Страница:
«Только бы он не был запаролен!» — В том, что диск без защиты, я тоже уверена на все девяносто девять процентов. И оказываюсь права.
Никакого пароля, никаких неприятных сюрпризов. Всё просто, как в развивающей игре для дебилов: на экране монитора появляются пять ярлыков. Первый: «1. Сначала открой меня»; второй: «2. Письмо тебе, дочка»; третий: «3. Охранное агентство „Богданов и Пинкертон“; четвертый: „4. Концерн „Богатырская сила“ и пятый: «5. Что делать?“
«Что делать? — совсем как у Чернышевского», — непроизвольно отмечаю я и кликаю мышкой в первой ярлык.
«Здравствуй, дочурка. Сейчас ты сидишь у компьютера и читаешь то, что когда-то я составлял для тебя, в течение нескольких месяцев расходуя на это всё свое свободное время.
Сейчас ты сидишь у компьютера и читаешь… а значит меня рядом с тобой уже нет. Ты осталась одна. Совершенно одна. Может быть, я не прав, но, сомневаюсь, чтобы в мире нашелся еще хоть один человек, который столь же искренне и безоглядно, как твой отец, желал бы тебе добра и стремился к тому, чтобы ты это добро обрела. Любовь моя к тебе была безгранична до фанатизма, и я, не раздумывая, отдал бы за твою жизнь десять своих, если бы, действительно, обладал десятью жизнями; не размышляя, продал бы душу дьяволу, потребовав в качестве платы только одно: чтобы у тебя всё было благополучно».
«Ты и продал, — морщусь я, вспоминая, как меня подготавливали к тому, чтобы заменила Крошку в СИЗО. — Вот только кинул тебя на этой сделке дьявол, Богданов. Всё сложилось в тысячу раз хуже, чем ты предполагал. Если бы ты, когда твою дочку повинтили легавые, сидел на заднице ровно и ничего не предпринимал, тогда, возможно, твое послание сейчас читала б не я, а твоя ненаглядная Крошка. Хотя, очень сомнительно».
Я вновь с головой погружаюсь в файл «Сначала открой меня». Первые минуты тщательно пережевываю каждое слово, в каждой фразе стремлюсь обнаружить какой-нибудь скрытый подтекст. Потом, убедившись, что, кроме соплей и изъяснений в горячей отцовской любви, здесь ничего не найду, пробегаю взглядом оставшийся текст, и единственное, что задерживает на себе мое внимание, — это заключительные абзацы:
«Лариса, любимая. Если всё то, что ты сейчас прочитала, показалось тебе маразматическим бредом и сгустком никчемных эмоций, и ты ждешь, что в дальнейшем мое послание будет выдержано в той же тональности, посмею разубедить тебя: дальше лишь информация, которую я не считал необходимым доводить до твоего сведения, пока был жив. Теперь же тебе необходимо всё это знать, чтобы разумно распорядиться тем, что с таким упорством и с такими усилиями я собирал долгие годы. Чтобы уже через месяц не оказаться на улице в качестве нищенки. Чтобы просто выжить! Так что отнесись ко всему нижесказанному с полной ответственностью. Там ты встретишь мою исповедь о том, как из обычного оперативника КГБ я вырос до уровня „лесного короля“ Северо-Запада и одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга. Но этому рассказу я посвящу лишь один файл — № 2. На трех последующих ты обнаружишь советы, как тебе действовать в настоящее время, указание к действию, следовать которому я рекомендую тебе со всей пунктуальностью, если желаешь, чтобы для тебя все сложилось нормально. Всё это будет подкреплено той информацией, без которой распорядиться тем, что оставляю тебе, невозможно. Заруби ее себе в память, выучи наизусть, не пренебрегай ни единым словом, и это станет козырной картой у тебя в рукаве. И ни в коем случае ни только не давай никому этот диск, не упоминай о его существовании даже самому дорогому тебе человеку!!!Помни: очень часто близкий друг превращается в самого ненавистного, заклятого врага. Всё в этой жизни неустойчиво, как в топком глубоком болоте. Верить нельзя никому!
А теперь, дочка, открой файл № 2 и не поленись прочитать мою короткую автобиографическую повесть. Ведь раньше если я что и рассказывал тебе о своем прошлом, то это были только отрывки, да и то, по большей мере, неправда. Теперь, когда я уже мертв и подчиняюсь одному лишь Всевышнему, могу открыть все секреты, которые до сей поры приходилось держать при себе. Так пускай же ты будешь первой — и, возможно, единственной, — кому они станут доступны.
Удачи, Ларисочка.
И да поможет тебе Господь!
Открывай файл «Письмо тебе, дочка».
Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича Богданова! На протяжении четырех лет, что провела на кичи, я желала ему самой мучительной смерти и дальнейших страданий в наиболее страшном, девятом круге ада — пусть корчится от нечеловеческой боли в кипящей смоле; пусть черти гоняют его сыромятными плетками по раскаленным углям, сдирая с изодранной в лоскутья спины кровавые кожаные ремни; пусть будет ему, негодяю, так худо, как даже мне — ослепленной жаждой отмщения! — вообразить не хватает фантазии!!! Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича!!! И, что удивительно, я в то же время искренне уважала его, сильного и целеустремленного, удачливого и непреклонного. И главное, беззаветно преданного своей непутевой дочурке. Не отрекшегося, как большинство, от законченной, уже неисправимой наркоши, не поставившего на ней жирный крест, а продолжавшего бороться за нее, сознавая при этом, что проиграл и давно пора выкидывать белый флаг. Но Богданов не был приучен проигрывать, он не знал, что такое капитуляция.
«Был бы жив мой отец, — часто размышляла я, бессонными ночами ворочаясь на узенькой шконке в бараке, — он, наверное, поступил бы точно так же, чтоб помочь своей дочке, угоди та невзначай в подобную бочку дерьма, как СИЗО, а впоследствии — зона. Если не именно так, как это случилось четыре года назад, пусть как-то иначе, но отец наверняка сделал бы всё, что в его силах. И, если бы оказался перед выбором, то, как Богданов, без слюнявых эмоций возложил бы на плаху судьбу всего лишь какой-то бесправной рабыниради того, чтобы вызволить из неволи меня.
Правда, совсем не такую убитую жизнью и коксом, как Крошку».
…Пусть сам Сатана мне судья, но я уважала его, Василия Сергеевича!!!
Я понимала его, Василия Сергеевича!!!
Окажись я в его положении, наверное, поступила бы так же, как он!
…Сейчас я сижу и читаю «Письмо тебе, дочка». И проникаюсь уважением к Богданову всё больше и больше. Я не просто понимаю его, я ощущаю себя на его месте — на том раскаленном до красна железном подсрачнике, на котором этому человеку приипось сидеть все последние годы.
Да какие там годы! Десятилетия. А точнее, двадцать пять лет. Кошмар! Ведь это же четверть столетия! Это треть человеческой жизни! Это не стоит никаких миллиардов и гордого звания «лесного короля» Северо-Запада, одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга…
«Всё началось е 1974 году, когда я учился на третьем курсе Ленинградской Лесотехнический академии. Твоя мать была на два года старше меня и летом должна была закончить геофизический факультет Горного института. Мы поженились в конце января, а уже осенью ждали ребенка. Вот только не прошло и двух недель после свадьбы, как, Марине на первом же осмотре у гинеколога сообщили, что доносить плод она не способна ни при каких обстоятельствах. Диагноз — почти полный лист заполненного неразборчивым „докторским почерком“ текста, сплошь состоящего из непонятных мне терминов; приговор — моя жена никогда не сможет стать матерью, а нам сейчас надо срочно решить вопрос с абортом и смириться с тем, что если наша семья когда и обзаведется ребенком, то только приемным.
«Срочно решить и смириться», — легко сказать. Выполнить невозможно!
Нет, решить сами мы ничего не могли, находились, как под наркозом. Утром, несмотря на морозы, уходили из общаги на улицу и болтались по Питеру до позднего вечера. Плевать на мою учебу, плевать на Маринин диплом. Мы бродили по пустынным заснеженным улицам, иногда заходили в неуютные пирожковые, чтобы погреться, покупали по маленькой чашке цикория с молоком и по жирному беляшу и подолгу простаивали с этим набором за грязным пластиковым столом. Каждый думал о своем. Мама — о том, что неужели после этого убийственного диагноза я смогу ее бросить. Я — о том, что неужели она смеет думать, что я окажусь таким подлецом.
Мы провели три жутких дня. На морозе. Возле пирожковых, чтобы согреться. Марина, подозревая меня в том, что я ее теперь брошу. Я, зная о том, что она меня в этом подозревает. Но на исходе третьего дня…»
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ЧИТАТЕЛЬНИЦА)
— Свари, пожалуйста, кофе. — Войдя в квартиру, Виктория задержалась лишь на секунду, чтобы разбросать по прихожей туфли, и босиком устремилась к компьютеру. — И сляпай каких-нибудь бутиков.
Она достала из сумочки конвертик с дискетой. Конвертик, скомкав, швырнула на стол. Дискету вставила в дисковод. На системном блоке нажала на кнопочку «Power»…
— От бутиков пучит, — сварливо пробурчала Тамара и повесила на вешалку свою эпатажную куртку-косуху. — Энглер, это несправедливо. Если ты думаешь, что сейчас сядешь за компьютер, а я, словно прислуга, буду таскать тебе бутерброды и кофе, то отбрось эти гнилые мыслишки подальше. Перебьешься. Если пить кофе, то вместе. Если читать, то тоже вместе. Насколько я понимаю, после вчерашнего разговора я имею не меньше прав, чем ты, знать, что там накопал о дяде Игнате и Толстой Жопе твой Шерлок Холмс. Или как там ты его дразнишь?
— Арчи Гудвин, — рассеянно отреагировала Тамара, с нетерпением наблюдая по монитору, как издевательски медленно загружается «Windows».
— Лады. Пусть он Арчи Гудвин. А я непосредственный исполнитель всего, что ты спланировала, и именно мнепредстоит приводить твой приговор в исполнение, рисковать своей задницей, лезть в ту клоаку, которая пугает твоего детектива, как ребенка темный чулан, где живет Бука. — Тамара придвинула к компьютерному столику стул для себя. — Подвинься.
— Ведь неудобно вдвоем. Прочитали б по очереди.
— Прочитаем одновременно. Считай, для меня это принципиальный вопрос. А кофе попьем через час, не загнемся от голода, — примирительно сказала Тамара и завладела оказавшейся под рукой мышкой. — Не думаю, что этот Петр накатал целый роман. — Она открыла окошко «Диск 3, 5 (А:)», содержащий лишь один-единственный файл. — Всего пятьдесят пять килобайт. Не богато. Не тянет даже на короткий рассказ. Этот твой Арчи Гудвин или очень не любит пространные отчеты, или умеет быть лаконичным и в своей писанине обходится без воды. Ценное качество.
— Да открывай же ты документ!
— Не киксуй, успеваем. — Тамара кликнула мышкой в ярлык, и на экране развернулся компактно упакованный текст, полностью лишенный таких синтаксических излишеств, как абзацы и запятые. — И вообще, Виктория Энглер, ждала семь с лишним лет, так вполне могла бы потерпеть еще пару секунд. На, читай. Наслаждайся.
И Тамара, близоруко прищурившись, сама уперлась жадным взглядом в экран, вникая в сумбурно составленный отчет частного детектива.
Интересно, и где же всё-таки Энглер нашла этого раздолбая?
«Начиная с июня 1992 г. и по октябрь 1992 г. отследить где находился Астафьев Игнат Анатольевич не удалось. Точно известно что в Пушкине его в это время не было. Заявление на исчезновение его подопечной Тамары в Пушкинское (РУВД подавала его сожительница Крамарюк, Светлана Петровна. Она же давала свидетельские показания. Предположительно Игнат в РУВД даже не появлялся. По невыясненным причинам по делу об исчезновении Тамары работы почти не велось. Но мне стало известно, что у Крамарюк, среди сотрудников РУВД было много знакомых. (Возможно через них она сумела оказать какое-то давление на следствие. В то время она оформила для себя перевод с должности инспектора Пушкинского РОНО в администрацию Петербурга и стала курировать учреждения для детей-сирот. На этой должности находилась вплоть до июня 1997 г. когда уволилась по собственному желанию и занялась частным бизнесом. По отзывам сослуживцев за пять лет работы зарекомендовала себя ответственным, инициативным сотрудником. Коммуникабельна и неконфликтна, пользовалась всеобщей любовью и уважением. Со слов сослуживцев трудилась не за карьеру, а за идею. С первых же дней работы в администрации занялась продвижением проекта создания сети семейных детских домов. Наладила связи с Красным Крестом и другими международными благотворительными организациями. Нашла спонсоров среди обеспеченных людей в России и за рубежам. Заручилась поддержкой нескольких депутатов и добилась того, что в городском бюджете на 1993 г. финансирование проекта по созданию сети семейных детских домов в Петербурге и Ленинградской области было выделено отдельной статьей. Под эти гарантии оформила в одном из государственных банков долгосрочный кредит.В сентябре 1992 г. для реализации проекта зарегистрировано малое предприятие «Доброе Дело». В окрестностях совхоза «федоровский» выделены участки под строительство нескольких коттеджей для семейных детских домов. В oк тябре заключен договор с подрядчиком. Определены сроки сдачи объектов «под ключ». Вот здесь на сцене после четырехмесячного забвения и появляется Астафьев Игнат Анатольевич. Оформляется в «Доброе Дело» на должность младшего менеджера. Хотя и ежу понятно что сразу берет в свои руки всё управление предприятием. Становится теневым директором…
— Томка, заснула? Перевернешь ты когда-нибудь страницу? Сколько ждать?
— Что, уже прочитала?
— Миллион лет назад, — сварливо пробурчала Виктория. — Это ты, похоже, умеешь читать лишь по слогам. Признавайся, сколько классов приходской школы закончила?
— Знаешь, непросто усваивать его писанину. — На язвительность подруги Тамара не обратила никакого внимания. Словно ничего не расслышала. — Всё свалено в кучу. И — обратила внимание? — ни одной запятой.
— Начихать! Обойдемся без запятых. Да крути же ты дальше это кино! Или гони сюда мышь! Или клаву!
«А вот хрен тебе, Энглер! — улыбнулась Тамара и сместила текст вверх. — Проклятый Гудвин! Хотя бы из уважения к нам мог разделить свой отчет на абзацы и позаботиться о запятых. Или он просто не знает, что существует такой знак препинания? А может быть, не использует запятые из какого-нибудь суеверия? Псих? Параноик? Самое интересное, что собственно текст написан грамотно. На отсутствие кавычек и точек грешить не приходится».
…И генеральный и исполнительный и главный бухгалтер — простые марионетки. Вся реальная власть у Игната. Все деньги проходят через него. Уже через месяц он приобретает для себя дорогой «Фжип Чероки». Первым в июле 1993 г. заканчивается строительство коттеджа для личного проживания супругов Астафьевых (еще в декабре 1992 г. Игнат Анатольевич и Светлана Петровна официально оформили брак) Осенью 1993 г. вступает в действие первый семейный детский дом. К январю 1994 г. таких домов насчитывается уже пять. В каждом тщательно отобранная и полностью зависимая от Астафъевых семейная пара из числа русских беженцев из Средней Азии или Закавказья занимается воспитанием 10-12 детей в возрасте от 2 до 7 лет. Все дети отбираются под личным надзором С. Астафьевой. Ни один не страдает какими-либо хроническими психическими или физическими расстройствами или дурной наследственностью. Все отличаются высоким уровнем интеллекта. Несколько проверочнх комиссий посетивших «Доброе Дело» удостаивают деятельность предприятия самых высоких оценок. Про С. Астафьеву снимают телевизионный репортаж и публикуют несколько газетных статей. При необходимости кассету с телепрограммой и распечатки статей предоставлю. «Доброе Дело» приобретает известность. Спонсорские пожертвования из-за рубежа и федеральное финансирование проекта увеличиваются. В пяти километрахот от Вырицы начинается строительство Комплекса включающего в себя анонимное родильное отделение для женщин решивших отказаться после родов от своего ребенка. Дом малютки. Детский дом уже не семейный а большой рассчитанный на сто пятьдесят детей. Параллельно с этим Астафьевы начинают получать прибыль предоставляя сирот для усыновления или удочерения за рубежом. Абсолютно здоровый ребенок с учетом оформления всех юридических формальностей в среднем оценивается в десять тысяч долларов кэша. Этот бизнес еще не приобретший серьезных масштабов на виду и у властей и у правоохранительных органов и у криминальных структур. Все деликатные вопросы с ними успешно улаживает из своего служебного кабинета в Санкт-Петербурге Светлана Петровна. Ее муж занимается надзором за делом на месте. В течение 1995 г. поэтапно вступает в строй сиротский комплекс «Простоквашино». Большой детский дом и Дом малютки начинают постепенно заполняться воспитанниками. За счет медперсонала воспитателей и рабочих в несколько раз расширяется штат сотрудников. К вопросу подбора кадров Астафьевы относятся с повышенной щепетильностью. Игнат занимает незаметную должность коменданта продолжая по-прежнему оставаться в роли теневого директора. Светлана Петровна держит всё под контролем из своего служебного кабинета. К тому времени за рубежом «Доброе Дело» приобретает настолько широкую известность, что количество клиентов резко увеличивается. Спрос начинает заметно превышать предложение. Здоровых сирот с хорошей наследственностью годных для передачи в бездетные семьи на Запад уже не хватает. Анонимное родильное отделение почти не используется потому что наркоманкам и алкоголичкам в услугах отказывают а именно они только и могут составить основной контингент пациенток. Здоровые женщины или даже несовершеннолетние девочки от своих новорожденных не отказываются. Тогда предпринимается попытка использования так называемых суррогатных матерей, которые за определенную плату вынашивали бы плод рожали в родильном отделении «Простоквашина» и сразу передавали бы новорожденного в Дом малютки. И всё это слишком муторно ненадежно и практически не приносит дохода. И тогда Астафъевы для того чтобы так удачно начавшийся бизнес не захирел принимают решение прибегнуть к крайней мере и к делу привлекаются давно уже предлагавшие свои услуги «Бендеровцы»— преступная группировка Миши «Магистра», включающая в себя молдаван и местных цыган и контролирующая в Петербурге рынок дешевой рабочей силы из Молдовы и Западной Украины. В течение нескольких месяцев Магистр налаживает регулярные поставки детей из стран ближнего зарубежья и даже из отдаленных губерний России. Порой детей попросту похищают у неосторожных родителей. Бизнес к тому моменту достигает расцвета и приносит огромный доход. По моим прикидкам около 90% уходит на взятки силовикам и чиновникам и на оплату услуг «Бендеровцев». Но даже оставшиеся 10% представляют собой очень приличные деньги. В начале 1997 г. Астафьевы продолжая расширять свое дело пытаются при поддержке Магистра внедриться на рынок подпольной торговли донорскими трансплантатами. База для этого есть. Неиспользуемое родильное отделение переоборудуется в операционный блоки анатомическую лабораторию без серьезных финансовых вложений. Доноры под рукой — даже при неослабевающем спросе остается невостребованный товар который приходится выбраковывать. Отсюда затраты для его уничтожения и захоронения. Каким образом Астафьевы сумели освоить этот донорский рынок и стать своими в узком кругу предельно осторожных подпольных торговцев человеческими органами выяснить я не сумел. Но на настоящий момент по моим сведениям ситуация такова. Реабилитационный комплекс для детей-сирот «Простоквашино» представляет собой тщательно охраняемый изолированный от внешнего мира коттеджный поселок, занимающий площадь в 2, 5 гектара с автономной инфраструктурой, в котором постоянно проживают приблизительно 10 сотрудников (плюс еще столько же приходящих) и содержится от 40 до 50 детей в возрасте от 2 до 6 лет. Основной доход предприятию приносит поставка на заказ донорских трансплантатов. Вторая статья дохода по-прежнему активное предоставление детей для усыновления или удочерения за рубежом. Третья статья спонсорские пожертвования и отчисления из бюджета. Приблизительно за первое полугодие текущего года «Доброе Дело» получило неучтенную прибыль в размере от 1, 5 до 2, 5 млн долларов США. И. А. Астафьев по-прежнему занимает должность коменданта и за пределы территории комплекса практически не выходит. Проживает там же. Алкоголь не употребляет уже па протяжении семи лет. Имеет любовницу федоренко Оксану Григорьевну медсестру 24 лет. Мое субъективное впечатление что Игнат Анатольевич чего-то или кого-то опасается. Его супруга для прикрытия основного источника своих доходов официально занимается частным предпринимательством и является эксклюзивным поставщиком в «Простоквашино» продуктов питания и др. Проживает отдельно от мужа в коттедже в трех километрах от комплекса. Пользуется автомобилем «Нисан Патрол» серебристого цвета. При ней постоянно находится телохранитель по совместительству водитель. Часто выезжает за границу. Обычно в Германию или Нидерланды по делам или в Турцию на отдых. Ведет активный образ жизни. Регулярно принимает гостей. Постоянно бывает в Петербурге. Территория «Простоквашина» обнесена двухметровой оградой из металлических прутьев и охраняется в дневное время двумя охранниками из числа «Бендеровской» ОПГ. В ночное время число охранников увеличивается до четырех а на территорию выпускаются собаки. Все охранники имеют лицензии на ношение огнестрельного оружия и вооружены пистолетами системы Макарова. «Бендеровские» крышуют «Доброе Дело» со стороны преступного мира. Со стороны силовых структур Астафьевы имеют покровительство в лице одного или нескольких высокопоставленных чиновников УВД Петербурга и Ленинградской области. Кого именно установить не удалось. С. П. Астафьева поддерживает приятельские отношения со многими депутатами Законодательного собрания и людьми занимающими высокие посты в Администрациях Петербурга и Ленобласти. За время отработки объекта «Доброе Дело» мне удалось войти в контакт с работницей пищеблока проживающей в деревне Нижнее Плетининовское в двух километрах от «Простоквашино». На вид девушке 18-20 лет. Замкнута неболтлива. Но разговорившись посетовала на полную бесперспективность жизни в сельской местности. Мечтает выйти замуж за жителя Петербурга и переехать в город. Работает на пищеблоке больше года. Своим местом неудовлетворена. Платят мало. Работа тяжелая. Постоянные сексуальные домогательства со стороны охранников и Игната Астафьева о котором отзывается с нескрываемым отвращением. Об истинном месте которое тот занимает на иерархической лестнице «Доброго Дела» явно не осведомлена так же как не в курсе того что происходит за пределами ее пищеблока. Возможна вербовка. Но как агент эта девушка не интересна. Интеллект ниже среднего. Занимаемая должность закрывает перед ней почти все двери и не предоставляет ей простора для агентурной работы. Близких друзей или подруг в штате сотрудников «Простоквашина» она не имеет. Кроме нее мне без риска вызвать подозрения установить контакта с кем-либо из «Доброго Дела» не удалось. Больше половины работников постоянно проживают внутри территории и за периметр выходят редко. Остальные либо охранники либо представители директората. И те и другие заезжают и выезжают с территории на машинах. Для того чтобы осуществить грамотную наружку за ними у меня недостаточно ресурсов. К тому же за неделю наблюдения за «Простоквашиным» я и так засветился. В последний раз меня до самого Петербурга пасла черная «Мазда» на которую я обратил внимание еще накануне но к сожалению не придал этому значения. Возможно тогда меня проводили до дома и узнали мой адрес. Не сомневаюсь что в службе безопасности «Доброго Дела» помимо обычных бандитских быков есть грамотно обученные профи. Невозможно не заручившись поддержкой силовиков и не имея хороших специалистов в службе безопасности так внаглую почти не скрывая своей деятельности успешно заниматься столь криминальным бизнесом на протяжении нескольких лет. Так что следует быть готовым к тому что придется столкнуться с очень сильным противником. К тому же отмороженным, абсолютно неразборчивым в средствах и давно переступившим ту черту за которой вылетают предохранители и перестают существовать хоть какие-нибудь общепринятые даже в бандитской среде нормы».
— Дочитала? — Энглер откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. На губах появилась довольная (если не сказать большего: блаженная)улыбка. — «Абсолютно неразборчивы в средствах и давно переступили черту, за которой выбивает предохранители и уже не существует хоть каких-либо норм», — слегка переврав, процитировала она на память предложение, которым подвел черту в своем отчете детектив. — То-то этот Петр открыл мне что-то новенькое! То-то я восемь лет назад не испытала на себе всю отмороженность этих двоих негодяев! Пошли, Томка, пить кофе. Ты как, всё еще остаешься при мнении, что Арчи Гудвин раздувает из мухи слона?
— Всё еще остаюсь. Хотя не могу не согласиться с ним в том, что с этими дядями Федорами из «Простоквашина» придется основательно попотеть. А уж претворить в жизнь твой план мести в полном объеме, по-моему, вообще нереально. «Напомнить о себе, заставить трястись от страха…» Хм! Да они давно этот страх потеряли, по горло увязли в таком непролазном дерьме, что по сравнению с этим то, что они восемь лет назад вытворяли с тобой, выглядит безобидной детской считалочкой. Ты надеешься, что они лишатся покоя, когда вдруг в их поле зрения объявлюсь я, назовусь твоим именем и торжественно объявлю, что пробил их час? Их бывшая подопечная восстала из небытия и пылает жаждой отмщения? Максимум, чего смогу этим добиться, так это того, что они удивятся, усилят охрану и закажут тебя — а вернее, меня — своей «крыше». Но покоя они не лишатся потому, что давно забыли, что это такое. Заниматься тем, чем занимаются они, — это постоянно находиться в ожидании, что вот сейчас грянет гром. Твое появление на фоне этого постоянного геморроя — не более чем назойливое жужжание комара. Каких неприятностей, с их точки зрения, можно ожидать от тебя? Того, что ты отправишься к палачу
Никакого пароля, никаких неприятных сюрпризов. Всё просто, как в развивающей игре для дебилов: на экране монитора появляются пять ярлыков. Первый: «1. Сначала открой меня»; второй: «2. Письмо тебе, дочка»; третий: «3. Охранное агентство „Богданов и Пинкертон“; четвертый: „4. Концерн „Богатырская сила“ и пятый: «5. Что делать?“
«Что делать? — совсем как у Чернышевского», — непроизвольно отмечаю я и кликаю мышкой в первой ярлык.
«Здравствуй, дочурка. Сейчас ты сидишь у компьютера и читаешь то, что когда-то я составлял для тебя, в течение нескольких месяцев расходуя на это всё свое свободное время.
Сейчас ты сидишь у компьютера и читаешь… а значит меня рядом с тобой уже нет. Ты осталась одна. Совершенно одна. Может быть, я не прав, но, сомневаюсь, чтобы в мире нашелся еще хоть один человек, который столь же искренне и безоглядно, как твой отец, желал бы тебе добра и стремился к тому, чтобы ты это добро обрела. Любовь моя к тебе была безгранична до фанатизма, и я, не раздумывая, отдал бы за твою жизнь десять своих, если бы, действительно, обладал десятью жизнями; не размышляя, продал бы душу дьяволу, потребовав в качестве платы только одно: чтобы у тебя всё было благополучно».
«Ты и продал, — морщусь я, вспоминая, как меня подготавливали к тому, чтобы заменила Крошку в СИЗО. — Вот только кинул тебя на этой сделке дьявол, Богданов. Всё сложилось в тысячу раз хуже, чем ты предполагал. Если бы ты, когда твою дочку повинтили легавые, сидел на заднице ровно и ничего не предпринимал, тогда, возможно, твое послание сейчас читала б не я, а твоя ненаглядная Крошка. Хотя, очень сомнительно».
Я вновь с головой погружаюсь в файл «Сначала открой меня». Первые минуты тщательно пережевываю каждое слово, в каждой фразе стремлюсь обнаружить какой-нибудь скрытый подтекст. Потом, убедившись, что, кроме соплей и изъяснений в горячей отцовской любви, здесь ничего не найду, пробегаю взглядом оставшийся текст, и единственное, что задерживает на себе мое внимание, — это заключительные абзацы:
«Лариса, любимая. Если всё то, что ты сейчас прочитала, показалось тебе маразматическим бредом и сгустком никчемных эмоций, и ты ждешь, что в дальнейшем мое послание будет выдержано в той же тональности, посмею разубедить тебя: дальше лишь информация, которую я не считал необходимым доводить до твоего сведения, пока был жив. Теперь же тебе необходимо всё это знать, чтобы разумно распорядиться тем, что с таким упорством и с такими усилиями я собирал долгие годы. Чтобы уже через месяц не оказаться на улице в качестве нищенки. Чтобы просто выжить! Так что отнесись ко всему нижесказанному с полной ответственностью. Там ты встретишь мою исповедь о том, как из обычного оперативника КГБ я вырос до уровня „лесного короля“ Северо-Запада и одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга. Но этому рассказу я посвящу лишь один файл — № 2. На трех последующих ты обнаружишь советы, как тебе действовать в настоящее время, указание к действию, следовать которому я рекомендую тебе со всей пунктуальностью, если желаешь, чтобы для тебя все сложилось нормально. Всё это будет подкреплено той информацией, без которой распорядиться тем, что оставляю тебе, невозможно. Заруби ее себе в память, выучи наизусть, не пренебрегай ни единым словом, и это станет козырной картой у тебя в рукаве. И ни в коем случае ни только не давай никому этот диск, не упоминай о его существовании даже самому дорогому тебе человеку!!!Помни: очень часто близкий друг превращается в самого ненавистного, заклятого врага. Всё в этой жизни неустойчиво, как в топком глубоком болоте. Верить нельзя никому!
А теперь, дочка, открой файл № 2 и не поленись прочитать мою короткую автобиографическую повесть. Ведь раньше если я что и рассказывал тебе о своем прошлом, то это были только отрывки, да и то, по большей мере, неправда. Теперь, когда я уже мертв и подчиняюсь одному лишь Всевышнему, могу открыть все секреты, которые до сей поры приходилось держать при себе. Так пускай же ты будешь первой — и, возможно, единственной, — кому они станут доступны.
Удачи, Ларисочка.
И да поможет тебе Господь!
Открывай файл «Письмо тебе, дочка».
Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича Богданова! На протяжении четырех лет, что провела на кичи, я желала ему самой мучительной смерти и дальнейших страданий в наиболее страшном, девятом круге ада — пусть корчится от нечеловеческой боли в кипящей смоле; пусть черти гоняют его сыромятными плетками по раскаленным углям, сдирая с изодранной в лоскутья спины кровавые кожаные ремни; пусть будет ему, негодяю, так худо, как даже мне — ослепленной жаждой отмщения! — вообразить не хватает фантазии!!! Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича!!! И, что удивительно, я в то же время искренне уважала его, сильного и целеустремленного, удачливого и непреклонного. И главное, беззаветно преданного своей непутевой дочурке. Не отрекшегося, как большинство, от законченной, уже неисправимой наркоши, не поставившего на ней жирный крест, а продолжавшего бороться за нее, сознавая при этом, что проиграл и давно пора выкидывать белый флаг. Но Богданов не был приучен проигрывать, он не знал, что такое капитуляция.
«Был бы жив мой отец, — часто размышляла я, бессонными ночами ворочаясь на узенькой шконке в бараке, — он, наверное, поступил бы точно так же, чтоб помочь своей дочке, угоди та невзначай в подобную бочку дерьма, как СИЗО, а впоследствии — зона. Если не именно так, как это случилось четыре года назад, пусть как-то иначе, но отец наверняка сделал бы всё, что в его силах. И, если бы оказался перед выбором, то, как Богданов, без слюнявых эмоций возложил бы на плаху судьбу всего лишь какой-то бесправной рабыниради того, чтобы вызволить из неволи меня.
Правда, совсем не такую убитую жизнью и коксом, как Крошку».
…Пусть сам Сатана мне судья, но я уважала его, Василия Сергеевича!!!
Я понимала его, Василия Сергеевича!!!
Окажись я в его положении, наверное, поступила бы так же, как он!
…Сейчас я сижу и читаю «Письмо тебе, дочка». И проникаюсь уважением к Богданову всё больше и больше. Я не просто понимаю его, я ощущаю себя на его месте — на том раскаленном до красна железном подсрачнике, на котором этому человеку приипось сидеть все последние годы.
Да какие там годы! Десятилетия. А точнее, двадцать пять лет. Кошмар! Ведь это же четверть столетия! Это треть человеческой жизни! Это не стоит никаких миллиардов и гордого звания «лесного короля» Северо-Запада, одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга…
«Всё началось е 1974 году, когда я учился на третьем курсе Ленинградской Лесотехнический академии. Твоя мать была на два года старше меня и летом должна была закончить геофизический факультет Горного института. Мы поженились в конце января, а уже осенью ждали ребенка. Вот только не прошло и двух недель после свадьбы, как, Марине на первом же осмотре у гинеколога сообщили, что доносить плод она не способна ни при каких обстоятельствах. Диагноз — почти полный лист заполненного неразборчивым „докторским почерком“ текста, сплошь состоящего из непонятных мне терминов; приговор — моя жена никогда не сможет стать матерью, а нам сейчас надо срочно решить вопрос с абортом и смириться с тем, что если наша семья когда и обзаведется ребенком, то только приемным.
«Срочно решить и смириться», — легко сказать. Выполнить невозможно!
Нет, решить сами мы ничего не могли, находились, как под наркозом. Утром, несмотря на морозы, уходили из общаги на улицу и болтались по Питеру до позднего вечера. Плевать на мою учебу, плевать на Маринин диплом. Мы бродили по пустынным заснеженным улицам, иногда заходили в неуютные пирожковые, чтобы погреться, покупали по маленькой чашке цикория с молоком и по жирному беляшу и подолгу простаивали с этим набором за грязным пластиковым столом. Каждый думал о своем. Мама — о том, что неужели после этого убийственного диагноза я смогу ее бросить. Я — о том, что неужели она смеет думать, что я окажусь таким подлецом.
Мы провели три жутких дня. На морозе. Возле пирожковых, чтобы согреться. Марина, подозревая меня в том, что я ее теперь брошу. Я, зная о том, что она меня в этом подозревает. Но на исходе третьего дня…»
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ЧИТАТЕЛЬНИЦА)
1999 г. Август
Полный забор органов — от сердца до гипофиза — дает на «черном рынке» сотни тысяч долларов с одного донора.
(по данным Красного Креста)
«Незаконная торговля органами имеет русско-украинско-молдованский след».
(Фармацевтический Бизнес-Сервер plasmastivit.com.)
— Свари, пожалуйста, кофе. — Войдя в квартиру, Виктория задержалась лишь на секунду, чтобы разбросать по прихожей туфли, и босиком устремилась к компьютеру. — И сляпай каких-нибудь бутиков.
Она достала из сумочки конвертик с дискетой. Конвертик, скомкав, швырнула на стол. Дискету вставила в дисковод. На системном блоке нажала на кнопочку «Power»…
— От бутиков пучит, — сварливо пробурчала Тамара и повесила на вешалку свою эпатажную куртку-косуху. — Энглер, это несправедливо. Если ты думаешь, что сейчас сядешь за компьютер, а я, словно прислуга, буду таскать тебе бутерброды и кофе, то отбрось эти гнилые мыслишки подальше. Перебьешься. Если пить кофе, то вместе. Если читать, то тоже вместе. Насколько я понимаю, после вчерашнего разговора я имею не меньше прав, чем ты, знать, что там накопал о дяде Игнате и Толстой Жопе твой Шерлок Холмс. Или как там ты его дразнишь?
— Арчи Гудвин, — рассеянно отреагировала Тамара, с нетерпением наблюдая по монитору, как издевательски медленно загружается «Windows».
— Лады. Пусть он Арчи Гудвин. А я непосредственный исполнитель всего, что ты спланировала, и именно мнепредстоит приводить твой приговор в исполнение, рисковать своей задницей, лезть в ту клоаку, которая пугает твоего детектива, как ребенка темный чулан, где живет Бука. — Тамара придвинула к компьютерному столику стул для себя. — Подвинься.
— Ведь неудобно вдвоем. Прочитали б по очереди.
— Прочитаем одновременно. Считай, для меня это принципиальный вопрос. А кофе попьем через час, не загнемся от голода, — примирительно сказала Тамара и завладела оказавшейся под рукой мышкой. — Не думаю, что этот Петр накатал целый роман. — Она открыла окошко «Диск 3, 5 (А:)», содержащий лишь один-единственный файл. — Всего пятьдесят пять килобайт. Не богато. Не тянет даже на короткий рассказ. Этот твой Арчи Гудвин или очень не любит пространные отчеты, или умеет быть лаконичным и в своей писанине обходится без воды. Ценное качество.
— Да открывай же ты документ!
— Не киксуй, успеваем. — Тамара кликнула мышкой в ярлык, и на экране развернулся компактно упакованный текст, полностью лишенный таких синтаксических излишеств, как абзацы и запятые. — И вообще, Виктория Энглер, ждала семь с лишним лет, так вполне могла бы потерпеть еще пару секунд. На, читай. Наслаждайся.
И Тамара, близоруко прищурившись, сама уперлась жадным взглядом в экран, вникая в сумбурно составленный отчет частного детектива.
Интересно, и где же всё-таки Энглер нашла этого раздолбая?
«Начиная с июня 1992 г. и по октябрь 1992 г. отследить где находился Астафьев Игнат Анатольевич не удалось. Точно известно что в Пушкине его в это время не было. Заявление на исчезновение его подопечной Тамары в Пушкинское (РУВД подавала его сожительница Крамарюк, Светлана Петровна. Она же давала свидетельские показания. Предположительно Игнат в РУВД даже не появлялся. По невыясненным причинам по делу об исчезновении Тамары работы почти не велось. Но мне стало известно, что у Крамарюк, среди сотрудников РУВД было много знакомых. (Возможно через них она сумела оказать какое-то давление на следствие. В то время она оформила для себя перевод с должности инспектора Пушкинского РОНО в администрацию Петербурга и стала курировать учреждения для детей-сирот. На этой должности находилась вплоть до июня 1997 г. когда уволилась по собственному желанию и занялась частным бизнесом. По отзывам сослуживцев за пять лет работы зарекомендовала себя ответственным, инициативным сотрудником. Коммуникабельна и неконфликтна, пользовалась всеобщей любовью и уважением. Со слов сослуживцев трудилась не за карьеру, а за идею. С первых же дней работы в администрации занялась продвижением проекта создания сети семейных детских домов. Наладила связи с Красным Крестом и другими международными благотворительными организациями. Нашла спонсоров среди обеспеченных людей в России и за рубежам. Заручилась поддержкой нескольких депутатов и добилась того, что в городском бюджете на 1993 г. финансирование проекта по созданию сети семейных детских домов в Петербурге и Ленинградской области было выделено отдельной статьей. Под эти гарантии оформила в одном из государственных банков долгосрочный кредит.В сентябре 1992 г. для реализации проекта зарегистрировано малое предприятие «Доброе Дело». В окрестностях совхоза «федоровский» выделены участки под строительство нескольких коттеджей для семейных детских домов. В oк тябре заключен договор с подрядчиком. Определены сроки сдачи объектов «под ключ». Вот здесь на сцене после четырехмесячного забвения и появляется Астафьев Игнат Анатольевич. Оформляется в «Доброе Дело» на должность младшего менеджера. Хотя и ежу понятно что сразу берет в свои руки всё управление предприятием. Становится теневым директором…
— Томка, заснула? Перевернешь ты когда-нибудь страницу? Сколько ждать?
— Что, уже прочитала?
— Миллион лет назад, — сварливо пробурчала Виктория. — Это ты, похоже, умеешь читать лишь по слогам. Признавайся, сколько классов приходской школы закончила?
— Знаешь, непросто усваивать его писанину. — На язвительность подруги Тамара не обратила никакого внимания. Словно ничего не расслышала. — Всё свалено в кучу. И — обратила внимание? — ни одной запятой.
— Начихать! Обойдемся без запятых. Да крути же ты дальше это кино! Или гони сюда мышь! Или клаву!
«А вот хрен тебе, Энглер! — улыбнулась Тамара и сместила текст вверх. — Проклятый Гудвин! Хотя бы из уважения к нам мог разделить свой отчет на абзацы и позаботиться о запятых. Или он просто не знает, что существует такой знак препинания? А может быть, не использует запятые из какого-нибудь суеверия? Псих? Параноик? Самое интересное, что собственно текст написан грамотно. На отсутствие кавычек и точек грешить не приходится».
…И генеральный и исполнительный и главный бухгалтер — простые марионетки. Вся реальная власть у Игната. Все деньги проходят через него. Уже через месяц он приобретает для себя дорогой «Фжип Чероки». Первым в июле 1993 г. заканчивается строительство коттеджа для личного проживания супругов Астафьевых (еще в декабре 1992 г. Игнат Анатольевич и Светлана Петровна официально оформили брак) Осенью 1993 г. вступает в действие первый семейный детский дом. К январю 1994 г. таких домов насчитывается уже пять. В каждом тщательно отобранная и полностью зависимая от Астафъевых семейная пара из числа русских беженцев из Средней Азии или Закавказья занимается воспитанием 10-12 детей в возрасте от 2 до 7 лет. Все дети отбираются под личным надзором С. Астафьевой. Ни один не страдает какими-либо хроническими психическими или физическими расстройствами или дурной наследственностью. Все отличаются высоким уровнем интеллекта. Несколько проверочнх комиссий посетивших «Доброе Дело» удостаивают деятельность предприятия самых высоких оценок. Про С. Астафьеву снимают телевизионный репортаж и публикуют несколько газетных статей. При необходимости кассету с телепрограммой и распечатки статей предоставлю. «Доброе Дело» приобретает известность. Спонсорские пожертвования из-за рубежа и федеральное финансирование проекта увеличиваются. В пяти километрахот от Вырицы начинается строительство Комплекса включающего в себя анонимное родильное отделение для женщин решивших отказаться после родов от своего ребенка. Дом малютки. Детский дом уже не семейный а большой рассчитанный на сто пятьдесят детей. Параллельно с этим Астафьевы начинают получать прибыль предоставляя сирот для усыновления или удочерения за рубежом. Абсолютно здоровый ребенок с учетом оформления всех юридических формальностей в среднем оценивается в десять тысяч долларов кэша. Этот бизнес еще не приобретший серьезных масштабов на виду и у властей и у правоохранительных органов и у криминальных структур. Все деликатные вопросы с ними успешно улаживает из своего служебного кабинета в Санкт-Петербурге Светлана Петровна. Ее муж занимается надзором за делом на месте. В течение 1995 г. поэтапно вступает в строй сиротский комплекс «Простоквашино». Большой детский дом и Дом малютки начинают постепенно заполняться воспитанниками. За счет медперсонала воспитателей и рабочих в несколько раз расширяется штат сотрудников. К вопросу подбора кадров Астафьевы относятся с повышенной щепетильностью. Игнат занимает незаметную должность коменданта продолжая по-прежнему оставаться в роли теневого директора. Светлана Петровна держит всё под контролем из своего служебного кабинета. К тому времени за рубежом «Доброе Дело» приобретает настолько широкую известность, что количество клиентов резко увеличивается. Спрос начинает заметно превышать предложение. Здоровых сирот с хорошей наследственностью годных для передачи в бездетные семьи на Запад уже не хватает. Анонимное родильное отделение почти не используется потому что наркоманкам и алкоголичкам в услугах отказывают а именно они только и могут составить основной контингент пациенток. Здоровые женщины или даже несовершеннолетние девочки от своих новорожденных не отказываются. Тогда предпринимается попытка использования так называемых суррогатных матерей, которые за определенную плату вынашивали бы плод рожали в родильном отделении «Простоквашина» и сразу передавали бы новорожденного в Дом малютки. И всё это слишком муторно ненадежно и практически не приносит дохода. И тогда Астафъевы для того чтобы так удачно начавшийся бизнес не захирел принимают решение прибегнуть к крайней мере и к делу привлекаются давно уже предлагавшие свои услуги «Бендеровцы»— преступная группировка Миши «Магистра», включающая в себя молдаван и местных цыган и контролирующая в Петербурге рынок дешевой рабочей силы из Молдовы и Западной Украины. В течение нескольких месяцев Магистр налаживает регулярные поставки детей из стран ближнего зарубежья и даже из отдаленных губерний России. Порой детей попросту похищают у неосторожных родителей. Бизнес к тому моменту достигает расцвета и приносит огромный доход. По моим прикидкам около 90% уходит на взятки силовикам и чиновникам и на оплату услуг «Бендеровцев». Но даже оставшиеся 10% представляют собой очень приличные деньги. В начале 1997 г. Астафьевы продолжая расширять свое дело пытаются при поддержке Магистра внедриться на рынок подпольной торговли донорскими трансплантатами. База для этого есть. Неиспользуемое родильное отделение переоборудуется в операционный блоки анатомическую лабораторию без серьезных финансовых вложений. Доноры под рукой — даже при неослабевающем спросе остается невостребованный товар который приходится выбраковывать. Отсюда затраты для его уничтожения и захоронения. Каким образом Астафьевы сумели освоить этот донорский рынок и стать своими в узком кругу предельно осторожных подпольных торговцев человеческими органами выяснить я не сумел. Но на настоящий момент по моим сведениям ситуация такова. Реабилитационный комплекс для детей-сирот «Простоквашино» представляет собой тщательно охраняемый изолированный от внешнего мира коттеджный поселок, занимающий площадь в 2, 5 гектара с автономной инфраструктурой, в котором постоянно проживают приблизительно 10 сотрудников (плюс еще столько же приходящих) и содержится от 40 до 50 детей в возрасте от 2 до 6 лет. Основной доход предприятию приносит поставка на заказ донорских трансплантатов. Вторая статья дохода по-прежнему активное предоставление детей для усыновления или удочерения за рубежом. Третья статья спонсорские пожертвования и отчисления из бюджета. Приблизительно за первое полугодие текущего года «Доброе Дело» получило неучтенную прибыль в размере от 1, 5 до 2, 5 млн долларов США. И. А. Астафьев по-прежнему занимает должность коменданта и за пределы территории комплекса практически не выходит. Проживает там же. Алкоголь не употребляет уже па протяжении семи лет. Имеет любовницу федоренко Оксану Григорьевну медсестру 24 лет. Мое субъективное впечатление что Игнат Анатольевич чего-то или кого-то опасается. Его супруга для прикрытия основного источника своих доходов официально занимается частным предпринимательством и является эксклюзивным поставщиком в «Простоквашино» продуктов питания и др. Проживает отдельно от мужа в коттедже в трех километрах от комплекса. Пользуется автомобилем «Нисан Патрол» серебристого цвета. При ней постоянно находится телохранитель по совместительству водитель. Часто выезжает за границу. Обычно в Германию или Нидерланды по делам или в Турцию на отдых. Ведет активный образ жизни. Регулярно принимает гостей. Постоянно бывает в Петербурге. Территория «Простоквашина» обнесена двухметровой оградой из металлических прутьев и охраняется в дневное время двумя охранниками из числа «Бендеровской» ОПГ. В ночное время число охранников увеличивается до четырех а на территорию выпускаются собаки. Все охранники имеют лицензии на ношение огнестрельного оружия и вооружены пистолетами системы Макарова. «Бендеровские» крышуют «Доброе Дело» со стороны преступного мира. Со стороны силовых структур Астафьевы имеют покровительство в лице одного или нескольких высокопоставленных чиновников УВД Петербурга и Ленинградской области. Кого именно установить не удалось. С. П. Астафьева поддерживает приятельские отношения со многими депутатами Законодательного собрания и людьми занимающими высокие посты в Администрациях Петербурга и Ленобласти. За время отработки объекта «Доброе Дело» мне удалось войти в контакт с работницей пищеблока проживающей в деревне Нижнее Плетининовское в двух километрах от «Простоквашино». На вид девушке 18-20 лет. Замкнута неболтлива. Но разговорившись посетовала на полную бесперспективность жизни в сельской местности. Мечтает выйти замуж за жителя Петербурга и переехать в город. Работает на пищеблоке больше года. Своим местом неудовлетворена. Платят мало. Работа тяжелая. Постоянные сексуальные домогательства со стороны охранников и Игната Астафьева о котором отзывается с нескрываемым отвращением. Об истинном месте которое тот занимает на иерархической лестнице «Доброго Дела» явно не осведомлена так же как не в курсе того что происходит за пределами ее пищеблока. Возможна вербовка. Но как агент эта девушка не интересна. Интеллект ниже среднего. Занимаемая должность закрывает перед ней почти все двери и не предоставляет ей простора для агентурной работы. Близких друзей или подруг в штате сотрудников «Простоквашина» она не имеет. Кроме нее мне без риска вызвать подозрения установить контакта с кем-либо из «Доброго Дела» не удалось. Больше половины работников постоянно проживают внутри территории и за периметр выходят редко. Остальные либо охранники либо представители директората. И те и другие заезжают и выезжают с территории на машинах. Для того чтобы осуществить грамотную наружку за ними у меня недостаточно ресурсов. К тому же за неделю наблюдения за «Простоквашиным» я и так засветился. В последний раз меня до самого Петербурга пасла черная «Мазда» на которую я обратил внимание еще накануне но к сожалению не придал этому значения. Возможно тогда меня проводили до дома и узнали мой адрес. Не сомневаюсь что в службе безопасности «Доброго Дела» помимо обычных бандитских быков есть грамотно обученные профи. Невозможно не заручившись поддержкой силовиков и не имея хороших специалистов в службе безопасности так внаглую почти не скрывая своей деятельности успешно заниматься столь криминальным бизнесом на протяжении нескольких лет. Так что следует быть готовым к тому что придется столкнуться с очень сильным противником. К тому же отмороженным, абсолютно неразборчивым в средствах и давно переступившим ту черту за которой вылетают предохранители и перестают существовать хоть какие-нибудь общепринятые даже в бандитской среде нормы».
— Дочитала? — Энглер откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. На губах появилась довольная (если не сказать большего: блаженная)улыбка. — «Абсолютно неразборчивы в средствах и давно переступили черту, за которой выбивает предохранители и уже не существует хоть каких-либо норм», — слегка переврав, процитировала она на память предложение, которым подвел черту в своем отчете детектив. — То-то этот Петр открыл мне что-то новенькое! То-то я восемь лет назад не испытала на себе всю отмороженность этих двоих негодяев! Пошли, Томка, пить кофе. Ты как, всё еще остаешься при мнении, что Арчи Гудвин раздувает из мухи слона?
— Всё еще остаюсь. Хотя не могу не согласиться с ним в том, что с этими дядями Федорами из «Простоквашина» придется основательно попотеть. А уж претворить в жизнь твой план мести в полном объеме, по-моему, вообще нереально. «Напомнить о себе, заставить трястись от страха…» Хм! Да они давно этот страх потеряли, по горло увязли в таком непролазном дерьме, что по сравнению с этим то, что они восемь лет назад вытворяли с тобой, выглядит безобидной детской считалочкой. Ты надеешься, что они лишатся покоя, когда вдруг в их поле зрения объявлюсь я, назовусь твоим именем и торжественно объявлю, что пробил их час? Их бывшая подопечная восстала из небытия и пылает жаждой отмщения? Максимум, чего смогу этим добиться, так это того, что они удивятся, усилят охрану и закажут тебя — а вернее, меня — своей «крыше». Но покоя они не лишатся потому, что давно забыли, что это такое. Заниматься тем, чем занимаются они, — это постоянно находиться в ожидании, что вот сейчас грянет гром. Твое появление на фоне этого постоянного геморроя — не более чем назойливое жужжание комара. Каких неприятностей, с их точки зрения, можно ожидать от тебя? Того, что ты отправишься к палачу