Страница:
- Да, - согласился Кастет, - убил. Не фиг потому что в квартиру к посторонним гражданам с револьвером приходить.
- Он так, попугать... Вчера большой человек позвонил, сказал прийти на этот квартира, пугать, спрашивать о каких-то денег.
С испуга или по дикости Рустам плохо говорил по-русски.
- Большие револьверы дал, сказал - нельзя стрелять, только пугать...
- Ты - чечен, что ли?
- Нет, дядя Аслан - чечен, а я мегрел.
- Погоди, как же так, дядя у тебя чечен, а ты, племянник, мегрел? .
Рустам попытался было рассказать о хитросплетениях кровнородственных связей между чеченскими и мегрельскими кланами, но быстро запутался в выражениях - мой тетя, его мама, ее братья, их дедушка - сначала замолчал, а потом заплакал.
- Ты зачем здесь, в Питере? - спросил Кастет.
- Я к дяде приехал, хурма привез...
-А дядя?
- Дядя на рынке торгует, у него свой ларек есть, хурма-мурма всякий, яблоки, лаврушка...
- А кто звонил, не знаешь?
- Нет, дядя говорил - большой человек, ему дядя немного денег должен, этот человек и сказал - съезди, Аслан, на квартира, узнай, ничего должен не будешь. Револьверы дал, только стрелять запретил. Как я ему теперь такие красивые револьверы отдам?
Рустам снова заплакал.
- Имени этого человека дядя не говорил?
- Нет, у дяди спросить надо...
- У дяди теперь спросишь, пожалуй...
***
Как только Кастет с кавказцем вышли из подъезда, старший группы наблюдения связался с Сергачевым.
Петр Петрович спокойно выслушал рассказ о перестрелке, философски подумал - все правильно, если у мужчины появилось оружие, он должен из него стрелять. Старшему же подтвердил прежде поставленную задачу - беречь и наблюдать!
Посидел. Подумал. Пососал карамельку "Барбарис" - врачи настрого запретили курить, решил Кирею пока не звонить. Просчитал, что может случиться дальше, сказал сам себе - а вот так уже нельзя. И связался со старшим группы.
- Вы где сейчас?
- Черт его знает, - честно признался тот, - переулочек какой-то на Петроградской, рядом с Большим, названия нет, дебоширы таблички посшибали, должно быть. Объект чеченца упаковал, сейчас разговоры разговаривает.
- Что, правда чеченец?
- Их разберешь, черный - это точно, может и не чеченец...
- Я еду к вам. Продолжайте наблюдение, объект не тормозить, не задерживать. Приеду - сам разберусь.
***
Кастет вылез из машины, оглянулся на плачущего Рустама, вздохнул и набрал номер телефона Черных. Тот сразу поднял трубку.
- Тут такое дело, Женя, - и Кастет как мог пересказал события пятничного дня.
Женя Черных надолго замолчал.
Ехать с Каменного острова до Большого проспекта Петроградской стороны, да на хорошей машине - минутное дело.
Кастет не услышал, скорее почувствовал, что сзади кто-то подходит, сунул было руку за пазуху, но услыхал мягкий спокойный голос:
- Не надо, Леша, я - друг.
Медленно повернулся, сжимая ладонью револьверную рукоять, увидел пожилого мужчину, невысокого, лысого, в смешных старомодных очках с толстыми стеклами. Старичок на улице был один и весь светился добротой и спокойствием. Кастет расцепил пальцы, уложил револьвер в его кожаное жилище, вытащил руку из-за пазухи.
- Ты не в милицию звонишь? - ласково спросил старичок.
- Нет, - машинально ответил Кастет и посмотрел на зажатый в левой руке мобильник.
- Женя, ты тут? - сказал он в трубку.
- Не мешай, я думаю.
-Я тебе перезвоню, Женя, потом перезвоню...
И он отключился.
- А теперь, Леша, - сказал добрый старичок, -нам лучше уехать отсюда, хочешь - на моей машине, хочешь - на твоей, но лучше на моей, спокойнее... Что ты нервничаешь, я - не милиционер, скажи, разве я похож на милиционера?
- Нет, - признался Кастет, -не похожи.
- Вот и хорошо. А джигита твоего мы здесь оставим. О нем другие люди позаботятся.
Старичок взял Кастета под ручку, под правую ручку, чтобы тот ненароком глупостей не наделал, и повел в сторону Большого.
По пути он говорил какие-то спокойные ласковые слова, какие - Кастет не запомнил, но от слов этих стало на душе так легко и покойно. Он вспомнил про зажатый в кулаке мобильник, убрал его в карман и пуговичку на кармане застегнул, провел рукой по волосам, куртку одернул и пылину какую-то с куртки стряхнул.
Так неспешно они добрались до Большого, где ждала огромная, блестящая черным лаком и хромированными деталями машина, из которой тотчас выскочил немолодой уже, плечистый мужчина и с уважительным поклоном распахнул заднюю дверь. Салон машины напомнил Кастету купе железнодорожного вагона СВ, в котором ему довелось ехать из Москвы, из госпиталя имени Бурденко, где он долечивался после кабульского ранения. Было просторно, уютно и пахло чем-то приятным.
Леха влез в машину первым, хотя слово влез тут не подходит, просто вошел, как входят в комнату или дом. Сел в уголке, ощутив телом комфорт сиденья, провел рукой по гладкой, как кожа женщины, обивке, вздохнул. Никогда не будет у него такой машины...
- Хорошая машина? - ласковый старичок устроился рядом и с улыбкой глядел на Кастета.
-Хорошая, очень хорошая, - признался Кастет и снова вздохнул, - куда мы едем, кто вы?
- Прости старика, сразу не представился. Зовут меня Петр Петрович, а едем мы к нашему общему другу - Кирееву Всеволоду Ивановичу.
- Не помню я что-то такого.
- А сейчас главное, что он о тебе помнит. Извини, я позвонить должен. Чтобы стол накрыли гостя дорогого принимать.
Петр Петрович взял откуда-то из передней спинки трубку, набрал номер и сказал:
- Всеволод Иванович, принимай гостей! Да, да, дружок ваш закадычный Леша Костюков... А уж подъезжаем, две минуты - и дома...
Действительно, машина, слегка качнувшись, переехала трамвайные рельсы, сворачивая на аллею Каменного острова, и через несколько минут остановилась перед массивными воротами в высокой, красного кирпича, ограде. Ворота тотчас распахнулись, навстречу вышел крепкий мужчина, одетый в строгий костюм с галстуком и не похожий ни на охранника, ни на швейцара. Мужчина заглянул внутрь машины, сдержанно кивнул и сделал приглашающий жест.
Сделав полукруг по посыпанной желтым песком дорожке, автомобиль остановился у мраморной лестницы, ведущей к высокой дубовой двери с литыми желтыми ручками, то ли бронзовыми, то ли медными.
Дверца словно сама распахнулась, выпуская их на блестящие мраморные ступени. Кастет, выходя, машинально поблагодарил открывшего дверь мужчину, тот прикрыл глаза и слегка наклонил голову, показывая, что услышал. Дубовая дверь также раскрылась сама, едва они поднялись по нескольким ступенькам крыльца, и они очутились в огромном, как кинозал, помещении. Из полумрака вышел мужчина, точная копия тех двоих.
- Здравствуй, Володя, - сказал старичок, - покажи нашему гостю, где можно оправиться да помыться с дороги, и проводи потом в Малую гостиную.
- Хорошо, Петр Петрович, - ответил мужчина и жестом пригласил Кастета идти за ним.
Поднялись по деревянной не скрипучей лестнице на второй этаж, остановились у одной из дверей в полутемном коридоре - редко горели неяркие лампочки в настенных, под старину, светильниках.
- Всеволод Иванович не любит яркого света, - объяснил Володя и нажал по-европейски низко поставленный выключатель, за дверью зажегся свет.
- Я вас здесь подожду. И оставьте, пожалуйста, оружие, у нас не положено, - словно извинился провожатый.
Кастет вытащил револьвер, в чистом воздухе дома сразу запахло пороховой гарью, подержал немного в руке, радуясь привычной тяжести боевого оружия, заметил, что провожатый Володя слегка переменил позу, готовясь к боевому броску, и, взявши за ствол, передал ему револьвер. Достал из карманов патроны. Володя бесстрастно взял оружие - похоже, в этот дом было принято приходить со стволами, только чуть приподнял брови, оценив качество револьвера.
В Малой гостиной его действительно ожидал старый знакомый - тот самый мужчина с безжалостной улыбкой матерого вожака стаи, с которым Кастет встречался в гостинице "Пулковская". Был там еще ласковый старичок - Петр Петрович и остался, войдя вслед за Кастетом, провожатый Володя.
- Ну, здравствуй, Алексей Костюков, - сказал, поднимаясь с кресла, хозяин, - извини, тогда не представился, гордыня обуяла, думал - все меня в лицо знают. Ты вот - не знал, да и после не поинтересовался, думал - разной жизнью мы живем, по разным дорогам ходим... Зовут меня - Всеволод Иванович Киреев, погоняло - Кирей. Ты - не вор, так что зови по имени-отчеству, тебе не трудно, а мне приятно будет. А встретились мы нынче по твоим делам-проблемам, ежели договоримся - вместе их решать будем, ежели нет... Я тебя, конечно, в беде не кину, но и сильно не помогу. Один останешься много крови прольется, а тебе она нужна, эта кровь? Ты вот день колбасишь уже три трупа, да друга твоего, Ладыгина, вспомнить, уже четыре получается. И день-то еще не кончился, а дальше что будет... Я так понимаю, ты в тему еще не въехал, не понимаешь, с кем связался, во что впутался, так Петр Петрович объяснит сейчас, а я покурю маленько.
Киреев действительно встал и отошел к окну покурить.
Петр Петрович ласково улыбнулся и сказал:
- Дела твои, Лешенька, обстоят.очень плохо, прямо скажу - хреново обстоят. Причем хреново - это мягко сказано. Друг твой школьный, Петя Чистяков, взял из сейфа господина Исаева денег много, да ценностей еще, всего - на миллион североамериканских долларов, да два ствола, да бумаги какие-то. Важные, наверное, бумаги, коли в сейфе лежали. Оттого господин Исаев сильно зол на твоего друга и всю свою банду на него натравил. Не нашли еще, но ищут, и будь уверен - найдут, из-под земли достанут. Жена Чистякова с дочкой пропали, нет их нигде, ни дома, ни на работе, надо думать - у Исаева где-то в заложниках томятся. Что, не знал этого? Видишь, а мы знаем, потому что ты - один, а нас - много, и мы - сила. Это в американском кино одиночка за два часа всех побеждает и уходит с красавицей в солнечный рассвет. А в жизни не так все чудесно. Ты знаешь, кстати, что красавица твоя, Леночка, с которой ты в рассвет уходить должен, тоже исаевскими людьми схвачена и неведомо где сейчас находится? И этого ты не знаешь... Вот так-то, Лешенька. Вот такие пироги-беляши у тебя получаются. Думай теперь, Леша, соглашаться на нашу дружбу или нет...
Вернулся от окна Киреев, сел в кресло, прямо, сел, не отдыхать, работать. На Кастета посмотрел, странно как-то, не понял Леша этого взгляда, а он уже веки опустил, чтобы глаз видно не было.
- Ты, Алексей, не думай, мы с тобой не на веки вечные дружить собираемся, - заговорил он, - мы с тобой только против гниды этой, Исаева, вместе идем, а там дорожки наши опять разбегутся... Решай, Леша, сейчас решай, завтра поздно будет. Ты двух ментов положил, теперь вся милиция города тебя искать будет, а не одна банда исаевская. А от всех, Леша, не убежишь и всех не перестреляешь.
- Что вы от меня хотите? - спросил растерявшийся Кастет.
Очень уж не нравилось Леше Костюкову помощь бандитскую принимать, понимал, что тогда должником вечным у Кирея будет, и чем долг этот платить придется - неизвестно пока. Но и правоту их понимал - не одолеть ему в одиночку, не справиться.
- Что хотим, говоришь? Да ничего, Лешенька, ничего особенного. Ты в армии служил, разведчиком был, понимать должен - идет, скажем, разведчик языка брать. Один идет, рядом никого нет. Но за ним, за его спиной - армия целая, фронт даже, и, случись что, помощь к нему придет, огнем прикроют или, если ранен, с поля боя вынесут... Так и тут. Ты - один, ты сам решаешь свои проблемы, сам за друзей своих мстишь, за невесту свою поруганную, и месть твоя праведная, справедливая, и никто, кроме тебя, за них не отомстит. Но государство - оно на стороне Исаева, и будет оно эту гниду защищать до тех пор, пока ты, с нашей помощью, с нашей поддержкой, штаны мундирные с него не спустишь и голую его задницу напоказ не выставишь, чтобы все увидели - в каком дерьме он увяз, и не защищать его надо, а под белы рученьки к стенке подвести и лоб аккуратненько так зеленкой намазать...
- Я согласен, - спокойно сказал Кастет. Решение он принял, теперь все просто. Воевать - это он умеет.
- Просьба у меня есть, даже не просьба - условие.
Кирей с Сергачевым переглянулись - кто-то другой сидел перед ними. Не простой и знакомый, как старые носки, Леха Костюков - рубаха-парень, не дурак выпить и перепихнуться, надежный и незамысловатый, словно лом. Другой, не парень -мужик, с крепкими литыми мускулами, жестким, твердым взглядом и уверенным командным голосом, наверное, таким он был в Афгане...
- Что за просьба у тебя, Алексей? - впервые Сергачев назвал его по-взрослому, полным именем, а не ласково, как к ребенку, обращаясь.
- Три человека осталось в жизни, которые мне дороги. Нужно этих людей уберечь, спрятать где-нибудь, увезти... Главное - чтобы с ними ничего злого не случилось, чтобы за эти свои тылы я спокоен был...
- Хорошо, Алексей.
Сергачев с Киреевым опять переглянулись, все вроде знали про Костюкова, всех его друзей и подруг, одноклассников и сослуживцев, а кого он сейчас имеет в виду - непонятно.
- Говори имена, адреса, пока сюда привезем, а там решим, как лучше сделать - может, за границей им пока пожить, может, в деревеньке какой дальней...
Задумался Кастет еще на мгновение - фактически в заложники отдавал друзей, но выхода не было, пока он - Кастет - жив, ничего с ними не станется.
- Пишите. Черных Женя и его мама Вероника Михайловна, Седьмая линия Васильевского острова, дом номер... Да, вот что, Женя - инвалид, не ходит, надо что-то придумать.
- Придумаем, - заверил Сергачев, - только позвони, предупреди. Чтобы не пугались...
Кастет кивнул, полез за трубкой. Володя, стоявший в полумраке гостиной и в беседе участия не принимавший, неслышно выдвинулся вперед, и так ловко выдвинулся, отметил Кастет, что через мгновение готов был перекрыть директрису огня, и не старичка Петра Петровича прикрывал, а Киреева, он тут главный, от него все зависит.
Сперва Жене позвонил, тот, пожалуй, не удивился, выслушал спокойно, сказал - жду. Потом - Светлане, уточнил адрес общежития на Наличной, повторил его для Сергачева и ответил на ее вопрос:
- Да, доверяю тем людям, что за тобой приедут...
Сергачев кивнул, вышел распорядиться, остались они с Киреевым вдвоем Володя-телохранитель не в счет.
- Чем за вашу помощь расплачиваться буду? - спросил Кастет.
Киреев помолчал, закурил уже не у форточки, а за столом.
- Если Исаева свалим - уже большое дело для нас сделаешь... А коли нет, на том свете с тобой считать будем - кто кому чего должен.
***
Скоро вернулись люди, посланные за кастетовскими друзьями.
Первым внесли Женю. Грамотно, как раненого бойца, на сцепленных в замок ладонях, усадили бережно в кресло. Следом вошла Вероника Михайловна, с беспокойным изумлением озираясь, крепко сжимая в руках маленькую дамскую сумочку и вместительный, битком набитый, полиэтиленовый пакет. Последним вошел Сергачев.
- Здравствуйте, господа. Садитесь, - Киреев поднялся с места, поздоровался за руку с Женей, элегантно поцеловал ручку Веронике Михайловне, подвел ее к креслу, усадил. - Чай, кофе?
- Чай, - ответила Вероника Михайловна.
- Кофе, - сказал Женя.
Киреев не выходил из комнаты, не нажимал никаких видимых кнопок и уж тем более не звал никого громким голосом, но через пару минут строгий хорошо одетый мужчина вкатил сервировочный столик, на котором было все, что можно представить необходимым для наслаждения чаем и кофе.
Перед Женей он поставил маленькую, прозрачного фарфора, дымящуюся чашечку с кофе. Перед Вероникой Михайловной большую, расписанную немыслимыми цветами в стиле "а ля рюсс", чашку. На столе очутились сахарница с кусковым сахаром-рафинадом, сливочник, еще одна сахарница - с песком и большое блюдо, на котором в продуманном беспорядке были разложены разнообразные печенья, сухарики, сушки соленые, сушки с маком, сушки простые, но, видимо, тоже непростые, с каким-нибудь особенным вкусом, потому что простого вкуса представить в этом доме было невозможно.
Мужчина откатил в сторону сервировочный столик, на котором еще оставалось множество всяких посудинок, тарелочек, блюдечек и даже горшочек, наверное, как у Винни Пуха, с медом, и неслышно вышел.
Женя осторожно, двумя руками, поднес к губам хрупкую чашечку, вдохнул аромат и улыбнулся.
- Не растворимый, - то ли спросил, то ли констатировал он.
- Если хотите растворимый, я пошлю, в доме его нет. Вы знаете, - Киреев обратился к Веронике Михайловне, - в последнее время стал страшным кофеманом. Это вот - смесь арабики и мокко, две трети арабики, треть мокко. Причем арабика эфиопская, а мокко яванский. К стыду своему, совсем недавно узнал, что вкус кофе, как и вина, зависит от урожая. В засушливый год - один вкус, в дождливый - другой. Мы с вами, Вероника... простите...
- Михайловна, - подсказала она, подумала немного, - можно просто Вера.
- Чудесно, Верочка, мы... Господи, я ж не представился! Всеволод Иванович, а это - Петр Петрович, вы с ним, похоже, уже знакомы. Петрович, ты что, сам за гостями ездил?
- А что старику в четырех стенах сидеть, прокатился.
- Сумочки, сумочки ваши давайте!
Киреев решительно отобрал у Вероники ее поклажу, отнес куда-то вглубь Малой гостиной, которая по площади была побольше обычной однокомнатной квартиры.
- Пейте чай-кофе, в семь у нас ужин, а сейчас, будем считать, "файф-о-клок". Да и время уже подходит.
Неслышно отворилась дверь, вошла Светлана.
Кастет рванулся к ней, охватил ее всю крепко, аж пискнула, поцеловал в щеку, избегая влажных, пахнущих дешевым вином, губ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЕКСОГЕН И КАМАСУТРА
Глава 1
ГОРЯЧИЙ ФИНСКИЙ ПАРЕНЬ
Леночка проснулась в той же комнате, куда ее привезли то ли вчера, то ли позавчера. Двое мужчин в гражданской одежде пришли тогда к ней домой, показали красные удостоверения с большим двуглавым орлом на обложке, вежливо попросили одеться и съездить с ними в Управление, чтобы задать несколько вопросов.
Ни в какое Управление они не поехали. В стоящей у подъезда машине их ждал еще один мужчина, наверное, большой начальник, которому те двое, откозыряв, ее передали. Прямо в машине он спросил ее что-то о Леше Костюкове, которого по возвращении из Москвы она больше не видела, спросил еще о каких-то совсем ей неизвестных людях, выслушал внимательно, помолчал и вышел из машины. Леночка подумала, что ей уже можно идти домой, и тоже хотела вылезти, но тут в машину сели те двое, с двух сторон, так, что она оказалась между ними, в шею ее что-то кольнуло, она еще успела подумать откуда в апреле комары - и уснула.
Открыла глаза она уже в этой комнате оттого, что человек в белом халате, наверное врач, держал у ее носа ватку с нашатырным спиртом. Увидев, что она проснулась, доктор убрал ватку, выглянул в коридор, позвал кого-то.
Вошел крепкий высокий парень, похожий на военного, Леночка еще подумала, что ему очень подошла бы военная форма. Вдвоем они осторожно помогли ей подняться и отвели во врачебный кабинет. Там за столом, уставленным пробирками и блестящими медицинскими инструментами, сидела симпатичная медсестра, посреди кабинета стояло гинекологическое кресло. Леночка смутилась. Она вообще стеснялась бывать у гинеколога, а садиться в кресло при этом военном парне ей было совсем стыдно. Но парень, слава Богу, ушел, а у нее сначала взяли кровь из вены и из пальца, потом доктор попросил ее раздеться, внимательно, по-врачебному, не по-мужски, осмотрел ее тело, попросил поднять руки, раздвинуть ягодицы и только после этого усадил в кресло. Осмотр быстро закончился, и когда Леночка уже хотела одеваться, доктор сказал, что нельзя, всю одежду заберут на дезинфекцию. И правда, медсестра сложила все, даже часы, в специальный пластиковый мешок, на который повесила бирку с ее фамилией, а ей выдала белый медицинский халат, который пришлось надеть на голое тело.
Потом началось совсем непонятное. Доктор отвел ее в ту же комнату, предложил снять халат и лечь в постель, после чего пристегнул ее левую руку наручником к спинке кровати.
- Если что-нибудь будет нужно, - сказал на прощание доктор, - нажмешь эту вот кнопочку, придет человек и проводит в ванную или туалет. Обед принесут попозже. Ты меня понимаешь?
Леночка кивнула. Конечно, она понимала, что ей сказал доктор, не глупенькая же какая-то, но ей все было странно, и она хотела что-то спросить у доктора, но он уже ушел, а она вдруг уснула, не успев даже накрыться одеялом.
Проснулась она оттого, что затекла левая рука и надо было выйти в туалет. Хотела встать, больно дернула цепочкой левое запястье и все вспомнила. Долго робела нажимать кнопку, но в туалет хотелось все сильнее, наконец нажала. Пришел тот же военный парень, молча отстегнул наручник и проводил в туалет. Оказывается, вход в туалет и ванную был из той же комнаты, не надо было даже выходить в коридор. Он подождал, когда она выйдет, также молча проводил ее до кровати и снова пристегнул наручник.
Оставшись одна, Леночка огляделась. Комната больше всего напоминала больничную палату, чисто, светло, никакой мебели, только еще одна кровать, аккуратно застеленная покрывалом, и стол с тремя стульями у занавешенного окна. Потом она подумала о Леше и с этими приятными мыслями опять незаметно уснула.
***
Вечером все, как большая семья, собрались перед телевизором в той же Малой гостиной. Сидели парами - Костюков со Светланой на диванчике-канапе, мать и сын Черных - у накрытого для вечернего чая стола, причем Женя - в новеньком инвалидном кресле, старое, за непригодностью, было оставлено дома, а Киреев и Сергачев в стороне, тоже на диванчике, только они не гладили друг друга по коленкам и не шептали, как Кастет со Светланой, всякие глупости. Охранника Володи, видимо из-за отсутствия ему достойной пары, в гостиной не было.
"Криминальный Петербург" посмотрели молча. Только Светлана прошептала на ухо Кастету, что на фотографии он совсем не похож, и укусила его за мочку уха.
Так же молча посмотрели рекламу. В мире прокладок и кариеса ничего не изменилось, и Сергачев встал, чтобы выключить телевизор.
- Вопросы, замечания будут? - спросил он, подсаживаясь к столу. - Как фактически развивались события - мы знаем. Теперь знаем официальную версию правоохранительных органов, как профессионал, я вам скажу, что это - лучшее, что можно было придумать в такой ситуации. Самое лучшее! Так они убивают даже не двух, а целое стадо зайцев - и Чечня, и наркотики, и оружие, да одна геройская смерть мудаков-омоновцев чего стоит. Если они не раскроют эту кучу преступлений, а мы ведь сделаем все, чтобы они не раскрыли, все равно эта шумиха пойдет только на руку Исаеву и, извините за выражение, его шобле...
Сергачев посмотрел на Кастета и сказал с интонацией классного руководителя:
- Леша Костюков! Положи руки на колени и слушай спокойно! На свои колени положи, на свои. И вообще, Светочка, вы бы пересели куда-нибудь, вот, к господину Кирееву на диван, очень удобный диванчик и Леша туда не дотянется, он же не Юрий Долгорукий...
Он взял чашку с давно остывшим кофе, понюхал, поморщился.
- Дамы и господа, может быть, на сон грядущий по бокалу чего-нибудь этакого? Крепкий кофе на ночь излишне возбуждает, - он выразительно посмотрел в сторону Кастета, - а с рюмочкой хорошего ликера, скажем, "Драмбьюи"... Между прочим, искусство приготовления ликеров пришло из Италии, где в монастырях приготовлялись смеси из спирта, плодов и ароматических трав, и на этикетках было написано "Во славу Бога".
Он молитвенно сложил пухлые ручки и вознес очи горе.
- И только для настоящих мужчин могу предложить, даже настоять на этом - разговор у нас предстоит долгий, непростой, - по бокалу хорошего виски. Даже Всеволод Иванович еще не знает - друзья мне привезли из Шотландии подарочный набор известной фирмы "Matthew Gloag & Son" - бутылочка виски "Famous Grouse" - "Знаменитая куропатка" и стаканчики Old Fashion. Представляете, господа, из самой.Шотландии, где горцы-хайлендеры, килты, волынки и Роберт Берне - и вот - на нашем столе. Непременно испробуем, не отказывайтесь!
Виски, действительно, был изумительным, стаканчики Old Fashion оказались матерыми стаканами граммов по двести пятьдесят, а ликер и правда с сильным медовым привкусом, что не очень понравилось Кастету.
Наконец реверансы и щеголяние этикетом закончились, дамы разошлись, Кастет с Киреевым покурили у открытой форточки, и состоялся тот самый долгий непростой разговор, обещанный Сергачевым.
- Пока вы, Алексей, отдыхали, мы с Евгением Павловичем Черных обсудили план наших дальнейших действий. Сразу должен сказать две вещи. Во-первых, в целом план принадлежит Евгению Павловичу, я лишь внес некоторые коррективы, исходя, так сказать, из суровых реалий и наших возможностей. Во-вторых, Всеволод Иванович категорически против этого плана, называет его безумной авантюрой, американщиной и другими непотребными словами. Я же, напротив, считаю -только такой план имеет шанс на выполнение, все остальное просто, как сейчас говорят, не прокатит... Решать вам, Алексей. Вы - главный герой этой безумной авантюры, судите сами, сможем ли мы, а большей частью - вы, сотворить все это. А план наш состоит в следующем...
***
Выехать в девять, конечно же, не получилось.
Сперва всей командой пили кофе, потом впятером, пятым был охранник Володя, обсуждали последние детали, посидели на дорожку и в начале одиннадцатого отправились в путь.
Ехали на купленном Лехой "Гольфе", стараниями Петра Петровича получившем номера и должным образом оформленном на Ситтонена Арво Яновича, предпринимателя из Петрозаводска, владельца лесопилки и двух небольших заводиков стройматериалов.
- Он так, попугать... Вчера большой человек позвонил, сказал прийти на этот квартира, пугать, спрашивать о каких-то денег.
С испуга или по дикости Рустам плохо говорил по-русски.
- Большие револьверы дал, сказал - нельзя стрелять, только пугать...
- Ты - чечен, что ли?
- Нет, дядя Аслан - чечен, а я мегрел.
- Погоди, как же так, дядя у тебя чечен, а ты, племянник, мегрел? .
Рустам попытался было рассказать о хитросплетениях кровнородственных связей между чеченскими и мегрельскими кланами, но быстро запутался в выражениях - мой тетя, его мама, ее братья, их дедушка - сначала замолчал, а потом заплакал.
- Ты зачем здесь, в Питере? - спросил Кастет.
- Я к дяде приехал, хурма привез...
-А дядя?
- Дядя на рынке торгует, у него свой ларек есть, хурма-мурма всякий, яблоки, лаврушка...
- А кто звонил, не знаешь?
- Нет, дядя говорил - большой человек, ему дядя немного денег должен, этот человек и сказал - съезди, Аслан, на квартира, узнай, ничего должен не будешь. Револьверы дал, только стрелять запретил. Как я ему теперь такие красивые револьверы отдам?
Рустам снова заплакал.
- Имени этого человека дядя не говорил?
- Нет, у дяди спросить надо...
- У дяди теперь спросишь, пожалуй...
***
Как только Кастет с кавказцем вышли из подъезда, старший группы наблюдения связался с Сергачевым.
Петр Петрович спокойно выслушал рассказ о перестрелке, философски подумал - все правильно, если у мужчины появилось оружие, он должен из него стрелять. Старшему же подтвердил прежде поставленную задачу - беречь и наблюдать!
Посидел. Подумал. Пососал карамельку "Барбарис" - врачи настрого запретили курить, решил Кирею пока не звонить. Просчитал, что может случиться дальше, сказал сам себе - а вот так уже нельзя. И связался со старшим группы.
- Вы где сейчас?
- Черт его знает, - честно признался тот, - переулочек какой-то на Петроградской, рядом с Большим, названия нет, дебоширы таблички посшибали, должно быть. Объект чеченца упаковал, сейчас разговоры разговаривает.
- Что, правда чеченец?
- Их разберешь, черный - это точно, может и не чеченец...
- Я еду к вам. Продолжайте наблюдение, объект не тормозить, не задерживать. Приеду - сам разберусь.
***
Кастет вылез из машины, оглянулся на плачущего Рустама, вздохнул и набрал номер телефона Черных. Тот сразу поднял трубку.
- Тут такое дело, Женя, - и Кастет как мог пересказал события пятничного дня.
Женя Черных надолго замолчал.
Ехать с Каменного острова до Большого проспекта Петроградской стороны, да на хорошей машине - минутное дело.
Кастет не услышал, скорее почувствовал, что сзади кто-то подходит, сунул было руку за пазуху, но услыхал мягкий спокойный голос:
- Не надо, Леша, я - друг.
Медленно повернулся, сжимая ладонью револьверную рукоять, увидел пожилого мужчину, невысокого, лысого, в смешных старомодных очках с толстыми стеклами. Старичок на улице был один и весь светился добротой и спокойствием. Кастет расцепил пальцы, уложил револьвер в его кожаное жилище, вытащил руку из-за пазухи.
- Ты не в милицию звонишь? - ласково спросил старичок.
- Нет, - машинально ответил Кастет и посмотрел на зажатый в левой руке мобильник.
- Женя, ты тут? - сказал он в трубку.
- Не мешай, я думаю.
-Я тебе перезвоню, Женя, потом перезвоню...
И он отключился.
- А теперь, Леша, - сказал добрый старичок, -нам лучше уехать отсюда, хочешь - на моей машине, хочешь - на твоей, но лучше на моей, спокойнее... Что ты нервничаешь, я - не милиционер, скажи, разве я похож на милиционера?
- Нет, - признался Кастет, -не похожи.
- Вот и хорошо. А джигита твоего мы здесь оставим. О нем другие люди позаботятся.
Старичок взял Кастета под ручку, под правую ручку, чтобы тот ненароком глупостей не наделал, и повел в сторону Большого.
По пути он говорил какие-то спокойные ласковые слова, какие - Кастет не запомнил, но от слов этих стало на душе так легко и покойно. Он вспомнил про зажатый в кулаке мобильник, убрал его в карман и пуговичку на кармане застегнул, провел рукой по волосам, куртку одернул и пылину какую-то с куртки стряхнул.
Так неспешно они добрались до Большого, где ждала огромная, блестящая черным лаком и хромированными деталями машина, из которой тотчас выскочил немолодой уже, плечистый мужчина и с уважительным поклоном распахнул заднюю дверь. Салон машины напомнил Кастету купе железнодорожного вагона СВ, в котором ему довелось ехать из Москвы, из госпиталя имени Бурденко, где он долечивался после кабульского ранения. Было просторно, уютно и пахло чем-то приятным.
Леха влез в машину первым, хотя слово влез тут не подходит, просто вошел, как входят в комнату или дом. Сел в уголке, ощутив телом комфорт сиденья, провел рукой по гладкой, как кожа женщины, обивке, вздохнул. Никогда не будет у него такой машины...
- Хорошая машина? - ласковый старичок устроился рядом и с улыбкой глядел на Кастета.
-Хорошая, очень хорошая, - признался Кастет и снова вздохнул, - куда мы едем, кто вы?
- Прости старика, сразу не представился. Зовут меня Петр Петрович, а едем мы к нашему общему другу - Кирееву Всеволоду Ивановичу.
- Не помню я что-то такого.
- А сейчас главное, что он о тебе помнит. Извини, я позвонить должен. Чтобы стол накрыли гостя дорогого принимать.
Петр Петрович взял откуда-то из передней спинки трубку, набрал номер и сказал:
- Всеволод Иванович, принимай гостей! Да, да, дружок ваш закадычный Леша Костюков... А уж подъезжаем, две минуты - и дома...
Действительно, машина, слегка качнувшись, переехала трамвайные рельсы, сворачивая на аллею Каменного острова, и через несколько минут остановилась перед массивными воротами в высокой, красного кирпича, ограде. Ворота тотчас распахнулись, навстречу вышел крепкий мужчина, одетый в строгий костюм с галстуком и не похожий ни на охранника, ни на швейцара. Мужчина заглянул внутрь машины, сдержанно кивнул и сделал приглашающий жест.
Сделав полукруг по посыпанной желтым песком дорожке, автомобиль остановился у мраморной лестницы, ведущей к высокой дубовой двери с литыми желтыми ручками, то ли бронзовыми, то ли медными.
Дверца словно сама распахнулась, выпуская их на блестящие мраморные ступени. Кастет, выходя, машинально поблагодарил открывшего дверь мужчину, тот прикрыл глаза и слегка наклонил голову, показывая, что услышал. Дубовая дверь также раскрылась сама, едва они поднялись по нескольким ступенькам крыльца, и они очутились в огромном, как кинозал, помещении. Из полумрака вышел мужчина, точная копия тех двоих.
- Здравствуй, Володя, - сказал старичок, - покажи нашему гостю, где можно оправиться да помыться с дороги, и проводи потом в Малую гостиную.
- Хорошо, Петр Петрович, - ответил мужчина и жестом пригласил Кастета идти за ним.
Поднялись по деревянной не скрипучей лестнице на второй этаж, остановились у одной из дверей в полутемном коридоре - редко горели неяркие лампочки в настенных, под старину, светильниках.
- Всеволод Иванович не любит яркого света, - объяснил Володя и нажал по-европейски низко поставленный выключатель, за дверью зажегся свет.
- Я вас здесь подожду. И оставьте, пожалуйста, оружие, у нас не положено, - словно извинился провожатый.
Кастет вытащил револьвер, в чистом воздухе дома сразу запахло пороховой гарью, подержал немного в руке, радуясь привычной тяжести боевого оружия, заметил, что провожатый Володя слегка переменил позу, готовясь к боевому броску, и, взявши за ствол, передал ему револьвер. Достал из карманов патроны. Володя бесстрастно взял оружие - похоже, в этот дом было принято приходить со стволами, только чуть приподнял брови, оценив качество револьвера.
В Малой гостиной его действительно ожидал старый знакомый - тот самый мужчина с безжалостной улыбкой матерого вожака стаи, с которым Кастет встречался в гостинице "Пулковская". Был там еще ласковый старичок - Петр Петрович и остался, войдя вслед за Кастетом, провожатый Володя.
- Ну, здравствуй, Алексей Костюков, - сказал, поднимаясь с кресла, хозяин, - извини, тогда не представился, гордыня обуяла, думал - все меня в лицо знают. Ты вот - не знал, да и после не поинтересовался, думал - разной жизнью мы живем, по разным дорогам ходим... Зовут меня - Всеволод Иванович Киреев, погоняло - Кирей. Ты - не вор, так что зови по имени-отчеству, тебе не трудно, а мне приятно будет. А встретились мы нынче по твоим делам-проблемам, ежели договоримся - вместе их решать будем, ежели нет... Я тебя, конечно, в беде не кину, но и сильно не помогу. Один останешься много крови прольется, а тебе она нужна, эта кровь? Ты вот день колбасишь уже три трупа, да друга твоего, Ладыгина, вспомнить, уже четыре получается. И день-то еще не кончился, а дальше что будет... Я так понимаю, ты в тему еще не въехал, не понимаешь, с кем связался, во что впутался, так Петр Петрович объяснит сейчас, а я покурю маленько.
Киреев действительно встал и отошел к окну покурить.
Петр Петрович ласково улыбнулся и сказал:
- Дела твои, Лешенька, обстоят.очень плохо, прямо скажу - хреново обстоят. Причем хреново - это мягко сказано. Друг твой школьный, Петя Чистяков, взял из сейфа господина Исаева денег много, да ценностей еще, всего - на миллион североамериканских долларов, да два ствола, да бумаги какие-то. Важные, наверное, бумаги, коли в сейфе лежали. Оттого господин Исаев сильно зол на твоего друга и всю свою банду на него натравил. Не нашли еще, но ищут, и будь уверен - найдут, из-под земли достанут. Жена Чистякова с дочкой пропали, нет их нигде, ни дома, ни на работе, надо думать - у Исаева где-то в заложниках томятся. Что, не знал этого? Видишь, а мы знаем, потому что ты - один, а нас - много, и мы - сила. Это в американском кино одиночка за два часа всех побеждает и уходит с красавицей в солнечный рассвет. А в жизни не так все чудесно. Ты знаешь, кстати, что красавица твоя, Леночка, с которой ты в рассвет уходить должен, тоже исаевскими людьми схвачена и неведомо где сейчас находится? И этого ты не знаешь... Вот так-то, Лешенька. Вот такие пироги-беляши у тебя получаются. Думай теперь, Леша, соглашаться на нашу дружбу или нет...
Вернулся от окна Киреев, сел в кресло, прямо, сел, не отдыхать, работать. На Кастета посмотрел, странно как-то, не понял Леша этого взгляда, а он уже веки опустил, чтобы глаз видно не было.
- Ты, Алексей, не думай, мы с тобой не на веки вечные дружить собираемся, - заговорил он, - мы с тобой только против гниды этой, Исаева, вместе идем, а там дорожки наши опять разбегутся... Решай, Леша, сейчас решай, завтра поздно будет. Ты двух ментов положил, теперь вся милиция города тебя искать будет, а не одна банда исаевская. А от всех, Леша, не убежишь и всех не перестреляешь.
- Что вы от меня хотите? - спросил растерявшийся Кастет.
Очень уж не нравилось Леше Костюкову помощь бандитскую принимать, понимал, что тогда должником вечным у Кирея будет, и чем долг этот платить придется - неизвестно пока. Но и правоту их понимал - не одолеть ему в одиночку, не справиться.
- Что хотим, говоришь? Да ничего, Лешенька, ничего особенного. Ты в армии служил, разведчиком был, понимать должен - идет, скажем, разведчик языка брать. Один идет, рядом никого нет. Но за ним, за его спиной - армия целая, фронт даже, и, случись что, помощь к нему придет, огнем прикроют или, если ранен, с поля боя вынесут... Так и тут. Ты - один, ты сам решаешь свои проблемы, сам за друзей своих мстишь, за невесту свою поруганную, и месть твоя праведная, справедливая, и никто, кроме тебя, за них не отомстит. Но государство - оно на стороне Исаева, и будет оно эту гниду защищать до тех пор, пока ты, с нашей помощью, с нашей поддержкой, штаны мундирные с него не спустишь и голую его задницу напоказ не выставишь, чтобы все увидели - в каком дерьме он увяз, и не защищать его надо, а под белы рученьки к стенке подвести и лоб аккуратненько так зеленкой намазать...
- Я согласен, - спокойно сказал Кастет. Решение он принял, теперь все просто. Воевать - это он умеет.
- Просьба у меня есть, даже не просьба - условие.
Кирей с Сергачевым переглянулись - кто-то другой сидел перед ними. Не простой и знакомый, как старые носки, Леха Костюков - рубаха-парень, не дурак выпить и перепихнуться, надежный и незамысловатый, словно лом. Другой, не парень -мужик, с крепкими литыми мускулами, жестким, твердым взглядом и уверенным командным голосом, наверное, таким он был в Афгане...
- Что за просьба у тебя, Алексей? - впервые Сергачев назвал его по-взрослому, полным именем, а не ласково, как к ребенку, обращаясь.
- Три человека осталось в жизни, которые мне дороги. Нужно этих людей уберечь, спрятать где-нибудь, увезти... Главное - чтобы с ними ничего злого не случилось, чтобы за эти свои тылы я спокоен был...
- Хорошо, Алексей.
Сергачев с Киреевым опять переглянулись, все вроде знали про Костюкова, всех его друзей и подруг, одноклассников и сослуживцев, а кого он сейчас имеет в виду - непонятно.
- Говори имена, адреса, пока сюда привезем, а там решим, как лучше сделать - может, за границей им пока пожить, может, в деревеньке какой дальней...
Задумался Кастет еще на мгновение - фактически в заложники отдавал друзей, но выхода не было, пока он - Кастет - жив, ничего с ними не станется.
- Пишите. Черных Женя и его мама Вероника Михайловна, Седьмая линия Васильевского острова, дом номер... Да, вот что, Женя - инвалид, не ходит, надо что-то придумать.
- Придумаем, - заверил Сергачев, - только позвони, предупреди. Чтобы не пугались...
Кастет кивнул, полез за трубкой. Володя, стоявший в полумраке гостиной и в беседе участия не принимавший, неслышно выдвинулся вперед, и так ловко выдвинулся, отметил Кастет, что через мгновение готов был перекрыть директрису огня, и не старичка Петра Петровича прикрывал, а Киреева, он тут главный, от него все зависит.
Сперва Жене позвонил, тот, пожалуй, не удивился, выслушал спокойно, сказал - жду. Потом - Светлане, уточнил адрес общежития на Наличной, повторил его для Сергачева и ответил на ее вопрос:
- Да, доверяю тем людям, что за тобой приедут...
Сергачев кивнул, вышел распорядиться, остались они с Киреевым вдвоем Володя-телохранитель не в счет.
- Чем за вашу помощь расплачиваться буду? - спросил Кастет.
Киреев помолчал, закурил уже не у форточки, а за столом.
- Если Исаева свалим - уже большое дело для нас сделаешь... А коли нет, на том свете с тобой считать будем - кто кому чего должен.
***
Скоро вернулись люди, посланные за кастетовскими друзьями.
Первым внесли Женю. Грамотно, как раненого бойца, на сцепленных в замок ладонях, усадили бережно в кресло. Следом вошла Вероника Михайловна, с беспокойным изумлением озираясь, крепко сжимая в руках маленькую дамскую сумочку и вместительный, битком набитый, полиэтиленовый пакет. Последним вошел Сергачев.
- Здравствуйте, господа. Садитесь, - Киреев поднялся с места, поздоровался за руку с Женей, элегантно поцеловал ручку Веронике Михайловне, подвел ее к креслу, усадил. - Чай, кофе?
- Чай, - ответила Вероника Михайловна.
- Кофе, - сказал Женя.
Киреев не выходил из комнаты, не нажимал никаких видимых кнопок и уж тем более не звал никого громким голосом, но через пару минут строгий хорошо одетый мужчина вкатил сервировочный столик, на котором было все, что можно представить необходимым для наслаждения чаем и кофе.
Перед Женей он поставил маленькую, прозрачного фарфора, дымящуюся чашечку с кофе. Перед Вероникой Михайловной большую, расписанную немыслимыми цветами в стиле "а ля рюсс", чашку. На столе очутились сахарница с кусковым сахаром-рафинадом, сливочник, еще одна сахарница - с песком и большое блюдо, на котором в продуманном беспорядке были разложены разнообразные печенья, сухарики, сушки соленые, сушки с маком, сушки простые, но, видимо, тоже непростые, с каким-нибудь особенным вкусом, потому что простого вкуса представить в этом доме было невозможно.
Мужчина откатил в сторону сервировочный столик, на котором еще оставалось множество всяких посудинок, тарелочек, блюдечек и даже горшочек, наверное, как у Винни Пуха, с медом, и неслышно вышел.
Женя осторожно, двумя руками, поднес к губам хрупкую чашечку, вдохнул аромат и улыбнулся.
- Не растворимый, - то ли спросил, то ли констатировал он.
- Если хотите растворимый, я пошлю, в доме его нет. Вы знаете, - Киреев обратился к Веронике Михайловне, - в последнее время стал страшным кофеманом. Это вот - смесь арабики и мокко, две трети арабики, треть мокко. Причем арабика эфиопская, а мокко яванский. К стыду своему, совсем недавно узнал, что вкус кофе, как и вина, зависит от урожая. В засушливый год - один вкус, в дождливый - другой. Мы с вами, Вероника... простите...
- Михайловна, - подсказала она, подумала немного, - можно просто Вера.
- Чудесно, Верочка, мы... Господи, я ж не представился! Всеволод Иванович, а это - Петр Петрович, вы с ним, похоже, уже знакомы. Петрович, ты что, сам за гостями ездил?
- А что старику в четырех стенах сидеть, прокатился.
- Сумочки, сумочки ваши давайте!
Киреев решительно отобрал у Вероники ее поклажу, отнес куда-то вглубь Малой гостиной, которая по площади была побольше обычной однокомнатной квартиры.
- Пейте чай-кофе, в семь у нас ужин, а сейчас, будем считать, "файф-о-клок". Да и время уже подходит.
Неслышно отворилась дверь, вошла Светлана.
Кастет рванулся к ней, охватил ее всю крепко, аж пискнула, поцеловал в щеку, избегая влажных, пахнущих дешевым вином, губ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЕКСОГЕН И КАМАСУТРА
Глава 1
ГОРЯЧИЙ ФИНСКИЙ ПАРЕНЬ
Леночка проснулась в той же комнате, куда ее привезли то ли вчера, то ли позавчера. Двое мужчин в гражданской одежде пришли тогда к ней домой, показали красные удостоверения с большим двуглавым орлом на обложке, вежливо попросили одеться и съездить с ними в Управление, чтобы задать несколько вопросов.
Ни в какое Управление они не поехали. В стоящей у подъезда машине их ждал еще один мужчина, наверное, большой начальник, которому те двое, откозыряв, ее передали. Прямо в машине он спросил ее что-то о Леше Костюкове, которого по возвращении из Москвы она больше не видела, спросил еще о каких-то совсем ей неизвестных людях, выслушал внимательно, помолчал и вышел из машины. Леночка подумала, что ей уже можно идти домой, и тоже хотела вылезти, но тут в машину сели те двое, с двух сторон, так, что она оказалась между ними, в шею ее что-то кольнуло, она еще успела подумать откуда в апреле комары - и уснула.
Открыла глаза она уже в этой комнате оттого, что человек в белом халате, наверное врач, держал у ее носа ватку с нашатырным спиртом. Увидев, что она проснулась, доктор убрал ватку, выглянул в коридор, позвал кого-то.
Вошел крепкий высокий парень, похожий на военного, Леночка еще подумала, что ему очень подошла бы военная форма. Вдвоем они осторожно помогли ей подняться и отвели во врачебный кабинет. Там за столом, уставленным пробирками и блестящими медицинскими инструментами, сидела симпатичная медсестра, посреди кабинета стояло гинекологическое кресло. Леночка смутилась. Она вообще стеснялась бывать у гинеколога, а садиться в кресло при этом военном парне ей было совсем стыдно. Но парень, слава Богу, ушел, а у нее сначала взяли кровь из вены и из пальца, потом доктор попросил ее раздеться, внимательно, по-врачебному, не по-мужски, осмотрел ее тело, попросил поднять руки, раздвинуть ягодицы и только после этого усадил в кресло. Осмотр быстро закончился, и когда Леночка уже хотела одеваться, доктор сказал, что нельзя, всю одежду заберут на дезинфекцию. И правда, медсестра сложила все, даже часы, в специальный пластиковый мешок, на который повесила бирку с ее фамилией, а ей выдала белый медицинский халат, который пришлось надеть на голое тело.
Потом началось совсем непонятное. Доктор отвел ее в ту же комнату, предложил снять халат и лечь в постель, после чего пристегнул ее левую руку наручником к спинке кровати.
- Если что-нибудь будет нужно, - сказал на прощание доктор, - нажмешь эту вот кнопочку, придет человек и проводит в ванную или туалет. Обед принесут попозже. Ты меня понимаешь?
Леночка кивнула. Конечно, она понимала, что ей сказал доктор, не глупенькая же какая-то, но ей все было странно, и она хотела что-то спросить у доктора, но он уже ушел, а она вдруг уснула, не успев даже накрыться одеялом.
Проснулась она оттого, что затекла левая рука и надо было выйти в туалет. Хотела встать, больно дернула цепочкой левое запястье и все вспомнила. Долго робела нажимать кнопку, но в туалет хотелось все сильнее, наконец нажала. Пришел тот же военный парень, молча отстегнул наручник и проводил в туалет. Оказывается, вход в туалет и ванную был из той же комнаты, не надо было даже выходить в коридор. Он подождал, когда она выйдет, также молча проводил ее до кровати и снова пристегнул наручник.
Оставшись одна, Леночка огляделась. Комната больше всего напоминала больничную палату, чисто, светло, никакой мебели, только еще одна кровать, аккуратно застеленная покрывалом, и стол с тремя стульями у занавешенного окна. Потом она подумала о Леше и с этими приятными мыслями опять незаметно уснула.
***
Вечером все, как большая семья, собрались перед телевизором в той же Малой гостиной. Сидели парами - Костюков со Светланой на диванчике-канапе, мать и сын Черных - у накрытого для вечернего чая стола, причем Женя - в новеньком инвалидном кресле, старое, за непригодностью, было оставлено дома, а Киреев и Сергачев в стороне, тоже на диванчике, только они не гладили друг друга по коленкам и не шептали, как Кастет со Светланой, всякие глупости. Охранника Володи, видимо из-за отсутствия ему достойной пары, в гостиной не было.
"Криминальный Петербург" посмотрели молча. Только Светлана прошептала на ухо Кастету, что на фотографии он совсем не похож, и укусила его за мочку уха.
Так же молча посмотрели рекламу. В мире прокладок и кариеса ничего не изменилось, и Сергачев встал, чтобы выключить телевизор.
- Вопросы, замечания будут? - спросил он, подсаживаясь к столу. - Как фактически развивались события - мы знаем. Теперь знаем официальную версию правоохранительных органов, как профессионал, я вам скажу, что это - лучшее, что можно было придумать в такой ситуации. Самое лучшее! Так они убивают даже не двух, а целое стадо зайцев - и Чечня, и наркотики, и оружие, да одна геройская смерть мудаков-омоновцев чего стоит. Если они не раскроют эту кучу преступлений, а мы ведь сделаем все, чтобы они не раскрыли, все равно эта шумиха пойдет только на руку Исаеву и, извините за выражение, его шобле...
Сергачев посмотрел на Кастета и сказал с интонацией классного руководителя:
- Леша Костюков! Положи руки на колени и слушай спокойно! На свои колени положи, на свои. И вообще, Светочка, вы бы пересели куда-нибудь, вот, к господину Кирееву на диван, очень удобный диванчик и Леша туда не дотянется, он же не Юрий Долгорукий...
Он взял чашку с давно остывшим кофе, понюхал, поморщился.
- Дамы и господа, может быть, на сон грядущий по бокалу чего-нибудь этакого? Крепкий кофе на ночь излишне возбуждает, - он выразительно посмотрел в сторону Кастета, - а с рюмочкой хорошего ликера, скажем, "Драмбьюи"... Между прочим, искусство приготовления ликеров пришло из Италии, где в монастырях приготовлялись смеси из спирта, плодов и ароматических трав, и на этикетках было написано "Во славу Бога".
Он молитвенно сложил пухлые ручки и вознес очи горе.
- И только для настоящих мужчин могу предложить, даже настоять на этом - разговор у нас предстоит долгий, непростой, - по бокалу хорошего виски. Даже Всеволод Иванович еще не знает - друзья мне привезли из Шотландии подарочный набор известной фирмы "Matthew Gloag & Son" - бутылочка виски "Famous Grouse" - "Знаменитая куропатка" и стаканчики Old Fashion. Представляете, господа, из самой.Шотландии, где горцы-хайлендеры, килты, волынки и Роберт Берне - и вот - на нашем столе. Непременно испробуем, не отказывайтесь!
Виски, действительно, был изумительным, стаканчики Old Fashion оказались матерыми стаканами граммов по двести пятьдесят, а ликер и правда с сильным медовым привкусом, что не очень понравилось Кастету.
Наконец реверансы и щеголяние этикетом закончились, дамы разошлись, Кастет с Киреевым покурили у открытой форточки, и состоялся тот самый долгий непростой разговор, обещанный Сергачевым.
- Пока вы, Алексей, отдыхали, мы с Евгением Павловичем Черных обсудили план наших дальнейших действий. Сразу должен сказать две вещи. Во-первых, в целом план принадлежит Евгению Павловичу, я лишь внес некоторые коррективы, исходя, так сказать, из суровых реалий и наших возможностей. Во-вторых, Всеволод Иванович категорически против этого плана, называет его безумной авантюрой, американщиной и другими непотребными словами. Я же, напротив, считаю -только такой план имеет шанс на выполнение, все остальное просто, как сейчас говорят, не прокатит... Решать вам, Алексей. Вы - главный герой этой безумной авантюры, судите сами, сможем ли мы, а большей частью - вы, сотворить все это. А план наш состоит в следующем...
***
Выехать в девять, конечно же, не получилось.
Сперва всей командой пили кофе, потом впятером, пятым был охранник Володя, обсуждали последние детали, посидели на дорожку и в начале одиннадцатого отправились в путь.
Ехали на купленном Лехой "Гольфе", стараниями Петра Петровича получившем номера и должным образом оформленном на Ситтонена Арво Яновича, предпринимателя из Петрозаводска, владельца лесопилки и двух небольших заводиков стройматериалов.