно частые случаи онкологических заболеваний.
– И все же, профессор, – продолжил за меня Вано. – У нас на руках исследования специалистов, утверждающих, что нет абсолютно никакой опасности для жизни людей, живущих здесь. Но мы в этом мало что смыслим. Возможно, вы нам поможете и объясните все доступным языком.
Профессор уже не слушал Вано. Он задумчиво просматривал бумаги. И когда мы сказали, что подождем его внизу, он даже не поднял голову.
Внизу нас ожидали Угрюмый и Белка. Я встретился с девушкой взглядом. Она в это утро была хороша как никогда. В новом коротеньком сарафане. С рыжим «хвостом», туго перевязанным шелковым платком. Она была настоящей рыжей белкой. Ужасно напоминая девчонку-подростка. И у меня вновь промелькнула вполне здравая мысль, что я слишком стар и мудр для первой любви. И ее, наверняка, где-то ждет настоящая первая любовь. А меня Белка просто выдумала в ожидании ее. Мне даже стало чуточку досадно от этой мысли. Но я тут же успокоил себя тем, что в любом случае не собираюсь жениться в ближайшее время.
Но, похоже, Белка с таким положением дел мириться не желала. Она кокетливо подмигнула мне. Покружилась в своем сарафанчике, чтобы я должным образом смог ее разглядеть. И сообщила. Что сейчас приготовит самый вкусный на свете сок из винограда. Не приминув добавить, что эта общипанная курица Ли-Ли ей в подметки не годится по части приготовления соков. На что Вано, глубоко оскорбленный за свою Венеру, заметил. Что Белке по ее лексикону самое место на базаре – соками торговать. Правда, это он мне сказал на ухо, когда девчонка убежала на кухню. И я в свою очередь зашептал ему, что эта девушка очень опасна. И если Вано позволит подобные публичные выходки в ее адрес. Его труп совсем скоро обнаружат выброшенным на берег. Наше шептание перебил Угрюмый.
– Он меня беспокоит, – кивнул Угрюмый наверх, где размещалась лаборатория профессора. – Он столько сил потратил на изобретение этого лекарства. А теперь у него опустились руки.
– Похоже на то, – согласился я. И задумчиво вгляделся в лицо Угрюмому. – Я думаю, только вы сможете помочь ему.
– Я? – он нахмурился. – Не понимаю вас.
– Вы сильнее его. Вас гораздо больше била жизнь. И вы сможете перешагнуть через личную трагедию. Абстрагироваться от нее. Вы сумеете сосредоточится не на болезни дочери, а на путях ее разрешения. Вы должны помочь профессору. Иначе… Иначе уже никто в этом мире не поможет больным людям.
Угрюмый тяжело вздохнул. И закурил папиросу.
– Я не знаю, я так давно не занимался этим… Я так давно от этого отошел…
– Вы начинали вместе, – сказал я. – И ваш долг – вместе и завершить это дело. Это будет справедливо… Ваша дочь разъединила вашу дружбу, но ее болезнь эту дружбу обязательно восстановит.
– Меня меньше всего интересует наша дружба, – нахмурился Угрюмый. – Меня интересует только дочь.
Похоже, мои высокие слова о мужской дружбе на него не подействовали. Но я был уверен, что в любом случае он задумался о совместной работе с Заманским.
Белка не обманула. Свежий виноградный сок, приготовленный ею, был действительно чудесный. Кисловато-сладкий, густой, с ароматом свежесорванных ягод. И я победоносно взгляду на Вано. Его курица в жизни бы такой сок не приготовила. Такой сок умеют готовить только юные девушки в ожидании своей первой любви.
Заманский спустился примерно через час. Он был несколько взволнован. И бубнил себе под нос.
– Чрезвычайно любопытно, чрезвычайно…
Мы подались вперед. Нам было не менее чрезвычайно любопытно. И мы наперебой поторопили Заманского, чтобы он побыстрее все выкладывал. Профессор плавным жестом руки остановил нас.
– Конечно, для окончательных выводов нужно более подробное ознакомление с бумагами. И более глубокое. Для этого следует не один день провести в библиотеке. Но все же первоначальные выводы сделать можно. Впрочем, для вашего расследование остальное и не столь обязательно. Остальное – это поле для ученых и докторов.
Вано первый не выдержал замысловатой вступительной речи профессора. Видимо решившего, что он выступает перед своими аспирантами.
– Профессор, – прогудел мой друг. – У нас каждая минута на счету. А мы мало того, что распиваем тут эти виноградные соки любви, так еще и…
– Хорошо, я постараюсь быть краток, – кивнул Заманский. – И скажу в общих чертах только то, что вас может заинтересовать.
– И желательно попроще, – заметил Вано.
– Попроще, так попроще. Эти результаты исследователей, в компетентности которых я ни на грамм не сомневаюсь, были сделаны известными учеными. Так вот, они показывают, что это местность, на котором теперь стоит Жемчужный, действительно абсолютно безопасна для жизни. И если здесь люди и заболевают раком. То только по таким же непонятным причинам, как и в любом другом месте. И эти причины никоим образом не связаны с уровнем радиации. Поскольку уровень здесь вполне допустимый. Не выше и не ниже – норма.
– Но… – попытался было возразил я. Однако профессор не дал мне закончить.
– Правильно, «но» существует. И я приступаю к главному. Я внимательно изучил результаты исследований. Проведенных над первыми жителями Жемчужного. Они чрезвычайно любопытны. Рудники, как вы знаете, существовали очень давно. И с тех пор как их засыпали, уровень радиации пришел в норму. Но первые жители Жемчужного ее все-таки получили, хотя и в крайне малых дозах. В настолько малых, что я смею утверждать теперь, что они были не только безопасны, но и пошли на пользу. В малых дозах радиация даже полезна. Она убивает практически все болезни в самом начале их развития. Тогда в этих дозах радиация вообще не бралась во внимание. Но теперь ученые доказали, что такие дозы можно использовать в лечении различных заболеваний, в том числе и самого рака. Поэтому, ученые были правы, дав добро на строительство этого города.
– Получается, что в Жемчужном вообще не должны болеть!
– Здесь практически и не болеют, – утвердительно кивнул профессор. – Основное и самое опасное заболевание здесь – это рак. Вот здесь-то и лежит ключ к тайне. Уровень этого заболевания никоим образом не должен превышать норму, а возможно должен быть гораздо ниже, чем в других регионах. Поскольку раковые клетки должны погибать в зародыше, благодаря этому минимальному радиоактивному фону.
– Но получается наоборот.
– Вот именно! И это довольно странно. Ко всему прочему это отсылает и к тем мистическим посылам, на которые якобы строил свою теорию граф. Но, я думаю, это вполне объяснимо. Дело в том, что это заболевание стимулируется. И я это сумел доказать. Нам кажется привычным, что ученые всех стран ищут средство спасения от этой болезни. Но никому не пришло в голову, что эту же болезнь можно стимулировать. Это логично. И легче всего это проделывать на людях, которые в минимальной степени облучены. Пусть даже в положительной степени. Все жители Жемчужного имеют минимальную дозу облучения. Которая весьма благоприятно действует на организм, уничтожая вирусы различных заболеваний, в том числе и онкологических. Но именно у этих людей при определенных обстоятельствах легче всего заставить эту болезнь прогрессировать. Ученые не пришли к единому выводу, чем можно стимулировать развитие рака. Возможно, определенными стрессами, специфическими психологическими нагрузками, неправильным питанием или режимом работы. Но я определенно могу сказать, эта болезнь может прогрессировать. И именно у тех людей, которые были подвергнуты положительному воздействию минимальных доз радиации. В данном случае – у жемчужан.