Седов Б.. Без Веры

   - Тебе-то чего еще надо?! - недовольно покосилась Кристина на Чечева. - Лезь за руль. Вези, куда собирался. И думай о том, что без звездюлей ты нынче не обойдешься.
   Прапорщик хмыкнул. Насчет звездюлей он был иного мнения: мол, посмотрим-посмотрим, кто же из нас двоих схлопочет их в первую очередь.
   - В общем, так, слушай, - деловито прогудел Чечев. - Сейчас ты по-хорошему отдаешь нам то, что несла от Баранова, и катишься на все четыре стороны.
   - А если не отдаю?
   - Тогда, уж извини, придется тебя обшмонать. Мы, конечно, не против, - мерзко хихикнул толстяк. - А вот как это будет тебе? Может, по кайфу? Может, Разин тебя не удовлетворяет? Так за что ты тогда таскаешь ему записки?
   "Черт! - Худшие опасения Крис подтвердились сполна. - Все же, записка! Эти два мусора точно знают, что малява при мне! Иначе бы не были так уверены в себе. Иначе бы так не борзели. И что теперь делать, чтобы письмо не попало в их грязные лапы?"
   - Вези меня домой. К дяде, - твердо потребовала она, но Чечев в ответ лишь теснее придвинулся к ней.
   - К дяде? Дядя на службе. У него совещание. И у нас тоже. Правда, Андрюша? - обратился он к своему дружку, устроившемуся на переднем сиденье. - Что-то только оно затянулось. Послушай, Кристина. Будь умной девочкой. Не отнимай время ни у себя, ни у нас. Отдай нам записку и проваливай, куда пожелаешь.
   - Какую записку? - попыталась разыграть удивление Крис, отлично сознавая, что это пустое. Черта с два переубедишь упертого прапора, совершенно уверенного в том, что малява при ней! И все же попытка не пытка. - Она вам приснилась! У вас вальты с перепоя! Вы.
   - Считаю до трех, - перебил Чечев Кристину. - Потом мы тебя всю обшарим. Даже разденем. Даже потрогаем там, где маленьких девочек трогать нельзя, - растягивая слова, пьяно куражился озабоченный, обделенный вниманием правильных баб, толстомясый "красавчик". - Думай, дура. Решай. Раз. Два. - Он заметно спешил поскорее закончить с отсчетом, уже возбужденно потирая потные ладошки в предвкушении того, как сейчас…
   - Два с четвертью… Два с половиной… - презрительно хмыкнув, продолжила за прапора Крис. - Да пошел ты, маньяк!
   - Три! Андрюша, вперед, - словно собаке, отдал Чечев команду маленькому легавому в дождевике и фуражке, науськивая его на Кристину. И тот, не заставляя прапора, который, похоже, был старшим среди них двоих, повторять дважды, зловеще осклабился и охотно бросился выполнять приказ. Встал на колени на пассажирское кресло, перегнулся за спинку и протянул лапы к Кристине.
   Та пронзительно взвизгнула и, не раздумывая, залепила Андрюше звонкую оплеуху. Фуражка слетела с коротко остриженной головы, обнажив две не по возрасту ранние большие залысины. Маленький обладатель длинного дождевика растерянно отшатнулся назад и выдал короткое, но весьма емкое ругательство.
   Прапор угрожающе засопел.
   И в этот момент Крис вдруг решила сменить тактику поведения, явно поняв всю бесполезность своей несознанки и агрессивного поведения, которое все равно ни к чему хорошему не приведет, а лишь усугубит ее незавидное положение. В упертой соплюхе наконец взыграл здравый смысл.
   - Все, все, мужики! - Она отодвинулась от возбужденно подавшегося к ней Чечева, насколько это ей удалось на тесном сиденье, и вжалась в самый угол салона машины. - Все! Не трогайте только! Я сейчас сама… Я сейчас сама вам отдам… Только дайте достать… Сейчас, сейчас… Секундочку, мужики. - Она запустила в голенище ладошку, нащупала маляву, но зацепить ее не смогла, наоборот, лишь затолкала еще дальше. - Потерпите немного. - Ничего иного не оставалось, как только стаскивать грязный сапог.
   Чечев замер, буквально нависнув над Крис своей свиной тушей. Андрей слазил куда-то вниз за фуражкой и, всем видом изображая горчайшее разочарование, стряхивал с нее воображаемую пыль.
   - Сейчас. Уже достаю. - Кристина, изогнувшись всем телом, с трудом стянула с ноги сапог и вытряхнула из него миниатюрную посылочку, которую так и не смогла доставить адресату. - Вот. Ты это искал? - убрав со лба прядку русых волос, бросила она ненавидящий взгляд на Чечева. И выставила перед собой узенькую ладошку, на которой лежала напоминающая большую продолговатую виноградину малява. - Это, я спрашиваю?
   - Да, это. - Маленькие глазки толстого прапора радостно заблестели, пухлые губы расползлись в победной улыбочке. - Давай сюда.
   - Жди! - хмыкнула Крис и, двумя пальцами сняв маляву с ладошки, поднесла ее к забрызганному грязью лицу. - Надеюсь, дядя не дал вам добро на то, чтобы делать мне харакири?
   Чечев, остолбенев от растерянности, молча наблюдал за тем, как проклятая девка, в последний момент оставив его в дураках, вложила в рот запаянную в целлофан записочку с зоны. Зажмурилась. По-птичьи дернула головой. С трудом сглотнула. Перевела дыхание. И, явно издеваясь над прапорщиком, пожаловалась:
   - Воды нет запить. Урки, наверное, прежде чем глотать эту гадость, смазывают ее каким-нибудь жиром.
   - Сучка! - До тугодума Чечева наконец дошло, что она натворила. И только страх перед грозным Кристининым дядей удержал его от немедленного самосуда над маленькой стервой, которая, нахально сожрав у него на глазах важнейшую улику против своего дружка Разина, теперь откровенно веселилась. Как ни в чем не бывало, натягивала на ногу красный резиновый сапожок и косилась на прапора голубыми глазами, в которых искрилось неприкрытое озорство нашкодившей первоклассницы. - Теперь тебе кранты, падла!
   - Да что ты!
   - Считаешь, у нас не найдется слабительного?! Думаешь, что не накормим им сейчас тебя?! - Чечев даже вспотел от переизбытка отрицательных эмоций, и на его мясистом носу выступили капельки пота. - Андрей, садись за руль. Поехали.
   - Куда? - тоном наивной дурехи поинтересовалась Кристина, хотя об этом можно было и не спрашивать. Конечно, к любимому дяде, которому теперь предстоит изобретать варианты, как извлечь маляву из желудка племянницы. Вот только хрен она ему дастся! Никаких слабительных! Никаких записочек гражданину начоперчасти, ему не предназначенных! Вот грандиозный скандал дядюшке обеспечен! Его, в отличие от непредсказуемого пьяного Чечева, Кристина совсем не боится. А Анатолию Андреевичу, жесткому и неприступному в отношениях с зеками и подчиненными, но мягкотелому и бесхарактерному, когда дело доходит до противостояния с любимой племянницей, не хватит твердости применить к своенравной Кристине те же методы, что применяют обноновцы[18] и таможенники для извлечения упаковок с наркотиками из желудков наркокурьеров. - Куда мы едем, я спрашиваю?
   - К Анатолию Андреевичу, - вяло пробурчал еще минуту назад такой бойкий Чечев. Всерьез собиравшийся потрогать Крис там, "где маленьких девочек трогать нельзя". - К твоему родственничку, стервоза. Вот пусть он дальше с тобой и разбирается.
   - Так он же на совещании.
   Прапорщик промолчал.
   Молчал и Андрей, полностью сосредоточившись на том, чтобы каким-нибудь неловким движением не урулить уазик с глинистой скользкой дороги в канаву или не засадить его в непроходимую лужу.
   Молчала Кристина, размышляя о том, что хоть и сумела пока сохранить от дяди записку, это лишь незначительный, совсем незаметный успех на фоне утраты канала связи с Костиными друзьями и невозможности организовать в ближайшее время что-либо этому на замену.

***

   Чечев не появлялся у меня с января. И слава Богу. Лицезреть лишний раз его круглую плоскую рожу без малейшего признака интеллекта у меня не было никакого желания. И вот, после более чем четырехмесячного перерыва, толстый прапорщик вновь почтил меня своим посещением.
   Как и - кажется, уже давным-давно - в январе, они опять появились в гараже вдвоем: кум и Чечев. И опять прапор тащил цепь, на которую меня уже когда-то сажали. И опять кум продемонстрировал мне свой ПМ. Вот только вместо того, чтобы похвастаться тем, что стреляет без промаха и без проблем продырявит мне коленную чашечку, на этот раз Анатолий Андреевич, как только перешагнул через порог, коротко приказал:
   - Лечь, Разин! Рожу в подстилку! Руки за спину!
   - Чего?! - Я ошарашенно уставился на него. И на ядовито лыбящегося прапора. - Лечь?! Руки за спину?! С чего это вдруг?! Ты белены обожрался, любезный!
   Я бы еще сказал что-нибудь. И о чем-нибудь спросил. Но Чечев не дал этого сделать. Уверенно шагнул ко мне, сидевшему на подстилочке, и без замаха не ударил, а просто пихнул ногой меня в бок. Я лишь беспомощно взмахнул руками и опрокинулся на спину.
   Было не больно. Но как обидно! Как тошно жить инвалидом, беспомощным и неспособным дать сдачи распоясавшемуся негодяю! До чего отвратно быть послушной игрушкой в руках двоих беспредельщиков, у которых от вседозволенности и махровой плесени-скуки, обильно покрывшей все в Богом забытой дыре Ижме, уже, похоже, поехали крыши.
   "А ведь и правда, пальнет мне сейчас в коленную чашечку, - испуганно подумал я, бросив взгляд на напряженно застывшего с пистолетом в руке кума. - Он здорово озлоблен. Что-то произошло. И кажется, это "что-то" напрямую связано с Крис. Она давно должна быть у меня, но до сих пор не появилась. И, сдается мне, уже не появится. Причину этого, надеюсь, я скоро узнаю. Вот только не стоит сейчас особо выдрючиваться. Хочешь не хочешь, а придется выполнять все прихоти кума, - принял решение я и послушно лег на живот, уткнувшись физиономией в подстилку. - А то и правда, пальнет придурок мне в ногу или куда повыше".
   Чечев снова, как и зимой, в первый день моего пребывания здесь, надел мне на правую руку наручник и зацепил его за один из концов цепи, которую, в свою очередь, закрепил на стропиле. Не удержался, чтобы еще раз не пнуть несильно меня сапогом, и отступил в компанию к куму, продолжавшему отсвечивать возле входа.
   - Все? Закончил, толстяк? - Я, звякнув цепью, перешел в сидячее положение и перевел взгляд с прапорщика на кума. - А теперь объясните, что происходит.
   - Выйди, - небрежно бросил Чечеву Анатолий Андреевич и опустил пистолет в карман телогрейки.
   Прапорщик недовольно втянул в себя воздух, но ослушаться не посмел. Шагнул из гаража и даже тщательно прикрыл за собой створку ворот.
   Кум дождался, когда Чечев закончит возиться с дверью, и присел на корточки в своей излюбленной позе.
   - Вот так-то вот, Разин, - устало пробормотал он. - Все возвращается на круги своя. Снова ты на цепочке. Снова ты без прогулок и льгот. И сдается мне, очень надолго. Не оправдал ты доверия, гадина! - Анатолий Андреевич зло посмотрел на меня исподлобья и упер взгляд в дощатый стеллаж, на котором были аккуратно расставлены учебники за восьмой класс. - Кристине, думаю, впредь сюда дорога заказана. А что с тобой теперь делать, даже не знаю. Но здесь ты не останешься. И не уверен, вообще останешься ли в живых. Довольно. Потоптал бренную землю. Напакостил окружающим так, что другому на это не хватит и тысячи жизней, - театрально продекламировал кум и будничным тоном вынес мне приговор: - Отдам-ка я тебя Чечеву. Давно он об этом мечтает. Так почему бы не сделать подарок верному псу?
   - И куда он меня? - Я с неприязнью отметил, что голос у меня предательски дрогнул. Нехорошо! Необходимо взять себя в руки. Вот только попробуй это сделать и сохранить ледяное спокойствие, секунду назад узнав, что тебя ожидает такое! Сообщи сейчас Анатолий Андреевич, что завтра меня сожгут на костре или бросят в медвежью яму, я перенес бы это известие куда более стойко. Лучше умереть, нежели быть переданным в полную собственность своему заклятому врагу. - У него чего, тоже гараж? Такой же, как у тебя?
   - У него заимка. В тайге. Километрах в пяти отсюда. Там, как только станет получше погода, оборудуем для тебя землянку. Будешь жить в ней. И без работы у толстопятого, думаю, не останешься. Без прочих приятностей тоже, - смакуя каждое предложение, живописал кум мне мое будущее житие в объятиях врага. - Навряд ли Чечев даст тебе столько свобод, сколько я, слишком добренький. Я слишком привык доверять людям, - наигранно вздохнул он.
   "Зато из землянки удрать будет проще, чем из этого гаража, - постарался я с оптимизмом взглянуть на предстоящую мне перемену. - А до толстяка Чечева, решившего по примеру начальника тоже повысить уровень подготовки по прикладному садизму, я, несмотря на цепи и кандалы, как-нибудь доберусь. Он не так осторожен, как кум. Он слишком самоуверен. Он ошибется! И умрет! А я все же попробую выжить!"
   - А как же Кристина? - посмотрел я на кума. - Кто будет с ней заниматься? Кто будет ее развлекать? Или что, уже все, наигралась?
   - Все! Наигралась! Теперь пускай привыкает жить без тебя. Так будет лучше и для нее, и для меня.
   - Так что же все-таки произошло? С чего это ты вдруг на меня окрысился? Опять заковал меня в кандалы. Собрался продать меня на другую плантацию, - печально улыбнулся я. - Неужто я, неблагодарный, чем-то не угодил своему милостивому господину? Так тогда хоть скажи, чем. Чтобы мне впредь не совершать подобных ошибок.
   - А то ты не в курсе, - бросил кум и достал сигареты. - Отшибло память? Запамятовал, несчастный, сколько всего наворотил за последнее время?
   "М-да, действительно, кое-чего наворотил. Но не так уж и много, чтобы за это повергать меня, и без того судьбой обойденного, в моих жидких правах и отправлять в изгнание на таежную заимку. К толстому, злобному… тьфу, прапору Чечеву!
   Неужели кум проведал о моих сношениях с зоной? - размышлял я, наблюдая за молча курившим Анатолием Андреевичем. - Ему в руки попала записка, которую должен был отправить мне положенец? Та, которую я так ждал? Слишком многие все-таки знали о моей переписке с Арабом. Слишком большим был риск, что одно из звеньев почтовой цепочки в конце концов даст слабину. И вот, похоже, дождался! Знать бы, кто меня сдал! Надеюсь, что не Кристина. Очень надеюсь, что это не ей вдруг наскучило возиться со мной, и она решила внести в свое нудное времяпрепровождение немного разнообразия. И по доброй воле, горько раскаиваясь и терзаясь муками совести, поведала дядюшке о своих прегрешениях, о своем пособничестве проклятому совратителю Костоправу. Всего можно ожидать от неуравновешенной наркоманки. Но как не хочется разочаровываться в этой девчонке!"
   - Рассказывай, - коротко попросил я Анатолия Андреевича, и тот не смог отказать себе в удовольствии разбередить мне свежую рану и подробно живописать то, что случилось в последнее время.
   - Я, конечно, не ожидал того, что ты смиришься и будешь покорно сидеть на подстилке, не предпринимая ничего для того, чтобы свалить, - не спеша начал кум излагать мне подоплеку событий, что произошли за последние сутки. Обычно подобные монологи, длинные и складные, присущи классическим детективам, в завершение которых главный герой - проницательный умница-следователь - излагает читателю всю структуру раскрытого им преступления, хвастает тем, как умело он вел расследование. Теперь своим талантом этакого Шерлока Холмса козырял Анатолий Андреевич. - Я был готов к тому, что ты начнешь перетягивать на свою сторону Кристину. И все ждал, когда же это начнется. Признаться, мне была интересна ее реакция. Для этого-то я и установил в обогревателе микрофон. И, простодушный дурак, даже не мог предположить, что ты прочитаешь этот мой шаг просто шутя. Как обычно, недооценил тебя, Разин. И искренне удивлялся, что ты все не заводишь с Кристиной никаких разговоров хотя бы о том, чтобы как-то передать на волю весть о себе. Я был готов в любой момент перехватить ее. Но ты меня обошел. Я слишком понадеялся на этот жучок, установленный в печке. И надеялся бы до сих пор, оставался бы слепым, если бы ты сам не признался, что знаешь об этом. Это была твоя большая ошибка.
   - Я это понял, - согласился я. - И уже не раз пожалел, что под влиянием момента не удержался и похвастался, что я такой, мол, крутой - все знаю, все просчитал наперед.
   - Да, ты тогда погорячился. А я призадумался. И с того дня уже плясал не от печки, а от того, что ты все-таки перехитрил меня и, используя Крис, сумел связаться со своими дружками из зоны. Я принял это за основную версию. И, как видишь, не ошибся. Если не брать в расчет ошибку с жучком, все остальное я просчитал с точностью до микрон. Ах, Разин, какое же я получал удовольствие от этого противостояния с тобой. Ты о нем даже не знал. Был уверен в том, что уже победил. Думал, что самый умный. Ан нет…
   - Я так не думал, - не удержался я от замечания.
   - Неважно, - махнул рукой кум. - Главное то, что я без труда смог проследить всю цепочку, по которой шли твои послания Арабу. Установил наблюдение за Кристиной, потом за Барановым, а потом крепко прижал Бережного - водилу из вольнонаемных, который и провозил записки из зоны и в зону. Позавчера он послушно отдал мне письмо, которое тебе отправил смотрящий.
   - Зачем ты сдаешь мне своих агентов? - Я удивленно посмотрел на разоткровенничавшегося кума и даже покачал головой. - Так не делают, Анатолий Андреевич. Ведь при первой возможности я с ним расквитаюсь. Или сообщу братве.
   - Не будет у тебя возможности, Разин. Ни первой, ни второй. Ни с кем ты не расквитаешься, никому не сообщишь. Потому-то я и не стесняюсь тебе это рассказывать.
   Этот мерзавец, сейчас хвалившийся передо мной своими маленькими мусорскими победами, давно приговорил меня и не сомневался в том, что мне рано или поздно хана, что живым я из Ижмы не выберусь. Я был с ним не согласен. Я четко помнил о том, что тупиков не бывает. Надо только уметь искать из них выходы.
   А еще я был искренне рад - если, конечно, можно было радоваться чему-то в той катастрофической ситуации, в которую я угодил, - тому, что меня спалила все-таки не Кристина. Тому, что я не обманулся, доверившись ей.
   - Короче, ты прочитал ту записку, - сказал я. - И что же в ней было?
   Анатолий Андреевич радостно рассмеялся. Сейчас он, даже и не пытаясь это скрыть от меня, упивался своей победой. "И правда, победой", - был вынужден признать я.
   - А было там, Разин, то, что предназначалось никак не мне. Весь план твоего побега, в котором мне была уготовлена роль потенциального трупа. Меня приговорили, ты представляешь! Вот только дудки! Пить шампанское буду я, а не вы! А твоему Арабу звездец! Да и всем прочим тоже.
   - Смотри, как бы не доиграться до бунта, если затеешь "перекрашивать" зону, - я счел нужным предупредить о возможных последствиях расшалившегося придурка. - Черный цвет ей к лицу.[19]
   Мое замечание кум пропустил мимо ушей. Он был поглощен увлекательным изложением событий последнего времени.
   - В общем, все меры приняты. Записочку я скопировал, копию вновь запечатали в целлофан и, как ни в чем не бывало, отправили дальше. Сначала Баранову. Потом ее забрала Кристина. Вот тут-то я с ней поиграл. Мне было очень интересно узнать, как далеко эта дура зашла. Оказалось, что далеко. Знаешь, что она выкинула, когда по пути от Баранова ее с этой малявой прихватили мои люди?
   - Что? - спросил я и подумал: "Поубивала этих людей?"
   - Сожрала письмо, - расхохотался кум. - Провела Чечева вокруг пальца, как сопляка. Представляю его толстую рожу в этот момент.
   Мне бы тоже хотелось на это взглянуть.
   - И что же дальше? - поторопил я Анатолия Андреевича.
   - А дальше я грозился напичкать ее слабительным, - смакуя каждое слово, поведал мне кум. - Ну и скандальчик же она учинила при этом!
   - Странно, что ты вообще еще жив. Что сейчас с Кристиной? Где она?
   - Где же ей еще быть? Дома сидит. Заперлась у себя в комнате и объявила мне голодовку. Ждет, когда малява выйдет наружу. Вот так-то, Разин, - подвел черту под своим рассказом Анатолий Андреевич и поднялся. - Мне нравится, как стойко ты воспринял весть о своем поражении. Мне даже жалко тебя терять, отдавать этому Чечеву. Но ничего не поделаешь, - вздохнул он, и я не поверил, что этот вздох искренен. - Я больше не могу держать тебя здесь. Мне жалко тебя. И жалко Кристину. Но, поверь, не могу, - словно бы решил оправдаться передо мной кум. - Когда-то ты мне говорил, что могу нажить с тобой большие проблемы. Я тогда тебе не поверил. А теперь готов признать, что ты был прав. Хорошо, что я вовремя это понял.
   "Вот дерьмо! Как не вовремя ты это понял! - в свою очередь сокрушенно подумал я. - И ведь самое обидное то, что это обрушилось на меня, когда до свободы оставался всего один шаг! И все из-за моего длинного языка! И черт дернул меня за него разболтать куму о том, что знаю про жучок, спрятанный в печке! Идиот! Теперь остается лишь пожинать горькие плоды своей дурости!"
   Кум ушел, а я еще долго сидел, отрешенно уставившись в полку, заставленную ненужными уже учебниками и тетрадками, и неосознанно бормоча себе под нос распоследние, самые грязные, самые гнусные ругательства. Но потом заставил себя встрепенуться, выйти из оцепенения и потянулся к миске с едой. Обязательно надо поесть.
   Кристина объявила дядюшке голодовку. Счастливая, она может это себе позволить. Но я не в том положении, чтобы впустую расходовать силы на бесполезные акты протеста. Рановато ставить на себе крест. Я еще повоюю!
   Ведь глухих жизненных тупиков не бывает. Из них всегда есть выходы. Надо только уметь их искать.

Глава 9

ОТЧЕГО ЖЕ ЛЮДИ НЕ ЛЕТАЮТ

   Нудный, по-осеннему мерзкий дождь не переставал уже несколько дней. Он то почти прекращался, то вновь усиливался, монотонно шелестел по шиферной крыше, навевая дрему и добавляя серых тонов в и без того мрачную действительность.
   Кристина не появлялась. Два раза в сутки заглядывал Анатолий Андреевич, приносил пожрать, вытаскивал парашу. При этом мы с ним не обменивались ни словом. Лишь на третий день после того, как меня снова посадили на цепь, я поинтересовался:
   - Когда к Чечеву-то? На заимку?
   - Не слышишь, что дождь? - через плечо небрежно бросил мне кум, собирая с полки Кристинины учебники. - Вот как закончится, так оборудует прапор тебе конуру. И отправишься ты на природу. На дачу.
   "Или в концлагерь, - добавил я про себя. - Это как посмотреть".
   Впрочем, с течением времени я становился все более безразличным, что меня ждет. Ни один ли черт, безысходное прозябание в гараже у Анатолия Андреевича или загнивание в землянке у Чечева, если все равно исход впереди только один - безымянная могила без холмика и без креста где-нибудь в таежной глуши?
   Последнее время такие упадочнические думы донимали меня постоянно и лишь иногда в моменты коротких просветлений в сознании я очумело тряс головой, вытряхивая из мозга эти гнилые мыслишки, и ободрял сам себя: "Очнись, Костоправ! Не время отчаиваться! Еще ничего не потеряно! Все впереди, и ты еще дашь просраться и куму, и Чечеву! Нельзя терять форму. Нельзя опускать руки".
   "Да, и правда, нельзя", - соглашался я сам с собой, а уже через минуту на меня вновь наваливалась депрессия.
   Так продолжалось ровно пять дней: нудный дождь, шелестящий по крыше, редкие визиты молчаливого кума и приступы меланхолии - буквально самое что ни на есть помутнение сознания, прерываемое лишь иногда короткими вспышками еще где-то тлевшей во мне жизненной энергии.
   И опять дождь… И снова депрессия…
   Я угасал. Я был сломлен, и это произошло во мне настолько стремительно, что я не успел ничего противопоставить той нематериальной силе, что вдруг скрутила меня и зашвырнула туда, где нет места хоть какой-нибудь, хоть самой жалкой борьбе за существование. Есть только апатия. И безволие. Кум наконец своего добился.
   Хотя, нет. Еще не добился. Ведь оставалась Кристина. И именно она вывела меня из летаргии, в которую я уже почти погрузился.
   Крис появилась у меня на шестой день вечером.
   - Костя! Костя! - позвала она и загремела не то кирпичом, не то палкой по железным гаражным воротам. - Ты здесь?
   Я оторвал мутный взор от стеллажа, еще недавно заставленного книжками и тетрадями, и на карачках пополз в направлении выхода. Впрочем, к самым воротам меня не пустила цепь. Но уж насколько смог, я к ним приблизился.
   - Крис, лапка! - проскрипел севшим голосом. - С тобой все в порядке?
   - Костя! Слава Богу, ты здесь! - Я представил, как она вздохнула сейчас с облегчением. И прижалась губами к щели между створками, чтобы мне было лучше слышно. - Дядя, сволочь такая, болтал, что тебя куда-то отправили. Но я не поверила.
   - И правильно. Где он, дядя?
   - Ушел. А меня запер в комнате, даже заколотил на окне ставни, но я все равно выбралась. Пять дней ковырялась в замке. И все-таки подобрала отмычку. Недооценивает он племянницу, - хихикнула Крис и затараторила, спеша передать мне последние новости, многие из которых я уже знал со слов Анатолия Андреевича.
   Она рассказала, как в тот день, когда наконец получила у Саввы записку от положенца, ее по пути домой затолкали в машину прапорщик Чечев и еще какой-то, мне не знакомый, "шибздик Андрей". Как она у них на глазах проглотила маляву и как кум грозился напоить ее пургеном, но она "учинила ему грандиозный скандал, переколотила на кухне посуду, и дядя отвял". Потом Кристина, "когда записочка вышла наружу, сняла с нее целлофан и, прямо сидючи на горшке, несколько раз прочитала, постаралась выучить все, что там было, чуть ли не наизусть, чтобы потом, не дай Бог, ничего не забыть". После чего разорвала маляву и бросила ее в отхожую яму.