Окончательно поняв, что самому с проблемой пространственно-временного континуума ему не справиться, он стал будить Жанну, что было немногим легче решения хронологических проблем. Однако его усилия не пропали даром, девушка Жанна наконец проснулась, открыла глаза, увидела возлюбленного Арво и с надеждой в голосе спросила:
   - Что, опять?
   - Нет, - решительно ответил Кастет, отлив в слова весь оставшийся в организме металл, - скажи мне, который час?
   - Ну, который час? - послушно повторила Жанна.
   - Нет, я хочу узнать, сколько сейчас времени.
   - Слушай, какую-то странную игру ты придумал ни свет ни заря. Если ты думаешь, что это меня возбуждает, то ты глубоко ошибаешься...
   - Нет, ты мне скажи, сколько время, и я от тебя отстану.
   - Все, достал! Хорошо, сколько время - но, учти, это я сказала в последний раз и больше в это я играть не буду! Если придумаешь что-нибудь поумней - буди, а пока я буду спать.
   И она мгновенно уснула.
   Кастет в растерянности замер - узнать точное время было совершенно невозможно.
   Чтобы окончательно собраться с мыслями, Леха решил покурить - никотин не только убивает лошадей, но и освежает мозги людям. Сигареты были в куртке, куртка - где-то в гостиной, пришлось встать и идти в гостиную.
   Куртка нашлась под креслом, сверху лежал какой-то комочек материи, вроде грязного носового платка, оказалось - это вечернее платье Жанны, из которого, кстати, выпали и трусики. Сигарет в куртке не было, они лежали на столе, рядом с покрытой китайским лаком зажигалкой "Дюпон". Леха с наслаждением закурил и тут заметил на запястье левой руки часы, которые он то ли забыл, то ли не смог снять ночью. Он приложил часы к уху "командирские" исправно тикали и, что самое удивительное, показывали то же самое время, что и итальянский будильник
   9.30 утра.
   Зазвонил мобильник.
   - Проснулся, Лешенька? - в голосе Сергачева звучало участие. - Нелегка жизнь у карельских бизнесменов! А теперь слушай. Часа тебе хватит, чтобы привести себя в порядок - принять контрастный душ, плотно позавтракать, поцеловать на прощание Жанну?..
   - Хватит, - Леха окончательно проснулся.
   - За тобой будет хвост, Исаев вчера привесил, поэтому - в половину одиннадцатого выходишь из гостиницы, сворачиваешь на Владимирский, потом на Стремянную, знаешь, где Стремянная? - ну и отлично! Во втором или третьем доме от угла есть маленький магазинчик, не перепутаешь, он там один, заходишь в него, проходишь насквозь и через черный ход попадаешь во двор. Там будет ждать машина, за рулем Паша будет, так что - не ошибешься. Приезжай в промзону "Парнас", Паша знает, где это. А "Пассат" твой постоит пока на стоянке, он засвеченный, на нем теперь только по кабакам ездить. Все понял? Повтори.
   Леха послушно повторил:
   - Душ, завтрак, 10.30, магазин, машина, "Парнас".
   - Добре, до встречи!
   Леха стоял под душем до тех пор, пока не почувствовал себя окончательно в норме, в ресторане заказал яичницу из шести яиц со шкварками, помидорами и зеленью, выпил кофейник крепчайшего кофе, с наслаждением покурил, ощущая себя полноценным здоровым человеком, способным совершить очередной подвиг, и поднялся в номер, чтобы взять "бердыш" и поцеловать Жанну. То и другое совершилось без происшествий, только Жанна сквозь сон несколько раз прошептала:
   - Который час?
   В машине на Стремянной ждал Паша.
   ***
   Огромная площадка бездействующего с начала приватизации завода была заставлена грузовиками - фургонами и бортовыми, импортными и отечественными, новыми и не очень...
   Между машинами кучковались шоферы, успевшие образовать свои клубы по интересам - рыбаки с рыбаками, садоводы с огородниками. Мучимые праздничным похмельем труженики баранки стояли отдельной угрюмой толпой, крепко сжатыми кулаками напоминая пролетариев начала XX века. В кулаках были зажаты собранные на водку деньги.
   Ехать водители никуда не собирались, они ждали автобус, который развезет их по домам. Сегодня они не работали, сегодня работали другие монтажники, крепящие на борта автомобилей огромные рекламные транспаранты, маляры, выписывающие по трафаретам красивые разноцветные буквы, и пиротехники киностудии "Ленфильм", чья доля работы была еще впереди.
   Сергачев и Кастет прошли по площадке, понаблюдали за процессом и удовлетворенно отошли в сторону - работа не кипела, не бурлила и не била ключом, работа просто делалась - споро и профессионально. За результат можно было не волноваться.
   - Ты, конечно, мог и не приезжать, Леша, делать тебе тут нечего, без тебя и машины оснастят и завтра по точкам разъедутся, но ты - глава всего этого предприятия и должен все-таки видеть, чем у тебя люди занимаются. А главное, хотел я с тобой вот о чем поговорить.
   Сергачев подвернул полы старого плаща неброского, трудноопределимого цвета, в каких, наверное, ходили "топтуны" во времена Андропова, и сел на ржавый фрагмент бывшего завода.
   - Узнал я, где твоя Леночка находится...
   Петр Петрович сделал умышленную паузу, чтобы Леха вспомнил те недалекие времена, когда он был русским водителем, а не карельским лесопромышленником.
   - Есть в городе такой клуб, "Bad girls" называется, исаевский клуб, закрытый, не слышал, наверное, о таком...
   - Слышал, - тихо произнес Леха, разом вспомнив недавнее прошедшее время, Светлану в смешных тапках-зайцах, аромат ее кухни, спальни и тела, жалобные, готовые вылиться слезами глаза. И ее рассказ о клубе "Bad girls"...
   - Слышал, - повторил Леха, - на Васильевском где-то...
   - Точно, - подтвердил Сергачев, - на Семнадцатой линии. А знаешь, кстати, почему все на Васильевском замыкается? Да потому, что Исаев там свою карьеру ментовскую начинал, опером-лейтенантом, там у него узелки первые завязались - и среди ментов, и среди бандитов, и в администрации. Он первым под себя всех островных проституток взял, а там - "Прибалтийская" - это хороший куш, крупный, не каждому по зубам, а он откусил, смог... Что за клуб -ты знаешь; чем они занимаются - тоже, Леночку твою там пока просто так держат, по рукам не пускают, но, не ровен час, могут, потому - ждать нельзя, сегодня надо ее оттуда вытаскивать. И делать это, сам понимаешь, должен ты.
   Леха кивнул, хотя образ Леночки представлялся ему каким-то зыбким и эфемерным, он смутно помнил ее голос, лицо, какого цвета у нее глаза и волосы и уже совсем не знал ее привычек и слабостей. Светлана была ему живее, нежнее и ближе.
   - Сейчас, Петрович, - сказал он и отошел к ближней группе шоферов. Мужики, есть чего закурить?
   Мужики полезли по карманам, зашуршали одеждой и сумками, сразу несколько вытащили распечатанные мятые пачки. Леха забрал у крайнего к нему пачку "Беломора", дал взамен полную пачку "Джона Плейера" и вернулся к Сергачеву.
   Петр Петрович кинул за щеку "барбариску" и продолжил:
   - Есть два варианта проникновения в клуб. Первый, так сказать, легальный - вечером открывается ресторан, и ты вместе со всеми проходишь внутрь. Чтобы пройти в ресторан, не нужна ни клубная карточка, ни чья-нибудь рекомендация, простой фейс-контроль на входе и все. Минусы - очень много народа, посетители, охранники на каждом этаже, да одни девчонки чего стоят. Помнишь присказку про пожар в публичном доме во время наводнения? Значит, понимаешь, о чем я. Вариант второй - днем, прямо сейчас. Плюсы - два охранника, один на служебном, один на главном входе, внутри еще два-три болтаются, оружия у них нет, так что - ручная работа. Главный минус - то, что это день, скрытно не подойти, если нашумишь - уходить трудно. И еще - ты лицо свое засветишь, всякие накладные усы, бороды, подушечки за щеками не прокатят - мы жизнь живем, а не Джеки Чана в кино снимаем. Чтобы войти - я волшебное слово знаю, есть там такой человек Григорий Сахнов, менеджер клуба, самый там главный - деловые вопросы он решает, и народ к нему приходит постоянно, и ты можешь к нему прийти, так внутри окажешься, а остальное - дело техники.
   - Сейчас пойду, - сразу решил Кастет.
   - Тогда уточним детали...
   ***
   Утро в клубе начиналось поздно. Последние клиенты ушли около семи, девчонки расползлись по своим комнатам, и дом на Семнадцатой линии уснул.
   Нелли заботливо довела Леночку до кровати, уложила, посидела рядом, спросила:
   - Ну, как ты?
   Леночка тихо ответила:
   - Нормально, только болит все, - и закрыла глаза.
   - До свадьбы заживет, - невесело пошутила Нелли, - у меня по первости тоже все болело, а я-то пришла привычаная, знаешь, у нас в деревне чего мужики по пьяни с девками вытворяют, страх сказать!
   И Нелли собралась было рассказать историю из деревенской жизни скотницы Клавы, но увидела, что Леночка уже спит, и тихонько, на цыпочках, вышла.
   По ее, Неллиному, представлению, все прошло как всегда, разве мужиков собралось больше, чем обычно, - девять вместо пяти-шести как всегда. Зато никаких особых изощрений не было, никто иголки в груди не втыкал и бритвой не резал. Так что - все нормально!
   У кабинета Сахнова она остановилась. Вечером Гришка наглотался каких-то таблеток и словно с цепи сорвался, еле от него вырвалась. Постояла немного, подумала - пусть спит, и пошла к себе.
   Часов в двенадцать пришли уборщицы, одна из них и обнаружила неладное кабинет был закрыт изнутри, на стук и телефон Сахнов не отзывался, позвала охранника, тот постучал сильнее - внутри была тишина. Мертвая тишина, хотя вслух этого никто не сказал. Потом приехал человек из Москвы, из тамошнего филиала под названием "Bad cats", ему было назначено на 12.30, стучали уже вдвоем. После чего решили ломать дверь.
   Состоящий при клубе доктор, хоть и гинеколог, сразу констатировал смерть. Стянул резиновые перчатки, потер переносицу и сказал:
   - Часов двенадцать уже лежит, - и прикрыл пиджаком вздыбленный член покойного,
   А тут еще прибежала уборщица третьего этажа - в комнате новенькой, под кроватью, большая лужа крови. Доктор сходил и туда, но сразу вернулся:
   - В больницу надо, срочно. Большая потеря крови...
   Началась небольшая паника - девчонку надо везти в свою клинику, нужно дать знать Боссу, да, как выяснилось, много чего еще нужно, а все телефоны знал только Сахнов, у которого теперь не спросишь. Начали, опасливо оглядываясь на труп, копаться в его записях. Ничего не нашли - такие телефоны Сахнов знал наизусть.
   Вспомнили про секретаршу, ее номера телефона тоже не знал никто. Позвали охранника со второго входа, где-то ведь должен быть список телефонов экстренной связи. Охранник тоже ничего не знал, но остался со всеми, проявляя корпоративную солидарность и скуку тоскливого дежурства на служебном втором подъезде.
   Когда в небольшой толпе, собравшейся у дверей кабинета, появился незнакомый мужчина в черной кожаной куртке, никто не заметил. Мужчина постоял со всеми, послушал непонятные постороннему разговоры и спросил шепотом у стоявшего рядом с ним охранника Гоги:
   - А где я могу найти господина Сахнова?
   Гоги, не глядя, махнул в сторону кабинета:
   - Там, - и, видя, что Леха направился к двери, добавил: - нэ ходы, он мертвый.
   Когда Леха повернулся, охранник спросил:
   - А ты кто?
   - Я приехал из... - начал было рассказывать заготовленную легенду Леха.
   - Вах! - перебил его Гоги, махнув рукой. - Тут еще одын прыехал, там стоит.
   И указал на стоящего в сторонке представителя московской проституции.
   - Иды, там стой!
   Но Леха туда не пошел, а остался рядом с Гоги и спросил:
   - Мне, вообще-то, девушка нужна, Леной зовут, не знаешь?
   - Лэна? Лэна знаю, хороший девушка! Это для тебя ее берегли, к людям не выпускали?
   - Да, - честно признался Леха.
   - Больная она стала, доктор сказал - в больницу надо...
   - Я отвезу, где она?
   - Эй, ты кто? Бумага покажи, девушка бери, да!
   - Бумагу? Бумагу сейчас покажу!
   Леха прошел за его спиной, словно подходя ближе к свету, стал так, чтобы массивное тело охранника закрывало его от других, и вытащил из-за пазухи "бердыш":
   - Такая бумага тебя устроит?
   - Эй! - начал было опять Гоги, но замер, уставившись на пистолет.
   Рисковал, конечно, Леха, но не очень - будь перед ним боец, плохо бы ему пришлось - Гоги был на голову выше и чуть ли не вдвое тяжелее, но боец никогда бы не позволил незнакомцу зайти себе за спину и уж тем более совать руку за пазуху, а этот грузин позволил. Значит, боевой силой своей он не опасен, но опасен другим - испугался грузин, а испуганный человек может что угодно сотворить - закричать, побежать, наброситься - потому что не владеет он собой, страх им владеет, а у страха мозгов вообще ни хрена нету, страх он страх и есть.
   В коридоре, кроме них, были еще две уборщицы, доктор и два охранника, да еще мужик, из Москвы приехавший.
   Уборщицы не в счет, прикидывал Леха, доктор, наверное, тоже. Получается расклад - один к трем, а если мужика считать - к четырем, все равно неплохо. Охранники без оружия, мужик с доктором, скорей всего, тоже. Нормально получается, нормально, только бы грузин не психанул...
   И тут один из охранников спросил:
   - Гоги, что у тебя там?
   - Пистолет, - ответил Гоги, не сводивший глаз с "бердыша", - балшой!..
   Стало тихо, как в кабинете, где лежал мертвый Сахнов.
   Уборщицы незаметно просочились в приоткрытую дверь сахновского кабинета, за ними исчез доктор.
   Сейчас что-то будет, понял Леха.
   И точно, один из охранников бросился к лестнице, в дальний конец коридора. Бежал змейкой, от стены к стене, как герои американских фильмов, думая, что этим убережется от возможной пули, но на таком расстоянии Леха не промахнулся бы, только стрелять он и не думал. В пустом, гулком коридоре пистолетный выстрел прозвучал бы громче полуденной петропавловской пушки и, словно набат, созвал бы в коридор всех обитателей дома.
   Ушел, и черт с ним, подумал Леха и резко ткнул стволом "бердыша" в грузинский живот, чуть ниже ребер.
   Гоги громко охнул, обдавая Кастета запахом кислого пива и острой кавказской пищи, сложился вдвое и получил удар по затылку. Тело кавказца со звуком большой коровьей лепешки шлепнулось на пол.
   Второй охранник засуетился, дергаясь телом то в сторону лестницы, то к кабинетной двери, но увидел направленный на него ствол, замер и зачем-то поднял руки.
   Кастет молча показал ему стволом на дверь, где уже скрылись уборщицы и врач. Охранник обрадовался, кивнул головой и, не опуская рук, скрылся за дверью.
   Оставался только приезжий москвич, который нравился Лехе все меньше и меньше. Он спокойно стоял у стены и наблюдал за происходящим, и не просто наблюдал, а будто оценивал Лехины действия, как бы приноравливая их к себе, и даже одобрительно кивал головой.
   Время уходило катастрофически быстро, вот-вот появится с подмогой беглец-охранник, тогда будет совсем сложно. А мужик стоит себе и никаких действий не предпринимает. Куртка расстегнута, под курткой свитер, оружия не видно, а он стоит так спокойно, будто с головы до ног стволами обвешан.
   - Мужик, - спросил Леха, - тебе это надо?
   - Нет, - ответил мужик и замолчал. На вопрос он ответил, а больше вроде и сказать ему нечего.
   - Уходи, а! - почти жалобно попросил Леха.
   - Нет, - снова сказал мужик, - хочешь стрелять - стреляй!
   Стрелять Леха не мог, не приучен он был стрелять в безоружного человека, который ему ничего не сделал, не делает и делать вроде не собирается. И мужик приезжий это понимал, поэтому и стоял спокойно и даже улыбался.
   - Тогда я пойду, - решил наконец Леха. Он подошел к двери, приоткрыл и позвал негромко:
   - Доктор!
   В дверной щели показалось испуганное лицо гинеколога.
   - Пошли, - скомандовал ему Кастет, не спуская глаз с приезжего.
   Тот продолжал стоять, где стоял, и даже развернул руки, показывая Лехе пустые ладони. А ладони были большие, крупные и какие-то, как показалось Лехе, приспособленные к оружию. Ему даже показалось, что он видит вьевшуюся пороховую грязь, хотя разглядеть такое в коридорном полумраке было невозможно.
   Доктор выскользнул из кабинета, вопросительно посмотрел на Леху.
   - Где девушка? - спросил Кастет.
   - Лена? - уточнил доктор. - Там.
   Он хотел показать, но испугался делать движения руками и просто поднял глаза к потолку.
   - Пошли, - повторил Кастет. Лестниц было две, одна в дальнем конце коридора, куда убежал первый охранник, вторая - метpax в пяти за Лехиной спиной. Кастет в последний раз глянул на приезжего, тот сделал совсем безразличное лицо, даже плечами пожал. И Леха решился, повернул в сторону лестницы, оставляя доктора за спиной.
   До лестницы оставалось сделать один шаг, он даже видел уже лестничную площадку, но сзади раздалось два тихих, не громче хлопка в ладоши, выстрела. И ждал ведь их Леха, и собрался уже в пружину, а все равно первый выстрел был неожидан, но достался он доктору, невольно прикрывавшему Лехину спину, а в момент второго выстрела он уже лежал на полу лицом к приезжему мужику и сам выстрелил в него дважды. Стрелять было неудобно, потому что падал он с поворотом и лежал теперь на правой, стрелковой, руке, но с пяти-то метров промахнуться даже из неудобного положения бьшо невозможно, и две пули легли одна в одну в самый центр светлого мужиковского свитера и хорошо, что так точно легли, потому что под свитером был бронежилет, оказавшийся для приезжего лишним грузом, не сохранившим его боевой жизни.
   Леха вскочил даже быстрее, чем успел упасть на пол убитый им человек, метнулся на лестницу, летом поднялся на следующий, третий, что ли, по счету этаж.
   Коридор, такой же, что и внизу, с вереницей дверей по обе стены, был пуст и полутемен. Леха пошел по нему, дергая каждую дверь, и дошел почти до конца, но, наконец, очередная дверь подалась, он заглянул в комнату и увидел лежащую на постели Леночку. Под кроватью было разлито что-то темное, Леха не сразу понял, что это кровь, подошел ближе - Леночка была страшно бледной, особенно на фоне цветной, с веселеньким рисунком подушки. Он положил руку ей на горло, с трудом нащупал сонную артерию. Пульс был еле слышен. Леха хотел было уже подхватить девушку на руки, но в коридоре послышались знакомые уже хлопки - и не один-два, а много, почти как автоматная очередь, но стреляли из пистолета, это Леха понял. Он осторожно положил Леночку на кровать, прикрыл одеялом и встал к стене, держа взглядом распахнутую дверь.
   - Свой! - раздался от двери Пашин голос.
   - Входи!
   Паша оглядел коридор в обе стороны и вошел, не закрывая за собой дверь.
   - Уходим, - скомандовал он, - быстро уходим! Это она? - указал длинным, с глушителем, стволом на лежащую Леночку.
   - Она.
   Паша передал ему пистолет, вытащил из кармана обойму: смени! - и, легко подхватив девушку на руки, направился к выходу.
   В коридоре на разном расстоянии друг от друга и в разных позах лежало шесть трупов - четыре в пятнистой охранничьей форме и два в строгих костюмах, но все с оружием в руках.
   - Ты, что ли, их? - почему-то спросил Леха.
   - Я, я, натюрлихь! - на ходу ответил Паша, почти бегом направляясь к лестнице.
   До оставленной в соседнем дворе машины добрались спокойно, словно Паша перестрелял всех обитателей дома. Дверь служебного подъезда была распахнута настежь, на улице - никого...
   Леха с Леной сел на заднее сиденье, положил ее голову себе на колени, погладил белый холодный лоб.
   - Куда мы ее?
   - Естессно, в военно-полевую хирургию, -даже удивился Паша, - заодно и курсанта своего проведаешь...
   Глава 10
   ЗАПЛАТИ И СПИ СПОКОЙНО
   Полковник Исаев был в ярости. Сначала позвонили разделбаи-топтуны, приставленные к Ситтонену, и спокойным таким голосом сообщили, что "объект в
   10.25 вышел из гостиницы, посетил магазин по адресу Стремянная улица, дом No... и исчез".
   - В магазине должен быть черный ход, может быть, он там вышел? - с трудом сдерживаясь, спросил Исаев.
   - Проверяли, - ответил старший топтун, - черный ход есть, выходит во двор, но объект во дворе отсутствует.
   - Ладно, свободны, - разрешил их от непосильного труда Исаев и подумал, что, может, оно и к лучшему.
   Карело-финн с его непонятными зигзагами может и подождать, пока есть дела поважнее.
   Второй, гораздо более значительной неприятностью было странное исчезновение гостя из Москвы. Он должен был прилететь рейсом ПЛ-112, который прибывает в Пулково в 11.00, а в 12.30 появиться у Сахнова, в клубе. Полутора часов на дорогу из аэропорта - более чем достаточно.
   Ни к Сахнову, ни к клубу визит московского гостя не имел никакого отношения, хотя официально он считался представителем их столичного филиала. Люди оттуда приезжали часто, иногда два-три раза в неделю, и когда Исаев предупредил, что лично будет заниматься прибывшим, Гриша Сахнов только обрадовался. В последнее время отношения со столичным филиалом складывались непросто, но в этот раз Сахнову нужно лишь доложить о приезде москвича и занять его до встречи с Исаевым.
   В 12.30 Сахнов не позвонил, не позвонил он и позже.
   Тогда Исаев стал сам каждые пятнадцать минут звонить в клуб. Сначала Сахнову, потом доктору, потом на оба поста охраны - главный и служебный. Клуб словно вымер. Секретарша Наденька пожаловалась на тяжело протекающие критические дни и попросила дать ей сегодня выходной, поэтому попытки дозвониться в клуб Исаев делал сам, что еще больше его раздражало. Раз за разом нажимая кнопку автодозвона сахнов-ского кабинета, полковник постепенно доходил до точки кипения. Он уже решил про себя, что еще десять безуспешных звонков и он сам сядет за руль, поедет в этот долбаный клуб и разнесет его по кирпичику, а потом заставит Сахнова лично его отстроить. Пусть продает свою недвижимость во Франции, снимает деньги со швейцарских счетов, сам, в конце концов, берет в руки мастерок и кельму, но чтобы к юбилею города клуб был как новенький!
   Приятные мысли о жестоком, но справедливом наказании, которое постигнет нерадивого менеджера, заметно улучшили настроение полковника, поэтому, когда ровно в 14.00, за два звонка до истечения роковой для Сахнова десятки, трубку в кабинете подняли, Исаев был уже почти весел.
   - Сахнов, ты? - сказал он, предвкушая грядущую вздрючку.
   - Нет, - ответил незнакомый женский голос.
   - Бля, с бабами кувыркается! - прошипел Исаев, и справедливый гнев опять начал вскипать в его груди. - А где он?
   - Он помер, - ответила незнакомка.
   Обкурились, суки, подумал полковник. Тут работаешь, стакан водки принять некогда, а они курят, пьют и трахаются!
   - Быстро давай мне Сахнова!
   - Говорю же, помер он, - спокойно ответила женщина.
   Вот тут, в этом спокойном ответе, Исаев и почуял неладное.
   - Ну, а кто там... Доктора тогда позовите.
   - Доктор убитый, в коридоре лежит.
   Был день, когда кроме Сахнова и доктора в клубе были только охранники и девицы. Имен охранников он, конечно, не знал. Впрочем, нет - одного, здоровенного грузина Гоги он помнил.
   - А Гоги где?
   - Гоги живой, - обрадовалась женщина, - только он тоже в коридоре лежит, без сознания.
   - Простите, а вы кто?
   - А я уборщица, Глашей меня кличут, а тебя, милок, как?
   - А меня - Виктор Павлович. Так что там случилось, Глаша?
   Глаша, путаясь в словах и причитая, рассказала о том, что в клуб пришел здоровенный человек метра два, а то и три ростом и убил все, в клубе сущее. Потому как Господь велетерпив, но и Его терпению подошел конец, и наслал Он Ангела Своего с мечом огненным - тут Глаша вспомнила, что у человека-великана определенно были два больших крыла и сияние от него исходило, аж глазам смотреть больно.
   Вспомнила Глаша и Содом с Гоморрою, за меньшие грехи низвергнутые в геенну огненную, и еще много библейских примеров приводила, и голос ее звучал уже подобно гласу ветхозаветных пророков, обличающих народ израильский, впавший в очередную ересь.
   Исаев Глашу не слушал и даже трубку от уха отставил подальше. В ангела с крылами и мечом он, верил слабо, но то, что всех в клубе кто-то положил это факт.
   - И бысть земля невидна и пуста, - доносилось тем временем из трубки.
   Надо ехать в клуб и взять с собой кого-нибудь, понял Исаев. Марчука того же...
   - Иже отвечает слово прежде слышания, безумие ему есть и поношение! вопияла Глафира.
   - Какая начитанная женщина! - похвалил Исаев и осторожно положил трубку на рычажки аппарата.
   ***
   У полковника Богданова нынче был выходной. Он спал почти до двенадцати, на завтрак съел булку без масла и выпил кружку невкусного кофе со сгущенкой - единственное, что было в пустом и давно отключенном за ненадобностью холодильнике.
   Побродил по запущенной без женской руки квартире, постоял над кучей нестираного белья, откуда он, в случае надобности, выдергивал и надевал рубашку почище и посвежее, решил, что, когда у него будут деньги, он купит стиральную машину, непременно самую лучшую и дорогую, и устроит большую стирку, а пока нужно постирать эти вот три, нет, две рубашки и сколько попадется под руку носков.
   Достал окаменевшую от времени пачку порошка, большим твердым комом вытряхнул в таз, залил кипятком, сунул рубашки и ворох разноцветных носков пусть замачиваются. А пока можно сходить в магазин, купить еды и, может быть, сварить суп.
   Холостячествовал Богданов уже год, с тех пор как жена с пацаном уехали в Испанию, в город Пуэнтэ-Сесо, что на берегу Атлантического океана. Пацаненок, Вовка, был поздним и очень больным, к слабым от рождения легким прибавилась редкая болезнь крови, которую наши медики лечить не умели и не брались. Из списка зарубежных клиник, где с подобной болезнью умели справляться, Богданов выбрал самую дешевую - в испанском городке Пуэнтэ-Сесо, и все равно честных милицейских накоплений хватило только на билеты в один конец. Пришлось тогда идти на поклон к Исаеву.