Сергиенко Константин. Кеес Адмирал Тюльпанов

   – Эй, Питерс! – хрипло сказал человек.
   Голос мне показался знакомым.
   Калитка открылась, и вышел другой. Они заговорили вполголоса, я разбирал только отдельные слова.
   Тогда я перелез через конек на неосвещенный скат и подобрался к самому краю крыши. Сам уж не знаю, какое разбирало меня любопытство.
   Слышно стало получше. Сюда наклонялось большое дерево. Я взялся за ветку и снова перелез через конёк. Теперь я уже был накрыт листвой, но устроился неудобно: какая-то доска шевелилась подо мной. Если бы не тонкая ветка, то вряд ли удержался бы на скате. Зато хорошо разбирал слова.
   – Ещё одно дело, – сказал хриплый голос. – Отдашь пузырек.
   – Он в кузне.
   – Неси.
   – Там заперты двое.
   – Кто такие?
   – Болтали на площади, Якобс говорит, шпионы.
   – Какие шпионы?
   – Не знаю. Говорит, инквизиции.
   – Плевать. Я сам инквизитор.
   – Он ставил какие-то крестики против фамилий. Так говорил, что я ничего не понял. Да мало ли сейчас дураков. Такая неразбериха кругом.
   – А может, он не дурак.
   – А кто же?
   – Слуга сатаны! – Хриплый засмеялся. – В чём он одет?
   – Весь в чёрном.
   – Так и есть. Знакомое дело. Давай-ка быстрей пузырек,
   – Ты что, разучился работать ножом?
   – Я умею не только ножом. Могу в тебе сделать дырку с кулак.
   – Я знаю.
   – А тут дело тонкое. Поднёс человеку, глядишь, а он уже на том свете.
   – Тише ты говори! Те двое могут услышать.
   – Какое им дело.
   – Сам говорил про слугу сатаны.
   – Я сам сатана.
   – Не греши.
   – Мне за грехи платят. Деньги получены.
   – Денег-то много?
   – Все у меня. А тебе вот десять флоринов за помощь. Хорошее зелье?
   – Без запаха. Капельки хватит.
   – Неси.
   – А как же те двое?
   – А что мне те двое?
   – Свидетели всё-таки. Ты сам говорил, чтоб ни одна душа…
   – «Душа, душа»… – Хриплый прокашлялся. – Свидетели нам ни к чему. Зачем ты связался?
   – Это не я. Все вместе схватили и заперли.
   – Бараны. А кто второй?
   – Мальчишка.
   – Мальчишка?
   – Да, лет двенадцати.
   – Интересно. Один мне уже попадался. Ну-ка идём посмотрим.
   Я уже и сам догадался, а тут сказал ещё Питерс:
   – Неужели прибьешь мальчишку? И грешник ты, Железный Зуб.
   Так и есть! Я чуть было не скатился с крыши. Железный Зуб! Его хриплый голос.
   – Мальчишка… – пробормотал разбойник. – Нужен мне больно мальчишка. Мне продали жизнь человека куда поважнее. Мартин Виллемсзоон его кличут. Может, слыхал?
   От неожиданности я повернулся неловко. Доска подо мной поехала. Я выпустил ветку и с грохотом покатился по крыше. У самого края мне всё-таки удалось зацепиться, я даже привстал, но не удержался; зато полетел не вверх тормашками, а спрыгнул, как прыгали мы с высоких дюн у моря.
   Я очутился прямо перед Железным Зубом и Питерсом. Матерь божья риндбибельская! В эту секунду я ничего не соображал…
   Но что тут случилось!
   Увидев меня, Питерс побелел и выкатил глаза.
   – А-а-а! – заорал он истошно. – Сатана! Сатана!..
   Я говорю – побелел, а вы, может, думаете: вот сочиняет, как это он во тьме разглядел? А я вам готов поклясться, потому что лицо стало похоже на кочан капусты, и никакая темень не превратила бы его в румяное яблоко.
   Железный Зуб, видно, тоже струхнул. Он прыгнул к коню, ударил его и взгромоздился уже на ходу, животом. Только ноги дрыгались в воздухе.
   А Питерс помчался через площадь с воплем:
   – Сатана! Сам сатана!..
   Такой поворот дела меня ошарашил. Я даже присел на корточки. Потом сообразил: ведь я весь в саже! Но хохотать было некогда. Я подскочил к двери и отодвинул засов.
   Из кузни вышел Мудрила. Он был очень важный и уже в скворечнике. Он вовсе не торопился. Он поднял палец и сказал:
   – Я же говорил, что мы выгоним сатану из дымохода! Куда он побежал?
   – Кто?
   – Сатана. Ты не хватал его за хвост? Есть у него там колючка?
   На улице показались факелы.
   – Они гонятся за сатаной, – сказал Мудрила.
   – Сейчас они погонятся за нами, – сказал я Мудриле. – Надо смываться.
   – Что? От кого? Что это за слово «смываться»?
   Как я ни дергал Мудрилу за рукав, он не двигался с места, а всё говорил:
   – Народ воздаст мне почести…
   Тогда я махнул рукой и кинулся в темноту, от почестей разных подальше. Чуяло мое сердце, загудят бока от таких почестей. А кроме того, не в печных делах я рассчитывал отличиться. Слава ждала адмирала впереди.

Я ПОКУПАЮ ДУШУ

   Плутал я не знаю уж сколько. Жёлтый обломок луны путался в дальних деревьях. От быстрого шага я разогрелся и даже расстегнул куртку, а ночь ведь была прохладная.
   Очень хотелось есть. Ночевать на земле я, конечно, не мог, а сено не попадалось. Дядя Гейберт рассказывал, что в странах, где он побывал, можно ночевать на деревьях. И даже лучше, чтобы никто не тронул. Но это мне тоже не подходило. Раз ухитрялся я падать из люльки, то где уж тут вылежать на дереве целую ночь.
   Я подумал, что нужно идти прямо на луну, тогда обязательно выйду к Влиту. А там бережком пойду в сторону Дельфта. Может, и переночевать кто-нибудь пустит.
   В тёмной шапке деревьев мигнул огонек. Какой-то дом. И ещё не спят.
   Сколько же сейчас времени? Луна совсем потерялась в ветвях, так что я двигался почти на ощупь. Кто там живет, в этом доме? Может, дадут краюху хлеба. Но сначала решил заглянуть в окошко.
   Оно было очень мутное, но когда я разглядел тех, кого освещала свеча, сразу сел на землю.
   Что за ерунда! Куда ни сунься, везде тебя поджидают неприятности. Боком к окну сидел Слимброк, а напротив за столом ещё кто-то.
   Ползком я выбрался от окна и сел около дерева. Здесь я стал думать.
   Тут меня словно стукнуло! Да ведь это дом мельника, только с другой стороны! Я встал, присмотрелся и на самом деле различил поблизости тёмную махину ветряка.
   Вот балда! Как же я сюда забрался? Надо было столько идти, чтобы опять вернуться туда, где тебя чуть было не прихлопнули!
   Надо убираться, да поскорее. Только вот ноги что-то дрожали, так что я решил посидеть немного.
   Тут я услышал, как дверь отворилась. Кто-то остановился в дверном проеме. Потом голос Слимброка сказал: «Ну ладно, продолжим, девочка». Дверь снова захлопнулась.
   Матерь божья, неужели там Эле? Я ведь не разглядел, кто был напротив.
   Это меняло дело. Я снова подполз к окну. Точно, она! Сидит, опустила голову. Он что-то ей говорит. Только ничего не слышно. Окно глухое, из толстого стекла с частыми железными переплетами.
   А где Караколь? Ну ладно, чего там спрашивать. Не могу я вот так убежать и оставить Эле. Чего-чего, а такого не ждите от Адмирала Тюльпанов!
   Я влез на дерево, с него на крышу и медленно пополз к трубе. Спасибо Мудриле, надоумил насчёт дымоходов. Если там не закрыта заслонка, пожалуй, я всё услышу.
   Вот и труба. Я приложил ухо… Неплохо. Но можно ещё лучше. Тихо, ощупывая каждый выступ, чтобы не обломить кирпич, я опустился в дымоход.
   В тот раз луна мне светила, а теперь свеча, так что я хорошо видел желтоватое дно камина.
   Слимброк говорил:
   – Выходит, ты спутала меня с тем человеком, я так понимаю.
   Эле молчала.
   – Он ведь был рыжий, мне говорили о нем. А я, посмотри, совсем чёрный.
   Молчание.
   – Давай по порядку. Я ведь тебе добра хочу, девочка. Знаешь, кто меня послал? Твой лучший друг, да, да. Он ведь тебе почти папа? Ну, ну, не прикидывайся, что не понимаешь. Наверно, уже бойко болтаешь по-нашенски.
   Эле молчит.
   – Значит, жила ты на Розовом острове, так? Потом тот рыжий… как его звали, не помнишь?
   – Огневик, – прошептала Эле.
   – Ну вот, молодчина. Это у вас его так прозвали. А на самом-то деле как? Он ведь из наших краев, из Голландии? Мне уж не раз говорили: есть человек, очень на тебя похожий. Плохой человек, рыжий. Торгует ворованным товаром, убивает своих же людей. Ах, какой нехороший! Я вот хочу его изловить. Не знаешь, где он? Молчание.
   – Фу, какой нехороший! Разве можно кого-нибудь убивать? Говорят, девочку он украл, увёз её с собой в Голландию. А она около берега прыг прямо в воду! Такая смелая девочка. Думали, утонула, а она нашлась. Это не ты, случайно?
   Эле молчит.
   – Вот я и хочу отвезти тебя к другу. Не знаешь, зачем тебя этот рыжий крал? Жила бы на своём Розовом острове, сиротка бедная… А друг твой хороший человек. Только вот где он сейчас, не знаешь? Говорят, тоже приехал в Голландию?
   Эле подняла голову.
   – Да, да. Как услышал, что тебя увезли, сел на корабль и приехал. Ты разве его не видела?
   – Нет, – прошептала Эле.
   Сижу в дымоходе и думаю: что-то привирает Слимброк. То говорит, что его друг послал, то спрашивает, куда он делся. А голос такой сладенький. Хитрющий человек. Что он задумал?
   – Что же ты молчишь? – говорит Слимброк. – Так будем долго разговаривать. Расскажи все, что знаешь о рыжем, и дело с концом. Кого он убил, за что, почему твой друг не хотел возвращаться к нему на корабль… Наверное, ты всё это знаешь. Вот мы поймаем его, будем судить. Надо же знать правду. Злодея пора наказать.
   Я слышал, как он подошёл к Эле.
   – Ты же не хочешь, чтобы я тебе сделал больно? Как поступают с плохими девочками? Плохих девочек берут за косички, тогда они начинают говорить.
   Эле заплакала. Я заёрзал в трубе. Прямо хотел зарычать – так распирало от злости. Этот навозный жук собирается бить Эле!
   – Подожди, – сказал Слимброк. – Что-то послышалось. В это мгновение затопали копыта, и дверь отворилась.
   – Уф! – сказал голос. – Насилу добрался.
   Железный Зуб! Опять он. Прямо карусель какая-то! То я выбрался из трубы, то забрался в нее… А тут снова Железный Зуб.
   – Бррр! Водицы испить… Или есть пиво? А, доббель-кейт? Буль-бль-бль-хрр-ры! Хорошее пиво, тьфу! Насилу добрался!
   – Что так? – спросил Слимброк.
   – Дьявол за мной погнался.
   Слимброк хмыкнул.
   – Не веришь? – Железный Зуб гремел, бухал, ворочался, утирал нос. – У Питерса был сейчас. И прямо с неба прыгнул на меня дьявол или дьяволенок, чёрт их разберет! Вцепился коню в хвост и гнал в сторону моря. Орал: душу продай, душу! Уфф-рр-ыы-блл, хорошее пиво! Еле ноги унес! До сих пор по спине холод.
   – Так что, продал душу? – спросил Слимброк.
   – А что? Вот и продам, назло вам, святошам. Тогда уж не попадайтесь, кишки на деревьях развешу!
   – А знаешь, что за это бывает?
   – Ха! Чего мне бояться? Да я на любом суде уже пять раз покойник.
   – Есть божий суд. Он страшнее.
   – Уморил! Божий суд… А ты на божьем суде что будешь делать? И вся ваша банда? Да я против вас ангел голубоглазый! Праведник против вас!
   – Мы действуем по велению господнему.
   – Ну так и я по велению, ха-ха! Вот чую, что велит мне господь продать сатане душу, ей-богу, велит!
   – Не кощунствуй.
   – А что? Который раз является дьявол. Значит, господь ему дозволяет. Так что продам, ей-богу, продам! Вот только покажется снова…
   – Ну ладно, – сказал Слимброк, – мне пора. Помни: деньги заплачены.
   – Сделаем. – Железный Зуб громко плюнул. – Ну что, разузнал у девчушки?
   – Молчит. Может, чего и знает. Отпускать её опасно.
   – С собой забирай.
   – Ну нет. – Слимброк усмехнулся. – Вот тебе ещё пятьдесят флоринов, и чтоб я больше её не видел.
   – Это как?
   – Как хочешь.
   – Придушить, значит. – Железный Зуб засопел. – Аристократы плешивые! Того им прикончи, этого… Теперь вот девочку. Что я, мясник, что ли?
   – Берёшь пятьдесят флоринов?
   – Ладно, давай. Заморыши, чистоплюи… Как что, сразу Железный Зуб! Курицу придушить не могут. Покойник с тобой, давай пятьдесят флоринов. Всё равно сатане продамся. Тут уж вас всех порешу, кишки на деревьях развешу!
   – Ладно, прощай. Да смотри всё делай как надо! Слимброк ушёл, а Железный Зуб стал ругаться:
   – Я бы его скорее прикончил! Тёмный человек. А тебя жалко. Ничего не попишешь. Кину тебя в воду, а там как хочешь. Плавать умеешь? Да не реви ты, сердце разрывается… Сейчас вот ещё бутылочку… Всё-таки пятьдесят флоринов… Ей-богу, продамся дьяволу! Какая тут жизнь, если девчонку кончу… Да не реви ты! Сам, вишь, плачу, слеза, как виноградина. Ух, горемычный я, горемычный… Ну ладно. Пойдём. – Он встал, откинул скамейку.
   Тут я перекрестился, попрощался со всеми и, как есть, рухнул вниз.
   Вместе со мной сорвались целые пуховики сажи, так что сначала я сидел в чёрном облаке, а из камина, наверное, валило клубами.

   Когда всё рассеялось, картина была такая. Железный Зуб сидел прислонившись к стене и выкатив глаза. Эле застыла в углу. Ну а я, как вы поняли, скорчился в глубине камина, в саже с ног до головы.

   Несколько мгновений никто не говорил ни слова. Только дым ещё летал по комнате. Я сидел как очумелый и глядел на разбойника. Лицо у него было похоже на большую грушу черенком вверх, да ещё всё заросшее. На голове какой-то колпак с загогулиной. Наверное, тот самый стальной рог. Глаза у Железного Зуба выкатывались всё больше. Потом он приложил палец к губам и сказал:
   – Тсс! Всё понимаю. – Он шипел и хрипел одновременно, сплющивал лицо-грушу, подмигивал и чмокал. – Продаю… – прошипел он. – Сказано – сделано.
   Значит, правильно. Он принял меня за сатану, как и в тот раз. Я повертелся и зарычал:
   – Грррыы!..
   Он вздрогнул и зашептал:
   – Прямо сейчас и продаю… Ей-богу… то есть… тьфу, клянусь дьяволом, чтоб ни дна ни покрышки!
   Я пискнул.
   – Господин дьявол, – зашептал Железный Зуб, – ваше святейшество, тут мне девчонку подсунули. Осмелюсь попросить – прихватите с собой, чтоб без лишних, так сказать… Пятьдесят флоринов всё-таки. Вот они, ваши. Ей-богу… то есть… тьфу! Детишек я ещё того… не это… Я только взрослых, да и то больше разговору. Ваше преосвященство…
   Я гугукнул.
   – Вот и я говорю. Детишки… они того… шейки мяконькие… А душу – это я сейчас. Чем подписать?
   Я бросил из камина обгоревшую головёшку.
   – Сей минут. Сейчас бумажонку достанем. Вот эту… чего на ней? Так, сейчас напишем. Вот так. Пальчик припечатать? Готово.
   Он вскочил, вытянулся и заорал:
   – Осмелюсь доложить, бумага готова! Он положил её на стол и начал пятиться.
   – Тссс! – прошипел он в сторону Эле. – Осмелюсь доложить… тсс…
   Так он пятился до самой двери.
   – Извольте, бумажка на столе, ваше святейшество… Удалиться бы мне по надобности. После пивка, так сказать… Пивко – оно, знаете…
   Я мекнул.
   – Можно? Благодарю. Пивко – оно того… Тссс!..
   Он выполз, как улитка, кланяясь, расшаркиваясь. А пот так и катил по заросшему лицу.
   Потом раздался бешеный топот копыт…
   Я уж не стану рассказывать, как целых десять минут отхаживал Эле. Причем пока не умылся, дело не сдвинулось ни на шаг.
   Между прочим, на одной стороне этой бумажки, которая до сих пор у меня, написано так:
   «Я, Железный Зуп, продался его святейшеству Сатане за так. Чего удыстоверяю. Железный Зюб»,
   И грязный отпечаток пальца.
   Бумажка нам эта ещё пригодилась, как и те пятьдесят флоринов, которые лежали на столе.

КАК ИСПЫТАЛИ МУДРИЛУ

   Выспались мы хорошо. Закрыли дверь на засов, укрепили подпорой. Но гостей ночью не было.
   Пища здесь тоже нашлась: толстая колбасина, обломок сыра, Утром отправились в путь.
   Оказывается, Эле пошла на мельницу посмотреть, чего я там застрял. Тут её и сцапали. А Караколя она с тех пор не видела.
   День был пасмурный. Тучи нависли, вот-вот хлынет дождь. Я стал было спрашивать про Розовый остров, на котором она жила, да не много успел узнать. На дороге раздался гомон. Мы спрятались в кустах.
   Я только присвистнул, когда увидел, как буры тащат Мудрилу. Командовал Питерс. Я сразу его узнал – такой приземистый, кривоногий.
   – Сейчас мы тебя испытаем! – кричал Питерс. – Сейчас! Если ты и вправду не слуга дьявола, то утонешь, как простой человек. А если слуга, то будешь плавать, как щепка. Тогда мы тебя на костер.
   Мудрила совсем не боялся.
   – Дураки, – говорил он капризным голосом. – Ну и ладно. Я и плавать-то не умею. Только вы меня сразу вынимайте.
   Ишь ты! «Вынимайте»! Сначала утони, а потом вынем.
   – Ещё чего! – закричал Мудрила. – «Утони»! Я к папе иду, глиняный лоб! Да я вас, всс-сс, под корень! Я вам, дураки, дьявола выгнал… Отдайте осла!
   – А как же ты дверь открыл? – спрашивал Питерс. – Небось нечистая сила помогла? А мальчишка куда делся?
   – Не твоё дело. То ему скажи да это. Я у тебя, бездельника, не буду дымоход чистить. Так и помрешь с сатаной в доме!
   – Ага! Угрожаешь! Сатаной грозишься! Вот я тебя!..
   – Молчать! – заорал Мудрила так, что все отшатнулись. – Испепелю! Вверх ногами поставлю! Человек из Кампена научит вас жить! Молчать!
   – Ну его, Питерс, – сказал кто-то. – Давай отпустим. Как бы беды не было.
   – Испугались! – сказал Мудрила. – Тогда я вас буду испытывать. Всех до одного покидаю в воду!
   – Но, но! – сказал Питерс. – Полегче! Видишь, нас сколько?
   Мудрила остановился.
   – Крестьяне! – сказал он. – Буры! Известна ли вам поговорка: бур всё равно что скотина? Правильная поговорка. А если так, то вы стадо баранов, а я ваш пастух! Поэтому не противьтесь мне, буры!
   Буры топтались на месте и удивлялись таким словам. Я думаю, больше всего их сбивало с толку, что Мудрила ничего не боялся.
   – Где это видано, чтобы бараны купали в реке пастуха? – спрашивал Мудрила.
   – Тоже мне пастух, – бормотал Питерc. – Ещё оскорбляет!
   – Отпустим его, Питерс, – говорили остальные. – Пусть уходит.
   – Трусишки, – сказал Мудрила. – Не пойду ни за что! Если бараны не хотят купать пастуха, пастух сам искупается.
   – Купайся сколько хочешь, – сказали буры. – А мы пойдём.
   – Хоть бы палкой его поколотить, – говорил Питерс, вытирая лоб.
   – Никуда не пойдете! – закричал Мудрила. – Будете меня топить!
   – Не будем, – сказали буры.
   – А я говорю – будете!
   – Не будем мы тебя топить, – сказали буры.
   – Глупышки, – уговаривал Мудрила. – Вы только бросьте меня в воду подальше.
   – Ты плавать не умеешь, – сказали буры.
   Мудрила напыжился:
   – В том-то и дело. Мудрый человек всё умеет. Бросьте меня в реку, увидите – не утону!
   – Тогда ты слуга дьявола.
   – Молчать! Каррамба! Почему это – дьявола?
   – Так говорят.
   – Мало ли что говорят. Человек из Кампена думает наоборот. Не тонут мудрые люди. Бросьте меня в воду!
   – Давайте бросим, – сказал Питерc. – Жалко, что ли?
   – Подождите, – сказал Мудрила. – Веревка есть?
   – Зачем это?
   – Как зачем? Связать меня, чтобы труднее было. Одной головой выплыву. Ты знаешь, как она у меня работает?
   – Чудно что-то, – бормотали буры.
   – Давайте веревку, вяжите.

   Веревка нашлась.
   – Вот так. Крепче затягивай и руки и ноги. Ещё раз обвязывай, деревянный лоб!
   Мудрилу так замотали, что он стал похож на штуку серого полотна.
   – Очки не снимать! – командовал Мудрила. – И шляпу! – Потом бормотал: – Вот это идея! Прекрасно! Одной головой! Она у меня работает, ох как работает!..
   Когда завязали последний обрывок, Мудрила попросил прислонить его к дереву и объявил, что скажет речь.
   – Крестьяне! Буры! – закричал он. – Перед вами человек из Кампена! В Кампене много мудрых людей, очень много! Но ни один из них не пробовал плавать одной головой. Сейчас вы увидите как это делается. Хватайте меня, бросайте в воду, смотрите, как человек из Кампена будет плавать одной головой! Потом мы попробуем вместе летать. Я научу вас делать удивительные вещи! Крестьяне! Забудьте, что вы скоты! Вы птички и рыбки! Хватит таскаться на своих деревянных копытах! Вперед, в небеса, под воду!..
   Крестьяне схватили Мудрилу и потащили к реке.
   – Если этот человек выплывет одной головой, я тоже попробую, – сказал один.
   – Потом будем летать, – обещал Мудрила, – тоже одной головой… Стой! – крикнул он. – Камень тащите, побольше!
   – Где тут взять камень? – сказали буры. – Только жёрнов на мельнице, но очень тяжелый.
   – Чем тяжелее, тем лучше, – сказал Мудрила. – И не такие решали задачки.
   – Мельница далеко,
   – Тогда привяжите ко мне Питерса, он тяжелый. Так интересней. Я выплыву с ним одной головой.
   – Нет! – испугался Питерс. – Я не хочу.
   – Чего ты боишься? – уговаривал Мудрила. – Глупышка. Потом будем летать, одной головой. Увидишь, как это приятно.
   – Нет, нет, ни за что! – Питерс даже затрясся. – Пусть он сам выплывает.
   – Попробуй, Питерс, – говорили буры, – может, получится.
   Но Питерс не соглашался.
   Мудрила надулся:
   – Неблагодарные люди. Невежи. Ну ладно. Снимите с меня очки и шляпу – для трудности. Буду выплывать без очков.
   Если бы я видел Мудрилу в первый раз, может быть, и поверил. Но тут сомневался в его затее. Как это он выплывет одной головой?
   Мы с Эле кустами подобрались к реке. Тем временем буры раскачивали Мудрилу.
   – Сначала в воду! – кричал тот. – В воздух потом!
   Плюм! Мудрила шлепнулся в середину канала. Он даже секундочки не держался на воде, а сразу пошёл ко дну. Буль-буль-буль… – выскочили пузырьки.
   – Сначала он освоится под водой, а потом будет выплывать, – говорили крестьяне. – Это человек учёный.
   Я выскочил и закричал:
   – Да утонет он!
   – А вот и мальчишка, – сказал Питерс.
   – Спасите его! – кричу.
   – Он головой плавает, – говорит Питерс. – А если врал, пусть тонет. Пошли, ребята.
   – Может, вытащим? – говорят другие.
   – Сам напросился.
   – Ещё ругал нас скотами, – говорит Питерс.
   – И баранами.
   – Я думал, он человек учёный.
   – Учёный, а плавать не умеет.
   – Так мы же его связали.
   – А кто напросился?
   – Я не хотел его связывать…
   – А он говорит – вяжи.
   – В небо ещё собирался…
   – Может быть, взять да вытащить?
   – А я говорю – пошли, ребята.
   Пока они толковали, я прыгнул в воду. Холодно – брр! Здесь было неглубоко. Я нырнул в то место, где лопнул последний пузырь, и сразу наткнулся на Мудрилу,
   Я стал тащить его наверх. Сначала мне это удавалось. Но как только Мудрила глотнул воздуха, он стал так брыкаться, что снова пошёл ко дну.
   Так мы выныривали несколько раз. Веревки, наверное, были плохо завязаны, потому что вдруг Мудрила схватил меня рукой. Тут уж я стал отбиваться. Мудрила фыркал и тянул меня под воду. Если бы лежал спокойно, может быть, я и сумел бы его удержать. В общем, я нахлебался и стал уже прощаться с белым светом.
   Тут, чувствую, кто-то схватил меня за шиворот и тащит к берегу. Мудрила – за мной. Я и опомниться не успел, как сидел на зелёной травке.
   Смотрю, в лицо мне дышит… человек не человек, а кто-то мохнатый, с красной открытой пастью.
   Пьер! Отряхивается, язык высунул. Потом лизнул меня через всё лицо. Пьер, дружище!..
   А там уже развязывают Мудрилу.
   И кто же стоит рядом, в фиолетовых штанах и дурацком колпаке? Ну ясно – Караколь. Он хлопает меня по спине, гладит по голове, причмокивает, пожимает плечами. Потом оборачивается и говорит:
   – Мудрила! Ты ли это, старый приятель?
   – Ну я, я, – говорит Мудрила.
   Он уже очухался, отплевался.
   – Дьявол тянул меня на дно. Только я начал плавать головой… Оказывается, они в речках живут.
   – Мудрила! – говорит Караколь. – Сколько лет, сколько зим!
   – Надо попробовать ещё в воздухе, – говорит Мудрила, стуча зубами. – Сейчас будем летать.

РЫЖИЙ ЛИС ГРАФ АРЕНЛАНДСКИЙ

   Дело в том, что из-за Мудрилы я потерял башмак. Тот самый, в котором было письмо.
   Прыгая в воду, я не успел разуться. Конечно, во время возни башмаки соскочили. Один кломп я нашёл немного ниже, в кустах. Его прибило к берегу. А другой словно в воду канул. Вообще-то как раз в воду. Может, свинцовая трубочка его утянула? Я нырял, но бесполезно.
   Хорошенькое дело, ничего не скажешь. Я был ужасно расстроен, хоть и встретил своих тюльпанов.
   Мудрила мне даже спасибо не сказал, а только проклинал дьявола, который помешал ему плавать одной головой. Значит, ко всем бедам я оказался ещё и дьяволом. Одно утешение – каким-то водяным, ну вроде морского дьявола. А это всё лучше, чем сухопутный.
   Оказывается, Караколь с Мудрилой давненько друг друга знают, встречались не раз, Караколь даже бывал у Мудрилы в Кампене.
   Да, забываю сказать про Караколя.
   В ту ночь он проспал сном праведника до рассвета, а потом кинулся нас искать. На мельницу заглянуть не догадался. С тех пор он рыскал по деревням и расспрашивал, а в Дельфт и не думал ехать.
   Я поругал Караколя.
   Сказал, что голуби важней для обороны, чем один человек. Но он ответил, что, во-первых, не один, а два. А во-вторых, не просто человек, а целый адмирал, да ещё барабанщица в придачу. Но я всё равно не согласился.
   Караколь и Мудрила сразу принялись спорить и спорили до упаду. Мудрила кричал, что неразбериха пошла от глупости, а Караколь говорил, что от несправедливости.
   Глазки у Мудрилы наливались кровью, становились точно рачьи. Он хватал Караколя за грудки и кричал:
   – Эразмус Роттердамский мой друг! Ты слышал, кто такой Эразмус Роттердамский?
   – Слышал, слышал, – говорил Караколь. – Только ведь он умер.
   – Кто? Эразмус? Эразмус не умер! Он только прячется.