Серегин Михаил. Пациент мафии

   Выдержав довольно продолжительную паузу, Темин невозмутимо спросил:
   – Слышу. Ты откуда звонишь?
   – Я из больницы, шеф, – виновато ответил Тарасыч. – Из той самой, седьмой специальной…
   – Ну! – подстегнул его Темин. – И чего ты там делаешь?
   Тарасыч расстегнул пуговицы на пижаме – ему вдруг сделалось жарко.
   – Я тут, это, пациент! – глухо хихикнул он. – Меня не выпускают!
   – Ты что, идиот? – повысив голос, сказал Темин. – Ты пьян, что ли? В чем дело?!
   – Шеф, это не телефонный разговор! – опасливо произнес Тарасыч. – Мне бы выбраться отсюда!
   – Ну так выбирайся! – раздраженно сказал Темин.
   – Не выпускают, шеф! У меня травма – черепно-мозговая… Врач уперся и ни в какую!
   Темин скептически хмыкнул.
   – Так ты объясни ему, что не может у тебя быть такой травмы… Черепная – это еще куда ни шло, а мозгов у тебя отродясь не было… Ошиблись они! Так и скажи.
   Тарасыч промолчал – шутка Темина не пришлась ему по вкусу, но пришлось проглотить ее без слов. Не дождавшись ответа, Темин категорически сказал:
   – В общем, ты там что хочешь делай, а выбирайся оттуда. Я сейчас выезжаю. Через тридцать, максимум сорок минут буду ждать тебя у ворот. Ты меня понял?
   – Понял, шеф, – послушно отозвался Тарасыч. – А если меня повяжут?
   – Так ты в психоотделении лежишь, что ли? – холодно поинтересовался Темин. – Если ты псих – может, тебе лучше там и оставаться? Короче, шутки кончились. Когда подъеду, ты должен быть на месте. Все!
   Он отключился. Тарасыч тупо послушал забубнившие в наушнике короткие сигналы и осторожно положил трубку на рычаг. В его распоряжении оставалось около получаса. По тону Темина Тарасыч ясно понял, что тот на самом деле не расположен шутить. Тарасыч лег на кровать и, насупившись, принялся обдумывать план своего бегства.
   Все должно уложиться минут в пять – нельзя ни опоздать, ни освободиться слишком рано. Если он окажется на улице раньше, чем подъедет Темин, он просто превратится в заметную мишень – в этой сволочной пижаме.
   Тарасыч не любил ждать – он начинал нервничать и злиться. Вот и сейчас, глядя на циферблат настенных кварцевых часов, он выходил из себя. Стрелки их, казалось, вовсе не движутся. Опять началась головная боль – тупая, пульсирующая. Вновь появившуюся медсестру он встретил сердитым взглядом.
   – Вы уже поговорили? – официальным тоном справилась она. – Тогда, может быть, уделите мне несколько минут?
   Он хотел послать ее подальше, но сообразил, что так быстрее убьет время. Морщась, он спросил:
   – У тебя есть что-нибудь от головы? Трещит невозможно!
   Медсестра смерила его неприязненным взглядом и сказала с обидой:
   – Вам было назначено все, что нужно! Не понимаю, зачем было выпендриваться? Теперь вам подавай чего-нибудь от головы!
   – Ладно, перебьюсь, – оборвал ее Тарасыч. – Давай, чего там у тебя?
   Медсестра присела за столик и положила перед собой блокнот.
   – Продиктуйте мне свои данные, я занесу их в компьютер. Это нужно для истории болезни.
   – Валяй, какие тебе нужны данные! – снисходительно сказал Тарасыч.
   – Ваша фамилия? – спросила девушка, щелкая авторучкой.
   – Иванов, – буркнул он, разглядывая исподтишка ладную фигурку медсестры.
   – Имя? – сказала она. – И отчество.
   – Иван Иванович, – не моргнув глазом, продиктовал Тарасыч.
   Медсестра резко обернулась к нему и обожгла гневным взглядом.
   – Что вы мне голову морочите? – неприятным голосом произнесла она. – Вы можете отвечать нормально? Один беспорядок от вас!..
   – А чего тебе не нравится? – фальшиво удивился Тарасыч. – Разве у человека не может быть такой фамилии?
   – Иванов Иван Иванович? – саркастически спросила она. – Не валяйте дурака. Говорите свое настоящее имя!
   – Ну, если тебе это не нравится, – с издевкой предложил Тарасыч, – то пиши – Петров. Петр Петрович…
   Девушка посмотрела в его сторону совсем уж презрительно и захлопнула блокнот.
   – С вами невозможно разговаривать вообще! – заявила она. – Пусть с вами Анатолий Николаевич разбирается…
   Тарасыч посмотрел на часы – из отпущенного ему срока прошло всего-навсего десять минут.
   – Ты погоди, – сказал он извиняющимся тоном. – Шуток, что ли, не понимаешь? Серьезная какая! Записывай – Сорокин Николай Палыч, шестьдесят восьмого года, не судим, не женат…
   – Этого не надо! – сердито бросила она. – Адрес ваш!
   Тарасыч назвал адрес глухого старика, который жил в одном подъезде с его матерью. Место работы он тоже выдумал. На вопрос же о перенесенных заболеваниях ответил пространно и с удовольствием, перечислив чуть ли не все свои черепно-мозговые травмы и запои.
   – Вы опять издеваетесь? – разозлилась медсестра.
   – Да ведь ты сама спрашиваешь, чем болел? – удивился Тарасыч. – Вот я и рассказываю чем. Если не надо – я не буду…
   – Ладно, вполне достаточно, – язвительно сказала медсестра, убирая блокнот. – Не понимаю, как вы попали к нам в больницу?
   – А что, ваша больница – золотая? – запальчиво поинтересовался Тарасыч. – Или я для вас недостаточно хорош?
   – И то и другое! – отрезала девушка. – Я вас последний раз спрашиваю – поставить вам систему? Может, одумаетесь? Голова-то вон болит!
   Тарасыч сделал презрительную гримасу.
   – Обойдусь! – хвастливо заявил он. – Ты бы лучше мне рассказала, где тут у вас выход, красавица…
   – Выход там же, где и вход! – победно сообщила медсестра, решившая больше не церемониться с этим нахалом.
   Тарасыч ухмыльнулся и проводил ее хищным взглядом. Он уже решил, что будет делать. Оставалось только потерпеть еще минут пятнадцать. Вдруг его охватили сомнения. Он поднялся, преодолевая головокружение, и бросился к телефону.
   Трубку долго никто не брал, а потом Тарасыч услышал полусонный голос Марии:
   – Алло, кто это?
   – Машка, это я! – торопясь, выкрикнул он в трубку. – Шеф ко мне поехал? Ну, быстро говори!
   – Во-первых, я тебе не Машка, а Мария! Заруби это себе на носу. Во-вторых, шеф выехал уже минут тридцать назад. Доволен?
   – Он с кем, один? Гриф с ним?
   – О господи! – протянула Мария. – Гриф твой теперь похож на отбивную. Он до сортира дойти не может… Шеф с Кулаком поехал. У тебя все?
   – Не понял! – встревожился Тарасыч. – С Грифом-то чего?
   – Шеф тебе все расскажет, – лениво произнесла Мария. – Ну, я пошла! Пока!
   Тарасыч положил трубку. Вот так новости, подумал он, что же там у них приключилось? Одна невезуха. Но он промахнуться теперь не должен.
   Тарасыч посмотрел на часы. По всем расчетам, до появления Темина оставалось минут десять. Терпение у Тарасыча было уже на пределе. Он встал с кровати и обошел всю палату, заглянув также в ванную и в холодильник. Ничего подходящего – колющего и режущего, годившегося для устрашения, – не находилось. Он уже дрожал от нетерпения.
   Не в силах больше ждать, он пошел к выходу. Мягкие тапочки забавно шлепали при каждом шаге: Тарасыч сбросил их и пошел босиком – так было надежнее.
   Коридор был пуст и освещен приглушенным светом – только на столе дежурной медсестры лежало яркое пятно от настольной лампы. За столом никого не было. Радуясь удаче, Тарасыч неслышными шагами приблизился к столу и, стараясь не шуметь, открыл верхний ящик. Ему опять повезло – на самом виду в ящике лежало переплетное шило с желтой деревянной рукояткой. О лучшем оружии нельзя было и мечтать.
   Тарасыч опустил шило в карман пижамы и, едва успел задвинуть ящик, как из дверей процедурной появилась медсестра. Подозрительно оглядев непоседливого пациента, она недовольно сказал:
   – Опять вы? Чего вы тут делаете? Ступайте в палату!
   Тарасыч пристально посмотрел на нее и прислушался. В здании было удивительно тихо. Видимо, больные здесь предпочитали ложиться спать пораньше.
   – Послушай, милая! – тихо сказал Тарасыч, сжимая в кармане деревянную рукоятку. – Давай мы с тобой все-таки договоримся. Ты подскажешь мне, как выйти отсюда, а я пойду себе тихо-мирно, никого не трогая… Ну, как?
   Девушка устало вздохнула. Этот больной был так надоедлив, так вульгарен! Она бы с удовольствием выпроводила его отсюда, но тогда она получит нагоняй от врача, от старшей сестры, от заведующей отделением – много нагоняев. Овчинка выделки не стоит, лучше уж сегодня потерпеть, чем оправдываться завтра.
   – Вы опять за свое! – с досадой сказала она. – Вам же объяснили – рано! Врач не разрешил, а я зачем буду брать на себя ответственность?
   – Да никто же не узнает, чудачка! – беззаботно сказал Тарасыч.
   – Ага! – скептически ответила девушка. – У нас все обо всем знают!
   Тарасыч непонимающе уставился на нее.
   – Так ты что – не выпустишь меня? – изумленно спросил он.
   – Нет, конечно! – упрямо заявила медсестра.
   – Ну, это ты зря! – осуждающе процедил Тарасыч и, внезапно шагнув вперед, левой рукой ловко схватил ее за пучок волос, убранный под белую шапочку.
   Девушка вскрикнула. Тарасыч рванул ее за волосы, запрокидывая голову, и выхватил из кармана шило.
   – Закрой пасть! – нежно прошептал он, поднося острие к нежной шее девушки – туда, где под тонкой кожей светилась синеватая жилка. – Если пикнешь – убью!
   Медсестра, тяжело дыша, неотрывно смотрела ему с лицо – глаза ее были полны животного ужаса. Тарасыч понял, что она не посмеет теперь ему помешать. Он выпустил из пальцев ее волосы и босой ногой отшвырнул под стол упавшую на пол шапочку.
   Девушка, бледная, почти на грани обморока, облокотилась о край стола. Тарасыч легонько шлепнул ее по щеке.
   – Не бойся! – сказал он. – Сделаешь все, как надо, – будешь жить. А теперь пошли, выведешь меня к воротам и скажешь вашим псам, что меня выписали… Но, если хоть слово пикнешь, смотри!.. – Он угрожающим жестом продемонстрировал свое оружие.
   Медсестра, покачнувшись, шагнула от стола. Тарасыч подхватил ее под локоть и придержал, не давая упасть.
   – Ну, вот, умница… – приговаривал он, когда они направились в конец коридора. – Все у нас получится… Думаешь, мне легко? Башка-то не казенная – разламывается дай бог! А я иду, потому что меня люди ждут…
   Девушка перебирала ногами, как сомнамбула, и вряд ли понимала хоть одно слово. Однако воркующий, неагрессивный тон боксера несколько успокоил ее, и она пошла увереннее. Теперь она мечтала об одном – побыстрее добраться до ворот.
   Охранники не дадут ее в обиду.
   Они спустились на первый этаж и пошли по широкому полуосвещенному коридору к выходу из здания. Санитарка, приступившая к уборке этажа, посмотрела на странную парочку с усталым любопытством.
   – Тетя Маша, – без выражения произнесла медсестра, – ключи от входной двери у вас?
   – А я и не запирала, – откликнулась с охотой санитарка. – Открыто там.
   Тарасыч изобразил на лице приветливую улыбку и потянул медсестру к выходу. Санитарка посмотрела ему вслед и неодобрительно покачала головой – ей совсем не понравился этот парень с бандитским лицом, разгуливающий по больнице босиком. Роль медсестры в этой прогулке ей была неясна. Но девчонка шла с бандитом под ручку и была так бледна, что тетя Маша сумела найти только одно объяснение.
   – Опять любовь! – с тяжким вздохом пробормотала она себе под нос.
   А «влюбленные» уже шли по асфальтовой дорожке, вдоль которой темнели влажные кусты сирени. Сильный ветер шумел и рвал кроны деревьев, высекал из туч голубые искры молний и сбрасывал на землю первые капли дождя.
   На пропускном пункте горел яркий свет. Мордатые охранники маялись от скуки. Появление хорошенькой медсестры и босого чудака развлекло их.
   – Куда на ночь глядя? – с притворной строгостью рыкнул старший, с удовольствием рассматривая ладную девичью фигурку.
   Тарасыч, улыбаясь одними губами, с холодной угрозой посмотрел в глаза девушке.
   – Выписали его, – поспешно сказала она. – Домой выписал Анатолий Николаевич.
   – Прямо в пижаме и выписал? – благодушно поинтересовался охранник.
   – Ага, в пижаме! – откликнулся Тарасыч, пытаясь через стекло рассмотреть, что происходит на улице. – За нарушение режима!
   Охранники недоуменно переглянулись. Тарасыч осторожно освободил руку девушки и шагнул к дверям.
   – Ну, так я пошел, прощайте! – озабоченно сказал боксер.
   Медсестра кивнула, глядя на него напряженным взглядом. Тарасыч толкнул дверь и выскочил на улицу. Девушка покачнулась и шагнула в сторону, ища глазами, где бы присесть. Ее вдруг начала бить дрожь. Охранники испугались, подхватили ее и усадили на стул.
   – Ты чего? Плохо тебе? – встревоженно спросил старший.
   Из глаз девушки хлынули слезы. С трудом выговаривая слова, она жалобно произнесла:
   – Эт-то… бандит! Он мне пригрозил…
   – Что-о-о?! – заревел старший, замер на секунду, соображая, а потом, грохоча башмаками, бросился в соседнюю комнатку.
   Он выскочил оттуда с автоматом в руках и, сверкнув глазами, выбежал на тротуар. Улица была пуста. Освещенный фонарями асфальт покрывался темными мокрыми пятнами. Ветер швырял в лицо холодные брызги. В конце переулка мелькнули красные огоньки автомобиля и скрылись за поворотом.
   – Ушел, гад! – с сожалением произнес охранник, в сердцах щелкая рычажком предохранителя. Он не успел даже рассмотреть марку автомобиля.
 
   Около десяти вечера позвонил Анатолий Николаевич из неврологического и весьма озабоченным тоном поинтересовался:
   – Слушай, Владимир Сергеевич, извини, что беспокою! Ты случайно не знаешь того типа, которого сегодня от вас к нам перевели?
   Я слегка похолодел, но ответил не моргнув глазом:
   – Откуда? Я его даже не смотрел!
   – А он, говорят, тебя знает! – озадаченно пробормотал невропатолог.
   – А что случилось-то? – осторожно спросил я.
   – Да понимаешь, какая получается катавасия, – смущенно признался Анатолий Николаевич. – Сбежал он. Сестру мою запугал до полусмерти – и сбежал. Прямо в казенной пижаме. И чего теперь делать?
   – Как сбежал? – ошарашенно спросил я.
   – Да вот так! – упавшим голосом ответил невропатолог. – Вышел через проходную, сел в машину и был таков! Скандал теперь на всю Европу, как ты думаешь?
   Я не стал продолжать разговор – меня охватывала легкая паника. Такой прыти я от боксера не ожидал, полагая, что дня три у меня в запасе еще имеется. Внезапное бегство все меняло. Теперь я не успевал даже посоветоваться с новым знакомым. Поняв, что засветились, эти гангстеры уже сегодня ночью могут расправиться и с Казариной, и с редактором «Зигзагов» и спрятать концы в воду. А завтра придет и мой черед.
   Эта простая мысль побудила меня к немедленному действию. Мне захотелось тут же исправить ошибки и броситься в погоню. Раздумывал я совсем недолго. Первый звонок был к коллеге Щербакову.
   – Ты чего звонишь? – домашним голосом спросил Щербаков.
   – Выручай! – сказал я с отчаяньем. – Подежурь за меня! Мне нужно срочно уйти.
   – Ну, ты даешь! – ошарашенно сказал Щербаков. – Ты же сам сегодня вызвался дежурить!
   – Форс-мажор! – объяснил я. – Несчастная любовь, понимаешь?
   – Не понимаю, – ответил Щербаков. – Но все равно, черт с тобой, выручу!
   – Только побыстрее! – взмолился я.
   Потом я набрал номер Марины, с трепетом вслушиваясь в равнодушные гудки. Трудно было представить, как она отреагирует на мою новую авантюру. Я решил не раскрывать все карты сразу.
   – Привет! – сказал я, когда она взяла наконец трубку. – Ты не спишь?
   – Володя? – голос ее звучал обрадованно и немного удивленно. – Ты куда пропал?
   – А ты скучала? – с надеждой спросил я.
   – Скажем так, я волновалась, – коротко рассмеявшись, ответила Марина. – Ты зачем звонишь? У тебя опять проблемы?
   – Ужасные! – признался я. – У тебя экипаж на ходу?
   – На ходу, – с запинкой произнесла Марина. – Неужели куда-то нужно ехать?
   – Очень нужно! – как можно убедительнее сказал я. – Я тебе потом все объясню. Подъезжай срочно к больнице – я буду ждать.
   – Ну-у, ладно… Подъеду, – растерянно отозвалась Марина. – А пока ты попробуй обдумать, что собираешься сделать, ладно? – предложила она. – Иногда это бывает полезно…
   – Я как раз собирался этим заняться! – обнадеживающе заверил я.
   Вскоре появился коллега Щербаков – в руках у него был огромный мокрый зонт.
   – Ну и погодка! – заявил он мне. – Как раз для несчастной любви…
   – Ты извини, – сказал я. – Позарез нужно уйти!
   – Да ладно! – отмахнулся Щербаков. – Будешь в неоплатном долгу.
   – Буду! – пообещал я. – А у нас тут ЧП, слышал? Неизвестный из неврологии сбежал!
   Щербаков, опешив, вытаращился на меня.
   – Вот что значит – высокий уровень лечения! – растерянно произнес он. – Ну, теперь нам всем крышка. Ланской как в воду смотрел.
   Я счел излишним комментировать это предположение и поспешил смыться.
   На проходной стражники долго и придирчиво рассматривали мой пропуск.
   – Что-то нынче суеты много! – подозрительно сказали они мне. – Бегаете взад-вперед, а мы потом отдувайся!
   – У каждого свой крест, – хладнокровно заметил я.
   На душе у меня, однако, скребли кошки – вся эта суета, разумеется, не ускользнет от внимания руководства, и оно потребует объяснений. Последнее время мне слишком часто приходится объясняться.
   Я рано вышел – Марина еще не подъехала. На улице лил дождь и погромыхивал гром. Я спрятался под старым вязом, крона которого гудела и содрогалась от ветра. Вернуться на проходную, под угрюмые взгляды охранников, меня не заставила бы никакая сила. В результате я порядком промок и растерял часть оптимизма.
   Наконец из-за поворота, сверкая фарами, выкатились «Жигули». Я побежал навстречу, шлепая подошвами по пузырящимся лужам. Марина открыла мне дверцу, и я плюхнулся на переднее сиденье, вытирая ладонями мокрое лицо.
   – Так куда мы поедем? – покорно спросила Марина. – Надеюсь, не на Путилковское шоссе?
   – Именно туда! – непреклонно заявил я. – Поехали! Положение катастрофическое. Я тебе сейчас все изложу, и ты поймешь, что я прав.
   Я рассказал Марине все события последних дней, включая знакомство с офицером ФСБ и бегство боксера. По мере развития сюжета лицо Марины делалось все более замкнутым, а когда я наконец закончил, она холодно спросила:
   – И что же дальше?
   – А дальше мы должны найти этот дом! – с энтузиазмом ответил я. – Завтра уже может быть поздно!
   – Предположим, мы найдем дом, – сказала Марина. – И что потом?
   – Потом будет видно! – беззаботно сказал я. Это «потом» смущало меня самого.
   – Очень остроумно! – заключила Марина.
   Навстречу нам летели огни Волоколамского шоссе. Косой дождь хлестал в стекла. Качающиеся «дворники» неутомимо слизывали струящуюся воду. Марина внимательно смотрела на дорогу. Лицо ее, на которые падали тревожные отсветы бегущих огней, выглядело печальным и даже сердитым.
   – Но я не вижу другого выхода! – виновато сказал я. – Если не вмешаться, они могут пойти на новое убийство.
   – Пока получается наоборот, – непреклонно возразила Марина. – Каждое твое вмешательство заканчивалось несчастьем. Может быть, пора перестать заниматься не своим делом?
   – А кто же будет заниматься? – резонно возразил я. – Я не заметил, чтобы твои коллеги проявляли особенное усердие.
   Марина закусила губу и снизила скорость. Мы въехали в тоннель через канал имени Москвы.
   – Не мое дело их осуждать, – сказала Марина. – Они тоже работают под давлением. Не каждый его выдерживает. Я, например, не смогла…
   Я смущенно кашлянул. Меньше всего мне хотелось бы будить в ней неприятные воспоминания. Я попытался перевести разговор в нужное русло.
   – Мне, в общем-то, нет до них никакого дела. Пусть работают как хотят. Я просто имел в виду, что обращаться к ним бесполезно.
   – Ты не слишком-то утруждал себя обращениями, – напомнила Марина. – Нужно было напоминать о себе почаще. Рано или поздно дело бы сдвинулось…
   – Весь вопрос в том, насколько поздно? – сказал я. – Время идет, и риск увеличивается…
   – Взгляни на вещи реально! – с упреком воскликнула Марина. – От твоего вмешательства ничего не меняется… Если не брать в расчет тех, кто от этого пострадал…
   Возразить мне было нечего. Единственное, что пришло в голову, это выразить надежду, что сегодня все как раз изменится.
   – У меня такое предчувствие, – пробормотал я.
   Марина бросила на меня короткий снисходительный взгляд и ничего не сказала. Она продолжала вести машину, но по ее молчанию и выражению лица было ясно, что все это ночное предприятие кажется ей полным бредом. Может быть, со стороны оно так и выглядело, но у меня действительно было предчувствие.
   После продолжительного молчания, когда «Жигули» свернули с развязки на Путилковское шоссе, Марина затормозила на обочине. В салоне наступила непривычная тишина, нарушаемая монотонным шумом дождя. Зажигая верхний свет, Марина сказала:
   – Достань из «бардачка» карту и ткни пальцем, куда я должна ехать.
   Она говорила как человек, которого вынуждают делать заведомую глупость.
   Я послушно достал карту и развернул ее. Припомнив ориентиры, которые мне дал Кирилл Андреевич, я остановил свой выбор на том участке шоссе, который проходил через лесной массив. Мне показалось, что именно здесь, на границе с лесом, должно находиться нехорошее место. Как и было предложено, я ткнул в карту пальцем и сказал:
   – Здесь!
   Марина скептически проследила за моей рукой и, не сказав ни слова, завела мотор. «Жигули» медленно выкатились на асфальт и, наращивая скорость, помчались сквозь бесконечные струи дождя. Впереди через влажную пелену пробивались огоньки поселка. Неожиданно Марина резко сбросила скорость и, всматриваясь в темноту, тревожно спросила:
   – Что там такое?
   Я тоже пристально вгляделся в ночное шоссе. Из мерцания отдаленных огоньков вдруг выделилось несколько огненных пятен, которые, все увеличиваясь в размерах, понеслись нам навстречу. Мне не сразу удалось сообразить, что это такое. Горящие круги двигались хаотично, то наплывая друг на друга, то растягиваясь в длинную цепочку. Наконец один из них окончательно вырвался вперед и как молния понесся на нас. Марина была вынуждена снова свернуть на обочину.
   – Это мотоциклисты, – с досадой сказала она.
   Нарастающий рев моторов со снятыми глушителями подтвердил ее слова. Я уже и сам видел стремительно мчащийся силуэт мотоцикла, пронзающий дождевую завесу. По такой погоде скорость была совершенно безумной. Что могло заставить неведомого мотоциклиста так рисковать – трудно было представить. Я с замирающим сердцем следил за его молниеносным приближением и в какой-то момент невольно представил себе, что будет, если вдруг у мотоцикла заклинит колесо или он влетит в какую-нибудь колдобину.
   И, едва я успел об этом подумать, так оно и случилось. Громоздкая ревущая машина будто наткнулась на что-то и перевернулась. Мы успели заметить взвившееся в воздух тело, которое тут же, отброшенное страшной силой, улетело в темноту. А мотоцикл с душераздирающим скрежетом высек даже из сырого асфальта сноп искр и продолжил движение – уже без седока, – пока, перекувырнувшись несколько раз, не свалился в кювет.
   Марина, побледневшая, с неподвижным лицом, действовала безошибочно и быстро – она развернула машину и медленно поехала назад, обшаривая лучами фар полосу шоссе. Вскоре мы увидели распростертое на асфальте тело, затормозили и, не сговариваясь, выскочили из машины.
   Перед нами был молодой парень, довольно красивый, с длинными вьющимися волосами. Дождь промочил их насквозь, и теперь они липли на его бледное лицо словно черные водоросли. Видимых повреждений у парня не было, но сердце не билось.
   Я перевернул его на спину и, опустившись на колени, энергично принялся за закрытый массаж сердца. Несколько сильных толчков в грудную клетку, потом искусственное дыхание. Потом снова массаж. Слава богу, грудная клетка, кажется, не была повреждена.
   Секунд через двадцать парень судорожно вдохнул и стал дышать – хрипло, с натугой, но все-таки дышать. Появился слабый пульс. Однако в сознание он не приходил. Я поднял голову.
   Все вокруг наполнилось треском и грохотом. Сверкающие фары мотоциклов накатились на нас из темноты и замерли, обступив со всех сторон. Мы оказались как бы в центре импровизированного амфитеатра. Свет фар сконцентрировался на нас с Мариной и лежащем на шоссе теле. Мы были ослеплены и не видели никого из мотоциклистов.
   Вдруг из их толпы раздался пронзительный женский вопль, и тоненькая фигурка в джинсах выскочила в круг света.
   – Володечка! – отчаянно завопила девушка.
   Я успел сообразить, что этот возглас не имеет ко мне ни малейшего отношения, еще до того, как девушка упала на колени перед длинноволосым и принялась тормошить его и покрывать сырое от дождя лицо его быстрыми бессмысленными поцелуями.
   – Какого черта! – раздался из-за стены света хрипатый, рокочущий голос. – Кончай его облизывать, Лолка! Он готов!
   – Он еще жив! – возразил я невидимому хрипуну. – Его нужно срочно в больницу!
   – А ты кто такой, доктор, что ли? – недоверчиво спросили меня из тьмы.
   – Да, я врач, – ответил я, и тотчас девчонка в джинсах прыгнула ко мне и больно вцепилась в руку.
   – Отвезите, отвезите его в больницу! – завопила она.
   По ее перекошенному лицу стекал дождь, губы дрожали.
   – Скажи своим приятелям – пусть помогут погрузить его в машину! – грубовато потребовал я.
   – Джон, Бэбел, идите сюда, мать вашу! – закричала девушка, с ненавистью поворачивая лицо к пылающим огням.