Коротко постучав, вошла Вероника Михайловна, все поняла, взяла из рук Кастета загадочную бумажку, на ходу привычно поправив плед на коленях сына.
   - Это - пиктограмма, - непонятно к кому обращаясь, сказала она смотрела в глаза Алексею, но говорила все-таки для сына, - похоже, несложная. Я ее здесь, у компьютера положу, через полчасика, наверное, сможешь поработать, посмотришь.
   - Спасибо, мама. Не уходи, послушай, ты же в курсе наших бед... Леша, у тебя машина есть?
   - "КамАЗ", я же говорил.
   - "КамАЗ" машина хорошая, но для нашего дела непригодная. Завтра тебе нужно купить машину, быстро, в течение одного дня, все оформить. Машина должна быть неброская, главное, чтобы бегала хорошо. Будем играть в американское кино, погони, выстрелы, масса трупов и красивых женщин... Не пугайся! Полную программу не обещаю, но что-то будет точно... Ты в компьютерных делах понимаешь? Нет? Я так и думал. Нужны кой-какие прибамбасы для компа, оставь деньги, тысячи хватит. Мама завтра съездит и купит, адресную программу ЦАБ, еще по мелочи... Оружие у тебя есть? Тоже нет? Плохо. Должно быть. Где найти - знаешь? Это хорошо. Ты в этом деле лучше меня разбираешься... Это тебе программа-минимум на завтра. Если быстро управишься - звони. Вообще, без звонка не приезжай, значит, трубку себе купи. Все. Да, ни дома, ни в гараже не показывайся ни в коем случае, где переночевать найдется? Хорошо. До завтра!
   ***
   Куда пойти на ночь, Кастет не знал, но оставаться у Жени Черных не мог, понимая, что подвергает его какой-то, неведомой пока, опасности.
   Постоял на бульваре, покурил - весь вечер без сигарет было для него немалым испытанием.
   Поглазел на неработающие фонтаны, опять покурил. Все это так, бездумно...
   Переложив груз принятия решений на Женю, Кастет опять почувствовал себя уверенно и свободно. Он не думал о том, откуда взялись у Петьки Чистякова двадцать тысяч долларов, почему тот спрятал деньги в старый тайник, что произошло на его, Кастета, квартире и куда пропали его друзья - все эти вопросы будет решать Черных, сейчас перед Кастетом стоял только один вопрос, где провести эту ночь.
   Мимо прошла компания малолеток, шумно, под звон бутылок, девичий смех и бесконечный мат. Чего Леха не понимал - это бессмысленного мата. Он помнил, как орали, врываясь на броне в душманский кишлак, поливая все вокруг раскаленным свинцом, тогда матерное слово было вроде оружия. Весь человек по имени Кастет был в бою, руки, держащие автомат, ноги, несущие тело вперед, готовые вышибить дверь, свалить врага, упасть, чтобы уберечь тело и голову от пули или снаряда, рот, орущий бессмысленные, непонятные и оттого особенно страшные для "духов" слова.
   Он помнил, как матерились над телом убитого товарища, тогда мат был как слезы - необходим. Или на ринге, чувствуя, что соперник надломлен, бросаясь в последнюю атаку, орал ему в лицо, добивая не только кулаком, но и словом.
   А вот чему материться на тихом ночном бульваре, этого Леха не понимал.
   Кастет полез за очередной сигаретой, выкинул опустевшую пачку. Что же делать, снять на ночь какую-нибудь чувиху, хоть из тех же малолеток, что столпились у фонтана, тискаются, пьют пиво, целуются. Девчонок там явно перебор, да вряд ли хоть у одной есть свободная квартира, где можно нормально выспаться. Поехать к Наташке? Нельзя, она каким-т-о боком замазана в этой истории с квартирой, да и Серега провел у нее ночь, после чего исчез...
   Светка-училка - вдруг вспомнил он.
   Пошарил по карманам куртки, нашел в нагрудном сложенную вчетверо бумажку, под фонарем прочитал телефон и адрес.
   Отыскал телефон, работающий от денег, а не таксофонных карт - где же ее, карту, ночью купишь, набрал, без особой надежды, номер. Трубку подняли сразу, женский голос, не сонный, бодрый, ответил:
   - Слушаю!
   Глава 6
   ЛЮБОВЬ ПОД ПРИЦЕЛОМ
   Кирей сидел в кабинете своей виллы на Каменном осторове, совсем недалеко от того места, где разворачивались главные события этого дня.
   Тихо, еле слышно постучав, вошел Сергачев. Маленький, пухленький, лысоголовый, в старомодных очках с толстыми стеклами, он напоминал какого-то сказочного персонажа - эльфа, гнома или Мумми-тролля. Глаза в стеклах очков казались непропорционально большими, с круглого, добродушного лица не сходила улыбка - смешной был человечек, право слово, смешной. Но страшный... Не жестокостью своей, нет, он вовсе не был жесток, за свою немаленькую жизнь никого не обидел, ну разве что в молодости убил одного-двух, так молодой был, неопытный, да и служба спецназовская для того и устроена - людей убивать.
   А потом - ни-ни! Пальцем никого не тронул, в том и сходился со Всеволодом Ивановичем Киреевым - вором в законе Киреем, не любил он силовых решений. Еще на казенной службе крепко усвоил это правило, от стариков, чуть ли не Дзержинского помнящих, перенял - пролитая кровь, особо - напрасно пролитая кровь, - брак в работе, а бракоделов на их, казенной службе не жаловали. А вот Петр Петрович дослужился до большой звезды на погонах и в отставку ушел как положено, с почетом, грамотами и ценными подарками от начальства и подчиненных. И вовремя ушел, до развала, учиненного "демократами", когда в самой важной службе страны такой раз-драй начался, что думать Петру Петровичу об этом до сих пор было больно... Ушли лучшие кадры, ушли! Кто - на пенсию, кто - в охранные структуры, что они представляют - многие догадываются, в общем - кто куда. А Петр Петрович Сергачев пошел, вот, служить к вору в законе Кирею, потому что Кирей правильный человек, крови лишней
   не прольет, слабого не обидит, а сильного - на место поставит, ибо сказано в Писании - достоин бо есть делатель мзды своей.
   Сам пришел к Кирею, не в особняк этот на Каменном острове, особняк уже при нем, Сергачеве, появился, а в небольшую по нынешним меркам квартиру на улице Воинова, с видом на Таврический сад, сделанную по неведомому тогда "евроре-монту". Скромно посидел в гостиной, ожидая, пока о нем доложат и проверят, кто таков, после чего был принят и имел долгую беседу. Результатом этой беседы было возникновение странной должности - "начальник службы безопасности" со странным "окладом жалованья", как называл свое денежное довольствие Сергачев. О размерах "оклада жалованья" знали трое - Кирей, главный бухгалтер "фирмы" (опять-таки сергачевское определение) и сам Сергачев.
   Надо сказать, что главбух, узнав о сумме, назначаемой в месяц к выплате новичку и размерах бонуса, единовременно выплаченного в качестве подъемных, впал в некое подобие комы и пребывал в ней довольно долго, несмотря на наливаемый коньяк и легкое похлопывание по щекам. Придя в себя и выходя уже из комнаты, он несколько раз обернулся, пытаясь усмотреть в большеглазом, круглолицем толстячке что-то необыкновенное, достойное Таких Денег.
   Постучал Сергачев в киреевский кабинет и во-,шел тихонечко, бочком, дверь за собой притворил неслышно.
   - Добрый день, Всеволод Иванович!
   - Здравствуй, Петр Петрович, порадуешь чем-нибудь? - радостных известий Киреев явно не ждал.
   - Порадую, Всеволод Иванович, порадую, - Сергачев с удобством разместился в огромном для него кресле, пошевелился немного, чтобы телу стало еще приятнее, и продолжил: - Квартирка эта, откуда сейф ломанули, нашего знакомца квартирка, Костюков его фамилия, служил он у нас в "Скипетре", а когда уходить задумал, вы с ним, с Костюковым то есть, встречаться изволили, в гостинице "Пулковской", ежели надобно - дату и время могу подсказать.
   - Не надо, Петрович, помню. Фамилию не помню, а человека этого помню, - Кирей на секунду задумался, - не мог он этого сделать, не такой человек!
   - Так я ж и не говорю, что это он, - Сергачев будто обрадовался чему-то, - я говорю, что квартирка его. А сам он в это время в поездке был, в Москву ездил. В квартирке же евоной два человечка были, думаю так - друзья его. Одного мы уже знаем.
   Сергачев достал из невесть откуда взявшейся папочки листочек бумаги, на стол Кирею положил, пальчиком легонечко подтолкнул.
   - Человек этот, Ладыгин его фамилия, хороший человек, положительный, доктор. Ни к чему доктору Ладыгину сейфы вскрывать, да и не умеет он этого. Второго человечка не знаем пока, но... - Сергачев поднял вверх розовый палец, - но догадываемся. И работаем, догадки эти проверяючи. Вот так. Это факты. А мысли мои по этому поводу такие...
   Петр Петрович замер, будто ожидая - интересны его мысли Кирею или нет.
   - Покурю я, Петрович, у форточки тут покурю, чтоб тебе не мешало, сказал Кирей и вылез из-за стола.
   Подойдя к окну, он привычно зыркнул на двор, сторожко так ощупал округу глазами и только после этого открыл форточку и закурил, стараясь, чтобы дым уходил на улицу. Ни с кем и никогда, даже в ранней своей хулиганской юности не вел себя Всеволод Киреев так, как поставил себя по отношению к Сергачеву.
   Уважал он Петровича, как никого уважал.
   Разное было у Кирея с людьми, бывало - боялся кого, особенно по первости, тогда старался быть от того подальше. Бывало - уважал. По-своему, по-воровски. Старых воров уважал, за опыт, за сметку, удаль какую-то, молодечество, не на наглости основанные, а на уверенности в себе. Работяг уважал, мастеровых, заумелие, сноровку, ловкость в работе...
   Петровича же уважал за все, за то, что спец в своем деле был - каких поискать, за порядочность, знал - не предаст и не продаст Петрович, потому как не за деньги работает, за что - Кирей так и не понял, но - сам пришел и с тех пор служит, как прежде государству служил, присягу приняв.
   Оттого и вел себя с ним Кирей, как ни с кем, а ежели и прогибался иногда, так с него, с Кирея, не убудет, а человеку, видел, приятно. На людях, конечно, иначе было, а один на один - отчего ж, скажем, у форточки не покурить...
   - Прости, Петрович, отвлекся. О чем ты?
   Сергачев с пониманием кивнул головой. Большой человек - большие заботы.
   - А я, Всеволод Иванович, о том, что не мог Ладыгин сейф взять. Было, по-моему, так - долбили они стенку, картину там вешать или еще чего - не случайно же Ладыгин ходил к охраннику справляться - дома ли хозяева, и наткнулись случайно на сейф. Дальше - непонятка, скорее всего этот второй, которого пока не знаем, сейф и вскрыл. Почему, зачем - неясно, но тут дело такое. Представь, Всеволод Иванович, сейф перед нами стоит, мы и видим, что это сейф - дверца, ручка, замок цифровой или еще какой. А с другой-то стороны - это уже и не сейф вроде, железяка какая-то, в стену вделанная. Долбит этот второй стенку или сверлит, нам это не важно, и натыкается на эту самую железяку. Что в голове, окромя двух стаканов, конечно? То, что железяку эту надо с дороги убрать, потому как мешает она, железяка эта, дальнейшему рабочему процессу. Убрал он ее, при хорошем инструменте это не проблема, а там, за железной этой пластиночкой,- деньги, да камушки, да документы важные, которые на столе просто не оставишь, а спрятать надо, но так, чтобы всегда под рукой были. Да два ствола еще были - "Вальтер ПП-88", с глушителем, и "бердыш" Стечкина. Новые стволы, не засвеченные. "Вальтер" в феврале этого года из Германии сам Исаев привез, может, в смазке еще. Хотя я бы не удержался - пострелял. А денег, между прочим, как друзья мне верные сказали, - тысяч пятьсот в североамериканской валюте, да каменья драгоценные в мешочках полотняных, всего получается - на миллион будет. Вот такие вот пирожки-беляши получаются у нас. Кто этот второй и где деньги американские этого нам неведомо. Пока...
   - А доктор где?
   - Доктора этого милицейские сегодня утром взяли, когда он к машине своей пришел, на стоянке оставленной. А это значит, что не при делах он и где сокровища несметные - знать не знает.
   Про сокровища Сергачев с улыбочкой произнес, мол, видали денег и поболее, да говорить о том не резон.
   - Взяли доктора под белы рученьки и на хату какую-то исаевскую повезли, у него хат по городу немерено, и казенные - для встреч тайных, и своих еще три. Прессуют сейчас доктора, должно быть, или химией колют, но не знает он ничего про деньги эти. Плохо - имя дружка своего назовет, тут нам опередить бы их надо...
   -Лады, Петрович, действуй... Ты мне вот что, - Киреев замялся, - ты мне Костюкова, как из Москвы приедет, сюда привези, да побереги его, чтобы менты не обидели.
   Сергачев глянул на него серьезно, понял что-то, кивнул.
   - Сегодня он вернуться должен. Девчушка там хорошая диспетчером работает, шоферюги ее Леночкой зовут, сказала, что сегодня. Сдается мне любовь у них... Хорошая девчушка, -повторил Сергачев мечтательно, чуть ли носом не шмыгнул.
   - Ну тогда и Леночку эту побереги...
   ***
   Приехал Кастет к Светлане далеко за полночь. Пока машину поймал, пока тащился на раздолбанной "копейке" к Московскому парку Победы да искал дом на Бассейной, оказавшийся в глубине квартала, - время и пролетело.
   Светлана встретила его по-домашнему - в халате, смешных тапках в виде белых пушистых зайцев, с кухонной прихваткой в руках.
   - Я чайник поставила. Ты голодный, наверное...
   Кастет за всей этой суетой совсем не подумал, что надо было купить что-нибудь, хотя бы к чаю, и еще больше смутился. От вида домашнего, от мохнатых зайцев, чайника на плите и своей забывчивости.
   - Проходи, не стой в дверях, холода напустишь.
   Вошел, скинул ботинки. Прошел за ней на кухню, где уже кипел чайник. На столе стояла большая цветастая чашка с блюдцем, розеточки с вареньем, блюдо с белой пышной булкой, от которой пахло настоящим деревенским, как в детстве, хлебом. Он не удержался, наклонился, понюхал и только сейчас понял, что голоден, что за весь день съел несколько сухариков у Жени Черных, да где-то по пути две сосиски в тесте, от которых сразу начало бурчать в животе.
   Светлана улыбнулась.
   - У нас во дворе пекарня круглосуточная, я сбегала, пока ты ехал сюда.
   Кастет развел руками, словно говоря - ну ты вообще!
   Потом долго пили чай. Вернее, чай пил Кастет, а Светлана смаковала малюсенькую чашку ароматного кофе и все делала и делала бутерброды - с колбасой, красной рыбой, каким-то чудесным сыром, от которого пахло сыром, а не продуктами перегонки нефти, и он не вяз в зубах, мучительно заполняя рот, как те сыры, что иногда покупал Кастет в ларьке возле гаража.
   Наконец, бутерброды наполнили Кастета сытостью, он по-коровьи поглядел на Светлану, откинулся на спинку стула и сказал:
   -Уф!
   Больше он ничего не сказал оттого, что не было уже сил что-то говорить, и оттого еще, что, кроме военных команд, гражданские его слова большей частью выражали негодование, протест, возмущение и другое негативное отношение к окружающей его жизни, слов же положительных не было, наверное, вовсе, потому что высказывая одобрение, он использовал те же матерные слова, но с другой, ласковой, интонацией.
   Светлана сидела напротив, уткнув острый подбородок в кулачок правой руки, а в левой держала длинную сигарету с белым фильтром, от которой поднимался приятного запаха голубоватый дымок.
   Вообще, Кастет поразился изобилию необычных, вкусных ароматов, окружающих его в маленькой уютной кухне, где все было настоящим - масло пахло маслом, хлеб - хлебом, сыр - сыром. От Светы пахло чистотой и какими-то травами. Когда он наклонялся,то чувствовал отдельно запах ее волос, отдельно запах кожи...
   Он улыбнулся этому своему наблюдению и внезапно почувствовал, что глаза его закрываются, сигарета готова вывалиться из рук, а сам он провалиться в сон.
   - Так, - сказала Светлана, - мыться и спать! Немытым поросятам в моей постели делать нечего!
   Кастет кивнул головой, для чего пришлось сначала поднять голову, а потом снова опустить ее на грудь. Светлана взяла его за руку, отвела в ванную, раздела, поставила под душ, вымыла вкусными шампунями. После чего обтерла мохнатым, тоже имеющим свой запах полотенцем и отвела в спальню. В постель Кастет лег сам.
   ***
   Кастет проснулся от запаха кофе и свежеиспеченных блинов. Боясь разлепить глаза, он впитывал ощущения гладких простыней, пышного невесомого одеяла, мягких ароматных подушек.
   - Гламур, - сказал он невесть откуда пришедшее в голову слово и открыл глаза.
   В дверях стояла Светлана с чашечкой кофе и сигаретой в руках.
   - Гламур, гламур, - подтвердила она, - вставай, герой-любовник, мы стынем!
   - Мы - это кто?
   - Блины и я...
   Кастет смутился.
   Ночью у них со Светланой ничего не было. Кажется, не было... Выходит, утром девушка проснулась, от неутоленной страсти блинов напекла, а он, любовничек хренов, дрыхнет без задних ног... Схватить, что ли, бабу, повалить на роскошную кровать, расплескивая кофе и роняя сигареты, и компенсировать бездарно проведенную ночь? Леха вдруг понял, что это было бы так же грубо, как наложить сейчас кучу дерьма на эту ароматную цветную простынь. Он хотел было встать, но ощутил собственную наготу и... Ну, в общем, стоял у него. Добротно так, надолго. И Кастет только натянул повыше одеяло и жалобно посмотрел на Светлану.
   - Наш маленький друг тоже проснулся, - улыбаясь, констатировала Светлана, -лежи, сейчас я одежду принесу, высохла уже, наверное.
   - Так уж и маленький, - слегка обиделся Кастет, - обычный, средненький!
   Они опять долго пили чай и кофе, Кастет с блинами, Светлана с сигаретой. Молчали. Негромко пел какой-то иностранный певец.
   - Это кто? - спросил Кастет.
   - Джо Кокер. Нравится?
   - Мне все у тебя нравится... И ты нравишься...
   Кастет полез за сигаретами.
   - А я, может, специально все делаю, чтобы тебе понравится. Я, может, охомутать тебя хочу! - Светлана говорила веселым, шутливым голосом, но глаза и лицо были грустными.
   Она потушила только что начатую сигарету, тут же взяла новую и сказала:
   - Спрашивай, ты же спросить что-то хочешь.
   - А можно мне кофе? - спросил Кастет.
   Светлана встала, потянулась за банкой кофе, достала кофемолку. Была она не в том, не вчерашнем халате, а в каком-то полупрозрачном творении, названия которого Кастет не знал, но чувствовал, что, если бы она расхаживала перед ним просто голой, это возбуждало бы его меньше. Длины халата хватало только на то, чтобы с трудом прикрыть ягодицы. Под тонкой гладкой кожей ног угадывалось движение мышц.
   - Чего замолчал? - спросила Света, прекрасно понимая причину Костюкова молчания.
   - Гламур, - не думая, выдохнул Кастет.
   - Во-во, гламур, - согласилась Светлана, - а ты хоть знаешь, что это означает?
   Кастет помотал головой. Как подросток, стыдящийся своего возбуждения, он нагнулся вперед, вцепившись в край стола.
   - А означает это "колдовство", "очарование" и так далее. В общем, шик, блеск, красота... Я ж училка, мой юный друг. Английского языка училка. И французского...
   Светлана присела перед ним на корточки, упершись круглыми загорелыми коленками в Лехины ноги, заглянула ему в глаза.
   - Кстати, о французском.о Может, ты трахнуться хочешь, может, тебе невтерпеж, так давай... у меня, правда, месячные, но есть, знаешь ли, варианты...
   Кастет помотал головой.
   - Не сейчас. Давай поговорим.
   - Давай. Ты вчера уже мялся, не знал, с чего начать. Пришел сам не свой, колбасу всю сожрал и спать завалился. Ты ж не спать ко мне приехал и не трахаться, значит, дело ко мне имеешь. Давай, говори.
   - Ты мне поможешь? - неожиданно спросил Кастет.
   - Помогу, - сразу согласилась Светлана, - если не страшно и если думать не надо. У меня, знаешь ли, два слабых места - передок и голова. Одно работает хорошо, другое - плохо.
   Кастет замялся, говорить Светлане о своих делах или не говорить, впутывать совсем незнакомую бабу непонятно во что, скорей всего с кровью и смертью связанное, или, пока не поздно, отшутиться, трахнуть по-скорому и бежать. Бумажку с адресом-телефоном выкинуть, а кончится это все - жениться на Леночке и... Мысль о Леночке показалась ему пресной, как диетический стол в госпитальной столовке. Он поднял голову, увидел внимательные, умные Светкины глаза, словно читающие его мысли, и решился.
   - Тут такое дело приключилось, Света... В общем, ты квартиру мою помнишь? Ну, где мы... Я в Москву уезжал, на пару дней, друзьям своим от квартиры ключи оставил, с ремонтом мне помочь. Приезжаю, друзей моих нет, девчонка знакомая сказала, что... Похоже, убили их. Что там на квартире случилось, не знаю... Я ведь к тебе просто ночь переспать приехал, о сексе и не думал, не до того было. Ты уж извини... Сегодня разбираться буду... Друзья... Понимаешь, у меня нет других таких, двое их было и обоих, наверное, нет уже, и получается - из-за меня. Если бы не попросил с этим ремонтом долбаным, ничего б и не было, а теперь...
   Светлана поднялась с корточек, взяла сигареты, прикурила от смешной, в виде зайца, зажигалки и отошла к окну.
   - Плохи твои дела, Лешенька. И мои - тоже. Не жильцы мы с тобой на этом свете.
   Светлана говорила не поворачиваясь, в окно, чужим, бесстрастным голосом:
   - Ты помнишь, как мы познакомились? Я стояла на набережной, ждала, долго ждала, потом пошла на Кировский, тачку ловить, а ты меня остановил... Я ж клиента ждала, Лешенька, ты не забыл, что я - проститутка, шлюха, блядь, как хочешь... А клиент этот, Лешенька, живет в твоем доме, в тридцатой квартире, зовут его Виктор Павлович Исаев, служит он в Главном управлении внутренних дел, в отделе борьбы с организованной преступностью, замначальника отдела, подполковник милиции. Откуда, спросишь, знаю я такие подробности. А оттуда, что в свободное от борьбы с преступностью время господин Исаев содержит ночной клуб под названием "Bad girls", не на себя, конечно, записанный, но это уже детали. Клуб этот находится на Васильевском, на Семнадцатой линии. Трехэтажный такой особнячок, со сквериком, с парковкой своей, все как в лучших домах. Первые два этажа неинтересные, все как везде - стриптиз, рулетка, столы карточные, ресторан. Кормят, кстати, вкусно, рекомендую. А вот третий-то этаж - занятный. На дверях табличка висит "Административный этаж", на двух языках табличка, потому что клуб престижный и клиент большей частью как раз на втором языке-то и разговаривает, но администрации там нет, в другом месте администрация находится, а на этаже расположены кабинеты, как прежде это называлось, где оказывают состоятельному населению нетрадиционные сексуальные услуги. И я, Лешенька, там работаю, в "группе поддержки садомазохистских настроений в обществе". Насчет "группы поддержки" я шучу, а вот все остальное, к сожалению, правда. Там не только "садомазо", но и геи, и лесбиянки, и мужики для бизнесвумен имеются, а в той части этажа, что в скверик выходит, там малолетки - пацаны и девчонки. Дети, настоящие дети, десяти, одиннадцати лет. В двенадцать-то девчонка уже в разряд взрослых переходит, у ней уже все, что бабе нужно, имеется, в том числе и опыт. Но и это еще не все. Господин Исаев контролирует, или, как бандюги говорят, держит большую часть вывоза за рубеж наших девчонок, в бордели тамошние. Да с местных какие-то деньги стрижет. А еще слышала я - он братве услуги всякие оказывает, за границу переправить, кому очень горячо здесь становится, еще что-то, по основной своей, так сказать, специальности. И вчера узнала я, что сейф у господина подполковника вскрыли. Получается, из твоей, Леша, квартиры вскрыли. Стену продолбили и с задней стороны, где у сейфа металл не такой прочный, вскрыли и все, что в сейфе было, унесли. Вот и думай теперь, Леша, долго ли тебе ждать осталось, пока вся питерская милиция тебя найдет, а как найдет - ты уже, считай, труп. Потому что не нужен подполковнику Исаеву человек, который про его сейф знает и про то, что в этом сейфе находилось. Ты, может, и знать ничего не знаешь, тебя, может, и в городе в это время не было, но квартира-то - твоя! Значит - лишний ты в этой жизни человек и исчезнешь из нее незаметно, хорошо, если безболезненно исчезнешь. Да и я вместе с тобой, как подружка твоя, в делах твоих запутанная. Вот такие мы с тобой Бонни и Клайд российского разлива получаемся...
   Глава 1
   НА ВСЯКОГО ПСА НАЙДЕТСЯ ВОЛК
   Кирей сидел на веранде каменноостровского дома, пил тошнотворный сок заморского плода - грейпфрута и грелся в лучах апрельского, не жаркого еще солнца. Из невидных колонок доносилось тихое бормотание хорошей иноземной музыки-в отличие от остальной братвы Кирей не уважал "Русский шансон". Все располагало к спокойной радости жизни, а Кирей жизни не радовался - он ждал Сергачева.
   Петр Петрович появился тихо и внезапно, словно воплотился из куста или стоящей неподалеку березки.
   - Беда у нас, - сказал вместо приветствия Сергачев. - Не уберегли мы Леночку.
   - Бля! - выругался Кирей и отшвырнул в кусты стакан с невкусным, но полезным соком. - Что случилось? Костюков живой? Что с этим, как его, доктором?
   - Нет нигде доктора, жена его в панике, к ней не приходили, но у дома замечены два топтуна, явно исаевских. Я тоже там пару человечков оставил, на всякий случай.
   - Не мало двоих-то будет?
   - Мои человечки покруче исаевских будут, одного бы хватило, я уж подстраховался. А Леночка... У нее вчера выходной был, так к ней домой приехали, документ какой-то показали и увезли, для беседы, на пару часов. Матери сказали, чтобы не беспокоилась. Уточним, сказали, ряд вопросов и привезем в целости и сохранности. И все, с концами. Думаю, жива. Но держат где-нибудь на хате, как заложницу. Костюкова нет. К ментам он не попал, я бы знал об этом, значит, живой пока. Ребята мои в диспетчерской, в рабочем журнале нашли записку для него.
   Сергачев протянул было бумагу Кирею, но тот отстранился:
   - Сам читай, я без очков.
   - Да читать-то особо нечего. Что-то про тайник школьный, сам, пишет, свяжусь. Значит, заныкался где-то. И подпись - Петр Чистяков. Выяснил я они учились вместе с Костюковым, еще со школы дружат, так что, надо думать, это главный фигурант в нашем деле, его искать надо.
   - Ну так ищи, ети твою мать, ищи!