Я сделал вид, что думаю, и наморщил лоб.
– Остаться? М-да, пожалуй, это просто необходимо. Ты живешь в довольно заброшенном местечке. Пожалуй, не следует оставлять тебя одну в пустом доме.
Правда, я не забывал, что меня ждут в гостинице Вано и Заманский. Но я тут же себя утешил, что мой приятель умеет задавать вопросы.
Наконец я огляделся. В доме было все очень просто. Круглый столик, кресло-качалка, мягкий диван, букет фиалок на низком буфетике, фотографии на стене. Правда, меня несколько удивило пребывание рояля в этом бедном домишке. Он никак не вязался с образом бывшего уголовника и его взбалмошной доченьки с сомнительной репутацией, пишущей с массой ошибок и не богатой на словарный запас.
– А это чудовище откуда? – я кивнул на рояль. – Никогда не поверю, что ты по вечерам играешь Бетховена.
– И правильно не поверишь, – улыбнулась Белка. – Это мамин.
Я невольно посмотрел на фотографии на стене. И мой взгляд остановился на цветном портрете рыжеволосой смуглой женщины с огромными черными глазами. Она улыбалась обаятельнейшей улыбкой. И в ее глазах прыгали чертики. Без сомнений, Белка была копией своей матери. Она настолько не походила на своего отца, что я невольно подумал, что Угрюмый среди этих двух огненно рыжих красавиц выглядел Квазимодо.
Белка заявила, что нам следует подкрепиться. И выскочила на кухню. А я тем временем продолжал рассматривать снимки. Выпускной вечер. Ага! Я и не подозревал, что Угрюмый учился с женой в одном классе. А вот и Модест Демьянович, умиленно скрестивший руки на груди. Судя по всему – их классный руководитель. А вот и их свадьба. Интересно! Вот Угрюмый чуть-чуть повернулся назад. Его взгляд жесток, он, наверное, хочет что-то нелицеприятное сказать человеку, стоящему за спиной. Лицо его не в кадре. Однако отчетливо видны руки. Сцеплены изо всей силы. Стоп. Я внимательно вглядываюсь в снимок. И что-то в этих сцепленных руках, в этом жесте мне кажется до боли знакомым. То ли слегка скривленный мизинец. То ли сам жест. И я невольно вспоминаю лекцию адвоката. Эти же сцепленный пальцы, этот же скривленный мизинец… Неужели?
На моем лбу даже выступила испарина. А почему бы и нет? Возможно, они все учились в одном классе. Черт, так и есть – я мгновенно нашел на фото выпускников и адвоката. Он мог быть и на свадьбе. В последнее время они сблизились, жена Угрюмого умерла и ревновать уже не было смысла. Вполне возможно, у них были общие воспоминания. Вполне возможно, их связывала прошлая любовь. И вполне возможно, что-то не поделили они в этом прошлом. Что-то, касающееся жены Угрюмого. И он решил его…
Черт! Я вытер платком лоб. И тяжело вздохнул. Тогда какого черта я взялся помогать Белке. Чтобы окончательно утопить ее отца? Нет, эта версия меня не устраивала. Хотя, возможно, она и могла быть правдой. Но Белке я решил пока ничего не говорить. Если только очень осторожно.
Из кухни раздавался звон посуды, потрескивание сковороды и запах жаркого. А Белка пела во весь голос. И надо сказать, пела она прекрасно. Песня, правда, была какой-то вульгарной и вызывающей. Но великолепный голос вполне компенсировал эту безвкусицу.
Наконец она вышла с полной сковородой жареной картошки с мясом и миской салата из помидор. Ее глаза сияли от удовольствия. И ее пухлые губы расплылись в милой нагловатой улыбке.
– Пальчики оближешь! – заявила она. – Я вообще классно готовлю. Не сравнить с этой общипанной курицей Ли-Ли.
– Она может и общипанная курица, но в остальном ты несправедлива. Я во всяком случае еще не разу не отравился. А если бы это и случилось, то спокойно принял бы смерть, блаженно вспоминая о божественной пище.
– Ну, и ешь у нее, – надулась Белка, – а к моему не прикасайся.
Белка, придвинув к себе сковороду, стала уплетать за обе щеки, причмокивая и сладко вздыхая.
– А не много ли будет для такой хрупкой девушки.
– Ха! Для меня? Да это совсем ничего. Я обожаю поесть. У меня даже бывают мучительные приступы голода. Когда я будто бы заболеваю… Знаешь, есть такая болезнь обжорства? Но я рада, что у меня такая болезнь. Она очень приятная.
– Булемия называется, – просветил я девушку. – И все же, не хватало, чтобы ты у меня на глазах умерла от обжорства. Пожалуй, я этого не допущу.
И я силой передвинул сковороду на середину стола. И с такой же жадностью принялся за еду.
– А что, твои родители учились в одном классе? – спросил я, пытаясь в то же время не подавиться куском мяса.
– Угу, – с не менее набитым ртом промычала Белка. – Отец учился за двоих. Он за маму все контрошки решал. И сам за это расплачивался двойками.
Вот это была новость! Оказывается, Угрюмый еще и вундеркинд.
– Я вижу на фотке еще и рожу адвоката, прости господи, земля ему пухом.
– Ага! Они учились все вместе. Он был круглым отличником. И круглым дураком. К тому же безответно влюблен в мою маму. Но она даже не смотрела в его сторону. Он не умел драться и у него потели руки.
– Приятные воспоминания о покойном, – ухмыльнулся я. – Но насколько я знаю, он потом влюбился в библиотекаршу. И у них был прочный союз.
– Ну да! Если посмотреть, то у них у всех тут образцовые семьи.
– А что, это не так?
– А кто его знает? Я сплетен не собираю. Но сам посуди, как можно влюбиться в эту библиотекаршу? Когда она без умолку болтает о философии какими-то заумными фразами. И при этом корчит такую рожу – обхохочешься.
– Ну, Белка. Хорошие манеры, прекрасный язык и знания философии – это не так уж и дурно.
– Ну да! Если этого в женщине чересчур, от нее можно свихнуться. И сбежать при первом удобном моменте.
– Ну, тебе это не грозит, – съязвил я. Но она приняла это за комплимент.
– Правильно, Ник! Вот поэтому в меня все влюбляются. Тебе разве не рассказывали, что меня знают все парни Жемчужного.
Слово «знают» она нарочито подчеркнула. И мне стало от этого неприятно. Судя по ее беззаботному игривому тону. И тому, как она мгновенно забыла, что кто-то недавно побывал в ее доме. Я стал склоняться к мысли. Что Белка все это выдумала. С единственной целью – удержать меня на ночь. От этой мысли мне стало еще более неприятно. Эти сплетники, хоть и много болтают, бывают во многих случаях правы. И я нахмурился.
– Знаешь, Белка, – решительно заявил я. – Пожалуй, во второй раз этот наглец не осмелиться посягнуть на неприкосновенность твоего жилища. И мне, пожалуй, пора уходить. Возможно, я уже и не застану профессора. Но шанс выспаться у меня еще есть.
И я резко поднялся с места. Тем более, что сковорода была уже пуста. И я ничего не терял.
Белка тут же встрепенулась и вскочила с места.
– Ник, ты что, собираешься оставить меня одну?
– Именно это я и собираюсь сделать, – я резко повернулся и направился к выходу. Меня раздражало, что я ужасно не хочу уходить. И ужасно хочу, чтобы она слезно молила меня остаться. Желание сбылось наполовину. Она попросила, но слезами тут и не пахло.
– Ник, – как-то вкрадчиво, тихо позвала она меня. И я оглянулся, – Ник…
Белка полулежала на диване. Ее платье слегка закасалось, наверняка умышленно, но мне было уже все равно. В ее чернющих ночных глазах пылал огонь. Ее пышные волосы небрежно сбились в одну кучу. И она своим тоненьким пальчиком невзначай чертила какие-то фигуры на своем лице. От пухлых губ – к носу, от носа – к острому подбородку, от подбородка – к щеке. И так бесконечно. И я подумал, что я вполне могу вместо нее чертить эти фигуры. И я подумал, что такого идиота, как я, может легко соблазнить любая девчонка. И я подумал, что такому идиоту, как я, это всегда приятно. И у такого идиота никогда нет сил отказаться. Потому что он полный идиот.
Я резко подошел к Белке. И успел заметить в ее глазах неподдельный испуг. Но списал его на кокетство. И со всей силы обнял и нашел ее губы. Ее губы были плотно сжаты, ее губы были холодны и безжизненны. Как в момент первого поцелуя. И она оттолкнула меня. И прошептала.
– Не надо, Ник, я тебя прошу, не надо…
А что ей, черт побери, надо? Если она откровенно соблазняет меня, развалившись на диване. А потом резко отталкивает? И я отпрянул от Белки. И внимательно посмотрел ей в лицо.
Она сидела, съежившись, поправив на коленках платье. Она была красной, как рак. И слегка дрожала.
– О Боже, Белка, – тихо сказал я. Меня осенило. – Белка, черт побери, ты даже не умеешь целоваться! Да у тебя не было ни одного парня! Ну же, посмотри мне в глаза, девочка!
Она смотрела на пол, слегка склонив голову. И пробурчала.
– А вот это тебя не касается.
О времена! О нравы! Что говорить об остальных, если самая порочная девушка Жемчужного оказалась святошей?
– Но скажи, Белка…. Зачем тебе это понадобилось? Ну, чтобы я остался?
Она вздохнула.
– Это же так просто. Я испугалась. А как тебя еще можно было удержать, если ты мне не поверил.
Мне и сейчас не особенно верилось, что кто-то шарил в ее домишке. Но в любом случае, уходить уже не имело смысла. Выспаться я бы все равно не успел. На юге светает рано. И это тоже одно из его достоинств.
– Спокойной ночи, Ник, – буркнула Белка и скрылась в смежной комнатушке. И мне ничего не оставалось, как пролистав парочку старых журналов, за ними же и уснуть.
Спать мне пришлось недолго, поскольку в скором времени раздался громкий настойчивый стук в дверь. От неожиданности, еще не до конца проснувшись, я вскочил с дивана. Озираясь по сторонам и недоумевая, где я провожу эту ночь.
Из комнаты показалась Белка в пижаме. Ободряюще мне подмигнула. И поспешила к двери.
В дом ворвался Сенечка. Заметив меня, он резко притормозил и присвистнул.
– Ни фига себе! – только и выдавил он, стараясь изобразить на своей веснушчатой физиономии улыбку.
– С добрым утром, – сказал я единственные слова, которые мне пришли в голову. И тут же поспешил объяснить ситуацию. Но Белка мне и не дала раскрыть рта. Она подскочила ко мне и закрыла ладошкой мои губы.
– Спокойно, милый, – мяукнула она. – В нашем городишке все равно ничего не утаишь.
– А мне и нечего утаивать! – разозлился я, слегка оттолкнув Белку в сторону. – Черт побери, я не виноват, что…
– Ну ты, как несовершеннолетний, Ник, – расхохоталась Белка. И сладко потянулась. – В конце-концов, мы же не маленькие. И свое свободное время имеем права проводить как нам заблагорассудится.
Сенечка кисло усмехнулся.
– Не сомневаюсь, что сегодняшнее свободное время вы провели в свое удовольствие.
Меня эта сцена стала определенно раздражать. Что я вообще здесь делаю?! Как круглый идиот, слушаю бредни этой девчонки. Которая старается изобразить из себя дитя порока. Когда и парня то у нее никогда не было. К тому же эти подозрительные взгляды рыжего репортеришки! Зачем вообще они мне нужны. И почему я должен перед кем-то оправдываться?! И, не сказав больше ни слова, я выскочил из дома. Не забыв при этом громко хлопнуть дверью.
На улице я огляделся. К нашим вчерашним следам на песке прибавились свежие следы Сенечки. Решив сократить путь, я обошел дом. И каково же было мое удивление, когда я заметил с обратной стороны дома еще чьи-то следы. Похоже, вчерашние, уже слегка запорошенные песком. Они тянулись от окна через густой сад. Прямо к песочной тропе. Значит – Белка все-таки не лгала. Значит – незваный гость был вчера в ее доме. Но что ему там понадобилось? Во всяком случае, моя совесть окончательно успокоилась. И я не зря переночевал в ее доме.
Сенечка, наверняка, растрындит на весь белый свет об этом. Да и Белка, похоже, подольет масла в огонь. Но в любом случае я уже большой мальчик. И меня это ни коим образом не должно волновать.
Было еще довольно рано. Но поселок уже бурлил. Горланили петухи, стучали ведрами горожане, палило раннее солнце. Из распахнутых окон доносились аппетитные запахи жареной яичницы и парного молока.
По пути я неожиданно встретил местного доктора Ступакова, который направлялся в клинику. Как всегда он неуверенно семенил мелкими шажками, сгорбившись он чрезмерной худобы.
– А, это вы? – кисло улыбнулся он мне и приподнял свою поношенную кепку. – Откуда это вы в такую рань?
О Боже, им непременно нужно все знать!
– Люблю искупнуться ранним утром, – вежливо ответил я.
– Ага, – он многозначительно подмигнул. – Так я и думал. Вы наверняка купались во-он там.
Он кивнул в сторону дома Белки.
– Там самые красивые места.
Мне захотелось послать его ко всем чертям сразу. Но я вовремя умерил свой пыл. Я подумал, что раз уж судьба свела нас сегодня утром, неплохо бы кое-что у него вынюхать.
– Там действительно места великолепные, – поддержал я разговор. – И Белка там тоже купается. Кстати, эта девушка весьма впечатлительная натура. И фантазия у нее работает отлично.
Ступаков поморщился. И почесал за ухом.
– Весьма беспутная девица, – заключил он. – Ни одних штанов не пропустит.
– И вас в том числе, – так же многозначительно подмигнул ему я.
Он замахал своими длиннющими руками.
– Что вы такое говорите! Да я… Я до сих пор не могу оправиться от смерти жены. Да и Галку, мою племянницу, воспитываю в строгих нравах. Как и подобает порядочному человеку. Этой девице следует поучиться у моей племянницы! Но она же игнорирует порядочных девушек Жемчужного.
– В таком случае неувязочка получается, – нагло ухмыльнулся я, желая разозлить этого Айболита. – Если в Жемчужном все такие же порядочные, как и вы. А я смею полагать, что это именно так. То о каких-таких штанах вы упоминали, говоря о Белке?
Он скрежетнул зубами. Но при этом вежливо поклонился.
– Извините, но мне пора, – и все же любопытство взяло верх. – А о каких фантазиях этой девицы говорили вы, молодой человек?
Я как можно равнодушнее пожал плечами.
– Да она плетет невесть что. Говорит, что в этом особняке, ныне – гостинице, шастают приведения. А люди там ни с того ни с сего умирают.
Доктор расхохотался, обнажив острые редкие зубки.
– Да, да! Я слышал, конечно! Этой девушке, видимо, нечем заняться. Да и сами понимаете, большим умом она не отличается. А люди подобного уровня мышления, компенсируют отсутствие ума ерундовыми выдумками.
– Оно, возможно, так и есть. Но девушка искренне переживает смерть матери.
– Да, это было несчастье, – вздохнул Ступаков. – Красивая была женщина. Но, увы. С этим ничего нельзя было поделать.
– С чем с этим?
– А она разве вам не сообщила? Вот видите. А вы ей верите на слово. Она прекрасно знала, что у ее матери был врожденный порок сердца. И ей были противопоказаны любые волнения. В тот раз она серьезно поругалась с мужем, которого, кстати, очень любила. И ушла жить в гостиницу. Даже не захватив лекарств, которые периодически принимала. Вот ее сердце и не выдержало. Несчастье. Большое несчастье…
Да, Ступаков похоже не лгал. И видно было, что ему действительно было жаль мать Белки.
– А остальные?
– Что остальные? – не понял доктор.
– Был еще какой-то поэт и садовник.
– Биолог, – поправил он меня. – Замечательный человек. И огромный талант. А поэт… Поэтом он, конечно, был так себе, прости Господи… Но что вы хотите про них узнать?
– Их смерть не показалась вам странной? Ведь это вы делали медицинское освидетельствование?
– Да, я. Но ничего тут странного не было. Извините, Ник. Я вас не понимаю. Вы же не глупый человек. И вы, должно быть, в курсе, что люди умирают, и зачастую не только естественной смертью. И это случается не только в гостинице. Но и в любом другом доме Жемчужного. А гостинице тоже своего рода дом. Где живут, а значит и там могут умирать люди. Конечно, смертные случаи у нас редки, город-то маленький. И все же… Поэт был довольно впечатлительной натурой, необузданной, неугомонной. И он сам к этому шел. Он уже давно сидел на транквилизаторах. Ему от этого, похоже, легче писалось. А тогда… Он принял не так уж и много. Однако этого было достаточно, чтобы умереть. Учитывая, что его здоровье было уже подорвано. Это случилось в гостинице и рядом с ним не было жены, которая его контролировала. А биолог… Это конечно нелепая смерть. Из-за глупой неосторожности… Впрочем, видно судьба. Люди, бывало, умирали, подскользнувшись на банановой корке…
То, что говорил доктор было вполне логично и вполне оправданно. Белка рассказала мне о трех смертях. Не так уж и много. Учитывая, что люди – действительно смертны. Тут, пожалуй, действительно взыграла необузданная фантазия Белки. К тому же мы здесь расследуем вполне конкретное преступление. И копаться в прошлом этого городишки просто нелепо. Мы же не собирались жить здесь вечно. К счастью.
– Скажите, доктор, – вновь обратился я к Ступакову, не надеясь на ответ. – Может быть, вы все-таки знаете, почему в последнее время сблизились адвокат и Угрюмый? Они ведь учились в одном классе. Но никогда особо не дружили.
– А как они могли дружить, если любили одну и ту же женщину! Впрочем, здесь возможно и следует искать причину их сближения в последнее время.
– Но ведь жена Угрюмого умерла два года назад!
– М-да, – протянул Ступаков. – Сразу же после ее смерти они и вовсе не разговаривали. Только в последнее время… Но вы знаете, молодой человек. Возраст – тоже может быть причиной. Люди стареют. И чем старше они становятся, тем больше предрасположены к воспоминаниям. Воспоминания – великий утешитель старости. И если по молодости разбрасывался друзьями, то потом… Потом их зачастую хочется вновь собрать в своем сердце. Потому что это – частички прошлого. Возможно, подобная метаморфоза произошла и в отношениях Угрюмого и адвоката. Хотя… Хотя это могут быть просто мои домыслы.
Не успел я появиться на пороге гостиницы и даже взяться за ручку двери, как она распахнулась. И в проеме показались Ли-Ли и Ки-Ки. Похоже они целую ночь не спали, караулив меня. Желая узнать свежие новости. Впрочем, я ошибся. Новости они уже знали.
– Как это возможно, Ник! – всплеснула руками Ли-Ли, едва я оказался в холле. – Не ночевать в номере – это не входит в правила нашего отеля. Мы отвечаем за наших постояльцев. Особенно теперь, когда так неспокойно в Жемчужном.
Она без умолку тараторила. Пытаясь вызвать меня на откровенный разговор. И подозрительно заглядывая в глаза.
– Я – частный сыщик, милая. А сыщики иногда вообще не спят. Они и по ночам ведут расследование. Если вы читали детективные романы…
– Да я терпеть не могу детективы! А что, в них сыщики тоже без конца врут?
Я вопросительно взметнул брови.
– Ах, ради Бога не притворяйтесь! Мы уже давно все знаем! Вы провели ночь у этой беспутной девки! Конечно, молодые люди любят поразвлечься на стороне. Но Жемчужный – не курортное место, где позволительны такие аморальные вещи. У нас приличный город! И если бы не эта девчонка… Конечно, вы клюнули на легкую добычу. И это еще раз доказывает…
Но я ей не дал договорить. Я подскочил к ней. И задышал прямо в лицо.
– Это никого не должно волновать! Слышите, никого! И если этот жалкий репортеришка, как безмозглая сорока, уже принес на хвосте свежие новости…
– При чем тут Сеня? – пробасил Ки-Ки. – Это нам Белка позвонила. И просила не волноваться. Сказала, что вы уже покинули ее дом.
– Ты слишком мягко сказал! – вскипела Ли-Ли. – Эта наглая девка даже не постыдилась упомянуть о пикантных подробностях. И при этом так мерзко хихикала.
– Она действительно наглая девка! – в сердцах выпалил я. – И если я вам скажу, что она все врет. Вы все равно не поверите! Но я вам ничего объяснять и не собираюсь. И запомните. Я в этом идиотском городишке пребываю по милости вашего мэра. По его официальной просьбе. Поэтому отчитываться ни перед кем не собираюсь. Вы уяснили? И еще. Если будет надо. То Белка все равно поселиться здесь! Под моими присмотром!
– Что!!! – возмущению Ли-Ли не было предела. Она побагровела, как рак. – Да как это… Да что это… Чтобы в моей гостинице… Какой-то публичный дом… Да я этого не потерплю! Да я….
Но я уже не расслышал, что она еще сделает, если я поселю здесь Белку. То ли пришьет меня, то ли отравит. Я уже взбегал по лестнице наверх. Настроение у меня было ужасное. Эта наглая девчонка, действительно чокнутая. Трезвонить на весь поселок про себя всякие гадости?! Я подозревал, что мужики частенько врут про любовные победы. Но чтобы подобным занималась невинная молодая девушка! Это уже слишком!
В отличие от меня Вано пребывал в отличнейшем расположении духа. Он был гладко выбрит и свеж. В чистой голубой рубахе в яркие дурацкие розы. От него пахло каким-то одеколоном, напоминающим запах соленых огурцов. При этом он нагло напевал во весь голос какую-то мерзкую песенку. Учитывая, что вслед за медведем ему на ухо наступил еще и слон, это было невыносимо. Да еще эти соленые огурцы… Я откровенно поморщился.
– Ты что, Вано, вылил на себя полбанки рассола?
– О, Ник! Привет, дружище! Рад тебя видеть! Что, нравиться? Это я прихватил с собой из дому. Знаешь, в жизни бывают всякие моменты. Когда хочется благоухать. Думаю, тебе это тоже пригодиться.
Он протянул мне пузатую бутылку вонючего одеколона.
– Мы теперь должны быть в форме.
– Почему мы и почему в форме? И почему «формой» ты называешь этот вонючий рассол?
– Ой, Ник! Уже вся гостиница знает, где ты ночевал, – он хитренько мне подмигнул.
– А ты чего радуешься? Или тебя так трогают сплетни местных болтушек? Приводят в соответствующее расположение духа?
– Да ну! Плевать я на них хотел! Да, если честно, и на то, с кем ты провел ночь. И если тебя не устраивает мой одеколон. Бог с тобой. Мне больше останется.
– А тебе он к чему, Вано.
Вано порозовел. И потянулся.
– Здесь славный городишко, Ник. По-моему мы не промахнулись. Знаешь, в этом есть особый кайф, когда изображают одно, а поступают совсем наоборот.
– Мне это знакомо. Ну и как же с тобой поступили.
– Только тс-с-с, – Вано приложил палец к губам. – Она умоляла ничего никому не говорить. Но поскольку дело мы ведем вместе, думаю, от компаньона ничего нельзя утаивать.
– Кто она? Можно покороче.
– Моя Венера, моя Ли-Ли. Она приходила этой ночью. Видно, как-то разнюхала, что ты не явишься на ночь. Вот она ко мне и прибежала. Что за женщина, Ник! Богиня! Пока ее толстый индюк спал, она была со мной. Какие здесь пылкие женщины! Знаешь, по-моему, это южное солнце на них так действует…
Я оторопело смотрел на Вано. Я такого не ожидал. И эта наглая курица Ли-Ли, которую Вано почему-то окрестил Богиней. Смела еще читать мне нотацию о беспутном поведении. Ну и ведьма! При случае надо будет ей отомстить.
– Ник, только я тебя умоляю, – пробасил Вано. – Как товарища. Никому ни слова. И не дай Бог – ей. Я не хочу ее потерять. Во всяком случае – пока мы здесь. Должен я же хоть как-то компенсировать неполноценность отпуска.
Ох, как мне хотелось отомстить Ли-Ли. Подколоть ее. Но, увы, я дал другу обещание, что буду молчать.
– Ладно, Вано. Думаю, ты знаешь, что делаешь. И если честно – уж кто-кто, а Ли-Ли меньше всего меня интересует. Лучше расскажи, как прошел разговор с профессором? Ты узнал, зачем он ходит на кладбище?
– Нет, конечно! Я даже и не спрашивал!
– Ты что! – вскипел я. – О чем ты думал, об этой курице!
– Во-первых, не курице. А Венере. А во вторых, будь умнее, Ник. Если бы я напрямую спросил его о кладбище, то сразу же вспугнул бы. И мы уже никогда ничего не узнали. А так у нас, думаю, еще будет возможность проследить за ним. Ну, хотя бы сегодня вечером. Усек?
Я ободряюще кивнул. Хотя и не особенно любил прогуливаться по вечерам среди могил.
– Я умница, Ник! – Вано похлопал себя по лысому черепу. – К тому же я раскопал кое-что интересное. Ты знаешь, профессор долго думал и высказал предположение, почему в последнее время сблизились Угрюмый и адвокат.
– Ну и…? – мои глаза загорелись.
– Он, конечно, утверждать не может. Но как врач… Он предположил, что адвокат уже давно болел раком. Все симптомы были налицо, конечно, заметные профессионалу. А Заманский подозревал, что раком болен и Угрюмый. Возможно, в начальной стадии… Вот именно поэтому они могли и сблизиться. Их сближала болезнь! Ты усек! Когда люди больны, они часто находят общие темы для разговора: о смерти, о вечности, о семье. В общем, о высоких материях…
– М-да, – протянул я, нахмурившись. – Вполне возможно. Но… Какое это отношение имеет к преступлению? И почему мне об этом не сказал Ступаков.
– А ты у него спрашивал?
Я утвердительно кивнул. И подробно рассказал о прошедшей ночи, начиная с моего ухода с Белкой и заканчивая встречей с доктором. Естественно, некоторые подробности, касающиеся только меня и девушки я упустил.
– И все же… Если адвокат и Угрюмый были связаны не только прошлым, но и сегодняшней болезнью… Как это все связать с преступлением? – закончил я вопросом.
– Более того, – Вано потер свой огромный лоб. – Я же тебе обещал приятное с полезным. Я, конечно, без ума от Венеры. Но не настолько, чтобы окончательно потерять голову. Потому я попытался у нее кое-что выпытать.
– И что же? – поторопил я Вано.
– И что же… Откуда мне знать, как вообще все это связано! Но в любом случае, я же тебе говорил, что от этой милашки можно многое узнать. Она имеет прекрасную привычку везде совать свой прелестный носик.
– И куда на сей раз она его сунула?
– В лабораторию профессора! Усек? Она, естественно, долго извинялась и доказывала, что все произошло совершенно случайно…
– Ради Бога, Вано, не уподобайся гражданам Жемчужного. Давай покороче.
– Это можно. Тем более, что ничего выдающегося я тебе не сообщу. Впрочем, как знать… Она ни бум-бум не рубит в науке, но все же, случайно заметив какие-то записи на столе доктора, скумекала. Что он занимается ничем иным, как злокачественными опухолями.