Седов Б.. Валет Бубен

   Он обогнал какого-то резвого парня на «БМВ» и спросил:
   – А ты случайно не в курсе, чьи это дела были?
   Я подумал, что раз Стилета похоронили, то скрывать вроде как и нечего, и сказал:
   – Случайно в курсе.
   – Да ну? – оживился Бурлак. – И кому же это он так помешал?
   – Стилета знаешь?
   – Это питерского? Так его вроде самого грохнули недавно. Я по телевизору видел, как его «мерседес» пионеры на металлолом разбирают.
   – Вот-вот. А про то, как незадолго до этого в Питере трех авторитетов завалили, слышал?
   – Как не слышать, конечно, слышал! И что?
   – А то, что это Стилет заказал и авторитетов этих, и Железного.
   – Во дела! – восхитился Бурлак, обходя очередного шоссейного гонщика. – Ну вы там в Питере, я вижу, зря времени не теряете.
   – Да уж, – согласился я, – все-таки колыбель трех революций, мать их так!
   – И что же ему нужно было, Стилету этому вашему?
   Я еще раз прикинул, что можно рассказать Бурлаку, а чего нельзя, и, решив, что можно почти все, ответил:
   – Те трое должны были проголосовать на сход-няке за мою коронацию, а…
   – Не понял, – перебил меня Бурлак. – Я слышал, что он сам голосовал за тебя, так в чем же дело?
   – Ну, тут есть нюансы, о которых я тебе рассказать не могу. Но то, что он сначала завалил этих, чтобы лишить меня поддержки, о потом вдруг сам встал за меня чуть ли не грудью – факт. Выглядит странно, но, поверь мне, я знаю, в чем дело. А вот рассказать не могу.
   – Ладно, понимаю, – кивнул Бурлак. – А Железный-то ему на хрена сдался? И главное – из вертолета, будто ему нельзя было просто заточку между ребер сунуть по-тихому
   – Значит, не хотел, чтобы хоть какие-то концы оставались. Ведь при желании тому, кто его завалил бы на зоне, можно было яйца в тиски зажать, и он бы рассказал все, что знал, и дальше, сам понимаешь, по цепочке. А так – хлоп с вертолета, и хрен чего найдешь.
   – Ну, это понятно. Ну а чем же все-таки Железный Стилету не угодил?
   – Вопрос, конечно, интересный. Но и ответ найдется. Помнишь, когда я сам на зону пришел по делам разным?
   – Конечно, помню, братва рассказывала, как ты там в яме у Железного сидел, пока он малявы слал, и как потом тебе уважуху оказали.
   – Ага, уважуху, – саркастически усмехнулся я. – Стилет послал Железному две малявы. Одну – про то, какой хороший и надежный парень этот Знахарь и как его нужно приветить и как помочь ему. А другую – про то, что этого хорошего да пригожего Знахаря надо завалить втихую. И Железный послал за мной в тайгу Таксиста.
   – Таксиста? – изумился Бурлак. – Так его в тот же день, как ты отвалил, в бегах объявили!
   – Вот именно, – подтвердил я, – его Железный за мной вдогонку послал. И заточку ему дал, чтобы он меня завалил. Да вот только ничего у него не получилось, и теперь от него там, наверное, и косточек не осталось.
   – Ты его – это?
   – Да, я его – это.
   – Интересную историю ты рассказал, – сказал Бурлак, притормаживая и съезжая с трассы на подъездную дорогу, в конце которой светился небольшой трехэтажный дом добротной сталинской постройки.
   Внешне этот домик смахивал на здание какого-нибудь провинциального театра, потому что был украшен гипсовыми масками, мордами каких-то небывалых зверей и сатиров и вообще имел на себе много архитектурных и художественных излишеств. По обе стороны от широкого крыльца с белыми колоннами стояли яркие фонари, исполненные в старинном стиле, и все это вместе производило весьма приятное и успокаивающее впечатление.
   Бурлак остановил «линкольн» напротив крыльца, и я увидел на стене у двери скромную табличку, на которой было написано «Дом депутата «Княжна»».
   Хотел бы я увидеть этого депутата, подумал я.
   – Все, приехали, – сказал Бурлак и вылез из машины.
   Мы с Наташей последовали его примеру, и тут же тяжелая дубовая дверь медленно открылась, и на крыльцо вышел натуральный дворецкий в ливрее. Он выглядел настолько внушительно, что я почувствовал себя ничтожным крепостным, пришедшим с челобитной к барину. Дворецкий слегка поклонился Бурлаку и сказал:
   – Добро пожаловать, Михаил Юрьевич.
   Наташа хихикнула, я тоже, а Бурлак, оглянувшись на меня, спросил:
   – А ты что, не знал, что мы с Лермонтовым тезки?
   – Нет, – ответил я, – откуда?
   – Ну вот, теперь знаешь.
   И, повернувшись, сказал дворецкому:
   – Митрофаныч, это – мои друзья. Они будут жить здесь столько, сколько им потребуется. Счет – мне.
   – Э-э… – открыл было я рот, собираясь возразить, но Бурлак оборвал меня:
   – И слышать не желаю. Будет так, как я сказал. Я пожал плечами и сдался.
   – Как прикажете, – ответил Митрофаныч, еще раз поклонился и плавно повел рукой в сторону входа.
   Голос у него был, как у Левитана, а седые бакенбарды тяжело лежали на украшенных позументами плечах. Наташа взяла меня под руку и мы, сопровождаемые Бурлаком и Митрофанычем, торжественно вошли в холл, освещенный множеством настоящих свечей, стоявших в настенных канделябрах.
   Навстречу нам поспешил благообразный господин, выглядевший так, что величественный Митрофаныч смотрелся рядом с ним, как полковник рядом с Римским Папой, и сказал:
   – Рад видеть вас, Михаил Юрьевич, – он повернулся к нам с Наташей, – и ваших друзей. Прошу вас следовать за мной.
   Он взял рукой, обтянутой белой перчаткой, стоявший на небольшом столике подсвечник и, высоко подняв его над собой, стал неторопливо подниматься по изогнутой мраморной лестнице.
   Мы последовали за ним. И Бурлак, взглянув на меня, подмигнул и заговорщическим шепотом спросил:
   – Понял?
   – Понял, – так же, шепотом, ответил я ему. Наташа держалась за мой локоть и молчала. Но она, по всей видимости, тоже поняла.
 

* * *

   Зал ресторана, принадлежавшего «Дому депутата», располагался на втором этаже и был совсем небольшим. Я насчитал всего шесть столиков. Однако обслуживание и кухня здесь были на такой высоте, что о лучшем могла мечтать только неблагодарная свинья.
   После того как мы отдали должное легким закускам и приняли на грудь по паре рюмочек отличной водки, Бурлак с Наташей закурили, а я, откинувшись на спинку мягкого и удобного кресла, еще раз оглядел небольшой, но очень уютный зал ресторана и обратился к Бурлаку:
   – Слушай, Миша, у меня есть проблема. Когда я ехал сюда, то рассчитывал объявиться местным авторитетам и попросить помощи. Не хотелось бы привлекать людей, которых я не знаю лично, больно уж щекотливый это вопрос, но другого выхода у меня не было. И то, что мы с тобой встретились в аэропорту, – большая для меня удача. Я могу на тебя рассчитывать?
   – Конечно, можешь, – ответил Бурлак и выпустил дым в потолок.
   – Очень хорошо, – сказал я, – сейчас я расскажу тебе кое о чем, а пока давай еще по одной.
   Бурлак кивнул и, взяв бутылку, стал разливать водку по маленьким хрустальным рюмкам. Я следил за его точными движениями и думал о том, что неплохо было бы, если бы он оказался так же точен и надежен в том, о чем я хотел его попросить. Пока мы ехали из аэропорта, в моей голове созрел небольшой план, и теперь я был готов изложить его Бурлаку.
   – Ну, за удачу, – сказал Бурлак голосом генерала из фильма «Особенности национальной охоты» и поднял рюмку.
   Мы выпили и закусили. Лично я выбрал для этого отличный соленый огурчик, а Бурлак сказал:
   – Огурчики эти, между прочим, Митрофаныч делает. Нормально, правда?
   – Да, огурчики что надо, – согласился я. Бурлак снова закурил, а я, прожевав и проглотив огурец, приступил к изложению своего плана.
   – Ну вот, Миша, слушай. Я не буду рассказывать тебе всей истории, потому что для этого понадобится целая неделя и четыре ящика водки. А кроме того, как тебе известно, меньше знаешь, дольше живешь.
   Бурлак кивнул, и я продолжил.
   – В этой истории слишком много действующих лиц и приключений. Если я доживу до пенсии, то научусь печатать на машинке и напишу обо всем книгу. И заработаю на ней кучу денег размером с этот самый дом депутата. А книга будет называться «Жизнь и необыкновенные приключения Знахаря». Все будет путем – обложка из свиной кожи, золотой обрез и портрет автора на титульном листе.
   – Ага, портрет, – засмеялся Бурлак, – в фас и в профиль, и отпечатки пальцев.
   – Отличная мысль, – оживился я, – именно так и сделаю!
   – А про меня напишешь? – поинтересовался Бурлак.
   – А как же! Обязательно! И про зону, и про то, что нам предстоит сделать в ближайшие дни. И это, я думаю, будет весьма интересная глава.
   – Ну-ну! – улыбнулся Бурлак. – Давай, пиши, дело хорошее. Только для начала нужно до этой самой пенсии дожить. А жизнь у нас у всех, сам знаешь – какая.
   – Да уж знаю, – кивнул я. – Ладно, это все лирика, перехожу к делу.
   Мы хлопнули еще по рюмахе, и я перешел к делу.
   – Одни арабские уроды захватили в заложники моего названого брата. Только не говори мне, что иметь дорогого человека – не по понятиям.
   – А я и не говорю, – перебил меня Бурлак. – Мне эти понятия – знаешь, где? – и он ткнул себя двумя растопыренными пальцами в горло.
   – Знаю, – кивнул я, – отлично знаю. И заметь, что эти авторитеты, которые громче всех кричат о соблюдении воровского кодекса, сами же его и нарушают. Взять хотя бы того же Стилета, чтоб ему на том свете раскаленный лом в задницу засунули.
   – Верно говоришь, – кивнул Бурлак. – А я так думаю, что эти понятия только для того, чтобы рядовую братву в узде держать. Тут как в партии – кто наверху, тот делает то, что хочет, и на всякие там понятия плюет. Это я уже давно понял. Да и сам ты,
   Знахарь, разве не так делаешь? Ты пойми, я не в упрек тебе говорю, просто сам в авторитеты целю и знаю, что буду поступать точно так же, как и остальные. А дальше все от человека зависит.
   – Точно, – подтвердил я, – так и есть. Именно – от человека. Ну что, еще по одной?
   – А давай! – с готовностью поддержал мою свежую мысль Бурлак и разлил водку.
   Мы приняли еще по одной, и он сказал:
   – Ну так что у тебя за дело, давай, излагай, а то мы что-то о теории заговорились, пора и к практике переходить.
   – Пора, – согласился я.
   Налив себе минералки, я заговорил о деле.
   – Так вот, мой названый брат в руках у «Аль-Ка-иды».
   Бурлак округлил глаза и присвистнул:
   – Эка тебя занесло! Высоко летаешь, Знахарь, с такими знаменитыми людьми схлестнулся!
   – Вот именно. Они хотят получить за него выкуп, и этот выкуп у меня есть.
   – А что за выкуп, крупная сумма?
   – Это вообще не деньги. Это просто одна старинная книга.
   – Это что же за книга такая, – наморщил лоб Бурлак. – За какую это такую книгу исламисты человека в заложниках держат? Ну не за подшивку же «Плейбоя» за последние тридцать лет?
   Наташа засмеялась, и я ответил:
   – Конечно, не за «Плейбой».
   – Тогда получается, что у тебя какой-то особо ценный Коран, потому что никакая другая книга не может представлять для них большой ценности, – уверенно заключил Бурлак, и я приятно удивился его сообразительности.
   – Правильно получается, – подтвердил я.
   – И еще получается, что Бурлак не такой тупой, как это кажется с первого взгляда, – с довольным видом сказал Бурлак. – Ну что, еще по одной?
   – А как же! – согласился я, и мы выпили еще по одной.
   Рюмочки были маленькие, граммов по двадцать, так что такое частое опрокидывание их не могло привести к каким-нибудь неприятным последствиям. Голова оставалась ясной, язык работал четко, и только приятное тепло расходилось после каждой рюмочки по всему телу.
   – Да, Бурлак, у меня имеется особо ценный Коран, за который они готовы не то что заложников хватать направо и налево, а еще и продать свои бессмертные бородатые души самому шайтану.
   – О как! – изумился Бурлак и закурил. – А посмотреть-то на него можно?
   – Можно, – великодушно ответил я, – потом покажу.
   Бурлак кивнул, и я продолжил:
   – Сначала я думал, что этот Коран представляет ценность только для них. И нужно было всего лишь грамотно организовать обмен, чтобы не пострадал заложник. Но потом я узнал еще кое-что и теперь не хочу отдавать им книгу. Но и Алешу нужно вытащить. Вот такая вот задачка.
   – Та-ак… – Бурлак прищурился куда-то в пространство, – значит, их нужно валить. Всех до единого.
   – Вот именно, – подтвердил я, – но Алеша должен остаться невредимым. И чтобы ни один волос. Понимаешь? Если такой возможности не будет, придется отдать им Коран.
   – Короче, и чтобы волки сыты, и овцы целы, – задумчиво протянул Бурлак. – А что это за Алеша такой, что ты за него так болеешь?
   И он внимательно посмотрел на меня. Я помолчал и ответил:
   – Из-за меня погибла его сестра, а его самого выкрали агенты ФСБ и попытались сделать из него своего пидара гнойного. Но ничего не вышло. А к арабам этим он попал опять же из-за меня. И я теперь просто честью своей должен его вытащить.
   – Тогда понятно. Ну а Коран этот, что в нем ценного?
   Я усмехнулся и сказал:
   – Я не буду говорить тебе, что именно в нем такого ценного, но обещаю, что если поможешь мне благополучно провернуть эту операцию, то я тебя отблагодарю. Не буду называть суммы, но обещаю, что это будет в любом случае больше, чем ты хотел бы. И тогда ты сможешь купить себе островок в Карибском море и послать всех очень далеко. Вместе с их авторитетами и понятиями.
   – Складно звонишь, Знахарь, – засмеялся Бурлак и налил еще.
   Было видно, что такая перспектива ему по душе. Еще тогда, на зоне, присмотревшись к нему, я увидел, что у нас с этим парнем много общего. Он не был прирожденным уголовником, не принимал блатной мир как нечто родное, не радовался своей причастности к криминалу. Но, с другой стороны, волею судьбы получив такую роль в жизни, следовал ей со всей возможной строгостью и по-своему честно. И, гадом буду…
   Неожиданная мысль пришла мне в голову, и я, засмеявшись, сказал:
   – А давай поспорим!
   – А о чем? И на что? – оживился Бурлак.
   – На что… А на щелбан!
   – А о чем?
   – А о том, – и я придвинулся к нему, глядя прямо в глаза, – что, когда ты станешь авторитетом, то очень скоро про тебя скажут, что ты неправильный вор в законе. Идет?
   – Нет, не идет, – засмеялся Бурлак, откинувшись на спинку кресла.
   – Это почему же? – удивился я и взял со стола полную рюмочку.
   – А потому что я и сам об этом знаю!
   – Ну во-от… – разочарованно протянул я. – Ая-то хотел тебя подловить!
   – Меня хрен подловишь! – гордо сказал Бурлак и опрокинул рюмку в рот.
   Я последовал его примеру и, переведя дыхание, спросил:
   – А откуда ты это знаешь?
   – А оттуда, что эти базары уже слышал. Тутошние паханы не устают об этом говорить, что твои попы. Все втирают – ты, мол, будь правильным, и тогда будет тебе хорошо, а будешь неправильным будет тебе плохо и кишки твои по забору развесят. А сами… Знал бы ты, Знахарь, что они сами творят.
   – Знаю, – коротко ответил я и подцепил на вилку кусманчик белой рыбы с перламутровым отливом на срезе.
   – Очень хорошо знаю, – повторил я и отправил рыбу в рот.
   – Ну вот, раз знаешь, тогда и говорить не о чем. Но в авторитеты выдвигаться все равно нужно. А то ходить в вальтах что-то не очень уютно. Даже если валет и козырный.
   – Верно говоришь, Миша, – вздохнул я. Он кивнул, а я посмотрел на Наташу.
   Она вела себя, как хорошо воспитанная восточная женщина. Двое мужчин беседовали о своих мужских делах, а ее будто бы и не было здесь. Молодец, соображает, подумал я и спросил у Бурлака:
   – А как там насчет горячего? Закусочка дорожку проложила, теперь пора и основной хавке подтягиваться.
   – Созрел, значит, – удовлетворенно отметил Бурлак и, повернушись в стоявшему в отдалении метру, кивнул.
   Тот кивнул в ответ и важно вышел из зала.
   – Сейчас будет и горячее, – сказал Бурлак, – а мы пока что еще по одной.
   – А я пропущу, – в первый раз за все это время подала голос Наташа.
   – А как хочешь, – благодушно отозвался Бурлак и наполнил две рюмочки.
   Я взял свою и сказал:
   – Вот я тебе рассказал про арабов, Алешу и Коран, но это ведь еще не все.
   – Да ну? – заинтересовался Бурлак и выпил водку. – Давай-давай, рассказывай, я внимательно слушаю.
   – Слушать-то ты слушаешь, но ведь я не услышал еще, вписываешься ли ты. Еще раз говорю тебе, что дело это очень серьезное и опасное. И еще раз повторю, что главное тут – спасти человека. Лично для меня важно только это. И если у нас ничего не получится, то не видать тебе ни островка в Карибском море, ни загорелых мулаток. И останешься ты простым уголовным авторитетом, к тому же неправильным, как мы уже выяснили.
   – Это я уже понял, – сказал Бурлак.
   Он внимательно посмотрел на меня и, почесав пальцем щеку, задумчиво произнес:
   – Простым авторитетом, говоришь… Ну а если бы мы не встретились в аэропорту, то так ведь оно и было бы, верно? А кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я, правда, шампанское не люблю, но рискнуть ради стоящего дела готов. Тем более что есть шанс хорошее дело сделать – человека спасти. А то ведь мы, сам знаешь, обычно рискуем только ради того, чтобы кого-нибудь ограбить или завалить. Согласен?
   – Ну, по большому счету… Конечно, так оно и есть, – согласился я.
   – Вот именно. А так, может быть, и на небесах зачтется, и сковородочки для нас поменьше раскочегаривать будут. Так что я – согласен. Давай, говори, что там еще за обстоятельства.
   Я посмотрел на Наташу, потом снова перевел взгляд на Бурлака и сказал:
   – Наташа, которой я вполне доверяю, – бывший капитан ФСБ.
   – Ого! – воскликнул Бурлак и посмотрел на нее новым взглядом. – И как же это ее угораздило связаться с нами, с погаными урками?
   – Не паясничайте, Михаил Юрьевич, – оборвала его Наташа. – Во-первых, это неприлично, а во-вторых, я вас вспомнила. И отлично знаю, как вы стали уголовником. Я занималась тем саратовским делом, в которое вас втянул Воротчик, и совершенно точно знаю, как все было. Большим и толстым начальничкам нужно было перевести стрелки от себя на кого-нибудь другого, и вот вас-то они на роль козла отпущения и выбрали. А дальше – все по накатанному сценарию. Как и у Знахаря, между прочим. Так что не надо. А что касается меня, то в ФСБ я угодила точно так же, как и вы со Знахарем к своим уркам. Большой, кривой и ржавый крюк. Знаете, что это такое?
   – Знаю, знаю, – ответил Бурлак и выставил перед собой ладони. – Прошу прощения, не хотел обидеть.
   – Меня обидеть невозможно, – сказала Наташа, – а кроме того, Знахарь сказал вам, что мы с ним вместе и он мне полностью доверяет. Вы это слышали или пропустили мимо ушей?
   Я смотрел на нее и диву давался. Такой твердой я ее еще не видел. Интересно! Налив водочки, я взял рюмку и, как и Бурлак минуту назад, посмотрел на Наташу другими глазами.
   Бурлак улыбнулся тоже, взял рюмку и обратился ко мне:
   – Слышь, Знахарь, а девушка твоя – ничего, мне нравится! Выпьем за прекрасных дам!
   – А мне она тоже нравится, – ответил я и поднял рюмку.
   Наташа уставилась на меня, затем, посмотрев на Бурлака, сказала:
   – Представляете, это он впервые сказал мне о том, что я ему нравлюсь. Не прошло и сорока лет! И еще для этого понадобилось ехать в Самару и встретиться с вами. За могучий мужской ум!
   И она ловко хлопнула рюмку водки. Мы с Бурлаком заржали, и я сказал:
   – Понял?
   – Понял, – ответил он.
   – Ну, тогда давай.
   – Давай. За прекрасных дам! И мы выпили еще.
   Дверь в углу зала распахнулась, и на пороге показался официант, торжественно кативший перед собой тележку, на которой было что-то, накрытое сверкающим серебряным колпаком.
   – Ага, – оживился Бурлак и потер руки, – это их фирменное блюдо.
   – А что именно? – поинтересовался я.
   – Сейчас увидишь, – ответил Бурлак, и по его глазам я понял, что нас с Наташей ждет сюрприз.
   И, когда официант снял скрывавший горячее блюдо колпак, я увидел…
   Да, это был действительно сюрприз.
   На просторном серебряном блюде лежал маленький, тщательно сделанный из различных сортов тушеного и жареного мяса, Ленин. Он выглядел в точ-ночти, как в Мавзолее, и даже разложенная вокруг него зелень поразительно напоминала венки, которыми была украшена настоящая мумия, лежавшая на Красной площади в Москве.
   Несколько секунд я смотрел на это экзотическое блюдо, выпучив глаза, а потом меня разобрал смех. Наташа тоже захохотала. Бурлак, явно довольный произведенным эффектом, сдержанно улыбался.
   Когда мы перестали ржать, он сказал:
   – Вот такой сюрпризик. Нравится?
   – Нравится, – ответил я. – А после того как мы его съедим, коммунистами не станем?
   – Депутаты жрут, и ничего, – ответил Бурлак, – и мы съедим за милую душу Не бойся, не отравимся.
   – А я и не боюсь, – ответил я и, схватив нож, оттяпал Ильичу голову и положил ее себе на тарелку.
   – А вам какую часть? – спросил Бурлак у Наташи.
   – Я знаю, какую ей часть, – ответил я за нее.
   – Эту часть сам ешь, – возразила она, – тем более что ее тут и нету. Мне – ножку.
   – Были ножки Буша, теперь – ножки Ильича, – засмеялся Бурлак и, отхватив ленинскую ногу, положил ее Наташе.
   А я, отрезав кусочек гениальной головы вождя мирового пролетариата, налил всем водки и сказал:
   – Ну, за светлое будущее?
   – За светлое, будь оно неладно, – подтвердил Бурлак, и мы немедленно выпили.
   Через полчаса от Ленина не осталось ни кусочка, и одновременно с этим мы прикончили первую бутылку водки. Бурлак повернул голову в сторону метра, и тут же опустевшая посуда исчезла со стола, а вместо нее появились две полные бутылки водки. Этикетки были мне незнакомы, и, рассмотрев их внимательно, я увидел, что водка называется «Самарская конкретная». Уж не знаю, кому в голову пришло такое дурацкое название, но сама водочка была хороша, ничего не скажешь. Проходила она в организм без задержки, и никаких сивушных ароматов не ощущалось. Нормальная водка.
   Первая бутылка уже оказала свое вредное, но приятное, воздействие, и мы, слегка расслабившись, благожелательно поглядывали друг на друга и вообще – культурно отдыхали.
   Бурлак закурил и, выпустив в потолок несколько колец дыма, спросил:
   – Ну так что, ты все мне рассказал, или имеется еще что-нибудь?
   – Что-нибудь обязательно имеется.
   – Ну, тогда давай, рассказывай, – сказал Бурлак и поудобнее устроился в кресле.
   – Бывший Наташин начальник, тот самый пидар, который поймал ее на крюк и заставил работать на органы, тоже хочет присутствовать на этой встрече.
   – А на хрена он нам нужен? – перебил меня Бурлак. – Мы с братвой прекрасно справимся с этими муслимами, без всяких там федералов. Ты получишь своего брата, книга останется у тебя, а этот фээсбешник пусть курит бамбук. И все дела!
   – Да нет, Миша, к сожалению, все гораздо сложнее. Этот человек – генерал ФСБ Губанов. И это именно он посадил на крюки и Наташу, и меня, и он выкрал из таежного поселения староверов Алешу, которого теперь нужно спасти от муслимов. А еще он хочет поймать меня, зацепить Наташу и снова схватить Алешу и отомстить ему за неподчинение. И это еще не все. Он ничего не знает про Коран, но знает, что у меня есть деньги, на которые он рассчитывает. Он и эти деньги хочет тоже. Выслушав меня, Наташа добавила:
   – И еще о том саратовском деле с Воротником, на котором вы погорели. Это ведь именно он держал все на контроле. Я просто не все вам сказала.
   – Ага… – протянул Бурлак, и его глаза сузились, – тогда совсем другое дело. Это даже хорошо… Ну что же, пусть приезжает. Встретим.
   – Нет, Миша, не надо его встречать, – сказал я, – мне понятно твое желание лично разорвать ему жопу. Это было бы справедливо. Но мы накажем его лучше. Зачем тебе подставлять братву под мусульманские маслины? Для этого есть Губанов. Он ведь встрял в это дело не только для того, чтобы от жадности хапнуть все, о чем я тебе рассказал. Он еще и героем России хочет стать, хочет местную «Аль-Каиду» повязать и получить всякие там бляхи на мундир и на погоны. Вот пусть и старается. Пусть федералы с арабами друг друга покоцают, а нам останется только подчистить все это дело. Так сказать, отполировать поляну.
   – Ладно, ты меня уговорил, – сказал Бурлак, – главное, конечно, то, что не хочется зазря братву под пули посылать. Если есть другие люди, готовые на это, то вот пусть они и шмаляют друг в друга. А мы в сторонке пока постоим, это ты правильно сказал. С ними, с пидарами, только так и нужно.
   Он вздохнул и добавил:
   – И все-таки хотелось бы этому Губанову напоследок в глаза посмотреть…
   – Может, и посмотришь, – обнадежил я его, – может, и сложится так, как ты хочешь. Сам знаешь – загадывать ни к чему.