Страница:
с тобою он хочет,
конунг, беседовать».
6 Зашумели в палате,
встали сидевшие, —
всем знать хотелось,
что скажет Хлёд
и как отвечать
Ангантюр станет.
Тогда Ангантюр сказал: «Добро пожаловать, брат мой Хлёд! Садись с нами за пир! Выпьем прежде всего меду в память нашего отца и к славе всех нас!» Хлёд ответил: «Мы приехали сюда не для того чтобы набивать животы». Затем он сказал:
Собрав это войско, они поехали в лес, который называется Мюрквид. Он отделяет гуннскую землю от земли готов. Когда они вышли из леса, перед ними оказались большие селения на широкой равнине, а посреди равнины стояла великолепная крепость. Там правила Хервёр,[774] сестра Ангантюра и Хлёда, и с ней был Ормар,[775] ее воспитатель. Они должны были оборонять границу от гуннских ратей, и у них было большое войско.
Однажды утром Хервёр стояла на башне над городскими воротами. Она взглянула на юг в сторону леса и увидела большие клубы пыли от скачущих коней, и эта пыль надолго закрыла солнце. Затем она увидела, как в клубах пыли что-то сверкает, как золото, – великолепные щиты, окованные золотом, позолоченные шлемы и светлые кольчуги. Тогда она поняла, что это войско гуннов и что оно очень многочисленно. Она быстро спустилась, позвала своего трубача и велела ему трубить сбор. Затем Хервёр сказала: «Берите оружие и готовьтесь к битве! А ты, Ормар, поезжай навстречу гуннам и предложи им бой перед южными воротами крепости». Ормар сказал:
Когда Ормар увидел гибель Хервёр, он обратился в бегство, а с ним все, кто еще оставался в живых… Представ перед конунгом Ангантюром, он сказал:
М. И. Стеблин-Каменский
Название, рукопись, текст
конунг, беседовать».
6 Зашумели в палате,
встали сидевшие, —
всем знать хотелось,
что скажет Хлёд
и как отвечать
Ангантюр станет.
Тогда Ангантюр сказал: «Добро пожаловать, брат мой Хлёд! Садись с нами за пир! Выпьем прежде всего меду в память нашего отца и к славе всех нас!» Хлёд ответил: «Мы приехали сюда не для того чтобы набивать животы». Затем он сказал:
При конунге Ангантюре был тогда Гицур Грютингалиди,[771] воспитатель конунга Хейдрека. Он был тогда очень стар. Когда он услышал слова конунга Ангантюра, ему показалось, что тот предлагает слишком много, и он сказал:
7 «Я хочу половину
наследия Хейдрека:
доспехов, мечей,
скота и приплода,
сокровищ казны,
жерновов скрипящих,
рабов и рабынь
с их ребятами вместе,
8 и лес знаменитый,
что Мюрквид[767] зовется,
на готской земле
могилы священные,
камень чудесный
в излучинах Данпа,[768]
кольчуг половину,
у Хейдрека бывших,
земель и людей
и блестящих колец».
Ангантюр сказал:
9 «Сначала расколется
щит сверкающий,
и с холодным копьем
столкнется копье,
И воинов много
падет на траву,
прежде чем Тюрвинг[769]
начну я делить
или дам тебе, Хумлунг,[770]
долю наследства.
10 Родич, тебе я
кубки вручу,
и скот, и сокровища,
сколько захочешь;
по дюжине сотен
людей и коней
и столько же воинов
вооруженных.
11 Дам я дары
каждому мужу, —
дороже у них
не бывало подарков;
каждому дева
достанется в жены,
деве же каждой
я дам ожерелье.
12 Серебром я тебя
покрою, сидящего,
золотом звонким
осыплю идущего.
так что покатятся
кольца повсюду;
треть ты возьмешь
готской земли».
Хлёд очень рассердился на то, что его назвали сыном рабыни и ублюдком после посулов брата. Он сразу же уехал со всеми своими людьми и направился домой в гуннскую землю к конунгу Хумли, отцу его матери. И он рассказал Хумли, что его брат Ангантюр не дал ему равной доли наследства. Конунг Хумли спросил, что произошло между ними, и очень рассердился, узнав, что Хлёд, сын его дочери, был назван сыном рабыни. Он сказал:
13 «Щедро сулишь ты
рабыни отродью,[772]
сыну рабыни,
от князя рожденному.
Этот ублюдок
сидел на кургане,
в то время как конунг
наследство делил».
Эту зиму конунг Хумли и Хлёд пробыли дома. Но весной они собрали такое большое войско, что в гуннской земле совсем не осталось мужей, способных носить оружие… Пять тысяч было в каждом полку, и в каждой тысяче было тринадцать сотен, и в каждой сотне – четыре отряда по сорок воинов, и таких полков было тридцать три.
14 «Мы проведем
эту зиму в довольстве,
станем беседовать,
мед распивая;
гуннов научим
оружье готовить
и смело его
в бой понесем.
15 Славную, Хлёд,
соберем мы дружину,
доблестно будут
воины биться,
герои-юнцы
на двухлетках-конях,[773]
войско такое
будет у гуннов».
Собрав это войско, они поехали в лес, который называется Мюрквид. Он отделяет гуннскую землю от земли готов. Когда они вышли из леса, перед ними оказались большие селения на широкой равнине, а посреди равнины стояла великолепная крепость. Там правила Хервёр,[774] сестра Ангантюра и Хлёда, и с ней был Ормар,[775] ее воспитатель. Они должны были оборонять границу от гуннских ратей, и у них было большое войско.
Однажды утром Хервёр стояла на башне над городскими воротами. Она взглянула на юг в сторону леса и увидела большие клубы пыли от скачущих коней, и эта пыль надолго закрыла солнце. Затем она увидела, как в клубах пыли что-то сверкает, как золото, – великолепные щиты, окованные золотом, позолоченные шлемы и светлые кольчуги. Тогда она поняла, что это войско гуннов и что оно очень многочисленно. Она быстро спустилась, позвала своего трубача и велела ему трубить сбор. Затем Хервёр сказала: «Берите оружие и готовьтесь к битве! А ты, Ормар, поезжай навстречу гуннам и предложи им бой перед южными воротами крепости». Ормар сказал:
Тогда Ормар выехал из крепости навстречу гуннам. Он громко закричал, зовя их к стенам крепости: «Я предлагаю вам битву на поле перед южными воротами!..» Но так как гунны были гораздо многочисленнее, войско Хервёр стало нести большие потери. В конце концов Хервёр была убита и вокруг нее погибла большая часть ее войска.
16 «Конечно, поеду
и щит понесу,
с готами вместе
буду сражаться!»
Когда Ормар увидел гибель Хервёр, он обратился в бегство, а с ним все, кто еще оставался в живых… Представ перед конунгом Ангантюром, он сказал:
Когда конунг Ангантюр услышал это, он сжал губы и долго молчал. Наконец он сказал: «Не по-братски поступил с тобой Хлёд, сестра моя благородная!» Затем он окинул взором свою дружину, которая была немногочисленна, и сказал:
17 «С юга я прибыл
с такими вестями:
в пламени лес,
Мюрквида чаща,
залита кровью
готов земля.
18 Знаю, что в битве
Хейдрека дочь,
сестра твоя, пала,
сраженная насмерть,
гунны ее
убили и с нею
воинов многих
из готского войска.
19 Легче ей было
битву начать.
чем свадебный пир
или с милым беседу».
Гицур Старый сказал:
20 «Много нас было
за чашею меда,
да мало осталось
для ратного дела.
21 Нету в дружине
моей никого,
кто бы поехал
и щит бы понес,
чтобы вызвать на бой
гуннское войско.
хотя б я прибавил
к просьбам награду».
…Гицур надел хорошие доспехи и вскочил на своего коня, как юноша. Затем он сказал конунгу:
22 «Не стану просить
в награду себе
даже ничтожной
золота доли;
но я поеду
и щит понесу,
чтоб гуннам вручить
жезл войны».[776]
Конунг Ангантюр сказал:
23 «Куда мне позвать
гуннов для схватки?»
И вот Гицур ускакал и ехал долго, пока не подъехал к войску гуннов. Он приблизился настолько, что его могли услышать, и крикнул громким голосом:
24 «К Дюльгье[777] зови их,
на Дунхейд[778] зови,
зови их в пределы
Ёссурских[779] гор;
там готов дружины
в битвах нередко
победу и славу
себе добывали».
Услышав слова Гицура, Хлёд сказал:
25 «Войску разгром
и гибель вождю!
Подняты стяги,
против вас Один!
26 Зову я вас к Дюльгье,
на битву сзываю
на Дунхейд, в пределы
Ёссурских гор!
Усейте поля
своими телами,
пусть Один направит
копье, как сказал я!»[780]
А конунг Хумли сказал:
27 «Схватите скорее
Гицура Старого!»
…Гицур пришпорил своего коня и поскакал к конунгу Ангантюру. Он предстал пред ним и приветствовал его. Конунг спросил, был ли он у гуннов. Гицур сказал: «Я говорил с ними и позвал их на поле битвы на Дунхейде и в долины Дюльгьи». Ангантюр спросил, как велико войско гуннов. Гицур сказал: «Их великое множество.
28 «Посланца не троньте, —
один он приехал».
На следующий день они начали битву. Они бились целый день и вечером вернулись в свои шатры. Так они сражались восемь дней… День и ночь к Ангантюру подходили подкрепления со всех сторон, так что у него было не меньше народу, чем вначале. Битва стала еще жарче, чем раньше… Готы защищали свою свободу и свою родину, сражаясь против гуннов, они поэтому стойко держались и подбадривали друг друга. К концу дня натиск готов стал так силен, что полки гуннов дрогнули. Увидев это, Ангантюр вышел из ограды щитов, стал во главе войска и, взяв Тюрвинг в руки, начал рубить людей и коней. Ограда щитов вокруг конунга гуннов была прорвана, и братья сошлись друг с другом. Тут Хлёд пал, и конунг Хумли пал, и гунны обратились в бегство, а готы убивали их, и убитых было так много, что реки оказались запружены и вышли из берегов, и долины были заполнены мертвыми лошадьми и людьми и залиты кровью. Ангантюр пошел тогда на поле боя посмотреть на убитых и нашел своего брата Хлёда. Тогда он сказал:
29 Шесть боевых
у гуннов полков,
в каждом пять тысяч,
а в тысяче – сотни
счетом тринадцать,
в каждой же сотне
вчетверо больше
воинов смелых».
Ангантюр долго был конунгом в Хрейдготалянде.[781] Он был могуч, щедр и воинствен, и от него произошли роды конунгов.
30 «Сокровищ тебе
немало сулил я,
немало добра
мог бы ты выбрать;
битву начав,
не получил ты
ни светлых колец,
ни земель, ни богатства.
31 Проклятье на нас:
тебя я убил!
То навеки запомнят;
зол норн приговор!»
М. И. Стеблин-Каменский
«Старшая Эдда»
«Старшая Эдда» – это не только памятник, в котором представлены очень разнообразные стили – торжественно-приподнытый и сугубо прозаический, шутливый и элегический, стиль перебранки и стиль заклинания, – но это и памятник, который, как всякое выдающееся художественное произведение, открывается читателю своими разными сторонами в зависимости от того, с какой точки зрения он рассматривается. Он никогда не раскрывается сразу весь и до конца. Поэтому о «Старшей Эдде», как о всяком выдающемся художественном произведении, могут быть справедливы прямо противоположные высказывания.
С одной стороны, «Старшая Эдда» – это мир яркой фантастики, мир, где среди молний по небу скачут валькирии, драконы сторожат сокровища, боги вмешиваются в судьбу людей. Этот мир возник из тела убитого великана и погибнет во время последней битвы богов с чудовищами, когда звезды сорвутся с неба и огромный волк проглотит солнце.
С другой стороны, «Старшая Эдда» – это мир вполне конкретной действительности, четких и резких очертаний, где переживания выражаются только посредством действий или лаконичных высказываний, люди оцениваются критически и даже боги наделены всеми слабостями и пороками людей. Это мир трезвой и пессимистической морали, не освященной никакими сверхъестественными авторитетами.
«Старшая Эдда» – это литературный памятник, который уходит своими корнями в глубочайшую древность. В ней отразилась не только так называемая эпоха викингов, т. е. эпоха, когда сложились скандинавские народности и государства, скандинавский язык – еще общий для всей Скандинавии – был в силу викингских завоеваний одним из самых распространенных языков Европы, – но и многие события, имена, обычаи, сказания и мифы значительно более древней эпохи. В те времена варварские германские племена столкнулись с Римом и на его развалинах основывали свои первые государства. В «Старшей Эдде» отразились некоторые мифы и гораздо более древних веков, когда складывалась индоевропейская языковая общность, т. е. языковая общность большинства европейских народов.
Вместе с тем «Старшая Эдда» – это памятник чисто исландский, плоть от плоти исландского народа, понятный только в контексте живого исландского языка, исландской поэзии вообще и природы Исландии. Если бы исландский язык – он почти не изменился с эпохи, к которой относится рукопись «Старшей Эдды», – не был и сейчас живым языком, многое в этом памятнике осталось бы совершенно неясным. Очень богатая синонимика, конкретность значений и лаконизм выражения и сейчас характерны для исландского языка. Сравнительно мало изменился в Исландии и строй стиха: до сих пор исландские поэты не могут обойтись без регулярной аллитерации. Наконец, мир «Старшей Эдды» с его фантастическими и резкими контурами – это мир исландской природы с ее голыми базальтовыми горами, лавовыми полями, пустынными каменистыми плоскогорьями, ее кратерами и водопадами.
«Старшая Эдда» – очень простой и доходчивый литературный памятник. в ней есть только факты и события или высказывания персонажей, участвующих в этих событиях. Там нет никаких рассуждений и мудрствований.
Однако при всей внешней безыскусственности и простоте, в мировой литературе трудно найти памятник более спорный и загадочный, чем «Старшая Эдда», – памятник, который бы больше изучался, в большей мере был бы предметом спора между учеными и содержал бы поэтому больше неясного. Сотни ученых всего мира исследовали «Старшую Эдду» с самых разнообразных точек зрения. Работы о ней уже могли бы составить обширную библиотеку. Но конца ее исследованиям не видно.
Все же, несмотря на деятельность сотен ученых, кое-что о «Старшей Эдде» известно.
С одной стороны, «Старшая Эдда» – это мир яркой фантастики, мир, где среди молний по небу скачут валькирии, драконы сторожат сокровища, боги вмешиваются в судьбу людей. Этот мир возник из тела убитого великана и погибнет во время последней битвы богов с чудовищами, когда звезды сорвутся с неба и огромный волк проглотит солнце.
С другой стороны, «Старшая Эдда» – это мир вполне конкретной действительности, четких и резких очертаний, где переживания выражаются только посредством действий или лаконичных высказываний, люди оцениваются критически и даже боги наделены всеми слабостями и пороками людей. Это мир трезвой и пессимистической морали, не освященной никакими сверхъестественными авторитетами.
«Старшая Эдда» – это литературный памятник, который уходит своими корнями в глубочайшую древность. В ней отразилась не только так называемая эпоха викингов, т. е. эпоха, когда сложились скандинавские народности и государства, скандинавский язык – еще общий для всей Скандинавии – был в силу викингских завоеваний одним из самых распространенных языков Европы, – но и многие события, имена, обычаи, сказания и мифы значительно более древней эпохи. В те времена варварские германские племена столкнулись с Римом и на его развалинах основывали свои первые государства. В «Старшей Эдде» отразились некоторые мифы и гораздо более древних веков, когда складывалась индоевропейская языковая общность, т. е. языковая общность большинства европейских народов.
Вместе с тем «Старшая Эдда» – это памятник чисто исландский, плоть от плоти исландского народа, понятный только в контексте живого исландского языка, исландской поэзии вообще и природы Исландии. Если бы исландский язык – он почти не изменился с эпохи, к которой относится рукопись «Старшей Эдды», – не был и сейчас живым языком, многое в этом памятнике осталось бы совершенно неясным. Очень богатая синонимика, конкретность значений и лаконизм выражения и сейчас характерны для исландского языка. Сравнительно мало изменился в Исландии и строй стиха: до сих пор исландские поэты не могут обойтись без регулярной аллитерации. Наконец, мир «Старшей Эдды» с его фантастическими и резкими контурами – это мир исландской природы с ее голыми базальтовыми горами, лавовыми полями, пустынными каменистыми плоскогорьями, ее кратерами и водопадами.
«Старшая Эдда» – очень простой и доходчивый литературный памятник. в ней есть только факты и события или высказывания персонажей, участвующих в этих событиях. Там нет никаких рассуждений и мудрствований.
Однако при всей внешней безыскусственности и простоте, в мировой литературе трудно найти памятник более спорный и загадочный, чем «Старшая Эдда», – памятник, который бы больше изучался, в большей мере был бы предметом спора между учеными и содержал бы поэтому больше неясного. Сотни ученых всего мира исследовали «Старшую Эдду» с самых разнообразных точек зрения. Работы о ней уже могли бы составить обширную библиотеку. Но конца ее исследованиям не видно.
Все же, несмотря на деятельность сотен ученых, кое-что о «Старшей Эдде» известно.
Название, рукопись, текст
Слово «Эдда» значит теперь совсем не то, что оно означало когда-то, а что оно значило первоначально – в точности неизвестно. В Средние века так называлась книга, написанная в 1222–1225 гг. знаменитым исландским историком и поэтом Снорри Стурлусоном (1178–1241). На одной из рукописей его произведения есть надпись: «Книга эта называется “Эдда”, ее составил Снорри Стурлусон». Возможно, что она была названа так самим автором. Книга представляет собой учебник поэтического искусства и содержит обзор языческой мифологии (в той мере, в какой эта мифология была основой поэтической фразеологии), обзор поэтической фразеологии с многочисленными иллюстрациями из старых исландских рукописей и образцы стихотворных размеров, сочиненные Снорри Стурлусоном и составляющие вместе целую поэму. Книга была учебником того вида поэтического искусства, которое издавна процветало в Исландии и называется «поэзией скальдов», или «скальдической поэзией». Основные черты этой поэзии – во-первых, осознанное авторство: все скальдические стихи имеют авторов, и эти авторы и называются «скальдами»; во-вторых, чрезвычайно вычурная форма; в-третьих, актуальное содержание: поэзия скальдов – это хвалебные песни, поносные стихи или стихи к случаю. Поэзия скальдов совсем не похожа на ту поэзию, которая теперь всегда связывается с названием «Эдда»; можно даже сказать, что поэзия скальдов противоположна ей. Однако в Средние века в Исландии называли «искусством “Эдды”» именно поэзию скальдов, ее вычурную и темную фразеологию.
Неясно, почему книга Снорри Стурлусона получила название «Эдда». Есть три этимологии этого слова. Одни считают его производным от «Одди», названия хутора, где Снорри воспитывался и, может быть, нашел материалы для своей книги. «Эдда» в таком случае значит «книга Одди». Другие производят слово «Эдда» от слова, которое иногда имело значение «поэзия». «Эдда» в таком случае значит «поэтика». Третьи отождествляют название книги Снорри со словом «эдда», которое встречается в одной древнеисландской песни и, по-видимому, значит «прабабушка». В этом случае книга Снорри была почему-то названа «прабабушкой». Все три этимологии были выдвинуты давно и по очереди снова выдвигаются и опровергаются.
В XVII в. – в эпоху скандинавского «ученого ренессанса» – в Дании и Швеции пробудился интерес к древним памятникам. в Исландии – тогда датской колонии – стали усиленно собирать древние рукописи. Но представления ученых того времени о древней литературе часто были фантастическими. В частности, у них были преувеличенные представления о деятельности исландского ученого Сэмунда Сигфуссона (1056–1133), который в Средние века прослыл в народе могущественным чернокнижником, сумевшим перехитрить самого черта. Ему приписывалась универсальная мудрость, и сложилось представление, что Снорри Стурлусон в своей «Эдде» основывался на сочинении Сэмунда. Так, один из исландских ученых и любителей древностей, епископ Бриньольв Свейнссон, писал своему коллеге зимой 1641–1642 гг.: «Где огромные сокровища всей человеческой мудрости, записанные Сэмундом Мудрым, и прежде всего прославленная “Эдда”, от которой у нас теперь осталась, кроме имени, едва ли тысячная доля и которая не сохранилась бы совсем, если бы извлечения Снорри Стурлусона не оставили бы нам скорее тень и след, чем подлинный состав древней “Эдды”?» Не удивительно, что, найдя в 1643 году древний пергаментный кодекс, содержащий ряд песен о богах и героях, – тех самых богах и героях, о которых говорится и в книге Снорри, – Бриньольв решил, что он нашел произведение самого Сэмунда, послужившее основой для Снорри, и написал на списке с найденного им кодекса: «“Edda” Saemundi muliscii», т. е. «“Эдда” Сэмунда Мудрого». С этого момента слово «Эдда» приобрело совершенно новое значение. В этом новом значении оно вскоре было употреблено в печати, и хотя впоследствии было установлено, что найденные Бриньольвом песни не имеют никакого отношения ни к Сэмунду, ни к названию «Эдда», название это закрепилось за ними. они стали называться «Эддой Сэмунда», «Песенной Эддой», песнями «Эдды», просто «Эддой» или «Старшей Эддой». А книга Снорри Стурлусона была названа «Эддой Снорри», «Прозаической Эддой» или «Младшей Эддой».
Найденный Бриньольвом пергаментный кодекс – одна из самых знаменитых рукописей мира – после его смерти попал в Копенгаген, а в 1971 г. – в Рейкьявик. Большинство древних рукописей, найденных в Исландии, попадало в Копенгаген, меньшинство – в Стокгольм и Упсалу. Кодекс, найденный Бриньольвом, хранился в Королевской библиотеке в Копенгагене и поэтому называется Codex Regius («королевский кодекс») 2365, или сокращенно CR 2365. Его история до того, как он был найден Бриньольвом, не известна. Но по орфографическим и палеографическим данным установлено, что он написан в Исландии во второй половине XIII в. Из характера ошибок в кодексе очевидно: он представляет собой список с несколько более древней рукописи. Об этой более древней рукописи ничего не известно.
Королевский кодекс состоит из 45 листов размером около 19 х 13 см. В нем шесть тетрадей: пять по 8 листов каждая и одна, последняя, из 5 листов. Между четвертой и пятой тетрадями кодекса есть лакуна: по-видимому, не хватает целой тетради, 8 листов. Лакуна эта доставила много хлопот исследователям. На основании заголовков и абзацев в кодексе содержание его обычно делят на 29 песен – 10 мифологических и 19 героических. Между отдельными песнями, а иногда и между строфами одной песни, попадается проза, поясняющая или дополняющая текст песен. Некоторые из этих песен сохранились (частично или целиком) в других рукописях, а именно 6 песен (2 целиком и 4 частично) имеется в рукописи начала XIV в., хранящейся в собрании Арни Магнуссона в библиотеке Копенгагенского университета (сокращенно она называется AM 748); вариант одной песни, а именно «Прорицания вёльвы», есть в другой рукописи начала XIV в. (она называется «Hauksbok»). фрагменты и пересказы ряда песен встречаются в рукописях «Эдды» Снорри Стурлусона, «Саги о Вёльсунгах» и «Рассказа о Норна-Гесте», – исландских прозаических произведений XIII в. Сравнение рукописного материала, и особенно CR 2365 и рукописей книги Снорри Стурлусона, показывает, что тексты восходят к различным устным вариантам и бытовали до записи в устной традиции.
Название «Эдда» претерпело в дальнейшем еще некоторое расширение. Дело в том, что песни, аналогичные по стилю, стихосложению и содержанию тем, которые представлены в CR 2365, есть в некоторых других древнеисландских рукописях. Все такие песни, вместе с песнями основной рукописи, стали называться «эддической поэзией», или поэзией «эддического стиля». Эддическая поэзия отличается от поэзии скальдической тем, что авторы ее неизвестны, ее форма сравнительно безыскусна, а ее содержание – древние сказания о богах и героях или правила житейской мудрости. Вся древнеисландская поэзия распадается на эти два вида поэтического искусства – поэзию скальдов и эддическую поэзию. Впрочем, встречаются, конечно, и произведения промежуточного характера. В издания «Старшей Эдды» принято включать, кроме песен основной рукописи, и некоторые из других эддических песен, то есть те, которые всего ближе по содержанию к песням основной рукописи. Но количество таких дополнительных песен меняется от издания к изданию. Всего чаще ими были «Сны Бальдра», «Песнь о Хюндле», «Песнь о Риге» и «Песнь о Свипдаге». В наше издание включены также «Песнь о Хлёде» и «Песнь валькирий», но нет «Песни о Свипдаге» (она сохранилась только в поздних бумажных списках и, по-видимому, представляет собой подражание песням «Эдды»). В древнеисландской литературе есть еще много других песен эддического стиля. Так, в немецкий перевод «Эдды» Ф.Генцмера включено 26 песен, которых нет в CR 2365.
Все же знаменитыми стали только те песни, которые есть в CR 2365 или непосредственно примыкают к этой рукописи. Текст их издавался свыше тридцати раз, не считая частичных изданий, а в переводе (на шестнадцать различных европейских языков) – свыше ста пятидесяти раз. их известность может сравниться только со славой «Илиады» и «Одиссеи». Изданием занимались крупнейшие филологи-германисты, начиная с Якова Гримма и Расмуса Раска. Подготовка требовала кропотливейшей текстологической работы. Достаточно сказать, что первое полное издание «Старшей Эдды» – копенгагенское издание с латинским подстрочником – выходило в течение сорока одного года (1787–1828), а издание, снабженное наиболее полным введением, глоссарием и комментариями (составители – Сеймонс и Геринг) – в течение сорока трех лет (1888–1931). Оно устарело до того, как вышел его последний том. Классическим остается издание выдающегося норвежского филолога Суфюса Бюгге (1867), где впервые была дана точная и полная картина рукописного материала. В нашем переводе дается нумерация строф издания Бюгге, как это принято в современных изданиях текста «Старшей Эдды». Но перевод наш сделан по изданию Иоуна Хельгасона (1952–1954) и частично по первому изданию Неккеля.
В тексте «Старшей Эдды» много морфологических и синтаксических архаизмов, слов, которые нигде больше не встречаются и, видимо, устарели уже в XIII в. Но архаизмы не оставались в песнях нетронутыми. Они подновлялись или заменялись, вероятно, еще в устной традиции. Это видно из их фонетической формы. Поэтому язык рукописи – это все же язык второй половины XIII в. Раньше было принято восстанавливать так называемую первоначальную языковую форму песен и ставить более старые языковые формы на место тех, которые представлены в рукописи. Сеймонс и Геринг часто делали это. Именно поэтому их издание устарело до того, как вышел его последний том. Теперь это делается все меньше и меньше: становится очевидным, что восстановить первоначальную языковую форму песен невозможно.
Так обстоит дело и с порядком строф и строк в песнях. Раньше было принято искать в песнях позднейшие вставки (интерполяции) и первоначальную форму. Путем удаления предполагаемых вставок, всевозможных перестановок и даже досочинения добивались сглаживания всех противоречий и абсолютной логичности в композиции песни. В результате такой «высшей критики текста», как это называли немецкие филологи, от песни иногда оставалось буквально меньше четверти (так, например, поступали с «Речами Гримнира»). Так поступали и переводчики. в немецком переводе «Эдды», выполненном Ф.Генцмером под редакцией А.Хойслера, видного немецкого специалиста по древнегерманской поэзии, – переводе, который справедливо считается образцовым в отношении стиля и стихосложения, – строфы в песнях перетасованы, сокращены или расширены, из одной песни сделаны несколько и т. д., в соответствии с представлениями Хойслера о первоначальной форме песен. Но дело в том, что различные исследователи восстанавливают первоначальную форму песен совершенно различно, в зависимости от своих вкусов и взглядов. Поэтому становится все более очевидным, что восстановить ее невозможно. В нашем издании попытки исследователей восстановить первоначальную форму песен отражены только в комментариях.
Неясно, почему книга Снорри Стурлусона получила название «Эдда». Есть три этимологии этого слова. Одни считают его производным от «Одди», названия хутора, где Снорри воспитывался и, может быть, нашел материалы для своей книги. «Эдда» в таком случае значит «книга Одди». Другие производят слово «Эдда» от слова, которое иногда имело значение «поэзия». «Эдда» в таком случае значит «поэтика». Третьи отождествляют название книги Снорри со словом «эдда», которое встречается в одной древнеисландской песни и, по-видимому, значит «прабабушка». В этом случае книга Снорри была почему-то названа «прабабушкой». Все три этимологии были выдвинуты давно и по очереди снова выдвигаются и опровергаются.
В XVII в. – в эпоху скандинавского «ученого ренессанса» – в Дании и Швеции пробудился интерес к древним памятникам. в Исландии – тогда датской колонии – стали усиленно собирать древние рукописи. Но представления ученых того времени о древней литературе часто были фантастическими. В частности, у них были преувеличенные представления о деятельности исландского ученого Сэмунда Сигфуссона (1056–1133), который в Средние века прослыл в народе могущественным чернокнижником, сумевшим перехитрить самого черта. Ему приписывалась универсальная мудрость, и сложилось представление, что Снорри Стурлусон в своей «Эдде» основывался на сочинении Сэмунда. Так, один из исландских ученых и любителей древностей, епископ Бриньольв Свейнссон, писал своему коллеге зимой 1641–1642 гг.: «Где огромные сокровища всей человеческой мудрости, записанные Сэмундом Мудрым, и прежде всего прославленная “Эдда”, от которой у нас теперь осталась, кроме имени, едва ли тысячная доля и которая не сохранилась бы совсем, если бы извлечения Снорри Стурлусона не оставили бы нам скорее тень и след, чем подлинный состав древней “Эдды”?» Не удивительно, что, найдя в 1643 году древний пергаментный кодекс, содержащий ряд песен о богах и героях, – тех самых богах и героях, о которых говорится и в книге Снорри, – Бриньольв решил, что он нашел произведение самого Сэмунда, послужившее основой для Снорри, и написал на списке с найденного им кодекса: «“Edda” Saemundi muliscii», т. е. «“Эдда” Сэмунда Мудрого». С этого момента слово «Эдда» приобрело совершенно новое значение. В этом новом значении оно вскоре было употреблено в печати, и хотя впоследствии было установлено, что найденные Бриньольвом песни не имеют никакого отношения ни к Сэмунду, ни к названию «Эдда», название это закрепилось за ними. они стали называться «Эддой Сэмунда», «Песенной Эддой», песнями «Эдды», просто «Эддой» или «Старшей Эддой». А книга Снорри Стурлусона была названа «Эддой Снорри», «Прозаической Эддой» или «Младшей Эддой».
Найденный Бриньольвом пергаментный кодекс – одна из самых знаменитых рукописей мира – после его смерти попал в Копенгаген, а в 1971 г. – в Рейкьявик. Большинство древних рукописей, найденных в Исландии, попадало в Копенгаген, меньшинство – в Стокгольм и Упсалу. Кодекс, найденный Бриньольвом, хранился в Королевской библиотеке в Копенгагене и поэтому называется Codex Regius («королевский кодекс») 2365, или сокращенно CR 2365. Его история до того, как он был найден Бриньольвом, не известна. Но по орфографическим и палеографическим данным установлено, что он написан в Исландии во второй половине XIII в. Из характера ошибок в кодексе очевидно: он представляет собой список с несколько более древней рукописи. Об этой более древней рукописи ничего не известно.
Королевский кодекс состоит из 45 листов размером около 19 х 13 см. В нем шесть тетрадей: пять по 8 листов каждая и одна, последняя, из 5 листов. Между четвертой и пятой тетрадями кодекса есть лакуна: по-видимому, не хватает целой тетради, 8 листов. Лакуна эта доставила много хлопот исследователям. На основании заголовков и абзацев в кодексе содержание его обычно делят на 29 песен – 10 мифологических и 19 героических. Между отдельными песнями, а иногда и между строфами одной песни, попадается проза, поясняющая или дополняющая текст песен. Некоторые из этих песен сохранились (частично или целиком) в других рукописях, а именно 6 песен (2 целиком и 4 частично) имеется в рукописи начала XIV в., хранящейся в собрании Арни Магнуссона в библиотеке Копенгагенского университета (сокращенно она называется AM 748); вариант одной песни, а именно «Прорицания вёльвы», есть в другой рукописи начала XIV в. (она называется «Hauksbok»). фрагменты и пересказы ряда песен встречаются в рукописях «Эдды» Снорри Стурлусона, «Саги о Вёльсунгах» и «Рассказа о Норна-Гесте», – исландских прозаических произведений XIII в. Сравнение рукописного материала, и особенно CR 2365 и рукописей книги Снорри Стурлусона, показывает, что тексты восходят к различным устным вариантам и бытовали до записи в устной традиции.
Название «Эдда» претерпело в дальнейшем еще некоторое расширение. Дело в том, что песни, аналогичные по стилю, стихосложению и содержанию тем, которые представлены в CR 2365, есть в некоторых других древнеисландских рукописях. Все такие песни, вместе с песнями основной рукописи, стали называться «эддической поэзией», или поэзией «эддического стиля». Эддическая поэзия отличается от поэзии скальдической тем, что авторы ее неизвестны, ее форма сравнительно безыскусна, а ее содержание – древние сказания о богах и героях или правила житейской мудрости. Вся древнеисландская поэзия распадается на эти два вида поэтического искусства – поэзию скальдов и эддическую поэзию. Впрочем, встречаются, конечно, и произведения промежуточного характера. В издания «Старшей Эдды» принято включать, кроме песен основной рукописи, и некоторые из других эддических песен, то есть те, которые всего ближе по содержанию к песням основной рукописи. Но количество таких дополнительных песен меняется от издания к изданию. Всего чаще ими были «Сны Бальдра», «Песнь о Хюндле», «Песнь о Риге» и «Песнь о Свипдаге». В наше издание включены также «Песнь о Хлёде» и «Песнь валькирий», но нет «Песни о Свипдаге» (она сохранилась только в поздних бумажных списках и, по-видимому, представляет собой подражание песням «Эдды»). В древнеисландской литературе есть еще много других песен эддического стиля. Так, в немецкий перевод «Эдды» Ф.Генцмера включено 26 песен, которых нет в CR 2365.
Все же знаменитыми стали только те песни, которые есть в CR 2365 или непосредственно примыкают к этой рукописи. Текст их издавался свыше тридцати раз, не считая частичных изданий, а в переводе (на шестнадцать различных европейских языков) – свыше ста пятидесяти раз. их известность может сравниться только со славой «Илиады» и «Одиссеи». Изданием занимались крупнейшие филологи-германисты, начиная с Якова Гримма и Расмуса Раска. Подготовка требовала кропотливейшей текстологической работы. Достаточно сказать, что первое полное издание «Старшей Эдды» – копенгагенское издание с латинским подстрочником – выходило в течение сорока одного года (1787–1828), а издание, снабженное наиболее полным введением, глоссарием и комментариями (составители – Сеймонс и Геринг) – в течение сорока трех лет (1888–1931). Оно устарело до того, как вышел его последний том. Классическим остается издание выдающегося норвежского филолога Суфюса Бюгге (1867), где впервые была дана точная и полная картина рукописного материала. В нашем переводе дается нумерация строф издания Бюгге, как это принято в современных изданиях текста «Старшей Эдды». Но перевод наш сделан по изданию Иоуна Хельгасона (1952–1954) и частично по первому изданию Неккеля.
В тексте «Старшей Эдды» много морфологических и синтаксических архаизмов, слов, которые нигде больше не встречаются и, видимо, устарели уже в XIII в. Но архаизмы не оставались в песнях нетронутыми. Они подновлялись или заменялись, вероятно, еще в устной традиции. Это видно из их фонетической формы. Поэтому язык рукописи – это все же язык второй половины XIII в. Раньше было принято восстанавливать так называемую первоначальную языковую форму песен и ставить более старые языковые формы на место тех, которые представлены в рукописи. Сеймонс и Геринг часто делали это. Именно поэтому их издание устарело до того, как вышел его последний том. Теперь это делается все меньше и меньше: становится очевидным, что восстановить первоначальную языковую форму песен невозможно.
Так обстоит дело и с порядком строф и строк в песнях. Раньше было принято искать в песнях позднейшие вставки (интерполяции) и первоначальную форму. Путем удаления предполагаемых вставок, всевозможных перестановок и даже досочинения добивались сглаживания всех противоречий и абсолютной логичности в композиции песни. В результате такой «высшей критики текста», как это называли немецкие филологи, от песни иногда оставалось буквально меньше четверти (так, например, поступали с «Речами Гримнира»). Так поступали и переводчики. в немецком переводе «Эдды», выполненном Ф.Генцмером под редакцией А.Хойслера, видного немецкого специалиста по древнегерманской поэзии, – переводе, который справедливо считается образцовым в отношении стиля и стихосложения, – строфы в песнях перетасованы, сокращены или расширены, из одной песни сделаны несколько и т. д., в соответствии с представлениями Хойслера о первоначальной форме песен. Но дело в том, что различные исследователи восстанавливают первоначальную форму песен совершенно различно, в зависимости от своих вкусов и взглядов. Поэтому становится все более очевидным, что восстановить ее невозможно. В нашем издании попытки исследователей восстановить первоначальную форму песен отражены только в комментариях.