Серегин Михаил. Пациент мафии

   – Борис Андреич! – обратился к Чичибабину Чернихин. – Как я понял, вы вели дело об убийстве Казарина?
   – Вел, – задиристо сказал Чичибабин. – И успешно завершил.
   – Материалы дела мы у вас возьмем, – дружелюбно сообщил Чернихин. – В свете последних событий в них все-таки угадывается некоторая незавершенность…
   – Делайте запрос! – хмуро ответил следователь, недовольно отворачиваясь в сторону. Но все-таки, не удержавшись, тотчас спросил: – Какая незавершенность тут угадывается? Что-то я не понимаю…
   – А вот в той части, что касается супруги Казарина. То ее похищают, то пытаются убить. А кто – неизвестно.
   – С чего вы взяли? – со смехом сказал Чичибабин. – Следствие такими данными не располагает…
   – А вот Владимир Сергеевич лично вытащил Казарину из логова похитителей, – хладнокровно заметил Чернихин.
   Следователь уничтожающим взглядом смерил меня с головы до ног и со сдержанным возмущением произнес:
   – Кто такой Владимир Сергеевич? Первый раз слышу! Следователь? Инспектор уголовного розыска? Частный сыщик? Ей-богу, это смешно!
   – Вы так считаете? – рассеянно спросил Чернихин.
   В дверях морга нас встречали. Главный патологоанатом и судмедэксперт по совмещению Пятницкий в полном соответствии со своей профессией постоянно сохранял на лице маску суровости и скорби. Коротко пожав всем руки, он повел нас в секционный зал, на ходу объясняя трагическим голосом телевизионного диктора:
   – К вскрытию еще не приступали, но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что смерть наступила вследствие множественных травм внутренних органов. Потерпевшая намеренно бросилась головой вниз почти с тридцатиметровой высоты – сами понимаете…
   Мы остановились возле секционного стола, на котором лежало изломанное обнаженное тело. Лицо женщины было изуродовано и покрыто коркой запекшейся крови. Кровь была и на слипшихся русых волосах.
   Чичибабин окинул труп равнодушным взглядом и отвернулся к окну – он уже осматривал покойную и всем видом показывал, что остальное ему неинтересно.
   – Ну, что, Владимир Сергеевич, – произнес Чернихин. – Вам эта дама не знакома? Не приходилось сталкиваться в процессе своих, гм… экспериментов?
   Чичибабин фыркнул и осуждающе покрутил головой.
   – Трудно сказать, – неуверенно протянул я. – Лицо настолько изуродовано… И все-таки волосы очень похожи! И, пожалуй, комплекция…
   – Похожи? – переспросил Чернихин.
   – Да, похожи. На ту девушку, которая с самого начала крутилась возле Казарина и которую я видел в загородном доме… Разумеется, с уверенностью утверждать не могу, – развел я руками.
   – А вы у нас большой фантазер, а, Владимир Сергеевич? – со сдержанной неприязнью сказал Чичибабин. – Вы ведь тоже с самого начала крутились, как вы выражаетесь, около Казарина, и что же из этого следует?
   – Мы поговорим об этом попозже, – вмешался Чернихин. – Сначала я хотел бы ознакомиться с протоколом осмотра места происшествия и побывать в реанимационном отделении. – Он обернулся к Пятницкому и поблагодарил его. – Если выяснится что-то во время вскрытия, прошу немедленно поставить меня в известность, хорошо?
   Мы вышли из морга. Маленький психиатр, о котором все позабыли, подал голос и, волнуясь, поинтересовался, что с ним теперь будет.
   – Да что с вами будет! – удивленно сказал Чернихин. – Работайте себе!
   – Сегодня ведь воскресенье, – озабоченно сказал психиатр. – У меня выходной. Но после того, что случилось, мне, наверное, лучше находиться на рабочем месте?
   Чернихин пожал плечами.
   – Вам решать. Нам вы пока не нужны. Только адресок этого… Кнушевицкого!
   – Я уже накидал, – торопливо произнес психиатр, передавая Чернихину записку с адресом. – И все же я, пожалуй, останусь на работе! Мало ли что!
   – Да уж, вы внимательнее осмотрите своих больных, доктор! – ехидно заметил Чичибабин. – Вдруг еще кто-то буйным обнаружится!
   Во дворе в окружении свиты стоял Борис Иосифович Штейнберг, сверкая из-под серебристой шевелюры беспощадными глазами.
   – Что? Что вы обнаружили? – загремел он, когда мы подошли ближе. – Это преступление или несчастный случай? Мы должны сделать выводы! Это недопустимо!
   Маленький психиатр был готов провалиться сквозь землю. Но земля была закована в асфальт и не пускала его. Впрочем, все внимание Бориса Иосифовича было сконцентрировано почему-то на мне. Чернихин это отметил и поспешил мне на помощь.
   – Выводы еще делать рано, – миролюбиво сказал он. – Необходимо кропотливое, тщательное расследование. Кстати, нам бы где-нибудь присесть, чтобы никто не мешал…
   – Пожалуйста, располагайтесь у меня в кабинете! – сурово сказал Штейнберг. – Заодно и я поприсутствую… Меня очень интересует роль во всем этом безобразии моего сотрудника. – Он язвительно посмотрел на меня. – Мало того, что одна наша работница из младшего медперсонала оказывается сообщницей преступников, так еще выясняется, что и наш врач замешан в этом же!
   – Хотелось бы пока без свидетелей, Борис Иосифович, – деликатно заметил Чернихин. – Прошу извинить. Но позже я готов ответить на ваши вопросы.
   Штейнберг недовольно засопел и махнул рукой.
   – Ну, будь по-вашему! – сказал он неодобрительно. – Может быть, требуется еще какая-то помощь?
   – Пожалуй, мы пройдем еще в реанимацию, – ответил Чернихин. – Хотелось бы взглянуть на пострадавшую.
   – Без проблем! – сказал Борис Иосифович. – Ладыгин вас проводит. Как-никак он там работает. Пока.
   Это заключение произвело на меня большое впечатление, но зато оно приободрило маленького психиатра. Он расцвел, слегка порозовел и, сочувственно поглядев на меня, бочком пробрался за спину начальства и помчался сломя голову в отделение.
   Стараясь не показывать своей слабости, я повел следственную группу в реанимацию. Здесь меня ожидала новая неприятность в лице самого Степана Степановича, который был в последнем градусе кипения. Его сдерживало только присутствие посторонних. Однако он не удержался и нарочито равнодушным тоном сообщил мне:
   – Вы потом задержитесь, Владимир Сергеевич, ладно? Нам с вами надо многое обсудить.
   Чернихин незаметно покачал головой и подмигнул мне.
   – Ничего не получится! – заявил он Ланскому. – Владимир Сергеевич пойдет с нами! Государственные интересы, сами понимаете…
   Ланской мигнул обоими глазами и не нашелся что возразить.
   – Здорово на вас насели, – заметил негромко Чернихин, когда мы, надев халаты, проследовали в отделение. – Но я думаю, все это поправимо. Не принимайте близко к сердцу. Помните, что сказал Александр Федорович.
   К больной нас не пустили. На вопросы отвечал мой коллега Щербаков, который, волнуясь от обрушившегося на него внимания, мялся, путался и прятал глаза, точно давал интервью прямо в камеру.
   – Ну, что, у больной проникающее колющее ранение в область шеи… В качестве орудия травмы применялась игла десятиграммового шприца… Сосудистый пучок, к счастью, не задет… Но повреждена гортань… плюс психический стресс… Я не говорю о повреждении мягких тканей лица – это после второго удара. Частично в организм попал также и морфин, который был заряжен в шприц, но в количестве, недостаточном для рокового исхода…
   – Откуда вам известно, чем был снаряжен шприц? – поинтересовался Чернихин.
   Коллега Щербаков растерялся и беспомощно оглянулся на меня.
   – Ах да! – сказал он наконец. – В психиатрическом нашли же этот шприц и пустые ампулы!
   – Мы могли бы поговорить сейчас с больной? – быстро спросил Чернихин.
   – Что вы! Это исключено! – перепугался Щербаков. – Во-первых, она сейчас на капельнице, ей ни в коем случае нельзя волноваться. И, кроме того, это просто невозможно – повреждены голосовые связки, мы готовим ее к операции…
   – Ну, бог с ней! – сказал Чернихин. – Спасибо, доктор! Мы теперь, пожалуй, пойдем в кабинет, не возражаете, Борис Андреевич?
   Чичибабин скептически пожал плечами.
   – Какие могут быть возражения, – хохотнул он. – Баба с возу – кобыле легче. Буду очень признателен, если вы освободите меня от этой ноши. Меня уже тошнит от фамилии Казариных.
   – Не уверен, что вы скоро забудете эту фамилию, – многозначительно заметил Чернихин. – Точнее смогу сказать, когда ознакомлюсь с материалами дела.
   – Ну-ну, попутного вам ветра, как говорится, – пробормотал Чичибабин. – Только не забывайте, что дело я получил от следователя Рыбина по личному распоряжению руководства. Я самодеятельностью не увлекаюсь…
   – Руководство руководством, – глубокомысленно заметил Чернихин, – а стрелочник тоже должен быть. Кто-то должен ответить за историю с Казариной?
   – Виновные ответят, – заявил Чичибабин. – Ответят по закону. Кроме этой девахи, конечно. Она свое уже получила. А если существует в природе рука, направлявшая ее, то ответственность целиком ложится на эту руку. Не понимаю, при чем тут прокуратура? А тем более отдельные сотрудники…
   Чернихин больше не стал развивать эту тему, а когда мы уединились в любезно предоставленном нам кабинете, предложил Чичибабину поделиться с ним тем, что следователь, как он выразился, «надыбал».
   Я был в этом кабинете второй раз и теперь смог спокойно рассмотреть его обстановку, которая как нельзя лучше подчеркивала старинную архитектуру помещения. Высокое окно обрамляли тяжелые кисейные занавески, перехваченные в центре чем-то вроде пояска, – они вызывали у меня смутные ассоциации с императорскими фрейлинами, которых я в жизни не видел. Письменный стол с двумя тумбами был настолько увесист и основателен, что казался изготовленным из цельного куска мрамора. Шкафы, набитые трудами классиков медицины, тоже были велики и солидны, как грузовые платформы. Старый раскидистый фикус в углу помнил, наверное, еще московский пожар двенадцатого года. Даже письменный прибор на столе, лампа с абажуром на массивной эбонитовой подставке и перекидной календарь принадлежали иной – стабильной и счастливой эпохе.
   Единственным предметом, своими легкомысленными формами выбивающимся из этого классического великолепия, являлся телефонный аппарат нарядного ярко-красного цвета. Мне пришло в голову прямо сейчас позвонить Марине, пока мои спутники рылись в бумагах Чичибабина. К аппарату я прикасался не без трепета, ожидая какой-нибудь каверзы – например, того, что телефон вдруг скажет голосом Бориса Иосифовича: «Что это вы себе позволяете, Ладыгин?» Но у страха глаза велики – ничего подобного не случилось, и я спокойно набрал номер. Ответом мне были длинные гудки. Подождав с минуту, я положил трубку на место. Видимо, Марина куда-то вышла. Обещание находиться дома, в конце концов, не предусматривает неусыпного дежурства у аппарата. Решив попозже позвонить еще раз, я отвлекся и прислушался к разговору должностных лиц, которые опять затеяли что-то вроде спора.
   – Итак, мадам ложится в больницу с запасом морфия и в первую же ночь предпринимает попытку убийства… Ваша версия, разумеется, убийство на бытовой почве?
   – Не понимаю вашей иронии, – кисло сказал Чичибабин. – Мы имеем дело явно с невменяемой особой… Что там щелкнуло в ее бедной голове – кто может это знать?
   – Щелкнуло уж очень целенаправленно, вы не находите? – спросил Чернихин.
   – Это может оказаться чистой случайностью, – вяло отозвался следователь. Ему, кажется, уже надоело обсуждать бесконечную казаринскую эпопею. – Впрочем, теперь и карты вам в руки. Не беру на себя смелость влиять на ваше мнение.
   – Ну, хорошо! – сказал Чернихин, возвращая следователю бумаги. – Завтра же я предоставлю вам запрос на материалы дела. Пожалуй, больше вы мне не нужны. Не смею вас дольше задерживать.
   Он обернулся ко мне.
   – А вот нам с вами, наверное, придется сейчас съездить в тот зловещий дом на опушке леса… Нет возражений?
   – Ну что вы! – с энтузиазмом ответил я. – С удовольствием посмотрел бы на это логово при дневном свете.
   – Вот и отлично! – сказал Чернихин, поднимаясь. – Значит, сейчас же и поедем. Прощайте, Борис Андреевич! – Он пожал руку следователю. – Завтра же утром буду у вас!
   Чичибабин направился к выходу. Сергей Вениаминович нетерпеливо обернулся ко мне.
   – Минуточку! – сказал я просительно. – Мне нужно позвонить. Я быстро.
   Взявшись опять за красный аппарат, я набрал номер Марины. И снова в трубке послышались длинные гудки. Смутное беспокойство шевельнулось в моей душе. Нахмурившись, я положил трубку и, выждав несколько секунд, позвонил еще раз. Чернихин с любопытством, как и я несколько минут назад, осматривал убранство кабинета.
   Трубка ответила равнодушными гудками. С досадой выслушав их, я уже было собирался нажать на рычаг, как вдруг раздался щелчок и в наушнике послышался шелест, напоминающий дыхание.
   – Марина! – торопливо выкрикнул я. – Это я! Ты слышишь меня?
   После секундного молчания раздался какой-то скрип, треск, и вдруг мужской голос, неизвестно откуда взявшийся, произнес с расстановкой:
   – Я тебя слышу. Это Ладыгин?
   – Ну, я, – голос мой прозвучал, видимо, так растерянно, что Чернихин с большим интересом уставился на меня. – А вы кто?
   – Это неважно, – ответил неизвестный и сказал довольно обыденным тоном, отчего слова его показались еще страшнее: – Ты хочешь, чтобы твоя баба осталась жива, или тебе все равно?
   Я почувствовал, что на лбу у меня выступает холодный пот. Отвечать на этот наглый вопрос не было смысла.
   – Что я должен сделать? – спросил я напряженно.
   – Сейчас ты подъезжаешь к ней домой, – безапелляционным тоном заявил шантажист. – Разумеется, один. Если приведешь с собой «хвост», я раздумывать не стану. А об остальном поговорим на месте.
   – Я все понял, – покорно сказал я. – Выезжаю немедленно. Только…
   – Что такое? – недовольно спросил мужчина.
   – Если с Мариной что-то случится, – сказал я с затаенной ненавистью, – тебе тоже не жить – это я гарантирую!
   – Мне нужен ты, – усмехнулся незнакомец. – За нее можешь пока не волноваться.
   – Я выезжаю, – мрачно сообщил я и положил трубку.
   – Что-то стряслось? – живо спросил Чернихин. – Наши друзья развивают активность? Кто с вами разговаривал?
   Я уставился на него бессмысленным взглядом. Мысли путались в моей голове. Наконец мне удалось взять себя в руки.
   – Какой-то негодяй ворвался в квартиру моей знакомой, – потерянно сказал я. – Ее жизни угрожает опасность.
   – Чего он хочет? – деловито поинтересовался Чернихин.
   – Он хочет видеть меня. Больше пока ничего.
   – Это точно наши друзья, – заключил Чернихин. – Они окончательно деморализованы. Об этом свидетельствует и ночное покушение, и то, что случилось сейчас. Они видят в вас источник постоянного беспокойства и хотят от вас избавиться. Логично, но неосторожно. На их месте я бы остановился. Но, видимо, вы сумели внушить им определенное уважение.
   – Спасибо за комплимент, – буркнул я. – Но теперь я вынужден вас оставить. Кто знает, что стукнет в голову этому мерзавцу? Я никогда себе не прощу…
   – Подождите минуту, – прервал меня Чернихин. – Я сделаю один звонок, а потом подброшу вас.
   – Я должен появиться один!
   – Не беспокойтесь. Все будет в порядке. – Он быстро подошел к телефону и набрал номер. – Краснов? Это Чернихин. Возьми свою группу и подъезжай к «Кропоткинской». Возможно динамическое наблюдение. Поторопись. – Он положил трубку и обратился ко мне: – Сейчас мы снабдим вас одной штучкой, которая позволит не выпускать вас из виду. Подозреваю, что вас куда-то повезут. Одновременно мы сделаем небольшую засаду у квартиры вашей подруги. Если события примут угрожающий характер, мы вмешаемся.
   – Но это опасно для Марины! Если этот бандит заметит…
   – Ничего он не заметит! – отрезал Чернихин. – Наши люди придут туда раньше вас и не будут привлекать внимания. Но они будут рядом и подстрахуют в случае чего. Доверьтесь нам! Я понимаю, что вы привыкли сами разбираться с врагами, но теперь мы дадим вам немного отдохнуть…
   Мы покинули больницу и, сев в «Жигули» Чернихина, поехали в сторону Волхонки.
   – Сейчас вы сядете на «Кропоткинской» и один поедете до «Юго-Западной». Мы будем вас там встречать. Но вы, пожалуйста, не крутите головой и не ищите нас. Ведите себя как одинокий и убитый горем человек. Ваше поведение должно убедить преступников в полной их безопасности.
   – Откуда же вы знаете, куда мне нужно ехать? – удивился я. – По-моему, я не говорил вам адреса моей знакомой.
   – Вы обмолвились о нем, когда разговаривали с Васильевым, – пояснил Чернихин. – Мы выяснили его точно. Нужно было взять его под наблюдение, но, откровенно говоря, мы не ожидали такого бурного развития событий. Вообще, если бы можно было пресекать зло в зародыше, его бы совсем не осталось, и мы с вами сидели бы без работы…
   Не доезжая до станции метро, он вдруг остановил машину и, задумчиво насвистывая, стал ждать. Через полминуты щелкнула дверца «Жигулей» и на заднее сиденье опустился неизвестно откуда взявшийся человек в вытянутых на коленях спортивных шароварах и мятой майке с надписью «Нью-Йорк Рейнджерс». Он был небрит и не очень причесан. Я взглянул на него с опасливым недоумением, но Чернихин негромко рассмеялся и объяснил:
   – Не беспокойтесь, это наш сотрудник… Ты принес, что я просил?
   Небритый кивнул и раскрыл ладонь, в которой оказалась спрятана какая-то крошечная металлическая фитюлька, похожая то ли на значок, то ли на большую булавку.
   – Приколите ее куда-нибудь понезаметнее, Владимир Сергеевич! – сказал Чернихин. – Куда-нибудь на внутреннюю сторону галстука… Вот так! Теперь каждый ваш шаг под контролем. Воздержитесь от непарламентских выражений! – Он довольно засмеялся. – А то у нас ребята из хороших семей…
   Я невольно покосился на небритую физиономию одного из этих ребят – если он и был из хорошей семьи, то, наверное, порвал с ней раз и навсегда.
   – Не судите по внешности, – заметил Чернихин, словно прочитав мои мысли. – Она на то и рассчитана. Мимикрия! Ну, с богом!
   Я кивнул и вышел из машины. «Жигули» немедленно тронулись с места и вскоре исчезли за поворотом. Невольно ускоряя шаги, терзаемый тревогой и нетерпением, я направился к станции метро.
 
   Темин нервничал все больше и больше. Время шло, а он никак не мог выйти на след настырного доктора. Теперь у него не оставалось никаких сомнений, что врач появился в этом деле не случайно. Он вмешивался на каждом шагу, заметал следы и путал все карты. Даже не будь приказа хозяина, Темин сам с удовольствием свернул бы ему шею. Чего стоит погром, учиненный в его доме! А Мария, судьба которой висит теперь на волоске? Темин жаждал возмездия.
   Однако его холодная натура не позволяла ему идти напролом. В конечном счете все его действия были подчинены одному – сохранить себя. Не отдавая себе в этом отчета, Темин пожертвовал бы чем угодно, лишь бы выжить. Он выбрал себе опасную профессию, но никогда не забывал об осторожности. Он надеялся пережить всех своих врагов.
   Последнее время удача отвернулась от него. Положение осложняли травмы, которые нанесли ему дикие мотоциклисты. Правда, судьба сжалилась – переломов он не получил, но был далеко не в форме. В открытой схватке с доктором, который оказался ко всему прочему неплохим боксером, у него не было шансов. Однако он был вооружен и в крайнем случае не постеснялся бы пустить оружие в ход.
   Расставшись с Марией, Темин связался с одним знакомым, работавшим в ГАИ, и через него выяснил адрес подруги доктора. Она проживала довольно далеко, на проспекте Вернадского, и Темин решил вначале навестить самого Ладыгина.
   Вечером он дважды появлялся в его доме и оба раза не заставал никого дома. Зайдя со двора, он убедился, что в окнах ладыгинской квартиры не горит свет. Разглядывая балкон своего врага, Темин представил себе, что мог чувствовать Магомет, когда летел с этого балкона вниз на щербатый асфальт. Он даже взглянул себе под ноги, словно надеялся увидеть след этого падения.
   В полной уверенности, что застанет доктора у подруги, Темин поехал на проспект Вернадского, но и здесь его ждало разочарование – на звонки в дверь никто не отвечал, и свет в окнах так и не зажегся ни разу, хотя Темин караулил возле дома всю ночь, не смыкая глаз.
   Невыспавшийся и злой, Темин ожидал увидеть хозяйку квартиры хотя бы утром, но она так и не появилась. Прождав до десяти часов, Темин вдруг решил, что нужно ехать обратно на Смоленскую.
   И снова он остался в дураках. Доктора не было дома. Темин даже пошел на ненужный риск и проник в квартиру с помощью отмычки. По всем признакам получалось, что здесь никто не появлялся, по меньшей мере, дня два.
   У Темина возникло неприятное ощущение, что его водят за нос. В мрачной задумчивости он наскоро перекусил в какой-то забегаловке и предпринял еще одну попытку. Оставил машину метрах в пятидесяти от дома и, прихрамывая, пошел по асфальтированной дорожке мимо аллеи молодых березок, мимо забора детского садика, размышляя о том, куда могла провалиться интересующая его парочка. Он вполне допускал, что доктор уже предпринял меры, чтобы спрятаться, а возможно даже, и сам перешел в наступление и собирается нанести удар, которого Темин не ждет. Но время было уже упущено, и оставалось рассчитывать только на удачу.
   Темин также понимал, что своей походкой и разбитым лицом привлекает к своей персоне повышенное внимание, но и с этим ничего нельзя было поделать.
   Он вошел в подъезд и поднялся в лифте на восьмой этаж. На площадке было пусто. Однако приходилось быть настороже – в воскресный день большинство жильцов находится дома. Оставалось надеяться, что многие выбрались сегодня на природу.
   Темин позвонил – безрезультатно. Буднично и неторопливо достал из кармана связку отмычек, подобрал нужную и без особого труда открыл замок. Быстро проскользнув в прихожую, бесшумно затворил дверь.
   Не зажигая света в прихожей, Темин прошел дальше, в комнату, по пути заглянув в ванную и на кухню. В маленькой квартирке было по-особенному чисто и неуловимо пахло женщиной – запах имел оттенок, напоминающий то ли о теплой кондитерской, то ли о парфюмерном магазине – Темин не мог сообразить. В любом случае в этой обители мужчина был редким гостем.
   Темин снял черные очки и оглядел комнату. На его взгляд, здесь было чересчур мрачновато. Солнце уже перекочевало на другую сторону дома, и свет, падавший через полупрозрачные голубые шторы на лиловые, с крупными цветами обои, создавал ощущение сумерек. Мягкая мебель была выдержана в тех же матовых синеватых тонах. Лишь мебельная стенка из светлого дерева и белая облицовка компьютера на письменном столе немного оживляли печальную атмосферу одинокого жилища.
   Внимание Темина привлекла фотография на стене. Он подошел ближе, и брови его поползли вверх. На маленьком снимке была запечатлена хозяйка дома в компании двух бравых лейтенантов милиции в парадной форме. Но поразительнее всего, что на хрупких плечах женщины красовались точно такие же узенькие погоны с двумя звездочками.
   – Так, выходит, она мент? – удивленно пробормотал Темин.
   Неожиданное открытие не улучшило его настроения. Он невольно поднял руку и судорожным движением оттянул узел галстука, который вдруг начал душить его. Ощущение западни холодком пробежало по спине. На всякий случай потрогал рукоятку револьвера, спрятанного в кобуре под пиджаком, и прикосновение к холодному металлу успокоило его.
   Темин попытался разгадать значение обнаруженного факта. Что это – совпадение? Он резко обернулся и шагнул к столу. Несомненно, компьютер мог бы дать ему какую-то информацию, но Темин не был силен в электронной технике. Он попытался порыться в ящиках стола, в шкафах, чтобы обнаружить документы, которые прольют свет на роль этой женщины в происходящих событиях, но ничего не нашел. Она была или слишком осторожна, или на самом деле с Ладыгиным ее связывали только чувства.
   Темин просмотрел книги, стоявшие на полках, и кое-что начал соображать. Основная масса специальной литературы была посвящена криминалистике.
   – Похоже, она не оперативный работник! – заключил он с явным облегчением. – Наверное, это просто случайность. Доктор полюбил мента!
   Он не слишком весело рассмеялся. Внезапно на Темина нахлынула усталость. Решив, что ему нужно выпить кофе, Темин отправился на кухню. В кухонном шкафу нашлась банка растворимого «Нескафе». Темин зажег плиту и поставил чайник на огонь. Присев на стул, он слушал мирное гудение газа. Наконец зашумел кипяток в чайнике. Темин нашел фарфоровую кружку и щедро сыпанул в нее кофе. Потом добавил немного сахару и залил смесь кипятком. Вода мгновенно окрасилась в густой, почти черный цвет, образовав на поверхности аппетитную золотистую пенку. Темин размешал кофе ложкой и принялся, обжигаясь, пить, настороженно разглядывая чужую кухню.
   Кухня была обыкновенной, похожей на тысячи таких же кухонь, со стандартным набором мебели, белой коробкой холодильника и газовой плитой. Она сверкала безукоризненной чистотой, но и здесь чувствовалось отсутствие мужской руки – кран в раковине подтекал, образовав на эмалированной поверхности желтоватый след.
   Темин пришел к выводу, что доктор бывает здесь чрезвычайно редко, и опять засомневался. Отставив в сторону пустую кружку, он посмотрел на часы. Был уже час дня. Казарина должна быть уже мертва. С тяжелым чувством Темин подумал о Марии. В глубине души он не верил, что ей удастся выкрутиться. О том, что ждет его, если Мария окажется в кабинете следователя, он старался не размышлять.