Страница:
Он покосился на меня скептическим насмешливым глазом и продолжал есть. Только покончив с закуской, он равнодушно обронил:
– Ну, допустим, не обманули… А в чем дело?
– А-а… как ваше имя-отчество? А то неудобно… – сказал я.
Редактор посмотрел на меня так, словно это не он, а я был ниже на полголовы, и с превосходством процедил:
– Ну, допустим, Кирилл Андреевич… Что вы от меня хотите? Если у вас претензии к газете – подавайте в суд. Здесь я с вами никаких разговоров вести не буду!
Я посмотрел на редактора с интересом.
– А что, Кирилл Андреевич, много претензий к газете?
Мой тон ему явно не понравился. Кирилл Андреевич не ответил, нахмурился и торопливо выпил еще одну рюмку водки. На этот раз не стал закусывать, а просто понюхал собственную ладонь и обернулся ко мне.
– Вы, собственно, из какого ведомства? – недружелюбно спросил он. Мне показалось, что он уже порядочно на взводе, хотя держался он по-прежнему уверенно, и речь оставалась совершенно внятной.
– Я, Кирилл Андреевич, сам по себе, – успокоил я редактора. – И претензий к газете у меня нет.
– Сам по себе… И претензий нет… – задумчиво пробормотал Кирилл Андреевич. – А что же у вас есть?
– У меня есть вопрос, – твердо заявил я. Редактор презрительно скривил тонкие губы и уверенно потянулся за очередной рюмкой. Я понял, что он и в самом деле слегка пьян.
– И вы уверены, что надо задавать этот ваш вопрос? – пробормотал Кирилл Андреевич, занюхивая рюмку.
Мне пришло в голову, что, если разговор наш затянется, бесполезно будет задавать любые вопросы, и я уже без всяких церемоний спросил:
– Кирилл Андреевич, материал по «ИнтерМЭТу» вам принес Ефим?
Бутерброд с красной икрой, который редактор как раз подносил к своему раскрытому рту, вдруг выскользнул из его пальцев и, совершив два роковых переворота, рухнул на пол, блестяще продемонстрировав, что известная пословица верна не только в отношении масла.
– Твою мать! – потерянно сказал Кирилл Андреевич и заметно сник.
Не обращая на меня никакого внимания, он печально осмотрел свои пальцы, остатки пиршества на столе и, сосредоточившись на поисках, исхитрился-таки раздобыть себе еще одну рюмку водки. Выпив ее, он задумчиво пожевал губами и как бы между прочим сказал:
– Какой, к черту, материал? О чем вы?
В мою сторону он не смотрел.
– Ну и паузы у вас! – восхитился я. – Вы в театральный поступать не пробовали? Ефим принес фотопленку с документами по сделкам «ИнтерМЭТа»? Вроде я по-русски спрашиваю… Чего тут непонятного?
Не поворачивая головы, Кирилл Андреевич скучным голосом сказал:
– Не знаю никакого Ефима. И никто мне ничего не приносил. Идите к черту…
В его тоне уже звучало не превосходство, а тоска, и я понял, что на верном пути. Редактор завертел головой, намереваясь смыться. Я придержал его за плечо, и, должен признаться, сделал это не слишком вежливо. Кирилл Андреевич окрысился и резко отпихнул меня. Видимо, нюхом газетчика он все-таки учуял во мне постороннего и неопасного простака, а хмель придал ему храбрости.
– Да вы оставите наконец меня в покое?! – возвысив голос, провозгласил он, явно рассчитывая на поддержку окружающих. – Пускают, понимаешь, всякую шушеру… Житья от них нет! Хочется поскандалить – отправляйтесь в пивную!
Он уничтожающе посмотрел на меня и ретировался, двигаясь спиной вперед, как опытный придворный. А на его месте немедленно выросли два неестественно серьезных молодых человека, которые, зажав меня с двух сторон, нарочито равнодушными голосами поинтересовались, все ли у меня в порядке.
По-моему, они не были из администрации. Скорее всего это были завсегдатаи тусовок, тоже угадавшие во мне чужака и, в соответствии с принятым градусом, возжаждавшие порядка и справедливости. Они зарабатывали себе имидж крутых парней, и хорошая потасовка была им на руку. Мои намерения были диаметрально противоположны, и я, как мог, постарался продемонстрировать им свою лояльность. Я простодушно улыбнулся и уверил, что все в порядке. Затем постарался скрыться в толпе.
Однако серьезные ребята неотступно тащились за мной следом, лелея мечту спустить меня с лестницы. Рассчитывать здесь можно было на единственного человека, и я попытался этого человека разыскать. Но Беллы нигде не было. Зато я нашел Петровича, который увлеченно беседовал с невысоким эмоциональным толстячком, оказавшимся при ближайшем рассмотрении режиссером Соловьевым.
Горделиво покосившись на своих надзирателей, я намеренно громко поинтересовался у Петровича, куда делась Белла. Оба мэтра обернулись и доброжелательно уставились на меня слегка помутневшими глазами. Петрович мигнул, изобразил в воздухе ладонью некое парение и с выражением произнес:
– Фьють! Птичка улетела!.. Вы, к сожалению, опоздали. Но, как говорится, а что ей до меня?.. Ха-ха! Попробуйте поискать в Париже.
– Или в Австралии! – живо предложил Соловьев с хрипотцой в голосе.
– Спасибо! Я так и сделаю, – сказал я.
На лицах серьезных ребят отразилось разочарование. Они переглянулись и предпочли оставить меня в покое. Получив свободу маневра, я опять бросился на поиски необщительного редактора.
Я обнаружил его в туалете – стоя над раковиной и зажмурив глаза, он плескал в лицо холодной водой, время от времени критически оглядывая свое отражение в настенном зеркале, – наверное, ему хотелось добиться давно забытого ощущения чистоты и свежести.
Кроме нас двоих, в туалете никого не было. Я бесшумно подошел к редактору и остановился у него за спиной. Кирилл Андреевич поднял голову и увидел меня в зеркале. Лицо его исказила гримаса отвращения.
– Вам плохо? – заботливо спросил я.
Редактор с ожесточением принялся вытирать руки бумажным полотенцем, зло бормоча сквозь зубы какие-то неприятные слова. Наконец ему удалось справиться с раздражением, и он предостерегающе сказал:
– Вас все-таки выведут, если вы не оставите людей в покое!
– Кирилл Андреевич, – рассудительно произнес я. – Вы напрасно от меня бегаете. Я все равно от вас не отстану, так что потерпите и выслушайте меня сейчас. Дело-то очень неприятное. Пленку вам принес Ефим – это совершенно ясно. А вам известно, что Ефима уже убили, Кирилл Андреевич?
Взгляд редактора на секунду застыл, а потом он бессильно ударил кулаком по кафельной стене и прошипел:
– Вы идиот! Откуда вы навязались на мою голову? Кто вы вообще такой? Вы – сумасшедший? Шантажист? Кто вы?
Я пожал плечами.
– Если для вас это так важно… Вообще-то, я врач.
Кирилл Андреевич возмущенно поднял густые черные брови.
– Врач?! Так какого черта?.. Ступайте лечите – ставьте клизмы, режьте аппендиксы… Что вы ходите за мной? Я здоров!
– Кирилл Андреевич, – прервал я его, – а вы не боитесь заболеть той же болезнью, что и Ефим? Вам тогда уже никакая клизма не поможет…
Редактор смерил меня мрачным взглядом и устало сказал:
– Не боюсь. Я не был с ним в контакте.
– Но вы же давали материал об «ИнтерМЭТе»!
– Это была непроверенная информация! – неожиданно взорвался редактор. – Мы опубликовали ее по недосмотру! Сотрудник, допустивший ошибку, наказан!
В его глазах была откровенная паника, с трясущихся губ летели мелкие брызги.
– Что вам еще нужно от меня?!
Неожиданно он оборвал крик и заметно побледнел. Его остекленевший взгляд сосредоточился на ком-то за моей спиной. Я резко обернулся. В дверях стоял мой верный боксер и с неприкрытым любопытством разглядывал нас. Он не слишком-то умел владеть собой, и я окончательно понял, что имею дело не с профессионалами. Это наверняка были нанятые «ИнтерМЭТом» люди, и Кириллу Андреевичу они были знакомы.
Впрочем, боксер тут же изобразил на лице полнейшее равнодушие и независимой походкой направился к кабинке. Я посмотрел ему в спину и удивился, как ему удалось пробраться в такое приличное заведение в этой замшевой курточке и мятых брюках.
Кирилл Андреевич тоже не отрываясь смотрел вслед боксеру, и на его самоуверенном лице было написано полнейшее смятение, словно в туалете его застигли за самым грязным и предосудительным занятием. Несомненно, он знал человека с перебитым носом, но встреча с ним не радовала газетчика – более того, он всячески желал ее избежать. Кирилл Андреевич сделал движение по направлению к выходу.
Понимая, что могу упустить его навсегда, я решил отрезать ему все пути к отступлению и, перехватив на ходу, громко осведомился:
– Кирилл Андреевич, а вы повторите то, что рассказали сейчас мне, в милиции?
Редактор посмотрел на меня таким взглядом, что, обладай он хоть сотой долей способностей героини романа Стивена Кинга, от меня остался бы один пепел, и отчаянно завизжал:
– Я ничего не рассказывал тебе, идиот!
Кажется, я попал в болевую точку. Мое громогласное замечание смутило не одного редактора. Оно заставило и хладнокровного боксера выскочить из кабинки. От его показного равнодушия не осталось и следа. Лицо его выглядело странно растерянным и злобным одновременно. Он мрачно и озадаченно шарил взглядом по нашим лицам, не решаясь начать разборку.
Понимая, что его роль уже сыграна, я решил вывести боксера из игры. Теперь он только мешал взаимопониманию между мной и перепуганным редактором. Однако эта задача была не из простых. Слишком давно мне не приходилось участвовать в серьезных боях. На моей стороне было преимущество в весе, но молодость и обширная практика наверняка были на стороне моего противника. Мне нужно было очень постараться, чтобы выйти отсюда на своих двоих.
Однако боксер все еще колебался – видимо, полученные инструкции запрещали ему вмешиваться в события, хотя он понимал, что происходит нечто экстраординарное, не терпящее отлагательств. По-моему, ему очень хотелось сказать: «Постойте здесь еще немного – мне нужно посоветоваться с шефом».
Но мне менее всего хотелось впутывать в это дело еще какого-то шефа. Я решил идти ва-банк и невинным тоном спросил, не работает ли боксер на фирму «ИнтерМЭТ».
– У тебя такая взволнованная физиономия, – пояснил я. – Вот я и подумал…
Он не выдержал такой умственной нагрузки и бросился на меня, решив попросту, без затей окончить дело одним хорошим ударом.
Он провел прямой в челюсть – без замаха, но не слишком маскируясь, посчитав, видимо, что имеет дело с профаном. Я ушел в сторону и нанес несколько коротких ударов по корпусу. Один из них достиг цели, и мой противник отступил, стиснув зубы от боли. В глазах его мелькнуло недоумение.
Я не дал ему опомниться и сразу пошел в атаку, тесня к стене. Он закрывался от ударов и зорко следил за мной потемневшими от ярости глазами. Я работал обеими руками, не давая ему передышки. Реакция у парня была неплохая, но по тому, как быстро сорвалось у него дыхание, я понял, что он уже давно не дружит с режимом и вряд ли выдержит долгую осаду. Он это тоже, кажется, понял и решил прибегнуть к запрещенному приему. В какой-то момент я угадал, понял по его лицу и был психологически готов. Он оттолкнулся спиной от стены, до которой я довел его, и выбросил вперед правую ногу, метя мне в пах.
Из-за усталости это вышло у него чуть медленнее, чем ему хотелось. Я успел среагировать и, перехватив в воздухе его голень, рванул на себя, продолжая ее движение в бесконечность. Пол выскочил из-под боксера, и он рухнул на спину, не сумев как следует сгруппироваться.
От удара у него перехватило дыхание и вырвался сдавленный стон. Однако, собрав все силы, он перекатился на бок и попытался вскочить. Благородство требовало позволить сопернику подняться, но мне показалось, что в туалете благородство будет выглядеть смешным. Боксер еще не успел встать на ноги, когда я отвесил ему мощный хук справа, снова опрокинув противника на пол. Полы здесь содержались в отменной чистоте, и большого урона костюму боксера падение не нанесло, чего нельзя сказать о физическом состоянии. Он был оглушен и напуган.
Однако, отползши в угол, он снова попробовал встать, придерживаясь за стену. Видимо, законы его среды разрешали бить лежачего, и он предпочитал не рисковать. Мне это было на руку – ногами бить его я бы не решился, но щадить не собирался – слишком многое было поставлено на карту.
Боксер наконец выпрямился и, вжавшись спиной в стену, принял стойку, стараясь закрыть голову – ей уже порядочно досталось, и он невольно сосредоточился на том, чтобы поберечь это свое слабое место.
Я подступил ближе – глаза у соперника плыли. Я сделал ложный замах, вынудив его закрыть лицо, и тут же провел два удара в солнечное сплетение. Он попался – согнувшись и уронив руки, пытался судорожно вдохнуть воздух. И тогда я безо всяких помех, вложив в удар всю мощь своих восьмидесяти килограммов, врезал ему снизу по челюсти, буквально поддев на кулак. Голова боксера мотнулась, тело дернулось и обмякло. Он рухнул к моим ногам, как тряпичная кукла. Бой был выигран нокаутом.
Кирилл Андреевич ни жив ни мертв продолжал стоять у дверей, с ужасом взирая на дело моих рук. Видимо, он прокручивал в голове варианты своего поведения, но все они оказывались проигрышными, иначе бы он давно сбежал.
Я присел возле поверженного врага и проверил его зрачки и пульс. Парень явно нуждался в медицинской помощи. Оставлять его здесь было невозможно. Прежде всего потому, что тогда подозрение падало бы на нас с редактором.
Неожиданно за дверью послышались громкие голоса. Они приближались. Я быстро оглянулся и крикнул:
– Кирилл Андреевич! Идите сюда! Помогите поднять его!
Редактор, видимо, тоже сообразил, что иметь дело со мной выгоднее, чем с органами правопорядка, и послушно включился в игру. Мы подхватили безжизненное тело боксера, так что его руки, как плети, повисли на наших шеях, и поволокли к выходу.
Однако еще раньше в туалет ввалилась ватага разгоряченных мужчин в вечерних костюмах. Они вели какой-то спор, начавшийся еще в ресторане, и не слишком обратили на нас внимание. Лишь какой-то жизнерадостный бородач в смокинге и бабочке завистливо хохотнул и сказал, кивая на болтающегося между нас боксера:
– Это как в анекдоте – налейте мне того же, что и этому джентльмену!
– Да-а, перебрал кореш! – в тон ему ответил я и попросил подержать дверь, чтобы мы могли беспрепятственно покинуть помещение.
Бородач не отказал нам в этой маленькой просьбе и сочувственно прищелкнул языком на прощанье.
– Вы на машине, Кирилл Андреевич? – спросил я с надеждой.
Редактор, запыхавшийся от необычной для него нагрузки, молча кивнул.
– Это хорошо, – похвалил я. – Мы с вами сейчас связаны незримой нитью. Ошибка одного может быть гибелью для обоих.
– Ну, это не моя ошибка! – отрезал Кирилл Андреевич. – Вы сами по себе, я сам по себе!
– Не кривите душой, – посоветовал я. – Не стали бы вы сейчас таскать эту тушу, если бы ваша совесть была чиста.
– Я просто не хочу скандала, – сухо пояснил Кирилл Андреевич.
– Но вы его получите, если не найдете со мной общего языка, – пообещал я.
На этот раз редактор промолчал. На выходе мы повторили байку о перебравшем друге и выволокли боксера на улицу. Уже стемнело. На густо-синем небе проступили робкие звезды. Их первозданный свет не мог соперничать с мощным заревом мегаполиса.
Автомобиль редактора был припаркован за углом. Мы с трудом дотащили туда боксера и наконец усадили его прямо на асфальт, привалив спиной к борту «Жигулей». Кирилл Андреевич, бессильно опершись о капот, судорожно хватал ртом воздух.
– Задохнулся… черт! – сказал он немного смущенно. – А вы здоровы драться!.. Что собираетесь с этим делать?
– Есть одна мысль, – загадочно сказал я. – Но в конечном счете все будет зависеть от вас.
– Не понимаю, – подозрительно произнес Кирилл Андреевич.
– Вы смертельно боитесь этого типа с перебитым носом, – заметил я. – Не возражайте. Это видно невооруженным глазом. Так вот, есть два варианта. Если вы согласны со мной сотрудничать – я помещаю до поры этого типа в закрытую больницу – под вымышленной фамилией. Там он будет абсолютно безопасен. В противном случае я просто иду в милицию и рассказываю абсолютно все, что знаю. Ваше имя в этом рассказе будет фигурировать непременно.
– Что вы подразумеваете под сотрудничеством? – хмуро спросил редактор.
– Ничего особенного, – беззаботно ответил я. – Я не буду требовать от вас никаких письменных признаний, не буду вымогать у вас деньги и заставлять помещать в газете мои объявления бесплатно. Мне нужна информация, связанная с «ИнтерМЭТом», а особенно в той ее части, где замешан Ефим. Эта информация нужна мне лично, понимаете? Я не собираюсь делиться ею с прокуратурой, бандитами, или кого вы там боитесь?
Кирилл Андреевич отдышался и полез в карман за ключами.
– Я вас не знаю, – глубокомысленно заявил он, отпирая дверцу машины.
– Я вас тоже, – резко ответил я.
Кирилл Андреевич открыл заднюю дверцу и подождал, пока я уложил неподвижное тело на сиденье.
– Он может умереть? – поинтересовался он.
– Мы все можем умереть, – философски заметил я. – Поехали быстрее, если переживаете за здоровье своего друга.
– Он мне не друг, – серьезно сказал редактор, усаживаясь за руль. – Куда едем?
– Рулите налево, – скомандовал я. – Около первого же таксофона остановитесь. Я вызову по телефону машину, а вы сдадите бригаде больного. Я объясню вам, что нужно будет сказать…
– А где будете вы сами? – подозрительно спросил редактор.
– Не волнуйтесь, я буду поблизости. Не могу же я вас бросить! Просто мои коллеги не должны меня видеть…
Я наскоро обшарил карманы боксера. Кроме небольшой суммы денег и стального кастета, ничего не обнаружилось. Деньги я оставил хозяину, а кастет конфисковал. Если бы этот фрукт сообразил воспользоваться им с самого начала, мне пришлось бы туго.
Кирилл Андреевич остановил машину. Место было подходящее – довольно безлюдный переулок, и рядом с будкой таксофона темнел тоннель подъезда. Я вкратце растолковал редактору, что ему следует наплести бригаде «Скорой помощи», а потом позвонил нашему диспетчеру и, изменив голос, попросил принять вызов.
Такие случаи бывали в нашей больнице и раньше, когда помощь оказывалась людям с неопределенным социальным статусом. Обычно это были тяжелые случаи, требовавшие неотложной помощи и выявленные в непосредственной близости от больницы. Разумеется, как только больному становилось лучше, его немедленно переводили в больницу рангом пониже. Такие случаи не поощрялись, но, если обращение поступало, в помощи не отказывали.
Боксер до сих пор был без сознания, и я не сомневался, что место в нашей реанимации ему обеспечено. По крайней мере, на ближайшие сутки. За это время я попытаюсь что-нибудь из него вытянуть или, по крайней мере, ограничить его неприятную активность.
Вскоре в конце переулка замигали огни «Скорой», и я перебрался в темный подъезд. Редактор в новой своей роли был настойчив и убедителен. Мою жертву погрузили на носилки и увезли. Я опасался, как бы не сбежал и Кирилл Андреевич, но разум взял в нем верх. Он спокойно дождался, пока я сяду в машину, и, постукивая пальцами по колесу руля, спросил:
– Скажите, ради бога, какое отношение вы имеете к этому делу?
В машине было темно, и я различал лишь его неясный силуэт.
– Весьма косвенное, – ответил я. – И в то же время я залез в него по уши.
– Звучит интригующе, – сварливо сказал редактор. – Вы приятель Ефима?
– Я знал его, – ответил я. – Но друзьями мы не были. Странно, но я даже не очень переживал из-за его смерти…
– У меня сложилось иное впечатление, – язвительно заметил редактор.
– Я боялся за себя, – признался я. – Но давайте уедем отсюда… «Скорая» обязана будет сообщить в милицию, и сюда могут нагрянуть.
Кирилл Андреевич завел мотор и повел машину по направлению к Садовому кольцу. Он молчал. Я дорого бы отдал, чтобы узнать, что у него на уме. Было ясно одно: он, как и я, опасался всех – милиции, «ИнтерМЭТа», да и меня заодно.
– Может быть, смерть Ефима в другое время тронула бы меня больше, – пояснил я. – Но он, оказывается, меня подставил… Сколько вы заплатили ему за информацию?
Кирилл Андреевич свернул на Садовое кольцо и направил «Жигули» в сторону Тверской. Поток машин, окружавших нас со всех сторон, создавал иллюзию защищенности, изоляции от опасного мира.
– Вас интересует именно этот вопрос? – недоверчиво спросил Кирилл Андреевич. – В сущности, это ерунда, но мне не хочется отвечать – коммерческая тайна. – Он коротко взглянул на меня и усмехнулся: – Вас подставил Ефим, вы подставили меня… Должен признаться, я в жизни руководствуюсь простым, но безошибочным принципом – деньги решают все. Звучит цинично, но… Я даже не буду выслушивать доводов, доказывающих противоположное. Мне они неинтересны. Я тоже был идеалистом и скушал столько дерьма, что оно уже просто не лезло мне в глотку… И тут я понял, что обречен жрать его до скончания своих дней, если намерен оставаться идеалистом. И я начал меняться…
– Не нужно биографии, – попросил я. – Вы рассчитывали срубить на ефимовском компромате хороший куш, верно?
– Я срубил его, – спокойно ответил редактор. – Вышло гораздо меньше, чем хотелось. Но мне пообещали в придачу жизнь. Информация оказалась чуть горячее, чем я ожидал. А теперь по вашей милости я опять в полном дерьме… – Он помолчал, а потом с тоской поинтересовался: – Каким образом они прикончили этого фотографа?
– Его утопили в собственной ванне, – сказал я. – Правда, перед этим его заставили выпить литр водки…
– Да, не так скучно было умирать, – с черным юмором заметил Кирилл Андреевич. – Мне обещали влепить пулю в лоб, проломить череп и еще что-то… Как альтернативу предложили деньги. Они оказались неплохими психологами, хотя и не слишком оригинальными.
– Где они вас прихватили, Кирилл Андреевич? – сочувственно спросил я. – И как они выглядели?
– Ну, как они выглядели, вы отчасти уже в курсе. Сегодняшний драчун как раз обещал проломить мне кастетом череп… У него какая-то забавная, мирная кличка… Тарасыч, вот! Еще один был совершенно премерзкий тип – да что там говорить!.. А взяли они меня прямо в редакции – пистолет в харю, руки за спину и в машину!
– И куда они вас повезли, Кирилл Андреевич? – волнуясь, спросил я. – Это самое важное!
– Кому как, – пожал плечами редактор. – Я сначала тоже так думал, пытался запомнить дорогу… Но мне не дали.
– И вы так и не знаете, куда вас возили?
– По-моему, они вывезли меня за город по Ленинградскому шоссе. Я уверен в этом на девяносто процентов. Потом был двухэтажный особняк с участком. За забором – сосновый лес… Обратно меня везли с завязанными глазами. Вот, пожалуй, и все.
– Кирилл Андреевич, – спросил я, – а не могло это быть в районе Путилковского шоссе?!
– М-м… Затрудняюсь сказать без карты… Но вполне вероятно – это ведь где-то за Митино, да? Вполне может быть! А вы собираетесь туда съездить? – иронически спросил он.
– Не исключено, – подтвердил я.
– Только учтите, – предупредил Кирилл Андреевич. – Не вздумайте приплетать мое имя! Я отопрусь от всего. Моя жизнь и так не стоит теперь и ломаного гроша. Но я буду бороться до последнего и все отрицать. Конечно, теперь я и у вас на крючке, но мне почему-то кажется, что вы еще не полностью изжили в себе идеализм и не будете обижать старичка… – Можете быть спокойны на мой счет, – сказал я. – Да мне и не нужно, пожалуй, от вас больше ничего… Вот только если поподробнее об этом загородном доме…
– Это с удовольствием! – ответил редактор. – Дом большой, но, как бы это сказать, невзрачный, что ли… Без изысков. Такое впечатление, что у него нет настоящего хозяина. И внутри все отделано на совесть, но без затей, мебели почти никакой… Постоялый двор! Вот это будет вернее всего! – Он обрадовался, найдя подходящий образ. – Ну, что еще? Гараж во дворе кирпичный – большой, на две машины. Еще я обратил внимание, что никаких строений рядом нет. Дом стоит как бы на отшибе, впритык к лесу, но совсем рядом с дорогой… Вот вам и ориентиры!
– Спасибо, Кирилл Андреевич! – искренне сказал я. – А скажите, не было в том доме женщины? Средних лет…
– Женщин там я вообще не видел, – отрицательно покачал головой Кирилл Андреевич. – Только четыре головореза. Одного вы сегодня покалечили. Но не обольщайтесь. Вас там встретят с оружием.
Он несколько минут молча вертел баранку, а потом негромко спросил:
– Послушайте, раз уж у нас сегодня выдался вечер вопросов и ответов… Зачем вам, врачу и идеалисту, лезть в это гнездо? Женщина?
– Женщина, – ответил я. – Но это не моя женщина. Я просто должен ей помочь.
Он хмыкнул и опять спросил:
– Но ведь вы каким-то боком причастны к ворованной информации, не так ли?
– Причастен, – признался я. – Но предметом торговли она для меня не является. Для меня это скорее спасательный круг.
– Собираетесь плавать в ванне? – ехидно спросил Кирилл Андреевич.
Я рассмеялся и ответил ему в тон:
– Предпочитаю боксировать.
– Я в этом уже убедился, – кивнул редактор. – А между прочим, почему вы набросились на этого человека? Он же мог оказаться посторонним… У вас были бы неприятности.
– Посторонние не ходят за мной по пятам, – объяснил я. – Все-таки я не кинозвезда.
– Так он следил за вами?! – Кирилл Андреевич с досады стукнул кулаком по рулю. – А я-то, идиот, решил, что за мной!
– Ну, допустим, не обманули… А в чем дело?
– А-а… как ваше имя-отчество? А то неудобно… – сказал я.
Редактор посмотрел на меня так, словно это не он, а я был ниже на полголовы, и с превосходством процедил:
– Ну, допустим, Кирилл Андреевич… Что вы от меня хотите? Если у вас претензии к газете – подавайте в суд. Здесь я с вами никаких разговоров вести не буду!
Я посмотрел на редактора с интересом.
– А что, Кирилл Андреевич, много претензий к газете?
Мой тон ему явно не понравился. Кирилл Андреевич не ответил, нахмурился и торопливо выпил еще одну рюмку водки. На этот раз не стал закусывать, а просто понюхал собственную ладонь и обернулся ко мне.
– Вы, собственно, из какого ведомства? – недружелюбно спросил он. Мне показалось, что он уже порядочно на взводе, хотя держался он по-прежнему уверенно, и речь оставалась совершенно внятной.
– Я, Кирилл Андреевич, сам по себе, – успокоил я редактора. – И претензий к газете у меня нет.
– Сам по себе… И претензий нет… – задумчиво пробормотал Кирилл Андреевич. – А что же у вас есть?
– У меня есть вопрос, – твердо заявил я. Редактор презрительно скривил тонкие губы и уверенно потянулся за очередной рюмкой. Я понял, что он и в самом деле слегка пьян.
– И вы уверены, что надо задавать этот ваш вопрос? – пробормотал Кирилл Андреевич, занюхивая рюмку.
Мне пришло в голову, что, если разговор наш затянется, бесполезно будет задавать любые вопросы, и я уже без всяких церемоний спросил:
– Кирилл Андреевич, материал по «ИнтерМЭТу» вам принес Ефим?
Бутерброд с красной икрой, который редактор как раз подносил к своему раскрытому рту, вдруг выскользнул из его пальцев и, совершив два роковых переворота, рухнул на пол, блестяще продемонстрировав, что известная пословица верна не только в отношении масла.
– Твою мать! – потерянно сказал Кирилл Андреевич и заметно сник.
Не обращая на меня никакого внимания, он печально осмотрел свои пальцы, остатки пиршества на столе и, сосредоточившись на поисках, исхитрился-таки раздобыть себе еще одну рюмку водки. Выпив ее, он задумчиво пожевал губами и как бы между прочим сказал:
– Какой, к черту, материал? О чем вы?
В мою сторону он не смотрел.
– Ну и паузы у вас! – восхитился я. – Вы в театральный поступать не пробовали? Ефим принес фотопленку с документами по сделкам «ИнтерМЭТа»? Вроде я по-русски спрашиваю… Чего тут непонятного?
Не поворачивая головы, Кирилл Андреевич скучным голосом сказал:
– Не знаю никакого Ефима. И никто мне ничего не приносил. Идите к черту…
В его тоне уже звучало не превосходство, а тоска, и я понял, что на верном пути. Редактор завертел головой, намереваясь смыться. Я придержал его за плечо, и, должен признаться, сделал это не слишком вежливо. Кирилл Андреевич окрысился и резко отпихнул меня. Видимо, нюхом газетчика он все-таки учуял во мне постороннего и неопасного простака, а хмель придал ему храбрости.
– Да вы оставите наконец меня в покое?! – возвысив голос, провозгласил он, явно рассчитывая на поддержку окружающих. – Пускают, понимаешь, всякую шушеру… Житья от них нет! Хочется поскандалить – отправляйтесь в пивную!
Он уничтожающе посмотрел на меня и ретировался, двигаясь спиной вперед, как опытный придворный. А на его месте немедленно выросли два неестественно серьезных молодых человека, которые, зажав меня с двух сторон, нарочито равнодушными голосами поинтересовались, все ли у меня в порядке.
По-моему, они не были из администрации. Скорее всего это были завсегдатаи тусовок, тоже угадавшие во мне чужака и, в соответствии с принятым градусом, возжаждавшие порядка и справедливости. Они зарабатывали себе имидж крутых парней, и хорошая потасовка была им на руку. Мои намерения были диаметрально противоположны, и я, как мог, постарался продемонстрировать им свою лояльность. Я простодушно улыбнулся и уверил, что все в порядке. Затем постарался скрыться в толпе.
Однако серьезные ребята неотступно тащились за мной следом, лелея мечту спустить меня с лестницы. Рассчитывать здесь можно было на единственного человека, и я попытался этого человека разыскать. Но Беллы нигде не было. Зато я нашел Петровича, который увлеченно беседовал с невысоким эмоциональным толстячком, оказавшимся при ближайшем рассмотрении режиссером Соловьевым.
Горделиво покосившись на своих надзирателей, я намеренно громко поинтересовался у Петровича, куда делась Белла. Оба мэтра обернулись и доброжелательно уставились на меня слегка помутневшими глазами. Петрович мигнул, изобразил в воздухе ладонью некое парение и с выражением произнес:
– Фьють! Птичка улетела!.. Вы, к сожалению, опоздали. Но, как говорится, а что ей до меня?.. Ха-ха! Попробуйте поискать в Париже.
– Или в Австралии! – живо предложил Соловьев с хрипотцой в голосе.
– Спасибо! Я так и сделаю, – сказал я.
На лицах серьезных ребят отразилось разочарование. Они переглянулись и предпочли оставить меня в покое. Получив свободу маневра, я опять бросился на поиски необщительного редактора.
Я обнаружил его в туалете – стоя над раковиной и зажмурив глаза, он плескал в лицо холодной водой, время от времени критически оглядывая свое отражение в настенном зеркале, – наверное, ему хотелось добиться давно забытого ощущения чистоты и свежести.
Кроме нас двоих, в туалете никого не было. Я бесшумно подошел к редактору и остановился у него за спиной. Кирилл Андреевич поднял голову и увидел меня в зеркале. Лицо его исказила гримаса отвращения.
– Вам плохо? – заботливо спросил я.
Редактор с ожесточением принялся вытирать руки бумажным полотенцем, зло бормоча сквозь зубы какие-то неприятные слова. Наконец ему удалось справиться с раздражением, и он предостерегающе сказал:
– Вас все-таки выведут, если вы не оставите людей в покое!
– Кирилл Андреевич, – рассудительно произнес я. – Вы напрасно от меня бегаете. Я все равно от вас не отстану, так что потерпите и выслушайте меня сейчас. Дело-то очень неприятное. Пленку вам принес Ефим – это совершенно ясно. А вам известно, что Ефима уже убили, Кирилл Андреевич?
Взгляд редактора на секунду застыл, а потом он бессильно ударил кулаком по кафельной стене и прошипел:
– Вы идиот! Откуда вы навязались на мою голову? Кто вы вообще такой? Вы – сумасшедший? Шантажист? Кто вы?
Я пожал плечами.
– Если для вас это так важно… Вообще-то, я врач.
Кирилл Андреевич возмущенно поднял густые черные брови.
– Врач?! Так какого черта?.. Ступайте лечите – ставьте клизмы, режьте аппендиксы… Что вы ходите за мной? Я здоров!
– Кирилл Андреевич, – прервал я его, – а вы не боитесь заболеть той же болезнью, что и Ефим? Вам тогда уже никакая клизма не поможет…
Редактор смерил меня мрачным взглядом и устало сказал:
– Не боюсь. Я не был с ним в контакте.
– Но вы же давали материал об «ИнтерМЭТе»!
– Это была непроверенная информация! – неожиданно взорвался редактор. – Мы опубликовали ее по недосмотру! Сотрудник, допустивший ошибку, наказан!
В его глазах была откровенная паника, с трясущихся губ летели мелкие брызги.
– Что вам еще нужно от меня?!
Неожиданно он оборвал крик и заметно побледнел. Его остекленевший взгляд сосредоточился на ком-то за моей спиной. Я резко обернулся. В дверях стоял мой верный боксер и с неприкрытым любопытством разглядывал нас. Он не слишком-то умел владеть собой, и я окончательно понял, что имею дело не с профессионалами. Это наверняка были нанятые «ИнтерМЭТом» люди, и Кириллу Андреевичу они были знакомы.
Впрочем, боксер тут же изобразил на лице полнейшее равнодушие и независимой походкой направился к кабинке. Я посмотрел ему в спину и удивился, как ему удалось пробраться в такое приличное заведение в этой замшевой курточке и мятых брюках.
Кирилл Андреевич тоже не отрываясь смотрел вслед боксеру, и на его самоуверенном лице было написано полнейшее смятение, словно в туалете его застигли за самым грязным и предосудительным занятием. Несомненно, он знал человека с перебитым носом, но встреча с ним не радовала газетчика – более того, он всячески желал ее избежать. Кирилл Андреевич сделал движение по направлению к выходу.
Понимая, что могу упустить его навсегда, я решил отрезать ему все пути к отступлению и, перехватив на ходу, громко осведомился:
– Кирилл Андреевич, а вы повторите то, что рассказали сейчас мне, в милиции?
Редактор посмотрел на меня таким взглядом, что, обладай он хоть сотой долей способностей героини романа Стивена Кинга, от меня остался бы один пепел, и отчаянно завизжал:
– Я ничего не рассказывал тебе, идиот!
Кажется, я попал в болевую точку. Мое громогласное замечание смутило не одного редактора. Оно заставило и хладнокровного боксера выскочить из кабинки. От его показного равнодушия не осталось и следа. Лицо его выглядело странно растерянным и злобным одновременно. Он мрачно и озадаченно шарил взглядом по нашим лицам, не решаясь начать разборку.
Понимая, что его роль уже сыграна, я решил вывести боксера из игры. Теперь он только мешал взаимопониманию между мной и перепуганным редактором. Однако эта задача была не из простых. Слишком давно мне не приходилось участвовать в серьезных боях. На моей стороне было преимущество в весе, но молодость и обширная практика наверняка были на стороне моего противника. Мне нужно было очень постараться, чтобы выйти отсюда на своих двоих.
Однако боксер все еще колебался – видимо, полученные инструкции запрещали ему вмешиваться в события, хотя он понимал, что происходит нечто экстраординарное, не терпящее отлагательств. По-моему, ему очень хотелось сказать: «Постойте здесь еще немного – мне нужно посоветоваться с шефом».
Но мне менее всего хотелось впутывать в это дело еще какого-то шефа. Я решил идти ва-банк и невинным тоном спросил, не работает ли боксер на фирму «ИнтерМЭТ».
– У тебя такая взволнованная физиономия, – пояснил я. – Вот я и подумал…
Он не выдержал такой умственной нагрузки и бросился на меня, решив попросту, без затей окончить дело одним хорошим ударом.
Он провел прямой в челюсть – без замаха, но не слишком маскируясь, посчитав, видимо, что имеет дело с профаном. Я ушел в сторону и нанес несколько коротких ударов по корпусу. Один из них достиг цели, и мой противник отступил, стиснув зубы от боли. В глазах его мелькнуло недоумение.
Я не дал ему опомниться и сразу пошел в атаку, тесня к стене. Он закрывался от ударов и зорко следил за мной потемневшими от ярости глазами. Я работал обеими руками, не давая ему передышки. Реакция у парня была неплохая, но по тому, как быстро сорвалось у него дыхание, я понял, что он уже давно не дружит с режимом и вряд ли выдержит долгую осаду. Он это тоже, кажется, понял и решил прибегнуть к запрещенному приему. В какой-то момент я угадал, понял по его лицу и был психологически готов. Он оттолкнулся спиной от стены, до которой я довел его, и выбросил вперед правую ногу, метя мне в пах.
Из-за усталости это вышло у него чуть медленнее, чем ему хотелось. Я успел среагировать и, перехватив в воздухе его голень, рванул на себя, продолжая ее движение в бесконечность. Пол выскочил из-под боксера, и он рухнул на спину, не сумев как следует сгруппироваться.
От удара у него перехватило дыхание и вырвался сдавленный стон. Однако, собрав все силы, он перекатился на бок и попытался вскочить. Благородство требовало позволить сопернику подняться, но мне показалось, что в туалете благородство будет выглядеть смешным. Боксер еще не успел встать на ноги, когда я отвесил ему мощный хук справа, снова опрокинув противника на пол. Полы здесь содержались в отменной чистоте, и большого урона костюму боксера падение не нанесло, чего нельзя сказать о физическом состоянии. Он был оглушен и напуган.
Однако, отползши в угол, он снова попробовал встать, придерживаясь за стену. Видимо, законы его среды разрешали бить лежачего, и он предпочитал не рисковать. Мне это было на руку – ногами бить его я бы не решился, но щадить не собирался – слишком многое было поставлено на карту.
Боксер наконец выпрямился и, вжавшись спиной в стену, принял стойку, стараясь закрыть голову – ей уже порядочно досталось, и он невольно сосредоточился на том, чтобы поберечь это свое слабое место.
Я подступил ближе – глаза у соперника плыли. Я сделал ложный замах, вынудив его закрыть лицо, и тут же провел два удара в солнечное сплетение. Он попался – согнувшись и уронив руки, пытался судорожно вдохнуть воздух. И тогда я безо всяких помех, вложив в удар всю мощь своих восьмидесяти килограммов, врезал ему снизу по челюсти, буквально поддев на кулак. Голова боксера мотнулась, тело дернулось и обмякло. Он рухнул к моим ногам, как тряпичная кукла. Бой был выигран нокаутом.
Кирилл Андреевич ни жив ни мертв продолжал стоять у дверей, с ужасом взирая на дело моих рук. Видимо, он прокручивал в голове варианты своего поведения, но все они оказывались проигрышными, иначе бы он давно сбежал.
Я присел возле поверженного врага и проверил его зрачки и пульс. Парень явно нуждался в медицинской помощи. Оставлять его здесь было невозможно. Прежде всего потому, что тогда подозрение падало бы на нас с редактором.
Неожиданно за дверью послышались громкие голоса. Они приближались. Я быстро оглянулся и крикнул:
– Кирилл Андреевич! Идите сюда! Помогите поднять его!
Редактор, видимо, тоже сообразил, что иметь дело со мной выгоднее, чем с органами правопорядка, и послушно включился в игру. Мы подхватили безжизненное тело боксера, так что его руки, как плети, повисли на наших шеях, и поволокли к выходу.
Однако еще раньше в туалет ввалилась ватага разгоряченных мужчин в вечерних костюмах. Они вели какой-то спор, начавшийся еще в ресторане, и не слишком обратили на нас внимание. Лишь какой-то жизнерадостный бородач в смокинге и бабочке завистливо хохотнул и сказал, кивая на болтающегося между нас боксера:
– Это как в анекдоте – налейте мне того же, что и этому джентльмену!
– Да-а, перебрал кореш! – в тон ему ответил я и попросил подержать дверь, чтобы мы могли беспрепятственно покинуть помещение.
Бородач не отказал нам в этой маленькой просьбе и сочувственно прищелкнул языком на прощанье.
– Вы на машине, Кирилл Андреевич? – спросил я с надеждой.
Редактор, запыхавшийся от необычной для него нагрузки, молча кивнул.
– Это хорошо, – похвалил я. – Мы с вами сейчас связаны незримой нитью. Ошибка одного может быть гибелью для обоих.
– Ну, это не моя ошибка! – отрезал Кирилл Андреевич. – Вы сами по себе, я сам по себе!
– Не кривите душой, – посоветовал я. – Не стали бы вы сейчас таскать эту тушу, если бы ваша совесть была чиста.
– Я просто не хочу скандала, – сухо пояснил Кирилл Андреевич.
– Но вы его получите, если не найдете со мной общего языка, – пообещал я.
На этот раз редактор промолчал. На выходе мы повторили байку о перебравшем друге и выволокли боксера на улицу. Уже стемнело. На густо-синем небе проступили робкие звезды. Их первозданный свет не мог соперничать с мощным заревом мегаполиса.
Автомобиль редактора был припаркован за углом. Мы с трудом дотащили туда боксера и наконец усадили его прямо на асфальт, привалив спиной к борту «Жигулей». Кирилл Андреевич, бессильно опершись о капот, судорожно хватал ртом воздух.
– Задохнулся… черт! – сказал он немного смущенно. – А вы здоровы драться!.. Что собираетесь с этим делать?
– Есть одна мысль, – загадочно сказал я. – Но в конечном счете все будет зависеть от вас.
– Не понимаю, – подозрительно произнес Кирилл Андреевич.
– Вы смертельно боитесь этого типа с перебитым носом, – заметил я. – Не возражайте. Это видно невооруженным глазом. Так вот, есть два варианта. Если вы согласны со мной сотрудничать – я помещаю до поры этого типа в закрытую больницу – под вымышленной фамилией. Там он будет абсолютно безопасен. В противном случае я просто иду в милицию и рассказываю абсолютно все, что знаю. Ваше имя в этом рассказе будет фигурировать непременно.
– Что вы подразумеваете под сотрудничеством? – хмуро спросил редактор.
– Ничего особенного, – беззаботно ответил я. – Я не буду требовать от вас никаких письменных признаний, не буду вымогать у вас деньги и заставлять помещать в газете мои объявления бесплатно. Мне нужна информация, связанная с «ИнтерМЭТом», а особенно в той ее части, где замешан Ефим. Эта информация нужна мне лично, понимаете? Я не собираюсь делиться ею с прокуратурой, бандитами, или кого вы там боитесь?
Кирилл Андреевич отдышался и полез в карман за ключами.
– Я вас не знаю, – глубокомысленно заявил он, отпирая дверцу машины.
– Я вас тоже, – резко ответил я.
Кирилл Андреевич открыл заднюю дверцу и подождал, пока я уложил неподвижное тело на сиденье.
– Он может умереть? – поинтересовался он.
– Мы все можем умереть, – философски заметил я. – Поехали быстрее, если переживаете за здоровье своего друга.
– Он мне не друг, – серьезно сказал редактор, усаживаясь за руль. – Куда едем?
– Рулите налево, – скомандовал я. – Около первого же таксофона остановитесь. Я вызову по телефону машину, а вы сдадите бригаде больного. Я объясню вам, что нужно будет сказать…
– А где будете вы сами? – подозрительно спросил редактор.
– Не волнуйтесь, я буду поблизости. Не могу же я вас бросить! Просто мои коллеги не должны меня видеть…
Я наскоро обшарил карманы боксера. Кроме небольшой суммы денег и стального кастета, ничего не обнаружилось. Деньги я оставил хозяину, а кастет конфисковал. Если бы этот фрукт сообразил воспользоваться им с самого начала, мне пришлось бы туго.
Кирилл Андреевич остановил машину. Место было подходящее – довольно безлюдный переулок, и рядом с будкой таксофона темнел тоннель подъезда. Я вкратце растолковал редактору, что ему следует наплести бригаде «Скорой помощи», а потом позвонил нашему диспетчеру и, изменив голос, попросил принять вызов.
Такие случаи бывали в нашей больнице и раньше, когда помощь оказывалась людям с неопределенным социальным статусом. Обычно это были тяжелые случаи, требовавшие неотложной помощи и выявленные в непосредственной близости от больницы. Разумеется, как только больному становилось лучше, его немедленно переводили в больницу рангом пониже. Такие случаи не поощрялись, но, если обращение поступало, в помощи не отказывали.
Боксер до сих пор был без сознания, и я не сомневался, что место в нашей реанимации ему обеспечено. По крайней мере, на ближайшие сутки. За это время я попытаюсь что-нибудь из него вытянуть или, по крайней мере, ограничить его неприятную активность.
Вскоре в конце переулка замигали огни «Скорой», и я перебрался в темный подъезд. Редактор в новой своей роли был настойчив и убедителен. Мою жертву погрузили на носилки и увезли. Я опасался, как бы не сбежал и Кирилл Андреевич, но разум взял в нем верх. Он спокойно дождался, пока я сяду в машину, и, постукивая пальцами по колесу руля, спросил:
– Скажите, ради бога, какое отношение вы имеете к этому делу?
В машине было темно, и я различал лишь его неясный силуэт.
– Весьма косвенное, – ответил я. – И в то же время я залез в него по уши.
– Звучит интригующе, – сварливо сказал редактор. – Вы приятель Ефима?
– Я знал его, – ответил я. – Но друзьями мы не были. Странно, но я даже не очень переживал из-за его смерти…
– У меня сложилось иное впечатление, – язвительно заметил редактор.
– Я боялся за себя, – признался я. – Но давайте уедем отсюда… «Скорая» обязана будет сообщить в милицию, и сюда могут нагрянуть.
Кирилл Андреевич завел мотор и повел машину по направлению к Садовому кольцу. Он молчал. Я дорого бы отдал, чтобы узнать, что у него на уме. Было ясно одно: он, как и я, опасался всех – милиции, «ИнтерМЭТа», да и меня заодно.
– Может быть, смерть Ефима в другое время тронула бы меня больше, – пояснил я. – Но он, оказывается, меня подставил… Сколько вы заплатили ему за информацию?
Кирилл Андреевич свернул на Садовое кольцо и направил «Жигули» в сторону Тверской. Поток машин, окружавших нас со всех сторон, создавал иллюзию защищенности, изоляции от опасного мира.
– Вас интересует именно этот вопрос? – недоверчиво спросил Кирилл Андреевич. – В сущности, это ерунда, но мне не хочется отвечать – коммерческая тайна. – Он коротко взглянул на меня и усмехнулся: – Вас подставил Ефим, вы подставили меня… Должен признаться, я в жизни руководствуюсь простым, но безошибочным принципом – деньги решают все. Звучит цинично, но… Я даже не буду выслушивать доводов, доказывающих противоположное. Мне они неинтересны. Я тоже был идеалистом и скушал столько дерьма, что оно уже просто не лезло мне в глотку… И тут я понял, что обречен жрать его до скончания своих дней, если намерен оставаться идеалистом. И я начал меняться…
– Не нужно биографии, – попросил я. – Вы рассчитывали срубить на ефимовском компромате хороший куш, верно?
– Я срубил его, – спокойно ответил редактор. – Вышло гораздо меньше, чем хотелось. Но мне пообещали в придачу жизнь. Информация оказалась чуть горячее, чем я ожидал. А теперь по вашей милости я опять в полном дерьме… – Он помолчал, а потом с тоской поинтересовался: – Каким образом они прикончили этого фотографа?
– Его утопили в собственной ванне, – сказал я. – Правда, перед этим его заставили выпить литр водки…
– Да, не так скучно было умирать, – с черным юмором заметил Кирилл Андреевич. – Мне обещали влепить пулю в лоб, проломить череп и еще что-то… Как альтернативу предложили деньги. Они оказались неплохими психологами, хотя и не слишком оригинальными.
– Где они вас прихватили, Кирилл Андреевич? – сочувственно спросил я. – И как они выглядели?
– Ну, как они выглядели, вы отчасти уже в курсе. Сегодняшний драчун как раз обещал проломить мне кастетом череп… У него какая-то забавная, мирная кличка… Тарасыч, вот! Еще один был совершенно премерзкий тип – да что там говорить!.. А взяли они меня прямо в редакции – пистолет в харю, руки за спину и в машину!
– И куда они вас повезли, Кирилл Андреевич? – волнуясь, спросил я. – Это самое важное!
– Кому как, – пожал плечами редактор. – Я сначала тоже так думал, пытался запомнить дорогу… Но мне не дали.
– И вы так и не знаете, куда вас возили?
– По-моему, они вывезли меня за город по Ленинградскому шоссе. Я уверен в этом на девяносто процентов. Потом был двухэтажный особняк с участком. За забором – сосновый лес… Обратно меня везли с завязанными глазами. Вот, пожалуй, и все.
– Кирилл Андреевич, – спросил я, – а не могло это быть в районе Путилковского шоссе?!
– М-м… Затрудняюсь сказать без карты… Но вполне вероятно – это ведь где-то за Митино, да? Вполне может быть! А вы собираетесь туда съездить? – иронически спросил он.
– Не исключено, – подтвердил я.
– Только учтите, – предупредил Кирилл Андреевич. – Не вздумайте приплетать мое имя! Я отопрусь от всего. Моя жизнь и так не стоит теперь и ломаного гроша. Но я буду бороться до последнего и все отрицать. Конечно, теперь я и у вас на крючке, но мне почему-то кажется, что вы еще не полностью изжили в себе идеализм и не будете обижать старичка… – Можете быть спокойны на мой счет, – сказал я. – Да мне и не нужно, пожалуй, от вас больше ничего… Вот только если поподробнее об этом загородном доме…
– Это с удовольствием! – ответил редактор. – Дом большой, но, как бы это сказать, невзрачный, что ли… Без изысков. Такое впечатление, что у него нет настоящего хозяина. И внутри все отделано на совесть, но без затей, мебели почти никакой… Постоялый двор! Вот это будет вернее всего! – Он обрадовался, найдя подходящий образ. – Ну, что еще? Гараж во дворе кирпичный – большой, на две машины. Еще я обратил внимание, что никаких строений рядом нет. Дом стоит как бы на отшибе, впритык к лесу, но совсем рядом с дорогой… Вот вам и ориентиры!
– Спасибо, Кирилл Андреевич! – искренне сказал я. – А скажите, не было в том доме женщины? Средних лет…
– Женщин там я вообще не видел, – отрицательно покачал головой Кирилл Андреевич. – Только четыре головореза. Одного вы сегодня покалечили. Но не обольщайтесь. Вас там встретят с оружием.
Он несколько минут молча вертел баранку, а потом негромко спросил:
– Послушайте, раз уж у нас сегодня выдался вечер вопросов и ответов… Зачем вам, врачу и идеалисту, лезть в это гнездо? Женщина?
– Женщина, – ответил я. – Но это не моя женщина. Я просто должен ей помочь.
Он хмыкнул и опять спросил:
– Но ведь вы каким-то боком причастны к ворованной информации, не так ли?
– Причастен, – признался я. – Но предметом торговли она для меня не является. Для меня это скорее спасательный круг.
– Собираетесь плавать в ванне? – ехидно спросил Кирилл Андреевич.
Я рассмеялся и ответил ему в тон:
– Предпочитаю боксировать.
– Я в этом уже убедился, – кивнул редактор. – А между прочим, почему вы набросились на этого человека? Он же мог оказаться посторонним… У вас были бы неприятности.
– Посторонние не ходят за мной по пятам, – объяснил я. – Все-таки я не кинозвезда.
– Так он следил за вами?! – Кирилл Андреевич с досады стукнул кулаком по рулю. – А я-то, идиот, решил, что за мной!