Страница:
– А-а-а… Ну-ну! И Альвец усмехнулся.
Да что же они все усмехаются-то, подумал я, может, я чего не понимаю?
Рита посмотрела на Гарсиа и сказала:
– Ну что, дон Хуан, настало время проводить нас к тайникам.
Гарсиа, скотина, опять усмехнулся и ответил:
– А это уж пусть ваш Знакар делает. Он лучше меня знает – где и как. С Копперфилдом он договаривался, вот пусть и показывает.
Рита посмотрела на меня, и я, пожав плечами, сказал:
– Пошли.
А что я еще мог сказать?
Первые, самые близкие тайники находились в носовой части парома, и хитрость заключалась в том, что изгиб скулы парома снаружи и изнутри не соответствовали друг другу. В двух образовавшихся полостях, которые получились весьма вместительными, уместилось чуть ли не по пятьдесят тонн порошка, упакованного в многослойные пластиковые мешки. Остальное было распихано по кораблю в емкостях, замаскированных не менее хитроумно. Работа обошлась примерно в полтора миллиона, но масштабы планировавшейся операции позволяли Гарсиа пойти на такие расходы, поэтому он даже не пикнул, когда я сказал ему, сколько нужно заплатить корабелам.
Мы спустились в трюм, я указал матросам на нужные места, и они начали резать железо болгарками. Сыпались искры, воняло горячим железом, и, наконец, минут через десять перед нами открылась большая корявая дыра, за которой виднелись аккуратно уложенные мешки с кокаином.
Наринский пригнулся и шагнул внутрь тайника.
Я видел, как он достал из кармана маленький красный шведский ножик, открыл его и надрезал один из мешков. Потом он сунул в отверстие палец и, вытащив его обратно, понюхал и осторожно лизнул.
Пожевав губами, он сплюнул и, выбравшись обратно, сказал:
– Пошли отсюда.
Рита вопросительно посмотрела на него, и он, вздохнув, бросил:
– Сахар.
Рита сжала губы и, увидев, что я собираюсь открыть рот, сказала:
– Лучше молчи.
Язаткнулся, понимая, что в деле произошел совершенно неожиданный и, по всей видимости, очень неприятный оборот. Теперь я понял, почему Гарсиа и Альвец усмехались, наблюдая за решительными действиями Игроков и вооруженных матросов с подводной лодки. Они, конечно, знали, что мы найдем в тайниках совсем не то, что там должно было быть, и это доставляло им немалое удовольствие. Ябы и сам кайфовал в такой ситуации.
Мы вышли на палубу и направились на бак, где под охраной морячков около фальшборта стояли Гарсиа с Альвецом.
Увидев наши изменившиеся физиономии, они переглянулись, и Гарсиа, злорадно ухмыляясь, шагнул мне навстречу и сказал:
– Вы, мистер-товарисч Майкл-Тедди-Константин-Знакар, наверное, считали меня дураком. Но, как видите, сами остались в дураках. Наверное, вы думали, что ваша дикарская русская хитрость пройдет в Южной Америке? Вы ошиблись. Вы очень серьезно ошиблись. Яс самого начала знал, что вам нельзя доверять, и распорядился по-своему. Янеплохо повеселился, наблюдая, как под вашим руководством в тайники загружают сахар. Да, русский сеньор, обыкновенный кубинский сахар! А настоящий кокаин, все четыреста тонн, будет в России через тридцать шесть часов. И вы ничего не сможете сделать. Кроме того, вы ничего не сможете узнать даже от меня, потому что я и сам не знаю, каким путем он туда прибудет. Если хочешь, чтобы тайна осталась тайной, поручи дело кому-нибудь другому и не спрашивай его, как оно будет сделано. Мои люди, которые везут в Россию товар, сообщат мне, как они это сделали, только после того, как все будет закончено. Таков был мой приказ. Так что даже я ничего не знаю. Наивный русский дикарь…
Ямолчал.
Наринский тоже молча смотрел на Гарсиа, и только Рита, вздохнув, сказала:
– Что ж, если бы вы владели информацией, это было бы гарантией вашей жизни. А так…
Она вытащила из сумочки, висевшей на ее плече, большую никелированную пушку, неторопливо передернула затвор и выстрелила Гарсиа в голову. Он взмахнул руками и повалился назад, ударившись затылком о фальшборт. Альвец отскочил в сторону, с ужасом глядя на мертвого Гарсиа, а Рита, ничуть не изменившись в лице, перевела ствол на него и дважды нажала на спуск. В груди Альвеца появились две черные дырки, быстро заплывшие кровью, он закашлялся и рухнул рядом с Гарсиа.
Рита убрала пистолет в сумочку, а Наринский, недовольно покачав головой, ткнул пальцем в мертвецов и приказал матросикам:
– За борт.
Двое плечистых парней в черной форме и черных пилотках закинули автоматы за спину и, дружно взявшись, перебросили трупы через фальшборт. Послышался всплеск, и я почувствовал какое-то опустошение в душе. Ощущение было похоже на то, как если ты, заранее напрягшись, берешься за массивную чугунную гирю, а она оказывается картонной, и ты, не удержавшись от собственного мощного рывка на ногах, падаешь на спину.
Все смеются, а ты – дурак дураком.
Сейчас, понятное дело, никто надо мной не смеялся, но дураком я себя чувствовал, и еще каким!
Это – точно.
Рита подошла ко мне и, посмотрев снизу вверх, тихо сказала:
– Пойдем, Костик, ничего не кончилось. Все только начинается, и все оказалось гораздо хуже, чем мы предполагали.
Она взяла меня под руку и повела к трапу, и я шел рядом с ней послушно, как ягненочек. А что мне еще оставалось делать!
Каюта, в которой обитали Знахарь и Рита, была размером с обыкновенное купе в спальном вагоне. Знахарь лежал на узкой койке, совсем не предназначенной для любовных утех, и рассеянно водил пальцем по ложбинке на спине Риты, уютно примостившейся рядом с ним.
Некоторое время назад каюта оглашалась страстными стонами и прочими звуками, сопутствующими жарким объятиям и энергичным движениям двух сплетающихся тел. Теперь же тишину, царившую в каюте, нарушали лишь тихий шум двигателя, доносившийся откуда-то издалека, и спокойное дыхание утомленных любовников.
Знахарь глубоко вздохнул, открыл глаза и слабым голосом произнес:
– Ты так и не сказала мне – вы знали обо всем, что я затеял, с самого начала?
Рита, уткнувшись носом ему в шею, кивнула.
– И ты ничего не сказала мне? Рита кивнула еще раз.
Знахарь открыл рот, собираясь сказать что-то язвительное, но Рита накрыла ладонью его губы и отрицательно покачала головой.
– Чушь! – ответил Знахарь, наливая себе в чашку крепкий чай. – Четыреста тонн – объем серьезный, согласен, но вы должны представлять себе протяженность российских границ. Вы что, хотите расставить на границах и таможнях своих Игроков? Смешно! Яеще со школы помню – двадцать тысяч суша, сорок тысяч море. Шестьдесят тысяч километров! А человеческий фактор?
– Что вы имеете в виду? – спросил Наринский, сосредоточенно намазывая на бутерброд черную икру.
– Что имею, то и введу, – Знахарь начал терять терпение. – Там, где, как вы считаете, надежно закрыто, можно попросту купить людей. Есть суммы, которые валят с ног любого, самого свирепого, сторожа. А уж о чиновниках и говорить нечего. У них хватательный и брательный рефлексы в крови.
– Ну, определенный риск, конечно, имеется, – рассудительно согласился Наринский и откусил от бутерброда с икрой большой кусок.
– Слушайте, вы, академик хренов, – Знахарь подался вперед, – вы играете в ваших заоблачных высях, и для вас народы и судьбы не более, чем фишки и ходы. А я человек простой, приземленный, и я знаю, чем это оборачивается для людей, живущих внизу, на земле. Огромная партия отравы, двигающаяся из пункта А в пункт Б, для вас просто пешка, ну – фигура. А я точно знаю, что ее можно сравнить с атомной бомбой. Только бабахнет она не в каком-то определенном месте, а на всей территории большой страны, без всякого дыма и огня. Но жертв будет не меньше, чем в Хиросиме. Вам не приходит в вашу ученую голову, что это разновидность войны? Что
Гарсиа и Альвец были не просто спекулянтами высокого полета, а генералами какой-то неизвестной армии, и цель у них была – не деньги, а трупы?
Наринский перестал жевать и посмотрел на Знахаря.
– Интересная мысль, – сказал он, подняв брови, – но не оригинальная. То, что вы додумались до этого, делает вам честь, но… Вы действительно считаете нас этакой самозваной элитой, оторвавшейся от реалий жизни? Если так, то вы сильно ошибаетесь.
Он посмотрел на Риту, потом снова на Знахаря и, положив недоеденный бутерброд на тарелку, сказал:
– Мне сорок четыре года. Моему сыну сейчас было бы двадцать два. Три года назад он погиб в Чечне. Сначала его взяли в плен, а потом, через полтора месяца издевательств, убили. Вот и думайте – оторван я от низкой и грязной жизни или нет.
Знахарь молчал, а Рита, посмотрев на него, вздохнула и сказала:
– Костя, ты не думай, что мы плохо знаем жизнь. Мы как раз очень хорошо ее знаем. Просто мы знаем больше, чем ты, и эти знания не для слабонервных.
– Слабонервный – это я, что ли? – Знахарь усмехнулся.
Наринский взглянул на него и, долив себе чаю, сказал:
– В определенном смысле – да. Вот я вам сейчас нарисую картинку.
Он отхлебнул чаю, потом поставил стакан на стол и полез в карман.
Маргарита кашлянула, и Наринский сконфуженно пробормотал:
– Да, действительно… Здесь ведь нельзя курить. Покрутив головой, он снова взялся за подстаканник и сказал:
– Картинку… Ладно, вот вам картинка. Полководец отправляет в бой три тысячи солдат. Он точно знает, что половина из них останется лежать мертвыми. Полторы тысячи вселенных обратятся в ничто. Но город, в котором живут сто тысяч, будет спасен. Он может не жертвовать этими солдатами, но тогда погибнут сто тысяч. Вот такая арифметика. И мы, Игроки, постоянно сталкиваемся с такими ситуациями. Но та ситуация, которую я вам только что описал, – слишком проста. А бывают и посложнее. Например, имеется некая злая сила, которая готовит, э-э-э… Ну, скажем, очередную злодейскую акцию. Просто остановить их, то есть – схватить или даже убить – мало. Потому что уцелевшие продолжат свое дело при попустительстве общества. Поэтому нужно вынудить общество принять законодательные меры и приложить государственную мощь, чтобы лишить эту злую силу возможности существовать и действовать в дальнейшем. И мы, зная, что готовящаяся акция чревата жертвами, не противимся этому и даже в некоторых случаях способствуем тому, чтобы она прошла успешно и как можно более драматично. И тогда потрясенное общество не сможет не принять меры к предупреждению множества таких же акций в будущем. Что вы смотрите на меня, как на вурдалака? Вы кино помните – «Место встречи изменить нельзя»? Жеглов кладет кошелек в карман Кирпича, а дурачок Шарапов начинает распускать слюни насчет чистых рук. Помните? Очень хорошо. Так вот – у нас грязные руки, будьте уверены. Они в крови и в дерьме. У хирургов руки тоже в крови и дерьме пациентов. Понимаете?
Знахарь молчал.
– Злодея нужно брать с поличным, – продолжил Наринский, – и мы заботимся о том, чтобы это самое поличное было при нем, и даже помогаем ему. Иногда – ценой человеческих жизней. Вы думаете – это легко?
Он посмотрел на Знахаря.
– Конечно, вы так не думаете. Но вам не дает покоя мысль – как можно, зная, что человека ждет смерть, не воспрепятствовать этому? Отвечу – можно. Это чудовищно трудно, но если ты точно знаешь, что такова цена жизни двух десятков других людей – можно. Вы никогда не строили модели ситуаций, от которых наше сознание обычно бежит, как черт от ладана?
– Не приходилось, – буркнул Знахарь.
– А зря. Ну, скажем… – он посмотрел на Риту и усмехнулся, – Маргарита Левина сидит связанная, у нее на коленях бомба, а перед вами – кнопка. А где-то в сторонке под дулами автоматов пятнадцать человек. Некие вооруженные люди говорят вам – нажми кнопочку, и мы отпустим их. А не нажмешь – всех постреляем. Что вы будете делать?
Знахарь посмотрел на Риту и увидел, что она еле заметно улыбается.
– Что за чушь! – возмутился он. – И думать даже не хочу.
– Вот! – Наринский поднял палец. – Вот именно! Вы не хотите даже думать о таком. Вы изо всех сил сопротивляетесь, лишь бы не оказаться перед таким выбором, вам страшно даже помыслить об этом. А мы постоянно сталкиваемся с подобными ситуациями.
Он помолчал и тяжело добавил:
– И нажимаем на эти кнопки.
Знахарь, уставившись в стол, вертел пальцем чайную ложку. Рита наблюдала за ним, а Наринский, внезапно постарев лет на двадцать, поморщился, будто у него случилась изжога, и потянулся за электрическим чайником.
– Вы, наверное, до сих пор думаете, что Игра для нас – вроде масонской ложи, где в торжественной обстановке происходят красивые тайные ритуалы, а потом члены этой ложи плетут интриги, используя других людей в своих интересах. Если вы действительно воображаете себе именно такое положение дел, то очень серьезно ошибаетесь. Однажды оказавшись в Игре, ты больше не можешь из нее выйти, потому что… Потому что ужаснувшись тому, что тебе открылось, ты понимаешь, что нет ничего более важного. История вполне может идти своим ходом и без нас. Но мы не можем не вмешиваться в нее, потому что слишком часто человечество оказывается в опасной близости от края пропасти. Простите мне это избитое сравнение. И тогда мы вмешиваемся. Как вы думаете, почему мы убили президента Кеннеди?
– То есть – как? – Знахарь открыл рот и выпучил глаза. – Вы?
Наринский засмеялся.
– Ну, не в прямом же смысле! Хотя предполагался и такой вариант… Нет, конечно – нет. Мы направили ничего не подозревающих людей по пути, определенному нами. Ну, а дальше известно – Даллас, штат Техас, бах-трах, и нет Кеннеди.
– Ну?
– Что – «ну»? Кеннеди планировал предоставить некоторые преимущества некоторым общественным течениям, те, в свою очередь, поддержали бы некоторых политических деятелей, связанных с некоей террористической организацией, которая неминуемо воспользовалась бы влиянием этих деятелей на некоторых генералов из Пентагона, и путем смертельного шантажа и давления на семьи этих генералов добилась бы того, что была бы спровоцирована ядерная война. Высшие цели этой террористической организации, кстати, еще и религиозной – апокалипсис и конец света.
– Что за бред! – Знахарь недоверчиво мотнул головой.
– Никакой это не бред, – твердо ответил Наринский. – Никто из перечисленных мною людей и в мыслях не имел ничего подобного, но если бы Кеннеди продолжал свою деятельность, ситуация неизбежно сложилась бы именно так, и не иначе. Обстоятельства выстроились бы именно таким образом, и мы не сидели бы сейчас в подводной лодке и не пили бы чай.
– Но почему вы так уверены в этом?
– Информация – самый дорогой товар. И у нас его больше, чем у кого-либо. Если бы мы точно знали, что пьяный тракторист Вася допивает последнюю рюмку из бутылки, а в это время из Крыжополя отправляется пассажирский поезд, то мы остановили бы его, не стесняясь в средствах.
– Почему?
– Потому что магазин, в котором он хочет взять еще одну бутылку, закрылся по случаю того, что на него спикировала налоговая полиция, и Васе придется ехать на своем раздолбанном тракторе через переезд. Там его колымага обязательно упадет на бок, потому что между рельсов имеется яма, а тут и поезд подоспеет. А поскольку сразу за переездом начинается спуск, то катастрофа со множеством трупов неизбежна. Информация!
– Вы хотите сказать, что вы просчитываете варианты развития событий в масштабе всей нашей Земли?
– Я не хочу, я говорю это. Тысячи специалистов, мощнейшие компьютеры, какие не снились и Пентагону, все это работает в одном направлении – определение областей наибольшего риска.
– Ну, знаете, это уже фантастика какая-то!
– Странно слышать это от вас, Константин. Вы же умный мальчик и должны понимать, что и подводная лодка, в которой мы находимся, и ваш мобильный телефон, и всякие космические дела – все это когда-то было фантастикой. И однако сейчас вы принимаете эти вещи как должное. Нес па?
– Что? – Знахарь нахмурился. Рита засмеялась:
– Дикарь ты, Костик! Нес па – по французски – «не так ли».
Наринский посмотрел на нее, потом на Знахаря, и сказал:
– Мы проследим, чтобы кокаин не попал к потребителям. Наш российский отдел занимается этим уже шесть часов. Пока что никаких новостей нет, но, как вам известно, предупрежден, значит – вооружен.
– Ладно, – Знахарь положил руку на стол, – делайте, что хотите, но я тоже должен участвовать в этом. Иначе я спать спокойно не смогу.
– Сможешь, – Рита выразительно посмотрела на Знахаря и поиграла бровями, – это я тебе обещаю.
Наринский засмеялся и встал.
– Япойду в свою келью. Двое суток без сна – это, знаете ли…
Он вышел из кают-компании.
– Пойдем и мы. Ага? – сказала Рита Знахарю.
– Ты только об одном думаешь, – Знахарь недовольно насупился.
– А о чем еще думать, когда и пойти-то некуда, – резонно ответила Рита. – Не дуйся, пойдем.
– А чья это подводная лодка? – неожиданно спросил Знахарь.
– А тебе не все равно? – ответила она и засмеялась.
Глава 11 ГРАФ МОНТЕ-ЗНАХАРЬ
Да что же они все усмехаются-то, подумал я, может, я чего не понимаю?
Рита посмотрела на Гарсиа и сказала:
– Ну что, дон Хуан, настало время проводить нас к тайникам.
Гарсиа, скотина, опять усмехнулся и ответил:
– А это уж пусть ваш Знакар делает. Он лучше меня знает – где и как. С Копперфилдом он договаривался, вот пусть и показывает.
Рита посмотрела на меня, и я, пожав плечами, сказал:
– Пошли.
А что я еще мог сказать?
Первые, самые близкие тайники находились в носовой части парома, и хитрость заключалась в том, что изгиб скулы парома снаружи и изнутри не соответствовали друг другу. В двух образовавшихся полостях, которые получились весьма вместительными, уместилось чуть ли не по пятьдесят тонн порошка, упакованного в многослойные пластиковые мешки. Остальное было распихано по кораблю в емкостях, замаскированных не менее хитроумно. Работа обошлась примерно в полтора миллиона, но масштабы планировавшейся операции позволяли Гарсиа пойти на такие расходы, поэтому он даже не пикнул, когда я сказал ему, сколько нужно заплатить корабелам.
Мы спустились в трюм, я указал матросам на нужные места, и они начали резать железо болгарками. Сыпались искры, воняло горячим железом, и, наконец, минут через десять перед нами открылась большая корявая дыра, за которой виднелись аккуратно уложенные мешки с кокаином.
Наринский пригнулся и шагнул внутрь тайника.
Я видел, как он достал из кармана маленький красный шведский ножик, открыл его и надрезал один из мешков. Потом он сунул в отверстие палец и, вытащив его обратно, понюхал и осторожно лизнул.
Пожевав губами, он сплюнул и, выбравшись обратно, сказал:
– Пошли отсюда.
Рита вопросительно посмотрела на него, и он, вздохнув, бросил:
– Сахар.
Рита сжала губы и, увидев, что я собираюсь открыть рот, сказала:
– Лучше молчи.
Язаткнулся, понимая, что в деле произошел совершенно неожиданный и, по всей видимости, очень неприятный оборот. Теперь я понял, почему Гарсиа и Альвец усмехались, наблюдая за решительными действиями Игроков и вооруженных матросов с подводной лодки. Они, конечно, знали, что мы найдем в тайниках совсем не то, что там должно было быть, и это доставляло им немалое удовольствие. Ябы и сам кайфовал в такой ситуации.
Мы вышли на палубу и направились на бак, где под охраной морячков около фальшборта стояли Гарсиа с Альвецом.
Увидев наши изменившиеся физиономии, они переглянулись, и Гарсиа, злорадно ухмыляясь, шагнул мне навстречу и сказал:
– Вы, мистер-товарисч Майкл-Тедди-Константин-Знакар, наверное, считали меня дураком. Но, как видите, сами остались в дураках. Наверное, вы думали, что ваша дикарская русская хитрость пройдет в Южной Америке? Вы ошиблись. Вы очень серьезно ошиблись. Яс самого начала знал, что вам нельзя доверять, и распорядился по-своему. Янеплохо повеселился, наблюдая, как под вашим руководством в тайники загружают сахар. Да, русский сеньор, обыкновенный кубинский сахар! А настоящий кокаин, все четыреста тонн, будет в России через тридцать шесть часов. И вы ничего не сможете сделать. Кроме того, вы ничего не сможете узнать даже от меня, потому что я и сам не знаю, каким путем он туда прибудет. Если хочешь, чтобы тайна осталась тайной, поручи дело кому-нибудь другому и не спрашивай его, как оно будет сделано. Мои люди, которые везут в Россию товар, сообщат мне, как они это сделали, только после того, как все будет закончено. Таков был мой приказ. Так что даже я ничего не знаю. Наивный русский дикарь…
Ямолчал.
Наринский тоже молча смотрел на Гарсиа, и только Рита, вздохнув, сказала:
– Что ж, если бы вы владели информацией, это было бы гарантией вашей жизни. А так…
Она вытащила из сумочки, висевшей на ее плече, большую никелированную пушку, неторопливо передернула затвор и выстрелила Гарсиа в голову. Он взмахнул руками и повалился назад, ударившись затылком о фальшборт. Альвец отскочил в сторону, с ужасом глядя на мертвого Гарсиа, а Рита, ничуть не изменившись в лице, перевела ствол на него и дважды нажала на спуск. В груди Альвеца появились две черные дырки, быстро заплывшие кровью, он закашлялся и рухнул рядом с Гарсиа.
Рита убрала пистолет в сумочку, а Наринский, недовольно покачав головой, ткнул пальцем в мертвецов и приказал матросикам:
– За борт.
Двое плечистых парней в черной форме и черных пилотках закинули автоматы за спину и, дружно взявшись, перебросили трупы через фальшборт. Послышался всплеск, и я почувствовал какое-то опустошение в душе. Ощущение было похоже на то, как если ты, заранее напрягшись, берешься за массивную чугунную гирю, а она оказывается картонной, и ты, не удержавшись от собственного мощного рывка на ногах, падаешь на спину.
Все смеются, а ты – дурак дураком.
Сейчас, понятное дело, никто надо мной не смеялся, но дураком я себя чувствовал, и еще каким!
Это – точно.
Рита подошла ко мне и, посмотрев снизу вверх, тихо сказала:
– Пойдем, Костик, ничего не кончилось. Все только начинается, и все оказалось гораздо хуже, чем мы предполагали.
Она взяла меня под руку и повела к трапу, и я шел рядом с ней послушно, как ягненочек. А что мне еще оставалось делать!
* * *
Подводная лодка без опознавательных знаков двигалась на глубине пятидесяти метров в направлении северо-северо-востока.Каюта, в которой обитали Знахарь и Рита, была размером с обыкновенное купе в спальном вагоне. Знахарь лежал на узкой койке, совсем не предназначенной для любовных утех, и рассеянно водил пальцем по ложбинке на спине Риты, уютно примостившейся рядом с ним.
Некоторое время назад каюта оглашалась страстными стонами и прочими звуками, сопутствующими жарким объятиям и энергичным движениям двух сплетающихся тел. Теперь же тишину, царившую в каюте, нарушали лишь тихий шум двигателя, доносившийся откуда-то издалека, и спокойное дыхание утомленных любовников.
Знахарь глубоко вздохнул, открыл глаза и слабым голосом произнес:
– Ты так и не сказала мне – вы знали обо всем, что я затеял, с самого начала?
Рита, уткнувшись носом ему в шею, кивнула.
– И ты ничего не сказала мне? Рита кивнула еще раз.
Знахарь открыл рот, собираясь сказать что-то язвительное, но Рита накрыла ладонью его губы и отрицательно покачала головой.
– Не говори ничего, – прошептала она, – не надо. Есть вещи, которых ты не знаешь.
– Почему не знаю? Потому что – не Игрок?
– Ага…
– То есть, значит, рылом не вышел, – с неудовольствием пробурчал Знахарь, – так, что ли?
– Отчасти так, но в большей степени просто от того, что ты не осведомлен о многих вещах, которым мы придаем особое значение. И вообще, тебе что – не о чем больше поговорить с любимой женщиной?
Знахарь смутился.
– Что значит – не о чем? – попытался вывернуться он.
– То и значит. Тебе хорошо со мной?
– Хорошо ли мне с тобой… – Знахарь улыбнулся. – Мне так хорошо с тобой, что я не представляю, бывает ли лучше.
– И мне с тобой хорошо, – Рита погладила Знахаря по лицу. – А теперь представь себе, что я говорю – давай, Костик, бросай все свои метания, и заживем с тобой нормальной семейной жизнью. Тебе ведь хорошо со мной, вот и бери меня, живи со мной, как все. Что ты скажешь?
Знахарь задумался.
Он представил себе уютный домик на берегу моря, а лучше – океана, себя, сидящего в кресле-качалке, Риту, выходящую на крыльцо, заслоняющую рукой глаза от солнца, рыжего сеттера, который с радостными телодвижениями бросается ей навстречу… Чего-то не хватало.
Знахарь знал – чего, и изо всех сил противился этому, не позволяя нежеланным подробностям проявиться в воображении… Но оно все-таки прорвалось, и в идиллической картине появились недостающие детали. За дверной косяк держалась маленькая девочка, сосредоточенно переносящая ножку через казавшийся ей высоким порог, а в тугом животе Риты, похожем на спрятанный под платьем глобус, сидел еще более маленький мальчик.
Это было прекрасно и совершенно соответствовало древним, как сама жизнь, радостям бытия, но оно же было и концом чего-то, без чего Знахарь не мыслил себе своей, мужской, жизни.
– Нет, – сказал Знахарь грустно, но твердо, – я скажу – нет. Потому что…
– Не говори ничего, – прервала его Рита, – я знаю, что ты скажешь. И я тоже скажу – нет. То, что могло бы у нас с тобой получиться – чудесно. Но я знаю точно – если стану матерью, то инстинкты пересилят все, что я так люблю сейчас, и я превращусь в обычную бабу. И тебе станет скучно со мной. Ты начнешь убегать от меня, врать, тебе самому будет от этого плохо, и… И вообще. Понимаешь?
– Угу, – Знахарь наклонил голову и поцеловал Риту в макушку, – понимаю. И что же нам делать?
– Пусть все остается, как есть. Поверь мудрой женщине с двумя высшими образованиями.
– Чихать я хотел на оба твои образования, – презрительно фыркнул Знахарь, – образование – ничто. Знание – да, сила. А образование – просто диплом, и уж дипломированных мудаков я видел столько, что до Москвы раком не переставить.
– Фу, грубиян! – воскликнула Рита и оттолкнула Знахаря.
При этом она забыла, что лежит на самом краю узкой койки, и с грохотом свалилась на пол, больно ударившись локтем о край противоположной койки.
– Уй-юй-юй! – заныла она, потирая ушибленный локоть.
– Это тебя Аллах покарал за непочтительное отношение к мужчине, – сказал Знахарь, глядя на Риту сверху вниз и усмехаясь.
– Да-а-а… А тебе лишь бы смеяться над несчастной женщиной! Вот лишу тебя доступа к своему прекрасному телу – тогда узнаешь!
– Все, молчу! – с комическим ужасом воскликнул Знахарь. – Молчу и осознаю свою генеральную ошибку. На пути к твоему телу я готов свернуть все препятствия, пересечь моря и горы, а также продать Родину. Желательно – подороже.
– То-то же! – сказала Рита, поднявшись с пола и встав над Знахарем. – Что ты сейчас видишь?
– Я? – Знахарь гнусно усмехнулся. – Ясейчас вижу нечто, очень похожее на бутон розы, которое…
– Ты, кобелина, кроме этого вообще ничего не способен видеть, – отрезала Рита, – а на самом деле ты сейчас видишь женщину, которая просто очень хочет есть. Вставай, жалкий неудачник, пошли в кают-компанию. Там я буду ужинать, а ты – задавать свои идиотские вопросы академику Наринскому.
Рита начала одеваться, а Знахарь внимательно следил за этим стриптизом наоборот и наконец сказал:
– Надо будет открыть стриптиз-клуб, в котором девушки будут выходить на сцену голыми, а уходить в полной амуниции, включая шубу и шапку-ушанку.
– Язнала, что ты извращенец, но чтобы настолько…
Рита заправила клетчатую рубашку в джинсы, застегнула молнию и, презрительно взглянув на Знахаря, вышла из каюты. Знахарь вздохнул и вскочил с койки. Во-первых, он тоже почувствовал, что проголодался, а во-вторых, просто хотел быть рядом с Ритой. Через полминуты он вышел в узкий коридор и решительно повернул направо, надеясь, что кают-компания именно там.
– Почему не знаю? Потому что – не Игрок?
– Ага…
– То есть, значит, рылом не вышел, – с неудовольствием пробурчал Знахарь, – так, что ли?
– Отчасти так, но в большей степени просто от того, что ты не осведомлен о многих вещах, которым мы придаем особое значение. И вообще, тебе что – не о чем больше поговорить с любимой женщиной?
Знахарь смутился.
– Что значит – не о чем? – попытался вывернуться он.
– То и значит. Тебе хорошо со мной?
– Хорошо ли мне с тобой… – Знахарь улыбнулся. – Мне так хорошо с тобой, что я не представляю, бывает ли лучше.
– И мне с тобой хорошо, – Рита погладила Знахаря по лицу. – А теперь представь себе, что я говорю – давай, Костик, бросай все свои метания, и заживем с тобой нормальной семейной жизнью. Тебе ведь хорошо со мной, вот и бери меня, живи со мной, как все. Что ты скажешь?
Знахарь задумался.
Он представил себе уютный домик на берегу моря, а лучше – океана, себя, сидящего в кресле-качалке, Риту, выходящую на крыльцо, заслоняющую рукой глаза от солнца, рыжего сеттера, который с радостными телодвижениями бросается ей навстречу… Чего-то не хватало.
Знахарь знал – чего, и изо всех сил противился этому, не позволяя нежеланным подробностям проявиться в воображении… Но оно все-таки прорвалось, и в идиллической картине появились недостающие детали. За дверной косяк держалась маленькая девочка, сосредоточенно переносящая ножку через казавшийся ей высоким порог, а в тугом животе Риты, похожем на спрятанный под платьем глобус, сидел еще более маленький мальчик.
Это было прекрасно и совершенно соответствовало древним, как сама жизнь, радостям бытия, но оно же было и концом чего-то, без чего Знахарь не мыслил себе своей, мужской, жизни.
– Нет, – сказал Знахарь грустно, но твердо, – я скажу – нет. Потому что…
– Не говори ничего, – прервала его Рита, – я знаю, что ты скажешь. И я тоже скажу – нет. То, что могло бы у нас с тобой получиться – чудесно. Но я знаю точно – если стану матерью, то инстинкты пересилят все, что я так люблю сейчас, и я превращусь в обычную бабу. И тебе станет скучно со мной. Ты начнешь убегать от меня, врать, тебе самому будет от этого плохо, и… И вообще. Понимаешь?
– Угу, – Знахарь наклонил голову и поцеловал Риту в макушку, – понимаю. И что же нам делать?
– Пусть все остается, как есть. Поверь мудрой женщине с двумя высшими образованиями.
– Чихать я хотел на оба твои образования, – презрительно фыркнул Знахарь, – образование – ничто. Знание – да, сила. А образование – просто диплом, и уж дипломированных мудаков я видел столько, что до Москвы раком не переставить.
– Фу, грубиян! – воскликнула Рита и оттолкнула Знахаря.
При этом она забыла, что лежит на самом краю узкой койки, и с грохотом свалилась на пол, больно ударившись локтем о край противоположной койки.
– Уй-юй-юй! – заныла она, потирая ушибленный локоть.
– Это тебя Аллах покарал за непочтительное отношение к мужчине, – сказал Знахарь, глядя на Риту сверху вниз и усмехаясь.
– Да-а-а… А тебе лишь бы смеяться над несчастной женщиной! Вот лишу тебя доступа к своему прекрасному телу – тогда узнаешь!
– Все, молчу! – с комическим ужасом воскликнул Знахарь. – Молчу и осознаю свою генеральную ошибку. На пути к твоему телу я готов свернуть все препятствия, пересечь моря и горы, а также продать Родину. Желательно – подороже.
– То-то же! – сказала Рита, поднявшись с пола и встав над Знахарем. – Что ты сейчас видишь?
– Я? – Знахарь гнусно усмехнулся. – Ясейчас вижу нечто, очень похожее на бутон розы, которое…
– Ты, кобелина, кроме этого вообще ничего не способен видеть, – отрезала Рита, – а на самом деле ты сейчас видишь женщину, которая просто очень хочет есть. Вставай, жалкий неудачник, пошли в кают-компанию. Там я буду ужинать, а ты – задавать свои идиотские вопросы академику Наринскому.
Рита начала одеваться, а Знахарь внимательно следил за этим стриптизом наоборот и наконец сказал:
– Надо будет открыть стриптиз-клуб, в котором девушки будут выходить на сцену голыми, а уходить в полной амуниции, включая шубу и шапку-ушанку.
– Язнала, что ты извращенец, но чтобы настолько…
Рита заправила клетчатую рубашку в джинсы, застегнула молнию и, презрительно взглянув на Знахаря, вышла из каюты. Знахарь вздохнул и вскочил с койки. Во-первых, он тоже почувствовал, что проголодался, а во-вторых, просто хотел быть рядом с Ритой. Через полминуты он вышел в узкий коридор и решительно повернул направо, надеясь, что кают-компания именно там.
* * *
– Вы совершенно напрасно так нервничаете, – сказал Наринский, намазывая масло на кусок белого хлеба, – наши люди уже оповещены о том, что на пароме ничего нет, и предприняты все меры, чтобы кокаин не попал в Россию. А кроме того – вы себе представляете, что это такое – четыреста тонн груза? Их, знаете ли, в прямой кишке через границу не протащить.– Чушь! – ответил Знахарь, наливая себе в чашку крепкий чай. – Четыреста тонн – объем серьезный, согласен, но вы должны представлять себе протяженность российских границ. Вы что, хотите расставить на границах и таможнях своих Игроков? Смешно! Яеще со школы помню – двадцать тысяч суша, сорок тысяч море. Шестьдесят тысяч километров! А человеческий фактор?
– Что вы имеете в виду? – спросил Наринский, сосредоточенно намазывая на бутерброд черную икру.
– Что имею, то и введу, – Знахарь начал терять терпение. – Там, где, как вы считаете, надежно закрыто, можно попросту купить людей. Есть суммы, которые валят с ног любого, самого свирепого, сторожа. А уж о чиновниках и говорить нечего. У них хватательный и брательный рефлексы в крови.
– Ну, определенный риск, конечно, имеется, – рассудительно согласился Наринский и откусил от бутерброда с икрой большой кусок.
– Слушайте, вы, академик хренов, – Знахарь подался вперед, – вы играете в ваших заоблачных высях, и для вас народы и судьбы не более, чем фишки и ходы. А я человек простой, приземленный, и я знаю, чем это оборачивается для людей, живущих внизу, на земле. Огромная партия отравы, двигающаяся из пункта А в пункт Б, для вас просто пешка, ну – фигура. А я точно знаю, что ее можно сравнить с атомной бомбой. Только бабахнет она не в каком-то определенном месте, а на всей территории большой страны, без всякого дыма и огня. Но жертв будет не меньше, чем в Хиросиме. Вам не приходит в вашу ученую голову, что это разновидность войны? Что
Гарсиа и Альвец были не просто спекулянтами высокого полета, а генералами какой-то неизвестной армии, и цель у них была – не деньги, а трупы?
Наринский перестал жевать и посмотрел на Знахаря.
– Интересная мысль, – сказал он, подняв брови, – но не оригинальная. То, что вы додумались до этого, делает вам честь, но… Вы действительно считаете нас этакой самозваной элитой, оторвавшейся от реалий жизни? Если так, то вы сильно ошибаетесь.
Он посмотрел на Риту, потом снова на Знахаря и, положив недоеденный бутерброд на тарелку, сказал:
– Мне сорок четыре года. Моему сыну сейчас было бы двадцать два. Три года назад он погиб в Чечне. Сначала его взяли в плен, а потом, через полтора месяца издевательств, убили. Вот и думайте – оторван я от низкой и грязной жизни или нет.
Знахарь молчал, а Рита, посмотрев на него, вздохнула и сказала:
– Костя, ты не думай, что мы плохо знаем жизнь. Мы как раз очень хорошо ее знаем. Просто мы знаем больше, чем ты, и эти знания не для слабонервных.
– Слабонервный – это я, что ли? – Знахарь усмехнулся.
Наринский взглянул на него и, долив себе чаю, сказал:
– В определенном смысле – да. Вот я вам сейчас нарисую картинку.
Он отхлебнул чаю, потом поставил стакан на стол и полез в карман.
Маргарита кашлянула, и Наринский сконфуженно пробормотал:
– Да, действительно… Здесь ведь нельзя курить. Покрутив головой, он снова взялся за подстаканник и сказал:
– Картинку… Ладно, вот вам картинка. Полководец отправляет в бой три тысячи солдат. Он точно знает, что половина из них останется лежать мертвыми. Полторы тысячи вселенных обратятся в ничто. Но город, в котором живут сто тысяч, будет спасен. Он может не жертвовать этими солдатами, но тогда погибнут сто тысяч. Вот такая арифметика. И мы, Игроки, постоянно сталкиваемся с такими ситуациями. Но та ситуация, которую я вам только что описал, – слишком проста. А бывают и посложнее. Например, имеется некая злая сила, которая готовит, э-э-э… Ну, скажем, очередную злодейскую акцию. Просто остановить их, то есть – схватить или даже убить – мало. Потому что уцелевшие продолжат свое дело при попустительстве общества. Поэтому нужно вынудить общество принять законодательные меры и приложить государственную мощь, чтобы лишить эту злую силу возможности существовать и действовать в дальнейшем. И мы, зная, что готовящаяся акция чревата жертвами, не противимся этому и даже в некоторых случаях способствуем тому, чтобы она прошла успешно и как можно более драматично. И тогда потрясенное общество не сможет не принять меры к предупреждению множества таких же акций в будущем. Что вы смотрите на меня, как на вурдалака? Вы кино помните – «Место встречи изменить нельзя»? Жеглов кладет кошелек в карман Кирпича, а дурачок Шарапов начинает распускать слюни насчет чистых рук. Помните? Очень хорошо. Так вот – у нас грязные руки, будьте уверены. Они в крови и в дерьме. У хирургов руки тоже в крови и дерьме пациентов. Понимаете?
Знахарь молчал.
– Злодея нужно брать с поличным, – продолжил Наринский, – и мы заботимся о том, чтобы это самое поличное было при нем, и даже помогаем ему. Иногда – ценой человеческих жизней. Вы думаете – это легко?
Он посмотрел на Знахаря.
– Конечно, вы так не думаете. Но вам не дает покоя мысль – как можно, зная, что человека ждет смерть, не воспрепятствовать этому? Отвечу – можно. Это чудовищно трудно, но если ты точно знаешь, что такова цена жизни двух десятков других людей – можно. Вы никогда не строили модели ситуаций, от которых наше сознание обычно бежит, как черт от ладана?
– Не приходилось, – буркнул Знахарь.
– А зря. Ну, скажем… – он посмотрел на Риту и усмехнулся, – Маргарита Левина сидит связанная, у нее на коленях бомба, а перед вами – кнопка. А где-то в сторонке под дулами автоматов пятнадцать человек. Некие вооруженные люди говорят вам – нажми кнопочку, и мы отпустим их. А не нажмешь – всех постреляем. Что вы будете делать?
Знахарь посмотрел на Риту и увидел, что она еле заметно улыбается.
– Что за чушь! – возмутился он. – И думать даже не хочу.
– Вот! – Наринский поднял палец. – Вот именно! Вы не хотите даже думать о таком. Вы изо всех сил сопротивляетесь, лишь бы не оказаться перед таким выбором, вам страшно даже помыслить об этом. А мы постоянно сталкиваемся с подобными ситуациями.
Он помолчал и тяжело добавил:
– И нажимаем на эти кнопки.
Знахарь, уставившись в стол, вертел пальцем чайную ложку. Рита наблюдала за ним, а Наринский, внезапно постарев лет на двадцать, поморщился, будто у него случилась изжога, и потянулся за электрическим чайником.
– Вы, наверное, до сих пор думаете, что Игра для нас – вроде масонской ложи, где в торжественной обстановке происходят красивые тайные ритуалы, а потом члены этой ложи плетут интриги, используя других людей в своих интересах. Если вы действительно воображаете себе именно такое положение дел, то очень серьезно ошибаетесь. Однажды оказавшись в Игре, ты больше не можешь из нее выйти, потому что… Потому что ужаснувшись тому, что тебе открылось, ты понимаешь, что нет ничего более важного. История вполне может идти своим ходом и без нас. Но мы не можем не вмешиваться в нее, потому что слишком часто человечество оказывается в опасной близости от края пропасти. Простите мне это избитое сравнение. И тогда мы вмешиваемся. Как вы думаете, почему мы убили президента Кеннеди?
– То есть – как? – Знахарь открыл рот и выпучил глаза. – Вы?
Наринский засмеялся.
– Ну, не в прямом же смысле! Хотя предполагался и такой вариант… Нет, конечно – нет. Мы направили ничего не подозревающих людей по пути, определенному нами. Ну, а дальше известно – Даллас, штат Техас, бах-трах, и нет Кеннеди.
– Ну?
– Что – «ну»? Кеннеди планировал предоставить некоторые преимущества некоторым общественным течениям, те, в свою очередь, поддержали бы некоторых политических деятелей, связанных с некоей террористической организацией, которая неминуемо воспользовалась бы влиянием этих деятелей на некоторых генералов из Пентагона, и путем смертельного шантажа и давления на семьи этих генералов добилась бы того, что была бы спровоцирована ядерная война. Высшие цели этой террористической организации, кстати, еще и религиозной – апокалипсис и конец света.
– Что за бред! – Знахарь недоверчиво мотнул головой.
– Никакой это не бред, – твердо ответил Наринский. – Никто из перечисленных мною людей и в мыслях не имел ничего подобного, но если бы Кеннеди продолжал свою деятельность, ситуация неизбежно сложилась бы именно так, и не иначе. Обстоятельства выстроились бы именно таким образом, и мы не сидели бы сейчас в подводной лодке и не пили бы чай.
– Но почему вы так уверены в этом?
– Информация – самый дорогой товар. И у нас его больше, чем у кого-либо. Если бы мы точно знали, что пьяный тракторист Вася допивает последнюю рюмку из бутылки, а в это время из Крыжополя отправляется пассажирский поезд, то мы остановили бы его, не стесняясь в средствах.
– Почему?
– Потому что магазин, в котором он хочет взять еще одну бутылку, закрылся по случаю того, что на него спикировала налоговая полиция, и Васе придется ехать на своем раздолбанном тракторе через переезд. Там его колымага обязательно упадет на бок, потому что между рельсов имеется яма, а тут и поезд подоспеет. А поскольку сразу за переездом начинается спуск, то катастрофа со множеством трупов неизбежна. Информация!
– Вы хотите сказать, что вы просчитываете варианты развития событий в масштабе всей нашей Земли?
– Я не хочу, я говорю это. Тысячи специалистов, мощнейшие компьютеры, какие не снились и Пентагону, все это работает в одном направлении – определение областей наибольшего риска.
– Ну, знаете, это уже фантастика какая-то!
– Странно слышать это от вас, Константин. Вы же умный мальчик и должны понимать, что и подводная лодка, в которой мы находимся, и ваш мобильный телефон, и всякие космические дела – все это когда-то было фантастикой. И однако сейчас вы принимаете эти вещи как должное. Нес па?
– Что? – Знахарь нахмурился. Рита засмеялась:
– Дикарь ты, Костик! Нес па – по французски – «не так ли».
Наринский посмотрел на нее, потом на Знахаря, и сказал:
– Мы проследим, чтобы кокаин не попал к потребителям. Наш российский отдел занимается этим уже шесть часов. Пока что никаких новостей нет, но, как вам известно, предупрежден, значит – вооружен.
– Ладно, – Знахарь положил руку на стол, – делайте, что хотите, но я тоже должен участвовать в этом. Иначе я спать спокойно не смогу.
– Сможешь, – Рита выразительно посмотрела на Знахаря и поиграла бровями, – это я тебе обещаю.
Наринский засмеялся и встал.
– Япойду в свою келью. Двое суток без сна – это, знаете ли…
Он вышел из кают-компании.
– Пойдем и мы. Ага? – сказала Рита Знахарю.
– Ты только об одном думаешь, – Знахарь недовольно насупился.
– А о чем еще думать, когда и пойти-то некуда, – резонно ответила Рита. – Не дуйся, пойдем.
– А чья это подводная лодка? – неожиданно спросил Знахарь.
– А тебе не все равно? – ответила она и засмеялась.
Глава 11 ГРАФ МОНТЕ-ЗНАХАРЬ
Ястоял по колено в мягком облаке и смотрел на академика Наринского, который, сидя на позолоченной витой скамеечке, виртуозно играл на какой-то многострунной мандуле.
У его ног сидела Рита, одетая в римскую тогу и, мечтательно глядя на Наринского, вертела на пальце шнурок, продетый через засушенное человеческое ухо. Она повернулась ко мне и сказала:
– Информация!
Это слово гулко отозвалось в неведомых пространствах, летая и отражаясь от облаков, потом вильнуло хвостиком и стрелой помчалось вниз. Яперегнулся через край облака и посмотрел ему вслед. Внизу, на далекой земле вдруг расцвел красивый радужный гриб атомного взрыва, и Наринский, прервав игру, пояснил:
– Вы не волнуйтесь, Константин, это временно, мы обо всем позаботимся.
Яхотел возразить ему, но язык не двигался, и в груди не было воздуха.
Покачнувшись, я сделал шаг назад и неожиданно почувствовал, что моя нога попала в пустоту. Пушистый, как ватная борода деда Мороза, край облака мелькнул мимо моего лица и, падая спиной вперед, я увидел Риту, которая, глядя мне вслед, смеялась и, поворачиваясь к Наринскому, жестом подзывала его, причем на ее лице было выражение типа «скорее, скорее, а то не успеете увидеть».
Ясильно удивился, и тут все вокруг меня стало стремительно темнеть, какие-то мрачные тени обняли меня и понесли в неизвестном направлении, в ушах запел дикий хор, страшные голоса этого хора превратились в визг, затем в ультразвук, и вдруг все смолкло.
Ялежал на чем-то мягком и теплом.
Вокруг было темно и тихо.
Мне было хорошо, хоть я и не понимал, где я.
Яне чувствовал своего тела, и это начало беспокоить меня. Тела не было, а я был. Это было странно и непонятно, а потом спокойное отстраненное непонимание постепенно стало превращаться в страх. Яхотел пошевелить хоть чем-нибудь, но я не знал, чем я могу шевелить… Яхотел издать звук, но не понимал, где моя голова, где горло, где язык…
Наконец ужас объял меня целиком и, собрав все силы, я разорвал неощутимые путы, мертво державшие меня, и закричал изо всех сил.
Из моего горла вырвался слабый вздох, и я проснулся.
Ялежал на чем-то мягком и теплом.
Вокруг было темно и тихо.
Мне было хорошо, хоть я и не понимал, где я.
Но на этот раз я был, я слышал звук своего дыхания, и я пошевелил рукой.
Тут же где-то вверху раздался еле слышный щелчок, и вокруг меня разлился мягкий свет. Японимал, что он был мягким, но после нескольких веков, проведенных в полной темноте, этот спокойный свет показался мне ослепительным.
Яизо всех сил сжал веки и некоторое время наблюдал за цветными кругами и кольцами, плававшими в светящемся пространстве передо мной. Наконец ощущение света перестало быть болезненным, и я осторожно открыл глаза.
Белая комната без окон.
Совершенно белые стены, белый пол, белый потолок и четыре маленькие телекамеры по углам, тоже белые, только их объективы были как маленькие черные глазки.
Ялежал на матрасе, а он, в свою очередь – просто на полу, без всякой кровати. Отведя руку в сторону, я потрогал пол – он был теплым.
У его ног сидела Рита, одетая в римскую тогу и, мечтательно глядя на Наринского, вертела на пальце шнурок, продетый через засушенное человеческое ухо. Она повернулась ко мне и сказала:
– Информация!
Это слово гулко отозвалось в неведомых пространствах, летая и отражаясь от облаков, потом вильнуло хвостиком и стрелой помчалось вниз. Яперегнулся через край облака и посмотрел ему вслед. Внизу, на далекой земле вдруг расцвел красивый радужный гриб атомного взрыва, и Наринский, прервав игру, пояснил:
– Вы не волнуйтесь, Константин, это временно, мы обо всем позаботимся.
Яхотел возразить ему, но язык не двигался, и в груди не было воздуха.
Покачнувшись, я сделал шаг назад и неожиданно почувствовал, что моя нога попала в пустоту. Пушистый, как ватная борода деда Мороза, край облака мелькнул мимо моего лица и, падая спиной вперед, я увидел Риту, которая, глядя мне вслед, смеялась и, поворачиваясь к Наринскому, жестом подзывала его, причем на ее лице было выражение типа «скорее, скорее, а то не успеете увидеть».
Ясильно удивился, и тут все вокруг меня стало стремительно темнеть, какие-то мрачные тени обняли меня и понесли в неизвестном направлении, в ушах запел дикий хор, страшные голоса этого хора превратились в визг, затем в ультразвук, и вдруг все смолкло.
Ялежал на чем-то мягком и теплом.
Вокруг было темно и тихо.
Мне было хорошо, хоть я и не понимал, где я.
Яне чувствовал своего тела, и это начало беспокоить меня. Тела не было, а я был. Это было странно и непонятно, а потом спокойное отстраненное непонимание постепенно стало превращаться в страх. Яхотел пошевелить хоть чем-нибудь, но я не знал, чем я могу шевелить… Яхотел издать звук, но не понимал, где моя голова, где горло, где язык…
Наконец ужас объял меня целиком и, собрав все силы, я разорвал неощутимые путы, мертво державшие меня, и закричал изо всех сил.
Из моего горла вырвался слабый вздох, и я проснулся.
Ялежал на чем-то мягком и теплом.
Вокруг было темно и тихо.
Мне было хорошо, хоть я и не понимал, где я.
Но на этот раз я был, я слышал звук своего дыхания, и я пошевелил рукой.
Тут же где-то вверху раздался еле слышный щелчок, и вокруг меня разлился мягкий свет. Японимал, что он был мягким, но после нескольких веков, проведенных в полной темноте, этот спокойный свет показался мне ослепительным.
Яизо всех сил сжал веки и некоторое время наблюдал за цветными кругами и кольцами, плававшими в светящемся пространстве передо мной. Наконец ощущение света перестало быть болезненным, и я осторожно открыл глаза.
Белая комната без окон.
Совершенно белые стены, белый пол, белый потолок и четыре маленькие телекамеры по углам, тоже белые, только их объективы были как маленькие черные глазки.
Ялежал на матрасе, а он, в свою очередь – просто на полу, без всякой кровати. Отведя руку в сторону, я потрогал пол – он был теплым.