Страница:
– Я понимаю тебя, Знахарь, но давай не будем портить отношения.
Знахарь посмотрел на него и с усмешкой спросил:
– А что, у нас есть отношения? И их можно испортить?
– Хорошо. Давай не будем делать их хуже, чем они есть.
– А хуже не бывает, – бросил Знахарь, – пошли.
И шагнул в дверь банка. Ахмад последовал за ним.
После необходимых формальностей, сводившихся к тому, что Знахарь продиктовал на ухо главному менеджеру пароль и тот проверил его, их проводили в хранилище. Менеджер открыл ячейку, вынул оттуда стальной ящичек и, поставив его на стол, удалился.
Знахарь открыл ящик и, посмотрев на Ахмада, сделал шаг в сторону.
Ахмад, подойдя к столу, заглянул внутрь стальной шкатулки и на его лице отразилось сомнение.
– Ты позволишь мне? – спросил он и высыпал содержимое шкатулки на стол.
Потом он быстро разделил изумруды и бриллианты и, нахмурившись и шевеля губами, начал считать их. Закончив пересчет, он внимательно посмотрел на Знахаря и небрежно свалил камни обратно в шкатулку.
– Это все? – спросил он.
– Да, это все, что у меня есть, – не моргнув глазом, соврал Знахарь.
– Тогда пошли отсюда. Моя задача выполнена. Знахарь нажал на кнопку в стене, и в хранилище тут же появился менеджер. Повинуясь жесту Знахаря, он убрал шкатулку в депозитный сейф, запер его, и все трое вышли в просторный и прохладный операционный зал.
Менеджер, угодливо улыбаясь, проводил их до дверей, и, когда они вышли на улицу, на Знахаря снова навалилась египетская жара.
И опять захотелось пива.
– Пойдем в тень, – сказал Знахарь и, не дожидаясь ответа, направился к полосатому тенту, под которым он сегодня провел уже не один час.
Ахмад, не сказав ни слова, последовал за ним. Официант, увидев Знахаря, сразу же узнал его и радостно поспешил навстречу. Две бутылки пива, которые заказал Знахарь, появились на столе с приятной быстротой.
Приложившись к холодному стакану, Знахарь отпил сразу половину и, облизав пену с губ, посмотрел на молча сидевшего напротив него Ахмада.
– Ну что, Ахмад, какие у нас дальнейшие действия?
– Действия простые, – ответил Ахмад. – Сейчас я позвоню Надир-шаху и расскажу ему о том, что видел. А потом ты сам будешь разговаривать с ним.
– Ну давай, звони, – сказал Знахарь и, допив пиво из стакана, снова наполнил его.
Интонации Ахмада слегка обеспокоили его, и для этого беспокойства были основательные причины. Надир-шах наверняка знал, сколько и каких камней было в Эр-Рийяде, и теперь, когда Ахмад передаст ему результаты своего пересчитывания, могут возникнуть проблемы. О том, что они должны были возникнуть, Знахарь знал с самого начала, но отказываться от обмена Алеши на камни, мотивируя это тем, что камней стало меньше, было глупо. И поэтому Знахарь сознательно шел на риск.
А что оставалось делать?
Ахмад набрал номер и через несколько секунд заговорил по-арабски. Из его гортанной речи, наполненной труднопроизносимыми звуками и экзотическими придыханиями, Знахарь понял только три слова: Надир-шах, Знахарь и Эр-Рийяд.
Если первые два он воспринял равнодушно, то последнее подтвердило его опасения, и Знахарь понял, что все не так хорошо, как он предполагал. Ну что же, подумал он, будем действовать по обстановке.
Наконец беседа Надир-шаха и Ахмада закончилась.
Ахмад убрал телефон в карман, помолчал немного, а затем, посмотрев на Знахаря, сказал:
– Я выполнил свое дело и ухожу. Сейчас тебе позвонит Надир-шах, и я желаю тебе, Знахарь, благополучно выбраться из того говна, в которое ты угодил. И твоему Алеше желаю того же самого.
Он встал и, не прощаясь и не оборачиваясь, пошел к «фольксвагену».
В это время в кармане Знахаря запиликала трубка, и, предчувствуя новый геморрой, он вздохнул и, приложив ее к уху, сказал:
– Я слушаю.
– Это Надир-шах.
Знахарь бодрым голосом сказал:
– Очень хорошо. Твой человек видел камни, я видел Алешу, теперь осталось решить, как мы произведем обмен. Что скажешь?
Надир-шах засмеялся и ответил:
– Не спеши, Знахарь! Ахмад сказал мне, сколько там камней, и я понял, что их не наберется даже на половину того, что ты забрал из Эр Рийяда. Вообще-то мы можем совершить обмен. Ты мне – часть наших камней, я тебе – часть твоего Алеши. Ты только скажи мне, как тебе больше нравится. Я могу отправить тебе его голову, а могу разрезать его бензопилой вдоль и прислать тебе половину. Хочешь – левую, а хочешь – правую? А может быть у тебя есть еще какие-нибудь мысли насчет того, как разделить его пополам?
Знахарь похолодел.
Но, несмотря на охватившее его чувство безнадежности, он понимал, что ничего подобного Надир-шах не сделает, потому что… Потому что в его словах прозвучало пока еще не высказанное продолжение речи.
Стерев со лба внезапно выступивший пот, Знахарь почувствовал, что до поры до времени играть нужно абсолютно открыто, и, заставив себя усмехнуться, сказал:
– Ты умный человек, Надир-шах, и я знаю, что ты вовсе не собираешься кромсать мальчишку бензопилой. Я точно знаю, что у тебя есть предложение, но, прежде чем ты выскажешь его мне, послушай, что скажу тебе я. И оцени мою откровенность.
– Говори, Знахарь, я слушаю тебя.
В голосе Надир-шаха прозвучало любопытство. Дескать – ну-ну, давай, расскажи-ка мне сказочку, а я послушаю.
– Как ты понимаешь, – сказал Знахарь, – я вовсе не рассчитывал возвращать вам эти деньги и поэтому тратил их так, как считал нужным. Понятное дело, если бы я знал, что мне придется отдавать их в обмен на жизнь Алеши, я не истратил бы из них ни одной копейки. Но о том, что все повернется именно так, в то время не знал никто, даже ты.
Он перевел дыхание и продолжил:
– У меня действительно осталось меньше половины из того, что было, и вернуть истраченное нет никакой возможности. Ты, я надеюсь, это понимаешь, и теперь нам нужно искать выход. Я подчеркиваю – нам, а не мне одному. Для меня это невыполнимая задача, а грабить банки я не умею.
И тут же Знахарь понял, что опять соврал. Ведь именно с ограбления банка, когда он вынес оттуда рюкзак с воровским общаком, начались его основные неприятности.
– Когда начался наш разговор, я понял, что ты уже нашел способ, который позволит нам с честью выйти из этой неприятной ситуации. Так что говори, Надир-шах, я слушаю тебя.
– Да, Знахарь, – ответил Надир-шах после некоторой паузы, – с тобой приятно говорить. Ты понимаешь вещи, о которых не было сказано вслух, а это очень важно. У меня действительно есть план, и сейчас ты о нем услышишь. И он будет даже более приятен для тебя, чем просто получить брата живым и невредимым.
Надир-шах помолчал и сказал:
– Все очень просто. Ты пойдешь в известное тебе поселение староверов и принесешь оттуда старинный Коран. И тогда ты не только получишь своего брата, но и оставишь себе все камни, которые еще есть у тебя. Сокровища, которые ты забрал в Эр Рий-яде, ничего не стоят по сравнению с этой бесценной реликвией, и я клянусь тебе именем Аллаха, что если ты принесешь мне эту книгу, все будет забыто, и мы никогда больше не побеспокоим тебя. Мало того, твое имя всегда будет упоминаться с должным почтением как имя человека, вернувшего верным слугам Аллаха святыню.
Больно мне нужно ваше почтение, чурки долба-ные, подумал Знахарь, а вслух сказал:
– А как я найду эту книгу, и кто мне ее отдаст?
– Об этом тебе расскажет твой брат Алеша. Передаю ему трубку.
Знахарь услышал в трубке шорох, затем голос Алеши произнес:
– Костя? Это я.
Часть 2
Глава 1
Глава 2
Знахарь посмотрел на него и с усмешкой спросил:
– А что, у нас есть отношения? И их можно испортить?
– Хорошо. Давай не будем делать их хуже, чем они есть.
– А хуже не бывает, – бросил Знахарь, – пошли.
И шагнул в дверь банка. Ахмад последовал за ним.
После необходимых формальностей, сводившихся к тому, что Знахарь продиктовал на ухо главному менеджеру пароль и тот проверил его, их проводили в хранилище. Менеджер открыл ячейку, вынул оттуда стальной ящичек и, поставив его на стол, удалился.
Знахарь открыл ящик и, посмотрев на Ахмада, сделал шаг в сторону.
Ахмад, подойдя к столу, заглянул внутрь стальной шкатулки и на его лице отразилось сомнение.
– Ты позволишь мне? – спросил он и высыпал содержимое шкатулки на стол.
Потом он быстро разделил изумруды и бриллианты и, нахмурившись и шевеля губами, начал считать их. Закончив пересчет, он внимательно посмотрел на Знахаря и небрежно свалил камни обратно в шкатулку.
– Это все? – спросил он.
– Да, это все, что у меня есть, – не моргнув глазом, соврал Знахарь.
– Тогда пошли отсюда. Моя задача выполнена. Знахарь нажал на кнопку в стене, и в хранилище тут же появился менеджер. Повинуясь жесту Знахаря, он убрал шкатулку в депозитный сейф, запер его, и все трое вышли в просторный и прохладный операционный зал.
Менеджер, угодливо улыбаясь, проводил их до дверей, и, когда они вышли на улицу, на Знахаря снова навалилась египетская жара.
И опять захотелось пива.
– Пойдем в тень, – сказал Знахарь и, не дожидаясь ответа, направился к полосатому тенту, под которым он сегодня провел уже не один час.
Ахмад, не сказав ни слова, последовал за ним. Официант, увидев Знахаря, сразу же узнал его и радостно поспешил навстречу. Две бутылки пива, которые заказал Знахарь, появились на столе с приятной быстротой.
Приложившись к холодному стакану, Знахарь отпил сразу половину и, облизав пену с губ, посмотрел на молча сидевшего напротив него Ахмада.
– Ну что, Ахмад, какие у нас дальнейшие действия?
– Действия простые, – ответил Ахмад. – Сейчас я позвоню Надир-шаху и расскажу ему о том, что видел. А потом ты сам будешь разговаривать с ним.
– Ну давай, звони, – сказал Знахарь и, допив пиво из стакана, снова наполнил его.
Интонации Ахмада слегка обеспокоили его, и для этого беспокойства были основательные причины. Надир-шах наверняка знал, сколько и каких камней было в Эр-Рийяде, и теперь, когда Ахмад передаст ему результаты своего пересчитывания, могут возникнуть проблемы. О том, что они должны были возникнуть, Знахарь знал с самого начала, но отказываться от обмена Алеши на камни, мотивируя это тем, что камней стало меньше, было глупо. И поэтому Знахарь сознательно шел на риск.
А что оставалось делать?
Ахмад набрал номер и через несколько секунд заговорил по-арабски. Из его гортанной речи, наполненной труднопроизносимыми звуками и экзотическими придыханиями, Знахарь понял только три слова: Надир-шах, Знахарь и Эр-Рийяд.
Если первые два он воспринял равнодушно, то последнее подтвердило его опасения, и Знахарь понял, что все не так хорошо, как он предполагал. Ну что же, подумал он, будем действовать по обстановке.
Наконец беседа Надир-шаха и Ахмада закончилась.
Ахмад убрал телефон в карман, помолчал немного, а затем, посмотрев на Знахаря, сказал:
– Я выполнил свое дело и ухожу. Сейчас тебе позвонит Надир-шах, и я желаю тебе, Знахарь, благополучно выбраться из того говна, в которое ты угодил. И твоему Алеше желаю того же самого.
Он встал и, не прощаясь и не оборачиваясь, пошел к «фольксвагену».
В это время в кармане Знахаря запиликала трубка, и, предчувствуя новый геморрой, он вздохнул и, приложив ее к уху, сказал:
– Я слушаю.
– Это Надир-шах.
Знахарь бодрым голосом сказал:
– Очень хорошо. Твой человек видел камни, я видел Алешу, теперь осталось решить, как мы произведем обмен. Что скажешь?
Надир-шах засмеялся и ответил:
– Не спеши, Знахарь! Ахмад сказал мне, сколько там камней, и я понял, что их не наберется даже на половину того, что ты забрал из Эр Рийяда. Вообще-то мы можем совершить обмен. Ты мне – часть наших камней, я тебе – часть твоего Алеши. Ты только скажи мне, как тебе больше нравится. Я могу отправить тебе его голову, а могу разрезать его бензопилой вдоль и прислать тебе половину. Хочешь – левую, а хочешь – правую? А может быть у тебя есть еще какие-нибудь мысли насчет того, как разделить его пополам?
Знахарь похолодел.
Но, несмотря на охватившее его чувство безнадежности, он понимал, что ничего подобного Надир-шах не сделает, потому что… Потому что в его словах прозвучало пока еще не высказанное продолжение речи.
Стерев со лба внезапно выступивший пот, Знахарь почувствовал, что до поры до времени играть нужно абсолютно открыто, и, заставив себя усмехнуться, сказал:
– Ты умный человек, Надир-шах, и я знаю, что ты вовсе не собираешься кромсать мальчишку бензопилой. Я точно знаю, что у тебя есть предложение, но, прежде чем ты выскажешь его мне, послушай, что скажу тебе я. И оцени мою откровенность.
– Говори, Знахарь, я слушаю тебя.
В голосе Надир-шаха прозвучало любопытство. Дескать – ну-ну, давай, расскажи-ка мне сказочку, а я послушаю.
– Как ты понимаешь, – сказал Знахарь, – я вовсе не рассчитывал возвращать вам эти деньги и поэтому тратил их так, как считал нужным. Понятное дело, если бы я знал, что мне придется отдавать их в обмен на жизнь Алеши, я не истратил бы из них ни одной копейки. Но о том, что все повернется именно так, в то время не знал никто, даже ты.
Он перевел дыхание и продолжил:
– У меня действительно осталось меньше половины из того, что было, и вернуть истраченное нет никакой возможности. Ты, я надеюсь, это понимаешь, и теперь нам нужно искать выход. Я подчеркиваю – нам, а не мне одному. Для меня это невыполнимая задача, а грабить банки я не умею.
И тут же Знахарь понял, что опять соврал. Ведь именно с ограбления банка, когда он вынес оттуда рюкзак с воровским общаком, начались его основные неприятности.
– Когда начался наш разговор, я понял, что ты уже нашел способ, который позволит нам с честью выйти из этой неприятной ситуации. Так что говори, Надир-шах, я слушаю тебя.
– Да, Знахарь, – ответил Надир-шах после некоторой паузы, – с тобой приятно говорить. Ты понимаешь вещи, о которых не было сказано вслух, а это очень важно. У меня действительно есть план, и сейчас ты о нем услышишь. И он будет даже более приятен для тебя, чем просто получить брата живым и невредимым.
Надир-шах помолчал и сказал:
– Все очень просто. Ты пойдешь в известное тебе поселение староверов и принесешь оттуда старинный Коран. И тогда ты не только получишь своего брата, но и оставишь себе все камни, которые еще есть у тебя. Сокровища, которые ты забрал в Эр Рий-яде, ничего не стоят по сравнению с этой бесценной реликвией, и я клянусь тебе именем Аллаха, что если ты принесешь мне эту книгу, все будет забыто, и мы никогда больше не побеспокоим тебя. Мало того, твое имя всегда будет упоминаться с должным почтением как имя человека, вернувшего верным слугам Аллаха святыню.
Больно мне нужно ваше почтение, чурки долба-ные, подумал Знахарь, а вслух сказал:
– А как я найду эту книгу, и кто мне ее отдаст?
– Об этом тебе расскажет твой брат Алеша. Передаю ему трубку.
Знахарь услышал в трубке шорох, затем голос Алеши произнес:
– Костя? Это я.
Часть 2
АРАБСКИЕ СТРАСТИ
Глава 1
ОБЩАК СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
В усадьбе Дяди Паши все было по-прежнему.
Все так же возвышался над темным лесом его сказочный бревенчатый терем, все так же по утрам в туманном дворе принимал странные позы и делал необычные стремительные движения Костя, все так же хозяйничали в баньке и в многочисленных спальнях Лида и Варя.
Все было по-прежнему, и, как и две недели назад, Дядя Паша со своими корешами Соленым и Ас-траханом сидели за столом, покрытым зеленой скатерочкой. Стояли перед ними все те же домашняя водочка, соленые груздочки, капустка квашеная с клюквою и паюсная икорка на льду. И разговор касался, как и две недели назад, Знахаря, но теперь уже совсем с другой стороны.
– Слышь, Дядя Паша, – сказал Соленый, отправляя в рот щепоть квашеной капусты, – а может, ошибочка вышла? С чего ты взял, что Знахарь подставил наших пацанов?
Два часа назад в выпуске дневных новостей вдруг показали четверых русских, задержанных в Каире с наркотиками, да еще и сказали, что это члены уральской, то есть одной из крупнейших в России, преступных группировок. А когда Дядя Паша увидел их лица и узнал посланных со Знахарем братков, то сначала остолбенел, потом помрачнел и задумался, а потом грохнул кулаком по столу и сказал:
– Ну, Знахарь, пидар, ты мне за это ответишь!
И срочно вызвал двух своих ближайших друзей, чтобы обсудить с ними эту неожиданную и неприятную новость. Друзья приехали через два часа, и в столовой открылось совещание.
– Так с чего ты взял, что это дела Знахаря? – спросил Соленый, жуя квашеную капусту.
– Действительно, при чем здесь Знахарь? – поддержал его Астрахан. – И, главное, откуда у пацанов кокаин? Я их всех лично знаю, все-таки это мои люди, так вот я отвечаю, что наркотиками они никогда не баловались. У меня с этим строго.
– В том-то все и дело, – зло ответил Дядя Паша. – Ты обратил внимание на то, что кокаин был у всех четверых?
– Ну, обратил. А при чем здесь Знахарь?
– При том, – отрезал Дядя Паша. – А откуда эти египетские чурки узнали, что это уральская братва? Что, думаешь, пацаны стали в полиции пальцы гнуть и на Дядю Пашу ссылаться? Что же они – совсем отмороженные?
– Они, конечно, не профессора и консерваторию не кончали, – задумчиво сказал Астрахан, – но за базаром следить умеют, так что вряд ли они стали там языками трещать лишнее…
– Правильно говоришь, Астрахан, – поддержал его Соленый и налил всем водки, – я их всех знаю, а с Кротом мы на нарах вместе парились четыре года. Конкретный пацан, он глупостей не делает.
– Вот видишь, Соленый, ты и сам не веришь, что они про уральские дела рты будут открывать. А о чем это говорит? – спросил Дядя Паша и обвел взглядом собеседников.
Те молчали.
– А говорит это о том, что арабских ментов навели наши мусора. Интернет не дремлет, мать его за ногу!
– Не Интернет, а Интерпол, – осторожно поправил его Астрахан.
– А мне по х… хоть Интернет, хоть Интерпол, хоть Четвертый Интернационал! А кто мог навести наших ментов? Ведь о поездке в Египет не знал никто, кроме самих братков и нас троих.
– Слу-ушай, Дядя Паша, – Соленого вдруг осенило, – так ведь Знахаря наверняка тоже повязали, только не показали по телевизору.
– Прочисти уши, Соленый, – сказал ему Астрахан, – дикторша русским языком сказала – четверых. Четверых, понимаешь? Нам и показали четверых, без Знахаря.
– Ну, может, он ноги сделал или в это время отошел куда нибудь…
– Вот именно, отошел, – саркастически усмехнулся Дядя Паша, – знал, когда отходить надо, поэтому и отошел.
Он опрокинул в рот стопку водки, потом зацепил вилкой скользкий гриб и, дирижируя им над столом, сказал:
– Кокаин им подбросили – это и к бабке не ходи. А вот кто это мог сделать так, чтобы они, все четверо, ничего не заметили?
И, прищурившись, посмотрел сначала на Астрахана, потом на Соленого.
Соленый засмущался, будто кокаин подбросил он сам, а Астрахан недоверчиво покачал головой и сказал:
– Знахарь? Не может быть.
Дядя Паша наконец отправил сопливый гриб в рот и заявил:
– Еще как может. Он и порошок подсунул, и братков сдал. Причем, сдал он их еще здесь нашим ментам, а те уже связались с арабами по своим каналам. Иначе и быть не может, зуб даю.
Астрахан снова покрутил головой и сказал:
– Ну-у, если все это так, как ты говоришь, тогда получается, что Знахарь…
И он замялся.
Дядя Паша усмехнулся и сказал:
– Вот именно! Тогда получается, что Знахарь работает на обе стороны или попросту – засланный казачок.
– Ну, Знахарь, пидар! – злобно выдавил Соленый и налил еще по одной.
Дядя Паша засмеялся и сказал:
– Вот эти самые слова и я сказал, когда увидел, как арабские мусора нашу братву вяжут. И получается, что он всех кинул и с камешками свалил.
И где его теперь искать – неизвестно. С такой мошной, как у него, можно ховаться до второго пришествия.
Астрахан сидел, нахмурившись, и о чем-то сосредоточенно думал. Наконец он поднял взгляд на Дядю Пашу и сказал:
– Не, Дядя Паша, не срастается.
– Что не срастается? – Дядя Паша удивленно поднял седые брови.
– А то, что если Знахарь хотел сделать от всех ноги и уйти под корягу, то братков для этого сдавать вовсе не обязательно. Он же должен понимать, что если мы когда-нибудь встретимся, то ему придется ответить, а спрос будет серьезный, и просто так от-базариться не удастся. Что-то здесь не так.
– Да все здесь так, – поморщился Дядя Паша. – Как ты думаешь, почему его до сих пор не повязали менты? Что, думаешь, им неизвестно, где его искать? Да если бы им нужно было, они давно бы ему ласты за спину завернули. Он или с ними заодно, или у них на крюке. А это по большому счету – одно и то же.
Астрахан открыл было рот, чтобы возразить, но в это время зазвонил телефон, и Дядя Паша снял трубку. Когда он услышал голос невидимого собеседника, его брови поползли вверх, а на лице отразилось удивление. Тот, кто был на другом конце линии, говорил, а Дядя Паша слушал, не перебивая, только выражение удивления на его лице застыло, как телевизионный стоп-кадр.
Наконец он сказал:
– Ну, давай, – и повесил трубку.
Во время этого короткого разговора Астрахан с Соленым увлеченно занимались закусками и поэтому не видели лица Дяди Паши.
Когда телефонный разговор закончился, Астрахан хлопнул водки и продолжил свою мысль:
– Так вот, Дядя Паша, я и говорю…
Дядя Паша остановил его жестом и спросил:
– Как вы думаете, кто это звонил?
Соленый пожал плечами, а Астрахан удивленно посмотрел на Дядю Пашу:
– Неужели Знахарь?
– Он самый. Звонил прямо из Каира. Соленый выпучил глаза и спросил:
– Что, в натуре Знахарь?
– Собственной персоной, – подтвердил Дядя Паша.
– И что сказал? – поинтересовался крайне заинтригованный Астрахан.
– А то самое и сказал, – ответил Дядя Паша, – сказал, что отошел на минутку, а когда возвращался, то увидел, как братков вяжут. А через час по местному телевидению показали все это, да еще то, как в участке у них из карманов пакеты с кокаином вынимали. И теперь без поддержки ему с арабами встречаться никак нельзя, потому что те ему просто голову отрежут, и все дела.
– Ну вот, – с облегчением сказал Астрахан, – а ты говорил…
– А я и сейчас говорю, – перебил его Дядя Паша, – не верю я ему. Что-то он крутит. Я сразу сказал, что он неправильный вор, что он крысятничает и тратит общак на себя. Пусть даже он сам эти деньги принес, но теперь они не его, а наши, и то, что он с ними делает – не по понятиям. Что-то он там себе мутит, а нас разводит, как лохов последних! Надо с ним разбираться, да и… В общем, валить его пора. Иначе это все для нас может плохо кончиться. От него один геморрой и никакого толку. Он сказал, что скоро приедет, так что надо поставить его перед обществом и призвать к ответу, а потом – сам понимаешь.
– А как же камни? – спросил Соленый.
– Вот то-то и оно – камни! – вздохнул Дядя Паша. – Камни, конечно, получить нужно. Но после этого – валить его, падлу, иначе…
Дядя Паша не сказал, что иначе, но и Соленый и Астрахан и так поняли, что иначе – добра не жди.
Старикан-ветеран, лежавший напротив меня, тихонько похрапывал, в стакане звякала ложка, и в неярком свете горевшего у меня над головой ночного плафона была видна моя куртка, покачивавшаяся на стене у двери.
Я приподнялся и вынул ложку из стакана.
Стало немножко тише, но вот если бы еще дед перестал храпеть…
Устроившись поудобнее, я уставился своим единственным глазом в потолок и стал вспоминать разговор с Губановым, который произошел после того, как я побеседовал по телефону с Алешей.
Понятное дело, я не стал говорить ему, что поеду в Россию за Кораном, потому что он тут же допер бы, что это может оказаться пожирнее, чем три сотни блестящих камушков, а ведь на самом деле так и было. Я был готов поспорить с кем угодно, что дело вовсе не в святыне. Басни о великом Исламе давно уже перестали производить на меня какое бы то ни было впечатление, здесь дело было совсем в другом. Алеша, когда рассказывал мне о том, как выглядит тот Коран, который я должен был выцыганить у старца Евстрата, употребил слово «тоже». Я совершенно не помнил, что именно он сказал, но, убейте меня на месте, он имел в виду, что таких Коранов два. Кроме этого единственного «тоже», в его рассказе не прозвучало больше ни одного намека, и я понял, что ему запретили говорить о двух Коранах. И получается, что он или случайно оговорился, невольно нарушив запрет, или намеренно вставил «тоже» в расчете на то, что я пойму, что он имел в виду. А если так, то это значит, что Алеша не такой уж дремучий индеец и в хитростях кое-что понимает.
А эти восточные тайны мне теперь уже хорошо известны.
Вот были, к примеру, три кольца, а за ними оказалось такое богатство, что мама, не горюй. А теперь, значит, два Корана. И если Надир-шах с легкостью отдает мне за один из них остатки от сокровищ колец, то что же тогда скрывается за тайной двух Коранов? Ну, блин, жить становится все интереснее и интереснее. Этак, может, я когда-нибудь и до Ковчега доберусь?
Главное, чтобы меня на всем скаку не ссадили с моей пока что удачливой лошадки. А то разбегусь я, как тот Индиана Джонс, а мне свинцовую маслину – оп-па, и спокойной ночи, Знахарь.
Да-а-а…
Губанов, понятное дело, услышав о том, что я резко меняю планы, наморщил жопу так, будто ему туда паяльник засунули. Он был страшно недоволен, но в то же время понимал, что я ему не начальник и приказывать он мне не может. А еще я увидел, что пока он был в Египте и вертелся в сотне метров от того места, где у меня камни лежали, жаба взяла его за горло окончательно. Видать, он уже губищу раскатал, думал, что вот оно – сейчас Знахарь вынесет ему волшебную коробочку и… А между прочим, что он там собирается после всех этих дел со своими шестерками делать? Их ведь оставлять никак нельзя. Надо бы у Наташи спросить… А с другой стороны – чего там спрашивать, грохнет он их, да и все тут. Это же просто расходный материал. Я бы на его месте так и сделал.
А насчет самого Губанова…
Он теперь сидит на таком прочном и зазубренном крюке собственной жадности, что, пожалуй, я им теперь управлять буду, а не он мною. И я еще заставлю его сплясать для меня кукарачу с розочкой в зубах. А пока я сказал ему, чтобы он со своими федералами расслаблялся в Каире, на пирамиды смотрел, ну, девочки там местные недорогие имеются, в общем – пусть отдыхает и ждет меня. А я, значит, мухой – в Россию по неотложным делам и сразу же обратно. Губанов пытался настоять на том, чтобы я сначала камушки достал, а уж потом свои дела делал, но я уперся, как бульдозер, и у него не обломилось.
Так что – за Кораном.
И тогда уже будем встречаться с Надир-шахом, а там – как получится.
Но получиться должно. Точно – должно. Я посмотрел повнимательнее на губановских спецов и понял, что они – ребята что надо. С виду вовсе не герои, но если присмотреться, да еще знать, на что именно смотреть, то можно увидеть, какие они крутые. И без малейшего понта. Сидят себе, пиво квасят, анекдотики травят. А посмотришь в глаза, а там нет-нет, да и мелькнет такой мороз смертельный, что не по себе становится. И опять хи-хи да ля-ля. Ниш-тяк ребята, даже жалко, что Губанов их убьет, когда все кончится.
Старикан-ветеран всхрапнул, как лев в пампасах, и, повернувшись мордой к стенке, умолк.
Я покосился на него и вздохнул. Нехорошо с ним вышло.
Старикану было за восемьдесят, но он еще был вполне крепок.
От ветра его не шатало, как стакан называется, он пока помнил, зубы были вроде свои, да и по адресу Наташи он отпустил парочку таких замечаний, что она только хихикала, а я удивлялся – ишь ты, дед-то боевой еще!
После того как Наташа забралась на верхнюю полку, мы с ним стали раздеваться на ночь, и он увидел меня в полной красе. На брюхе – шрам от бока до бока, ноги в ямах от пулевых ранений, руки тоже покоцаные, ну и одного глаза, понятное дело, не хватает. В общем – одноглазый и одноногий Сильвер, да и только.
Посмотрел он на мою красоту неземную, покряхтел, а когда сам разделся, то тут уже моя очередь рот открывать настала. Спина у него вся в старческих веснушках, волосами седыми заросшая, а поперек нее – автоматная очередь. И одна из дырок прямо на лопатке. Лопатка, стало быть, раскололась, а потом срослась криво и теперь торчит острыми углами. А когда он повернулся ко мне фасадом, то я увидел, что по его груди будто тяпкой огородной прошлись.
Сел я на свою койку, присвистнул и спрашиваю:
– Это где ж тебя так, папаша? Полез за яблоками, а там сторож злой оказался?
Он усмехнулся и ответил:
– Ага, сторож, он самый. Даже два. Тот, что спереди, – под Берлином. У меня там перед самым носом немецкая граната разорвалась. Двоих, что рядом со мной были, – наповал. А я – как видишь…
– А сзади? Это уже, наверное, когда ты с яблоками за пазухой убегал.
Он изменился в лице, помолчал, мотнул головой, привычно отгоняя невеселые мысли, и сказал:
– А сзади… Второй сторож был за два года до Берлина. Сталинская гнида из заградотряда.
Он снова тряхнул головой и, еще раз оглядев меня, спросил:
– А тебя где? Судя по твоему возрасту – Чечня?
– Она самая, – коротко ответил я, и тут мне стало так кисло от собственных слов, что я с фальшивой озабоченностью сказал:
– Чего-то меня сегодня весь день на горшок тянет… Схожу-ка я на сон грядущий.
Выходя из купе, я оглянулся и увидел, что Наташа, лежавшая на верхней полке, проводила меня очень недобрым взглядом. Я незаметно пожал плечами, дескать – а что я мог ему ответить, про жизнь свою корявую рассказ начать, что ли?
И, выйдя в узкий качающийся коридор, я задвинул за собой дверь.
Все так же возвышался над темным лесом его сказочный бревенчатый терем, все так же по утрам в туманном дворе принимал странные позы и делал необычные стремительные движения Костя, все так же хозяйничали в баньке и в многочисленных спальнях Лида и Варя.
Все было по-прежнему, и, как и две недели назад, Дядя Паша со своими корешами Соленым и Ас-траханом сидели за столом, покрытым зеленой скатерочкой. Стояли перед ними все те же домашняя водочка, соленые груздочки, капустка квашеная с клюквою и паюсная икорка на льду. И разговор касался, как и две недели назад, Знахаря, но теперь уже совсем с другой стороны.
– Слышь, Дядя Паша, – сказал Соленый, отправляя в рот щепоть квашеной капусты, – а может, ошибочка вышла? С чего ты взял, что Знахарь подставил наших пацанов?
Два часа назад в выпуске дневных новостей вдруг показали четверых русских, задержанных в Каире с наркотиками, да еще и сказали, что это члены уральской, то есть одной из крупнейших в России, преступных группировок. А когда Дядя Паша увидел их лица и узнал посланных со Знахарем братков, то сначала остолбенел, потом помрачнел и задумался, а потом грохнул кулаком по столу и сказал:
– Ну, Знахарь, пидар, ты мне за это ответишь!
И срочно вызвал двух своих ближайших друзей, чтобы обсудить с ними эту неожиданную и неприятную новость. Друзья приехали через два часа, и в столовой открылось совещание.
– Так с чего ты взял, что это дела Знахаря? – спросил Соленый, жуя квашеную капусту.
– Действительно, при чем здесь Знахарь? – поддержал его Астрахан. – И, главное, откуда у пацанов кокаин? Я их всех лично знаю, все-таки это мои люди, так вот я отвечаю, что наркотиками они никогда не баловались. У меня с этим строго.
– В том-то все и дело, – зло ответил Дядя Паша. – Ты обратил внимание на то, что кокаин был у всех четверых?
– Ну, обратил. А при чем здесь Знахарь?
– При том, – отрезал Дядя Паша. – А откуда эти египетские чурки узнали, что это уральская братва? Что, думаешь, пацаны стали в полиции пальцы гнуть и на Дядю Пашу ссылаться? Что же они – совсем отмороженные?
– Они, конечно, не профессора и консерваторию не кончали, – задумчиво сказал Астрахан, – но за базаром следить умеют, так что вряд ли они стали там языками трещать лишнее…
– Правильно говоришь, Астрахан, – поддержал его Соленый и налил всем водки, – я их всех знаю, а с Кротом мы на нарах вместе парились четыре года. Конкретный пацан, он глупостей не делает.
– Вот видишь, Соленый, ты и сам не веришь, что они про уральские дела рты будут открывать. А о чем это говорит? – спросил Дядя Паша и обвел взглядом собеседников.
Те молчали.
– А говорит это о том, что арабских ментов навели наши мусора. Интернет не дремлет, мать его за ногу!
– Не Интернет, а Интерпол, – осторожно поправил его Астрахан.
– А мне по х… хоть Интернет, хоть Интерпол, хоть Четвертый Интернационал! А кто мог навести наших ментов? Ведь о поездке в Египет не знал никто, кроме самих братков и нас троих.
– Слу-ушай, Дядя Паша, – Соленого вдруг осенило, – так ведь Знахаря наверняка тоже повязали, только не показали по телевизору.
– Прочисти уши, Соленый, – сказал ему Астрахан, – дикторша русским языком сказала – четверых. Четверых, понимаешь? Нам и показали четверых, без Знахаря.
– Ну, может, он ноги сделал или в это время отошел куда нибудь…
– Вот именно, отошел, – саркастически усмехнулся Дядя Паша, – знал, когда отходить надо, поэтому и отошел.
Он опрокинул в рот стопку водки, потом зацепил вилкой скользкий гриб и, дирижируя им над столом, сказал:
– Кокаин им подбросили – это и к бабке не ходи. А вот кто это мог сделать так, чтобы они, все четверо, ничего не заметили?
И, прищурившись, посмотрел сначала на Астрахана, потом на Соленого.
Соленый засмущался, будто кокаин подбросил он сам, а Астрахан недоверчиво покачал головой и сказал:
– Знахарь? Не может быть.
Дядя Паша наконец отправил сопливый гриб в рот и заявил:
– Еще как может. Он и порошок подсунул, и братков сдал. Причем, сдал он их еще здесь нашим ментам, а те уже связались с арабами по своим каналам. Иначе и быть не может, зуб даю.
Астрахан снова покрутил головой и сказал:
– Ну-у, если все это так, как ты говоришь, тогда получается, что Знахарь…
И он замялся.
Дядя Паша усмехнулся и сказал:
– Вот именно! Тогда получается, что Знахарь работает на обе стороны или попросту – засланный казачок.
– Ну, Знахарь, пидар! – злобно выдавил Соленый и налил еще по одной.
Дядя Паша засмеялся и сказал:
– Вот эти самые слова и я сказал, когда увидел, как арабские мусора нашу братву вяжут. И получается, что он всех кинул и с камешками свалил.
И где его теперь искать – неизвестно. С такой мошной, как у него, можно ховаться до второго пришествия.
Астрахан сидел, нахмурившись, и о чем-то сосредоточенно думал. Наконец он поднял взгляд на Дядю Пашу и сказал:
– Не, Дядя Паша, не срастается.
– Что не срастается? – Дядя Паша удивленно поднял седые брови.
– А то, что если Знахарь хотел сделать от всех ноги и уйти под корягу, то братков для этого сдавать вовсе не обязательно. Он же должен понимать, что если мы когда-нибудь встретимся, то ему придется ответить, а спрос будет серьезный, и просто так от-базариться не удастся. Что-то здесь не так.
– Да все здесь так, – поморщился Дядя Паша. – Как ты думаешь, почему его до сих пор не повязали менты? Что, думаешь, им неизвестно, где его искать? Да если бы им нужно было, они давно бы ему ласты за спину завернули. Он или с ними заодно, или у них на крюке. А это по большому счету – одно и то же.
Астрахан открыл было рот, чтобы возразить, но в это время зазвонил телефон, и Дядя Паша снял трубку. Когда он услышал голос невидимого собеседника, его брови поползли вверх, а на лице отразилось удивление. Тот, кто был на другом конце линии, говорил, а Дядя Паша слушал, не перебивая, только выражение удивления на его лице застыло, как телевизионный стоп-кадр.
Наконец он сказал:
– Ну, давай, – и повесил трубку.
Во время этого короткого разговора Астрахан с Соленым увлеченно занимались закусками и поэтому не видели лица Дяди Паши.
Когда телефонный разговор закончился, Астрахан хлопнул водки и продолжил свою мысль:
– Так вот, Дядя Паша, я и говорю…
Дядя Паша остановил его жестом и спросил:
– Как вы думаете, кто это звонил?
Соленый пожал плечами, а Астрахан удивленно посмотрел на Дядю Пашу:
– Неужели Знахарь?
– Он самый. Звонил прямо из Каира. Соленый выпучил глаза и спросил:
– Что, в натуре Знахарь?
– Собственной персоной, – подтвердил Дядя Паша.
– И что сказал? – поинтересовался крайне заинтригованный Астрахан.
– А то самое и сказал, – ответил Дядя Паша, – сказал, что отошел на минутку, а когда возвращался, то увидел, как братков вяжут. А через час по местному телевидению показали все это, да еще то, как в участке у них из карманов пакеты с кокаином вынимали. И теперь без поддержки ему с арабами встречаться никак нельзя, потому что те ему просто голову отрежут, и все дела.
– Ну вот, – с облегчением сказал Астрахан, – а ты говорил…
– А я и сейчас говорю, – перебил его Дядя Паша, – не верю я ему. Что-то он крутит. Я сразу сказал, что он неправильный вор, что он крысятничает и тратит общак на себя. Пусть даже он сам эти деньги принес, но теперь они не его, а наши, и то, что он с ними делает – не по понятиям. Что-то он там себе мутит, а нас разводит, как лохов последних! Надо с ним разбираться, да и… В общем, валить его пора. Иначе это все для нас может плохо кончиться. От него один геморрой и никакого толку. Он сказал, что скоро приедет, так что надо поставить его перед обществом и призвать к ответу, а потом – сам понимаешь.
– А как же камни? – спросил Соленый.
– Вот то-то и оно – камни! – вздохнул Дядя Паша. – Камни, конечно, получить нужно. Но после этого – валить его, падлу, иначе…
Дядя Паша не сказал, что иначе, но и Соленый и Астрахан и так поняли, что иначе – добра не жди.
* * *
Наташа лежала на верхней полке, и я видел, как ее расслабленная во сне рука вздрагивает одновременно с ритмичным стуком колес.Старикан-ветеран, лежавший напротив меня, тихонько похрапывал, в стакане звякала ложка, и в неярком свете горевшего у меня над головой ночного плафона была видна моя куртка, покачивавшаяся на стене у двери.
Я приподнялся и вынул ложку из стакана.
Стало немножко тише, но вот если бы еще дед перестал храпеть…
Устроившись поудобнее, я уставился своим единственным глазом в потолок и стал вспоминать разговор с Губановым, который произошел после того, как я побеседовал по телефону с Алешей.
Понятное дело, я не стал говорить ему, что поеду в Россию за Кораном, потому что он тут же допер бы, что это может оказаться пожирнее, чем три сотни блестящих камушков, а ведь на самом деле так и было. Я был готов поспорить с кем угодно, что дело вовсе не в святыне. Басни о великом Исламе давно уже перестали производить на меня какое бы то ни было впечатление, здесь дело было совсем в другом. Алеша, когда рассказывал мне о том, как выглядит тот Коран, который я должен был выцыганить у старца Евстрата, употребил слово «тоже». Я совершенно не помнил, что именно он сказал, но, убейте меня на месте, он имел в виду, что таких Коранов два. Кроме этого единственного «тоже», в его рассказе не прозвучало больше ни одного намека, и я понял, что ему запретили говорить о двух Коранах. И получается, что он или случайно оговорился, невольно нарушив запрет, или намеренно вставил «тоже» в расчете на то, что я пойму, что он имел в виду. А если так, то это значит, что Алеша не такой уж дремучий индеец и в хитростях кое-что понимает.
А эти восточные тайны мне теперь уже хорошо известны.
Вот были, к примеру, три кольца, а за ними оказалось такое богатство, что мама, не горюй. А теперь, значит, два Корана. И если Надир-шах с легкостью отдает мне за один из них остатки от сокровищ колец, то что же тогда скрывается за тайной двух Коранов? Ну, блин, жить становится все интереснее и интереснее. Этак, может, я когда-нибудь и до Ковчега доберусь?
Главное, чтобы меня на всем скаку не ссадили с моей пока что удачливой лошадки. А то разбегусь я, как тот Индиана Джонс, а мне свинцовую маслину – оп-па, и спокойной ночи, Знахарь.
Да-а-а…
Губанов, понятное дело, услышав о том, что я резко меняю планы, наморщил жопу так, будто ему туда паяльник засунули. Он был страшно недоволен, но в то же время понимал, что я ему не начальник и приказывать он мне не может. А еще я увидел, что пока он был в Египте и вертелся в сотне метров от того места, где у меня камни лежали, жаба взяла его за горло окончательно. Видать, он уже губищу раскатал, думал, что вот оно – сейчас Знахарь вынесет ему волшебную коробочку и… А между прочим, что он там собирается после всех этих дел со своими шестерками делать? Их ведь оставлять никак нельзя. Надо бы у Наташи спросить… А с другой стороны – чего там спрашивать, грохнет он их, да и все тут. Это же просто расходный материал. Я бы на его месте так и сделал.
А насчет самого Губанова…
Он теперь сидит на таком прочном и зазубренном крюке собственной жадности, что, пожалуй, я им теперь управлять буду, а не он мною. И я еще заставлю его сплясать для меня кукарачу с розочкой в зубах. А пока я сказал ему, чтобы он со своими федералами расслаблялся в Каире, на пирамиды смотрел, ну, девочки там местные недорогие имеются, в общем – пусть отдыхает и ждет меня. А я, значит, мухой – в Россию по неотложным делам и сразу же обратно. Губанов пытался настоять на том, чтобы я сначала камушки достал, а уж потом свои дела делал, но я уперся, как бульдозер, и у него не обломилось.
Так что – за Кораном.
И тогда уже будем встречаться с Надир-шахом, а там – как получится.
Но получиться должно. Точно – должно. Я посмотрел повнимательнее на губановских спецов и понял, что они – ребята что надо. С виду вовсе не герои, но если присмотреться, да еще знать, на что именно смотреть, то можно увидеть, какие они крутые. И без малейшего понта. Сидят себе, пиво квасят, анекдотики травят. А посмотришь в глаза, а там нет-нет, да и мелькнет такой мороз смертельный, что не по себе становится. И опять хи-хи да ля-ля. Ниш-тяк ребята, даже жалко, что Губанов их убьет, когда все кончится.
Старикан-ветеран всхрапнул, как лев в пампасах, и, повернувшись мордой к стенке, умолк.
Я покосился на него и вздохнул. Нехорошо с ним вышло.
Старикану было за восемьдесят, но он еще был вполне крепок.
От ветра его не шатало, как стакан называется, он пока помнил, зубы были вроде свои, да и по адресу Наташи он отпустил парочку таких замечаний, что она только хихикала, а я удивлялся – ишь ты, дед-то боевой еще!
После того как Наташа забралась на верхнюю полку, мы с ним стали раздеваться на ночь, и он увидел меня в полной красе. На брюхе – шрам от бока до бока, ноги в ямах от пулевых ранений, руки тоже покоцаные, ну и одного глаза, понятное дело, не хватает. В общем – одноглазый и одноногий Сильвер, да и только.
Посмотрел он на мою красоту неземную, покряхтел, а когда сам разделся, то тут уже моя очередь рот открывать настала. Спина у него вся в старческих веснушках, волосами седыми заросшая, а поперек нее – автоматная очередь. И одна из дырок прямо на лопатке. Лопатка, стало быть, раскололась, а потом срослась криво и теперь торчит острыми углами. А когда он повернулся ко мне фасадом, то я увидел, что по его груди будто тяпкой огородной прошлись.
Сел я на свою койку, присвистнул и спрашиваю:
– Это где ж тебя так, папаша? Полез за яблоками, а там сторож злой оказался?
Он усмехнулся и ответил:
– Ага, сторож, он самый. Даже два. Тот, что спереди, – под Берлином. У меня там перед самым носом немецкая граната разорвалась. Двоих, что рядом со мной были, – наповал. А я – как видишь…
– А сзади? Это уже, наверное, когда ты с яблоками за пазухой убегал.
Он изменился в лице, помолчал, мотнул головой, привычно отгоняя невеселые мысли, и сказал:
– А сзади… Второй сторож был за два года до Берлина. Сталинская гнида из заградотряда.
Он снова тряхнул головой и, еще раз оглядев меня, спросил:
– А тебя где? Судя по твоему возрасту – Чечня?
– Она самая, – коротко ответил я, и тут мне стало так кисло от собственных слов, что я с фальшивой озабоченностью сказал:
– Чего-то меня сегодня весь день на горшок тянет… Схожу-ка я на сон грядущий.
Выходя из купе, я оглянулся и увидел, что Наташа, лежавшая на верхней полке, проводила меня очень недобрым взглядом. Я незаметно пожал плечами, дескать – а что я мог ему ответить, про жизнь свою корявую рассказ начать, что ли?
И, выйдя в узкий качающийся коридор, я задвинул за собой дверь.
Глава 2
НЕ МОЖЕТ ВОР БЕЗ ЗОНЫ
Я ехал в Ижму уже в третий раз.
Впервые меня везли туда этапом, в «Столыпине», и, понятное дело, никакого удовольствия в этом не было. Потом я отправился на ту же самую зону по доброй воле генерала Арцыбашева и с его шестеркой на хвосте и опять же без всякого удовольствия. И вот теперь я снова направлялся туда же и опять не по своей воле, а в силу обстоятельств, которые были гораздо сильнее меня.
Еще в каирском аэропорту, когда мы с Наташей ждали рейса на Москву, она заговорила со мной о наших делах, и мы пришли к соглашению.
Соглашение было очень простое.
Когда начнутся решительные действия, Наташа будет на моей стороне и, если в этом возникнет необходимость, будет стрелять по своим. Понятное дело, Губанов со спецами был для нее теперь такой же свой, как и для меня, но она сказала именно так – «по своим».
Ну, по своим, так по своим.
Это меня не касается, но то, что в нужный момент Губанов получит нежданку от Наташи, которую считает своей послушной игрушкой, было приятно. Пусть он не думает, что является повелителем жизни любого, кто попал в его грязные лапы. Кроме того, если начнется пальба, то лишний ствол в мою пользу не помешает. А дальше, если все обернется так, как надо, я отдам ей один из германских банков. Там, в Дрездене, камней было где-то миллионов на двадцать пять, и, когда Наташа поставила мне такие условия, я не упирался ни секунды. Все равно ведь при других вариантах я терял или эту сумму, или все вообще. Так что для того чтобы договориться, нам вполне хватило тех нескольких минут, которые ушли на то, чтобы пройти по летному полю и подняться по трапу аэробуса.
Повернувшись на спину, я закинул руки за голову и уставился в потолок.
И чем больше стыков отщелкивали колеса, чем ближе было поселение староверов, тем беспокойнее становилось у меня на душе. Как я буду говорить с теми, от кого увез Настю, как буду смотреть им в глаза – я не представлял. Что скажу братцу Игнату, старице Максимиле? Как буду объяснять, что я не развращал и не убивал Настю?
Со старцем Евстратом – дело другое.
Тут чистый бизнес и никаких переживаний – надо спасать Алешу, и все дела. И, между прочим, то, что я расскажу Евстрату, как выглядит Коран, а главное – где именно он находится в пещере, послужит надежным подтвержденим того, что я приехал именно за тем, о чем буду говорить. Ну, еще Алеша рассказал мне некоторые вещи, о которых известно только ему и Евстрату, так что в доказательствах у меня недостатка нет. Я ни минуты не сомневался в том, что получу этот долбаный Коран и привезу его, куда надо.
А вот что касается отношений с поселенцами…
Понятное дело, они не будут ломать мне ребра и отрывать голову за то, что произошло с ними по моей вине, христиане все-таки! Хотя, честно говоря, если бы они сделали это, то были бы правы. Но совесть, а она, оказывается, «ще не вмерла» за годы моих приключений, мучила меня не хуже, чем та лисица, которая грызла грудь какому-то древнему греку. Ведь и похищение Алеши с Аленой было, по большому счету, тоже на моей совести.
Впервые меня везли туда этапом, в «Столыпине», и, понятное дело, никакого удовольствия в этом не было. Потом я отправился на ту же самую зону по доброй воле генерала Арцыбашева и с его шестеркой на хвосте и опять же без всякого удовольствия. И вот теперь я снова направлялся туда же и опять не по своей воле, а в силу обстоятельств, которые были гораздо сильнее меня.
Еще в каирском аэропорту, когда мы с Наташей ждали рейса на Москву, она заговорила со мной о наших делах, и мы пришли к соглашению.
Соглашение было очень простое.
Когда начнутся решительные действия, Наташа будет на моей стороне и, если в этом возникнет необходимость, будет стрелять по своим. Понятное дело, Губанов со спецами был для нее теперь такой же свой, как и для меня, но она сказала именно так – «по своим».
Ну, по своим, так по своим.
Это меня не касается, но то, что в нужный момент Губанов получит нежданку от Наташи, которую считает своей послушной игрушкой, было приятно. Пусть он не думает, что является повелителем жизни любого, кто попал в его грязные лапы. Кроме того, если начнется пальба, то лишний ствол в мою пользу не помешает. А дальше, если все обернется так, как надо, я отдам ей один из германских банков. Там, в Дрездене, камней было где-то миллионов на двадцать пять, и, когда Наташа поставила мне такие условия, я не упирался ни секунды. Все равно ведь при других вариантах я терял или эту сумму, или все вообще. Так что для того чтобы договориться, нам вполне хватило тех нескольких минут, которые ушли на то, чтобы пройти по летному полю и подняться по трапу аэробуса.
Повернувшись на спину, я закинул руки за голову и уставился в потолок.
И чем больше стыков отщелкивали колеса, чем ближе было поселение староверов, тем беспокойнее становилось у меня на душе. Как я буду говорить с теми, от кого увез Настю, как буду смотреть им в глаза – я не представлял. Что скажу братцу Игнату, старице Максимиле? Как буду объяснять, что я не развращал и не убивал Настю?
Со старцем Евстратом – дело другое.
Тут чистый бизнес и никаких переживаний – надо спасать Алешу, и все дела. И, между прочим, то, что я расскажу Евстрату, как выглядит Коран, а главное – где именно он находится в пещере, послужит надежным подтвержденим того, что я приехал именно за тем, о чем буду говорить. Ну, еще Алеша рассказал мне некоторые вещи, о которых известно только ему и Евстрату, так что в доказательствах у меня недостатка нет. Я ни минуты не сомневался в том, что получу этот долбаный Коран и привезу его, куда надо.
А вот что касается отношений с поселенцами…
Понятное дело, они не будут ломать мне ребра и отрывать голову за то, что произошло с ними по моей вине, христиане все-таки! Хотя, честно говоря, если бы они сделали это, то были бы правы. Но совесть, а она, оказывается, «ще не вмерла» за годы моих приключений, мучила меня не хуже, чем та лисица, которая грызла грудь какому-то древнему греку. Ведь и похищение Алеши с Аленой было, по большому счету, тоже на моей совести.