Страница:
Стиль
Между отдельными песнями «Старшей Эдды» есть довольно значительные стилистические различия: «Песнь о Трюме» стилистически близка к народной балладе, «Песнь о Хюмире» – к поэзии скальдов, «Песнь о Харбарде» очень прозаична, в «Речах Атли» много эпической вариации, и т. д. Об этих стилистических особенностях отдельных песен говорится в наших комментариях. Все же есть у песен «Эдды» некоторые общие стилистические черты, отличающие их от поэзии скальдов, с одной стороны, и западногерманской (древнеанглийской и древненемецкой) эпической поэзии, с другой. Общность обеспечивает им особое место среди памятников древнегерманской поэзии.
Для всей древнегерманской эпической поэзии характерен кеннинг, т. е. замена существительного обычной речи так называемым перифразом, по меньшей мере двучленным: «дорога китов» (море), «морской конь» (корабль), «раздаватель золота» (князь). В поэзии скальдов кеннинги достигают чудовищного развития. Там встречаются не только трехчленные, но и четырех-, пяти-, шести– и семичленные кеннинги: «тот, кто притупляет голод чайки звона блеска зверя Хейти» – это, оказывается, «воин», так как «зверь Хейти» – это «корабль», «блеск корабля» – это «щит», «звон щита» – это «битва», «чайка битвы» – это «ворон», а «тот, кто притупляет голод ворона» – это «воин». Многие кеннинги скальдов подобны загадкам и требуют знания мифологии, героических сказаний и скальдической поэтики. Часто они совершенно условны и выражают как бы не образ предмета, а его идею. Кеннинги в «Старшей Эдде» несравненно проще. Однако они менее просты и прозрачны, чем кеннинги в эпической поэзии западных германцев. Наряду с кеннингами типа «сын Одина» (Тор), «отец Магни» (тоже Тор) встречаются в «Старшей Эдде» и такие кеннинги, как «вепрь прибоя» (кит), «кит лавы» (великан), «змея крови» (меч), «гусята валькирий» (вороны), «ясень сраженья» (воин), «палка битвы» (меч), «земля ожерелий» (женщина) и т. п., которые едва ли понятны непосвященному. Впрочем, кеннинги типа «отец Магни» тоже требуют специальных знаний, например, знания мифологических имен.
Для стиля «Эдды» вообще характерно обилие собственных имен. Оно придает конкретность, но вместе с тем нередко затрудняет понимание. Значение многих из этих имен совершенно не известно. Некоторые из них, по-видимому, возникали вместе с песнью, были ее стилистическим украшением (см., например, комментарий к песням о Хельги). Другие черпались из традиции и нередко восходят к глубочайшей древности. Иногда собственные имена скопляются в целые перечни, так называемые тулы (см., например, «Прорицание вёльвы»). Обилие собственных имен в «Эдде», очевидно, связано с тем, что в древнеисландской поэзии еще давала себя знать древняя синкретическая традиция, – совмещение поэзии с сообщением всяческих знаний (мифологических и т. п.) Но любовь к собственным именам стала чертой, свойственной исландцам вообще.
Хотя в песнях «Эдды» немало традиционности выражения, характерной для фольклора, – повторяющихся формул, словесных клише и т. д., – стиль их, именно в силу наличия кеннингов и обилия собственных имен, не походит на стиль народной поэзии позднейших эпох. Он кажется менее простым, менее непосредственным. Отсюда обычно делается вывод, что песни «Эдды» – это не фольклор, а «литература», и при этом указывается на значительные стилистические различия между отдельными песнями, как бы свою манеру в отдельных песнях. Вывод этот – пример недооценки специфики древней поэзии и условий ее бытования. Но о предрассудках в этой области будет речь ниже.
Очень богатая синонимика и конкретность значений – специфические черты стиля «Эдды». Такие важные для героической поэзии слова, как «конунг», «битва», «меч» и т. п., имеют в языке «Эдды» множество поэтических синонимов, целые десятки. Но слов с абстрактным значением в языке «Эдды» вообще нет. Абстрактные понятия если и находят выражение в песнях, то посредством слов, которые одновременно имеют и вполне конкретное значение. Так, древнеисландское слово, которое означает «нужда» и «принуждение», в то же время значит и «оковы», «узы». Эти архаичные стилистические черты нельзя передать средствами современных европейских языков. Черты эти в большей или меньшей мере были характерны и для эпической поэзии западных германцев, но давно у них изжиты. В Исландии, напротив, они получили дальнейшее развитие: такие признаки характерны не только для всей исландской поэзии, но и для исландского языка вообще. В современном исландском языке в ряде случаев надо выбирать между несколькими словами с конкретными значениями там, где другие европейские языки обходятся одним словом с более общим значением. С другой стороны, в силу некоторых особенностей исландского языка, он до сих пор пополняется не за счет заимствований из других языков (таких заимствований в нем до сих пор почти нет), а за счет переосмысления старых слов или их соединения в новые слова. Поэтому его словарь не только сохранил конкретность своих значений, но даже развил ее. В современном исландском языке нет невыразительных и лишенных национального колорита слов, которых так много во всех других европейских языках, особенно в языке науки. Так, например, словам «система», «витамин», «стерилизация», «динозавр» в исландском соответствуют, в буквальном переводе, слова «сноп», «вещество жизни», «смертечистка», «тролль-ящерица».
Наконец, специфически исландская черта в стиле «Эдды» – это компактность, лаконизм, стремительность. Именно эта черта всего больше отличает «Старшую Эдду» от эпической поэзии западных германцев. Неслучайно такой излюбленный прием древнегерманской поэзии, как эпическая вариация, т. е. повторение другими словами того же самого (обычно понятия, которое можно выразить существительным или его эквивалентом), в песнях «Эдды» представлена гораздо меньше, чем в памятниках эпической поэзии западных германцев. Пожалуй, лаконизм – наиболее существенное в стиле «Эдды» и наиболее исландское. Дело в том, что лаконизм – в значительной мере результат развития исландского языка. в исландском языке полностью отпали приставки и значительно сократились окончания, безударных слогов стало мало, ударение сконцентрировалось в корневом слоге, слова приобрели исключительную компактность. Лаконизм песен «Эдды» – это отражение ритмической компактности самого исландского языка. Но о ритме исландского языка еще будет речь ниже.
Для всей древнегерманской эпической поэзии характерен кеннинг, т. е. замена существительного обычной речи так называемым перифразом, по меньшей мере двучленным: «дорога китов» (море), «морской конь» (корабль), «раздаватель золота» (князь). В поэзии скальдов кеннинги достигают чудовищного развития. Там встречаются не только трехчленные, но и четырех-, пяти-, шести– и семичленные кеннинги: «тот, кто притупляет голод чайки звона блеска зверя Хейти» – это, оказывается, «воин», так как «зверь Хейти» – это «корабль», «блеск корабля» – это «щит», «звон щита» – это «битва», «чайка битвы» – это «ворон», а «тот, кто притупляет голод ворона» – это «воин». Многие кеннинги скальдов подобны загадкам и требуют знания мифологии, героических сказаний и скальдической поэтики. Часто они совершенно условны и выражают как бы не образ предмета, а его идею. Кеннинги в «Старшей Эдде» несравненно проще. Однако они менее просты и прозрачны, чем кеннинги в эпической поэзии западных германцев. Наряду с кеннингами типа «сын Одина» (Тор), «отец Магни» (тоже Тор) встречаются в «Старшей Эдде» и такие кеннинги, как «вепрь прибоя» (кит), «кит лавы» (великан), «змея крови» (меч), «гусята валькирий» (вороны), «ясень сраженья» (воин), «палка битвы» (меч), «земля ожерелий» (женщина) и т. п., которые едва ли понятны непосвященному. Впрочем, кеннинги типа «отец Магни» тоже требуют специальных знаний, например, знания мифологических имен.
Для стиля «Эдды» вообще характерно обилие собственных имен. Оно придает конкретность, но вместе с тем нередко затрудняет понимание. Значение многих из этих имен совершенно не известно. Некоторые из них, по-видимому, возникали вместе с песнью, были ее стилистическим украшением (см., например, комментарий к песням о Хельги). Другие черпались из традиции и нередко восходят к глубочайшей древности. Иногда собственные имена скопляются в целые перечни, так называемые тулы (см., например, «Прорицание вёльвы»). Обилие собственных имен в «Эдде», очевидно, связано с тем, что в древнеисландской поэзии еще давала себя знать древняя синкретическая традиция, – совмещение поэзии с сообщением всяческих знаний (мифологических и т. п.) Но любовь к собственным именам стала чертой, свойственной исландцам вообще.
Хотя в песнях «Эдды» немало традиционности выражения, характерной для фольклора, – повторяющихся формул, словесных клише и т. д., – стиль их, именно в силу наличия кеннингов и обилия собственных имен, не походит на стиль народной поэзии позднейших эпох. Он кажется менее простым, менее непосредственным. Отсюда обычно делается вывод, что песни «Эдды» – это не фольклор, а «литература», и при этом указывается на значительные стилистические различия между отдельными песнями, как бы свою манеру в отдельных песнях. Вывод этот – пример недооценки специфики древней поэзии и условий ее бытования. Но о предрассудках в этой области будет речь ниже.
Очень богатая синонимика и конкретность значений – специфические черты стиля «Эдды». Такие важные для героической поэзии слова, как «конунг», «битва», «меч» и т. п., имеют в языке «Эдды» множество поэтических синонимов, целые десятки. Но слов с абстрактным значением в языке «Эдды» вообще нет. Абстрактные понятия если и находят выражение в песнях, то посредством слов, которые одновременно имеют и вполне конкретное значение. Так, древнеисландское слово, которое означает «нужда» и «принуждение», в то же время значит и «оковы», «узы». Эти архаичные стилистические черты нельзя передать средствами современных европейских языков. Черты эти в большей или меньшей мере были характерны и для эпической поэзии западных германцев, но давно у них изжиты. В Исландии, напротив, они получили дальнейшее развитие: такие признаки характерны не только для всей исландской поэзии, но и для исландского языка вообще. В современном исландском языке в ряде случаев надо выбирать между несколькими словами с конкретными значениями там, где другие европейские языки обходятся одним словом с более общим значением. С другой стороны, в силу некоторых особенностей исландского языка, он до сих пор пополняется не за счет заимствований из других языков (таких заимствований в нем до сих пор почти нет), а за счет переосмысления старых слов или их соединения в новые слова. Поэтому его словарь не только сохранил конкретность своих значений, но даже развил ее. В современном исландском языке нет невыразительных и лишенных национального колорита слов, которых так много во всех других европейских языках, особенно в языке науки. Так, например, словам «система», «витамин», «стерилизация», «динозавр» в исландском соответствуют, в буквальном переводе, слова «сноп», «вещество жизни», «смертечистка», «тролль-ящерица».
Наконец, специфически исландская черта в стиле «Эдды» – это компактность, лаконизм, стремительность. Именно эта черта всего больше отличает «Старшую Эдду» от эпической поэзии западных германцев. Неслучайно такой излюбленный прием древнегерманской поэзии, как эпическая вариация, т. е. повторение другими словами того же самого (обычно понятия, которое можно выразить существительным или его эквивалентом), в песнях «Эдды» представлена гораздо меньше, чем в памятниках эпической поэзии западных германцев. Пожалуй, лаконизм – наиболее существенное в стиле «Эдды» и наиболее исландское. Дело в том, что лаконизм – в значительной мере результат развития исландского языка. в исландском языке полностью отпали приставки и значительно сократились окончания, безударных слогов стало мало, ударение сконцентрировалось в корневом слоге, слова приобрели исключительную компактность. Лаконизм песен «Эдды» – это отражение ритмической компактности самого исландского языка. Но о ритме исландского языка еще будет речь ниже.
Стихосложение
Стих песен «Эдды» – это аллитерационный стих, форма стихосложения, которая возникла у германцев в глубокой древности, вероятно еще до нашей эры. Она сохранилась всего дольше в Исландии. У западных германцев она представлена лишь в их древней литературе, а в других скандинавских странах – только в рунических надписях.
Сущность этой формы стихосложения – в аллитерации, в регулярном повторении начального звука слова. Аллитерация встречается и в русском стихе как случайное украшение или средство усиления его выразительности. Например:
Аллитерацию могли образовать одинаковые согласные (например: meiri – minni, sandr – saer, gap – ginnunga) или гласные, причем предпочитались разные гласные и «йот» тоже считался гласным. Например: alda – Ymir, ormr – unnir и т. д. Сочетания «sp», «st», «sk» могли аллитерировать только с этими сочетаниями. Например: steins – stendr, spjoll – spaklig, Skuld – skildi.
Ритм аллитерационного стиха очень разнообразен. В каждой строке должно быть два ударения, совпадающих со смысловыми ударениями. Количество же безударных слогов и их распределение в строке произвольны. Вернее сказать – не произвольны, а обусловлены только ритмом языка. Поэтому ритм песен «Эдды» сильно отличается от ритма древнеанглийского и древненемецкого аллитерационного стиха: германские языки значительно разошлись уже в эпоху древнейших памятников. Ритм песен «Эдды» компактнее и стремительнее, чем ритм западногерманских аллитерационных памятников. Вероятно, еще сильнее отличается ритм «Эдды» от ритма германского аллитерационного стиха начала нашей эры.
В песнях «Эдды» количество слогов в строке варьируется в пределах от двух до десяти (но есть, конечно, излюбленные ритмы, обусловленные строем языка). Следовательно, в стихе «Эдды» нет ничего похожего на наш силлабо-тонический стих с его одинаковым количеством слогов в строке и регулярной последовательностью одинаковых стихотворных стоп – ямбов, хореев, дактилей и т. д. Ритм эддического стиха гораздо изменчивее и подвижнее, и он не сглаживает контрасты ударения в словах, как наш силлабо-тонический стих сглаживает их своей повторяющейся метрической схемой, но напротив, усиливает эти контрасты, стилизуя речь в направлении большей эмфазы, большей торжественности. Такой характер ритма, вероятно, связан и с тем, что стих этот, по-видимому, не пелся и не исполнялся в музыкальном сопровождении.
В песнях «Эдды» встречаются два варианта аллитерационного стиха. Первый из них можно назвать «эпическим размером» (по-исландски он называется «форнирдислаг»). В этом размере каждые две строки связаны попарно аллитерацией, причем есть три возможности ее расстановки в этих строках.
1) Она может стоять в первом ударном слоге нечетной строки и первом ударном слоге четной строки:
2) Она может стоять во втором ударном слоге нечетной строки и в первом ударном слоге четной строки, например:
Эпический размер – это размер большинства песен «Эдды» и всех ее повествовательных песен. Это также размер аллитерационной поэзии западных германцев. Однако у западных германцев строки эпического размера объединяются только попарно (образуют «длинные строки»), между тем как в песнях «Эдды» строки этого размера группируются в строфы, обычно восьмистрочные. Кроме того, в песнях «Эдды» в эпическом размере меньше безударных слогов, чем в аллитерационной поэзии западных германцев, и синтаксические границы обычно совпадают с метрическими. А в западногерманской аллитерационной поэзии эти границы часто не совпадают, т. е. имеет место синтаксический перенос из строки в строку. Тенденция эддического стиха к строфичности и к ограничению числа слогов в строке обычно объясняется влиянием скальдической поэзии, для которой характерны счет слогов в строке и строгая строфическая композиция.
Второй размер, встречающийся в «Эдде», можно назвать «диалогическим» или «гномическим». По-исландски он называется «льёдахатт». Он отличается от первого более четкой строфической композицией. Строфа в нем состоит из двух полустроф, в каждой из которых по три строки. Из них первые две связаны аллитерацией, как строки эпического размера, а третья – непарная, и в ней поэтому аллитерация ограничена пределами строки: ее два ударные слога аллитерируют друг с другом. Вот пример полустрофы этого размера:
Выделяют также в особый эддический размер разновидность эпического размера, отличающуюся большим, чем обычное, количеством безударных слогов, (не меньше пяти). Но отличие этого размера – по-исландски он называется размером речей («малахатт») – от эпического очень нечетко. В «Старшей Эдде» этот размер более или менее последовательно проведен только в «Гренландских Речах Атли». Более четко отличие так называемого «размера заклятий» («галдралаг») от диалогического размера: в нем есть добавочная непарная строчка. Но он встречается только в некоторых строфах песен, сочиненных в диалогическом размере.
Одно время считалось, что стихосложение песен «Эдды» основано на счете слогов в строке в той же мере, что и поэзия скальдов, и это заставляло издателей (например, Сеймонса и Геринга) «восстанавливать» текст в своих изданиях, т. е. сокращать или удлинять строки. Так «восстанавливалась» и строфическая композиция песен, которая в эпическом размере далеко не столь строга, как думали раньше. Предполагаемую первоначальную цельность строф обычно «восстанавливали» и переводчики «Старшей Эдды».
Аллитерация может играть ту роль, какую она играет в аллитерационном стихе, только в языке, в котором ударение, как правило, падает на начальный слог слова. этот слог основной значащий элемент слова (его корень). Таково ударение в древнегерманских языках, и в исландском языке оно было наиболее последовательным – и осталось таким до сегодняшнего дня. Не случайно аллитерационный стих сохранился до нового времени (хотя в новое время обычно в сочетании с конечной рифмой) только в Исландии.
В переводах «Старшей Эдды» на современные германские языки (немецкий, английский, шведский и т. д.) обычно возрождают аллитерационный стих. Но такое возрождение аллитерационного стиха в большей или меньшей степени затруднено: в современных германских языках многие слова не имеют начального ударения и, следовательно, не могут нести аллитерацию. В русском языке начальное ударение никогда не было правилом, и слов с начальным ударением в нем сравнительно мало. Поэтому в нем аллитерация вообще не может играть той роли, которую она играет в песнях «Эдды».
Правда, в единственном стихотворном переводе «Старшей Эдды» на русский язык – переводе С.Свириденко – указывается на титульном листе, что он сделан «размером подлинника», а в предисловии пространно доказывается возможность и необходимость соблюдения аллитерации в переводе песен «Эдды» на русский язык. (Эдда. Скандинавский эпос, т. I. Перевод, введение, предисловие и комментарии С.Свириденко. Изд. М. и С.Собашниковых, М., 1917, стр. 54 и сл. – Вышел только том, содержащий мифологические песни, т. е. треть всей «Старшей Эдды». Более ранние переводы были в сущности пересказами, и большей частью прозаическими. Они перечисляются и анализируются в предисловии к переводу С.Свириденко (стр. 35 и сл.))
Следует сразу же сказать: перевод Свириденко сделан вполне добросовестно и для своего времени был достаточно точен. Если во многих местах между нашим и ее переводом есть расхождения, то обычно это объясняется не тем, что смысл оригинала не был ею понят, а тем, что данное место раньше толковали иначе, а еще чаще тем, что данное место толкуется по-разному. мы выбрали не то толкование, которое отметила Свириденко (оговаривать все такие спорные места нам не показалось целесообразным, но кое-где это сделано в наших комментариях). Хуже обстоит дело в переводе Свириденко с передачей размера и стиля подлинника.
Аргументация Свириденко в пользу соблюдения аллитерации основывается на непонимании сущности аллитерационного стиха. ее переводческая практика – наглядный пример этого непонимания. Дело в том, что аллитерация в ее переводе совсем непохожа на аллитерацию в песнях «Эдды». Во-первых, аллитерация в переводе Свириденко часто стоит не в начальном слоге слова. Например:
Но всего хуже то, что, стараясь как-то заполнить эти длинные и громоздкие строки и при этом еще дать аллитерацию (неправильную и неслышную!), Свириденко была вынуждена разбавлять свой перевод различными «красивыми» эпитетами и просто лишними словами. таким образом сведен на нет великолепный лаконизм песен «Эдды». Например, строфа 21 «Речей Вафтруднира» в дословном прозаическом переводе гласит: «Из плоти Имира была создана земля, а из костей – горы, небо – из черепа холодного как иней великана, а из крови – море». Свириденко переводит:
В оригинале нет выделенных курсивом эпитетов. Там есть только эпитет «холодный как иней». Но как раз его нет в переводе. И так почти в каждой строфе. В этой же песни великан Вафтруднир – то «старый», то «сведущий», боги – «бессмертные» (а они все – смертные), воды – «светлые», конь Гримфакси – «темный», небо – «дневное», Деллингр – «добрый» (но о доброте его известно только Свириденко), крылья орла Грэсвельгра – «громадные», Нифльгейм – «мрачный» и т. д. Ни одного из этих эпитетов в оригинале нет.
Перевести песни «Эдды» на русский язык «размером подлинника» нельзя. Стихотворный размер – это не мундир, который можно напялить на любой язык, независимо от того, приспособлен ли он к этому размеру или нет. Размер, возникший в данном языке, – это обычно откристаллизовавшийся ритм самого языка. Стремиться дать в русском переводе песен «Эдды» аллитерацию нецелесообразно: она не может быть в русском стихе тем, чем была в германском аллитерационном стихе. Но можно стремиться русскими стихотворными средствами передать изменчивые и свободные ритмы песен «Эдды», их стилистическую компактность. Русский двухударный дольник с его неодинаковым количеством безударных слогов в строке и подвижными ударениями, как нам представляется, лучше передает ритм «Эдды», чем правильные трехсложные силлабо-тонические размеры.
Сущность этой формы стихосложения – в аллитерации, в регулярном повторении начального звука слова. Аллитерация встречается и в русском стихе как случайное украшение или средство усиления его выразительности. Например:
Функция аллитерации в аллитерационном стихе – совсем другая. Она там – не украшение стиха и не средство усиления его выразительности, а его основа. Она употребляется не от случая к случаю, а в строго определенных местах и только в слогах, несущих смысловое ударение. Она связывает две соседние строки и определяет ритм, выделяя слоги, несущие смысловое ударение. Случайная аллитерация в этом стихе – не аллитерация. Роль аллитерации в таком стихе отчасти похожа на роль конечной рифмы в нашем стихе. Но ее роль уже: она может связывать только две соседние строки. И шире: она не только связывает строки, но и определяет ритм. Поэтому стихи без конечной рифмы у нас вполне возможны. Стихи без аллитерации у исландцев, а раньше и вообще у германцев, были абсолютно невозможны.
Котлом клокоча и клубясь…
(А. С. Пушкин)
Аллитерацию могли образовать одинаковые согласные (например: meiri – minni, sandr – saer, gap – ginnunga) или гласные, причем предпочитались разные гласные и «йот» тоже считался гласным. Например: alda – Ymir, ormr – unnir и т. д. Сочетания «sp», «st», «sk» могли аллитерировать только с этими сочетаниями. Например: steins – stendr, spjoll – spaklig, Skuld – skildi.
Ритм аллитерационного стиха очень разнообразен. В каждой строке должно быть два ударения, совпадающих со смысловыми ударениями. Количество же безударных слогов и их распределение в строке произвольны. Вернее сказать – не произвольны, а обусловлены только ритмом языка. Поэтому ритм песен «Эдды» сильно отличается от ритма древнеанглийского и древненемецкого аллитерационного стиха: германские языки значительно разошлись уже в эпоху древнейших памятников. Ритм песен «Эдды» компактнее и стремительнее, чем ритм западногерманских аллитерационных памятников. Вероятно, еще сильнее отличается ритм «Эдды» от ритма германского аллитерационного стиха начала нашей эры.
В песнях «Эдды» количество слогов в строке варьируется в пределах от двух до десяти (но есть, конечно, излюбленные ритмы, обусловленные строем языка). Следовательно, в стихе «Эдды» нет ничего похожего на наш силлабо-тонический стих с его одинаковым количеством слогов в строке и регулярной последовательностью одинаковых стихотворных стоп – ямбов, хореев, дактилей и т. д. Ритм эддического стиха гораздо изменчивее и подвижнее, и он не сглаживает контрасты ударения в словах, как наш силлабо-тонический стих сглаживает их своей повторяющейся метрической схемой, но напротив, усиливает эти контрасты, стилизуя речь в направлении большей эмфазы, большей торжественности. Такой характер ритма, вероятно, связан и с тем, что стих этот, по-видимому, не пелся и не исполнялся в музыкальном сопровождении.
В песнях «Эдды» встречаются два варианта аллитерационного стиха. Первый из них можно назвать «эпическим размером» (по-исландски он называется «форнирдислаг»). В этом размере каждые две строки связаны попарно аллитерацией, причем есть три возможности ее расстановки в этих строках.
1) Она может стоять в первом ударном слоге нечетной строки и первом ударном слоге четной строки:
(Читателю перевода «Старшей Эдды» необходимо помнить, что все исландские имена читаются с ударением на первом слоге. Сложные имена можно читать с двумя ударениями. Например: Дольгтрасир. Те, кто попробует прочесть примеры в оригинале, должны иметь в виду, что обычный значок ударения означал в древнеисландской орфографии долготу гласного).
Аустри и Вестри,
Альтьов, Двалин…
2) Она может стоять во втором ударном слоге нечетной строки и в первом ударном слоге четной строки, например:
3) Она может стоять в первом и втором ударном слоге нечетной строки и в первом ударном слоге четной строки, например:
Это был Драупнир
и Дольгтрасир…
Таким образом, аллитерация всегда стоит в первом ударном слоге четной строки. В аллитерационном стихе ухо так ждет аллитерации на этом месте, как в рифмованном стихе ухо ждет рифмы. По-исландски аллитерация на этом месте называется «главной», а остальные аллитерации – «подпорками». Отсутствие аллитерации в первом ударном слоге четной строки – редкое исключение в «Старшей Эдде» и обычно объясняется порчей текста. Две строки настолько тесно связываются аллитерацией, что образуют некое единство и часто называются вместе «длинной строкой», а отдельные строки – «полустроками». В изданиях «Старшей Эдды» нередко две связанные аллитерацией строки печатались в одну строчку. Но это никогда не практиковалось там, где аллитерационный стих жив и сейчас, т. е. в Исландии, в последнее время так не делают и вне Исландии.
Нии и Ниди
Нордри и Судри…
Эпический размер – это размер большинства песен «Эдды» и всех ее повествовательных песен. Это также размер аллитерационной поэзии западных германцев. Однако у западных германцев строки эпического размера объединяются только попарно (образуют «длинные строки»), между тем как в песнях «Эдды» строки этого размера группируются в строфы, обычно восьмистрочные. Кроме того, в песнях «Эдды» в эпическом размере меньше безударных слогов, чем в аллитерационной поэзии западных германцев, и синтаксические границы обычно совпадают с метрическими. А в западногерманской аллитерационной поэзии эти границы часто не совпадают, т. е. имеет место синтаксический перенос из строки в строку. Тенденция эддического стиха к строфичности и к ограничению числа слогов в строке обычно объясняется влиянием скальдической поэзии, для которой характерны счет слогов в строке и строгая строфическая композиция.
Второй размер, встречающийся в «Эдде», можно назвать «диалогическим» или «гномическим». По-исландски он называется «льёдахатт». Он отличается от первого более четкой строфической композицией. Строфа в нем состоит из двух полустроф, в каждой из которых по три строки. Из них первые две связаны аллитерацией, как строки эпического размера, а третья – непарная, и в ней поэтому аллитерация ограничена пределами строки: ее два ударные слога аллитерируют друг с другом. Вот пример полустрофы этого размера:
Этот размер встречается только в песнях, содержание которых – поучения, изречения или речи персонажей. Количество безударных слогов в этом размере еще изменчивее, чем в эпическом размере. В нем встречаются строки как из двух, так и из восьми-десяти слогов. Последнее особенно часто происходит в непарных строках, и этим объясняется то, что некоторые исследователи находят в этих строках не два, а три метрических ударения. Такой размер имеет и некоторые стилистические особенности. Так, в нем не встречаются кеннинги. Вне Исландии он не засвидетельствован.
Гляд и Гюллир,
Глер и Скейдбримир,
Сильвринтопп и Синир…
Выделяют также в особый эддический размер разновидность эпического размера, отличающуюся большим, чем обычное, количеством безударных слогов, (не меньше пяти). Но отличие этого размера – по-исландски он называется размером речей («малахатт») – от эпического очень нечетко. В «Старшей Эдде» этот размер более или менее последовательно проведен только в «Гренландских Речах Атли». Более четко отличие так называемого «размера заклятий» («галдралаг») от диалогического размера: в нем есть добавочная непарная строчка. Но он встречается только в некоторых строфах песен, сочиненных в диалогическом размере.
Одно время считалось, что стихосложение песен «Эдды» основано на счете слогов в строке в той же мере, что и поэзия скальдов, и это заставляло издателей (например, Сеймонса и Геринга) «восстанавливать» текст в своих изданиях, т. е. сокращать или удлинять строки. Так «восстанавливалась» и строфическая композиция песен, которая в эпическом размере далеко не столь строга, как думали раньше. Предполагаемую первоначальную цельность строф обычно «восстанавливали» и переводчики «Старшей Эдды».
Аллитерация может играть ту роль, какую она играет в аллитерационном стихе, только в языке, в котором ударение, как правило, падает на начальный слог слова. этот слог основной значащий элемент слова (его корень). Таково ударение в древнегерманских языках, и в исландском языке оно было наиболее последовательным – и осталось таким до сегодняшнего дня. Не случайно аллитерационный стих сохранился до нового времени (хотя в новое время обычно в сочетании с конечной рифмой) только в Исландии.
В переводах «Старшей Эдды» на современные германские языки (немецкий, английский, шведский и т. д.) обычно возрождают аллитерационный стих. Но такое возрождение аллитерационного стиха в большей или меньшей степени затруднено: в современных германских языках многие слова не имеют начального ударения и, следовательно, не могут нести аллитерацию. В русском языке начальное ударение никогда не было правилом, и слов с начальным ударением в нем сравнительно мало. Поэтому в нем аллитерация вообще не может играть той роли, которую она играет в песнях «Эдды».
Правда, в единственном стихотворном переводе «Старшей Эдды» на русский язык – переводе С.Свириденко – указывается на титульном листе, что он сделан «размером подлинника», а в предисловии пространно доказывается возможность и необходимость соблюдения аллитерации в переводе песен «Эдды» на русский язык. (Эдда. Скандинавский эпос, т. I. Перевод, введение, предисловие и комментарии С.Свириденко. Изд. М. и С.Собашниковых, М., 1917, стр. 54 и сл. – Вышел только том, содержащий мифологические песни, т. е. треть всей «Старшей Эдды». Более ранние переводы были в сущности пересказами, и большей частью прозаическими. Они перечисляются и анализируются в предисловии к переводу С.Свириденко (стр. 35 и сл.))
Следует сразу же сказать: перевод Свириденко сделан вполне добросовестно и для своего времени был достаточно точен. Если во многих местах между нашим и ее переводом есть расхождения, то обычно это объясняется не тем, что смысл оригинала не был ею понят, а тем, что данное место раньше толковали иначе, а еще чаще тем, что данное место толкуется по-разному. мы выбрали не то толкование, которое отметила Свириденко (оговаривать все такие спорные места нам не показалось целесообразным, но кое-где это сделано в наших комментариях). Хуже обстоит дело в переводе Свириденко с передачей размера и стиля подлинника.
Аргументация Свириденко в пользу соблюдения аллитерации основывается на непонимании сущности аллитерационного стиха. ее переводческая практика – наглядный пример этого непонимания. Дело в том, что аллитерация в ее переводе совсем непохожа на аллитерацию в песнях «Эдды». Во-первых, аллитерация в переводе Свириденко часто стоит не в начальном слоге слова. Например:
Зеленеет он вечно, ключ Урдр осеняя…
(Стр. 97)
Такая аллитерация, естественно, гораздо меньше слышна, чем аллитерация в начале слова. Да и слышна ли она вообще русскому читателю? Во-вторых, и это хуже, в переводе Свириденко аллитерация очень часто стоит не там, где она должна стоять по законам аллитерационного стиха, и Свириденко сама признает это. Но стих с такой аллитерацией – не аллитерационный стих. В первых же двух строфах перевода Свириденко только в одной из восьми «длинных строк» главная аллитерация стоит в первом ударном слоге второй «полустроки» (там, где она непременно должна стоять!) Это строка:
Гримр со щитом наступает с востока…
(Стр. 107)
Но и это достигнуто ценой неправильного ударения в имени «Геймдалльр». В огромном большинстве случаев у Свириденко нет аллитерации на этом месте или вообще нет аллитерации в четной «полустроке», т. е. не имеется стержня аллитерационного стиха, связи между «полустроками». Да собственно говоря, нет и самих «полустрок»: парные «полустроки» слиты в одну нерасчлененную и громоздкую строку правильного четырехстопного дактиля, амфибрахия или анапеста (в непарных строках в диалогическом размере – тех же трехстопных размеров). Эти длинные и монотонно скандирующиеся силлабо-тонические строки абсолютно непохожи на эддические двухударные строки с переменным количеством слогов.
Великие дети Геймдалльра и малые!
(Стр. 93)
Но всего хуже то, что, стараясь как-то заполнить эти длинные и громоздкие строки и при этом еще дать аллитерацию (неправильную и неслышную!), Свириденко была вынуждена разбавлять свой перевод различными «красивыми» эпитетами и просто лишними словами. таким образом сведен на нет великолепный лаконизм песен «Эдды». Например, строфа 21 «Речей Вафтруднира» в дословном прозаическом переводе гласит: «Из плоти Имира была создана земля, а из костей – горы, небо – из черепа холодного как иней великана, а из крови – море». Свириденко переводит:
(Стр. 239)
Из Имира тела земля была слеплена;
А горы из толстых костей;
Из черепа сделано небо лучистое,
Из крови горячей– моря.
В оригинале нет выделенных курсивом эпитетов. Там есть только эпитет «холодный как иней». Но как раз его нет в переводе. И так почти в каждой строфе. В этой же песни великан Вафтруднир – то «старый», то «сведущий», боги – «бессмертные» (а они все – смертные), воды – «светлые», конь Гримфакси – «темный», небо – «дневное», Деллингр – «добрый» (но о доброте его известно только Свириденко), крылья орла Грэсвельгра – «громадные», Нифльгейм – «мрачный» и т. д. Ни одного из этих эпитетов в оригинале нет.
Перевести песни «Эдды» на русский язык «размером подлинника» нельзя. Стихотворный размер – это не мундир, который можно напялить на любой язык, независимо от того, приспособлен ли он к этому размеру или нет. Размер, возникший в данном языке, – это обычно откристаллизовавшийся ритм самого языка. Стремиться дать в русском переводе песен «Эдды» аллитерацию нецелесообразно: она не может быть в русском стихе тем, чем была в германском аллитерационном стихе. Но можно стремиться русскими стихотворными средствами передать изменчивые и свободные ритмы песен «Эдды», их стилистическую компактность. Русский двухударный дольник с его неодинаковым количеством безударных слогов в строке и подвижными ударениями, как нам представляется, лучше передает ритм «Эдды», чем правильные трехсложные силлабо-тонические размеры.
Песни о богах
Ни у одного из германских народов, кроме исландского, не сохранилось языческой литературы. Язычество было идеологией родового общества – общества, в котором не имелось ни деления на классы, ни государства. С разрушением этого общества исчезла и его идеология. Только в Исландии, в силу совершенно особых исторических условий, несмотря на разрушение родового строя, долго сохранялась его идеология и, в частности, народная литературная традиция, отражающая язычество. (Подробнее об исторических условиях см. в книге: Эйнар Ольгейрссон. Из прошлого исландского народа. Родовой строй и государство в Исландии. М., 1957. – Краткие сведения по истории древнеисландского общества есть и в моей вступительной статье к книге «Исландские саги» (М., 1956)).
Поэтому мифологические песни «Старшей Эдды» – это памятник, единственный в своем роде. Вместе с «Младшей Эддой» они – основной источник наших сведений о германском язычестве.
Однако рукопись «Старшей Эдды» относится к XIII в., а христианство стало официальной религией в Исландии еще в 1000 г. Правда, христианизация Исландии произошла в очень своеобразных условиях. христианство было объявлено официальной религией в результате полюбовного соглашения между язычниками и христианами, и его принятие не повлекло за собой искоренения языческой традиции. Христианство и язычество не противостояли друг другу как идеологии борющихся классов, и в первое время после принятия новой религии идеология католической церкви – и, в частности, ее нетерпимость – не получила в Исландии никакого распространения. Исландское христианство было, в сущности, компромиссом между язычеством и новой религией, и песни «Эдды» – одно из отражений этого компромисса. Все же языческая традиция, вероятно, не сохранилась нетронутой в песнях «Старшей Эдды»: во время бытования песен в устной традиции могли произойти некоторые искажения, замены, устранение чисто культовых элементов и т. д. Но установить, произошли ли действительно такие искажения и в чем они заключались, обычно очень трудно или невозможно.
С другой стороны, длинный путь развития отделяет мифы «Старшей Эдды», т. е. язычество эпохи викингов, или IX–XI вв., от германского язычества начала нашей эры. Перемены в условиях жизни и строе общества должны были вызвать изменения в верованиях и мифах. И хотя многое в мифах «Старшей Эдды» имеет соответствие у немцев и англичан, а еще больше у норвежцев, датчан и шведов, но эти соответствия отражаются только в именах. Ничего, кроме имен, не сохранилось от язычества ни у одного германского народа, за исключением исландского.
Еще более длинный путь развития отделяет мифы «Старшей Эдды» от индоевропейских прамифов, восстанавливаемых современной наукой, т. е. от предполагаемых мифов эпохи индоевропейской общности. И здесь есть только некоторые более или менее близкие сюжетные сходства и почти нет соответствий в именах.
Таким образом, в мифах «Старшей Эдды» отложились наслоения многих эпох. Едва ли когда-нибудь удастся снять наслоения одно за другим и восстановить весь путь развития этих мифов. Относительно того, что в них общескандинавское, что общегерманское, что общеиндоевропейское, можно высказывать только предположения. В той форме, в какой эти мифы сохранились, они исландские. И это единственное, что можно утверждать о них с полной достоверностью.
Неизвестно, в частности, существовала ли у других германских народов мифологическая поэзия, аналогичная эддической. В отличие от героических песен «Старшей Эдды», ее мифологические песни не имеют никаких соответствий у других германских народов. Но поскольку эти песни очень разнообразны в жанровом отношении, можно предполагать, что они – результат длительного литературного развития. В эддических мифологических песнях представлен чисто повествовательный жанр («Песни о Трюме» и «Песнь о Хюмире») и поучения в житейской мудрости («Речи Высокого»), чисто драматический жанр («Поездка Скирнира») и жанр мудрой беседы («Речи Вафтруднира», «Речи Гримнира», «Речи Альвиса», «Песнь о Хюндле»), подобие бытовой комедии («Песнь о Харбарде» и «Перебранка Локи») и рабочая песнь («Песнь валькирий» и «Песнь о Гротти»). Но есть среди них и такие песни, которые нельзя подвести ни под один из этих жанров («Прорицание вёльвы», «Песнь о Риге»). Подробнее обо всех этих жанрах см. в комментариях к отдельным песням. Что касается содержания песен «Старшей Эдды», то в них есть и пророческий пафос, и веселая шутка, и холодное наблюдение, и наивная сказка, и злая насмешка. Общее для всех них только то, что их мир – это реальный мир, мир человеческой практики, мир, в котором нет, в сущности, ничего потустороннего.
Поэтому мифологические песни «Старшей Эдды» – это памятник, единственный в своем роде. Вместе с «Младшей Эддой» они – основной источник наших сведений о германском язычестве.
Однако рукопись «Старшей Эдды» относится к XIII в., а христианство стало официальной религией в Исландии еще в 1000 г. Правда, христианизация Исландии произошла в очень своеобразных условиях. христианство было объявлено официальной религией в результате полюбовного соглашения между язычниками и христианами, и его принятие не повлекло за собой искоренения языческой традиции. Христианство и язычество не противостояли друг другу как идеологии борющихся классов, и в первое время после принятия новой религии идеология католической церкви – и, в частности, ее нетерпимость – не получила в Исландии никакого распространения. Исландское христианство было, в сущности, компромиссом между язычеством и новой религией, и песни «Эдды» – одно из отражений этого компромисса. Все же языческая традиция, вероятно, не сохранилась нетронутой в песнях «Старшей Эдды»: во время бытования песен в устной традиции могли произойти некоторые искажения, замены, устранение чисто культовых элементов и т. д. Но установить, произошли ли действительно такие искажения и в чем они заключались, обычно очень трудно или невозможно.
С другой стороны, длинный путь развития отделяет мифы «Старшей Эдды», т. е. язычество эпохи викингов, или IX–XI вв., от германского язычества начала нашей эры. Перемены в условиях жизни и строе общества должны были вызвать изменения в верованиях и мифах. И хотя многое в мифах «Старшей Эдды» имеет соответствие у немцев и англичан, а еще больше у норвежцев, датчан и шведов, но эти соответствия отражаются только в именах. Ничего, кроме имен, не сохранилось от язычества ни у одного германского народа, за исключением исландского.
Еще более длинный путь развития отделяет мифы «Старшей Эдды» от индоевропейских прамифов, восстанавливаемых современной наукой, т. е. от предполагаемых мифов эпохи индоевропейской общности. И здесь есть только некоторые более или менее близкие сюжетные сходства и почти нет соответствий в именах.
Таким образом, в мифах «Старшей Эдды» отложились наслоения многих эпох. Едва ли когда-нибудь удастся снять наслоения одно за другим и восстановить весь путь развития этих мифов. Относительно того, что в них общескандинавское, что общегерманское, что общеиндоевропейское, можно высказывать только предположения. В той форме, в какой эти мифы сохранились, они исландские. И это единственное, что можно утверждать о них с полной достоверностью.
Неизвестно, в частности, существовала ли у других германских народов мифологическая поэзия, аналогичная эддической. В отличие от героических песен «Старшей Эдды», ее мифологические песни не имеют никаких соответствий у других германских народов. Но поскольку эти песни очень разнообразны в жанровом отношении, можно предполагать, что они – результат длительного литературного развития. В эддических мифологических песнях представлен чисто повествовательный жанр («Песни о Трюме» и «Песнь о Хюмире») и поучения в житейской мудрости («Речи Высокого»), чисто драматический жанр («Поездка Скирнира») и жанр мудрой беседы («Речи Вафтруднира», «Речи Гримнира», «Речи Альвиса», «Песнь о Хюндле»), подобие бытовой комедии («Песнь о Харбарде» и «Перебранка Локи») и рабочая песнь («Песнь валькирий» и «Песнь о Гротти»). Но есть среди них и такие песни, которые нельзя подвести ни под один из этих жанров («Прорицание вёльвы», «Песнь о Риге»). Подробнее обо всех этих жанрах см. в комментариях к отдельным песням. Что касается содержания песен «Старшей Эдды», то в них есть и пророческий пафос, и веселая шутка, и холодное наблюдение, и наивная сказка, и злая насмешка. Общее для всех них только то, что их мир – это реальный мир, мир человеческой практики, мир, в котором нет, в сущности, ничего потустороннего.