Страница:
– Да, конечно, – кивнул отец Василий.
– Ну, и чего ты хочешь?! – закричал Костя. – Чего?! Чтобы и твой труп где-нибудь на дне Волги с привязанной к ноге железкой болтался?! Ты этого хочешь?! Нет, ты скажи!
– Нет, – покачал головой священник. – Я просто хочу справедливости.
– Поздно, – буркнул себе под нос Костя и неожиданно тяжело вздохнул. – Если так посмотреть, то Ковалев своей цели уже добился. В области его заметили, он у них сейчас на хорошем счету. Чего ему еще надо?
– Он хочет парфеновское место занять, – пояснил отец Василий.
Костя остолбенел. Он долго переваривал новую информацию, а потом как-то устало махнул рукой и обхватил голову руками. Некоторое время он так и сидел, а потом снова развернулся к священнику.
– Тогда он и этого добился, – сказал он. – Все верно. Усть-Кудеяр теперь под ним. А все бандитские связи у него давно в руках. Поэтому, Мишаня, дыши глубже, а икру мечи реже.
Постепенно оба немного успокоились и вспомнили, что в последнее время Парфен сторонился бандитских методов и братву присылал скорее как исключение, чаще действовал через тех же ментов. Так что Ковалев, в общем-то, пришел на хорошо подготовленную почву, и то, что раньше его люди делали для Парфена, теперь точно так же будут делать для него. Вот и все. И хуже всего во всей этой истории то, что никто ничего не может поделать. Как и во всяком маленьком городке, все знали всё, и никто ничего не делал.
– Свято место пусто не бывает, – подытожил Костя.
– Если бы свято, – не согласился отец Василий. – Они же на этом месте будущий ад создают! Своими собственными руками!
Наступил сентябрь. Детишки пошли в школу, а бригадир строителей Петрович наконец-то завершил отделку летней кухни. «Как раз к зиме», – шутила Ольга. Отец Василий съездил в Красный Бор и нашел хозяина кобылы, тот пил и все никак не мог собраться и приехать за своей лошадкой. А отцу Василию, как ни странно, обратную транспортировку не дозволял.
– Стрелка у меня шибко пугливая, – объяснил мужик. – Да и старая уже. Сдал бы на мыловарню, если бы была.
Непонятно, что он хотел этим сказать, но приезд все откладывался и откладывался, и лошадка по имени Стрелка в поповском доме прижилась и чувствовала себя абсолютно свободно – утром уходила пастись к роще у речки Студенки, а вечером, ровно в девять, как по часам, снова появлялась во дворе.
Деятельность самозваного «комитета» стремительно заглохла. Никто ничего не требовал и даже не просил. И только матери и жены беззаконно арестованных продолжали ходить в храм и молились, молились и молились. К священнику несколько раз приходили родственники тех, кто бесследно исчез, но отец Василий не мог сказать почти ничего. И только матери белобрысого паренька он точно сообщил: да, видел; да, разговаривал; да, он был жив. Но где ваш сын сейчас, не знаю.
Ковалев чувствовал себя все увереннее. Начальник милиции явно набирал силу, и в нем все чаще чувствовался тот, кого белобрысый паренек на исповеди в изоляторе назвал «Коваль». А однажды он даже собрал конференцию по вопросам сохранности имущества, куда практически силком согнали всех предпринимателей города.
Не забыли и отца Василия. Священник идти не хотел – не считал нужным. Он прекрасно знал, что там произойдет. Сначала будут пугать растущей преступностью, потом сделают акцент на технических средствах защиты или использовании наемной охраны, а потом широко разрекламируют какое-нибудь свежеобразованное ООО, в котором – вот удача! – как раз есть то, что нужно для безопасности отечественного предпринимательства. Вот только контрольный пакет в этом ООО будет принадлежать или самому Ковалеву, или одному из его людей. Так или почти так делали все: и Парфен, и ребята из налоговой с их манией поддержки только определенной марки кассовых аппаратов, которые, как на грех, можно было купить только в одном месте, и даже сам Николай Иванович Медведев не брезговали-с.
И все-таки отец Василий туда пошел, он и сам не смог бы потом объяснить, зачем, может быть, для того, чтобы еще раз посмотреть в глаза Ковалеву. Посмотрел… Глаза как глаза. А в остальном все было именно так, как он и предполагал. И преступностью пугали, и на технические средства налегали, и магазинчик, в котором можно приобрести все эти чудеса западной техники, настойчиво так присоветовали. Отец Василий с трудом досидел до конца и поехал домой.
Двор встретил священника тишиной. Не стучали по причине временного отсутствия материалов строители, никто не пел на крыше блатных песен, и только Стрелка сразу же кинулась ему навстречу, издавая странный тревожный храп.
– Что ты, Стрелка? – протянул к ней руку отец Василий. – Что ты? Это же я.
Но кобыла не давалась и отбегала то к крыльцу, то к новеньким свежепокрашенным воротам. Отец Василий и сам встревожился и, после второй или третьей безуспешной попытки поймать Стрелку, взбежал на крыльцо и быстро прошел в дом – Ольга должна была знать, что стряслось с животиной.
Он толкнул дверь кухни, но здесь было пусто.
Отец Василий кинулся назад и пробежал по комнатам, но везде было тихо и как-то неуютно.
Он выглянул на задний двор, но сарай был заперт, а утоптанная строителями площадка пуста.
И тогда зазвонил телефон. Отец Василий на секунду остолбенел. Это звонил не его телефон – совсем иной тембр.
Он метнулся на звук и источник обнаружил в прихожей, на полке встроенного шкафа. Это был маленький аккуратный мобильник. Уже предчувствуя ужасное, священник неотрывно смотрел на телефон и не мог заставить себя взять его в руки.
Телефон звонил и звонил, и тогда он решился.
– Отец Василий? – спросил пропущенный через спутник знакомый вкрадчивый голос.
– Да, Батон, это я.
– Слушайте меня, батюшка, внимательно. Ваша супруга у нас и чувствует себя неплохо. Вы слушаете?
– Да, – моментально охрипшим голосом ответил священник.
– Мы как-то нехорошо в прошлый раз расстались. Так вот, чтобы исправить это досадное недоразумение, я приглашаю вас в гости повторно. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю.
– Меня не волнует, как вы это сделаете, но сегодня же вечером, не позднее одиннадцати ноль-ноль вы вместе с Бухгалтером будете стоять на стоянке автомашин, что недалеко от вашего дома. Вы понимаете?
– Я понимаю. Но с чего вы решили, что я смогу?
– Мы располагаем неопровержимыми – вы слышите? – не-опро-вержи-мыми сведениями, что вы имеете к нему гораздо более близкое отношение, чем пытались представить.
В трубке послышался хрип. Отец Василий потряс трубку, и тогда из нее послышался другой голос, тоже знакомый. Это был Рваный.
– Слушай меня, поп! – прорычал бандит. – Не придешь, я лично твоей мочалкой займусь! Ты все понял? Не слышу!
– Да, Рваный, я тебя понял.
– То-то же!
Связь прервалась, и отец Василий рухнул на табуретку там же, где и стоял. Он не представлял, что будет делать. Да, он знал, со слов Коробейника, кто такой Бухгалтер. Но он понятия не имел, почему бандиты решили, что он имеет к Парфенову гораздо более близкое отношение, чем говорил. Это никогда не было правдой!
– Черт! – ругнулся он. – Что же мне делать? – и тут же устыдился, что призвал на помощь не того, кого следовало.
Мысль о том, что Олюшка находится в руках Рваного, была так ужасна, что он гнал ее от себя изо всех сил. Он понимал, что будет просто парализован страхом, если позволит себе думать об этом. Но знание того, что он слишком халатно и по-детски легкомысленно отнесся к однажды замеченной слежке за собой, было при нем, и с этим знанием он ничего не мог поделать.
Священник попытался проанализировать ситуацию, но сразу же понял, что она проигрышна в принципе, с какого бока ни посмотри. У них – все, у него – ничего. Да и где он возьмет им этого долбаного Бухгалтера?! И обратиться-то не к кому!
«Ковалев? – метался он. – Нет! Не помощник! ФСБ? Я там никого не знаю, а сами они не пошевелятся… по крайней мере пока четкий приказ не получат. Тогда кто?» Священник еще пытался механически перебирать разные варианты, но где-то там, внутри, он уже знал, что единственный человек в Усть-Кудеяре, способный если не помочь, то хотя бы дать дельный совет, это Санька Коробейник.
Отец Василий выскочил во двор, отпихнул Стрелку и кинулся к машине. Через пять минут он уже влетел во двор районной больницы.
Батюшка быстро нашел отделение для желудочников, отпихнул сидящую на вахте медсестру и кинулся открывать и закрывать двери палат. Та, в которой лежит Санька, должна быть одноместной – это он помнил. Но Коробейника нигде не было.
– Где одноместная палата?! – прорычал он на едва поспевающую за ним медсестру.
– Так она на втором этаже, батюшка, – растерянно ответила медсестра. – Куда вы?! Туда нельзя!
Коробейник лежал прикрыв глаза, не спал. Едва отец Василий распахнул дверь, Санька приподнял голову и вперился в гостя острым наблюдательным взглядом.
– Саня! – кинулся к нему священник, чувствуя, как мелко трясется ослабленное длительным постом тело. – Помоги!
– Говори, – ровно ответил Коробейник, так, словно у него не было нервов вообще.
– Жену у меня украли! – не выдержав, зарыдал отец Василий. – Требуют Бухгалтера взамен! Но я-то знаю, что это – не выход! Что делать, Санька?! Что делать?!
– Во-первых, заткнуться, – спокойно порекомендовал Коробейник. – И во-вторых, успокоиться. Что ты трясешься, как баба?
– Она у меня одна, – утер слезы священник. – Больше никого… и… она беременна.
– Понимаю. – Коробейник напрягся и, весь перекосившись от боли, привстал. – Мне нужна одежда. У тебя дома что-нибудь, – он покосился на поповскую рясу, – гражданское есть?
– Найду! – кивнул отец Василий. – Но ты же ранен.
– Я все равно завтра сваливать собирался. Ты на машине?
Дверь в палату приоткрылась, и в щель просунулось полное, испуганное лицо медсестры.
– Извините… вам…
– Выйдите, пожалуйста, – жестко распорядился Коробейник, и медсестра снова исчезла.
– Так ты на машине? – повторил вопрос Коробейник, сползая с кровати. – Помоги встать.
– Конечно, – ответил отец Василий. – Что ты собираешься делать?
– Кто тебе звонил, знаешь?
– Батон и Рваный.
– А-а, – протянул Коробейник. – Туляки. Хорошо на оружии поднялись. Но этих ты не бойся, это – шушера, главные пауки пока еще не светились.
– Что делать думаешь? – повторил свой главный вопрос священник.
– Ну уж Бухгалтера точно не отдам. Он мне и самому нужен.
– А как же тогда? – не понял священник.
– Сегодня я – Бухгалтер, – усмехнулся Коробейник. – Пойдет? – И, поймав недоуменный взгляд друга, добавил: – Ты не боись, они его в лицо не видели, это я тебе говорю, а я в тему хорошо въехал, секу, почем опиум для народа. Пошли. Кстати, об опиуме. У тебя обезболивающие дома есть?
Они прошли мимо сторожевого поста дежурной медсестры, обнявшись, как родные. Бедная женщина попыталась что-то сказать, но натолкнулась на необычайно жесткий взгляд Коробейника и впервые, наверное, в своей жизни промолчала.
– Как ты собираешься это провернуть? – спросил отец Василий, чувствуя в груди почти забытую дрожь особого возбуждения. – Почем знаешь, что им нужно от Бухгалтера?
– А чего тут знать? Бабки им нужны.
– И что?
– Ты, я вижу, Мишаня, на своей цивильной службе совсем размяк, – кривясь от боли, засмеялся Коробейник. – Небось и пузо уже отпустил? Отпустил?! Признавайся!
– Подожди смеяться, Санек, я ведь серьезно спрашиваю.
– Война план покажет, – уже серьезнее ответил Коробейник. – Задача у нас простая – быстро прийти, забрать твою супругу целой и невредимой и тихо уйти. Так?
– В общем, так.
– Не в общем, Мишаня, не в общем. Только так!
Они подошли к машине отца Василия.
– Главное, Миша, вот что, – совсем уже серьезно сказал Коробейник. – Я, как видишь, немного не в форме. Поэтому клешнями махать придется тебе. И ты, родимый, уж постарайся, не подведи меня, старика. А про принципы свои новые, – продолжил он, садясь в машину, – ты на время забудь. Не та ситуация, чтобы отморозков жалеть.
Отец Василий вздохнул – Санька попал в самую точку.
– И нечего мне вздыхать! – резко и как-то зло одернул его Коробейник. – Как там у вас говорится? «Блажен, кто положит жизнь за други своя». Верно?
– Верно, – священник завел машину и тронулся с места.
– Вот так и держать!
Отец Василий быстро заехал в аптеку, приобрел хаотичный на первый взгляд набор лекарств и подъехал к дому еще до того, как село солнце. Санька тут же составил себе и принял внутрь адскую смесь и принялся разбирать поповский гардероб, пытаясь подобрать что-то отвечающее представлениям стандартного бандита о Бухгалтере.
– Нет, не тот у тебя прикид, Мишаня, – вздыхал он. – Не тот. Ну да ладно, не умом, так нахрапом возьмем! Будем считать, что ты меня застал врасплох, в домашнем… Так, а вот эта кофточка пойдет.
– Она женская, – предупредил отец Василий.
– Тем лучше, – усмехнулся Коробейник. – Если заметят, пару секунд они на этом точно потеряют. Оружия у тебя в доме, разумеется, нет?
– Разумеется.
– Тогда заедем в одно место.
Отец Василий тревожно поглядывал на часы, но, когда они собрались, до одиннадцати оставалось еще двадцать минут.
– Все, – махнул рукой Коробейник. – Теперь за стволами. Некогда сопли жевать.
Они быстро смотались в лесок на той стороне Усть-Кудеяра, и Санька надолго исчез в одному ему известных кустах, а отец Василий сидел в машине и думал. То, что Коробейник прямо участвует в бандитских делах, он видел, и он не мог его за это винить. Такова специфика их прежней работы, как никакая другая связанной с насилием. Многие из них кончили этим. И все-таки где-то внутри он слабо надеялся, что все не так, что Санька выполняет какое-то суперсекретное задание и на самом деле он свой. И тут же одергивал себя, слишком сладенькой и слюнявой была бы такая сказочка для взрослых. Одно он видел ясно и отчетливо: Санька остался его другом. Чем бы он там ни занимался.
Когда Санька вышел из лесочка, он тащил с собой небольшой, но увесистый чемодан. Попросил священника открыть багажник и аккуратно уложил свою ручную кладь. Но отец Василий видел, что Санька словно отяжелел.
– Уже экипировался? – спросил он.
– А как же! – Коробейник сел на пассажирское сиденье. – Погнали!
Ровно в одиннадцать они остановились на указанной Батоном стоянке. Вокруг не было ни единой машины, и отец Василий ощутил смутную тоску, словно он бездарно опоздал, и на этот раз уже навсегда. Но прошло не более минуты, и в лесочке через дорогу зажглись фары. Они мигнули раз, другой, священник стронул «жигуля» с места, аккуратно проехал совсем немного и встал прямо напротив спрятанной в лесу машины.
– Ну что, Мишаня, пошли, – толкнул его в плечо Коробейник, и они вышли. – Смотри, базар держать буду я. Ты подпряжешься только в последний момент. Заметано?
– Да.
Они прошли и встали прямо перед фарами, демонстрируя свои лица. Отец Василий слегка поддерживал Коробейника под локоток, а Санька шел тяжело, вразвалку, изображая из себя немного избалованного жизнью, лишь случайно вляпавшегося в историю человека.
– Стоять! – приказали из темноты, и они встали.
– Кто Бухгалтер?
– А ты, что ли, не видишь? – раздраженно отреагировал Санька. – Я что, на попа похож?
– Садись в машину.
– Не пойдет, – покачал головой Санька. – Я этому, – кивнул он на священника, – обещал, а я за свои слова ответ всегда держал.
– Сначала мы с тобой перетолкуем, а уж потом посмотрим, что с этим делать.
– Идем перетолкуем, – вышел из света фар и сразу же пропал в темноте Санька. – Ну, иди сюда, я жду.
У машины явно наступило замешательство, но потом один все-таки отделился и шагнул туда, где должен был стоять Коробейник. Минуты две ничего не было ни видно, ни слышно, но потом оба появились у машины, а еще через минуту Санька махнул священнику рукой:
– Иди сюда, поп.
Отец Василий подошел. У машины стояли трое незнакомых мужиков, но ни Батона, ни Рваного среди них не было.
– Сядешь спереди, – распорядился один, и отец Василий, не глядя на Коробейника, отправился на переднее пассажирское место. – А ты с нами, сзади, – показал рукой на дверцу мужик и забрался в машину первым.
Водитель добавил оборотов, машина тронулась и, качаясь на бесчисленных кочках, пошла через лес. Отец Василий попытался сообразить, куда они едут, но никаких строений в том направлении он не помнил. Плохо! Если базар начнется в лесу, он почти со стопроцентной вероятностью там же и закончится – братской могилой на троих… или сколько там получится. Хотя Бухгалтер им нужен не за этим. Значит, на двоих.
Однако вскоре машина пошла ровнее, и через пару километров они подъехали к тускло освещенному одноэтажному зданию административной архитектуры, одиноко стоящему среди полей. Это могло быть что угодно: от метеостанции до опытной сельскохозяйственной лаборатории.
Отец Василий дисциплинированно дождался, когда его пригласят выйти, и с опущенной головой побрел вслед за вожаком и Санькой. Сейчас он должен оставлять впечатление человека, парализованного ужасом и плохими предчувствиями. Впрочем, притворяться ему почти не приходилось.
Их провели по небольшому коридору и подтолкнули в одну из открытых настежь дверей. Отец Василий огляделся. Ольги здесь, понятное дело, не было. А кроме тех троих, что привезли их сюда, в комнате сидели еще трое: Рваный, Батон и приземистый крепкий мужик с тусклым взглядом.
– Ну вот мы и встретились, попик! – удовлетворенно заржал Рваный. Он и здесь не мог усидеть на месте и беспрерывно ерзал на оседланном задом наперед стуле.
– Это ты, что ли, Бухгалтер? – с нескрываемым интересом уставился на Коробейника Батон.
– Я.
– Чем докажешь?
– Тебе, Батон, я доказывать ничего не буду. Был бы здесь не ты, а Лось, тогда поговорили бы. А с тобой о чем мне базарить?
Батон опешил.
– Ты что, Лося знаешь?
– Лично не видел, а дела совместные вел, – пожал плечами Коробейник. Он сделал это с таким чувством собственного достоинства, что священник внутренне ахнул. Да и на Батона сила, исходящая от Коробейника, явно произвела впечатление.
– Ладно, как хочешь, – улыбнулся Батон. – Давай, садись. Поговорим.
– Женщину ему отдайте, – кивнул на священника Коробейник.
– А что тебе до нее? – удивился Батон. – Пусть сам за себя отвечает.
– Пусть, – пожал плечами Санька. – Только, прежде чем базар начинать, я хочу посмотреть, как ты сам за себя отвечаешь.
– Не понял, – привстал со стула Батон.
– Я объясню, – усмехнулся Коробейник. – Обещал бабу отдать – отдай. А я посмотрю.
Батона перекосило. До этого самого момента предельно вежливый и даже интеллигентный, он в один миг стал другим.
– Не много ли на себя берешь?
– Нормально, – не шелохнулся Санька. – Парфен претензий не имел.
– Парфен – покойник! – заорал Батон. – Теперь я тебе буду говорить, что делать!
– Не с того ты конца начал, Батон, – улыбнулся Коробейник. – Сам посмотри: ты сидишь, а я стою. Бабу обещанную представить не можешь, отношения со мной портишь. Это тебе Лось поручал или другое что?
– Не твоего ума дело, что мне Лось поручал! – зло ответил Батон, но пыл умерил. – Рваный! Принеси стулья!
Рваный недовольно поднялся и побрел в коридор. Он прошел совсем близко от отца Василия, так, чтобы наверняка задеть его плечом, и священник, подыгрывая, предупредительно отступил в сторону.
Батон встал со стула и отошел к окну. Он был в бешенстве, но показывать этого больше не хотел, понимал, что это неумно.
Вернулся и с грохотом поставил стулья на середину комнаты Рваный. Отец Василий с тоской подумал, что Ольги здесь может и не быть.
– Садись, Бухгалтер, – снова повернулся к ним Батон. – Чего ты хочешь? Бабу? Будет тебе баба. Рваный, приведи.
Рваный скривился, но вышел. Отец Василий напрягся.
– Стулья? Вот они, садись. Что еще? А?
– Сейчас объясню, – Санька взял стул и отошел с ним в сторону, так, чтобы видеть всех.
В коридоре послышалась возня, и отец Василий обернулся. В двери показалась Ольга. Она не была связана, но бледное лицо и тревожные глаза говорили сами за себя. Священник протянул руки, но Рваный потащил ее в сторону, искоса поглядывая на Батона, – попа он за человека вообще не держал.
– Отдай попу, – мрачно распорядился Батон, и Рваный неохотно подтолкнул Ольгу к мужу.
– А теперь пусть они уходят, – потребовал Санька.
Отец Василий тревожно глянул на друга.
– Не-ет! – хищно покачал головой Батон. – Сначала ты со мной…
– Я сказал, пусть уходят! – повысил голос Коробейник.
Отец Василий собрался в один пружинящий комок. Ситуация была абсолютно прозрачной – Коробейник знал, что Батон не выпустит никого, и намеренно обострял ситуацию. Им это было не слишком выгодно, потому что сзади стояли трое бойцов, да и спереди не пацаны сидели.
Батон кивнул, и позади священника почти одновременно щелкнули два затвора. «Пора! – подумал отец Василий. – Что он там телится?!» Но пока сигнала от Саньки не поступало.
– Я ему бабу вернул, – улыбнулся Батон. – А больше я ничего не обещал. Или обещал? – повернулся он к священнику.
Священник напряженно ждал сигнала. Но Санька молчал.
– Ну и ладушки, – ласково проронил Батон. – Рваный, отведи нашу парочку в комнату для гостей, а я тут пока с Бухгалтером побалакаю.
Отец Василий похолодел. Расклад неуклонно ухудшался. Он был повязан едва стоящей на ногах Ольгой, а остаться серьезно раненному Коробейнику одному было равнозначно самоубийству.
– Ладно, я согласен! – громко объявил он, просто чтобы отвлечь внимание на себя, и понял, что одновременно с ним что-то похожее произнес Коробейник.
Батон ошарашенно застыл. Как застыли в недоумении на какие-то доли секунды и те трое, позади, и Рваный, и тот, что притулился в углу. Отец Василий отпустил Ольгу и, резко повернувшись, ударил стоящего позади него бойца кулаком в горло. Боец всхрапнул, но священник не ждал, пока он повалится на пол, и метнулся ко второму. Третьего уже впечатал в стену Санька.
Все происходило стремительно, как на ускоренной киноленте. Едва путь к выходу освободился, священник подхватил Ольгу, и они все втроем вывалились за дверь и помчались к выходу.
– Вперед! – подпихнул их в спины Коробейник. Когда загремели выстрелы, они уже завернули за угол и что есть силы бежали к машине.
Снова начали хлопать выстрелы, но это стрелял Коробейник. Через каждые два-три шага он останавливался, приседал и снова стрелял, не давая бойцам даже нос высунуть из-за угла здания.
– Заводи машину, Шатун! – орал он. – Я их придержу!
Отец Василий запихнул Ольгу на заднее сиденье и кинулся к зажиганию. Коробейник снова выпустил почти целую обойму, поменял пистолет и снова расстрелял почти все, но машина не заводилась – отец Василий никак не мог найти нужные провода. И в тот самый момент, когда она все-таки завелась, он почувствовал, как резко осел передок. «Шины!» – охнул он, но более терять время было нельзя, и отец Василий, едва дождавшись, когда Санька ввалится в салон, тронул с места.
Они отъехали метров на пятьсот, когда заметили, что далеко сзади замаячила пара фар, а импортная тачка уже цепляется дном за пересекающие лесную грунтовку корни. Священник переглянулся с Санькой и остановился. Они выскочили из машины и, поддерживая Ольгу с двух сторон, скрылись за колючими придорожными кустами.
– Подожди, – попросил Коробейник, и отец Василий, думая, что это сказывается Санькина рана, остановился.
– Садись на закорки, – тут же предложил он.
– Нет, подожди, – зашептал Санька. – Их встретить надо. Иначе хана.
– Что значит встретить? – не сразу понял священник, а когда сообразил, Коробейник уже исчез в кустах, выбирая огневую позицию.
– Кто это? – спросила Ольга.
– Друг, – коротко ответил священник. – Ты цела?
– Да. Куда он пошел?
Отец Василий внутренне заметался. Коробейник прямо сказал, что пойдет их «встречать», и это означало, что он расстреляет всех, кто сейчас сидит в салоне… одного за другим. В том, что Коробейник сделает это быстро и не задумываясь, отец Василий не сомневался.
– Что он собирается делать? – снова спросила Ольга, и отец Василий окончательно смутился.
– Он их остановит, – наконец-то нашелся он.
– Как? – удивилась Ольга. В этот момент раздались одиночные выстрелы, и она вцепилась в мужа обеими руками.
Отец Василий напряженно считал: один, второй, третий… целая серия. А потом наступила настолько глубокая тишина, что стало слышно, как лениво шевелится листва на верхушках высоченных осин. Они замерли.
Прошло около двух минут, но Коробейник не появлялся. Ни звука шагов, ни голосов, ни-че-го.
– Подожди меня здесь, – попросил священник жену.
Она еще крепче вцепилась ему в рясу, но потом взяла себя в руки и отошла.
– Иди.
– Сиди тихо, – предупредил он, огляделся по сторонам, стараясь запомнить место, где оставляет жену, и побежал назад, туда, откуда они несколько минут назад с таким трудом вырвались.
Он почти добежал до врезавшейся в густой кустарник машины преследователей, когда снова услышал выстрел и через секунду второй. Выстрелы прозвучали глухо, как сквозь подушку. Отец Василий догадался, что стреляют внутри здания, и подумал, что это почти наверняка Санька.
– Ну, и чего ты хочешь?! – закричал Костя. – Чего?! Чтобы и твой труп где-нибудь на дне Волги с привязанной к ноге железкой болтался?! Ты этого хочешь?! Нет, ты скажи!
– Нет, – покачал головой священник. – Я просто хочу справедливости.
– Поздно, – буркнул себе под нос Костя и неожиданно тяжело вздохнул. – Если так посмотреть, то Ковалев своей цели уже добился. В области его заметили, он у них сейчас на хорошем счету. Чего ему еще надо?
– Он хочет парфеновское место занять, – пояснил отец Василий.
Костя остолбенел. Он долго переваривал новую информацию, а потом как-то устало махнул рукой и обхватил голову руками. Некоторое время он так и сидел, а потом снова развернулся к священнику.
– Тогда он и этого добился, – сказал он. – Все верно. Усть-Кудеяр теперь под ним. А все бандитские связи у него давно в руках. Поэтому, Мишаня, дыши глубже, а икру мечи реже.
Постепенно оба немного успокоились и вспомнили, что в последнее время Парфен сторонился бандитских методов и братву присылал скорее как исключение, чаще действовал через тех же ментов. Так что Ковалев, в общем-то, пришел на хорошо подготовленную почву, и то, что раньше его люди делали для Парфена, теперь точно так же будут делать для него. Вот и все. И хуже всего во всей этой истории то, что никто ничего не может поделать. Как и во всяком маленьком городке, все знали всё, и никто ничего не делал.
– Свято место пусто не бывает, – подытожил Костя.
– Если бы свято, – не согласился отец Василий. – Они же на этом месте будущий ад создают! Своими собственными руками!
* * *
Наступил сентябрь. Детишки пошли в школу, а бригадир строителей Петрович наконец-то завершил отделку летней кухни. «Как раз к зиме», – шутила Ольга. Отец Василий съездил в Красный Бор и нашел хозяина кобылы, тот пил и все никак не мог собраться и приехать за своей лошадкой. А отцу Василию, как ни странно, обратную транспортировку не дозволял.
– Стрелка у меня шибко пугливая, – объяснил мужик. – Да и старая уже. Сдал бы на мыловарню, если бы была.
Непонятно, что он хотел этим сказать, но приезд все откладывался и откладывался, и лошадка по имени Стрелка в поповском доме прижилась и чувствовала себя абсолютно свободно – утром уходила пастись к роще у речки Студенки, а вечером, ровно в девять, как по часам, снова появлялась во дворе.
Деятельность самозваного «комитета» стремительно заглохла. Никто ничего не требовал и даже не просил. И только матери и жены беззаконно арестованных продолжали ходить в храм и молились, молились и молились. К священнику несколько раз приходили родственники тех, кто бесследно исчез, но отец Василий не мог сказать почти ничего. И только матери белобрысого паренька он точно сообщил: да, видел; да, разговаривал; да, он был жив. Но где ваш сын сейчас, не знаю.
Ковалев чувствовал себя все увереннее. Начальник милиции явно набирал силу, и в нем все чаще чувствовался тот, кого белобрысый паренек на исповеди в изоляторе назвал «Коваль». А однажды он даже собрал конференцию по вопросам сохранности имущества, куда практически силком согнали всех предпринимателей города.
Не забыли и отца Василия. Священник идти не хотел – не считал нужным. Он прекрасно знал, что там произойдет. Сначала будут пугать растущей преступностью, потом сделают акцент на технических средствах защиты или использовании наемной охраны, а потом широко разрекламируют какое-нибудь свежеобразованное ООО, в котором – вот удача! – как раз есть то, что нужно для безопасности отечественного предпринимательства. Вот только контрольный пакет в этом ООО будет принадлежать или самому Ковалеву, или одному из его людей. Так или почти так делали все: и Парфен, и ребята из налоговой с их манией поддержки только определенной марки кассовых аппаратов, которые, как на грех, можно было купить только в одном месте, и даже сам Николай Иванович Медведев не брезговали-с.
И все-таки отец Василий туда пошел, он и сам не смог бы потом объяснить, зачем, может быть, для того, чтобы еще раз посмотреть в глаза Ковалеву. Посмотрел… Глаза как глаза. А в остальном все было именно так, как он и предполагал. И преступностью пугали, и на технические средства налегали, и магазинчик, в котором можно приобрести все эти чудеса западной техники, настойчиво так присоветовали. Отец Василий с трудом досидел до конца и поехал домой.
* * *
Двор встретил священника тишиной. Не стучали по причине временного отсутствия материалов строители, никто не пел на крыше блатных песен, и только Стрелка сразу же кинулась ему навстречу, издавая странный тревожный храп.
– Что ты, Стрелка? – протянул к ней руку отец Василий. – Что ты? Это же я.
Но кобыла не давалась и отбегала то к крыльцу, то к новеньким свежепокрашенным воротам. Отец Василий и сам встревожился и, после второй или третьей безуспешной попытки поймать Стрелку, взбежал на крыльцо и быстро прошел в дом – Ольга должна была знать, что стряслось с животиной.
Он толкнул дверь кухни, но здесь было пусто.
Отец Василий кинулся назад и пробежал по комнатам, но везде было тихо и как-то неуютно.
Он выглянул на задний двор, но сарай был заперт, а утоптанная строителями площадка пуста.
И тогда зазвонил телефон. Отец Василий на секунду остолбенел. Это звонил не его телефон – совсем иной тембр.
Он метнулся на звук и источник обнаружил в прихожей, на полке встроенного шкафа. Это был маленький аккуратный мобильник. Уже предчувствуя ужасное, священник неотрывно смотрел на телефон и не мог заставить себя взять его в руки.
Телефон звонил и звонил, и тогда он решился.
– Отец Василий? – спросил пропущенный через спутник знакомый вкрадчивый голос.
– Да, Батон, это я.
– Слушайте меня, батюшка, внимательно. Ваша супруга у нас и чувствует себя неплохо. Вы слушаете?
– Да, – моментально охрипшим голосом ответил священник.
– Мы как-то нехорошо в прошлый раз расстались. Так вот, чтобы исправить это досадное недоразумение, я приглашаю вас в гости повторно. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю.
– Меня не волнует, как вы это сделаете, но сегодня же вечером, не позднее одиннадцати ноль-ноль вы вместе с Бухгалтером будете стоять на стоянке автомашин, что недалеко от вашего дома. Вы понимаете?
– Я понимаю. Но с чего вы решили, что я смогу?
– Мы располагаем неопровержимыми – вы слышите? – не-опро-вержи-мыми сведениями, что вы имеете к нему гораздо более близкое отношение, чем пытались представить.
В трубке послышался хрип. Отец Василий потряс трубку, и тогда из нее послышался другой голос, тоже знакомый. Это был Рваный.
– Слушай меня, поп! – прорычал бандит. – Не придешь, я лично твоей мочалкой займусь! Ты все понял? Не слышу!
– Да, Рваный, я тебя понял.
– То-то же!
Связь прервалась, и отец Василий рухнул на табуретку там же, где и стоял. Он не представлял, что будет делать. Да, он знал, со слов Коробейника, кто такой Бухгалтер. Но он понятия не имел, почему бандиты решили, что он имеет к Парфенову гораздо более близкое отношение, чем говорил. Это никогда не было правдой!
– Черт! – ругнулся он. – Что же мне делать? – и тут же устыдился, что призвал на помощь не того, кого следовало.
Мысль о том, что Олюшка находится в руках Рваного, была так ужасна, что он гнал ее от себя изо всех сил. Он понимал, что будет просто парализован страхом, если позволит себе думать об этом. Но знание того, что он слишком халатно и по-детски легкомысленно отнесся к однажды замеченной слежке за собой, было при нем, и с этим знанием он ничего не мог поделать.
Священник попытался проанализировать ситуацию, но сразу же понял, что она проигрышна в принципе, с какого бока ни посмотри. У них – все, у него – ничего. Да и где он возьмет им этого долбаного Бухгалтера?! И обратиться-то не к кому!
«Ковалев? – метался он. – Нет! Не помощник! ФСБ? Я там никого не знаю, а сами они не пошевелятся… по крайней мере пока четкий приказ не получат. Тогда кто?» Священник еще пытался механически перебирать разные варианты, но где-то там, внутри, он уже знал, что единственный человек в Усть-Кудеяре, способный если не помочь, то хотя бы дать дельный совет, это Санька Коробейник.
Отец Василий выскочил во двор, отпихнул Стрелку и кинулся к машине. Через пять минут он уже влетел во двор районной больницы.
Батюшка быстро нашел отделение для желудочников, отпихнул сидящую на вахте медсестру и кинулся открывать и закрывать двери палат. Та, в которой лежит Санька, должна быть одноместной – это он помнил. Но Коробейника нигде не было.
– Где одноместная палата?! – прорычал он на едва поспевающую за ним медсестру.
– Так она на втором этаже, батюшка, – растерянно ответила медсестра. – Куда вы?! Туда нельзя!
* * *
Коробейник лежал прикрыв глаза, не спал. Едва отец Василий распахнул дверь, Санька приподнял голову и вперился в гостя острым наблюдательным взглядом.
– Саня! – кинулся к нему священник, чувствуя, как мелко трясется ослабленное длительным постом тело. – Помоги!
– Говори, – ровно ответил Коробейник, так, словно у него не было нервов вообще.
– Жену у меня украли! – не выдержав, зарыдал отец Василий. – Требуют Бухгалтера взамен! Но я-то знаю, что это – не выход! Что делать, Санька?! Что делать?!
– Во-первых, заткнуться, – спокойно порекомендовал Коробейник. – И во-вторых, успокоиться. Что ты трясешься, как баба?
– Она у меня одна, – утер слезы священник. – Больше никого… и… она беременна.
– Понимаю. – Коробейник напрягся и, весь перекосившись от боли, привстал. – Мне нужна одежда. У тебя дома что-нибудь, – он покосился на поповскую рясу, – гражданское есть?
– Найду! – кивнул отец Василий. – Но ты же ранен.
– Я все равно завтра сваливать собирался. Ты на машине?
Дверь в палату приоткрылась, и в щель просунулось полное, испуганное лицо медсестры.
– Извините… вам…
– Выйдите, пожалуйста, – жестко распорядился Коробейник, и медсестра снова исчезла.
– Так ты на машине? – повторил вопрос Коробейник, сползая с кровати. – Помоги встать.
– Конечно, – ответил отец Василий. – Что ты собираешься делать?
– Кто тебе звонил, знаешь?
– Батон и Рваный.
– А-а, – протянул Коробейник. – Туляки. Хорошо на оружии поднялись. Но этих ты не бойся, это – шушера, главные пауки пока еще не светились.
– Что делать думаешь? – повторил свой главный вопрос священник.
– Ну уж Бухгалтера точно не отдам. Он мне и самому нужен.
– А как же тогда? – не понял священник.
– Сегодня я – Бухгалтер, – усмехнулся Коробейник. – Пойдет? – И, поймав недоуменный взгляд друга, добавил: – Ты не боись, они его в лицо не видели, это я тебе говорю, а я в тему хорошо въехал, секу, почем опиум для народа. Пошли. Кстати, об опиуме. У тебя обезболивающие дома есть?
* * *
Они прошли мимо сторожевого поста дежурной медсестры, обнявшись, как родные. Бедная женщина попыталась что-то сказать, но натолкнулась на необычайно жесткий взгляд Коробейника и впервые, наверное, в своей жизни промолчала.
– Как ты собираешься это провернуть? – спросил отец Василий, чувствуя в груди почти забытую дрожь особого возбуждения. – Почем знаешь, что им нужно от Бухгалтера?
– А чего тут знать? Бабки им нужны.
– И что?
– Ты, я вижу, Мишаня, на своей цивильной службе совсем размяк, – кривясь от боли, засмеялся Коробейник. – Небось и пузо уже отпустил? Отпустил?! Признавайся!
– Подожди смеяться, Санек, я ведь серьезно спрашиваю.
– Война план покажет, – уже серьезнее ответил Коробейник. – Задача у нас простая – быстро прийти, забрать твою супругу целой и невредимой и тихо уйти. Так?
– В общем, так.
– Не в общем, Мишаня, не в общем. Только так!
Они подошли к машине отца Василия.
– Главное, Миша, вот что, – совсем уже серьезно сказал Коробейник. – Я, как видишь, немного не в форме. Поэтому клешнями махать придется тебе. И ты, родимый, уж постарайся, не подведи меня, старика. А про принципы свои новые, – продолжил он, садясь в машину, – ты на время забудь. Не та ситуация, чтобы отморозков жалеть.
Отец Василий вздохнул – Санька попал в самую точку.
– И нечего мне вздыхать! – резко и как-то зло одернул его Коробейник. – Как там у вас говорится? «Блажен, кто положит жизнь за други своя». Верно?
– Верно, – священник завел машину и тронулся с места.
– Вот так и держать!
* * *
Отец Василий быстро заехал в аптеку, приобрел хаотичный на первый взгляд набор лекарств и подъехал к дому еще до того, как село солнце. Санька тут же составил себе и принял внутрь адскую смесь и принялся разбирать поповский гардероб, пытаясь подобрать что-то отвечающее представлениям стандартного бандита о Бухгалтере.
– Нет, не тот у тебя прикид, Мишаня, – вздыхал он. – Не тот. Ну да ладно, не умом, так нахрапом возьмем! Будем считать, что ты меня застал врасплох, в домашнем… Так, а вот эта кофточка пойдет.
– Она женская, – предупредил отец Василий.
– Тем лучше, – усмехнулся Коробейник. – Если заметят, пару секунд они на этом точно потеряют. Оружия у тебя в доме, разумеется, нет?
– Разумеется.
– Тогда заедем в одно место.
Отец Василий тревожно поглядывал на часы, но, когда они собрались, до одиннадцати оставалось еще двадцать минут.
– Все, – махнул рукой Коробейник. – Теперь за стволами. Некогда сопли жевать.
Они быстро смотались в лесок на той стороне Усть-Кудеяра, и Санька надолго исчез в одному ему известных кустах, а отец Василий сидел в машине и думал. То, что Коробейник прямо участвует в бандитских делах, он видел, и он не мог его за это винить. Такова специфика их прежней работы, как никакая другая связанной с насилием. Многие из них кончили этим. И все-таки где-то внутри он слабо надеялся, что все не так, что Санька выполняет какое-то суперсекретное задание и на самом деле он свой. И тут же одергивал себя, слишком сладенькой и слюнявой была бы такая сказочка для взрослых. Одно он видел ясно и отчетливо: Санька остался его другом. Чем бы он там ни занимался.
Когда Санька вышел из лесочка, он тащил с собой небольшой, но увесистый чемодан. Попросил священника открыть багажник и аккуратно уложил свою ручную кладь. Но отец Василий видел, что Санька словно отяжелел.
– Уже экипировался? – спросил он.
– А как же! – Коробейник сел на пассажирское сиденье. – Погнали!
* * *
Ровно в одиннадцать они остановились на указанной Батоном стоянке. Вокруг не было ни единой машины, и отец Василий ощутил смутную тоску, словно он бездарно опоздал, и на этот раз уже навсегда. Но прошло не более минуты, и в лесочке через дорогу зажглись фары. Они мигнули раз, другой, священник стронул «жигуля» с места, аккуратно проехал совсем немного и встал прямо напротив спрятанной в лесу машины.
– Ну что, Мишаня, пошли, – толкнул его в плечо Коробейник, и они вышли. – Смотри, базар держать буду я. Ты подпряжешься только в последний момент. Заметано?
– Да.
Они прошли и встали прямо перед фарами, демонстрируя свои лица. Отец Василий слегка поддерживал Коробейника под локоток, а Санька шел тяжело, вразвалку, изображая из себя немного избалованного жизнью, лишь случайно вляпавшегося в историю человека.
– Стоять! – приказали из темноты, и они встали.
– Кто Бухгалтер?
– А ты, что ли, не видишь? – раздраженно отреагировал Санька. – Я что, на попа похож?
– Садись в машину.
– Не пойдет, – покачал головой Санька. – Я этому, – кивнул он на священника, – обещал, а я за свои слова ответ всегда держал.
– Сначала мы с тобой перетолкуем, а уж потом посмотрим, что с этим делать.
– Идем перетолкуем, – вышел из света фар и сразу же пропал в темноте Санька. – Ну, иди сюда, я жду.
У машины явно наступило замешательство, но потом один все-таки отделился и шагнул туда, где должен был стоять Коробейник. Минуты две ничего не было ни видно, ни слышно, но потом оба появились у машины, а еще через минуту Санька махнул священнику рукой:
– Иди сюда, поп.
Отец Василий подошел. У машины стояли трое незнакомых мужиков, но ни Батона, ни Рваного среди них не было.
– Сядешь спереди, – распорядился один, и отец Василий, не глядя на Коробейника, отправился на переднее пассажирское место. – А ты с нами, сзади, – показал рукой на дверцу мужик и забрался в машину первым.
Водитель добавил оборотов, машина тронулась и, качаясь на бесчисленных кочках, пошла через лес. Отец Василий попытался сообразить, куда они едут, но никаких строений в том направлении он не помнил. Плохо! Если базар начнется в лесу, он почти со стопроцентной вероятностью там же и закончится – братской могилой на троих… или сколько там получится. Хотя Бухгалтер им нужен не за этим. Значит, на двоих.
Однако вскоре машина пошла ровнее, и через пару километров они подъехали к тускло освещенному одноэтажному зданию административной архитектуры, одиноко стоящему среди полей. Это могло быть что угодно: от метеостанции до опытной сельскохозяйственной лаборатории.
Отец Василий дисциплинированно дождался, когда его пригласят выйти, и с опущенной головой побрел вслед за вожаком и Санькой. Сейчас он должен оставлять впечатление человека, парализованного ужасом и плохими предчувствиями. Впрочем, притворяться ему почти не приходилось.
Их провели по небольшому коридору и подтолкнули в одну из открытых настежь дверей. Отец Василий огляделся. Ольги здесь, понятное дело, не было. А кроме тех троих, что привезли их сюда, в комнате сидели еще трое: Рваный, Батон и приземистый крепкий мужик с тусклым взглядом.
– Ну вот мы и встретились, попик! – удовлетворенно заржал Рваный. Он и здесь не мог усидеть на месте и беспрерывно ерзал на оседланном задом наперед стуле.
– Это ты, что ли, Бухгалтер? – с нескрываемым интересом уставился на Коробейника Батон.
– Я.
– Чем докажешь?
– Тебе, Батон, я доказывать ничего не буду. Был бы здесь не ты, а Лось, тогда поговорили бы. А с тобой о чем мне базарить?
Батон опешил.
– Ты что, Лося знаешь?
– Лично не видел, а дела совместные вел, – пожал плечами Коробейник. Он сделал это с таким чувством собственного достоинства, что священник внутренне ахнул. Да и на Батона сила, исходящая от Коробейника, явно произвела впечатление.
– Ладно, как хочешь, – улыбнулся Батон. – Давай, садись. Поговорим.
– Женщину ему отдайте, – кивнул на священника Коробейник.
– А что тебе до нее? – удивился Батон. – Пусть сам за себя отвечает.
– Пусть, – пожал плечами Санька. – Только, прежде чем базар начинать, я хочу посмотреть, как ты сам за себя отвечаешь.
– Не понял, – привстал со стула Батон.
– Я объясню, – усмехнулся Коробейник. – Обещал бабу отдать – отдай. А я посмотрю.
Батона перекосило. До этого самого момента предельно вежливый и даже интеллигентный, он в один миг стал другим.
– Не много ли на себя берешь?
– Нормально, – не шелохнулся Санька. – Парфен претензий не имел.
– Парфен – покойник! – заорал Батон. – Теперь я тебе буду говорить, что делать!
– Не с того ты конца начал, Батон, – улыбнулся Коробейник. – Сам посмотри: ты сидишь, а я стою. Бабу обещанную представить не можешь, отношения со мной портишь. Это тебе Лось поручал или другое что?
– Не твоего ума дело, что мне Лось поручал! – зло ответил Батон, но пыл умерил. – Рваный! Принеси стулья!
Рваный недовольно поднялся и побрел в коридор. Он прошел совсем близко от отца Василия, так, чтобы наверняка задеть его плечом, и священник, подыгрывая, предупредительно отступил в сторону.
Батон встал со стула и отошел к окну. Он был в бешенстве, но показывать этого больше не хотел, понимал, что это неумно.
Вернулся и с грохотом поставил стулья на середину комнаты Рваный. Отец Василий с тоской подумал, что Ольги здесь может и не быть.
– Садись, Бухгалтер, – снова повернулся к ним Батон. – Чего ты хочешь? Бабу? Будет тебе баба. Рваный, приведи.
Рваный скривился, но вышел. Отец Василий напрягся.
– Стулья? Вот они, садись. Что еще? А?
– Сейчас объясню, – Санька взял стул и отошел с ним в сторону, так, чтобы видеть всех.
В коридоре послышалась возня, и отец Василий обернулся. В двери показалась Ольга. Она не была связана, но бледное лицо и тревожные глаза говорили сами за себя. Священник протянул руки, но Рваный потащил ее в сторону, искоса поглядывая на Батона, – попа он за человека вообще не держал.
– Отдай попу, – мрачно распорядился Батон, и Рваный неохотно подтолкнул Ольгу к мужу.
– А теперь пусть они уходят, – потребовал Санька.
Отец Василий тревожно глянул на друга.
– Не-ет! – хищно покачал головой Батон. – Сначала ты со мной…
– Я сказал, пусть уходят! – повысил голос Коробейник.
Отец Василий собрался в один пружинящий комок. Ситуация была абсолютно прозрачной – Коробейник знал, что Батон не выпустит никого, и намеренно обострял ситуацию. Им это было не слишком выгодно, потому что сзади стояли трое бойцов, да и спереди не пацаны сидели.
Батон кивнул, и позади священника почти одновременно щелкнули два затвора. «Пора! – подумал отец Василий. – Что он там телится?!» Но пока сигнала от Саньки не поступало.
– Я ему бабу вернул, – улыбнулся Батон. – А больше я ничего не обещал. Или обещал? – повернулся он к священнику.
Священник напряженно ждал сигнала. Но Санька молчал.
– Ну и ладушки, – ласково проронил Батон. – Рваный, отведи нашу парочку в комнату для гостей, а я тут пока с Бухгалтером побалакаю.
Отец Василий похолодел. Расклад неуклонно ухудшался. Он был повязан едва стоящей на ногах Ольгой, а остаться серьезно раненному Коробейнику одному было равнозначно самоубийству.
– Ладно, я согласен! – громко объявил он, просто чтобы отвлечь внимание на себя, и понял, что одновременно с ним что-то похожее произнес Коробейник.
Батон ошарашенно застыл. Как застыли в недоумении на какие-то доли секунды и те трое, позади, и Рваный, и тот, что притулился в углу. Отец Василий отпустил Ольгу и, резко повернувшись, ударил стоящего позади него бойца кулаком в горло. Боец всхрапнул, но священник не ждал, пока он повалится на пол, и метнулся ко второму. Третьего уже впечатал в стену Санька.
Все происходило стремительно, как на ускоренной киноленте. Едва путь к выходу освободился, священник подхватил Ольгу, и они все втроем вывалились за дверь и помчались к выходу.
– Вперед! – подпихнул их в спины Коробейник. Когда загремели выстрелы, они уже завернули за угол и что есть силы бежали к машине.
Снова начали хлопать выстрелы, но это стрелял Коробейник. Через каждые два-три шага он останавливался, приседал и снова стрелял, не давая бойцам даже нос высунуть из-за угла здания.
– Заводи машину, Шатун! – орал он. – Я их придержу!
Отец Василий запихнул Ольгу на заднее сиденье и кинулся к зажиганию. Коробейник снова выпустил почти целую обойму, поменял пистолет и снова расстрелял почти все, но машина не заводилась – отец Василий никак не мог найти нужные провода. И в тот самый момент, когда она все-таки завелась, он почувствовал, как резко осел передок. «Шины!» – охнул он, но более терять время было нельзя, и отец Василий, едва дождавшись, когда Санька ввалится в салон, тронул с места.
Они отъехали метров на пятьсот, когда заметили, что далеко сзади замаячила пара фар, а импортная тачка уже цепляется дном за пересекающие лесную грунтовку корни. Священник переглянулся с Санькой и остановился. Они выскочили из машины и, поддерживая Ольгу с двух сторон, скрылись за колючими придорожными кустами.
– Подожди, – попросил Коробейник, и отец Василий, думая, что это сказывается Санькина рана, остановился.
– Садись на закорки, – тут же предложил он.
– Нет, подожди, – зашептал Санька. – Их встретить надо. Иначе хана.
– Что значит встретить? – не сразу понял священник, а когда сообразил, Коробейник уже исчез в кустах, выбирая огневую позицию.
– Кто это? – спросила Ольга.
– Друг, – коротко ответил священник. – Ты цела?
– Да. Куда он пошел?
Отец Василий внутренне заметался. Коробейник прямо сказал, что пойдет их «встречать», и это означало, что он расстреляет всех, кто сейчас сидит в салоне… одного за другим. В том, что Коробейник сделает это быстро и не задумываясь, отец Василий не сомневался.
– Что он собирается делать? – снова спросила Ольга, и отец Василий окончательно смутился.
– Он их остановит, – наконец-то нашелся он.
– Как? – удивилась Ольга. В этот момент раздались одиночные выстрелы, и она вцепилась в мужа обеими руками.
Отец Василий напряженно считал: один, второй, третий… целая серия. А потом наступила настолько глубокая тишина, что стало слышно, как лениво шевелится листва на верхушках высоченных осин. Они замерли.
Прошло около двух минут, но Коробейник не появлялся. Ни звука шагов, ни голосов, ни-че-го.
– Подожди меня здесь, – попросил священник жену.
Она еще крепче вцепилась ему в рясу, но потом взяла себя в руки и отошла.
– Иди.
– Сиди тихо, – предупредил он, огляделся по сторонам, стараясь запомнить место, где оставляет жену, и побежал назад, туда, откуда они несколько минут назад с таким трудом вырвались.
Он почти добежал до врезавшейся в густой кустарник машины преследователей, когда снова услышал выстрел и через секунду второй. Выстрелы прозвучали глухо, как сквозь подушку. Отец Василий догадался, что стреляют внутри здания, и подумал, что это почти наверняка Санька.