Страница:
– Помер твой Роттердамский, лет сорок назад помер.
– Молчи, фаянсовый лоб! Говорю тебе – прячется! Читал «Похвалу глупости»? Небось не читал. Там сказано: всё от глупости!
– Любишь ты сочинять, – говорил Караколь. – Помер твои Роттердам… то есть Эразм. Что ему, сто лет, что ли? Любишь ты сочинять.
Мудрила обижался и замолкал. Через час он говорил:
– Вот покажу, где он прячется, будете знать! Ещё через час он совсем успокаивался:
– Не скрою, что я умнее своего друга Эразма. Ему вредит недостаток пищи и темнота пещеры, где он скрывается.
Караколь только пожимал плечом.
Вообще Мудрила делал много глупостей. Он выследил на канале купающихся крестьян и кинулся к ним с криком: «Адамиты!»
Крестьяне в панике побежали, а Мудрила гнался за ними до самой деревни и требовал, чтобы сказали ему имена.
Потом он объяснял, что никак не может поймать настоящего адамита. Чтобы тот был голышом, как положено, и без единого греха.
Мудрила интересовался, есть ли правда в словах адамитов и не стоит ли потому раздеть всех жителей Нидерландов, чтобы они сразу стали кроткие и совестливые, как Адам и Ева.
Не знаю, может, у кого-то и вправду совесть наподобие гусиной кожи, только не у всех. Я, например, помню, как мы голышом целой компанией плавали через Рейн, чтобы украсть с причала немного селёдки. И ничего. Гусиная кожа была, а угрызений не помню. Так что и адамитам, по-моему, особенно рассчитывать не на что. Караколь уговаривал меня не расстраиваться. Говорил, что башмак, обязательно найдется, а с ним и письмо. Да где уж…
Но тут приключилось вот что.
Пошёл я за водой на канал. Смотрю, у берега сидит мальчишка, постарше меня, но с виду щуплый. Плечи торчат как вешалка, спину сгорбил, сидит удит рыбу.
И этот рыбак, скажу я вам, был такой рыжий, что кругом стояло сияние. В жизни не видел таких рыжих. Как будто на голову надели подсолнух или шляпу из петушиных перьев.
Ну я, в общем, задираться не стал, не до этого, тихонько так подхожу к воде.
Вдруг этот рыжий поворачивается и говорит:
– Эй вы там, не трогайте мою воду!
Я говорю:
– Как это твою воду? Где это сказано?
А он:
– С чего это вы говорите на «ты»? Вы знаете, с кем разговариваете?
– С кем это разговариваю?
– Парле ву франсе?
– Что-что?
– Благородные люди говорят по-французски, вы, как я вижу, неблагородный человек.
– Подумаешь, какой благородный. Может, я благородней тебя.
– Перестаньте тыкать, юноша. Иначе я вызову вас на дуэль.
Я совсем оторопел:
– На какую ещё дуэль?
– На шпагах, на пистолетах, на аркебузах. Но, впрочем, вы ещё слишком молоды.
– Подумаешь, – говорю, – ничего не молод. Пожалуйста, можем подраться.
– А какой у вас титул?
– Титул?
– Ну да, кто ваш почтенный папаша?
– Мой папаша, – говорю, – корабельный плотник, и он такие корабли…
– Достаточно. Я не могу с вами драться.
– Почему это?
– Да вы знаете, с кем говорите?
– Ну с кем говорю?
– Шпрехен зи дойч?.. Спик инглиш?.. Право, не знаю, как вам и объяснить по-голландски. Такой бестолковый язык,
– Почему это бестолковый?
– Разве вы не знаете, что в Голландии ни один уважающий себя человек не говорит по-голландски? Даже этот принц… как его… Вильгельм Оранский… и тот говорит только по-французски.
Меня даже пот прошиб. Неужели рыжий говорит правду? А письмо-то, наверное, написано по-голландски. Вдруг принц ещё не успел выучить голландского, родом-то он из-за границы. Да ладно, со мной и письма пока нет. Рано ещё горевать. Во всяком случае, рыжему я сказал:
– А я вот говорю по-голландски.
– А кто вы такой, собственно?
Тут я не успел и подумать, как с языка у меня спорхнуло:
– Я адмирал.
– Адмирал? – удивился рыжий! – А какой адмирал?
– Адмирал Тюльпанов,
– Что это такое?
Я не стал ему объяснять, а только сказал:
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Во всяком случае, это меняет дело, милейший. Раз вы адмирал, значит, можем выпить на брудершафт и перейти на «ты».
Я подивился, как этот рыжий мне быстро поверил. Неужели вид у меня такой важный?
– Адмирал, – сказал рыжий, – теперь я должен признаться: ты разговариваешь с графом. Только тише, я путешествую инкогнито.
– Как это?
– Ну, тайно. Дорогой адмирал, ты видишь перед собой графа Аренландского. Надеюсь, ты слышал о герцогстве Аренландском?
– Нет, никогда.
– Ах, это вина моего папаши. Он, видишь ли, не любит воевать. Мы не воюем уже двести лет. Не мудрено, что ты не слышал.
– А где это герцогство?
– Ужасно далеко, мон шер, ужасно. Надеюсь, тебя не смущает мой необычный костюм?
Да, что и говорить, одежда у него была не чета моей, адмиральской. Дырка на дырке.
– Видишь ли, адмирал, папаша лишил меня наследства. Вернее, наполовину, так что теперь я только граф, а мог быть герцогом. Кроме того, он изгнал меня из Аренландии. Но потом одумался и стал звать обратно. Но… дудки. Пускай помучается старикан. Может, откажет потом всё наследство. Ты как думаешь?
Я пожал плечами. Рыжий вздохнул:
– Да, адмирал… Тебя как зовут?
– Кеес.
– А меня – Рыжий Лис.
– Так и зовут?
– Это псевдоним, понимаешь? Так вот, адмирал, не будь я в стесненных обстоятельствах, не стал бы просить. Но, как адмирал графу, ты можешь достать монету взаймы? А то, видишь ли, и башмак-то у меня остался один.
Я глянул и обомлел. На земле стоял мой башмак, тот самый, с письмом. Я мог бы отличить его среди тысячи по двум зазубринкам на носу.
– Это мой кломп! – сказал я обрадованно. – Где ты нашёл?
– Ошибаешься, адмирал, – сказал Рыжий Лис. – Это башмак моего хозяина, башмачника Берендрехта. Вернее, моего бывшего хозяина… господи, успокой его гнев.
– Да мой же, говорю тебе, вчера потерял! Это очень важный башмак!
– Что значит важный? Башмак есть башмак. Утром у меня была целая связка таких.
– Лис, отдай мне башмак. Я заплачу тебе целый флорин!
– Вот это разговор, адмирал. Но ты посмотри, какой он славный! Королева с удовольствием носила бы на цепочке вместо подвесок. Чудесный башмак, лейдердорпский фасон, и всего один флорин? Нет, не пойдет.
– Ну, два.
– Десять флоринов, адмирал, и ни лиаром меньше.
– Но это же мой башмак!
– А я говорю тебе, что это башмак кломпенмакера Берендрехта. Какой ты упрямый, адмирал.
– Ну ладно. Деньги у меня там, в фургоне.
– Деньги вперед, адмирал.
Мы стали пробираться к дороге. Вдруг граф Аренландский остановился и заявил:
– Пятнадцать флоринов – и по рукам!
Пятнадцать флоринов! Я уже видел, что рыжий почуял наживу и собирается вытянуть из меня все, что можно. Пока мы дойдём, он заломит и пятьдесят, а это все, что досталось от Железного Зуба. Поэтому я и сказал:
– Хоть ты и граф, а торгуешься, как селедочница.
Рыжий сказал:
– В таком случае я вообще не буду продавать такой замечательный кломп. Ты оскорбил мое дворянское достоинство.
– Не будешь продавать? Да это мой башмак, ты понял? Я просто могу у тебя его взять.
Он отскочил и сказал:
– Попробуй. Видали мы таких адмиралов липовых!
Хоть он был и выше меня на голову, но жидковат. Поэтому когда схватились, то долго никто не брал верх. Потом я ловко зацепил ногой, и мы упали прямо на дорогу. Я приговаривал: «Всех рыжих-конопатых мы били и будем бить!» Он тоже пыхтел и огрызался: «Всех липовых адмиралов мы в луже купали я будем купать!»
Тут слышу, кто-то кричит, как бы издали:
– Держи его, мальчик, держи!
Рыжий Лис стал вырываться и бормотать: «Пусти, пусти, говорю! Возьми свой башмак, пусти…»
Не тут-то было. Я распалился и крепко прижал его к земле. Вдруг чувствую, чья-то рука тащит из-под меня Лиса за шиворот, а голос говорит:
– Попался, негодяй! Вот где мне попался!..
МЫ ВЫРУЧАЕМ ЛИСА
СТРАНА АРЕНЛАНДИЯ
– Молчи, фаянсовый лоб! Говорю тебе – прячется! Читал «Похвалу глупости»? Небось не читал. Там сказано: всё от глупости!
– Любишь ты сочинять, – говорил Караколь. – Помер твои Роттердам… то есть Эразм. Что ему, сто лет, что ли? Любишь ты сочинять.
Мудрила обижался и замолкал. Через час он говорил:
– Вот покажу, где он прячется, будете знать! Ещё через час он совсем успокаивался:
– Не скрою, что я умнее своего друга Эразма. Ему вредит недостаток пищи и темнота пещеры, где он скрывается.
Караколь только пожимал плечом.
Вообще Мудрила делал много глупостей. Он выследил на канале купающихся крестьян и кинулся к ним с криком: «Адамиты!»
Крестьяне в панике побежали, а Мудрила гнался за ними до самой деревни и требовал, чтобы сказали ему имена.
Потом он объяснял, что никак не может поймать настоящего адамита. Чтобы тот был голышом, как положено, и без единого греха.
Мудрила интересовался, есть ли правда в словах адамитов и не стоит ли потому раздеть всех жителей Нидерландов, чтобы они сразу стали кроткие и совестливые, как Адам и Ева.
Не знаю, может, у кого-то и вправду совесть наподобие гусиной кожи, только не у всех. Я, например, помню, как мы голышом целой компанией плавали через Рейн, чтобы украсть с причала немного селёдки. И ничего. Гусиная кожа была, а угрызений не помню. Так что и адамитам, по-моему, особенно рассчитывать не на что. Караколь уговаривал меня не расстраиваться. Говорил, что башмак, обязательно найдется, а с ним и письмо. Да где уж…
Но тут приключилось вот что.
Пошёл я за водой на канал. Смотрю, у берега сидит мальчишка, постарше меня, но с виду щуплый. Плечи торчат как вешалка, спину сгорбил, сидит удит рыбу.
И этот рыбак, скажу я вам, был такой рыжий, что кругом стояло сияние. В жизни не видел таких рыжих. Как будто на голову надели подсолнух или шляпу из петушиных перьев.
Ну я, в общем, задираться не стал, не до этого, тихонько так подхожу к воде.
Вдруг этот рыжий поворачивается и говорит:
– Эй вы там, не трогайте мою воду!
Я говорю:
– Как это твою воду? Где это сказано?
А он:
– С чего это вы говорите на «ты»? Вы знаете, с кем разговариваете?
– С кем это разговариваю?
– Парле ву франсе?
– Что-что?
– Благородные люди говорят по-французски, вы, как я вижу, неблагородный человек.
– Подумаешь, какой благородный. Может, я благородней тебя.
– Перестаньте тыкать, юноша. Иначе я вызову вас на дуэль.
Я совсем оторопел:
– На какую ещё дуэль?
– На шпагах, на пистолетах, на аркебузах. Но, впрочем, вы ещё слишком молоды.
– Подумаешь, – говорю, – ничего не молод. Пожалуйста, можем подраться.
– А какой у вас титул?
– Титул?
– Ну да, кто ваш почтенный папаша?
– Мой папаша, – говорю, – корабельный плотник, и он такие корабли…
– Достаточно. Я не могу с вами драться.
– Почему это?
– Да вы знаете, с кем говорите?
– Ну с кем говорю?
– Шпрехен зи дойч?.. Спик инглиш?.. Право, не знаю, как вам и объяснить по-голландски. Такой бестолковый язык,
– Почему это бестолковый?
– Разве вы не знаете, что в Голландии ни один уважающий себя человек не говорит по-голландски? Даже этот принц… как его… Вильгельм Оранский… и тот говорит только по-французски.
Меня даже пот прошиб. Неужели рыжий говорит правду? А письмо-то, наверное, написано по-голландски. Вдруг принц ещё не успел выучить голландского, родом-то он из-за границы. Да ладно, со мной и письма пока нет. Рано ещё горевать. Во всяком случае, рыжему я сказал:
– А я вот говорю по-голландски.
– А кто вы такой, собственно?
Тут я не успел и подумать, как с языка у меня спорхнуло:
– Я адмирал.
– Адмирал? – удивился рыжий! – А какой адмирал?
– Адмирал Тюльпанов,
– Что это такое?
Я не стал ему объяснять, а только сказал:
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Во всяком случае, это меняет дело, милейший. Раз вы адмирал, значит, можем выпить на брудершафт и перейти на «ты».
Я подивился, как этот рыжий мне быстро поверил. Неужели вид у меня такой важный?
– Адмирал, – сказал рыжий, – теперь я должен признаться: ты разговариваешь с графом. Только тише, я путешествую инкогнито.
– Как это?
– Ну, тайно. Дорогой адмирал, ты видишь перед собой графа Аренландского. Надеюсь, ты слышал о герцогстве Аренландском?
– Нет, никогда.
– Ах, это вина моего папаши. Он, видишь ли, не любит воевать. Мы не воюем уже двести лет. Не мудрено, что ты не слышал.
– А где это герцогство?
– Ужасно далеко, мон шер, ужасно. Надеюсь, тебя не смущает мой необычный костюм?
Да, что и говорить, одежда у него была не чета моей, адмиральской. Дырка на дырке.
– Видишь ли, адмирал, папаша лишил меня наследства. Вернее, наполовину, так что теперь я только граф, а мог быть герцогом. Кроме того, он изгнал меня из Аренландии. Но потом одумался и стал звать обратно. Но… дудки. Пускай помучается старикан. Может, откажет потом всё наследство. Ты как думаешь?
Я пожал плечами. Рыжий вздохнул:
– Да, адмирал… Тебя как зовут?
– Кеес.
– А меня – Рыжий Лис.
– Так и зовут?
– Это псевдоним, понимаешь? Так вот, адмирал, не будь я в стесненных обстоятельствах, не стал бы просить. Но, как адмирал графу, ты можешь достать монету взаймы? А то, видишь ли, и башмак-то у меня остался один.
Я глянул и обомлел. На земле стоял мой башмак, тот самый, с письмом. Я мог бы отличить его среди тысячи по двум зазубринкам на носу.
– Это мой кломп! – сказал я обрадованно. – Где ты нашёл?
– Ошибаешься, адмирал, – сказал Рыжий Лис. – Это башмак моего хозяина, башмачника Берендрехта. Вернее, моего бывшего хозяина… господи, успокой его гнев.
– Да мой же, говорю тебе, вчера потерял! Это очень важный башмак!
– Что значит важный? Башмак есть башмак. Утром у меня была целая связка таких.
– Лис, отдай мне башмак. Я заплачу тебе целый флорин!
– Вот это разговор, адмирал. Но ты посмотри, какой он славный! Королева с удовольствием носила бы на цепочке вместо подвесок. Чудесный башмак, лейдердорпский фасон, и всего один флорин? Нет, не пойдет.
– Ну, два.
– Десять флоринов, адмирал, и ни лиаром меньше.
– Но это же мой башмак!
– А я говорю тебе, что это башмак кломпенмакера Берендрехта. Какой ты упрямый, адмирал.
– Ну ладно. Деньги у меня там, в фургоне.
– Деньги вперед, адмирал.
Мы стали пробираться к дороге. Вдруг граф Аренландский остановился и заявил:
– Пятнадцать флоринов – и по рукам!
Пятнадцать флоринов! Я уже видел, что рыжий почуял наживу и собирается вытянуть из меня все, что можно. Пока мы дойдём, он заломит и пятьдесят, а это все, что досталось от Железного Зуба. Поэтому я и сказал:
– Хоть ты и граф, а торгуешься, как селедочница.
Рыжий сказал:
– В таком случае я вообще не буду продавать такой замечательный кломп. Ты оскорбил мое дворянское достоинство.
– Не будешь продавать? Да это мой башмак, ты понял? Я просто могу у тебя его взять.
Он отскочил и сказал:
– Попробуй. Видали мы таких адмиралов липовых!
Хоть он был и выше меня на голову, но жидковат. Поэтому когда схватились, то долго никто не брал верх. Потом я ловко зацепил ногой, и мы упали прямо на дорогу. Я приговаривал: «Всех рыжих-конопатых мы били и будем бить!» Он тоже пыхтел и огрызался: «Всех липовых адмиралов мы в луже купали я будем купать!»
Тут слышу, кто-то кричит, как бы издали:
– Держи его, мальчик, держи!
Рыжий Лис стал вырываться и бормотать: «Пусти, пусти, говорю! Возьми свой башмак, пусти…»
Не тут-то было. Я распалился и крепко прижал его к земле. Вдруг чувствую, чья-то рука тащит из-под меня Лиса за шиворот, а голос говорит:
– Попался, негодяй! Вот где мне попался!..
МЫ ВЫРУЧАЕМ ЛИСА
Когда я поднялся, то увидел, что краснолицый человек трясёт Рыжего Лиса так, что у того голова мотается, как на ниточке.
– Ах, негодяй! Обокрасть благодетеля! Я ли не поил тебя, не кормил!..
Лис казался испуганным. Даже голова его потускнела, стала не огненной, а наподобие стынущей головешки.
– Вот уж не надеялся тебя изловить! Спасибо мальчику – помог… Он что, тоже тебя обокрал?
Пока я раздумывал, что сказать, прибежали Караколь и Эле. Следом трусцой прибыл Мудрила. Мудрый человек сразу взялся за дело:
– Что за крик? Что за шум среди бела дня?
– Да вот, – сказал краснолицый, – поймал своего подмастерья – вора и грабителя.
– А что он украл?
– Что он украл? Да целую связку новеньких башмаков только с верстака!.. Куда ты её дел, разбойник?
– Потише, потише, – сказал Мудрила. – Сейчас разберемся. Ты кто такой, мальчик?
Лис уже приободрился и выглядел не таким испуганным,
– Я вечный странник высокого происхождения, – заявил Рыжий Лис. – Я странствую инкогнито.
– Ах, негодяй! – закричал краснолицый. – «Высокого происхождения»! Не я ли подобрал тебя на дороге, голодного и раздетого?
– Он и сейчас-то не очень одет, – заметил Караколь.
– А ты кто, почтенный человек? – спросил Мудрила.
– Я кломпенмакер, башмачный мастер Берендрехт, ваша милость. Должно быть, вы из суда?
– В некотором роде, в некотором роде, – согласился Мудрила. – Так что у вас приключилось, башмачник Берендрехт, и у тебя, вечный странник?
– Что приключилось, ваша милость? Месяц назад я подобрал этого оборвыша на дороге, дал ему приют и пищу…
– Он пригласил меня погостить, – сказал Рыжий Лис.
– Ах ты… Ну ладно. Я стал обучать его ремеслу, ваша милость. Вы же знаете, что нет благородней ремесла башмачника.
– Ну, есть поблагородней. Например, ремесло трубочиста. Это очень благородное ремесло.
– Трубочиста? Хм… Я уж не знаю, но, словом, я стал обучать его башмачному делу. Я показывал ему, как распилить полено, как сделать из него заготовку. Я учил работать всеми ножами… Этот бездельник немало поломал у меня инструмента. Я делаю кломпы всех фасонов, ваша милость. Остроносые аппельдоронские, и тупые беезо, фрисландские… знаете, с такой дужкой, и лейдердорпские – такие, как на вас. Все знают мастера Берендрехта! И вот я взялся учить этого проходимца. Мало того, что он рыжий, он оказался ещё и вором!
– Так, – сказал Мудрила. – Ну, а ты, вечный странник, что скажешь?
Лис затараторил:
– Этот человек заманил меня в дом. Он сказал, что сразу признал во мне графа Аренландского. А графам не полагается спать на дороге. Он просил оказать ему честь и погостить в его доме. Я объяснил, что путешествую инкогнито. А он сказал, что никто и не узнает. Ну, вот он меня пригласил…
По мере того как Лис рассказывал, лицо Берендрехта из красного становилось малиновым, потом фиолетовым. Казалось, вот-вот его хватит кондрашка. А Лис ничуть не стеснялся.
– А когда я вошёл, на меня накинулись слуги и заковали в тяжелые цепи…
– Да у меня слуг-то нет! – закричал Берендрехт. – И цепей тоже.
– И этот человек сказал, что не отпустит меня, пока не получит выкуп от моего отца, герцога Аренландского. Тогда я сделал вид, что согласен. Я написал письмо папаше, а его слуга сел на коня…
– Нет у меня коня, боже правый!
– …и повез письмо в Аренландию. А я попросил башмачника позабавить меня какой-нибудь работой. Тогда он всучил мне сразу десять ножей, похожих на крючки и лопатки…
– Это мой инструмент, – прошептал башмачник,
– …и велел скоблить ими сосновые чурки.
– Я учил его по совести.
– Из этих чурок он делал какие-то кораблики, плошки и скорлупки…
– Башмаки! – закричал Берендрехт.
– …а мне говорил, что это особые деревянные капканчики.
– Боже милостивый!
– Когда выставляешь эти капканчики на дороге, то в них обязательно попадёт человек или птичка. Признаться, точно так же он поймал и меня. Я шёл, шёл, потом – хлоп! – наступил на какую-то деревяшку…
– Постой-постой, – сказал Мудрила, – ты говорил, что спал на дороге, а он пригласил тебя погостить.
– Ну да, конечно, я спал. Когда я попал в деревянный капканчик, то решил, что не выпутаться, и лег спать. Иначе зачем бы мне спать на дороге?
– Действительно, непонятно, – сказал Мудрила.
– Да он просто валялся на обочине, ваша милость! Там сено обронил кто-то с воза.
– Ну вот, я и лег на это сенцо, а нога в капкане. Тут он подошёл, надел на меня кандалы…
– Ты же говорил – цепи.
– Цепи – те дома. Вы же слышали, я говорил: накинулись слуги и заковали в цепи. А здесь были кандалы, точно помню.
Мудрила почесал затылок. Караколь смотрел на Лиса с каким-то восхищением. А я и не знал, что думать. На что уж язык у меня подвешен, но до такого вранья далеко, А Лис тараторит:
– И вот когда я научился делать капканчики, я смастерил четыре для него самого. Два больших на манер лейдердорпскихи два поменьше, фрисландских. Одни для ног, другие для рук. Потом я прибил их к полу гвоздями и стал болтать, что мой дорогой папаша, герцог Аренландский, обожает носить башмаки на руках и ногах, а потому ходит на четвереньках.
– Первый раз слышу, – пробормотал Берендрехт.
– Он очень удивился и спросил, как папаша это проделывает. Я объяснил, что сначала папаша раскладывает башмаки – вот так, потом влезает в них четырьмя лапами и ходит целые дни напролет. А больше никому ходить не позволяет, потому что это такое блаженство… Даже я не носил четырех башмаков, а очень хотелось. Тогда этот глупый человек развесил уши и полез в мои башмаки. Бац! – капканчики захлопнулись!
– Ну и ну! – сказал Караколь, а глаза у него так и блестели.
– И вот он попал в капканчики, а они ведь прибиты к полу. Я подошёл, вытащил у него ключ из кармана и дал ещё хорошего пинка сзади. Этим ключом я открыл замок, снял с себя цепи и решил убежать. Но сначала подумал: зачем подводить других людей? Надо взять у него все капканчики. Так я и сделал. Пошёл в мастерскую, снял со стены связку…
– Грабитель! – сказал башмачник.
– Сколько же там было капканчиков? – спросил Мудрила.
– Не знаю… целая связка. Все эти капканчики я отдал одному охотнику на крыс, который…
– Он продал их! – закричал башмачник. – Целый месяц работы! Боже, на что я буду кормить семью?
– А это тоже капканчик?– спросил Мудрила. Он стал разглядывать мой башмак.
– Это не мой, – сказал башмачник. – Я выудил его из канала и просто положил сушиться.
– Вот видите! – сказал Рыжий Лис. – Не его! А те совсем другие. Внутри пружина, стальные зубцы. Как сунешь ногу…
– Он сумасшедший, – сказал башмачник. – Какое будет решение, ваша милость? Я только один вижу выход. Выдрать его, взять обратно, и пусть работает, покуда не выплатит мне убытки.
Рыжий Лис вздрогнул:
– Нет! Не желаю обратно! У меня папаша герцог! Я путешествую инкогнито! Пустите меня!
– Нет уж, – пыхтел башмачник. – Запру в сарае, будешь в потемках сидеть.
Мудрила опять почесал затылок.
– А почему бы тебе, вечный странник, действительно не отработать за эти капканчики? Можешь, например, прочистить ему дымоход. Это очень полезное дело. Есть там у вас дымоход?
Башмачник сказал:
– Найдутся и без дымохода дела. Будет полоть огород, чистить свиней…
– Караул! – завопил Рыжий Лис. – Спасите! Не желаю свиней! Мое высокое происхождение…
Тут Берендрехт отвесил ему затрещину.
– Эй, башмачник, – сказал Караколь, – потише. Нельзя же так сразу драться.
– А как с ним иначе? – спросил Берендрехт. – Стало быть, я забираю его, ваша милость?
– Ой! Дяденьки, не отдавайте меня ему! Гибну невинно!
Рыжий Лис хоть и кривлялся, но я увидел, что ему несладко. Слёзы даже потекли по лицу. А мне было неприятно. Ведь это я задержал его на дороге, из-за меня он попал к башмачнику. Что-то мне не слишком нравился краснолицый Берендрехт.
– Ну ладно, пошли, мошенник. Пока не отработаешь убыток…
– А велик ли убыток? – спросил Караколь,
– Да флоринов сорок. Огромные деньги.
Тут, чувствую, Эле толкает меня в бок и показывает на фургон. А я и без неё догадался. Подошёл, достал мешочек с деньгами. У Караколя спрашиваю:
– Можно?
– А как же! – говорит Караколь. – Святое дело. Я подошёл к Берендрехту и протянул мешок.
– Возьмите. Тут пятьдесят флоринов. И отпустите его на свободу.
Тот стал обнюхивать мешок, рассматривать монеты.
– Не фальшивые?
– Давай бери! – закричал Мудрила. – Пока дают!
– Стало быть, выкупаете?
– Выкупаем вместе с одним башмаком, – сказал Караколь и мне подмигнул.
– Ладно, – сказал Берендрехт. – Чудные вы, господа. Думаете, и вправду он граф? Как бы не так.
– Так, так, – сказал Рыжий Лис. Он успокоился и сразу напыжился. – Мой папаша, герцог Аренландский, отблагодарит хороших людей. Каждый получит по тысяче флоринов!
Берендрехт ухмыльнулся, положил деньги в карман и ушёл.
– Приятно встречать благородных людей, – начал было Лис, – сразу увидишь высокое происхождение…
– Ты граф, сначала умойся, – сказал Караколь. – Хочешь есть?
– Не будь я в стесненных обстоятельствах… – сказал Рыжий Лис.
– Ну ешь, не стесняйся.
Со ртом, набитым хлебом и сыром, Рыжий сказал:
– Так будешь покупать башмак, адмирал?
Я засмеялся и надел башмак на ногу.
– Ладно, носи на здоровье, – сказал Рыжий Лис.
– Смотрю, у нас одни графы да адмиралы, – сказал Караколь. – А Эле почти принцесса.
Рыжий Лис оглядел её с ног до головы и милостиво сказал:
– Похожа.
– Ну ты и мастак сочинять, – сказал я Рыжему Лису. – Наврал про всякие капканы…
– Совсем оглушил бедного башмачника, – сказал Караколь.
Рыжий Лис перестал жевать и посмотрел на нас:
– Пусть ещё скажет спасибо, что не сказал про него правду.
– Ах, негодяй! Обокрасть благодетеля! Я ли не поил тебя, не кормил!..
Лис казался испуганным. Даже голова его потускнела, стала не огненной, а наподобие стынущей головешки.
– Вот уж не надеялся тебя изловить! Спасибо мальчику – помог… Он что, тоже тебя обокрал?
Пока я раздумывал, что сказать, прибежали Караколь и Эле. Следом трусцой прибыл Мудрила. Мудрый человек сразу взялся за дело:
– Что за крик? Что за шум среди бела дня?
– Да вот, – сказал краснолицый, – поймал своего подмастерья – вора и грабителя.
– А что он украл?
– Что он украл? Да целую связку новеньких башмаков только с верстака!.. Куда ты её дел, разбойник?
– Потише, потише, – сказал Мудрила. – Сейчас разберемся. Ты кто такой, мальчик?
– Я вечный странник высокого происхождения, – заявил Рыжий Лис. – Я странствую инкогнито.
– Ах, негодяй! – закричал краснолицый. – «Высокого происхождения»! Не я ли подобрал тебя на дороге, голодного и раздетого?
– Он и сейчас-то не очень одет, – заметил Караколь.
– А ты кто, почтенный человек? – спросил Мудрила.
– Я кломпенмакер, башмачный мастер Берендрехт, ваша милость. Должно быть, вы из суда?
– В некотором роде, в некотором роде, – согласился Мудрила. – Так что у вас приключилось, башмачник Берендрехт, и у тебя, вечный странник?
– Что приключилось, ваша милость? Месяц назад я подобрал этого оборвыша на дороге, дал ему приют и пищу…
– Он пригласил меня погостить, – сказал Рыжий Лис.
– Ах ты… Ну ладно. Я стал обучать его ремеслу, ваша милость. Вы же знаете, что нет благородней ремесла башмачника.
– Ну, есть поблагородней. Например, ремесло трубочиста. Это очень благородное ремесло.
– Трубочиста? Хм… Я уж не знаю, но, словом, я стал обучать его башмачному делу. Я показывал ему, как распилить полено, как сделать из него заготовку. Я учил работать всеми ножами… Этот бездельник немало поломал у меня инструмента. Я делаю кломпы всех фасонов, ваша милость. Остроносые аппельдоронские, и тупые беезо, фрисландские… знаете, с такой дужкой, и лейдердорпские – такие, как на вас. Все знают мастера Берендрехта! И вот я взялся учить этого проходимца. Мало того, что он рыжий, он оказался ещё и вором!
– Так, – сказал Мудрила. – Ну, а ты, вечный странник, что скажешь?
Лис затараторил:
– Этот человек заманил меня в дом. Он сказал, что сразу признал во мне графа Аренландского. А графам не полагается спать на дороге. Он просил оказать ему честь и погостить в его доме. Я объяснил, что путешествую инкогнито. А он сказал, что никто и не узнает. Ну, вот он меня пригласил…
По мере того как Лис рассказывал, лицо Берендрехта из красного становилось малиновым, потом фиолетовым. Казалось, вот-вот его хватит кондрашка. А Лис ничуть не стеснялся.
– А когда я вошёл, на меня накинулись слуги и заковали в тяжелые цепи…
– Да у меня слуг-то нет! – закричал Берендрехт. – И цепей тоже.
– И этот человек сказал, что не отпустит меня, пока не получит выкуп от моего отца, герцога Аренландского. Тогда я сделал вид, что согласен. Я написал письмо папаше, а его слуга сел на коня…
– Нет у меня коня, боже правый!
– …и повез письмо в Аренландию. А я попросил башмачника позабавить меня какой-нибудь работой. Тогда он всучил мне сразу десять ножей, похожих на крючки и лопатки…
– Это мой инструмент, – прошептал башмачник,
– …и велел скоблить ими сосновые чурки.
– Я учил его по совести.
– Из этих чурок он делал какие-то кораблики, плошки и скорлупки…
– Башмаки! – закричал Берендрехт.
– …а мне говорил, что это особые деревянные капканчики.
– Боже милостивый!
– Когда выставляешь эти капканчики на дороге, то в них обязательно попадёт человек или птичка. Признаться, точно так же он поймал и меня. Я шёл, шёл, потом – хлоп! – наступил на какую-то деревяшку…
– Постой-постой, – сказал Мудрила, – ты говорил, что спал на дороге, а он пригласил тебя погостить.
– Ну да, конечно, я спал. Когда я попал в деревянный капканчик, то решил, что не выпутаться, и лег спать. Иначе зачем бы мне спать на дороге?
– Действительно, непонятно, – сказал Мудрила.
– Да он просто валялся на обочине, ваша милость! Там сено обронил кто-то с воза.
– Ну вот, я и лег на это сенцо, а нога в капкане. Тут он подошёл, надел на меня кандалы…
– Ты же говорил – цепи.
– Цепи – те дома. Вы же слышали, я говорил: накинулись слуги и заковали в цепи. А здесь были кандалы, точно помню.
Мудрила почесал затылок. Караколь смотрел на Лиса с каким-то восхищением. А я и не знал, что думать. На что уж язык у меня подвешен, но до такого вранья далеко, А Лис тараторит:
– Первый раз слышу, – пробормотал Берендрехт.
– Он очень удивился и спросил, как папаша это проделывает. Я объяснил, что сначала папаша раскладывает башмаки – вот так, потом влезает в них четырьмя лапами и ходит целые дни напролет. А больше никому ходить не позволяет, потому что это такое блаженство… Даже я не носил четырех башмаков, а очень хотелось. Тогда этот глупый человек развесил уши и полез в мои башмаки. Бац! – капканчики захлопнулись!
– Ну и ну! – сказал Караколь, а глаза у него так и блестели.
– И вот он попал в капканчики, а они ведь прибиты к полу. Я подошёл, вытащил у него ключ из кармана и дал ещё хорошего пинка сзади. Этим ключом я открыл замок, снял с себя цепи и решил убежать. Но сначала подумал: зачем подводить других людей? Надо взять у него все капканчики. Так я и сделал. Пошёл в мастерскую, снял со стены связку…
– Грабитель! – сказал башмачник.
– Сколько же там было капканчиков? – спросил Мудрила.
– Не знаю… целая связка. Все эти капканчики я отдал одному охотнику на крыс, который…
– Он продал их! – закричал башмачник. – Целый месяц работы! Боже, на что я буду кормить семью?
– А это тоже капканчик?– спросил Мудрила. Он стал разглядывать мой башмак.
– Это не мой, – сказал башмачник. – Я выудил его из канала и просто положил сушиться.
– Вот видите! – сказал Рыжий Лис. – Не его! А те совсем другие. Внутри пружина, стальные зубцы. Как сунешь ногу…
– Он сумасшедший, – сказал башмачник. – Какое будет решение, ваша милость? Я только один вижу выход. Выдрать его, взять обратно, и пусть работает, покуда не выплатит мне убытки.
Рыжий Лис вздрогнул:
– Нет! Не желаю обратно! У меня папаша герцог! Я путешествую инкогнито! Пустите меня!
– Нет уж, – пыхтел башмачник. – Запру в сарае, будешь в потемках сидеть.
Мудрила опять почесал затылок.
– А почему бы тебе, вечный странник, действительно не отработать за эти капканчики? Можешь, например, прочистить ему дымоход. Это очень полезное дело. Есть там у вас дымоход?
Башмачник сказал:
– Найдутся и без дымохода дела. Будет полоть огород, чистить свиней…
– Караул! – завопил Рыжий Лис. – Спасите! Не желаю свиней! Мое высокое происхождение…
Тут Берендрехт отвесил ему затрещину.
– Эй, башмачник, – сказал Караколь, – потише. Нельзя же так сразу драться.
– А как с ним иначе? – спросил Берендрехт. – Стало быть, я забираю его, ваша милость?
– Ой! Дяденьки, не отдавайте меня ему! Гибну невинно!
Рыжий Лис хоть и кривлялся, но я увидел, что ему несладко. Слёзы даже потекли по лицу. А мне было неприятно. Ведь это я задержал его на дороге, из-за меня он попал к башмачнику. Что-то мне не слишком нравился краснолицый Берендрехт.
– Ну ладно, пошли, мошенник. Пока не отработаешь убыток…
– А велик ли убыток? – спросил Караколь,
– Да флоринов сорок. Огромные деньги.
Тут, чувствую, Эле толкает меня в бок и показывает на фургон. А я и без неё догадался. Подошёл, достал мешочек с деньгами. У Караколя спрашиваю:
– Можно?
– А как же! – говорит Караколь. – Святое дело. Я подошёл к Берендрехту и протянул мешок.
– Возьмите. Тут пятьдесят флоринов. И отпустите его на свободу.
Тот стал обнюхивать мешок, рассматривать монеты.
– Не фальшивые?
– Давай бери! – закричал Мудрила. – Пока дают!
– Стало быть, выкупаете?
– Выкупаем вместе с одним башмаком, – сказал Караколь и мне подмигнул.
– Ладно, – сказал Берендрехт. – Чудные вы, господа. Думаете, и вправду он граф? Как бы не так.
– Так, так, – сказал Рыжий Лис. Он успокоился и сразу напыжился. – Мой папаша, герцог Аренландский, отблагодарит хороших людей. Каждый получит по тысяче флоринов!
Берендрехт ухмыльнулся, положил деньги в карман и ушёл.
– Приятно встречать благородных людей, – начал было Лис, – сразу увидишь высокое происхождение…
– Ты граф, сначала умойся, – сказал Караколь. – Хочешь есть?
– Не будь я в стесненных обстоятельствах… – сказал Рыжий Лис.
– Ну ешь, не стесняйся.
Со ртом, набитым хлебом и сыром, Рыжий сказал:
– Так будешь покупать башмак, адмирал?
Я засмеялся и надел башмак на ногу.
– Ладно, носи на здоровье, – сказал Рыжий Лис.
– Смотрю, у нас одни графы да адмиралы, – сказал Караколь. – А Эле почти принцесса.
Рыжий Лис оглядел её с ног до головы и милостиво сказал:
– Похожа.
– Ну ты и мастак сочинять, – сказал я Рыжему Лису. – Наврал про всякие капканы…
– Совсем оглушил бедного башмачника, – сказал Караколь.
Рыжий Лис перестал жевать и посмотрел на нас:
– Пусть ещё скажет спасибо, что не сказал про него правду.
СТРАНА АРЕНЛАНДИЯ
Рыжий Лис оказался страсть каким непоседливым. Всё время он вертелся, как на шиле, и выдумывал разные проказы, но только называл их «опыты».
Он уже красовался в новых кломпах. Не знаю, где успел добыть. Кломпы были такие же, как у меня: тупоносые, лейдердорпского фасона, только, конечно, без колокольчиков в каблуках.
Ночью Лис вытащил у Мудрилы из-под головы сено и подсунул башмак.
Мне объяснил, что так спят в Японии, и если Мудрила не проснется ровно в час, то он в самом деле неглупый человек, потому что умные могут спать хоть на гвоздях.
Но Мудрила не проснулся до самого утра. Он даже причмокивал от удовольствия и облизал задник кломпа. Рыжий Лис сказал, что опыт удался и Мудрила настоящий мыслитель, только сумасшедший. При этом Рыжий Лис уверял, что все мудрые люди немного не в себе.
С Эле он разговаривал, как настоящий кавалер. Я так не умею.
– Мамзель, – говорил Рыжий Лис, – у вас настоящие голубые глазки, как озера в моей Аренландии.
С виду Эле это не очень нравилось. Она хмурила брови но я заметил, что глаза у неё блестят. Неужели Рыжий Лис приглянулся Эле? такой тощий и болтливый и драться по-настоящему не умеет.
– У нас при дворе было много фрейлин, но ни у одной щёчки не горели как увас. Сколько вам лет, мамзель? Вы такая юная. Наверное, лет одиннадцать. А мне скоро четырнадцать, и я подыскиваю принцессу, чтобы разделить с ней наследство.
Мы шли в сторону Дельфта не главной дорогой, а проселками. Так мы собирались миновать Гаагу, где стояли испанцы. А кроме того, на большаке всегда поджидают какие-нибудь неприятности.
Колеса вязли в мокрой мягкой земле, но Пьер мужественно тащил повозку. Мудрила объявил, что будет изучать Помпилиуса, потому что собирается поехать насчёт печей в московитские земли, а там полно медведей и нужно уметь с ними обращаться.
– А что вы собираетесь делать с тамошними печами? – поинтересовался Рыжий Лис.
– Там нет печей, вечный странник, – сказал Мудрила, – в том-то и дело. Я выстрою две тысячи печей и обогрею страну. После этого, возможно, мы поселим там всех безбожников.
– А там уже есть население, – сказал Караколь. – Ты об этом подумал?
– Верующих я переведу сюда, – сказал Мудрила. – А остальные будут жить в тепле и покое. Безбожники тоже люди. Надо покончить с неразберихой.
Потом он перешёл на тему о дымоходах и долго объяснял, что главное – чистая труба, чистый воздух, тогда и совесть будет чиста.
– Есть такие дымоходы, которые очень трудно прочистить, – сказал Рыжий Лис.
– Какие? – спросил Мудрила.
– Например, мой личный дымоход, – сказал Рыжий Лис. – У меня внутри тоже есть небольшая печка для обогрева, а дымоход иногда засоряется. Чем же его чистить? Иголкой больно.
Мудрила изумился:
– Ты утверждаешь, что у тебя внутри печка?
– Конечно, – сказал Рыжий Лис.
– Тогда из тебя должен идти дым, когда она топится?
– Ну в том-то и дело, – сказал Рыжий Лис. – Когда хорошенько прокашляешься и затопишь печку, валит прямо клубами.
– Вечный странник, ты говоришь смелые вещи. При всей моей мудрости я не могу поверить, пока не увижу собственными глазами.
– Сейчас тепло, но я могу немного потопить мою печку из уважения к мудрости, – сказал Рыжий Лис. – Для этого нужно поискать что-нибудь на растопку.
Он оттащил меня к обочине, сделал вид, что рвёт траву, а сам достал из-за пазухи что-то похожее на труху.
– Сейчас проведём опыт, – сказал Рыжий Лис. – Тащи кресало.
Он завернул свою труху в сухой лист подорожника и выбил огонь.
– Эта штука называется табак, адмирал. Роскошная вещь! Потом научу. А сейчас проведём опыт.
Он подскочил к Мудриле и выпустил ему в лицо целую струю жёлтого дыма. У меня глаза чуть на лоб не полезли. Ничего себе «опыт»! Как это у него получилось?
Мудрила – тот совсем ошалел. Он попросил показать ещё раз. Рыжий Лис снова пустил струю дыма.
– А могу клубами и колечками, – сказал он.
– И много ты знаешь людей с такими печками? – спросил Мудрила дрожащим от волнения голосом.
– На одном корабле в Антверпене все моряки были с такими печками, – сказал Рыжий Лис.
– Вот в чём секрет! – закричал Мудрила. – Я давно ищу этот секрет! Дьявол живёт в личных дымоходах, а значит, в самом человеке! Эврика! Человек из Кампена научит вас жить!
Он тут же погрузился в размышления и стал бормотать:
– Но как же их прочистить? Иголкой? Больно…
Мне Рыжий Лис сказал:
– Я научу тебя дымить, адмирал. Это приятно, внутри тепло и горько. Табачок у меня ещё есть, А в Дельфте подкупим у моряков.
– А это не грех?
– Грех? Не болтай, мон шер. Самое мужское дело. Грех только для дам. Один морской волк мне сказал: когда мамзели начнут дымить, тогда и конец света скоро. Нет, адмирал, у меня в Аренландии все мужики будут дымить. Сядут на крылечко, с утра до вечера дым в небо…
– А когда же работать?
– Работать? С ума сошёл, адмирал! Зачем это нужно, мы только торгуем. Да, видно, ты ничего не слышал про Ареландию?
– Нет, ничего.
– И книжек не читал?
– Не читал.
– Да ты читать-то умеешь?
– Умею, я в кломпенсхооле учился – школе для бедняков. Целый год ходил.
– Ну там, надеюсь, рассказывали про герцогство Аренландское?
– Да нет, говорю тебе.
– Ну как же, разве не говорили, что есть такой архипелаг в море – много-много островов?
– Не говорили.
– Эх, мон шер… – Рыжий Лис вздохнул. – Образование у тебя того… Ты же не в прошлом веке, когда книжка стоила больше коровы. Теперь их пекут, как пироги, сразу по сто штук, сам видел.
– Да где мне взять книжку про твою Аренландию? Я всего-то их видел десяток.
– Ну ладно. Представь себе, плывешь по морю на корабле. И вот вдали видишь острова. И не такое полузатопленное блюдце, как твоя Голландия, а зелёные купола, понимаешь?
– Эле, – сказал я, – послушай про его Аренландию. Но Эле и так слушала.
– Подходишь на корабле и видишь прекрасные горы, покрытые лесом. А берега крутые, из белого и розового камня. И много островов, маленьких и больших. Идешь по главному, а там на каждом шагу озера с хрустальной водой. Если залезть на самую высокую гору… подожди, как она называется? Больно заковыристое название. Да ладно… Так вот посмотришь оттуда, то под тобой зелёный ковер, а в нём озера, как голубой жемчуг. А зверья там! Видимо-невидимо! А какая селёдка, адмирал! Толще и жирней зеландской. В общем, не жизнь, а малина. Но главного-то я тебе не сказал.
– А что главное?
– Э, брат, в том-то и штука. Такая, понимаешь, вещь… Прямо говорить не хочется.
– Ну скажи, Лис.
– А главное, адмирал, то, – Лис понизил голос, – что нету там никакой ночи.
– Врёшь!
– Про этот главный аренландский секрет мало кто знает. А то бы житья там не было. Понаехало бы народищу… Жизнь-то ведь вдвое больше. Понимаешь, в чём загвоздка?
– Ух ты!
– Здесь только днём живут, а ночью храпят. А там, брат все двадцать четыре часа гуляй – не хочу.
– Здорово! Вот бы пожить там немного. Рыжий Лис пообещал:
– Вот получу наследство, может, подарю один островишко.
– А много их там?
– Целая тысяча.
– Хоть самый маленький, Лис…
– Ладно-ладно.
Мне так захотелось хоть годик пожить вдвое больше, я и забыл, что Лис сочиняет. А может, правду он говорит? Чего не бывает на свете!
– А вам, принцесса, я подарю самый большой остров, – сказал Рыжий Лис. – Но для этого нужно, чтобы вы были настоящей принцессой. Не сомневаюсь, что вы настоящая, но всё-таки требуется небольшой опыт.
Он уже красовался в новых кломпах. Не знаю, где успел добыть. Кломпы были такие же, как у меня: тупоносые, лейдердорпского фасона, только, конечно, без колокольчиков в каблуках.
Ночью Лис вытащил у Мудрилы из-под головы сено и подсунул башмак.
Мне объяснил, что так спят в Японии, и если Мудрила не проснется ровно в час, то он в самом деле неглупый человек, потому что умные могут спать хоть на гвоздях.
Но Мудрила не проснулся до самого утра. Он даже причмокивал от удовольствия и облизал задник кломпа. Рыжий Лис сказал, что опыт удался и Мудрила настоящий мыслитель, только сумасшедший. При этом Рыжий Лис уверял, что все мудрые люди немного не в себе.
– Мамзель, – говорил Рыжий Лис, – у вас настоящие голубые глазки, как озера в моей Аренландии.
С виду Эле это не очень нравилось. Она хмурила брови но я заметил, что глаза у неё блестят. Неужели Рыжий Лис приглянулся Эле? такой тощий и болтливый и драться по-настоящему не умеет.
– У нас при дворе было много фрейлин, но ни у одной щёчки не горели как увас. Сколько вам лет, мамзель? Вы такая юная. Наверное, лет одиннадцать. А мне скоро четырнадцать, и я подыскиваю принцессу, чтобы разделить с ней наследство.
Мы шли в сторону Дельфта не главной дорогой, а проселками. Так мы собирались миновать Гаагу, где стояли испанцы. А кроме того, на большаке всегда поджидают какие-нибудь неприятности.
Колеса вязли в мокрой мягкой земле, но Пьер мужественно тащил повозку. Мудрила объявил, что будет изучать Помпилиуса, потому что собирается поехать насчёт печей в московитские земли, а там полно медведей и нужно уметь с ними обращаться.
– А что вы собираетесь делать с тамошними печами? – поинтересовался Рыжий Лис.
– Там нет печей, вечный странник, – сказал Мудрила, – в том-то и дело. Я выстрою две тысячи печей и обогрею страну. После этого, возможно, мы поселим там всех безбожников.
– А там уже есть население, – сказал Караколь. – Ты об этом подумал?
– Верующих я переведу сюда, – сказал Мудрила. – А остальные будут жить в тепле и покое. Безбожники тоже люди. Надо покончить с неразберихой.
Потом он перешёл на тему о дымоходах и долго объяснял, что главное – чистая труба, чистый воздух, тогда и совесть будет чиста.
– Есть такие дымоходы, которые очень трудно прочистить, – сказал Рыжий Лис.
– Какие? – спросил Мудрила.
– Например, мой личный дымоход, – сказал Рыжий Лис. – У меня внутри тоже есть небольшая печка для обогрева, а дымоход иногда засоряется. Чем же его чистить? Иголкой больно.
Мудрила изумился:
– Ты утверждаешь, что у тебя внутри печка?
– Конечно, – сказал Рыжий Лис.
– Тогда из тебя должен идти дым, когда она топится?
– Ну в том-то и дело, – сказал Рыжий Лис. – Когда хорошенько прокашляешься и затопишь печку, валит прямо клубами.
– Вечный странник, ты говоришь смелые вещи. При всей моей мудрости я не могу поверить, пока не увижу собственными глазами.
– Сейчас тепло, но я могу немного потопить мою печку из уважения к мудрости, – сказал Рыжий Лис. – Для этого нужно поискать что-нибудь на растопку.
Он оттащил меня к обочине, сделал вид, что рвёт траву, а сам достал из-за пазухи что-то похожее на труху.
– Сейчас проведём опыт, – сказал Рыжий Лис. – Тащи кресало.
Он завернул свою труху в сухой лист подорожника и выбил огонь.
– Эта штука называется табак, адмирал. Роскошная вещь! Потом научу. А сейчас проведём опыт.
Он подскочил к Мудриле и выпустил ему в лицо целую струю жёлтого дыма. У меня глаза чуть на лоб не полезли. Ничего себе «опыт»! Как это у него получилось?
Мудрила – тот совсем ошалел. Он попросил показать ещё раз. Рыжий Лис снова пустил струю дыма.
– А могу клубами и колечками, – сказал он.
– И много ты знаешь людей с такими печками? – спросил Мудрила дрожащим от волнения голосом.
– На одном корабле в Антверпене все моряки были с такими печками, – сказал Рыжий Лис.
– Вот в чём секрет! – закричал Мудрила. – Я давно ищу этот секрет! Дьявол живёт в личных дымоходах, а значит, в самом человеке! Эврика! Человек из Кампена научит вас жить!
Он тут же погрузился в размышления и стал бормотать:
– Но как же их прочистить? Иголкой? Больно…
Мне Рыжий Лис сказал:
– Я научу тебя дымить, адмирал. Это приятно, внутри тепло и горько. Табачок у меня ещё есть, А в Дельфте подкупим у моряков.
– А это не грех?
– Грех? Не болтай, мон шер. Самое мужское дело. Грех только для дам. Один морской волк мне сказал: когда мамзели начнут дымить, тогда и конец света скоро. Нет, адмирал, у меня в Аренландии все мужики будут дымить. Сядут на крылечко, с утра до вечера дым в небо…
– А когда же работать?
– Работать? С ума сошёл, адмирал! Зачем это нужно, мы только торгуем. Да, видно, ты ничего не слышал про Ареландию?
– Нет, ничего.
– И книжек не читал?
– Не читал.
– Да ты читать-то умеешь?
– Умею, я в кломпенсхооле учился – школе для бедняков. Целый год ходил.
– Ну там, надеюсь, рассказывали про герцогство Аренландское?
– Да нет, говорю тебе.
– Ну как же, разве не говорили, что есть такой архипелаг в море – много-много островов?
– Не говорили.
– Эх, мон шер… – Рыжий Лис вздохнул. – Образование у тебя того… Ты же не в прошлом веке, когда книжка стоила больше коровы. Теперь их пекут, как пироги, сразу по сто штук, сам видел.
– Да где мне взять книжку про твою Аренландию? Я всего-то их видел десяток.
– Ну ладно. Представь себе, плывешь по морю на корабле. И вот вдали видишь острова. И не такое полузатопленное блюдце, как твоя Голландия, а зелёные купола, понимаешь?
– Эле, – сказал я, – послушай про его Аренландию. Но Эле и так слушала.
– Подходишь на корабле и видишь прекрасные горы, покрытые лесом. А берега крутые, из белого и розового камня. И много островов, маленьких и больших. Идешь по главному, а там на каждом шагу озера с хрустальной водой. Если залезть на самую высокую гору… подожди, как она называется? Больно заковыристое название. Да ладно… Так вот посмотришь оттуда, то под тобой зелёный ковер, а в нём озера, как голубой жемчуг. А зверья там! Видимо-невидимо! А какая селёдка, адмирал! Толще и жирней зеландской. В общем, не жизнь, а малина. Но главного-то я тебе не сказал.
– А что главное?
– Э, брат, в том-то и штука. Такая, понимаешь, вещь… Прямо говорить не хочется.
– Ну скажи, Лис.
– А главное, адмирал, то, – Лис понизил голос, – что нету там никакой ночи.
– Врёшь!
– Про этот главный аренландский секрет мало кто знает. А то бы житья там не было. Понаехало бы народищу… Жизнь-то ведь вдвое больше. Понимаешь, в чём загвоздка?
– Ух ты!
– Здесь только днём живут, а ночью храпят. А там, брат все двадцать четыре часа гуляй – не хочу.
– Здорово! Вот бы пожить там немного. Рыжий Лис пообещал:
– Вот получу наследство, может, подарю один островишко.
– А много их там?
– Целая тысяча.
– Хоть самый маленький, Лис…
– Ладно-ладно.
Мне так захотелось хоть годик пожить вдвое больше, я и забыл, что Лис сочиняет. А может, правду он говорит? Чего не бывает на свете!
– А вам, принцесса, я подарю самый большой остров, – сказал Рыжий Лис. – Но для этого нужно, чтобы вы были настоящей принцессой. Не сомневаюсь, что вы настоящая, но всё-таки требуется небольшой опыт.