– Какой? – спросил я.
   – Существует способ, по которому отгадывают настоящую принцессу. Для этого кладут в перину горошину, и если принцесса не может на ней спать, то значит, она настоящая.
   – Горошина?
   – Принцесса, адмирал. Какой бестолковый!.. Итак, проведём опыт.
   – Но у нас нет перины и нет горошины. А потом, сейчас ведь не ночь. Как же Эле будет спать?
   – Мы смягчим условия, – сказал Рыжий Лис. – Положим простой камешек. Вот этот. – Лис показал круглый серый камешек. – Или не положим его. А Эле попросим сесть. Если она почувствует под собой камешек и он там на самом деле будет, значит, она настоящая принцесса. Если же камешка не будет, значит, она должна сказать, что ничего там нет. Если она ошибется, значит, принцесса не совсем настоящая… Согласны, мамзель?
   Эле согласилась.
   Пока Караколь и Мудрила спорили о дымоходах, Лис попросил Эле закрыть глаза и положил камешек на передок фургона.
   – Теперь садитесь, принцесса! – А мне шепнул: – Смотри, адмирал, сейчас кое-что будет.
   Когда Эле опустилась на передок, что-то хрупнуло. Эле спрыгнула с растерянным видом. А Рыжий Лис схватился за живот и стал хохотать как сумасшедший. Даже Караколь и Мудрила перестали спорить.
   – Ой не могу! – хохотал Рыжий Лис. – Принцесса! Адмирал, посмотри на неё…
   Я увидел, что розовое платьице Эле испачкано. Оказывается, Лис подложил не камешек, а птичье яйцо.
   Не успел я оценить это дело, как Эле подскочила к Рыжему Лису и отвесила ему такую оплеуху, что Лис поперхнулся.
   – Вот это да! – сказал Караколь.
   – Не отвлекайся, – сказал Мудрила. – Так ты говоришь…
   Они опять принялись за своё.
   – Пардон, мамзель, – сказал Рыжий Лис, – у вас рука настоящей королевы.
   Тут Эле отпускает ему вторую оплеуху, уже послабее и по другой щеке.
   – Справедливо, – сказал Караколь.
   – Ты будешь отвлекаться, бревенчатый лоб! – закричал Мудрила.
   – А это уже ручка герцогини, – сказал Рыжий Лис, а сам покраснел как рак. – Принцесса, я беру вас в Аренландию. Вас ждут щёки моих подданных.
   Тут случилось что-то неожиданное.
   Никогда я не слышал от Эле больше двух слов подряд. А здесь словно шлюзы прорвало.
   – Нужна мне твоя Аренландия, я там сто раз была! А ты просто хвастун, зачем только, Кеес, его слушаешь! Надо же, пришёл, болтает, да ещё платье мое испортил!
   – Мамзель! – сказал Рыжий Лис. – Я подарю вам тысячи платьев из бархата и парчи. Во всем остальном вы правы, но говорить, что были в моей Аренландии, по меньшей мере нечестно!
   – Я-то была, а вот ты зачем сочиняешь?
   – Да я там родился, мамзель, и прожил всю долгую жизнь!
   – Если родился, то почему же не помнишь название самой высокой горы?
   – Подумаешь, горы! Там столько высоких гор! Уж не хотите ли вы сказать, дорогая принцесса, что подскажете мне это название?
   – А вот и подскажу.
   – Ах, ах! Какая смелость! Так как же называется эта гора, с которой озера видны, как голубой изумруд? Гора, на которой я, бывало, стоял, скрестив руки, и думал о смысле жизни? А? Я жду, дорогая принцесса.
   Рыжий Лис кривлялся, приседал, размахивал руками, кланялся.
   Эле смотрела на него насмешливо.
   – Эта гора называется Голгофа, дорогой граф.
   Редко можно увидеть такое изумленное лицо, какое было в этот момент у Лиса.

МЫ УХАЖИВАЕМ ЗА ЭЛЕ

   Мы решили передохнуть, потому что Пьер захромал. Караколь осмотрел ему ноги и туго замотал куском парусины. Потом с Мудрилой они пошли в соседнюю деревню, чтобы принести немного сыра и молока.
   Лис ещё не совсем оправился от изумления и всё поглядывал на Эле. Но та снова замолчала, только на щеках оставался румянец.
   Я стал успокаивать Лиса:
   – Может, она читала про твою Аренландию в книжках.
   – Увы, – сказал Рыжий Лис и вздохнул. – Боюсь, что такая книга ещё не написана.
   – А правда там есть эта гора?
   – Точно, адмирал. В том-то и штука. Я малость подзабыл, но гора так и называется – Голгофа.
   – А если Эле и вправду была в Аренландии?
   Рыжий Лис хмыкнул.
   – Сомнительно, адмирал, сомнительно.
   Выглянуло солнышко, пригрело, и сразу вокруг стало веселей. Вдали виднелись шпили и колокольни города. Наверное, это был Дельфт.
   Мы разлеглись на сухой полянке и стали смотреть в небо. Рыжий Лис вытащил свою труху – «табак», он, кажется, сказал? – и начал дымить.
   – Хочешь попробовать?
   – А как?
   – Дыши в себя, а потом обратно.
   Я вдохнул, но тут же стал кашлять. Как будто кто-то схватил за горло.
   – Нет, Лис, мне не нравится.
   – Привыкнешь ещё.
   – А зачем?
   – Эх, адмирал, это же корень жизни. Растёт за тридевять земель. Если прогнать через горло сто таких корешков, прибавиться год жизни.
   – Кто тебе сказал?
   – Моряки. В той стране, где все дымят, кругом одни столетние. Но там, брат, всё куда хлеще. Дымят из огромных деревянных трубок, на конце у каждой такая штука вроде чашки. Туда и кладут корешки. А табачок там! Схватит за горло – хоть помирай!
   – А у тебя в горле тоже дерёт?
   – А как же! Думаешь, просто заработать лишний год жизни? Труд, труд и труд. Даже страдания. Надо пройти через всё. Только тогда заслужишь.
   – Ну ладно, давай и мне, Лис. Может, лишний часок себе выстрадаю.
   – Уже кончилось. Вот купим с тобой целую тонну и будем трудиться с утра до ночи.
   Так мы лежали и грелись на солнышке.
   – Люблю светские беседы на отдыхе, – сказал Рыжий Лис. – У нас в Аренландии, бывало, уляжемся целым герцогством и беседуем.
   При этом он покосился на Эле. Но Эле, как говорится, и ухом не повела. Точнее сказать, ушком: солнце в этот момент зацепило его своим лучом и оно стало похоже на розовую раковинку.
   – Господа, – сказал Рыжий Лис, – в благородном обществе принято развлекать дам. Так что мы с тобой, адмирал, должны приударить за принцессой;
   – Как это – приударить?
   – Ну, поухаживать.
   – Вот ещё.
   – Да ты не понимаешь, адмирал. Это ведь понарошку. Чтобы развеять скуку.
   – А ты у неё спроси. Может, она не хочет, чтобы мы ухаживали.
   – Благородная дама всегда хочет.
   – Ну тогда я не хочу. Один ухаживай.
   Тут Эле на меня посмотрела и поджала губку. Неужели ей понравилось предложение Лиса? Никогда не поймёшь этих женщин…
   Я кашлянул и сказал:
   – Ну ладно, давай. Только я не умею.
   – Ну, это я научу. Тут, адмирал, целая уйма правил. Какие ты хочешь выбрать? Заморские или местные?
   Я подумал и сказал:
   – Лучше заморские.
   – Из заморских могу предложить тебе императорские, богдыханские, могольские и самые простые правила «тьфу-тьфу».
   – А что это за правила?
   – Да ерундовые. Садишься против дамы и начинаешь плевать: раз через левое плечо, раз через правое. Если, допустим, на тридцатом плевке дама уйдёт, значит, ты наухаживал за аеи на тридцать «тьфу».
   – А если не уйдёт?
   – Тогда плюешь дальше.
   – А если опять не уйдёт?
   Снова плюешь. У меня, адмирал, был потрясающий случай. Один раз я ухаживал за дочкой китайского хана. Сижу себе и поплевываю туда-сюда. А она не уходит. И вот я плюнул уже две тысячи сто пятьдесят раз и чувствую, что скоро плевать будет нечем. А тут, смотрю, ханская дочка приноровилась и стала плевать вместе со мной: раз через левое плечо, раз через правое. По правилам, если доплевался до того, что и дама начинает плевать, должен на ней жениться. Лучшей пары не сыскать. А я как раз не собирался устраиваться в Китае. Что бы ты сделал, адмирал?
   – А ты что сделал?
   – Я приберег силы для последних плевков, а между ними и говорю: «Хорошо это вы, мамзель, сделали, что стали плевать. Как известно, после каждого плевка ханской особы в земле вырастает жемчужина. Так что завтра я откопаю здесь целую пригоршню жемчуга, спасибо вам». Как только я это сказал, ханская дочка сразу захлопнула рот, вскочила и помчалась расходовать слюну втихомолку, где-нибудь в своём саду… Вот так, адмирал. Ну что, будешь ухаживать по способу «тьфу-тьфу»?
   – Да нет, – сказал я. – Жениться не собираюсь.
   – Тогда императорский, богдыханский, могольский?
   – Давай императорский.
   – Это, брат, очень сложная штука. Сначала ты должен на одной ноге обскакать свою даму десять раз, потом стать вверх ногами и стоять до тех пор, пока не зашумит в голове. Как только зашумит, ты начинаешь кукарекать и кричать: «Цып-цып, моя курочка, я твой император!» А она подползает к тебе на четвереньках и щекочет нос. Если ты не удержишься и чихнешь, она сразу скажет: «Цып-цып, мой петушок, я твоя императрица!» После этого вы должны пожениться.
   – Нет, Лис, это мне тоже не подходит.
   – Ну ладно, – сказал Рыжий Лис. – Есть ещё один способ, как раз для тебя. Приберег напоследок. Называется адмиральский.
   – Адмиральский?
   – Ну да. Не очень сложный, но красивый и безотказный. Берёшь яйцо, вот такое. – Лис показал серое птичье яичко. – У меня как раз ещё одно осталось. Кладёшь его в траву и начинаешь гнать носом. При этом напеваешь: «Катись, яичко, по траве, как кораблик по волнам».
   – Носом катить по траве?
   – Ну да. Прямо к даме.
   – Я не сумею.
   – Да это проще пареной репы!
   – Ты сам-то ухаживал по-адмиральски?
   – Конечно! За дочкой английского лорда. Я прикатил к ней яйцо, мы его сварили и съели.
   – И поженились?
   – Ну что ты! В адмиральских правилах нет никакой женитьбы, все адмиралы холостые.
   – Тогда это можно. Но всё-таки я не сумею катить яйцо. Как же его подцепишь?
   – Да боже мой, всё очень просто! Кладёшь яйцо в траву. – Лис кинул яичко. – Становишься на четвереньки, вот так. Нагибаешь голову…
   Он наклонил голову, и в тот момент, когда нос коснулся яичка, я хлопнул ладонью по рыжему затылку…
   Хруп! Лис вскочил с глупым видом. По щекам у него текло, а в самый кончик носа вцепилась маленькая серая скорлупка.
   – А это, – сказал я, – называется графский способ. Он самый простой, и по нему ухаживают одни дураки.
   Эле упала на спину и засмеялась так звонко, как колокольчик. Сначала Лис не знал, что ему делать. Но потом тоже повалился и стал дрыгать ногами.
   – Ой, адмирал! Ха-ха-ха! Да ты, я смотрю, не промах!
   Потом он умылся в канавке и сказал:
   – Я знаю, как ухаживать по-настоящему.
   – Как?
   – Надо читать стихи.
   – Стихи? – сказал я. – Пожалуйста:
 
Питер Книппервитер
штаны о дамбу вытер…
 
   – Да нет, – сказал Рыжий Лис. – В стихах должны быть двое, он и она, понимаешь? А ещё лучше – кто-нибудь третий. Треугольник, понимаешь?
   Я покопался в памяти и нашёл «треугольник».
 
Захариус с сестрицей
увидели утят.
Сестра сказала: «Птицы».
«Цыплята!»– крикнул брат.
Гулял тут Симон у реки…
«А вы, – сказал он, – индюки!»
 
   Рыжему Лису не понравилось и это. Он сказал:
   – Я имел в виду любовный треугольник. Ты хоть знаешь, что такое любовь?
   – Ещё бы, – сказал я, – Получше тебя. Если про любовь, то нужен мадригал.
   – Правильно! – сказал Рыжий Лис. – Откуда ты знаешь?
   Я сказан:
   – Про любовь мне известно больше тебя. И могу показать, как ухаживают, если любовь.
   – Интересно посмотреть, – говорит Рыжий Лис.
   Я объяснил, что для этого нужен платок. Платка не нашлось, но мы оторвали ещё один кусок парусины от фургона, Я дал «платок» Эле и велел мне его «подарить». Эле «подарила», Я повертел «платок» в руках, выставил ногу, сделал гордое лицо, как у Караколя, и сунул «платок» обратно.
   – Возьмите ваш платок! Вы не принцесса!
   Тут Эле удивила меня второй раз за день. Она надула губки и сказала:
   – Подумаешь! Найдутся такие, для которых принцесса.
   При этом стрельнула глазками в сторону Лиса.
   Нет, говорю вам, никогда не разберёшь этих женщин!

РАЗВИЛКА «КАПКАН»

   Совсем немного оставалось до города, когда стало темнеть. Мы прибавили шагу. Рыжий Лис увивался вокруг Эле и всё рассказывал, как насмерть влюбил в себя дочку индийского могола. Эле шла с важным видом, и, видно, ей нравилось, что попала в компанию императорских, королевских и царских наследниц. А на памяти Лиса их был целый табун.
   Я шёл и думал, как бы показать, что мне это всё равно. Потом взял и подставил Эле ножку. Она не упала, а только споткнулась.
   – Ты что? – говорит Эле.
   А я говорю:
   – Что?
   – Как что? Ты мне подставил ножку.
   – Я?
   – Да, ты.
   – Когда на моих глазах виконт Бипельбрунди подставил ножку принцессе Альтибальтинии, – говорит Рыжий Лис, – ему отрубили ногу и подарили завернутую в пакет и перевязанную розовой лентой.
   – А ну-ка попробуй, мне отруби…
   – Мы с тобой не разговариваем, – говорит Эле.
   – Есть, правда, такой способ ухаживания, – говорит Рыжий Лис. – Подставляют ножки до тех пор, пока дама не трахнет по физиономии. После этого назначается свадьба.
   – Так, может, и твой Бипельбрунди ухаживал.
   – Конечно, ухаживал.
   – За что же ему отрубили ногу?
   – Я разве сказал – ему? Отрубили ножку стула. Принцесса сказала, что он совершенно не умеет подставлять ножки. Пускай поучится пока на стульях, а потом ухаживает за принцессой.
   Я чувствовал, что Лис к чему-то клонит, поэтому и сказал…
   – Ну, а дальше?
   – А дальше то, что если уж подставляешь ножку, то дама должна упасть. Если не получается, поучись на стульях.
   – Ладно, – сказал я, – поучусь на стульях, а потом ты будешь кувыркаться у меня на каждом шагу!
   Я поотстал и решил: пусть они женятся между собой, а я найду себе что-нибудь получше. Но сказать по правде, было мне что-то невесело. Разве не я первый решил влюбиться в Эле, не я принял её в тюльпаны? Разве не отомстил я Рыжему Лису за проделку с птичьим яйцом? А теперь они идут и болтают между собой, как будто ничего такого не было. Неблагодарный народ девчонки!
   Мы подошли к такому месту, где дорога разъединялась на три ветки, и стали совещаться, которую выбрать. Тут мимо прошёл крестьянин и сказал:
   – По какой ни поедете, всё равно попадете в ольховую рощу, а дорога там не наезжена, будете плутать, пока не провалитесь в какую-нибудь яму. Не раз уже так бывало. Эта развилка называется «капкан». Лучше бы вам свернуть за пятьсот шагов отсюда, оттуда до города подальше, но суше и нет никаких ям.
   – Ольховая роща? – говорит Мудрила. – Кажется, я узнаю, здесь прячется мой друг Эразмус Роттердамский.
   – Не знаю, какой человек ваш друг, – говорит крестьянин, – но место это нехорошее. Засветло ещё можно проехать, а в темноте боимся. Там души умерших бродят со свечками.
   – Ерунда, – говорит Мудрила. – Мой друг Эразмус живой человек, он только прячется.
   – Эта развилка называется «капкан», – говорит крестьянин, – а дальше как знаете. Я вот накопал торфа и пойду домой. Прощайте.
   – Прощай, добрый человек, – сказал Караколь. – Давайте вернёмся назад и поедем по хорошей дороге.
   – Ни в коем случае! – говорит Мудрила. – Здесь проживает мой друг Эразмус, который написал «Похвалу глупости». Стало быть, объезжать это место сплошная глупость. Идите за мной, я узнаю места.
   Мы двинулись за Мудрилой. Сквозь листья ольховника желтело небо. Становилось всё темней. Дорога разбрелась на несколько тропок, они соединялись, потом рассыпались снова.
   – Когда-то я помог Эразмусу спастись от погони, – сказал Мудрила. – За ним бежали нехорошие люди с палками… Брат Эразмус! – закричал Мудрила. – Брат Эразму-ус!
   «Ус-ус…» – отдалось в лесу.
   – Зря мы это затеяли, – ворчал Караколь.
   – Брат Эразму-ус!
   Так он кричал несколько раз. Вдруг видим – в кустах стоит тёмная фигура, на голове капюшон, как у монаха. Фигура эта и говорит сладеньким, каким-то бабьим голосом:
   – Приветствую тебя, брат Мудрилус. С чем пожаловал?
   – Эразмус! – обрадовался Мудрила. – Я знал, что тебя найду, голова-то у меня работает, ох как работает!.. Пусти нас в свою пещеру, – сказал Мудрила, – это мои попутчики. Нам бы переночевать.
   – Всем место найдется, – пропел брат Эразмус.
   – Это и есть Эразм Роттердамский, – сказал Мудрила. – Говорил вам, что он живой, только прячется.
   – Следуйте за мной, путники, – пропел человек.
   Мы пошли, спотыкаясь в кустах. Пьер еле тянул фургон: то одна ветка цеплялась за колесо, то другая. У густых зарослей брат Эразмус остановился, сложил руки у рта и гукнул по-совиному. Ловко он это проделал, я так не сумею.
   Что-то зашуршало, и перед нами открылась дыра. В ней теплился жёлтый свет.
   – Брат Эразмус, у тебя, я смотрю, другая пещера, – сказал Мудрила.
   – Спускайтесь, путники, – сказал брат Эразмус. – Фургон и животных оставите наверху.
   Вниз вела крепкая деревянная лестница, а от неё шёл коридор. Пахнуло землей и холодом, но чем дальше мы шли, тем становилось теплее. Открылась круглая комната, на стенах висели свечи, а за столом сидел человек и что-то писал. Наш проводник сказал:
   – Брат Ансельмо, лицезрей путника, помогшего брату Эразмусу в трудный момент. Мы не откажем в ночлеге верным христианам.
   Тот, кого назвали братом Ансельмо, посмотрел на нас, пожал плечом и ничего не сказал. Потом уже не глядя пробурчал:
   – Поместите их в кладовую, сегодня у нас будут гости. Мы снова пошли по коридору.
   – Брат Эразмус, – говорит Мудрила, – я смотрю, у тебя много друзей.
   – Много, брат Мудрилус, – согласился Эразмус. – Все верные христиане мои друзья.
   Мы оказались в тёмной комнате, только слабый свет пробивался из коридора. Присмотревшись, я увидел сено, наваленное по углам.
   – Ночуйте, путники, – сказал брат Эразмус.
   – Как! – сказал Мудрила. – Ты покидаешь нас? У меня накопилось много прекрасных идей! Одна из них касается личных дымоходов. Ты знаешь…
   – Прости, брат Мудрилус, – пропел брат Роттердамский, – неотложные дела влекут меня в сие же мгновение. Я оставлю вас до утра.
   – Как!.. – снова начал Мудрила, но рядом уже никого не было. – Прекрасную пещеру открыл себе мой друг Эразмус! – сказал Мудрила. – Вот что значит труд и терпение! Интересно, чем он копал?
   Караколь только хмыкнул.
   Мы улеглись на сене. Ко мне подполз Рыжий Лис и зашептал:
   – Адмирал, мой нос чует непогоду. Я говорю:
   – С чего ты взял?
   – Я эту компанию различаю за тысячу шагов. Брат Ансельмо, брат Эразмус… Сдается, адмирал, что мы попали к моим друзьям.
   – Если к друзьям, – говорю, – тогда чего волноваться?
   – Эти дружки ещё те, адмирал. Да и мой папаша среди последний человек, а он за мной гоняется.
   – Чтобы вернуть в Аренландию?
   – Ну да, в некотором роде. Да ещё прибить покрепче.
   – Строгий у тебя папаша.
   – Чего же ты хочешь – герцог…
   – В общем, надо разнюхать, что к чему, – говорит Рыжий Лис, – иначе я не засну. Ты, брат, не знаком с интригами королевского двора, а это штука опасная.
   – Как же мы разнюхаем?
   – Давай потихоньку отсюда вылезем и посмотрим этот подземный дворец.
   В коридоре было уже темно, только холодные ветерки шмыгали, как рыбы. Мы с Рыжим Лисом пошли на ощупь в ту сторону, откуда нас привели. Здесь, видно, был всего один ход, так что мы не заблудились. Увидели жёлтое пятно света и услышали разговор. Тихонько подошли поближе и оказались около той комнаты, в которой видели брата Ансельмо.
   Он и сейчас сидел за столом, а рядом с ним наш Эразмус.
   Ансельмо ему говорит:
   – Брат Эразмус, зачем ты водишь сюда всяких оборванцев? Здесь не постоялый двор и не харчевня.
   – Я уже объяснял тебе, брат Ансельмо. Этот человек помог, когда за мной гнались люди принца. К тому же он не в себе, принял меня за Эразма Роттердамского.
   – А те, остальные?
   – Да это ведь нищие циркачи. Разве мы не должны дать приют бездомным людям?
   – Все сейчас бездомные, А что скажет брат Герциано?
   Тут, чувствую, Лис схватил меня за руку. А братец Эразмус говорит:
   – Когда ты его ожидаешь?
   – Вот-вот должен быть.
   Рыжий Лис мне шепчет!
   – Адмирал, надо драпать… Это они.
   В этот момент братец Ансельмо встаёт и идёт прямо к нам.
   – Хочу закрыть решетку, брат Эразмус.
   Мы сразу прижались к стене, а он прошёл, не заметил. Что-то заскрипело, зашуршало, посыпалась земля. Сзади нас опустилась решетка. Также не замечая нас, Ансельмо прошёл назад. Он взял со стола свечку, огромные тени прыгнули на стены.
   – Я встречу его наверху, – сказал брат Ансельмо. – А ты иди почивать. Святая Мария, долго ли нам обретаться в этой могиле?
   – Ничего, брат Ансельмо, скоро переберемся в город. Уже подыскали место.
   Свет померк, они ушли в разные стороны. На минуту мне стало очень страшно. Сверху земля, сбоку земля. И в самом деле могила. Даже воздух какой-то густой, тяжелый,
   – Смываемся, адмирал, – сказал Рыжий Лис, – иначе мне крышка.
   – А как же наши?
   – Ты разве не видел решетку? К ним не пробраться. А кроме того, ничего им не будет, – поспят и отправятся дальше. А мне, адмирал, нельзя.
   Я решил выбраться вместе с Лисом наверх, а там посмотреть, что к чему. Мы чуть не ползком стали пробираться по коридору в ту сторону, куда ушёл брат Ансельмо. Звуки здесь были какие-то ватные. Если Лис мне что-нибудь говорил, то казалось, через подушку. Скоро я нащупал руками лестницу. Мы осторожно выкарабкались наверх. Брата Ансельмо не было видно.
   Первым делом я решил посмотреть, как чувствуют себя голуби, и подложить им корма. Но только мы пробрались к фургону, как затрещали кусты.
   – А это что? – спросил голос.
   Я тут же узнал Слимброка! Внутри аж похолодело.
   – Брат Эразмус привел ночевать каких-то циркачей. Это медведь и собака.
   – Сколько их?
   – Человек пять. Девочка, мальчик…Я поместил их в кладовой. Я говорил брату Эразмусу, что тут не постоялый двор, но он настоял.
   – Брат Эразмус правильно сделал. Они ещё там?
   – Конечно. Остались до утра.
   – Что это хрупнуло?
   – Здесь никого нет.
   – Ты уверен? Мальчишка не выбрался?
   – Какой мальчишка?
   – Тот, которого привели.
   – Я опустил решетку.
   – А до этого?
   – Брат Герциано, почему ты…
   – Я знаю этого парня. Большой любитель подслушивать. Так ты опустил решетку?
   – Постой, когда я опускал, мне и вправду почудилось… А какой мальчик? Их было два. Один рыжий, такой худющий…
   – Рыжий? Повыше первого?
   – Да, рыжий, как огонь.
   – Ах дьявол! Беги быстрей, поднимай решетку, не то они тебе всю пещеру вверх дном поставят!
   – Да кто они такие, брат?
   – Беги, говорю! Если эти двое стакнулись… А я сейчас осмотрю всё кругом: не ровен час, кто-нибудь выбрался…
   Несколько мгновений было тихо, потом голос Слимброка сказал:
   – Нет, чует мое сердце, они здесь… – И тут же крик, от которого я вздрогнул: – Мартин, ты здесь?
   При этих словах Рыжий Лис кинулся в сторону. Кусты затрещали.
   – Он здесь, дьявол! Держи! Ансельмо!
   А мы уже мчались через кусты во всю прыть. И на этот раз ноги несли меня от беды как и положено, не спотыкаясь, хоть и темно было – выколи глаз. Да и Лис оказался страсть каким резвым.

Часть третья.
ДЫХАНИЕ «ИСПАНСКОЙ НОЧИ»

В ДЕЛЬФТЕ

   Я вот всё думаю: кто там читает мою книжку? Где и когда? Днём или при свечке? В сарае или богатом доме? И в какой стране? Вот интересно. Дядя Гейберт привозил на своём корабле непонятные книжки с картинками. Вот и мою могут увезти за море, и попадёт она к людям, которые ходят вверх головой. Вы, случаем, не вверх головой сейчас сидите? Или летаете… не знаю, какие у вас там порядки.
   Говорят, с книжкой ничего не сделается даже за сто лет. Так что – ой, страшно подумать! – может, и через сто лет она кому-нибудь попадется в руки?
   На всякий случай напоминаю: сейчас лето 1574 года, у нас война с испанцами. А у вас? С кем воюете? Или, может, ни с кем? Тогда уж не знаю, завидовать вам или радоваться. Война всё-таки не плохая штука: можкно на ней стать героем.
   А сколько вам лет и какие у вас волосы, лохматые или причёсанные? Как вы умеете бегать и сколько раз в день можете соврать? Нет, правда мне всё интересно. Хотел бы на вас посмотреть.
   Лис говорит, что через сто лет люди будут с тремя головами и десятью руками – так, мол, удобнее. Неужели?.. Ха-ха!.. Нет, я представить себе не могу! Неужели мальчишке или девчонке с тремя головами попадется моя книжка?
   Нет, просто умора! Только если у вас три головы или больше, не залезайте другой головой вперед, а то неинтересно. И не мните страницы сразу десятью руками, а то ничего не останется. Ха-ха! Я бы попробовал, честное слово! Три головы!.. Да мне бы хоть одну лишнюю да ещё парочку ног, а то эти совсем устали…
   Так вот я про ноги. Вы, может, ещё не забыли, как мы мчались через кусты? Я так вам скажу: расцарапался в кровь, коленку расшиб. Лис то же самое, но головы наши остались на месте.
   Не стану вас допекать разговорами, как мыкались ночью, как провалились в какое-то болотце и насмерть перепугались коровы. Словом, к утру были около Дельфта. Сидим перед рвом у ворот. Рядом какие-то куры кудахчут, индюки гукают. Коленка у меня жутко болит…
   Лису я говорю:
   – Что будем делать?
   Он отвечает:
   – Как это что? Слава те, господи, уцелели. Интриги, ох интриги! Лишить Аренландию единственного наследника! Не удалось, господа, не вышло!
   И достаёт свою ядовитую труху. Потом бежит к маленькой палатке, откуда валит вкусный дым, и возвращается с угольком. Пых-пых! Лис задымил, закашлял, положил нога на ногу.