Серегин Михаил. Дембельский аккорд

   – А я-то откуда знаю, чего именно? – ехидно прищурился Юрий. – У меня сейчас по плану занятия по защите от оружия массового поражения! Хочешь, все вместе отработаем: «Вспышка справа! Вспышка слева! Вспышка сверху!»
   – О-ох, командир! Ты как скажешь! – Воха от смеха схватился за живот и переломился пополам. – Вспышка сверху! И что при этом делать нужно?
   – Как что, неужели не учили в армии? – удивился Мудрецкий. – Испаряться, конечно! Ладно, в общем, так: главный строитель у нас Фрол, он в архитектурном учился... целых полгода... И вообще, он все это затеял, пусть он и возится! Нужно двор забетонировать, забор с воротами поставить... в общем, чтобы все нормально было!
   – Понял! – серьезно кивнул мэр. – Сделаем. Как себе и за неделю.
   И действительно, через неделю Валетов, сопя от усердия, рисовал на новеньких железных воротах двуглавого российского орла. Воинской эмблемы с раскинутыми крыльями ни у кого не оказалось, и пришлось в качестве примера поглядывать на пятак. Чтобы никто не подумал, что за этими воротами скрывается налоговая полиция или, не дай бог, какой-нибудь банк, на груди у орла Фрол вместо Георгия Победоносца разместил эмблему родных войск химзащиты, а в лапы вместо непонятных и устаревших символов дал орлу автомат Калашникова. Советы надеть на обе головы по противогазу художник отмел как несуразные и не подходящие высокому геральдическому назначению картины.
   По обе стороны от ворот трудились Багорин и Заморин. Их работа не требовала большого таланта, зато была видна издалека. То есть, по идее, как раз должна была остаться как можно менее заметной – но, посудите сами, каков бы ни был камуфляж, можно ли скрыть посреди пожухлой за лето полыни и невысоких кустиков без малого трехметровый забор? Зато серо-буро-зеленые пятна смотрелись весьма воинственно и наводили на мысли о крутых парнях с большими пушками, засевшими за этим забором.
   С крыши навеса исчезли останки тракторов. Теперь и навес, и караулку, разросшуюся до вполне солидного КПП, и даже «казарму» венчали изящные и прочные башенки, щурящиеся во все стороны узкими бойницами и накрытые бетонными колпаками. Вышки по углам двора Мудрецкий решил не ставить – толку от них никакого, только лишние мишени... да и сажать туда в общем-то было некого. Наоборот, забор в противоположных углах сделали совсем невысоким, закрыв проемы позаимствованной у «вэвэшников» маскировочной сеткой. За ней с разных сторон предполагаемого противника поджидали «бээрдээмка» – со всем своим внештатным вооружением – и два ствола «рогатки». Однако самым большим чудом химики считали киловаттные прожектора, появившиеся на башнях. Как и более скромные, но радующие всех обитателей новостройки лампочки, свисавшие с потолка на коротких проводах. Еще в первый день строители дотянули от села три провода – как полагается на линии, в триста восемьдесят вольт, – и теперь освещение включалось где рывком рубильника, а где и простым, но изрядно подзабытым щелчком выключателя.
   – Ну вот, теперь не стыдно будет кому-нибудь место оставлять. – Взводный потопал по еще сыроватому бетону двора. – Сразу видно – не кто-нибудь жил, а приличные люди из порядочных войск. Вот скажи, Игорь, где-нибудь в Ханкале у генералов есть бетонированный двор?
   – Нету, – лениво подтвердил Чирков, приехавший поздравить соседей с почти что новосельем. – Вообще ни у кого такого не видел. Не делают. Разве что где-то с прежних времен остался, опять-таки от механизаторов каких-нибудь.
   – Вот видишь! – Юрий был весьма доволен собой. – Вот сколько лет сидят в своих гарнизонах – и никто ведь не сделал!
   – Потому что дурью не маются, – все так же меланхолично продолжил комендант. – Бетонируют только дорожки, а между ними газончик подсевают. Поскольку летом твой двор в сковородку превратится, а после дождя, когда солнышко выглянет – в духовку. Это раз. Два – наши генералы подходы к своим домикам и штабам минируют, а в газон мину проще поставить, чем в бетон. И три – в твоей бетонной коробке обычная пуля может пять рикошетов сделать, пока выдохнется, а то и больше. Что будет, если тебя из минометов или «агээса» обстреляют, мне и подумать страшно. Потому что в грязь граната или мина хлопнется – и половина осколков туда же уйдет, а у тебя по двору метель с поземкой гулять начнет.
   – Так ты... Так что ж ты молчал! Знал же! – Мудрецкий чуть не задохнулся от ярости. – Почему сразу не сказал! Пока хотя бы бетон не застыл! Его же теперь и взрывать задолбишься, специально попрочнее сделали! Нет, я тебя спрашиваю – какого хрена молчал?!
   – Воха попросил, – спокойно и честно ответил старлей. – На вас тут все равно никто нападать не собирается, вы теперь с местными общим бизнесом повязаны, а торговля, чтоб ты знал, на Востоке – дело почти святое. А потом, когда вы уедете, Воха с Закиром здесь склад и гараж разместят. Под ту торговлю, которую им твой Валетов пообещал. Ну и под что-нибудь другое тоже пригодится. Ты что думаешь, он для тебя так старался? Деньги-то сейчас вложены и вернутся не завтра и не через месяц.
   Юрий не ответил. Он был подавлен и уязвлен в лучших своих чувствах. Даже новенькая крепость, со сказочной быстротой выросшая на месте былых развалин, не радовала больше глаз и душу. Все так старались, за двоих вкалывали, а Простаков – так и за троих, не меньше. То-то местные строители так радовались да подбадривали... Ну да ладно, все-таки и для себя тоже работали, хоть и уезжать собирались. Да и не свинарник на этот раз построили... Мысли Мудрецкого переключились на сходство мышления местной администрации в Чечне и Самарской области.
   – Слушай, ты мне наконец скажешь или нет: чего ж ты все-таки к моим «дедам» подходил? – безжалостно прервал размышления комендант. – У тебя что, Простаков заболел и молодых гонять некому?
   – А ты пойди и своих бойцов спроси! – мстительно усмехнулся химик. – У нас с ним уговор был – до нужного срока никто знать не должен.
   – Спрашивал, даже грозил – молчат, как партизаны! – Теперь настала очередь Чиркова скорчить кислую гримасу. – Ну хоть намекни, когда этот срок?
   – Скоро, Игорь, скоро, – все с той же усмешкой ответил Мудрецкий. – Вот управимся со всеми делами, отдохнем малость, обживемся – а там, глядишь, недельки через две и сам все узнаешь. Потерпи. И вообще, тебя это мало касается... как и меня, впрочем. Это, знаешь ли, дело солдатское...
   Срок пришел точно вовремя. Срок пришел в самом конце сентября, хмурым поздним вечером, перед самым отбоем. И вообще, он не пришел, а приехал. Мокрый от накрапывающего дождика бронетранспортер с красно-желтыми эмблемами остановился у ворот с орлом-автоматчиком, требовательно и хрипло бибикнул и после положенной процедуры узнавания и разрешения плавно подкатил к крыльцу казармы. В борту величественно распахнулся люк. Из него вылезли два сержанта редкой в этих местах чистоты и отутюженности. У одного на боку была офицерская полевая сумка, второй нес небольшой чемоданчик. Пришельцы дружно прогромыхали по коридору и вежливо постучались в обиталище химиков.
   – Войдите! – отозвался из-за двери гулкий бас Простакова.
   И они вошли. Они ступили внутрь, даже не поморщившись от бьющего в глаза яркого света, и один из них спросил казенным голосом:
   – Заботин Григорий Николаевич у вас имеется?
   – Так точно, – вяло отозвался «дед», еще с обеда залегший на матрасы и предающийся горестным рассуждениям о том, что дембель неизбежен далеко не для всех. – Чего надо-то?
   – Гражданин Заботин, у нас имеется касающийся вас официальный документ. – Второй сержант вытащил из полевой сумки хрустящий новенький лист бумаги, примерно на треть испещренный печатными строчками. – Мы вынуждены вас с ним ознакомить.
   Сержантский взгляд прошелся по притихшему взводу, и мощный мозолистый палец ткнул в Ларева:
   – Так, ты тут самый молодой? Нет? Ничего, на сегодня будешь. Иди сюда, читай. Так, чтобы все слышали, и дословно. Хоть слово упустишь... – Кулак у «вэвэшника» оказался не менее мощным и мозолистым. – Иди сюда, боец!
   – А чего это вы моего молодого... – Простаков было встал, но на нем повис Фрол и что-то зашептал на ухо. Леха ухмыльнулся и проворчал: – Ну, раз так, тогда понятно... Не, ну я не против... Давай иди, читай!
   – Прошу всех встать. И гражданина Заботина – в первую очередь. – Просьба была высказана таким жестяным голосом, что никто и не подумал возражать или не подчиниться. Химики поднялись и застыли. – Смирно! Читай, солдат.
   – Приказ министра обороны... – зачастил было схвативший листок Ларев, ухмыльнулся, но тут же получил тычок пониже ребер и замолчал.
   – Серьезно надо, – объяснил сержант. – С чувством, с толком, с расстановкой. Тебя что, мало «дедушки» учили? Понял?
   – Так точно, – поспешно кивнул боец, откашлялся и бережно взял листок обеими руками. Начал голосом диктора телевидения, объявляющего о начале мировой войны: – Приказ министра обороны Российской Федерации номер триста тридцать пять. Двадцать девятое сентября две тысячи третьего года, город Москва, – Ларев набрал побольше воздуха и отчеканил: – О призыве в октябре—декабре две тысячи третьего года граждан Российской Федерации на военную службу...
   Взвод шумно и дружно выдохнул и не вдохнул. Все ждали следующих слов, и они прозвучали:
   – ...и об увольнении с военной службы граждан, проходящих военную службу по призыву. Во исполнение Указа Президента Российской Федерации от двадцать восьмого сентября две тысячи третьего года номер одна тысяча сто двадцать два...
   – При-ика-а-аз! Сегодня! Блин!!! – Заботин не сдержался, но тут в дверях появился Мудрецкий, тоже вычищенный – хотя и не столь идеально, как посланцы приказа, но все равно сияющий ботинками и улыбкой.
   – Взвод, была команда «смирно!». Заботин, это пока что и к тебе относится! – Замечание было сделано по-отечески, без лязга в голосе. – Отставить разговоры! Ларев, продолжай.
   И Ларев продолжил. Ни разу не сбившись, подняв голос до немыслимой в обычной жизни силы и мощи на словах: «Уволить в соответствии с федеральным законом „О воинской обязанности и военной службе“...
   Химики стояли так, как не заставил бы их вытянуться и сам министр обороны, явись он лично, но с другим приказом.
   – ...с военной службы из Вооруженных сил Российской Федерации солдат, матросов, сержантов и старшин, срок военной службы по призыву которых истек.
   Заботин тихо застонал, не в силах сдержаться и не имея возможности выразить свои чувства как-то иначе.
   – Приказ объявить во всех ротах, батареях, эскадрильях и на кораблях. – Ларев сделал паузу, прислушался – взвод не дышал – и закончил: – Министр обороны Российской Федерации Иванов.
   – Вольно! – скомандовал Мудрецкий, дождался, пока подчиненные сделают пару судорожных вдохов, и продолжил: – Поздравляю всех, а товарища... виноват, гражданина Заботина особенно. Ну, дальше, дорогие товарищи сержанты, вы и сами знаете, что делать, а я пошел посты менять.
   – Товарищ лейтенант, мне сейчас с вами, – растерянно проговорил только что ставший гражданским человеком Заботин и потянулся за автоматом. – Мне сейчас...
   – Отставить! – скомандовал Юрий. – Тебе уже никуда. И вам тоже, – кивнул он двинувшимся к каскам и бронежилетам Простакову и Валетову. – Сейчас остальных пришлю. На читке приказа не были, ладно, но остальное-то как без них! А мне этого и видеть не положено, поскольку сейчас будет команда «отбой!». Не могу же я допустить во взводе разгильдяйство и нарушение распорядка...
   – А как же... как же посты, товарищ лейтенант? – растерянно спросил Простаков. – Кто же караулить будет? Вдруг чего... ну, или кто...
   – Отставить, товарищ младший сержант, отставить! Неужели вы думаете, что ваш командир об этом меньше вас думает? – Мудрецкий покачал головой. – Нехорошо так о своем начальстве да еще и ему в глаза! А еще почти что «дед»! Все, до отбоя три минуты, я пошел. Вы тут пока остальных подождите, самое главное не начинайте.
   – Товарищ лейтенант, а как же... как же я домой-то?! – Заботин чуть заметно подрагивал. Мысль о том, что после только что зачитанного приказа придется служить еще полгода, могла подкосить и самого стойкого дембеля.
   – Да очень просто, мы тут с их командиром посоветовались, – взводный кивнул на стоящих с каменными лицами сержантов внутренних войск, – и придумали, как с тобой быть. Уволить тебя и документы выдать мы не можем, а вот отправить в Чернодырье – запросто. Выпишем проездные документы, узнаем у летчиков, откуда ближайшего борта на Самару ждать можно, и полетишь.
   – А... Товарищ лейтенант, а как же... Это... А вы здесь останетесь?
   – Ну куда же мы денемся! – вздохнул Мудрецкий. – Или один ехать боишься?
   – Не, товарищ лейтенант, я не об этом, – справился с собой Заботин. – Ну, вот я уеду, а вместо меня кто? Молодых-то вам не будет, правда? Это ж получится, я вас тут бросаю, а сам домой, так?
   – Наш человек, – чуть слышно пробормотал один из гостей-сержантов.
   – Не хочешь – не езжай, – пожал плечами Юрий. – Хочешь – подожди немного, я же тебя завтра не выгоняю. Вот, блин, чего не думал в армии увидеть – это дембеля, который домой не торопится!
   С этими словами лейтенант Мудрецкий покинул притихший взвод, изумленно вытаращившийся на своего сослуживца.
   Минуты две-три в казарме висело почтительное молчание. Первым его осторожно нарушил тот сержант, который был с чемоданчиком.
   – Ну, в общем, не знаю. – Гость смущенно кашлянул и продолжил уже более уверенно: – Ну, земляк, дело твое, когда ты поедешь, но мы тут подумали, что со всей вашей историей у тебя времени не было нормально приказа дождаться. И вообще не до того было. Так что вот. – «Вэвэшник» шагнул вперед и почтительно положил чемоданчик на одеяло рядом с остолбеневшим Заботиным. – Тут и от нашей комендатуры, от дембелей земляку, значит, и с вашего взвода ребята тоже постарались. Может, ты по-другому хотел, но так уж у нас получилось!
   С этими словами сержант клацнул замками и жестом фокусника откинул крышку. Вслед за ней с таким же щелчком откинулась нижняя челюсть у получившего подарок химика. По комнате пронесся тихий, но дружный вздох восхищения.
   В чемоданчике лежала форма. Не какая-нибудь отутюженная парадка первого срока носки и последней армейской моды – откуда бы ей взяться в этих вечно зелено-пятнистых краях? Нет, там была самая обычная камуфла, в которой щеголяли все присутствующие. Но зато какая это была камуфла! Она была специально уложена так, чтобы с первых мгновений поразить взгляд – и, заметим, ей это удавалось.
   Жесткие и широкие, как лобовая броня танка, погоны были позаимствованы у какого-то прапорщика, только вместо мелких звездочек с них сияли золотом огромные буквы «ВС» – ибо их владелец, дембель, отдал свои лучшие два года Вооруженным силам в гордом и честном звании рядового. В петлицах красовались замысловатые латунные эмблемы химических войск – примерно вдвое большего размера, чем требовалось по уставу, поскольку маскировка дембелю уже ни к чему, но кто понимает – должен сразу видеть, что перед ним не просто пехота и тем более не стройбат какой-нибудь. У тех собственная гордость, но чужой славы химику не надо – своей вполне хватает.
   В добавление к этой славе грудь химика должны были украсить многочисленные значки – о существовании некоторых Заботин до этой минуты и не подозревал, – и под каждый была сделана хитрая подкладочка из латуни и красного оргстекла, на посрамление тем заводам, которые делают знаки солдатского отличия такими мелкими и невзрачными. Покрытую золотистой броней грудь пересекал плетенный из ослепительно белого шнура аксельбант – украшение, по уставу положенное лишь десантникам и всяким генеральским адъютантам, кремлевским часовым и прочим парадно-штабным деятелям. Ну, с последними все понятно – а вот чем, скажите, боевой химик хуже любого десантника? Кто скажет, что бегать и отжиматься в химзащите легче, чем прыгать с парашютом, пусть бежит и отжимается. А с московско-штабным аксельбантом лежащий на маскировочных пятнах шнур не спутал бы никто, поскольку к штабному привешивается бессмысленная металлическая штучка, и никогда на ее месте не окажется начищенный до веселого блеска винтовочный патрон. Скромный, обычный, но вычурные и пошлые подвески не к лицу участнику боевых действий.
   Таким же белым шнуром была оторочена черная нашивка на рукаве и вдобавок покрыта прозрачным пластиком – чтобы не вытерлись и не потускнели цвета российского флага и гордые буквы: «Россия. Вооруженные силы». Вторая нашивка была сделана по специальному заказу, а где и как – про то знали немногие: автор идеи лейтенант Мудрецкий, художник-дизайнер Валетов и технический заказчик – администрация Хохол-Юрта. На очертаниях Чечни расположилась крупная надпись «58-я армия», а вокруг очень мелким шрифтом значилось: «5-я резервная тактическая группа специального назначения». Разумеется, такая нашивка не предполагалась никаким уставом и никогда не была бы утверждена ни одним армейским начальником. Разумеется, само появление и существование такого подразделения было военной тайной – у нас вообще любое начальственное разгильдяйство прячется под гриф «секретно». Если начальство большое – «совершенно секретно»... и далее по нарастающей. И конечно же, такие нашивки моментально содрал бы с рукава своих подчиненных подполковник Стойлохряков, командир отдельного мотострелкового батальона, расположившегося очень далеко от пятьдесят восьмой общевойсковой армии Северо-Кавказского военного округа. Ну и что? Мало ли какому офицеру не понравится внешний вид дембеля...
   В дополнение к полностью потерявшему свое изначальное маскировочное назначение камуфляжу прилагался белый пояс с латунной бляхой. Придирчивый глаз мог бы различить кое-где на ней следы сточенной пятиконечной звезды – ну что вы хотите, все-таки полевые условия... Впрочем, менее дотошный исследователь в первую очередь обратил бы внимание на аккуратно припаянного к желтому металлу двуглавого орла – в отличие от изображения на воротах, настоящего армейского, изначально предназначенного для офицерской фуражки.
   – Ты ниже, ниже посмотри, под одежкой, – подсказал остолбеневшему от свалившегося на него счастья Заботину сержант. – На донышке.
   На дне чемодана обнаружились две вещи. Во-первых, хромовые офицерские сапоги модернизированного под потребности дембеля образца – с умело присобранными в «гармошку» и в таком состоянии подшитыми голенищами. Тихо звякнули посаженные на шурупы двойные подковки. Во-вторых, голенища сапог нежно обнимали совершенно неуставную для солдата фуражку – широченный блин со столь высоко задранной тульей, что штандартенфюрер Штирлиц обязан был бы просто застрелиться от зависти: у его «фуры» передняя поверхность все-таки не торчала строго вертикально. Орел на ней чем-то отличался от приделанного к бляхе. Не офицерский был орел.
   – Где-то я похожую штуку видел... – тихонько сказал Ларев.
   Второй сержант шепнул ему на самое ухо, так, чтобы никто больше не расслышал:
   – А на хрена вашему Крутову фуражка... Ну, потребуется – новую выдадут...
   – Ну, ребята... земляки... нет слов... – наконец выдохнул счастливый обладатель всей этой роскоши. – Ну... я не знаю...
   – Слышь, Забота, надел бы! – с плохо скрытой завистью подсказал Простаков. – Посмотрим, как оно на тебе.
   – Отставить! – грозно скомандовал «вэвэшник» и прикрыл крышку чемодана, скрыв сокровище от восхищенных взглядов. – Не положено «деду» дембельское надевать!
   – Нет, ну приказ же читали! – возмутился Леха. – Пусть наденет!
   – А голос вообще могут только «дедушки» подавать! – еще грознее рявкнул второй сержант. – Я пока тут только одного вижу!
   – Та-ак, это чего тут... – В глазах сибиряка мелькнула первая багровая искра. – Кто тут...
   – Это мы! – доложил Резинкин, вваливаясь в двери прямо в полном снаряжении – каске, бронежилете и с автоматом наперевес. – Чего у вас тут?
   За его спиной показались двое других часовых, только что отправленных с постов Мудрецким, – Бабочкин и Заморин. Приободренный перевесом химических войск в живой силе и вооружении, Простаков двинулся было вперед, но услышал тихое хихиканье за спиной и удивленно обернулся.
   – Леха, ты не прав! – авторитетно заявил Валетов. – Привык «дедом» быть до срока, забыл, что после приказа полагается?
   – Ой, блин! – Широкое лицо Простакова начало растерянно вытягиваться. Леха повернулся к довольно оскалившимся «вэвэвшникам» и почтительно поклонился: – «Дедушки», простите глупенького, пожалуйста! Я больше не буду, честное «черпаковское»!
   – Вот то-то же! – кивнул тот сержант, что был с полевой сумкой. Скептически оглядел помещение, поморщился: – Ни подушки, ни табуретки... Ладно, проведем по военно-полевому варианту. Так, «черпаки», смирно!
   Все, кроме пребывающего в состоянии блаженной расслабленности Заботина, вытянулись и щелкнули каблуками.
   – Рядовой Заботин! Сколько месяцев от первого приказа прослужил? – грозно вопросил второй сержант.
   – А что? – с трудом вернулся к обычной жизни почти гражданский человек. Сообразил, встал «смирно» и четко доложил: – Двадцать четыре, товарищ сержант!
   – Ложись! – последовала команда. Чемоданчик опять распахнулся, на свет был извлечен дембельский ремень. – Двадцать четыре, говоришь? Ну что ж, терпи, «дедушка», как служба научила!
   – Убьешь «деда», перед самым-то дембелем! – нахмурился сержант с сумкой. – Ты уж поосторожнее!
   – И то верно! Надо хоть как-то смягчить, что ли... Бронежилет «дедушке»! – скомандовал его напарник.
   Защитное средство было положено на поражаемый участок «дедовского» тела, ремень взметнулся, грозно свистнул и мягко обозначил шлепок по обтянутым брезентом стальным пластинам.
   – Раз! – начал отсчет «вэвэшник».
   – О-ой, убивают! – во всю глотку заорала жертва. – О-ой! О-о-ой, не дожить мне до дому! О-ой, братцы, пощадите, смилуйтесь! А-а-а!
   Но пощады не было. Ремень свистнул ровно двадцать четыре раза, после чего прозвучало громовое:
   – Встаньте, гражданин дембель!
   Бронежилет сняли, Заботин поднялся, страдальчески морщась и потирая до смерти отбитую задницу.
   – Так, дембель есть, теперь нужно ему смену вырастить! – заявил палач, поигрывая ремнем и выискивая взглядом следующую жертву. – Ну-ка, кто у нас тут самый смелый?
   – Младший сержант Простаков, шаг вперед! – скомандовал старшему по званию рядовой, только что совершивший самый важный шаг в солдатской карьере – закончивший ее – и теперь только по горестному недоразумению судьбы находящийся в казарме. – Сколько месяцев?
   – Восемнадцать... – горестно пробасил Леха.
   – Ложись! – Ремень взвился, но застыл в воздухе.
   – Погоди, – остановил руку палача Заботин. – Убьешь ведь, а им еще служить и служить. Давай хоть прикроем чем-нибудь...
   – И то верно, – согласился сержант с сумкой. – Дайте-ка каску... нет, лучше две, – поправился он, оценив размеры цели.
   После первого удара каски звякнули и подпрыгнули.
   – А-ай! О-ой! У-ух! – Простаков только покряхтывал.
   – ...Три. Четыре. Пять... – в том же ритме отсчитывал Заботин. Наконец прозвучало: – Восемнадцать! Встаньте, товарищ «дедушка» Российской армии! Младший сержант Валетов, шаг вперед!..
   В «бэтээре» возле открытого люка сидели старлей Чирков и лейтенант Мудрецкий.
   – Во, теперь и до Фрола добрались! – комментировал доносящиеся из казармы звуки Юрий. – Слушай, а с молодыми чего будет? У меня «духов» нету, одни «черпаки». Все, считай, по году точно отслужили.
   – Ну у вас и порядочки! – удивился комендант. – И после полугода – «черпак», и год – «черпак»... Ладно, в каждой избушке свои погремушки... Ну что будет – раз все-таки год, то двенадцать через одеяло, но всерьез. Сидеть смогут, конечно... Погоди, так ты ведь тоже на два года! – сообразил старлей и хищно ощерил зубы. – Ну-ка, сколько месяцев?!
   – Ну, во-первых, этот приказ не про офицеров, – уточнил Мудрецкий. – А во-вторых, восемнадцать. Через полгода и я собираюсь...
   – Остаться на службе не хочешь? – серьезно спросил Чирков. – В кадровые перейти? Не хочешь в армии – можешь к нам...
   – Не-а, я на гражданку, – мотнул головой Юрий. – Вернусь к своим микробам.
   – Жаль, – вздохнул старлей. – Парень ты толковый, нам такие тоже нужны... ну, как знаешь. Давай я тебе тогда хоть капну по десять граммов за месяц, что ли!
   При свете синей аварийной лампочки разлили по кружкам привезенный комендантом спирт, выпили, шумно выдохнули в открытый люк, отогнав припозднившегося осеннего комара. Помолчали. Послушали, как звон и стоны в казарме сменились глухими шлепками.
   – Да-а, спасибо твоим ребятам – вот уж праздник так праздник! – нарушил молчание Мудрецкий. – И тебе спасибо, что бойцов выделил, караул подменить. У вас же сейчас тоже приказ читать должны были?
   – Мои еще после ужина прочитали, сейчас уже вовсю празднуют, – улыбнулся старлей. – Я их потому на дядю Федора и оставил, чтобы не мешать. А ты, конспиратор хренов, все темнил – я-то думаю, о чем он там с моими без меня... Сказал бы сразу: нужны «деды» на приказ, и все дела! Дело-то святое! Вот вечно так с вами, армейскими – не цените вы дружескую поддержку внутренних войск, ну ни фига же не цените!
   – Кто как, а я ценю, – возразил Юрий. – Я внутренние войска век не забуду, особенно генерала Дубинина...