Страница:
которые ждут на многих заводах.
У подростков изменилось отношение к работе: их труд нужен стране.
Постепенно сплачивался коллектив, создавались новые формы
самоуправления. Вместо командиров отряда - советы воспитанников. Каждого из
колонистов, помимо работы и учебы, старались занять общественной
деятельностью кружки, секции, комиссии. И все к одному - ломать дурные
привычки, пробудить жадность к другой жизни, найти и развить хорошие
склонности.
Учет интересов ребят при привлечении их к общественной работе является
одним из основных принципов индивидуального подхода к воспитанникам.
Нередко замкнутого, не поддающегося ни на какие уговоры подростка,
только путем тщательного изучения его индивидуальных склонностей удавалось
"расшевелить", заставить с надеждой смотреть на свое будущее.
Показателен в этом отношении случай с Валерием К.
В кабинете начальника колонии сидели родители Валерки. Мать совершенно
убита горем. Она не могла поверить, что это случилось с ее сыном. Учился
неплохо. В школе говорили - способный. Увлекался музыкой. И вдруг - сын вор,
состоял в шайке грабителей, угонял автомобили. Позор, слезы, суд. И -
колония.
С Валерием было трудно. Он считался "королем". На воровском жаргоне -
"вор в законе".
- Работаешь?
- Пусть трактор работает. Или вон Колька, Сашка.
И Колька с Сашкой вовсю старались, чтобы сделать и свою работу, и
работу "короля". Ему приносили лучшее, что было в посылках, передачах.
Валерка был к тому же неглуп, развит. Учиться больше не собирался.
Хватит - только бы срок тянуть...
И воспитатели, и руководство колонии уже давно держали его на примете.
Но как подойти? Откровенных разговоров избегает. Спортом не занимается - это
"вору в законе" не положено.
Вот хорошо на гитаре играет, но выступить перед ребятами не упросишь -
тоже "не к лицу". Зато по вечерам бренчит, песни блатные насвистывает.
...Матч ожидался волнующий. Отряд против отряда. Свисток - и на поле
выходят команды. Болельщики тоже на своих местах. Кто не любит футбола!
Нетерпеливый гул. Но судья почему-то медлит. И вдруг:
- Матч не состоится. В команде первого отряда заболел защитник. Некому
играть.
Общий вздох разочарования. И надежда... Может быть, сыграет кто-то
другой?
Марк Сергеевич, начальник отряда, ждал этой минуты:
- Валера, ты, кажется, тренировался когда-то. Выручай ребят.
"Король" молчит.
- Иди на поле! - кричат со всех сторон, теребят его, просят.
Валерка сдается. И сразу становится тихо. Матч состоится.
И хотя Валерка оставался "королем", но стал как-то тише. И работать
начал.
А потом на вечере Марк Сергеевич попросил его сыграть на баяне. Сыграл.
Это было уже слишком! "Свита" его возмутилась.
Угрожали:
- Смотри, парень!
Но Валерка как будто с облегчением сбросил с себя тяготившую одежду
"короля". Теперь с ним можно было говорить откровенно, он не прятался больше
за ширму бравады.
- Все зависит от тебя. Не все потеряно, - сказал ему как-то начальник
колонии. - Сколько тебе лет? Шестнадцать? Ого, сколько еще впереди!
Однако колония есть колония. Режим. Работа. Тоска по свободе, семье,
друзьям. Поймет ли подросток, что наказан справедливо, что невозможно жить,
враждуя с обществом, и что есть в жизни большой, главный смысл - делать
людям добро?
...Вскоре Валерия выбрали председателем совета воспитанников колонии.
Лучший его друг, Марат, не подавал ему руки, остался верен воровским
замашкам. Вокруг Марата вились еще некоторые подростки, однако тона он уже
не мог задавать.
Как-то он, поплевывая, расхаживал по цеху. Руки в брюки, кепка на
глаза.
- Иди к станку, - спокойно бросил мастер. Марат презрительно свистнул.
На следующее утро с ним никто не разговаривал, никто не замечал.
Бойкот. Он попробовал было подойти к Валерке, но тот отвернулся.
Через три дня бойкот сняли. Марат вернулся к станку. А еще через
некоторое время к начальнику колонии пришел с просьбой Валерка.
- У нас в колонии нет десятого класса. А совсем рядом школа. Но вы ведь
все равно мне не поверите...
- Почему же? Отпустить можно. Только представь себя на моем месте. Риск
есть?
Валерка вздохнул.
- Да... Но я не подведу вас, Иван Павлович...
Бывший воспитанник колонии Валерий К. окончил школу, был досрочно
освобожден за примерное поведение. Сейчас он руководитель одного
музыкального коллектива республики.
И это далеко не единичный случай, когда воспитанники колонии не только
возвращались на честный путь, но и становились уважаемыми людьми.
...Как-то в колонию пришел молодой подтянутый летчик. Лицо очень
знакомое.
- Разрешите доложить?
- Юрий?
- Так точно! Докладываю об успешном окончании летного училища!
Значит, не ошиблись, давая ему рекомендацию. А как будет рад Меркурий
Петрович Стреляев, воспитатель Юрия! Ведь это он, бывший авиатор, увлек
подростков рассказами о полетах, о беспокойной и счастливой судьбе летчиков.
- Значит, служить на Дальний Восток? И только для нас сделал такой
крюк? Ну спасибо. Перед ребятами выступишь.
Так случилось, что в тот же день пришел еще один бывший воспитанник -
Александр М. Незадолго перед этим он прислал письмо:
"Очень рад, что помогли мне вернуться в колонию. Но теперь уже
воспитателем".
Да, бывший колонист теперь сам воспитатель в одной из колоний
Казахстана. В колонии помнят скрытного, угрюмого паренька. Товарищей
сторонился. Ко всему относился презрительно. Но воспитатели заметили, что
умеет парень рисовать. Попросили как-то оформить стенгазету. Потом еще
что-то, выбрали в санитарную комиссию. И постепенно втянулся в жизнь
коллектива.
- Хочу быть воспитателем, - сказал он. - Как вы думаете, получится?
Из колонии Александр поехал в родное село. Пошел работать. Поступил на
заочное отделение института.
Закончив институт, попросил помочь стать воспитателем в одной из
колоний. Не мог забыть товарищей по колонии, их искалеченные судьбы.
Отделение ему досталось трудное. Но уже через некоторое время написал:
"Работаю вместо пяти часов, которые мне положено, пятнадцать. Отделение
заняло первое место по дисциплине".
В тот же день позвонили Валерию. Он сейчас дирижер. Закончил
музыкальное училище. Женился, воспитывает сына.
...Они стояли втроем - Юрий, Александр и Валерий перед ребятами,
нынешними воспитанниками.
- И вы здесь были? - удивлялись и переспрашивали их.
- А за что?
Они рассказывали свои невеселые истории.
- Жалко тех лет. Вот и вы сидите здесь, а юность-то одна.
Спасибо воспитателям нашим. Сделали нас людьми.
Потом они ходили по колонии, смотрели, слушали.
- Продукцию нашу поставляем не только на заводы СССР, но и на экспорт,
в 24 страны. Уже три года колонисты полностью окупают расходы на свое
содержание, - рассказывали им.
- А хотите познакомим вас с первыми экспонатами нашего музея боевой
славы? - предлагает заместитель начальника Кан Марат Семенович. - Колонисты
разыскали недавно по переписке одного из руководителей Осинторфского
комсомольского подполья, героя книги "Зарево над юностью" Шмугалевского.
Сейчас он председатель колхоза в Белоруссии. Вы только почитайте его письмо
ребятам: "После завершения подпольной деятельности я воевал в составе 16-й
Смоленской партизанской бригады; мне пришлось командовать взводом бывших
беспризорных из Харькова. Фашисты увезли их в самом начале войны из колонии,
надеясь подготовить из них шпионов и диверсантов. Но эти мужественные ребята
уничтожили охрану и перешли на сторону партизан. Я глубоко уверен, что и вы,
поняв свои заблуждения, сможете честно служить нашей Родине". Письмо это мы
передавали по радио. А теперь оно - в нашем музее. А вы, ребята, приезжайте
в колонию почаще, - просит на прощание Марат Семенович. - Ваши рассказы,
ваша судьба убедительнее всяких бесед. О многом задумаются воспитанники
после таких встреч.
Часто приходят в колонию добрые вести от бывших воспитанников. Многие
из них работают по специальности, полученной в колонии.
"Спасибо вам, всему педагогическому коллективу за хорошее воспитание
моего сына, особенно за науку честно трудиться, - пишет из Караганды мать
бывшего воспитанника Николая К., - он стал неузнаваем... первую получку
принес отцу и подарки сестре... мы так рады и благодарны вам за это...".
Естественно, что письма бывших воспитанников вызывают самый живой
интерес в колонии. Педагогический коллектив умело использует их в своей
повседневной работе с подростками.
Отличительная черта многих ребят, попавших сюда не по доброй воле, -
недоверие к взрослым. Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор,
пока они не поверят своим наставникам. Несовершеннолетние правонарушители
только тогда потянутся к наставникам, учителям и мастерам, когда
почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость,
умение внимательно отнестись к личности подростка, изменяют его отношение к
людям.
Был в колонии некоторое время Коля С., у которого умерла мать, -
угрюмый и недоверчивый парнишка. Дома остались отец и две младшие сестры.
Чувствовалось, что он любит их, очень ждет писем. И вдруг письмо о
трагической гибели отца на производстве. Сестра просит помочь - остались
совсем одни. Обсудили это письмо на общем собрании колонистов. Решили:
выделить из общего заработка деньги сестрам, написать письмо на завод, где
работал отец, с просьбой взять опеку над девочками. Сейчас Коля уже дома,
работает, часто пишет воспитателям.
Опыт показал, что правильно организованный и умело направляемый
педагогами коллектив воспитанников может сделать многое. Хорошие традиции
становятся правилом жизни всего коллектива, и многие подростки выходят из
колонии людьми с вполне сложившимися нравственными устоями, с жаждой
возвращения к честной трудовой жизни.
"Большое спасибо вам, моим воспитателям, за все хорошее. С вашей
помощью я получил специальность и научился работать в коллективе, успешно
закончил восьмой класс, а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе
в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".
Читая такие письма, с удовлетворением отмечаешь, что труд коллектива
сотрудников колонии не пропал даром.
Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не
так просто было ему сладить с собой и выплеснуть все, что накопилось в его
жизни.
Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое
о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.
Валентина Георгиевна знала, что мало было в Витькиной жизни ярких,
запоминающихся дней. Она не хотела повторять те вопросы, которые обычно
задают в детских комнатах милиции, когда просят написать объяснительную и
дать слова, что подобное не повторится. Она начала свою работу с
доверительного отношения к чувствам и мыслям подростка. Пока что она не
добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал
красть и ушел от матери...
Витькина мать вначале не знала, с кем разделить свое горе, сунулась к
соседке.
- И-и, милая, иди к директору. Ты целыми днями на работе, а они, что
смотрели, учителя-то...
- Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я
одного проглядела.
- Тогда иди в милицию, пока не поздно. К Головиной Валентине
Георгиевне. Она поможет.
Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и рассказывать о
своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской
одежде и в офицерском звании, - женщина.
Витькина мать ошиблась, думая, что ей начнут задавать вопросы, учинят
допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала
допытываться у самой себя.
- Почему так получилось, почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну,
в глазах которой видела сосредоточенность.
- Кажется, ведь все у него было, отказу ни в чем не имел - одежонка,
обувь, книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не
свой ешь, - рассуждала Витькина мать вслух. - Конечно, побоями не всегда
своего добьешься. Вот велосипед просил, а я нет и нет! А за что такие
подарки?
Говорила сбивчиво, знакомо и буднично, переходя от одной житейской
мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало.
Противоречивые мысли - и в этом-то вся беда. Мог ли мальчишка иметь
устойчивые взгляды...
В первый день откровенного разговора, когда Валентина Георгиевна
рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.
- Ну ты что? - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь
впереди. Вот пойдешь снова в школу, все войдет в свою колею. А ко мне
заглядывай почаще.
С ним много было возни. И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних
большинство высказалось о спецшколе, Валентина Георгиевна еще не решила для
себя этот вопрос. Ей казалось, что пока неразумно отрывать мальчишку от
матери. Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала
на себя. Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но
и этого мало - знать.
Когда работала в школе, то, как говорят, "лепила характеры", здесь же,
в детской комнате милиции, характеры меняли - искореняли изъяны воспитания.
И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков, но что еще
труднее - у взрослых, их родителей.
Это была крайняя мера - лишение родительских прав. И на этом она
настаивала после долгих раздумий и обсуждений на совете общественности.
Узнав, что дело передано в суд, родители Коли притихли. В доме тишина,
мир, повышенное внимание к ребенку. Он уже не лишний. И мальчишка потянулся
к ласке, как чахлое растение к солнцу. В доме появились деньги, которых
давно уже не было, - раньше все уносили выпивки. Новые ботинки жали ноги, но
Коля шел в школу в праздничном настроении. По вечерам отец подсаживался к
столу и листал учебник - что там задано? Из кухни доносился запах домашней
пищи. Все быстро нормализовалось, и уже стали забывать о злополучной
повестке, когда накануне суда снова появилась Валентина Георгиевна. Ее
встретили настороженно. Все эти дни они жили на грани "или - или". И уже
видя счастливое лицо Коли, Валентина Георгиевна задумалась: какую позицию
занять на суде.
Ей очень хотелось верить им, но было и "но". Надолго ли их хватит?
Лишение родительских прав могло круто изменить их жизнь - общественное
мнение, с которым приходилось считаться, отцовские и материнские чувства -
их тоже так просто не сбросишь, они уже дали знать о себе перед лицом
выбора... Отступить, поверить им?
В ее работе такие случаи встречаются нечасто, и решение не извлечешь из
опыта, но и без веры в людей тоже нельзя.
Разговор затянулся до глубокой ночи и, что показалось странным
Валентине Георгиевне, - родители Коли и не подозревали о том, что им
предстоит рано или поздно держать ответ за свои поступки перед обществом.
- Ну кому какое дело... - храбрилась мать.
- Если бы знали, да разве бы... - понуро отвечал отец.
Она приняла незамедлительное решение. На другой день договорилась с
отделом народного образования провести в городском доме культуры
родительскую конференцию "Отцы и дети", на которой выступила с беседой
"Безнадзорность детей порождает преступление".
Возвращалась тихой, уже засыпающей, улицей. Гулко раздавались быстрые
шаги за спиной, ее догоняли. Валентина Георгиевна остановилась, подождала.
Это был отец Коли.
- Понимаете, не мог я там к вам подойти. А поговорить надо... задумался
я серьезно о судьбе Кольки, виноват я перед ним. Бесхарактерность... а она
от чего? От водки... Попустительство тоже. А что он чувствовал от нас...
Вот, понимаете, Валентина Георгиевна, худо нам будет без сына; наказывайте
по всей строгости, что заслужили, а Кольку оставьте при нас.
Долг службы... Она с ним хорошо знакома с детства, ее отец всю жизнь
посвятил охране общественного порядка. Но вместе с ним она еще впитывала и
другой долг - долг человека перед человеком.
Природа состоит из противоположностей - зима и лето, день и ночь,
молодость и старость, добро и зло... Одно переходит в другое. И зло может
перейти в добро.
И не всегда все можно разложить по полочкам - вот это - черное, а это -
белое, не признавая светотеней.
Ее могли упрекнуть в излишней доверчивости, когда вместо крутых мер
были уговоры, убеждения, она выискивала в человеке хорошее и делала на это
ставку, отбрасывая словно наносное плохое. Это был ее метод работы. В нем не
было ничего, в общем-то, нового, многие воспитатели "трудных подростков"
поступали именно так, но, избрав этот путь, она никогда уже не отступала от
него.
Душевный мир подростка глубок и не всегда понятен, и нет рецептов -
каждый отдельный случай требует своего подхода.
И когда однажды Витька подвел ее - легче всего было смотреть на него
осуждающим взглядом, но она не отошла от самой себя, не сорвалась, начала
разговор с ним, как будто бы ничего не произошло. Отпустила его, до конца
веря, что это последнее приземление перед взлетом.
Он пришел на другой день, несмело подошел к столу, сел напротив и стал
терпеливо ждать, когда она закончит телефонный разговор. И для него и для
нее это были бесконечные минуты, а когда она положила трубку и долгим
тревожным взглядом посмотрела ему в глаза, он еще больше окреп в
уверенности, что только правдой можно вернуть доверие.
На ее столе стоит стакан для карандашей, сделанный Витькиными руками,
но его она получила потом, вместе с благодарностью его и матери, а пока
предстоял еще долгий путь непрестанного внимания, становления, шефства...
Вспоминается Леня К. Даже не то слово - вспоминается. Он настолько
прочно был связан с детской комнатой милиции, где изо дня в день помнили о
нем, что теперь, когда определили его в спецучилище, почувствовали пустоту,
словно исчез близкий человек.
"Педагогически запущен" - так о нем было написано в личном деле, когда
Леня первый раз появился в детской комнате милиции. Нет нужды расшифровывать
эту лаконичную запись, хотя за ней скрываются такие поступки, что от него
отказались учителя.
С чего начинать? Пожалуй, от них, первых шагов, и зависит в дальнейшем
исход борьбы за человека. Тут мало знать: почему и как он стал таким, надо
учесть и его индивидуальные психобиологические особенности, суметь направить
интересы парня. Он был резв и, не находя нужного выхода энергии, превратился
в забияку. У него была склонность к тщеславию, и, не получив должного
направления, он стал главарем уличных мальчишек. А смелость, пройдя
доступные преграды, привела к кражам.
Вот таким его приняла Валентина Георгиевна. Что и говорить - "трудный"
был, по-настоящему трудный. Она поставила перед собой задачу перевоспитать
его и не ждала быстрого результата - немедленного поворота в нравственном
уровне. Пройдет еще много времени, прежде чем он осознает глубокую
внутреннюю потребность проявлять силу своего характера в нравственных
качествах. Позже он пришлет ей письмо: "Дорогая Валентина Георгиевна! Учусь
я на столяра и хожу в седьмой класс. 9 января у меня день рождения.
Приезжайте ко мне в гости. Если можно, вышлите фотографию..."
Этот день рождения стал для нее рождением нового человека.
Вечерний телефонный звонок. Где-то на другом конце провода случилась
беда - слышалось прерывистое всхлипывание, а потом голос с дрожью поведал
грустную историю. Ждали помощи, а ее оказать было не так-то престо. Случай
редкий и в практике ее работы еще не встречался, чтобы можно было бы
сопоставить, сравнить, хотя вообще ничего не повторяется - каждый раз что-то
новое, во тут было, как никогда. Ее не уговаривали неотложно принять меры,
ничего не требовали, и в то же время невозможно было не отозваться на чужую
беду.
Эту семью нельзя было назвать "неблагополучной", откуда и выходят
большинство трудновоспитуемых детей. Все такие семьи она знала наперечет, с
ними была налажена надежная связь - часто бывала в них сама, бывали и шефы
из нештатных инспекторов. Эта семья была даже слишком благополучной -
уважаемые родители при высоких должностях, единственный сын, примерный во
всем, - их гордость, материальный достаток.
- У него есть все... Мы его воспитывали так, что он ни в чем не
нуждался, - с некоторой гордостью в голосе говорила мать и показывала вещи:
мотороллер, магнитофон, отдельную комнату.
Эта внешняя сторона, по мнению Валентины Георгиевны, пока еще не играла
главнейшей роли в душевной драме Вадима. Было что-то другое, более
значительное, что от нее или тщательно скрывали, или не придавали значения.
Возможно, последнее. Предстояло разобраться, а пока на нее смотрела как на
доктора, который лечит больного ребенка, - с надеждой и опасением.
- Они все там в классе против него, даже учителя... Он может бросить
школу или... что-нибудь сделать с собой... Даже его друг Костя перестал
здороваться с ним и, кажется, назвал подлецом... А за что - спрашивается?
Вадик был первым учеником, его ставили другим в пример...
Да, в благоприятных обстоятельствах он был лучше других, но не выдержал
сравнения с ними в нравственных качествах при сложившихся трудностях. Он
исчез в то время, когда больше всего была нужна его помощь.
Вспомнила до отказа набитый зал школы, когда проводили конференцию
мальчиков на тему: "Ты будешь настоящим мужчиной". После выступления
Валентины Георгиевны ("А хватит ли у тебя силы воли удержаться от дурного
поступка?") зал как будто бы забурлил. Выходили мальчишки и по-разному
говорили об обычном и героическом, выступали учителя. Никогда еще так прямо
не ставился вопрос, и многочисленная аудитория остро реагировала на каждое
выступление. Говорили искренне, без заученных фраз, с примерами из жизни. И
сравнивали себя с самими собой до этого диспута и сейчас, когда появлялась
вера в возможности каждого.
К столу подошел стройный юноша в темных очках и, выжидая тишину,
постоял с прикушенной губой. Ребята галдели, не унимались. Он тряхнул
поднятой вверх головой и вышел из зала. Позже Валентина Георгиевна узнала -
еще недавно он был кумиром ребят и вдруг такое.
- Алька, весь класс задачу не решил, может, объяснишь.
- Представьте, тоже ничего не получилось.
А потом этот урок алгебры. Настороженная тишина и его торжествующий
голос.
- А я эту задачу решил!
Вадим потерял веру к себе при других обстоятельствах, более
драматических, но истоки одни и те же.
Она попросила, чтобы он пришел в детскую комнату милиции. Уверенные
манеры, выправка спортсмена и напряженная улыбка. Опытному глазу можно было
его и не рассматривать. Диагноз был прост - лечение сложным.
Теперь, когда все уже позади, и Вадим заметно изменился, и отношения с
товарищами стали проще, естественнее, честнее, в свободное время, иногда
вечерами, он заходит сюда и рад, что старший инспектор разговаривает с ним
без нравоучений, как равная с равным, не высмеивая его неясных мыслей,
разных "заскоков", и незаметно направляет его.
...А эта женщина появилась у них внезапно и внесла какое-то тревожное и
щемящее чувство. Она жаловалась на свою пятнадцатилетнюю дочь, которая, по
ее словам, "связалась с хулиганом, только что вырвавшимся из колонии". Она
просила принять самые строгие меры "к этому хулигану и ее непокорной
дочери". Она ушла, оставив запах духов и возмущение.
Валентина Георгиевна помнила Станислава. Его мать мало занималась
сыном, постоянно беспокоилась за свою личную жизнь и не ожидала его
досрочного освобождения. И тут еще дружба с девочкой, мать которой тоже
настроена против него. Сложная ситуация для неустойчивого в своих решениях
парня. Нужны чуткость и осторожность.
Вначале была беседа с этой девочкой, Валей.
- Да вы знаете Стасик - лучший парень в нашем дворе, - чуть не
захлебываясь от восторга, сказала она, - а мама этого не понимает. Вчера
кричит с балкона: "Валька, домой! Не связывайся с этим обормотом!" Я плакала
от стыда за маму.
Пришел Станислав. Кратко, скупо объяснил, что происходит.
- Устроился на работу. За меня не беспокойтесь - не собьюсь. А с Валей
так - писал я ей, а она мне отвечала на письма.
Снова прибежала мать Вали, за ней мать Станислава, и этот житейский
клубок симпатий и антипатий можно было бы бесконечно распутывать, если бы
Валентина Георгиевна не оборвала нить, принципиально став на сторону Вали и
Станислава.
...Никогда еще не было такого расширенного совета общественности -
учителя, члены родительского комитета, директор школы, представители с
кирпичного завода, где работают Гудковы. Неблагополучное положение в их
семье тревожит каждого. Дети безнадзорны, отец и мать пьют.
Семья и общественность... Валентина Георгиевна так и строит свою работу
- воздействует систематически на семьи, где родители не занимаются
воспитанием детей, в тесной связи с общественностью, школами, райкомом
комсомола.
Гудковым пришлось держать ответ перед большим коллективом, и урок этот
не прошел бесследно: детей определили в спецшколу, отец направлен на
лечение.
Когда Валентину Георгиевну спрашивают: "В чем успех вашей работы?" -
она, не задумываясь, отвечает:
- Просто хочется, чтобы все семьи были счастливыми, чтобы в каждом доме
было радостно и светло...
У подростков изменилось отношение к работе: их труд нужен стране.
Постепенно сплачивался коллектив, создавались новые формы
самоуправления. Вместо командиров отряда - советы воспитанников. Каждого из
колонистов, помимо работы и учебы, старались занять общественной
деятельностью кружки, секции, комиссии. И все к одному - ломать дурные
привычки, пробудить жадность к другой жизни, найти и развить хорошие
склонности.
Учет интересов ребят при привлечении их к общественной работе является
одним из основных принципов индивидуального подхода к воспитанникам.
Нередко замкнутого, не поддающегося ни на какие уговоры подростка,
только путем тщательного изучения его индивидуальных склонностей удавалось
"расшевелить", заставить с надеждой смотреть на свое будущее.
Показателен в этом отношении случай с Валерием К.
В кабинете начальника колонии сидели родители Валерки. Мать совершенно
убита горем. Она не могла поверить, что это случилось с ее сыном. Учился
неплохо. В школе говорили - способный. Увлекался музыкой. И вдруг - сын вор,
состоял в шайке грабителей, угонял автомобили. Позор, слезы, суд. И -
колония.
С Валерием было трудно. Он считался "королем". На воровском жаргоне -
"вор в законе".
- Работаешь?
- Пусть трактор работает. Или вон Колька, Сашка.
И Колька с Сашкой вовсю старались, чтобы сделать и свою работу, и
работу "короля". Ему приносили лучшее, что было в посылках, передачах.
Валерка был к тому же неглуп, развит. Учиться больше не собирался.
Хватит - только бы срок тянуть...
И воспитатели, и руководство колонии уже давно держали его на примете.
Но как подойти? Откровенных разговоров избегает. Спортом не занимается - это
"вору в законе" не положено.
Вот хорошо на гитаре играет, но выступить перед ребятами не упросишь -
тоже "не к лицу". Зато по вечерам бренчит, песни блатные насвистывает.
...Матч ожидался волнующий. Отряд против отряда. Свисток - и на поле
выходят команды. Болельщики тоже на своих местах. Кто не любит футбола!
Нетерпеливый гул. Но судья почему-то медлит. И вдруг:
- Матч не состоится. В команде первого отряда заболел защитник. Некому
играть.
Общий вздох разочарования. И надежда... Может быть, сыграет кто-то
другой?
Марк Сергеевич, начальник отряда, ждал этой минуты:
- Валера, ты, кажется, тренировался когда-то. Выручай ребят.
"Король" молчит.
- Иди на поле! - кричат со всех сторон, теребят его, просят.
Валерка сдается. И сразу становится тихо. Матч состоится.
И хотя Валерка оставался "королем", но стал как-то тише. И работать
начал.
А потом на вечере Марк Сергеевич попросил его сыграть на баяне. Сыграл.
Это было уже слишком! "Свита" его возмутилась.
Угрожали:
- Смотри, парень!
Но Валерка как будто с облегчением сбросил с себя тяготившую одежду
"короля". Теперь с ним можно было говорить откровенно, он не прятался больше
за ширму бравады.
- Все зависит от тебя. Не все потеряно, - сказал ему как-то начальник
колонии. - Сколько тебе лет? Шестнадцать? Ого, сколько еще впереди!
Однако колония есть колония. Режим. Работа. Тоска по свободе, семье,
друзьям. Поймет ли подросток, что наказан справедливо, что невозможно жить,
враждуя с обществом, и что есть в жизни большой, главный смысл - делать
людям добро?
...Вскоре Валерия выбрали председателем совета воспитанников колонии.
Лучший его друг, Марат, не подавал ему руки, остался верен воровским
замашкам. Вокруг Марата вились еще некоторые подростки, однако тона он уже
не мог задавать.
Как-то он, поплевывая, расхаживал по цеху. Руки в брюки, кепка на
глаза.
- Иди к станку, - спокойно бросил мастер. Марат презрительно свистнул.
На следующее утро с ним никто не разговаривал, никто не замечал.
Бойкот. Он попробовал было подойти к Валерке, но тот отвернулся.
Через три дня бойкот сняли. Марат вернулся к станку. А еще через
некоторое время к начальнику колонии пришел с просьбой Валерка.
- У нас в колонии нет десятого класса. А совсем рядом школа. Но вы ведь
все равно мне не поверите...
- Почему же? Отпустить можно. Только представь себя на моем месте. Риск
есть?
Валерка вздохнул.
- Да... Но я не подведу вас, Иван Павлович...
Бывший воспитанник колонии Валерий К. окончил школу, был досрочно
освобожден за примерное поведение. Сейчас он руководитель одного
музыкального коллектива республики.
И это далеко не единичный случай, когда воспитанники колонии не только
возвращались на честный путь, но и становились уважаемыми людьми.
...Как-то в колонию пришел молодой подтянутый летчик. Лицо очень
знакомое.
- Разрешите доложить?
- Юрий?
- Так точно! Докладываю об успешном окончании летного училища!
Значит, не ошиблись, давая ему рекомендацию. А как будет рад Меркурий
Петрович Стреляев, воспитатель Юрия! Ведь это он, бывший авиатор, увлек
подростков рассказами о полетах, о беспокойной и счастливой судьбе летчиков.
- Значит, служить на Дальний Восток? И только для нас сделал такой
крюк? Ну спасибо. Перед ребятами выступишь.
Так случилось, что в тот же день пришел еще один бывший воспитанник -
Александр М. Незадолго перед этим он прислал письмо:
"Очень рад, что помогли мне вернуться в колонию. Но теперь уже
воспитателем".
Да, бывший колонист теперь сам воспитатель в одной из колоний
Казахстана. В колонии помнят скрытного, угрюмого паренька. Товарищей
сторонился. Ко всему относился презрительно. Но воспитатели заметили, что
умеет парень рисовать. Попросили как-то оформить стенгазету. Потом еще
что-то, выбрали в санитарную комиссию. И постепенно втянулся в жизнь
коллектива.
- Хочу быть воспитателем, - сказал он. - Как вы думаете, получится?
Из колонии Александр поехал в родное село. Пошел работать. Поступил на
заочное отделение института.
Закончив институт, попросил помочь стать воспитателем в одной из
колоний. Не мог забыть товарищей по колонии, их искалеченные судьбы.
Отделение ему досталось трудное. Но уже через некоторое время написал:
"Работаю вместо пяти часов, которые мне положено, пятнадцать. Отделение
заняло первое место по дисциплине".
В тот же день позвонили Валерию. Он сейчас дирижер. Закончил
музыкальное училище. Женился, воспитывает сына.
...Они стояли втроем - Юрий, Александр и Валерий перед ребятами,
нынешними воспитанниками.
- И вы здесь были? - удивлялись и переспрашивали их.
- А за что?
Они рассказывали свои невеселые истории.
- Жалко тех лет. Вот и вы сидите здесь, а юность-то одна.
Спасибо воспитателям нашим. Сделали нас людьми.
Потом они ходили по колонии, смотрели, слушали.
- Продукцию нашу поставляем не только на заводы СССР, но и на экспорт,
в 24 страны. Уже три года колонисты полностью окупают расходы на свое
содержание, - рассказывали им.
- А хотите познакомим вас с первыми экспонатами нашего музея боевой
славы? - предлагает заместитель начальника Кан Марат Семенович. - Колонисты
разыскали недавно по переписке одного из руководителей Осинторфского
комсомольского подполья, героя книги "Зарево над юностью" Шмугалевского.
Сейчас он председатель колхоза в Белоруссии. Вы только почитайте его письмо
ребятам: "После завершения подпольной деятельности я воевал в составе 16-й
Смоленской партизанской бригады; мне пришлось командовать взводом бывших
беспризорных из Харькова. Фашисты увезли их в самом начале войны из колонии,
надеясь подготовить из них шпионов и диверсантов. Но эти мужественные ребята
уничтожили охрану и перешли на сторону партизан. Я глубоко уверен, что и вы,
поняв свои заблуждения, сможете честно служить нашей Родине". Письмо это мы
передавали по радио. А теперь оно - в нашем музее. А вы, ребята, приезжайте
в колонию почаще, - просит на прощание Марат Семенович. - Ваши рассказы,
ваша судьба убедительнее всяких бесед. О многом задумаются воспитанники
после таких встреч.
Часто приходят в колонию добрые вести от бывших воспитанников. Многие
из них работают по специальности, полученной в колонии.
"Спасибо вам, всему педагогическому коллективу за хорошее воспитание
моего сына, особенно за науку честно трудиться, - пишет из Караганды мать
бывшего воспитанника Николая К., - он стал неузнаваем... первую получку
принес отцу и подарки сестре... мы так рады и благодарны вам за это...".
Естественно, что письма бывших воспитанников вызывают самый живой
интерес в колонии. Педагогический коллектив умело использует их в своей
повседневной работе с подростками.
Отличительная черта многих ребят, попавших сюда не по доброй воле, -
недоверие к взрослым. Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор,
пока они не поверят своим наставникам. Несовершеннолетние правонарушители
только тогда потянутся к наставникам, учителям и мастерам, когда
почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость,
умение внимательно отнестись к личности подростка, изменяют его отношение к
людям.
Был в колонии некоторое время Коля С., у которого умерла мать, -
угрюмый и недоверчивый парнишка. Дома остались отец и две младшие сестры.
Чувствовалось, что он любит их, очень ждет писем. И вдруг письмо о
трагической гибели отца на производстве. Сестра просит помочь - остались
совсем одни. Обсудили это письмо на общем собрании колонистов. Решили:
выделить из общего заработка деньги сестрам, написать письмо на завод, где
работал отец, с просьбой взять опеку над девочками. Сейчас Коля уже дома,
работает, часто пишет воспитателям.
Опыт показал, что правильно организованный и умело направляемый
педагогами коллектив воспитанников может сделать многое. Хорошие традиции
становятся правилом жизни всего коллектива, и многие подростки выходят из
колонии людьми с вполне сложившимися нравственными устоями, с жаждой
возвращения к честной трудовой жизни.
"Большое спасибо вам, моим воспитателям, за все хорошее. С вашей
помощью я получил специальность и научился работать в коллективе, успешно
закончил восьмой класс, а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе
в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".
Читая такие письма, с удовлетворением отмечаешь, что труд коллектива
сотрудников колонии не пропал даром.
Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не
так просто было ему сладить с собой и выплеснуть все, что накопилось в его
жизни.
Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое
о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.
Валентина Георгиевна знала, что мало было в Витькиной жизни ярких,
запоминающихся дней. Она не хотела повторять те вопросы, которые обычно
задают в детских комнатах милиции, когда просят написать объяснительную и
дать слова, что подобное не повторится. Она начала свою работу с
доверительного отношения к чувствам и мыслям подростка. Пока что она не
добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал
красть и ушел от матери...
Витькина мать вначале не знала, с кем разделить свое горе, сунулась к
соседке.
- И-и, милая, иди к директору. Ты целыми днями на работе, а они, что
смотрели, учителя-то...
- Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я
одного проглядела.
- Тогда иди в милицию, пока не поздно. К Головиной Валентине
Георгиевне. Она поможет.
Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и рассказывать о
своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской
одежде и в офицерском звании, - женщина.
Витькина мать ошиблась, думая, что ей начнут задавать вопросы, учинят
допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала
допытываться у самой себя.
- Почему так получилось, почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну,
в глазах которой видела сосредоточенность.
- Кажется, ведь все у него было, отказу ни в чем не имел - одежонка,
обувь, книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не
свой ешь, - рассуждала Витькина мать вслух. - Конечно, побоями не всегда
своего добьешься. Вот велосипед просил, а я нет и нет! А за что такие
подарки?
Говорила сбивчиво, знакомо и буднично, переходя от одной житейской
мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало.
Противоречивые мысли - и в этом-то вся беда. Мог ли мальчишка иметь
устойчивые взгляды...
В первый день откровенного разговора, когда Валентина Георгиевна
рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.
- Ну ты что? - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь
впереди. Вот пойдешь снова в школу, все войдет в свою колею. А ко мне
заглядывай почаще.
С ним много было возни. И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних
большинство высказалось о спецшколе, Валентина Георгиевна еще не решила для
себя этот вопрос. Ей казалось, что пока неразумно отрывать мальчишку от
матери. Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала
на себя. Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но
и этого мало - знать.
Когда работала в школе, то, как говорят, "лепила характеры", здесь же,
в детской комнате милиции, характеры меняли - искореняли изъяны воспитания.
И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков, но что еще
труднее - у взрослых, их родителей.
Это была крайняя мера - лишение родительских прав. И на этом она
настаивала после долгих раздумий и обсуждений на совете общественности.
Узнав, что дело передано в суд, родители Коли притихли. В доме тишина,
мир, повышенное внимание к ребенку. Он уже не лишний. И мальчишка потянулся
к ласке, как чахлое растение к солнцу. В доме появились деньги, которых
давно уже не было, - раньше все уносили выпивки. Новые ботинки жали ноги, но
Коля шел в школу в праздничном настроении. По вечерам отец подсаживался к
столу и листал учебник - что там задано? Из кухни доносился запах домашней
пищи. Все быстро нормализовалось, и уже стали забывать о злополучной
повестке, когда накануне суда снова появилась Валентина Георгиевна. Ее
встретили настороженно. Все эти дни они жили на грани "или - или". И уже
видя счастливое лицо Коли, Валентина Георгиевна задумалась: какую позицию
занять на суде.
Ей очень хотелось верить им, но было и "но". Надолго ли их хватит?
Лишение родительских прав могло круто изменить их жизнь - общественное
мнение, с которым приходилось считаться, отцовские и материнские чувства -
их тоже так просто не сбросишь, они уже дали знать о себе перед лицом
выбора... Отступить, поверить им?
В ее работе такие случаи встречаются нечасто, и решение не извлечешь из
опыта, но и без веры в людей тоже нельзя.
Разговор затянулся до глубокой ночи и, что показалось странным
Валентине Георгиевне, - родители Коли и не подозревали о том, что им
предстоит рано или поздно держать ответ за свои поступки перед обществом.
- Ну кому какое дело... - храбрилась мать.
- Если бы знали, да разве бы... - понуро отвечал отец.
Она приняла незамедлительное решение. На другой день договорилась с
отделом народного образования провести в городском доме культуры
родительскую конференцию "Отцы и дети", на которой выступила с беседой
"Безнадзорность детей порождает преступление".
Возвращалась тихой, уже засыпающей, улицей. Гулко раздавались быстрые
шаги за спиной, ее догоняли. Валентина Георгиевна остановилась, подождала.
Это был отец Коли.
- Понимаете, не мог я там к вам подойти. А поговорить надо... задумался
я серьезно о судьбе Кольки, виноват я перед ним. Бесхарактерность... а она
от чего? От водки... Попустительство тоже. А что он чувствовал от нас...
Вот, понимаете, Валентина Георгиевна, худо нам будет без сына; наказывайте
по всей строгости, что заслужили, а Кольку оставьте при нас.
Долг службы... Она с ним хорошо знакома с детства, ее отец всю жизнь
посвятил охране общественного порядка. Но вместе с ним она еще впитывала и
другой долг - долг человека перед человеком.
Природа состоит из противоположностей - зима и лето, день и ночь,
молодость и старость, добро и зло... Одно переходит в другое. И зло может
перейти в добро.
И не всегда все можно разложить по полочкам - вот это - черное, а это -
белое, не признавая светотеней.
Ее могли упрекнуть в излишней доверчивости, когда вместо крутых мер
были уговоры, убеждения, она выискивала в человеке хорошее и делала на это
ставку, отбрасывая словно наносное плохое. Это был ее метод работы. В нем не
было ничего, в общем-то, нового, многие воспитатели "трудных подростков"
поступали именно так, но, избрав этот путь, она никогда уже не отступала от
него.
Душевный мир подростка глубок и не всегда понятен, и нет рецептов -
каждый отдельный случай требует своего подхода.
И когда однажды Витька подвел ее - легче всего было смотреть на него
осуждающим взглядом, но она не отошла от самой себя, не сорвалась, начала
разговор с ним, как будто бы ничего не произошло. Отпустила его, до конца
веря, что это последнее приземление перед взлетом.
Он пришел на другой день, несмело подошел к столу, сел напротив и стал
терпеливо ждать, когда она закончит телефонный разговор. И для него и для
нее это были бесконечные минуты, а когда она положила трубку и долгим
тревожным взглядом посмотрела ему в глаза, он еще больше окреп в
уверенности, что только правдой можно вернуть доверие.
На ее столе стоит стакан для карандашей, сделанный Витькиными руками,
но его она получила потом, вместе с благодарностью его и матери, а пока
предстоял еще долгий путь непрестанного внимания, становления, шефства...
Вспоминается Леня К. Даже не то слово - вспоминается. Он настолько
прочно был связан с детской комнатой милиции, где изо дня в день помнили о
нем, что теперь, когда определили его в спецучилище, почувствовали пустоту,
словно исчез близкий человек.
"Педагогически запущен" - так о нем было написано в личном деле, когда
Леня первый раз появился в детской комнате милиции. Нет нужды расшифровывать
эту лаконичную запись, хотя за ней скрываются такие поступки, что от него
отказались учителя.
С чего начинать? Пожалуй, от них, первых шагов, и зависит в дальнейшем
исход борьбы за человека. Тут мало знать: почему и как он стал таким, надо
учесть и его индивидуальные психобиологические особенности, суметь направить
интересы парня. Он был резв и, не находя нужного выхода энергии, превратился
в забияку. У него была склонность к тщеславию, и, не получив должного
направления, он стал главарем уличных мальчишек. А смелость, пройдя
доступные преграды, привела к кражам.
Вот таким его приняла Валентина Георгиевна. Что и говорить - "трудный"
был, по-настоящему трудный. Она поставила перед собой задачу перевоспитать
его и не ждала быстрого результата - немедленного поворота в нравственном
уровне. Пройдет еще много времени, прежде чем он осознает глубокую
внутреннюю потребность проявлять силу своего характера в нравственных
качествах. Позже он пришлет ей письмо: "Дорогая Валентина Георгиевна! Учусь
я на столяра и хожу в седьмой класс. 9 января у меня день рождения.
Приезжайте ко мне в гости. Если можно, вышлите фотографию..."
Этот день рождения стал для нее рождением нового человека.
Вечерний телефонный звонок. Где-то на другом конце провода случилась
беда - слышалось прерывистое всхлипывание, а потом голос с дрожью поведал
грустную историю. Ждали помощи, а ее оказать было не так-то престо. Случай
редкий и в практике ее работы еще не встречался, чтобы можно было бы
сопоставить, сравнить, хотя вообще ничего не повторяется - каждый раз что-то
новое, во тут было, как никогда. Ее не уговаривали неотложно принять меры,
ничего не требовали, и в то же время невозможно было не отозваться на чужую
беду.
Эту семью нельзя было назвать "неблагополучной", откуда и выходят
большинство трудновоспитуемых детей. Все такие семьи она знала наперечет, с
ними была налажена надежная связь - часто бывала в них сама, бывали и шефы
из нештатных инспекторов. Эта семья была даже слишком благополучной -
уважаемые родители при высоких должностях, единственный сын, примерный во
всем, - их гордость, материальный достаток.
- У него есть все... Мы его воспитывали так, что он ни в чем не
нуждался, - с некоторой гордостью в голосе говорила мать и показывала вещи:
мотороллер, магнитофон, отдельную комнату.
Эта внешняя сторона, по мнению Валентины Георгиевны, пока еще не играла
главнейшей роли в душевной драме Вадима. Было что-то другое, более
значительное, что от нее или тщательно скрывали, или не придавали значения.
Возможно, последнее. Предстояло разобраться, а пока на нее смотрела как на
доктора, который лечит больного ребенка, - с надеждой и опасением.
- Они все там в классе против него, даже учителя... Он может бросить
школу или... что-нибудь сделать с собой... Даже его друг Костя перестал
здороваться с ним и, кажется, назвал подлецом... А за что - спрашивается?
Вадик был первым учеником, его ставили другим в пример...
Да, в благоприятных обстоятельствах он был лучше других, но не выдержал
сравнения с ними в нравственных качествах при сложившихся трудностях. Он
исчез в то время, когда больше всего была нужна его помощь.
Вспомнила до отказа набитый зал школы, когда проводили конференцию
мальчиков на тему: "Ты будешь настоящим мужчиной". После выступления
Валентины Георгиевны ("А хватит ли у тебя силы воли удержаться от дурного
поступка?") зал как будто бы забурлил. Выходили мальчишки и по-разному
говорили об обычном и героическом, выступали учителя. Никогда еще так прямо
не ставился вопрос, и многочисленная аудитория остро реагировала на каждое
выступление. Говорили искренне, без заученных фраз, с примерами из жизни. И
сравнивали себя с самими собой до этого диспута и сейчас, когда появлялась
вера в возможности каждого.
К столу подошел стройный юноша в темных очках и, выжидая тишину,
постоял с прикушенной губой. Ребята галдели, не унимались. Он тряхнул
поднятой вверх головой и вышел из зала. Позже Валентина Георгиевна узнала -
еще недавно он был кумиром ребят и вдруг такое.
- Алька, весь класс задачу не решил, может, объяснишь.
- Представьте, тоже ничего не получилось.
А потом этот урок алгебры. Настороженная тишина и его торжествующий
голос.
- А я эту задачу решил!
Вадим потерял веру к себе при других обстоятельствах, более
драматических, но истоки одни и те же.
Она попросила, чтобы он пришел в детскую комнату милиции. Уверенные
манеры, выправка спортсмена и напряженная улыбка. Опытному глазу можно было
его и не рассматривать. Диагноз был прост - лечение сложным.
Теперь, когда все уже позади, и Вадим заметно изменился, и отношения с
товарищами стали проще, естественнее, честнее, в свободное время, иногда
вечерами, он заходит сюда и рад, что старший инспектор разговаривает с ним
без нравоучений, как равная с равным, не высмеивая его неясных мыслей,
разных "заскоков", и незаметно направляет его.
...А эта женщина появилась у них внезапно и внесла какое-то тревожное и
щемящее чувство. Она жаловалась на свою пятнадцатилетнюю дочь, которая, по
ее словам, "связалась с хулиганом, только что вырвавшимся из колонии". Она
просила принять самые строгие меры "к этому хулигану и ее непокорной
дочери". Она ушла, оставив запах духов и возмущение.
Валентина Георгиевна помнила Станислава. Его мать мало занималась
сыном, постоянно беспокоилась за свою личную жизнь и не ожидала его
досрочного освобождения. И тут еще дружба с девочкой, мать которой тоже
настроена против него. Сложная ситуация для неустойчивого в своих решениях
парня. Нужны чуткость и осторожность.
Вначале была беседа с этой девочкой, Валей.
- Да вы знаете Стасик - лучший парень в нашем дворе, - чуть не
захлебываясь от восторга, сказала она, - а мама этого не понимает. Вчера
кричит с балкона: "Валька, домой! Не связывайся с этим обормотом!" Я плакала
от стыда за маму.
Пришел Станислав. Кратко, скупо объяснил, что происходит.
- Устроился на работу. За меня не беспокойтесь - не собьюсь. А с Валей
так - писал я ей, а она мне отвечала на письма.
Снова прибежала мать Вали, за ней мать Станислава, и этот житейский
клубок симпатий и антипатий можно было бы бесконечно распутывать, если бы
Валентина Георгиевна не оборвала нить, принципиально став на сторону Вали и
Станислава.
...Никогда еще не было такого расширенного совета общественности -
учителя, члены родительского комитета, директор школы, представители с
кирпичного завода, где работают Гудковы. Неблагополучное положение в их
семье тревожит каждого. Дети безнадзорны, отец и мать пьют.
Семья и общественность... Валентина Георгиевна так и строит свою работу
- воздействует систематически на семьи, где родители не занимаются
воспитанием детей, в тесной связи с общественностью, школами, райкомом
комсомола.
Гудковым пришлось держать ответ перед большим коллективом, и урок этот
не прошел бесследно: детей определили в спецшколу, отец направлен на
лечение.
Когда Валентину Георгиевну спрашивают: "В чем успех вашей работы?" -
она, не задумываясь, отвечает:
- Просто хочется, чтобы все семьи были счастливыми, чтобы в каждом доме
было радостно и светло...