Гоблин услышал стук копыт в конце улицы, глянул мельком в оконце и сильнее застучал молотком, ловко поворачивая разношенный башмак на чурбаке, служившем ему верстаком. Джалал усмехнулся, заметив, как по темному бугристому лицу гоблина проскользнула тень.
– Не любишь норлоков? – поинтересовался он. Гоблин вынул гвозди изо рта, положил на чурбак и принялся сосредоточенно рыться на захламленном подоконнике.
– За что их любить? – буркнул он наконец, отыскав шило и ловко прокалывая подошву ботинка.
Джалал поднял брови, обдумывая, что сказать, и поболтал полупустой бутылкой. Его мало интересовало, как относится гоблин к норлокам, но сидеть в ожидании заказа было довольно скучно. Хотелось поговорить, но, как назло, старый гоблин был не из разговорчивых: уже сколько лет джалал ходит к нему чинить башмаки, а ни разу так и не удалось поболтать с ним по душам. А ведь мог бы рассказать какую-нибудь занимательную историю – гоблины-то живут лет триста, не меньше! Сколько всего увидишь за такую долгую жизнь!
– Ну... Они охраняют наш город. – Джелал сделал глоток и утер ладонью рот. – Никто не сунется сюда, пока здесь эти клыкастые. Хотя говорят, что их «волки» – настоящие головорезы. – Он подождал немного, но сапожник молчал, не отрывая глаз от башмака, тонкие губы его были крепко сжаты. Джалал помолчал немного и сделал еще одну попытку втянуть его в разговор: – Куда это, интересно, они направляются? Это Великий норлок, видишь? Его не часто увидишь в городе....
– Вижу, – коротко ответил гоблин. – И что с того?
Его собеседник пожал плечами.
– Ничего, – добродушно сказал он. Язык у него уже немного заплетался. – Слушай, завтра принесу тебе башмаки жены, зимние, сможешь их подлатать? Только не дорого.
– Смогу.
Джалал снова отхлебнул из бутылки и задумался.
– Чудно, – проговорил он, наморщив лоб. – Работаю, работаю, а денег – нет. Что за жизнь!
Он обвел взглядом мастерскую, потом поглядел на гоблина, гадая, сколько ему может быть лет: сапожник был немолодой, но еще крепкий, хотя темное лицо его было покрыто глубокими морщинами, а в бурых волосах, стянутых кожаной бечевкой, блестела седина. Движения его были уверенными и точными. По человеческим меркам ему могло бы быть, пожалуй, лет шестьдесят, а по гоблинским? Джалал задумался: за свою жизнь ему не приходилось видеть гоблинов, кроме этого старого сапожника. Жалкие остатки их племени, некогда многочисленного, давным-давно были рассеяны по окраинам Доршаты.
Стук копыт замолк, джалал поставил опустевшую бутылку на пол и, приподнявшись с табурета, выглянул в окно:
– Ну-ка, что там? А... две повозки не могут разъехаться, улица-то узкая! Задерживают отряд... у возниц, небось, сейчас душа в пятках! Гляди-ка, а ведь норлоки совсем рядом!
Гоблин промолчал, но его собеседник заметил быстрый взгляд, который тот бросил на улицу.
– Ты так глянул, – потыкал он для верности в сторону окна пальцем с обкусанным грязным ногтем, – словно знаешь его. А? А откуда?
Гоблин продолжал молчать, но джалал не унимался.
– Откуда? – повторил он с пьяной настойчивостью. – Ты – простой сапожник. А он, – джалал закатил глаза, – Великий норлок. Раз его так зовут, стало быть, есть за что. Я как-то слышал песню... пели менестрели на празднике летнего солнцестояния. Про битву на Взморье, после которой его и стали звать Великим. Норлоки тогда принесли победу Доршате. А еще...
Гоблин не выдержал. Он отложил молоток в сторону и уставился на джалала желтыми горящими глазами, в которых полыхала ярость.
– Слушай, что я тебе сейчас скажу, – проговорил он тихим голосом, от которого у джалала пробежали по спине мурашки. – Да, я знаю его... видел возле Шармиша. Там, неподалеку от города, была наша деревня. Когда гоблины подняли мятеж, усмирять нас прислали этого... Сульга. Тогда я видел его в первый раз.
– Восстание? А... но это же было давно? Еще до войны с Кадгаром, а? – пробормотал джалал, незаметно пытаясь вместе со стулом отодвинуться от сапожника подальше. – Говорят, оно было жестоко подавлено?
– Норлоки просто утопили нас в крови. Мы готовы были сдаться и принять их условия... а, знаешь, джалал, не так-то просто заставить гоблинов признать свое поражение. Но норлокам не это было нужно – наша капитуляция. Они хотели только нашей смерти. Говорят, что это Сульг распорядился тогда вырезать всех до единого. Он только-только вернулся из изгнания и, понятное дело, хотел показать, на что способны его волки. И хотя мы ушли на свою территорию, почти в Мглистые земли, его волки шли за нами, пока не уничтожили почти всех.
Джалал хотел было сказать что-то, но почувствовал, что не может выдавить ни слова, и лишь кивнул, не сводя глаз со своего собеседника.
– С той поры, – продолжал гоблин, – каждому новорожденному рассказывают эту историю и называют имя того норлока, который уничтожил наш народ.
Он замолчал.
Цоканье копыт по булыжникам послышалось совсем рядом: всадники ехали по улице, серый волк на белом стяге скалил зубы.
Гоблин взглянул на лицо того, о ком рассказывал только что, – высокомерное и замкнутое – и добавил:
– И будь спокоен... наши детеныши помнят это имя.
– Не любишь норлоков? – поинтересовался он. Гоблин вынул гвозди изо рта, положил на чурбак и принялся сосредоточенно рыться на захламленном подоконнике.
– За что их любить? – буркнул он наконец, отыскав шило и ловко прокалывая подошву ботинка.
Джалал поднял брови, обдумывая, что сказать, и поболтал полупустой бутылкой. Его мало интересовало, как относится гоблин к норлокам, но сидеть в ожидании заказа было довольно скучно. Хотелось поговорить, но, как назло, старый гоблин был не из разговорчивых: уже сколько лет джалал ходит к нему чинить башмаки, а ни разу так и не удалось поболтать с ним по душам. А ведь мог бы рассказать какую-нибудь занимательную историю – гоблины-то живут лет триста, не меньше! Сколько всего увидишь за такую долгую жизнь!
– Ну... Они охраняют наш город. – Джелал сделал глоток и утер ладонью рот. – Никто не сунется сюда, пока здесь эти клыкастые. Хотя говорят, что их «волки» – настоящие головорезы. – Он подождал немного, но сапожник молчал, не отрывая глаз от башмака, тонкие губы его были крепко сжаты. Джалал помолчал немного и сделал еще одну попытку втянуть его в разговор: – Куда это, интересно, они направляются? Это Великий норлок, видишь? Его не часто увидишь в городе....
– Вижу, – коротко ответил гоблин. – И что с того?
Его собеседник пожал плечами.
– Ничего, – добродушно сказал он. Язык у него уже немного заплетался. – Слушай, завтра принесу тебе башмаки жены, зимние, сможешь их подлатать? Только не дорого.
– Смогу.
Джалал снова отхлебнул из бутылки и задумался.
– Чудно, – проговорил он, наморщив лоб. – Работаю, работаю, а денег – нет. Что за жизнь!
Он обвел взглядом мастерскую, потом поглядел на гоблина, гадая, сколько ему может быть лет: сапожник был немолодой, но еще крепкий, хотя темное лицо его было покрыто глубокими морщинами, а в бурых волосах, стянутых кожаной бечевкой, блестела седина. Движения его были уверенными и точными. По человеческим меркам ему могло бы быть, пожалуй, лет шестьдесят, а по гоблинским? Джалал задумался: за свою жизнь ему не приходилось видеть гоблинов, кроме этого старого сапожника. Жалкие остатки их племени, некогда многочисленного, давным-давно были рассеяны по окраинам Доршаты.
Стук копыт замолк, джалал поставил опустевшую бутылку на пол и, приподнявшись с табурета, выглянул в окно:
– Ну-ка, что там? А... две повозки не могут разъехаться, улица-то узкая! Задерживают отряд... у возниц, небось, сейчас душа в пятках! Гляди-ка, а ведь норлоки совсем рядом!
Гоблин промолчал, но его собеседник заметил быстрый взгляд, который тот бросил на улицу.
– Ты так глянул, – потыкал он для верности в сторону окна пальцем с обкусанным грязным ногтем, – словно знаешь его. А? А откуда?
Гоблин продолжал молчать, но джалал не унимался.
– Откуда? – повторил он с пьяной настойчивостью. – Ты – простой сапожник. А он, – джалал закатил глаза, – Великий норлок. Раз его так зовут, стало быть, есть за что. Я как-то слышал песню... пели менестрели на празднике летнего солнцестояния. Про битву на Взморье, после которой его и стали звать Великим. Норлоки тогда принесли победу Доршате. А еще...
Гоблин не выдержал. Он отложил молоток в сторону и уставился на джалала желтыми горящими глазами, в которых полыхала ярость.
– Слушай, что я тебе сейчас скажу, – проговорил он тихим голосом, от которого у джалала пробежали по спине мурашки. – Да, я знаю его... видел возле Шармиша. Там, неподалеку от города, была наша деревня. Когда гоблины подняли мятеж, усмирять нас прислали этого... Сульга. Тогда я видел его в первый раз.
– Восстание? А... но это же было давно? Еще до войны с Кадгаром, а? – пробормотал джалал, незаметно пытаясь вместе со стулом отодвинуться от сапожника подальше. – Говорят, оно было жестоко подавлено?
– Норлоки просто утопили нас в крови. Мы готовы были сдаться и принять их условия... а, знаешь, джалал, не так-то просто заставить гоблинов признать свое поражение. Но норлокам не это было нужно – наша капитуляция. Они хотели только нашей смерти. Говорят, что это Сульг распорядился тогда вырезать всех до единого. Он только-только вернулся из изгнания и, понятное дело, хотел показать, на что способны его волки. И хотя мы ушли на свою территорию, почти в Мглистые земли, его волки шли за нами, пока не уничтожили почти всех.
Джалал хотел было сказать что-то, но почувствовал, что не может выдавить ни слова, и лишь кивнул, не сводя глаз со своего собеседника.
– С той поры, – продолжал гоблин, – каждому новорожденному рассказывают эту историю и называют имя того норлока, который уничтожил наш народ.
Он замолчал.
Цоканье копыт по булыжникам послышалось совсем рядом: всадники ехали по улице, серый волк на белом стяге скалил зубы.
Гоблин взглянул на лицо того, о ком рассказывал только что, – высокомерное и замкнутое – и добавил:
– И будь спокоен... наши детеныши помнят это имя.