– Значит, я убил твоего друга, а ты говоришь, что это хорошо? – Знахарь преувеличенно удивился. – Может быть, это все-таки плохо?
   Генри Помойка снова закивал, не зная, что ответить этому страшному человеку с большой сверкающей пушкой в руке.
   Вокруг была каменистая пустыня, и Генри впервые в жизни испытал те чувства, которые приходилось переживать людям, которых он с приятелями травил с гиканьем и смехом, зная, что на сотню миль вокруг никого нет. Ему стало очень страшно, и вдруг он почувствовал, как по ноге потекла горячая струйка. Посмотрев вниз, он понял, что обмочился.
   Знахарь проследил его взгляд и, увидев темное пятно на джинсах, усмехнулся:
   – Говорят, что перед казнью многие гадят в штаны.
   Услышав такое, Генри Помойка похолодел, у него потемнело в глазах, и он покачнулся.
   Знахарь недобро ухмыльнулся и сказал:
   – Бери мертвяка и тащи его вон за ту скалу. Быстро. Генри встрепенулся и, схватив мертвого Ленни Говноеда за ноги, поволок его, куда было сказано. Тем временем Ник Пидар и Бен Свинья очухались и, сидя на земле, мрачно косились на пистолет в руке Кончиты. Знахарь огляделся и сказал Кончите:
   – Загони их телегу за скалы, чтобы с дороги не было видно.
   Кончита кивнула и, засунув пистолет за пояс, пошла к джипу.
   А Знахарь, посмотрев на сидевших на земле бандитов, сказал им по-русски:
   – Эх вы, сявки помойные! Таким гандонам, как вы, место у параши.
   Оба непонимающе уставились на него, и тогда Знахарь, вздохнув, снова перешел на английский:
   – Вы знаете, на кого нарвались? Не знаете. …Я-русский серийный убийца и скрываюсь здесь от русских колов. На мне тридцать шесть трупов, и все с расчленением и извращениями. Теперь понятно, во что вы влипли?
   Пидар и Свинья ужаснулись, а Знахарь, зловеще усмехнувшись, выразительно посмотрел на пистолет и сказал:
   – Ну, что… Вставайте и идите туда.
   И он указал стволом в ту сторону, куда вела полоска крови, оставшаяся на земле после того, как Генри Помойка утащил за скалы Ленни Говноеда.
   Бен Свинья и Ник Пидар неохотно встали, но – что тут поделаешь – пошли, куда было сказано.
   Кончита тем временем отогнала с дороги джип, и любой проезжий теперь увидел бы только розовый «Кадиллак» да парочку, стоявшую на обочине. Заехав за высокую скалу, она заглушила двигатель и пошла к месту, где Знахарь руководил действиями пленников.
   На небольшой и относительно ровной площадке между двумя корявыми утесами лежал мертвый Ленни Говноед, а рядом с ним, понурившись, стояли Бен Свинья, Ник Пидар и Генри Помойка.
   Если бы вместо непонятного и страшного мужика со стеклянным глазом перед ними были обычные копы, все трое вели бы себя совсем по-другому, зная, что полицейский не имеет права убить их на месте. Правда, плохие полицейские, которые не всегда чтут закон, тоже существовали, но это было такой редкостью, что чаще встречалось в кино, чем в жизни. Это какой-нибудь Грязный Гарри может застрелить подонка, да еще и в спину. А обычные копы слишком дорожат работой и благополучием.
   Но сейчас все было совсем иначе.
   Ленни Говноед лежит мертвый, а этот мужик только усмехается, да и бабенка оказалась не совсем простая – вон как привычно пистолет держит…
* * *
   Потом Знахарь взял Кончиту под руку, и они пошли к шоссе, где их ждал шикарный «Кадиллак», в багажнике которого, между прочим, находился ящик со льдом, в котором было несколько бутылок пива «Хольстен».
* * *
   Несколько часов спустя в одном из полицейских участков города Феникса, штат Техас, раздался телефонный звонок.
   Дежурный офицер снял трубку и услышал взволнованный женский голос:
   – Алло, вы слушаете? Какой ужас, какой ужас!
   – Мадам, успокойтесь и расскажите, что произошло, – участливо сказал сержант Адаме, подражая психологу, который раз в неделю проводил у них в участке занятия.
   – Кошмар! И это у нас в Техасе!
   – Да что случилось?
   – На девяностой миле произошло ритуальное убийство! Куда только смотрит полиция! Господи, благослови и сохрани Америку!
   В трубке раздались гудки, и Адаме, озадаченно поджав губы, положил ее на аппарат. Подумав несколько минут, он понял, что от выезда не отвертеться, и крикнул в открытую дверь, за которой четверо патрульных резались в кости:
   – Кончайте развлекаться! Поехали на ритуальное убийство.
   И уже себе под нос:
   – Только маньяков нам тут и не хватало.

Глава 2 О РЕВНИВЫХ ЖЕНЩИНАХ И ФАЛЬШИВЫХ ДОКУМЕНТАХ

   Еще в России, когда мне приходилось много колесить по стране, я понял, что, передвигаясь в машине на большие расстояния, лучше останавливаться на ночлег не в центральной гостинице какого-нибудь города, а на постоялом дворе, километрах в тридцати от цивилизации. Оно и спокойнее, и дешевле.
   Едешь, например, из Новосибирска в Питер, и ночь застает тебя недалеко от какой-нибудь Перми. Это там, где пермяки с солеными ушами живут. Но только неопытный путешественник попрется в город, чтобы толкаться там в гостиничном холле среди мешочников, командировочных, гастролеров разных мастей и прочей нервной публики. Знающий человек остановится в районном центре, найдет двухэтажный барак с надписью «Отель», в которой не горит половина букв, и спокойно снимет экстрасуперлюкс. Обстановка такого номера состоит из койки, холодильника и телевизора. И этого, оказывается, вполне достаточно.
   Тишина, покой, благодать!
   Утром, открыв окно, ты видишь, как по центральной площади бродят свиньи и курицы. А рядом с твоей машиной стоят аборигены и обсуждают ее достоинства и недостатки. Идешь в местную столовую, завтракаешь там, чем местный бог послал, и едешь дальше, отдохнувший и выспавшийся.
   Америка, конечно, страна цивилизованная, здесь мешочники по гостиницам не шарятся, но я все равно предпочитаю остановиться на ночь в мотеле, стоящем на шоссе. Идешь к администратору, даешь ему полтинник, получаешь ключ и десятку сдачи. В номере – огромная кровать, телик, холодильник и душ. А что еще нужно?
   Причем стоимость номера не зависит от того, сколько народу будет там жить. Однажды мы с детройтскими братками вперлись в такой номер впятером – и ничего! Администратор и глазом не моргнул. Ему-то что за дело – получил деньги и сиди, пялься в телевизор…
   В общем, когда уже совсем стемнело, и мы с Кончитой были где-то посередине пути между Фениксом и Эль Пасо, впереди показались какие-то огни. Минут через пять мы подъехали к аккуратному двухэтажному бараку, стоявшему недалеко от дороги. Над ним ярко светилась надпись «Холидей Инн», и, что особенно приятно, все буквы на ней горели. Никаких свиней поблизости не наблюдалось, пьяных колхозников тоже, в общем – царил американский порядок.
   Когда мы ставили «Кадиллак» на стоянку, из темноты медленно выехала полицейская машина, постояла немного рядом с нами и уехала. Так сказать, все под контролем. Моя полиция меня бережет.
   Войдя в небольшой холл, мы обнаружили за стойкой администратора симпатичную блондинку лет пятидесяти пяти, которая сразу же стала широко и радостно улыбаться, показывая новые красивые зубы.
   Мне с моей горячей ксивой светиться не стоило, поэтому оформление номера взяла на себя Кончита. Наши апартаменты находились на втором этаже, и вход в них был с галереи, которая шла вокруг всего отеля. Открыв дверь, я увидел знакомую картину. Просторная комната, огромная кровать, телевизор, холодильник и дверь в ванную. А что еще нужно человеку, который остановился здесь только для того, чтобы переночевать? Есть, правда, люди, которые живут в мотелях постоянно, но это их личное дело.
   Бросив сумку на кровать, я было направился в ванную, но Кончита отпихнула меня и оказалась там первой. Знаем мы эти штучки. Сейчас она быстренько ополоснется и будет спрашивать, скоро ли я войду к ней, чтобы потереть спинку. А меня после приключений на шоссе что-то не очень тянуло на сексуальные забавы, поэтому, приоткрыв дверь в ванную, я сказал:
   – Пока ты моешься, я схожу за газетами.
   И вышел из номера.
   Понятное дело, про газеты я ляпнул просто так, первое, что в голову пришло. Да и какие газеты в половине одиннадцатого ночи! Однако, выйдя на улицу и закурив, я обнаружил рядом с входом газетный автомат, мимо которого десять минут назад прошел, не заметив.
   Ну что же… Газеты – так газеты.
   Бросив в щель монету, я поднял крышку и взял из пачки верхний экземпляр.
   Интересно у них в Америке эти автоматы устроены. Бросаешь монету – получаешь возможность открыть ящик. А открыл – так можешь забрать все, что там есть. Да вот только нет здесь таких идиотов. Это у нас, если поставить такие автоматы, уже через минуту они будут пустыми, а тетки, которые выгребут оттуда содержимое, будут продавать эти газеты у метро. То же с телефонными справочниками. У нас в России – можешь их хоть якорной цепью к будке приковывать – все равно утащат. Нужно, не нужно – один черт, унесут.
   Эх, да что говорить…
   Газета называлась «Феникс курьер».
   Просмотрев первые страницы и не найдя ничего интересного, я полистал дальше, увидел продолжение истории про Монику Левински и осторожно опустил газету в урну. Пусть эту хрень американцы читают.
   Справа от мотеля ярко светилась вывеска бара, и оттуда доносилась негромкая музыка. Подойдя к дверям заведения, я посмотрел внутрь через стекло и увидел обычную для американского бара картину. За столиками сидел народ разного возраста, а на сцене какой-то седой дядька играл на гитаре в сопровождении группы, состоявшей из таких же солидных папиков, как и он сам.
   Играл он, прямо скажем, здорово. У нас для таких артистов Октябрьский зал занимают, а тут – в простом пивняке…
   Америка!
    Япригляделся к дядьке, и он показался мне знакомым. Где-то я видел эту морщинистую физиономию. То ли в каком-то журнале, то ли по телевизору…
   На двери висела небольшая афишка, и, прочтя ее, я понял, что мог видеть его где угодно. Это был тот самый Джон Майалл, который известен даже мне, не очень-то большому любителю музыки. И не знать таких людей просто стыдно. Вроде как не знать Марадону или Пеле.
   Полюбовавшись сквозь дверное стекло на знаменитого музыканта, я бросил окурок в пластиковый бак и пошел обратно в гостиницу. По моим подсчетам, Кончита должна была уже завершить омовение, и я мог наконец, залезть под душ, чтобы смыть с себя техасскую пыль.
   Когда я вернулся в номер, то увидел голую Кончиту, которая лежала на кровати и нажимала на кнопки телевизионного пульта. Опасливо прошмыгнув мимо нее, я заперся в ванной и с наслаждением залез под душ. Сначала я сделал воду горячей и, старательно намылившись, довел свою кожу до скрипа. Потом, включив холодную воду, стоял под колючими водяными иглами до тех пор, пока меня не пробрал озноб. И только после этого почувствовал себя в состоянии продолжать активную жизнь. Вытираться я не стал и вышел из ванной в чем мать родила. Это сильно обрадовало Кончиту, но я решительно отказал ей в интимной близости, пообещав, что мы вернемся к этому вопросу после посещения ближайшего бара, где можно перекусить, а заодно и послушать знаменитого белого блюзмена.
   Кончита сначала огорчилась, но, видя мою непреклонность, вздохнула и начала одеваться. Ятоже нацепил на себя чистые тряпки, и мы, наконец, вышли из номера на длинный балкон.
   Спустившись вниз, мы повернули в сторону бара, но не успели пройти и нескольких шагов, как из темноты показался открытый джип, в котором сидела развеселая компания. Проехав мимо нас, джип неожиданно остановился и из него раздался удивленный возглас, а затем длинная фраза на испанском.
   Кончита радостно завизжала и бросилась к джипу.
   Пока она там обнималась и целовалась с молодыми чернявыми ребятами, звонко тарахтя по-испански, я солидно стоял в сторонке, снисходительно глядя на эту щенячью возню. Наконец первые восторги от неожиданной приятной встречи утихли, и Кончита, повернувшись ко мне, сказала:
   – Тедди, я хочу познакомить тебя со своими друзьями.
    Яизобразил на лице любезную готовность и подошел к джипу.
   В машине сидели четверо махровых латиносов, и на лбу каждого из них ярко светилась неоновая надпись – «наркобизнес». С трудом удержавшись от дурацкой улыбки по этому поводу, я пожал каждому из них руку, четыре раза сказал «Тедди» и выслушал четыре латиноамериканских имени, два из которых были – Педро.
   Вот уж на самом деле – полным полно Педров.
   Как выяснилось, латиносы направлялись в тот же бар, так что дальнейшие действия были совершенно естественны и не требовали обсуждения. Через несколько минут мы сидели за столиком и делали заказ молодой официантке, которая едва успевала записывать наши пожелания. Наконец все было заказано, официантка удалилась, а мы, попивая пивко, уставились на сцену.
   Джон Майалл был потертым мужиком лет шестидесяти, и по его лицу было видно, что виски, наркотики и женщины проехались по жизни музыканта весьма основательно. Но, несмотря на это, чувствовалось, что у него такие крепкие яйца, которым могут позавидовать очень многие молодые музыканты. Опыт, мастерство, зрелость – все это было налицо. Да и остальные члены его группы выглядели не хуже. Его музыка не требовала специальной подготовки, но проникала прямо в спинной мозг, и я почувствовал, как меня начинает раскачивать и тащить. Причем раскачивать неторопливо, а тащить – уверенно. Однако, как говорится, блюз – блюзом, а кушать хочется всегда. И как только эта мудрая мысль промелькнула в моей голове, из подсобки вышла официантка, которая с трудом несла огромный поднос, уставленный тарелками и бутылками.
   Один из Педров вскочил ей навстречу и, дружелюбно улыбаясь, отобрал поднос. Я подумал, что сделал он это вовсе не из любезности, а просто опасаясь того, что молодая слабая девушка может уронить нашу драгоценную жратву. Лично я, глядя на ее тонкие ручки, забеспокоился именно об этом.
   На протяжении следующих двадцати минут за нашим столиком не было произнесено ни одного слова, раздавались только лязганье вилок и ножей, звон стаканов и бульканье пива. Наконец все насытились, посмотрели друг на друга слегка посоловевшими глазами и дружно рассмеялись. Перекинувшись парой ленивых фраз, мы выяснили, что каждый из присутствующих не ел с самого утра.
   Кончита закурила тонкую коричневую сигаретку, мы тоже задымили, и начался непринужденный разговор людей, у которых выдался свободный вечер.
   – Ты не представляешь, Тедди, как нам повезло, – сказала Кончита, многозначительно посмотрев на меня.
    Яподнял бровь и продемонстрировал полное внимание.
   – Перед тобой сидят те самые люди, которых я рассчитывала найти в Эль Пасо. Они помогут тебе с документами.
    Яподнял обе брови и уважительно кивнул сидевшим напротив меня латиносам.
   Они кивнули в ответ, и на их лицах изобразился интерес – кому это понадобились документы и какие.
   Сообразив, что пора представиться, я сказал:
   – Джентльмены, я не буду распространяться о роде своей деятельности, могу только сказать, что я русский и что со мной очень хотят встретиться господа из ФБР.
   Один из латиносов внимательно посмотрел на меня и, не отводя взгляда, спросил о чем-то у Кончиты по-испански. Она нахмурилась и сказала:
   – Бенито, говори по-английски.
   Бенито недовольно покрутил головой и спросил:
   – А не тот ли это русский, с которым хочет встретиться не только ФБР, но и уважаемый дон Хуан Гарсиа?
   – Совершенно верно, тот самый, – спокойно ответил я, стряхнув пепел в морскую раковину. – Надеюсь, вам не приходят в голову различные… э-э-э… не очень дальновидные мысли?
   – Приходят, – ответила за него Кончита, – но можешь быть уверен, что без моего согласия ничего не произойдет.
   Она посмотрела на Бенито и сказала:
   – Выкинь из головы глупости. Тут происходят вещи, о которых тебе знать не надо. А если попытаешься услужить дону Хуану и сообщишь ему о том, что видел нас – вспомни, что случилось с Хорхесом.
   Видно, с этим Хорхесом случилось что-то сильно неприятное, потому что Бенито криво улыбнулся и развел руками – дескать, молчу, молчу…
   –  Яобъясню тебе, Тедди, – Кончита повернулась ко мне. – Альвец и Гарсиа объявили приз за твою голову. Но у меня другие планы, и я сделаю так, что они будут только рады снова встретиться с тобой. А если кто-то сдуру попытается мне помешать, то я… В общем, ты понял.
   И она так сверкнула глазами в сторону несчастного Бенито, что он съежился в кресле, а остальные заржали.
   – А что же случилось с этим Хорхесом? – поинтересовался я.
   Один из Педров пожал плечами и спокойно ответил:
   – Эта прекрасная сеньорита перерезала ему горло.
   – Кто – Кончита? – ужаснулся я.
   – Она самая, – кивнул Педро.
    Яповернулся к Кончите и спросил:
   – Это правда?
   – Правда, дорогой, – ответила Кончита и ласково улыбнулась.
   – Интересно, в мотеле есть свободные номера? – пробормотал я себе под нос.
   – Номера есть, – Кончита погладила меня по колену, – но если я захочу перерезать тебе горло, то ты не скроешься от меня и на Луне.
   – Хорошенькое дело… – только и сказал я. Педро улыбнулся и хлопнул меня по плечу.
   – Вот такая у нас Кончита! А если учесть еще и то, кто у нее приемный папаша, то лучше быть с ней очень осторожным.
   –  Ядогадывался, но не знал, что это так серьезно, – сказал я, глядя на довольную собой Кончиту с притворным страхом.
   – Теперь знай! – ответила она и засмеялась.
   В общем – шла обычная болтовня, и всем было весело. Однако меня в первую очередь интересовали документы, и я сказал Кончите:
   – Ты говорила про чистые документы. Насколько это серьезно и когда можно будет получить их?
   –  Ядумаю, завтра в Эль Пасо ты их получишь, – ответила она. – Что скажешь, Педро?
   Педро пожал плечами и сказал:
   – Почему нет? Ты говорила Тедди, сколько это стоит?
   –  Язаплачу сама, – уверенно сказала Кончита.
   – Как хочешь. – Похоже, Педро был удивлен, но не подал виду.
   – Эй, – встрял я, – у меня и у самого деньги есть!
   – Когда мне понадобятся твои деньги, – Кончита повертела в пальцах вилку, – я скажу тебе. Идет?
   – В общем – идет, но я пока еще могу платить за себя сам.
   – Поговорим об этом в номере, – Кончита улыбнулась мне, как голодная гиена.
   – Ну в номере, так в номере.
    Яне стал возражать, потому что понял, что это бессмысленно.
   Разговор перешел на родео, но в это время Джон Майалл вдруг заиграл «Блэк мэджик вумен», и все дружно стали вспоминать прошлогодний концерт Карлоса Сантаны. А поскольку он был тоже латиносом, то восхищению гениальным соотечественником не было предела.
   Мне стало скучновато, и я украдкой зевнул. Кончита заметила, посмотрела на меня жадным взглядом и сказала обществу:
   – Мы ехали весь день и устали. Встретимся завтра в Эль Пасо, в заведении Валтасара. Привет!
   С этими словами она встала, и мне не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру. Попрощавшись с амигосами, мы вышли на темную улицу, и там Кончита, прижавшись к моему плечу жаркой грудью, прошептала:
   – Какой ты молодец! Ты так ловко притворился уставшим… Ты сделал это для своей маленькой Кончиты, правда?
   Я закатил глаза, но так, чтобы она не видела, а потом бодрым голосом ответил:
   – Конечно, дорогая, все для тебя. Но я и на самом деле устал, так что не думай, что сможешь скакать на мне всю ночь.
   – А мне и не нужно всю ночь, – простонала Кончита, – мне хватит до рассвета.
   – От заката до рассвета… – задумчиво сказал я, распахивая перед Кончитой дверь мотеля, – и от рассвета до заката.
   – Что ты говоришь? – Кончита не расслышала.
   –  Яговорю, что пора меня кастрировать.
   – Кастрировать? Какой ужас! Зачем?
   – Чтобы спокойно спать по ночам.
   – Спать по ночам? Зачем?
   На это вопрос ответить было невозможно, и Кончита втащила меня в номер, как законную добычу.
   Интересно, бром на женщин действует?
* * *
   В Эль Пасо мы въехали ровно в полдень. Городишко – так себе. Полмиллиона жителей, это примерно как Васильевский остров. Жарища, пыль, все как положено на юге Техаса. Однако в отеле «Эль Койот» для нас нашелся отличный четырехкомнатный номер с кондиционером, роялем и прочими излишествами. Япопытался урезонить Кончиту, но новоявленная миллионерша не желала ничего слышать. А со своей сумкой, в которой лежал миллион без малого, она обходилась так, будто там были старые газеты. Никакого почтения к крупным суммам!
   Часов до трех мы барахтались в ванне, больше напоминавшей небольшой бассейн, а потом пришел Педро, который сфотографировал меня и снова ушел. Через полчаса он вернулся и вручил мне водительские права и карточку социального страхования. Когда он ушел окончательно, я стал внимательно разглядывать свои новые документы и, надо сказать, остался вполне доволен. Придраться было не к чему.
   Кончита, развалившись в кресле, следила за тем, как я разглядываю ксивы, потом хмыкнула и спросила:
   – Что ты там ищешь?
    Япосмотрел на нее и ответил:
   – Ищу оплошности в работе ваших специалистов.
   – Не найдешь, – сказала Кончита, – документы настоящие.
   – Что значит – настоящие?
   – А то и значит. Это – не фальшивка.
   – Ничего не понимаю!
   – А тут и понимать нечего. Эль Пасо вроде бы и Америка, но с другой стороны – здесь полно мексиканцев. И в американских учреждениях – тоже. А у нас не принято отказывать землякам в небольших, но важных мелочах. Так что документы самые настоящие.
    Япосмотрел на водительское удостоверение другими глазами.
   Майкл Боткин, у которого было мое лицо, смотрел на меня с фотографии и нагло ухмылялся. Так что я теперь американец русского происхождения Майкл Боткин. Прошу любить и жаловать.
   – Хоть ты и блядища беспредельная, Кончитушка, все равно спасибо тебе на добром слове, – сказал я Кончите по-русски.
   Она удивленно подняла на меня глаза и спросила:
   – Что это ты там вякнул? Я ничего не поняла.
   – Я сказал… В общем, это была традиционная русская благодарность. Непереводимая вещь. Спасибо тебе, ты мне очень помогла.
   – Спасибо – это ничто. Ты заплатишь мне за каждую букву в этих документах.
   Я засмеялся и сказал:
   – Я даже знаю, чем мне придется платить.
   – Э, нет! – Кончита прищурилась. – Ты думаешь рассчитаться со мной постелью? Для этого я найду себе столько мужиков, сколько будет нужно. Ты один все равно не справишься.
   – Так что же тебе нужно? – спросил я, хотя уже догадывался, о чем пойдет речь.
   Кончита посерьезнела и, помолчав несколько минут, сказала:
   – Я чувствую, что у тебя впереди очень серьезные и крупные дела. Я хочу быть в этих делах вместе с тобой.
   Та-ак…
   Это уже серьезно.
   Она просто не понимает, с кем имеет дело. Она не знает, какой хвост тянется за мной по всему земному шару. Она не представляет, какие дела мне предстоят. Она думает, что будет подружкой крутого гангстера, а, кроме того, поимеет долю с того, во что я ввяжусь. Насмотрелась, понимаешь, всяких «Бонни и Клайдов», да еще, наверняка «Прирожденных убийц». Дурочка деревенская, я ведь даже не смогу объяснить тебе, что происходит…
   Ладно. Это – она.
   А я?
   Разве я могу позволить себе в полной мере довериться этой дикарке? Разве способна эта молодая полуграмотная шлюха, привыкшая ховаться в сельве с автоматом и резать глотки любовникам, подняться до моего уровня? Не спорю, она смелая, резкая, энергичная девушка. Она не боится смерти и сама с легкостью убьет кого угодно. Но этого мало. Слишком мало.
   И тут я вспомнил Риту…
    Явдруг увидел ее перед собой так явно, что у меня забилось сердце и внезапно пересохло во рту.
   Рита…
   Умница. Красавица. Образованная, с опытом, который достигается только участием в мощной системе, владеющей огромной информацией. Интеллигентная, изящная… По-настоящему изящная, а не так, как это полудикое животное, которое сидит напротив меня в кресле и водит пальчиком по капризным похотливым губам…
   Нет.
   Конечно – нет.
   Но я не мог отказать ей в тот момент. Обстоятельства сложились так, что у меня не было выхода. Можно было убить ее и уйти, но это тоже не выход. Ее дружки уже знают про существование Майкла Боткина. Да что там знают! Они же и сделали этого самого Майкла с фамилией, которую гордо носят инфекционные бараки в Питере.
   – О чем ты думаешь? – прервала мои размышления Кончита. – У тебя есть другие предложения?
   Тут я мог отвечать совершенно честно. Можно было даже положить руку на Библию или подключиться к детектору лжи.
   И я совершенно искренне ответил:
   – Других предложений нет. Я согласен.
   – Я так и знала.
   Кончита поднялась с кресла и, подойдя ко мне, тихо спросила:
   – Ты сейчас думал об этой своей суке? Не отвечай. Не ври мне.
   Ну, блин, вот она – пресловутая женская интуиция. Я промолчал, а Кончита сказала:
   – Я сделаю так, что ты забудешь о ней.
   Резко отвернувшись от меня, она подошла к антикварному столику, на котором стоял богатый телефон под старину, затем повернулась ко мне и сказала:
   – Сейчас я буду говорить с доном Хуаном Гарсиа. Ты уж извини, но разговор будет на испанском.
   Я пожал плечами и направился к холодильнику, в котором, я уже проверил, было несколько коробок пива «Хайнекен». Открыв одну, я завалился на просторный диван и приготовился слушать разговор на красивом и непонятном языке Сальвадора Дали и Фернандо Кортеса.